Текст книги "Руны на шевронах"

Глава 7

Настало для меня время грустных подсчётов…

Пришло нас в Корпус триста двадцать один, поступили девяносто пять. Пусть вас не смущают простые баллы, всего девять. Чтобы сдать физкультуру, требовалось иметь первый юношеский разряд по лёгкой атлетике. И каждый экзамен был похож на олимпиады. К тому же у каждого в деле стояла отметка, является ли он магом. Так поступивших не-магов допускалось не более трёх четвертей.

Это о том, сколько стоил вход. Но войти – даже не полдела…

За время семестра пятнадцать человек сами не вывезли, написали рапорты о переводе, да у шестнадцати не выдержали нервы. Потом ребята, кто остался, ушли отдыхать в лыжный поход, и мы трое по домам. Кому пришлось веселее, вопрос сложный.

Из еды у парней было только то, что несут на себе. Это бы и ладно, но дали ведь всего на десять дней. Кадеты обязаны переносить голод – последнюю неделю жёстко экономили. И холод. Через две-три ночи инструкторы запрещали разводить огонь. Зимой, на снегу. Маги выручали всех, отдавая тепло.

А если устал или простыл, что не можешь бежать со всеми, то плохой кадет и в офицеры не годишься. Таких ребят инструкторы отпаивали горячим чаем и щадящим ходом провожали или относили до станции. Причём, каждый в любое время мог заявить, что переоценил себя, рановато ему в офицеры.

Сдали зачёт лыжной прогулкой сорок семь пацанов. А нас троих просто списали всех. Я не должен был остаться в Корпусе, но остался лишь благодаря упёртости, шантажу и природной наглости. И чья наглость и упёртость была решающей, моя или Тёмы, задачка даже для меня слишком сложная. Оба постарались.

Но остался я в корпусе. Подсчитал, всплакнул в душе – оно того явно не стоило. Но сделанного уже не переделаешь – я сам выбрал такую жизнь.

Сначала всё-таки порадовался от души, что ещё жив. Затем огляделся и обнаружил, что в жизни есть много интересного и кроме Катиных прелестей. То есть она не стоит на месте! Жизнь не стоит.

Вот от меня отстали и заявили нам, что из нас точно получатся солдаты, только у нас пока солдатской специальности нет. А если завтра война? Так первой нашей профессией стала заряжающий танка, а второй боец отделения. Ну, кем ещё станет заряжающий, когда танк подобьют?

Вот вместо шагистики мы рыли окопы, а тянули носок только по воскресеньям в виде отдыха. Не пробовали в феврале ковырять землю? А на скорость? Кто первый окопался, тот идёт себе под душ и делать уроки.

Учиться ведь меньше не стали. И что характерно – учились мы со вторым курсом на первом этаже, так стало просторно! А третий, четвёртый и пятый курсы на втором этаже и разницы не заметили.

Когда наказывали, я всегда успевал первым. Сначала выручала привычка к грязному труду. Смешно – у меня, боярина, у единственного в пяти потоках нашлась такая особенность.

Объединили остатки трёх групп в две побольше, и подвели под общие стандарты. Каждый курс это от сорока восьми до пятидесяти одного кадета, всего две группы или четыре маленькие подгруппы. Да умножаем на число курсов. Каждый день наказывали по шестьдесят кадетов и следили за справедливостью, чтоб никто без очереди не пролез. Раз или два в неделю я был первым из шестидесяти!

Когда окопались до уютного окопчика для стрельбы стоя, принялись соединять ячейки. Тут просто, кто, когда сделал, тогда и свободен. Я снова был первым, только на ужин слегка опоздал. А под душ уже после ужина и за зубрёжку.

Вот дальше пошло интересней. Инструктор приказал магу, кого наказали только вчера и кто стал тогда первым, выбрать трёх курсантов не-магов. Следующим выбирал маг, наказанный позавчера…

Никакой дискриминации по курсам! Только отбор по результату. Впрочем, дело оказалось плёвым – всего лишь вырыть тыловые ответвления, да и то только на три метра. Уже в марте. Я правильно выбрал ребят и грамотно распределил обязанности, мы снова стали первые.

Бывало, что наказания шли по три дня кряду или их не было по целой неделе. Парни тоже постоянно менялись. Но мы всегда были первыми. Некоторые ребята даже обижались на меня, почему я их никогда не выбираю.

Чудаки – думали, что я какой-то волшебный талисман! А я просто оценивал их и себя, сколько магии мне придётся потратить, чтобы они работали на максимуме возможного. Ничего личного, только дело.

До мая мы отрыли три основных линии и множество вспомогательных с дренажными ямами, с командирскими, лазаретными и обычными блиндажами. Отдельно блиндажи-склады для боекомплекта и продовольствия!

В начале мая наши позиции посетил ректор с деканами и какими-то военными. В целом одобрили, но внесли существенные коррективы в связи с новейшими веяниями в военной науке и опытом боёв в Китае. И весь май мы потратили на то, чтобы всё это закопать, как не было ничего.

Старшие курсы поведали, что так происходит каждый год, но их всегда заверяли, что это точно последний. Только четвёртый-пятый курсы говорили это с усмешками, а у третьего курса улыбок было намного меньше. Ну, это немного понятно. Но чёрт всё побери! На кой нам столько деканов?!

* * *

По зрелому размышлению, деканов даже мало. Один декан делает из кадетов солдат, с первыми курсами всегда много хлопот. Второй и третий деканы специализируются на старших курсах – на использовании танков, включая устройство и обслуживание, а так же на применении пехоты, вплоть до войсковой разведки. Ректор за всем следит и ведёт общие тактические дисциплины.

Но кто-то же должен и заниматься магами. У нас в Корпусе на секундочку полсотни молодых магов. Скорей всего этот декан секретный, кто-нибудь из преподавателей. И их точно больше одного – магия такая скользкая штука. Слишком много власти для одного, ещё голова закружится.

Рассуждал я на эти темы фоном, само как-то размышлялось. Ясно же, что меня эти радостные перспективы не касаются. Не! Я бы с восторгом окончил все пять курсов, только ждёт меня после второго курса долгая практика. Ну, максимум, после третьего.

Я о нападении Европейского Союза на Гардарику, пусть и считают его невозможным все, даже европейцы. Просто никому не хочется умирать. Но кое-какие офицеры отдадут приказы, другие исполнят свой долг, и никто не пожелает уступать.

Может, это мистика, но я каждый день жил, словно он последний и немного не со мной. Вот сами попадёте в другое тело и ухмыляйтесь! А я всё равно не могу признать себя попаданцем! Это сон или бред в Артёмкиной голове перед смертью! В обеих головах!

Фу! Кажись, отпустило. Накатывает на меня от таких размышлений, правда, уже реже и не так сильно…

О чём это я? А! Потому оцениваю всё будто со стороны. Думаете, обязательно быть Гитлером, чтобы напасть на СССР? Демократический Черчилль продавал Рузвельту план ядерного нападения на союзника – на тот же СССР. И продал бы, да у Рузвельта на СССР оказались свои планы.

В моей реальности одни демократические штаты напали на другие, говорят, рабство им не понравилось. Но те, другие, и сами были готовы отказаться от рабства, и рабы в результате победы северян оказались в гораздо худшем положении – дохли с голоду.

Правда, в этой реальности не пустили Гитлера к власти, некому было его кормить, да и не зачем. Не было унижения Германии, как и тотального превосходства Франции и Англии. Гардарика просто наплевала на всех, торгуя и обогащаясь, американцы сидели спокойно за океаном и тоже наваривались, а немцы просто не достигли своих целей – за это расплатились Австрийской и Бизантийской империями.

И всё потому, что в своё время Британия с Францией захотели много денег. При полном равнодушии Гардарики они сумели охладить пыл условных северных штатов через возможный фронт с Канадскими провинциями и морскую блокаду.

Подавились северные штаты своей злобой, зато нет у Европы могучего союзника США, а есть только симпатизирующая им конфедерация трёх федеративных союзов. Вот такой бред на ровном месте! Они даже Техас у Мексики никак не завоюют, ни говоря о чём-то большем.

Для всего мира это лишнее доказательство, что по-настоящему большая война невозможна, а мне указатель – верной дорогой идёте, товарищи. Война не бывает невозможной. Она маловероятна, когда стороны хоть немного уважают друг друга, не исключают такой исход и готовятся к нему. Но если вы врага недооцениваете и считаете, что оппоненту хватит ваших понтов…

То мне срочно нужно становиться дельным солдатом. Простая логика. Иначе просто подохну в первом же бою вместе со всеми своими знаниями. Которых и нет толком, но это мне уже будет неважно. В общем, поставил себе простую задачу и не парился.

Нашу возню с окопами я понял ещё в процессе. Бойцам часто приходится долго копать и уходить, не сделав с позиции ни единого выстрела. Правда, закапывать за собой! Но, кто-то же будет это делать, когда отгремят бои. Вот чтоб знали, каково оно.

Тем более что рытьё окопов в нашей подготовке неглавное. Так каждую физкультуру мы проходили полосы препятствий. Именно что во множественном числе, всего их было не менее двенадцати, и мы редко угадывали, какая в очередной раз выпадет нашему отделению.

Корпус оттяпал у княжества землицы – не постеснялся. Те же полосы препятствий у старших курсов должны быть свои. Ни разу там не видели третьекурсника, а мы чуть не ночуем на этих полосах! Ну, так казалось, снились они нам точно.

Зато и стреляли даже чаще, чем проходили препятствия. Зла на них не хватало! То есть на них только зла и хватало да ещё и оставалось для стрельбы. Палили мы только из штатного оружия. Дисковые пистолеты-пулемёты полагаются экипажам бронемашин, и обычные стрелки вооружены магазинными винтовками.

Три раза в неделю на полигоне нас разбивают по экипажам. С командой инструктора срываемся к машине. Я последний… Ещё толком не сел, танк срывается с места.

Я уже в готовности загнать настоящий снаряд в настоящую пушку, а кто-то со второго курса рулит, другой его сокурсник стреляет, а кто-нибудь из старших курсов командует. Мы выполняем учебные задания на реальных танках. По шесть-семь машин пока без пехоты, чтоб никого не задавить. Устраивали же карусель, били залпом, сходу по очереди, передавая данные по стрельбе в эфир. А я заряжал.

Но вот по рации инструктор сообщает, что машина подбита. Командир отрывисто лает:

– Приехали! Один лево, огонь по стрелке и левее! Пошёл! Два, приготовься!

Один – это я. Хватаю автомат, похожий на «ППШ», и выпрыгиваю в люк. Ещё подскакивая с места, снимаю с предохранителя и в прыжке открываю огонь…

Первым подбитую машину покидает заряжающий. Его задача принять в свой адрес весь вражеский огонь и своим огнём прикрыть следующих за ним товарищей. Командир решает, кому, куда прыгать и стрелять, он покидает объятый уже пламенем танк последним.

Земля впивается в бок! Некогда офигевать, поворачивайся! То есть снова оборот и ещё раз, не прекращая огня. Вторым выпрыгивает наводчик, его автомат присоединяется к моему. Вот и водила вышел, к бою подключается третий автомат.

Можно вздохнуть с облегчением? А вот ни разу! Меняю магазин и тупо в божий свет – всё равно патроны холостые. В реальном бою водитель поддерживает нас огнём курсового тяжёлого пулемёта, а как вышел – всё, только его пукалка.

Последним выходит командир. Он выбирает – из своей башенки выпрыгивать или из общего люка. За ним же основная охота. Его выход мы втроём прикрываем броском гранат. Но вышел он, можно расслабиться?

Опять не угадали! Командир указывает, куда ползти, и мы отползаем в указанном направлении, ведя огонь из пистолетов-пулемётов, ещё не менее получасу. Практика на реальных танках последней парой, можно и немного задержаться.

Иногда это отнимало время у наказаний, можно и порадоваться. Но, видимо, так устроены все школы и академии, везде найдётся свой несносный персонаж! Этот рыжий облом смотрит презрительно и часто повторяет:

– Боярин! Не тормози! – или в конце. – Если бы боярин не тупил!

И так говорят, будто я виноват, что на самом деле боярин! А в середине семестра мне сказали, что их, вообще, двое. Близнецы, оба рыжие и оба уже наводчики.!

Но, допустим, повезло нам, мы чудом остались в живых и вошли пока в обычную стрелковую часть. У них на вооружении есть какие-то танки, но напряг с экипажами. Вот потому у нас всегда разные экипажи, каждый просто должен делать свою работу.

А если нет у части танков или с экипажами порядок, на то придумана физкультура. Кидаем муляжи гранат и палим из штатных магазинных винтовок во все тяжкие. Лёжа, с колена или стоя, используя окопы или детали городских развалин. Тоже на полигоне или во время прохождения полосы препятствий.

Инструкторы почти нас не ограничивают, над душой больше не стоят. Дали обойму и пять гранат, и воюй себе, главное – попадай. И уложись по времени и сумме выбитых баллов в нормативы. Ну, если не уложился, тогда назначаются штрафные круги.

Мне штрафы не начисляли, хотя мог проходить полосы быстрее. Я слушал оружие, переживал каждый выстрел и вместе с каждой пулей летел в десятку. От девяток уже морщился, а зачётные восьмёрки считал промахами. А гранаты нужно просто закинуть в окопчик или окошко, ничего сложного. Всего до тридцати метров. Если руки не трясутся, и ноги не подгибаются.

Но я больше слушал взрывы в стволах, ощущал разгон пули. Время будто сжималось – я это видел! С каждым её оборотом, с каждым ударом своего сердца, плавный, грациозный полёт. И в конце его смерть врага! Это так прекрасно!

* * *

Катя часто говорит, что у магов самая сильная магия так и получается. Ну, учились ведь даже ещё интенсивней, и на английский её с основами этикетами тоже ходили, куда ж культурным офицерам без них. Аж в новом семестре разделили на полугруппы, одни на реальных танках, другие на английском.

Катерина продолжает мне ставить двойки ни за что, чтоб отрабатывал потом. А тут от окопов, танков и стрельбы света белого не видишь. Откуда только силы брал ещё и на дополнительные занятия?

Жалела меня Катя, не просила порабощать. Для эффективного порабощения я должен её вожделеть, а для чего попроще хватает обычной симпатии и нормального стояка. Ну, на это я ещё не жаловался, даже на уроках хватало её пристойного выреза. Наверное, что-то юношеское.

Вот когда даже мой неугомонный боец ложился передохнуть, она и рассказывала мне о магии то, что, вообще-то, должен был говорить папа. Что связано оно с природой инфополя, что самая сильная магия там, к чему маг испытывает настоящую страсть.

Чтобы поработить её, мне нужно было её по-настоящему любить. Не исключено в дальнейшем частичное или кратковременное порабощение людей, к которым я равнодушен, но первая магия – только по любви.

Меня аж трясёт от красоты задач в шахматах, алгебре и геометрии, и я не просто так их решаю, что аж преподы удивляются! То есть не то слово «удивляются», они-то знают о магии, что не принято говорить не-магам. Скорее маги с меня «офигевают», насколько я развил интуицию и логику.

И я с себя офигеваю. Мне просто нравится быть…

Тут я печально на неё воззрился, думая, что придётся когда-нибудь её… Ну, если не перестанет этого касаться!

– Тебе нравится быть собой! – виновато на меня глядя, нейтрально сформулировала Катя.

Она знает, что как чёрт в меня вселяется на спаррингах, словно я ничего не боюсь. Но ничего не боятся только одержимые некоей страстью. Я так хочу стать идеальным солдатом, что она догадывается, в чём эта страсть. Жизнь мне представляется войной, и мне очень хочется в ней выжить.

Неудивительно, что отец ничего такого сынишке не рассказывал. Папа мальца, наоборот, хотел оградить от страстей и переживаний. Пусть за мальчиком только признают способности в престижном Корпусе, а дальше он мог доучиться или нет – его ждала судьба боярского сынка.

Но папа погиб, и всё о магии мне рассказывала Катя между этим. Она многое мне о ней рассказала! Я понял, почему у большинства инструкторов не сходит презрительная гримаса. Военные реально нас ненавидят. Иначе они бы не смогли так легко отчислять кадетов. И им было бы гораздо труднее применять магию.

Она обратила моё внимание на малозаметные фактики, научила видеть колдовство. Сводилось оно, в её версии, в основном в доведении нашего усердия до крайности, и чтоб мы в чём-нибудь ошибались.

Все инструкторы и преподаватели искренне желали нам зла, а родине добра. Стать настоящими офицерами – худшее, что они могли нам пожелать. Но просто сделать нас офицерами они не могут по причине своей вредности. Инструкторы и преподаватели должны читать нам нудные нотации, а мы их почтительно слушать и думать, что нам с ними очень повезло. Без них нам не стать офицерами, не осуществить мечту всей жизни!

Ну, в отношении ребят всё так и происходило. Не зря даже маги мне порой казались туповатыми. Наверное, так оно и было в отношении меня до моего вхождения в тройку лучших. Потом про меня постарались забыть, а после того, как я шантажировал медика, стали ставить только «отлично»…

Хотя, вроде бы, есть за что, вот и задачи я решаю…

С другой стороны точно права Катя – ненавидят они меня даже больше остальных, я это легко почувствовал за их невозмутимостью. Боятся, ненавидят и от всей души желают стать мне настоящим офицером и сдохнуть за родину! Или просто сдохнуть, но только если они будут не причём!

В принципе я желаю того же, даже подохнуть за родину. Лет этак через сто пятьдесят, вдоволь постояв у их могилок. Вон как я щедр! Если что я их всех тоже люблю.

Проверил я Катино утверждение, исключений не нашёл, и дальше задавал ей только практические вопросы – в чём преподаватели и инструкторы применяют магию, как её распознать, усилить или ослабить.

О своей способности чувствовать зоны мозга и распределять силы я ей не рассказывал – ещё не хватало. Но Катерина и так хорошо сумела меня натаскать в магических делах за этот семестр. Ей, бывшему секретному агенту, в мирной обстановке только и остаётся, что делиться опытом. Тем более что любит она меня по-настоящему, в этом трудно обмануть сильного мага.

А с ней я стал реально сильным!

* * *

Молодцами сдали мы зачёты и экзамены. Думаете, парад и на каникулы? На первом курсе все тоже так думали, и никто не раскрыл нам будущего раньше времени. Оказывается, парад и каникулы подождут, сначала месяц стажировка в танковой части – у них как раз летние учения. А мне вообще лафа – у меня своя дружина.

На вокзале поцеловал Катю в губки, Миланью в щёчку, пожал руки Авдею с Мухаммедом и принялся догонять отходящий поезд. При парадке с сумкой за спиной весь такой боярин! Тут по канону должны меня подхватить сильные мужские руки…

А проводница дёрнула стоп-кран! Дура!

Ну, не опаздывали ещё массово пассажиры на поезда по случаю душевных проводов. Не прижилось ещё как-то. Наверное, потому, что война не началась.

Подписал я акт об экстренной остановке, по которому мне полагалось заплатить сто восемьдесят рублей. Катя, насмешливо на меня глядя, сказала:

– Бывает.

А Мухаммед, Авдей и Миланья ничего не сказали, только смотрели в стороны. Ладно, расположился в купе, и поехали всё-таки. Та же проводница дала постельное бельё и чай в подстаканнике.

Познакомился с попутчиками – мама, папа и конопатый сынок двенадцати лет едут отдыхать аж в Польшу, на курорт под самим Лембергом. Да, русских там не любят, но очень любят рубли. Они к этим полякам уже третий год ездят.

Вот как стали позволять средства, главу семейства повысили до начальника отдела. А раньше со всеми вместе или в Крым, или в Бизантию, если совсем денег было мало.

Зато мама работала только дома художником, воспитывала Кольку. Так хотелось пожить просто для себя, без этого вот всего! Не, папка по молодости выслужил право голосовать, теперь не знает, зачем горбатился на военной кафедре. Войны ведь, слава богу, не будет.

И честно говоря, плевать, какого бога они имели в виду. Я с непроницаемым видом полностью с ними согласился. Они не-маги, так что о себе ничего рассказывать не пришлось, и вообще вскоре семейство перестало обращать на меня внимание.

Залез я на верхнюю полку и под перестук колёс отсыпался во всю страсть. Только раз сходил в вагон-ресторан. Кормили так себе, как и в родной реальности – имел возможность угоститься, когда ездил на конкурсы. Но я же только из казармы, схрупал всё и добавку оплатил. Для конспирации.

Около двух ночи, загодя тихонько собрался. Пришла проводница предупредить за час, а я только её дождался и на выход в тамбур. Полюбовался родной растительностью и частыми полустанками. Наконец, проводница объявила мою остановку, и поезд, вправду, остановился, а она открыла двери и провозгласила:

– Семёновск.

Я улыбнулся девушке и сошёл на перрон. Не! Я думал, что в такое время машину найти не получится, придётся ночевать на вокзале и как-то объяснять задержку. Но ведь прямо напротив меня стояли двое военных по стойке смирно и отдавали мне честь. Один боец с винтовкой, а второй офицер. Я растеряно козырнул в ответ, и правый военный хорошо поставленным тенором спросил:

– Боярин Большов?

– Так точно, – пробормотал я.

– Капитан Сидоренко, замначштаба по тылу, – представился воин и сказал. – Прошу за мной. Автомобиль ждёт у вокзала.