Текст книги "Худой мир. Тревожные сны в подарок"

Глава 8

У-у-у-ум.

Низкий гул просачивался сквозь кору старого дуба, заставляя оставшиеся на ветках понурые листья тревожно трепетать.

У-у-у-ум.

Саша снял маску с лица и постучал костяшками пальцев по стволу. Дерево отозвалось стальной трубой.

– Что за чертовщина, Шурик, как думаешь? – спросил Ян Николаевич. Саша пожал плечами и обошёл дерево по кругу, не отрывая руки от сухой коры.

– Первый раз такое вижу, – ответил он наконец. – Зверей, птиц с микромашинами встречал. Деревья тоже. Но тут уже не совсем дерево… Что Марина рассказывала?

– Рассказывала, что там человек внутри, – ответил Ян Николаевич, а потом добавил с хитрецой: – А мне что, так про тебя и не рассказывать?

Саша вздохнул и посмотрел на свою форму. Была она ему откровенно велика.

– Нет.

– А они с сестрой тебя искали, – покачал головой старик. – Стыдишься?

– Есть немного, – признался Саша. – Обещался встретить, а не встретил. Ещё и в лагере Вепря теперь… Я, когда начинал лечить его бойцов, и подумать не мог, что всё так далеко зайдёт.

– Так не лечи.

– Не могу, – медленно покачал головой Саша. – Знаете почему? Не потому, что я добрый такой или чем-то им обязан. Просто потом кому-то надо будет пахать землю. Когда все эти генералы и Вепри закончатся, когда война пройдёт, земли будет много, а рук – мало.

Ян Николаевич кивнул понимающе.

– Пахать надо будет. Весной. Дожить бы только.

– Дожить до весны, – раздался гулкий голос из дерева, – не представляется возможным.

Кора разошлась, как створки, и недра дуба выплюнули молодого человека. Был он будто привязан нитями, тонкими, как паутинка. Нити серебрились на свету, проникали под одежду и, кто знает, может быть, даже под кожу. Паша поднял взгляд на мужчин и сказал не совсем внятно, будто вспоминая слова через силу:

– Зимой мне надо о нём заботиться. А сил очень мало. Вы не представляете себе, как ему… страшно.

Саша присел на корточки и взял его за руку. Кисть у Паши была тонкая, почти невесомая, она легко поддалась ему.

– Что с тобой произошло, парень?

– Нужно успеть до зимы, – продолжал Паша.

– Что успеть? – не понял Саша.

– Если бы я сам знал. – Паша посмотрел на него. – Я пока не понимаю. Из меня очень плохое дерево, – он рассмеялся, – а из дерева никудышный музыкант.

* * *

Марина очень хотела вернуться в школу.

Но два дня ей пришлось пролежать в постели, в горячечном бреду. То ли воспалились раны, то ли истощились нервы. Температура неумолимо держалась, медленно плавящийся мозг рисовал картины одна хуже другой. Приветливое поначалу Новожилово пугало.

«Если это опять случится, кто их защитит?»

Ухаживала за ней Настя. Даже когда Марина спала, та просто сидела рядом и смотрела в окно, как Андрюша играет с другими детьми. Его окружало бледно-малиновое сияние.

Отчасти поэтому о переменах в школе Марине ничего известно не было. А отчасти потому, что Дэн пока не особо о них распространялся. Поэтому когда на третий день Марина вошла в класс, ещё немного вялая, но уже с ясной головой и приготовленной улыбкой, она никак не ожидала увидеть за учительским столом Диану.

В классе сидели только двое – Гена Белокурый и Оля Смешливая. Фамилии детей Марина изначально запоминать не стала, а сразу наградила про себя прозвищами. Дети подняли голову от тетрадей и прилежно встали.

Диана оторвалась от созерцания окна, скучающе посмотрела на Марину и небрежно отмахнулась.

– Здрасьте, не туда зашли. Дальше по коридору, там ублюдошные сидят.

У Марины всё закипело внутри.

– Кто? – угрожающе-спокойно переспросила она. Диана пожала плечами и демонстративно отвернулась.

– Гена, Оля, – скомандовала Марина как можно спокойнее. – Берите тетрадки и идёмте со мной.

Просить дважды не пришлось – они тут же бросились упаковывать портфели.

– Стоп, куда? – крикнула на них Диана, и дети беспомощно замерли. – Уважаемая, дети теперь учатся раздельно. Нормальные дети тут со мной, остальные – там дальше. А то мало ли что…

– Ммм, – промычала Марина, перебарывая злость. – Денис придумал?

– Денис приказал, – подчеркнула Диана. – Приказы не обсуждаются. Не мешайте урок вести.

Вместо ответа Марина подошла к первой парте, рядом с которой стояли растерянные ребята, и мягко, но настойчиво взяла их за руки.

– Эй, ты что творишь! – Диана вскочила со стула. Марина мысленно послала её ко всем чертям и пошла к выходу.

– Держите меня, ребята, – шепнула она им, – а то упаду. Что-то я ещё не оправилась.

И они крепко вцепились в неё – справа Оля, слева Гена – и так вышли в коридор. Диана опомнилась и заковыляла за ними следом, что-то бурча. Но пока она дошла до соседнего кабинета, Марина была уже внутри и рассаживала детей по партам.

– Я сейчас Дэну доложу, он тебе устроит, – мстительно пообещала Диана. Марина повернулась к ней, подошла грозно – и захлопнула дверь перед самым носом.

* * *

Это был тот же кабинет, в котором их застала буря. Стёкла никто обратно так и не поставил, и, пока ребята шушукались и хихикали над Дианой, Марина заклеивала окно большой картой из кабинета географии.

– Темновато, конечно, – подытожила она, – пересядьте-ка на два ряда назад. Будем рисовать.

– Ура! – подхватили дети.

– А что рисовать? – спросил Андрюша.

– Новый год, – не задумываясь ответила Марина. – Ёлку. С шариками и серпантином и подарками. Ёлку рисовать все умеют?

– Да-а-а!

– А вот и нет. Я сейчас покажу, как надо.

Она достала краски, и все дети столпились вокруг первой парты, глядя, как она водит кистью по бумаге. Кивнув, будто поняли всё, каждый углубился в свой альбом.

– Тётя Марина, – позвал её Илья Футболист – он ходил в синем зенитовском шарфе и таскал на портфеле брелок с футбольным мячом, – а Дед Мороз – он теперь красный или зелёный?

Марина задумалась. «Кое-кто хотел бы, чтобы Дед Мороз был красным или зелёным. Кое-кто очень любит ставить на свою сторону тех, в кого верят, тех, у кого не спросишь прямо. Деда Мороза. Умерших предков. Бога. Они пытаются намотать на бога шарф с именем своей команды, не понимая, как жалко и глупо это выглядит».

– Не такой и не такой. Он белый, как снег.

Илья кивнул и продолжил рисовать.

Пока радужно и красочно плавали кисточки по листкам, Марина смотрела в окно. На улице было пустынно, а, впрочем, оно и неудивительно. Дети в школе. Денис и его бойцы умчались наверняка опять в леса. Остальные дома или на работах.

Внезапно из-за угла вынырнула процессия. Четверо Дэновских ребят в камуфляже вели, а скорее тащили, связанного паренька с мешком на голове. «Тот самый? Что стрелял в нас?» Марина обернулась – дети пока не заметили, рисуют – и снова уставилась на конвой. Она видела, как с любопытством отдёргиваются занавески в домах, и чем больше взглядов приковывали к себе солдаты, тем чётче был их шаг.

«Красуются, – подумала Марина. – Или намекают?»

Процессия скрылась за углом, где раньше была почта, и послышался лязг наручников. «В телефонную будку запихнули. Как в клетку».

* * *

Стемнело рано, дети после уроков разошлись по домам. В школе остался только Андрюша, сидел в медицинском кабинете и ждал маму.

А Настя сидела в домике у Марины и плакала. Марина утешала её, гладила по голове и удивлялась, как может беспомощно плакать человек, который к тигру в клетку зашёл бы не раздумывая. Тигр ещё бы и в реверансе присел.

«Потому и плачет, потому что знает, какая она сильная. И как она теперь сама себя боится». Рядом примостился вернувшийся Ян Николаевич и всё пытался что-то сказать утешительное, но на полпути махал сам на себя рукой и только вздыхал.

– Давай я с тобой заночую, – утешала её Марина.

– Ты меня не остановишь, – мрачно качала головой Настя. – Если опять накроет…

– Остановлю. Ты сама себя остановишь. Я тебя научу. Дети смогли, и ты сможешь.

– Кирилл, когда магнитные замки ставил, – Ян Николаевич прочистил горло, – говорил, что детям маленьким они не нужны. Дескать, в бою от них толку нет, вот призыв на них не действует. Вот взрослые… – Он развёл руками и вздохнул. Настя всхлипнула и снова зарыдала. Марина погладила её по голове и решила сменить тему:

– Новостей нет? О… Вепре.

– Нет пока что, – покачал головой Ян. – Буря много деревьев повалила. Говорят, половина дорог завалена, технике теперь так просто не пройти.

– Работы-то вы вроде уже заканчиваете?

– Да я уже сам не понимаю, – махнул рукой Ян. – Денис постоянно встревает. То оставьте ему проход, то завалите, то засаду ему надо в бункере, то уже и не надо. Но к ракете уже не подобраться… Кстати, завтра мы ещё выходим. Там Ольга Петровна вернулась, надо бы ей подсобить с завтраком. Поможете?

Настя поднялась и вытерла глаза.

– Да, надо помочь, – кивнула она, обрадованная наличием дела. – Идём, Марин?

– Ты иди, я скоро подойду, – улыбнулась ей Марина. Настя неуверенно вышла и пошла в школу, беспрестанно озираясь. Ян Николаевич проводил её взглядом и вдруг осознал, что Марина сидит рядом и смотрит на него почти в упор.

– Ян Николаевич, объясните, – сказала она. – Что значит «не подобраться»? Вы разве ракету не уничтожили? Не разобрали?

Ян Николаевич промолчал и лишь вздохнул.

– Я думала… Господи, я же думала…

– Мы так поначалу и хотели, когда только про неё узнали. Бункер открыт, гарнизон разбежался, кто друг друга не перебил, конечно. Обалдели, конечно, когда эту дуру увидели. Нам такого соседства не надо, спасибочки.

– Так почему же вы…

– А как? – Старик развёл руками. – Чем? Зубами её, что ли, грызть? Электричества нет, автоген, что нашли, корпус не взял. И потом, страшно её трогать. А ну рванёт?

– Значит, – покачала Марина головой, – отец её запустит.

– Это вряд ли, – возразил Ян. – Не ракету, так аппаратуру мы всю на кусочки разобрали и вытащили. Что не вытащили, превратили в крошево. И всю пультовую завалили. Кирилл приходил, проверял – сказал, что никак ты её не запустишь. Да и Денис, тьфу-тьфу-тьфу, пока держит оборону. Не боись, – попытался он её подбодрить. Только видно было, что он сам в это особо не верит.

«Смерть кащеева в игле, игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце. А вы не сломали иглу, вы зайца в клетку заперли. Плохая получается сказка».

Марина взволнованно ходила по комнате.

– Кирилл, Кирилл, – повторяла она. – Этот ваш Кирилл – он кто? Я его ещё не видела?

– Нет, он на старой ферме живёт. Он вообще-то техцитолог. Специалист по машинкам. – Ян Николаевич посмотрел на свою руку. Указательный палец в считаные мгновения сменил с десяток форм, от шила до открывашки, и вернулся к прежнему облику. – Больше нас с тобой про них знает. Но вообще умный мужик, знающий.

– Настя говорила, магнитные замки – его идея, – припомнила Марина.

– Ага. И «мышки» – тоже его идея, – дополнил Ян Николаевич. Хлопнул себя ладонями по коленам и встал. – Засиделся я с тобой. Не переживай. Что смогли, то сделали, а там как бог даст. Доброй ночи.

– И вам доброй, – понуро ответила Марина.

* * *

Сон не шёл.

«Отоспалась за три дня», – поворчала на себя Марина. Дело, правда, было совсем в другом. В чём именно, Марина сама толком не могла сказать, только сердце колотилось бешено.

Андрюша мирно сопел в кроватке. Настя поначалу ворочалась, тихонько вскрикивая во сне, но вскоре дурные сны её оставили. И, похоже, перекинулись Марине. Она встала с раскладушки и поёжилась – холодно. Взгляд её скользнул по старой аптечной вывеске через дорогу.

«Ему там тоже холодно, бедолаге», – подумалось ей.

Через пару минут она уже была на улице, сжимая в руках одеяло. Она, конечно, сомневалась – разумно ли идти к человеку, который пытался её убить.

«Да не пытался он, – пристыдила она себя. – Будто ты, когда стреляла, хотела кого-то убить».

Она завернула за угол. Так и есть, сидит, скрючившись, в телефонной будке, прикованный магнитным замком и ещё наручниками для верности. Темноволосый, невысокий, щуплый даже. И ни тени злобы на лице, только усталость и тоска.

– Эй, – тихонько позвала Марина. Парень повернулся к ней. На глазах его блестели слёзы.

– Я не хотел, – прошептал он с едва заметным акцентом.

– Я верю, – тихонько ответила Марина. – Как тебя зовут?

– Тимур.

Марина подошла, и он попытался подняться, оглушительно скрежеща наручниками по металлу будки. Марина протянула бы ему одеяло, да только чем же ему его взять?

– Я вообще не хотел этого всего, – продолжал он. – Я в Герцена учусь, на учителя… И у нас полевой выезд был на военной кафедре в часть под Лемболово. А тут как началось…

«Надо его завернуть», – подумала она. Она приблизилась, развернув одеяло, и попыталась как-то просунуть его через окошко с выбитым стеклом. Но тут внезапно в спину ей воткнулось что-то тупое и холодное, а потом по телу пробежала судорога. Она удивлённо сползла на землю, глядя непонимающе на Тимура, а тот испуганно смотрел куда-то позади неё.

А потом сознание её покинуло.

* * *

Пленного и Марину – обоих без сознания – повалили на телегу. Двое солдат уселись спереди. Тот, что слева, махнул на прощание рукой Диане. Та помахала в ответ электрошокером и, довольная, уковыляла прочь. Второй тихонько стегнул лошадь и скомандовал:

– Н-но, родимая.

Лошадь послушно поцокала по дороге, таща за собой телегу. Возница жевал папиросу, не закуривая, а его сосед скучающе глядел на пленников, изредка настороженно оглядываясь.

– Слышь, ты понял, почему двое-то вдруг? – обратился он к вознице.

– Не нашего ума дело, – ответил тот. – Наташа нынче у Дэна на посылках, а Дэну виднее.

– Просто новожиловцев типа вроде как не велено трогать.

– Значит, теперь велено. Тем более она не новожиловка. Пришлая. Значит, шпион.

Сосед-дозорный вдруг напрягся. Над ними с громким уханьем пронеслась крылатая тень, пронеслась и скрылась в чаще. Лошадь испуганно заржала и попыталась было развернуться на месте, но возница прикрикнул на неё и легонько стеганул поводьями.

– Сова, что ли. Слышь, а она не очнётся? – засомневался он вдруг, показывая на Марину. – Наручники, может, надо было?

– А у тебя что, лишние есть? – спросил возница. – Чего ты на неё засмотрелся, понравилась, что ли?

– Иди ты… – брезгливо ответил второй. – Чёрт-те что в ней понапихано небось. Давно пора всех их в расход. И вот эту тварь в первую очередь, – он вдруг ткнул пальцем в лошадь. Та испуганно прижала уши и зарысила усерднее прежнего. – Она же для Вепря как маяк небось светится.

– Я тогда тебя запрягу, – огрызнулся возница. – Сиди уже тихо, а.

* * *

«Красивые огоньки, – подумала Марина, открыв глаза. – Прямо новогодняя гирлянда».

Всего лишь мигали индикаторы на магнитных наручниках. Один из них загорелся и переливчато запищал, как только она пришла в себя.

– Свет, – скомандовал чей-то скрипучий и чуть приглушённый голос. И тут же стало белёсо-ярко, так, что Марине пришлось на время снова зажмурить глаза. Ей захотелось спросить, что, собственно, происходит, но она не смогла. Губы её не слушались.

Постепенно привыкнув к свету, она увидела, что сидит, скованная, у стены большой, белой и светлой комнаты. Пол и часть стены были покрыты кафелем, лампы дневного света привычно зудели. Чем-то походило на больничную палату. Или на операционную – вот и столик с хирургическими инструментами. Только в больницах пациентов обычно не приковывают к стульям, как это сделали с Тимуром. Он сидел у противоположной стены и нервно елозил ногами, щурясь и смигивая, – некоторые лампы били светом прямо в него.

В углу возился ещё один человек. Был он невысок и сутул, одет в костюм химзащиты. Когда он повернулся к Марине, она увидела респиратор, скрывавший половину лица, морщинистый лоб, седые волосы и проницательные серые глаза.

– Я отключил вам речь, – пояснил он. – Чтобы вы мне не мешали. Ещё я установил вам программу «Анестезия», вы можете включить её самостоятельно. Вам тоже, молодой человек, – он повернулся к Тимуру. – Хотя если вы настоящий мужчина, то можете и потерпеть.

Тимур поднял голову и непонимающе уставился на него, умоляюще-преданно. Только старик на него уже не смотрел. Он скомандовал громко и чётко:

– Запись.

И приблизился к столику с инструментами.

– Итак, начнём, – повёл он рассказ. – Запись ведёт Кирилл Николаев. Сегодня у нас двое испытуемых и изменённая формула состава. Олег Геннадьевич, я подумал над вашими советами и нашёл их дельными. Мне нравится идея выполнить состав в виде геля, но сегодняшнее испытание пройдёт с жидким вариантом.

Марина вдруг догадалась, что происходит. Профессор читает лекцию студентам и показывает интересный опыт. Это урок. Почему-то это показалось Марине забавным. «Учеником в школе я была, учителем тоже. А вот учебным материалом, пожалуй, впервые».

Он набрал в шприц прозрачной жидкости из флакона и подошёл к связанному Тимуру и встал так, чтобы не загораживать обзор камеры. Юноша смотрел беспомощно и обречённо и, казалось, что-то силился шептать, только губы не двигались.

Кирилл коснулся иглой кожи на его ладони, и Тимур дёрнулся.

– Спокойно, – проскрипел Кирилл. – Я же вижу, что вы включили «Анестезию», вам не больно. Вот так.

Он чуть надавил иглой на кожу, не пронзая её, нажал на шприц и тут же убрал. Жидкость, попав на кожу, почти мгновенно вспенилась, зашипела и, будто собравшись с силами, начала пожирать. В ладони показалась кривая дыра размером с монету, края её были обуглены, обожжены. Куски металлической плоти отслаивались и падали на пол, превращаясь в бесформенные угольки.

Тимур смотрел с каким-то отстранённым, беспомощным интересом. Ему не было больно, поэтому он отказывался верить, что это его рука сейчас превращается в бесполезную культю. Кирилл же на него даже не смотрел – так, мельком, бросил взгляд и кивнул, мол, так и было задумано. Сейчас он смотрел на иглу – вернее, то, что от неё осталось.

– Обратите внимание, – обратился он к камере, – как быстро пошло распространение. Структура состава такова, что он инициирует синтез с небольшой задержкой. Сначала состав обволакивает как можно большее число микромашин, потом инициируется синтез, а потом, – он указал шприцем на обугленную руку, – благодаря микромашинам состав трансформируется в сильную кислоту и разъедает металл.

Марине казалось, что она смотрит какой-то плохой фильм. Из тех второсортных ужастиков, где актёры даже не стараются играть, изобразить страх, ужас, боль. Казалось, это какой-то трюк, фокус, иллюзия. Сейчас Кирилл взмахнёт рукой – и раны затянутся.

Кирилл взмахнул рукой – и оголил собственное запястье, покрытое мелкими седыми волосками.

– В то же время, – сказал он на камеру, – для человеческой плоти состав безвреден.

Он надавил на шприц и выдавил остатки содержимого себе на руку. Не причинив ни малейшего вреда, жидкость стекла по коже и пробарабанила по полу.

– Теперь нужно немного подождать, чтобы проследить за остановкой реакции. – Кирилл пододвинул стул поближе к столику и уселся, тяжело вздохнув. При этом он почти полностью закрыл Тимура от Марины.

– Тяжёлый выдался денёк, – пожаловался он камере. – Пока ждём, я хотел бы вот что сказать. Помнится, в ответ на прошлую лекцию я получил вопрос о морально-этической составляющей эксперимента. Отвечаю: эти люди добровольно отдали своё тело под управление государственных структур, подписав соответствующее соглашение перед биорефакторингом. С учётом упразднения старых институтов власти и появления новых я не вижу причин, по которым военное использование имеет приоритет над научным. И, я думаю, ни у кого не вызывает сомнений тот факт, что ядром нового социального строя должны быть именно чистые люди, не подверженные влиянию извне и не склонные к неожиданной агрессии. Зачатки такого строя сейчас зарождаются в Новожилово. Именно здоровое человеческое ядро определило этих киборгов – позволю себе такое заезженное слово – как военных преступников. Для нового общества они бесполезны и даже опасны. Вот это – единственная польза, которую они могут принести новому строю. Это их долг. Одну минутку.

Он медленно поднялся, медленно доковылял до канистры с водой и, чуть приподняв маску, медленно, большими глотками выпил стакан залпом.

– Кстати, – продолжил он, вернувшись на место, – вас может заинтересовать второй испытуемый – девушка.

Он сделал какой-то едва заметный жест, и Марина увидела, как камера повернулась в её сторону. Ей стало мерзко и противно. «Что от меня останется, когда они будут смотреть эту запись? С неподдельным интересом, наверное, смотреть?»

– Режим гражданской обороны, который активен у обоих испытуемых, заставляет микромашины сохранять жизнь, здоровье и боеспособность носителя любой ценой. Подчёркиваю: боеспособность. Беременность является таким же нежелательным фактором, как и ранение, перелом или даже обычная простуда. Все попытки зачатия будут пресекаться, пока режим ГО активен, а надеяться на то, что приказ о его отмене когда-нибудь поступит, я бы не стал. Модифицированные женщины стерильны. И, значит, бесполезны. Так, ну что там у нас? – неожиданно спросил он Тимура тоном, которым медсёстры просят достать градусник. – Судя по всему, реакция закончилась. Можно продолжать.

Камера снова повернулась к Тимуру. Кирилл медленно поднялся со стула и поднял со столика пистолет.

– Очевидно, что в полевых условиях состав выгоднее всего доставлять в виде пуль. При этом…

Он выстрелил, не договорив. Рука Тимура попыталась было принять форму винтовки, но запнулась на прожжённой ладони. А после того, как пуля вгрызлась в плечо, рука его и вовсе повисла беспомощно. В плече кипела и дымилась страшная чёрная рана. Крови не было – кровь запеклась сразу, а потом микромашины отрезали повреждённые сосуды от кровеносной системы. Плоть и кости были давно замещены микромашинами и тоже обуглились изнутри. Тимур уронил голову на грудь и безвольно обмяк на стуле.

– …достигаемый эффект ничуть не хуже.

У Марины кружилась голова. Она далеко не сразу поняла, о какой стерильности говорил Кирилл. Ассоциативный ряд в её голове привёл её только к стерильной комнате, стерильным инструментам и стерильному шприцу – к тому, что окружало её сейчас и что представляло угрозу. Творилось какое-то узаконенное и логически обоснованное зверство, против которого протестовала каждая клетка её тела – живая ли, металлическая ли.

Дверь в лабораторию неожиданно распахнулась, и на пороге показался Олег. В своей привычной чёрной куртке, военных сапогах, запыхавшийся и очень взволнованный. Кирилл посмотрел на него как на досадную помеху и скомандовал:

– Пауза. А, Олежек, – он вдруг сменил тон на отечески-ласковый, – заходи. Как раз есть что показать.

Вместо приветствия Олег ткнул пальцем в Марину и угрожающе спросил:

– Это что за произвол?

Кирилл неторопливо вытер руки о полотенце и задумчиво пожевал губу.

– Это пленница, которую вы же мне и прислали.

– Мы тебе одного присылали, – повысил голос Олег.

– Мне привезли двоих, – пожал плечами Кирилл. – Если она вам нужна, забирай. И его тоже можешь забрать, – он кивнул в сторону болтающегося без сознания Тимура. Олег только заметил его и изменился в лице. Марина смотрела на него, и смотрела очень внимательно. Брезгливость, страх, жалость, негодование – всё это пронеслось и снова скрылось под маской военачальника.

– Кислота? – только и спросил он.

Кирилл закончил приводить себя в порядок, подошёл к Марине и снял с неё браслеты. Вопрос Олега он то ли не расслышал, то ли проигнорировал.

– Может быть трудно ходить какое-то время, – рутинно произнёс он, будто рецепт от простуды выписывал. – Это временно. Речь вернётся, когда вы покинете здание. Не желаю ничего выслушивать.

Он повернулся к Олегу.

– Раз пришёл, передай Денису Николаевичу, что испытания пройдены успешно. Первый прототип можешь забрать с собой, завтра пришлю ещё.

Марина задержалась в дверях, пропуская вперёд Олега, волочащего стул с пленником. Она обернулась: Кирилл, кряхтя, доковылял до шкафчика в углу и достал швабру и ведро.

«Надо же, – не без злости подумала она, – элита нового строя вынуждена сама прибирать свою мясницкую».

* * *

Во дворе их ждала лошадь, на которой примчался Олег и которая привезла Тимура с Мариной ранее этой же бесконечной ночью. Олег выволок Тимура вместе со стулом и теперь тащил за спинку, проклиная всё на свете. Марина, шатаясь, шла рядом и боялась обернуться.

– Чёртова Наташа, – ругался Олег. – Теперь Дэн её точно выгонит взашей. Так с тобой поступать мы не должны были и не будем.

– А с Тимуром, значит, так поступать можно? – дрожа от усталости, холода и какой-то пробудившейся злобы, спросила Марина.

Олег подозрительно на неё посмотрел.

– Помнится, он пытался тебя убить? Вот и заслуженное наказание.

Он отпустил стул, и тот рухнул на землю вместе с беспамятным юношей. Вернее, рухнул бы, если бы Марина не подхватила его в воздухе. Подхватила – и удивилась, как она способна его удержать после всего, что случилось. «Он же килограммов шестьдесят точно весит».

– Не пытался он никого убить, – ответила она Олегу, рывком подняв стул и поставив на ножки. – Не он стрелял, ты же знаешь. Из него стреляли. Он вообще не думал…

– Это он тебе сказал, о чём он там думал? С чего я должен ему верить? – с вызовом спросил Олег.

– Да не верь, – вспылила Марина. – Мне не верь, ему не верь. Никому не верь. Хочется тебе его застрелить, так и скажи!

– При чём тут хочется, не хочется. У меня приказ!

– Тогда чем ты от нас отличаешься? Если ты не можешь не выстрелить, не можешь отвести оружие, не можешь дезертировать?

Олег запнулся на полуслове. Перевёл взгляд с Марины на Тимура и обратно. И, будто нехотя, спросил, понизив голос:

– Вот что ты предлагаешь? Он всё равно не жилец, посмотри на него. Анестезия пройдёт, и он сдохнет от боли.

Марина тем временем отвязывала юношу от стула.

– Не тебе решать. Помоги посадить его на лошадь.

Марина подхватила Тимура за здоровую руку. Олег, чуть поколебавшись, взялся со стороны культи. На лице его отразилась брезгливость, с которой он касался обожжённой металлической плоти.

– Не вороти нос, – прошипела Марина, силясь поднять бессознательное тело. – Это ваша работа.

Кое-как они взвалили его на спину лошади и разместили в седле. Голова его зарылась в гриву, здоровую руку пришлось привязать к поводьям, чтобы он не свалился по дороге. Лошадь недовольно фыркнула и топнула ногой. Марина только сейчас заметила вокруг неё нежно-зелёное сияние.

«Она-то что такое слопала? – подумала она про себя. – У неё-то откуда микромашины?»

– И дальше что? – спросил Олег, похлопывая взволнованную лошадь по шее. – В Новожилово мы с ним не вернёмся. Мне за него голову снимут.

Это был подлый вопрос. Вопрос, на который у Марины ответа не было. Она надеялась, что Олег, в своём благородном порыве, сможет что-нибудь придумать.

– Давай придумаем что-нибудь, – предложила Марина. Благородный огонёк в глазах Олега резко убавил яркость.

– Зачем? Какой толк от калеки? Да он очнётся – сам будет просить его пристрелить. Пусть плевать на приказ, но его просто даже из милосердия надо прикончить. Не видишь разве?

Марина встала между Олегом, потянувшимся за пистолетом, и лошадью.

– Вот очнётся, тогда и спросим – нужно ему такое милосердие или нет.

– Марина, давай не усложнять, – настойчиво посоветовал Олег. – Дэн…

– Дэну я зачем-то нужна, – парировала Марина, – раз он аж тебя прислал за мной. А раз нужна, то придётся ему вытерпеть ещё и это.

– Ты понимаешь, что он и суток не проживёт в Новожилове? Его кто-нибудь да прикончит, если сам не подохнет.

Это Марина понимала. И пока она судорожно соображала, что же предпринять, раздался звук, который она хотела услышать меньше всего.

Так шуршат пропеллеры дронов.

Она вздрогнула и начала судорожно оглядываться по сторонам.

– Спокойно, – сказал Олег. – Это Кириллов дрон, полетел письма отвозить. Он безвредный.

Это, судя по всему, было правдой – Марина не почувствовала никаких признаков призыва. Не стучали барабаны, не выла сирена в голове. Только вот лошадь об этом не знала. Наученная горьким опытом, она, только заслышав приближение дрона, заржала и опрометью рванула в лес, не разбирая дороги. Привязанный к поводьям Тимур болтался у неё на спине, как мешок с мукой. Олег поднял было пистолет, но раньше, чем Марина сообразила, что к чему, уже убрал его обратно в кобуру, раздосадованно махнув рукой.

– Да и чёрт с ним. Сдохнет в лесах, и поделом.

* * *

Они пошли в Новожилово по темноте, в затянутое облаками безлунье. Марина то и дело всматривалась в лес, но ни Тимур, ни лошадь на глаза не показывались.

«Если бы он выжил, – думала она, – это всё было бы не зря».

– Если бы Кирилл добрался до меня, – спросила она Олега, – ты бы меня тоже из милосердия прикончил?

Олег ей не ответил.

Вернувшись наконец в школу, Марина осторожно вернулась в медкабинет и забралась под одеяло. Настя и Андрюша безмятежно спали. Для них ещё и ночь не минула. Марине же казалось, будто видела она их последний раз неделю назад.

«Хорошо, что вообще увидела снова».

Вырубилась она мгновенно, благо спать оставалось всего ничего. Через час с небольшим её уже будила Настя, весёлая, отдохнувшая. Марина еле продрала глаза и уставилась на неё совёнком.

– Вставай, соня, – засмеялась Настя. – Я пойду кофе сварю. Андрюша, давай тоже подъём!

За чашкой кофе Марина пыталась отогнать ночные видения.

– А я, представляешь, даже хорошо выспалась, – поведала ей Настя. – Спасибо, что была рядом. С тобой мне гораздо спокойнее было.

Марина кивнула и вдруг заметила краем глаза что-то тёмное.

Чёрное дымящееся пятно на руке.

Она вскочила в ужасе, чуть не опрокинув столик вместе с чашками.

– Ой! – вскрикнула Настя. – Я, кажется, тебе кофе капнула на рукав.