Текст книги "Детство. Сборник рассказов"

«Друг»

Какое сегодня прекрасное утро! Ярко-синее небо без единого облачка. Лёгкий тёплый ветерок, дующий в лицо, и такая тишина, которую просто трудно было себе представить. В Мизуре было совсем наоборот. Только открой окна или выйди на улицу, то тебе будет всегда слышен рокот грозного вездесущего Ардона. Когда приезжали к нам дедушка с бабушкой из Новокузнецка, то они не могли спать – так им мешал этот голос беснующейся реки. Но мы так привыкли к этому вездесущему рокоту, что не замечали его.

А здесь, в Орджоникидзе, не было слышно этого голоса гор. И сейчас, даже утром, не слышен был звук моторов проезжающих автомобилей. Только вдали виднелась Столовая гора, похожая на лежащего человека с собакой у ног. Она была видна и с Бадкинского ущелья. Но там она терялась в окружении многих островерхих заснеженных пиков и гряд гор, а здесь можно было посмотреть на эту Столовую гору с балкона лоджии.

Я опёрся на перила лоджии и с любопытством рассматривал окрестности. Вчера не было времени даже немного передохнуть, не то чтобы смотреть по сторонам.

Машина с нашими вещами подъехала к новому пятиэтажному дому уже ближе к вечеру. Я ехал в кузове на тюках и чемоданах. Было здорово так ехать! Смотреть на уходящие и остающиеся сзади, за бортом грузовика, крутые повороты Военно-Осетинской дороги и обрывистые берега Ардона. Иной раз, когда дорога спускалась прямо к реке, вдыхать запах поднятой им водяной пыли на перекатах. Потом смотреть на равнины, которые открылись за Алагиром. Я был в кузове один. И от восторга самостоятельности и переполнявшей душу радости хотелось просто смеяться и кричать.

А потом, когда машина подъехала к нашему дому, я легко выпрыгнул из кузова и с непроходящим любопытством осмотрелся.

Да, это был тот же самый дом, на который мы с папой приходили смотреть прошлой осенью. Только сейчас он уже был полностью достроен, и во дворе была идеальная чистота. Прежние кучи мусора исчезли, были проложены асфальтовые дорожки, посажены какие-то кусты и хиленькие деревца.

Слева ещё оставались частные одноэтажные дома, а справа высился довольно-таки высокий забор, составленный из камня, напоминавший чем-то мизурские подпорные стенки, по которым я научился быстро лазать. Метрах в пятидесяти, прямо перед домом, стоял деревянный забор, наверное, оставшийся ещё от стройки.

Но рассматривать всё это было некогда. К грузовику, на котором мы приехали, подошли молодые парни, открыли его борта и начали всё выгружать и заносить на пятый этаж. В нашу новую квартиру.

Я тоже не отставал от этих весёлых и неугомонных парней. Как потом оказалось, это были студенты из папиного техникума. Иной раз я нёсся с ними наверх с каким-нибудь ящиком или связкой книг наперегонки. А вниз без груза мы уже слетали как на крыльях.

Перед отъездом папа долго паковал все вещи в чемоданы и картонные ящики, которые то и дело подвозили дядя Гриша и дядя Лаврик. А теперь эти ящики в руках молодых и озорных парней просто улетали на пятый этаж.

Папа не успевал их расставлять по квартире. Мама только охала, чтобы парни ничего не побили и не разбили содержимое ящиков при переноске. А парни неутомимо всё носили и носили их наверх.

Уже когда окончательно стемнело, переноска вещей была закончена. Мама к этому времени накрыла импровизированный стол с кушаньями, которые соседки по посёлку подарили ей в дорогу. В Мизуре мама уже и не знала, куда деть столько угощений. Она их уложила в кузове грузовика и многократно напоминала мне, чтобы я чего-нибудь не разбил во время поездки и тем более не лазал в эти свёртки, чтобы поесть. А теперь всё это стояло на столе, и это изобилие было сметено наработавшимися студентами за один присест. После уничтожения всего того, что находилось на столе, они быстро собрались и ушли. А папа и ещё несколько мужчин немного засиделись за столом при свете единственной лампочки в комнате. Ведь люстры были ещё запакованы и лежали неизвестно где. Мужчины не спеша обсуждали планы по установке мебели на завтра за небольшой баклажкой араки.

После такой интересной поездки, необычной работы и сытной еды меня потянуло в сон. Мама уже постелила нам, мальчишкам, на матрасах, разложенных прямо на полу в одной из комнат. И я отправился спать в нашу будущую мальчишечью спальню.

Там, на разложенных матрасах, уже посапывали Вовка с Андрюшкой. Я пристроился рядом и провалился в сон.

Зато утром я проснулся первым. И вот сейчас с высоты пятого этажа рассматривал открывшиеся внизу окрестности.

Справа, за каменным забором, был двор соседнего трёхэтажного дома. Во дворе было пусто. Только вдоль этого забора и внутри двора росли какие-то большущие деревья. При более подробном обследовании я увидел, что в листве этих деревьев просматривались какие-то фрукты. Это были или яблоки, или груши. С балкона определить вид плодов было просто невозможно. Скорее всего это были груши. На вид они были большие и спелые с розовыми боками. Они прямо-таки манили к себе.

В Мизуре у нас таких не росло. Там в садике перед нашим домом росли только тутовые деревья, с которых мы нещадно обирали ягоды тутовника, иной раз залезая на самые верхушки деревьев. В садике Коста Хетагурова росли грецкие орехи, но их можно было собирать только осенью, потому что если собирать их летом, когда они ещё зелёные, то ты весь будешь покрыт коричневой краской от кожуры орехов, которая практически не отмывалась. И грабитель сада сразу легко распознавался. В начале Бадкинского ущелья был ещё сад яблонь, но туда было опасно залезать, потому что здоровенные дядьки Сослановы могли и пальнуть в тебя солью. Хотя яблоки там были прямо-таки громадные и сладкие. При надкусывании из них тёк сладкий и терпкий сок. Один раз мне всё-таки удалось пробраться в этот сад. Но удирал я оттуда быстрее космической ракеты, спасаясь от одного из этих дядек.

А здесь! Прямо у забора, только руку протяни, и ты уже на дереве, и вот они, эти громадные, с розовыми боками яблоки-груши. Я долго вглядывался в стенку каменного забора, гадая, как же было бы удобнее по нему взобраться к ближайшему дереву. Я прикидывал и так, и сяк, как бы лучше, и незаметнее, и с наименьшими потерями при отступлении было бы возможно осуществить ближайший налёт. Здесь надо было надеяться только на себя, а не на моего друга Ляжкина, который всегда был мне защитой. Здесь я был один. И надо было быть вдвойне осторожнее. Ведь я ещё не знал, кто живёт в этом дворе, кто и как охраняет эти деревья. Кому-то же они принадлежат. Кто-то же за них отвечает. Хотя двор этот был общественный и деревья, по всей видимости, никому не принадлежали. Поэтому надо было сначала проследить за домом, а потом уже лезть туда.

Пока я вынашивал планы ближайшего нападения, на лоджию вышел папа.

Я был так занят разглядыванием этой стены и подходов к ней, что даже не заметил, как он вышел на лоджию. Я только услышал, как он разминает свои мышцы, как потягивается до хруста в костях и как глубоко вдыхает этот утренний воздух. Он долго глядел на небо, щурясь от лучей яркого утреннего солнца, и сказал мне:

– Прекрасное утро, ты, я смотрю, уже давно не спишь. И что же ты тут делаешь в одиночестве, если не секрет?

– А что, пап, я тут делаю. Смотрю на наш двор, что на нём находится, где входы и выходы с него. Ведь с высоты нашего этажа это всё можно намного лучше разглядеть, чем с нашего балкона в Мизуре, – повернувшись к нему, ответил я.

– А, – протянул он, – понятно. Ну, тогда давай, заканчивай свои разглядывания и иди умываться и завтракать. А вот потом и начнём растаскивать вещи из ящиков по квартире.

– Хорошо! – бодро в ответ ему согласился я. – Есть заканчивать обзорную экскурсию и приступать к домашним делам.

– А потом, – он подумал и уже заботливо продолжал спрашивать, – а как ты вообще? Не устал от вчерашних гонок? Я видел, что ты бегал тут быстрее всех студентов. Наперегонки ты что ли с ними гонялся?

– Так, – пожал я плечами, подумал и неохотно ответил ему: – Да нет, не очень-то и устал. Уже отдохнул, – хотя у самого и ноги, и руки побаливали с непривычки. Чувствовалось, что на самом деле натаскался. Потому что спортом-то я не занимался, даже по утрам зарядку перестал делать в последнее время. А тут пришлось побегать, покрутиться, так что даже ноги немели. На это наши мальчишки всегда говорили, что там выработалось много молочной кислоты.

Но виду я не подал, только бодро посмотрел на папу.

– Ну что же. Будем сегодня работать, – папа посмотрел на меня и потрепал по вихрам. – Работы сегодня много. Видишь те ящики, что стоят вдоль стенки? Их надо разнести по комнатам, а содержимое разложить по шкафам. Давай завтракать, а то скоро придут мужчины, чтобы расставлять мебель.

С лоджии было два выхода в квартиру. Один на кухню, а второй в большую комнату. Мы прошли сразу на кухню, где папа начал что-то доставать из ящиков. Мама вчера перемыла всю посуду и поставила её в один из свободных ящиков. Папа начал доставать сковородки и тарелки, чтобы приготовить завтрак, а я пошёл в нашу комнату, где спали Вовка с Андрюшкой.

– Давай, вставайте, – пинал я их, – хватит валяться. Быстро встали, заправили постели! Умываться – да папе помогать надо, а то он уже почти завтрак приготовил, – привычно командовал я младшими братьями.

Ну, а те не торопясь встали и нехотя вылезли из постелей. Еле-еле двигаясь, они поплелись в туалет и ванную. Я слышал, как они там плескались.

Ванная, по сравнению с той, что у нас была в Мизуре, была просто огромная. Там сама ванна была длинная, хотя помещение ванной было маленькое и часть его ещё к тому же занимала колонка, которую мы топили дровами. Чтобы получить горячую воду, надо было натопить колонку. А чтобы её натопить, надо было принести дров из сарая. А перед этим их надо было нарубить.

Сарай находился довольно-таки далеко. И вечерняя баня превращалась в целый день довольно приятных для меня забот. После школы я рубил дрова. Иногда и впрок. Затем таскал их домой. Делал пять-шесть ходок из сарая с охапками дров. А вот уже вечером начиналось самое интересное. Я разжигал дрова в колонке и сидел около неё, подкладывая одно полено за другим в ненасытную глотку топки. Подолгу смотрел на завораживающие языки пламени и ждал, когда же колонка вся прогреется и можно будет набрать горячей воды в ванну, чтобы долго-долго плюхаться в ней.

А здесь, в новой квартире, была газовая колонка. К колонке подходила только холодная вода. Надо было просто зажечь газ, и через полминуты из крана уже шла горячая вода. Папа научил меня, как обращаться с колонкой. Только сделал особое замечание:

– А спички надо держать сухими и хранить их повыше, чтобы вот эти шаловливые ручонки, – он с хитрецой кивнул на моих младших братьев, – не добрались до них.

Когда колонка зажглась, то братья с визгом от радости обливались тёплой водой и чистили зубы. Тут уже и мама встала. Она выпроводила нас из ванной комнаты со словами:

– Идите кушать. Папа уже всё приготовил, – и усадила нас за импровизированный стол, который так же остался стоять после еды вчерашних рабочих и папиных друзей.

Когда мы позавтракали, то тут уж папа начал командовать нами:

– Ящики неси сюда. Детские вещи туда. Каждый берёт своё и тащит к себе в комнату. Куч не наваливать, а складывать всё аккуратно, – то и дело слышались его команды.

Через час-полтора пришли папины друзья. Они расставили по комнатам шкафы и остальную мебель. В нашу спальню нам поставили письменный стол и шкаф. Стулья мы уже сами притащили и в шкаф уложили все свои вещи.

Каждый старался выделить для себя уголочек и в нём обустроиться. Ну, а там уже как получалось. Правда, иногда то Вовке, то Андрюшке от меня перепадал то пинок, то подзатыльник, чтобы они не занимали лишнего места. Или, наоборот, чтобы занимали то, что нужно. А иногда просто для профилактики, чтобы быстрее суетились.

И потом, когда уже ближе к обеду, к тому времени мама успела приготовить его, мужчины закончили работы с расстановкой мебели.

Папа за обедом как бы между прочим сказал, что ему пообещали выдать стенку:

– Пока её нет в наличии. Но когда она появится у нас на складе, то я её куплю и её сразу завезут к нам.

В спальне у них уже были установлены кровать и шкаф. Но больше всего вчера вечером заняла переноска пианино, потому что это пианино уж очень было тяжёлое. В Мизуре мужики его еле-еле стащили со второго этажа и заволокли в машину. И тут тоже было столько проблем с этим пианино, чтобы затащить его на пятый этаж. По квартире оно легко каталось на колёсах. В Мизуре у нас пол был паркетный, и поэтому оно тоже там легко двигалось. А тут пол был просто из досок, выкрашенных вишневым цветом. Когда по ним прокатили пианино, то на них остались следы от колёс этого монстра.

– Ой! Вы же всю краску испортили! – только и ойкнула мама. Но это как-то воспринялось как само собой разумеющееся. Сначала надо въехать, расставить мебель, расселиться. И только после этого уже можно было бы думать об уюте и красоте. И только после этого наводить порядок.

Уже ближе к вечеру все разошлись, и уже в большой комнате был установлен обеденный стол. Мама приготовила ужин. Мы поужинали, и я отпросился погулять.

– Куда погулять ты собрался? Поздно уже. Да и места тебе незнакомые, – не поняла моего желания мама.

Но когда узнала, что я буду гулять только во дворе, то неохотно согласилась:

– Ну, ладно, иди уж. Ты же будешь только во дворе? – она испытующе поглядела на меня. – Смотри, чтобы тебя куда-нибудь не занесло, – зная меня, не успокаивалась она.

– Да! Только во дворе. Во дворе я буду, – подтвердил я все её сомнения.

Мама посмотрела на папу. Тот в согласии кивнул головой, и я был отпущен.

Во двор я вышел осторожно. Осмотрелся по сторонам. Вчерашние пацаны, которые помогали с переездом, жили в первом подъезде. Никого во дворе уже не было, смеркалось. Вокруг стояла первозданная тишина, которая вынудила меня идти почти на цыпочках.

Я осторожно, оглядываясь по сторонам, перебежал к каменной стене соседского дома справа, посмотрел на неё снизу вверх и оценил её высоту.

Стена была метра три высотой, сложена довольно-таки неаккуратно, так что из неё то тут, то там выступали камни, которые были всё равно что ступеньки, ведущие к её вершине. Так что можно было легко зацепиться за эти камни руками и влезть наверх. Сделать это мне не доставило особого труда. Я мигом взобрался на эту стену и оказался на самой её вершине.

Прямо у стены росло дерево. И это дерево оказалось грушей. Её ветви наполовину уходили на наш двор, хотя росла она во дворе того дома, который был построен задолго до нашего.

Оказалось, что я сидел как раз в ветвях этой самой груши. Ни со двора соседского дома, ни с нашего меня не было видно. Я был спрятан в её ветвях.

Я перевёл дух и осмотрелся: что бы такое сорвать? Тут я увидел несколько таких громадных груш, которые смотрели прямо на меня.

Промелькнула мысль: «Что сейчас будет? И, вообще, надо ли срывать эти груши, чтобы их только попробовать?»

Но когда я попробовал одну из них, то она оказалась такой сладкой и такой вкусной, что я не удержался, набил ими полную пазуху и быстренько спустился со стены в свой двор. Так же тихо, с быстротой молнии взлетел на свой этаж и юркнул к себе в комнату. Там я рассовал груши под кровать братьев и под свою.

Когда Вовка с Андрюшкой увидели такое сокровище, то они сразу пристали ко мне с вопросами:

– Ты чего это там тыришь? Что ты там приволок?

Не обращая внимания на их вопросы и чтобы подкупить их, я стал расписывать им принесённые груши:

– Груши такие вкусные. Не поверите. Из них только сок течёт. Мама такие только на базаре покупала.

Братья немного подумали и вновь стали приставать ко мне:

– Тогда дай и нам хоть по одной.

Вовка пригрозил:

– А то я маме всё расскажу, что вечером тырил груши.

Мне, конечно, не хотелось, чтобы мама узнала о моих вечерних похождениях, но я всё равно цыкнул на братьев:

– Тихо! Замолчали! Родителям ничего не рассказывать! Там во дворе целое дерево растёт. Груш там немерено.

– Пойдем ещё! Нарвём их побольше, – стали приставать они ко мне, как только попробовали по первой груше.

Не в моих интересах было шастать по ночам в темноте, поэтому я попытался их успокоить:

– Да уже поздно, не выпустят нас родители. На сегодня хватит нам поесть. Давайте, жуйте. А поход за ними отложим на завтра.

Ну, а завтра была совсем другая история.

* * *

Как лазить по деревьям и собирать эти яблоки, у меня был опыт. Тогда мы были в пионерском лагере «Шахтёр». Родители отправляли нас в июне и июле на первую и вторую смены в этот пионерский лагерь. На территории лагеря росли высокие яблони, но они были уже пустые, без яблок. Пацаны с них сдирали даже завязи кислых яблок. Зато за территорией лагеря был огромный яблоневый сад. Но там его охранял сторож. Больше там, за забором нашего лагеря, ничего и не было, только яблони. А сторож. Где он был? Мы сами ещё тогда не знали этого. Поэтому с вожделением поглядывали за запретную территорию, опасаясь быть пойманными сторожем.

Но мы рискнули и один раз сделали вылазку. В заборе, ведущем в этот рай яблок, мы ещё в первую смену обнаружили несколько сломанных штакетин, через которые можно было проникнуть в этот край щедрот.

Был первый день заезда второй смены, и у нас только что закончился мёртвый час. Ещё никто ничего толком не знал, что надо делать, какого распорядка придерживаться. Кого слушать. Кто тут стал командиром.

Поэтому в этот мёртвый сонный час я подговорил соседских пацанов, койки которых стояли рядом с моей, нанести набег на этот рай.

Я долго расписывал пацанам обилие и сочность яблок, находящихся за запретным забором. Под воздействием моих уговоров, ведь я тут всё знал, по их размышлению, ведь я уже пробыл здесь одну смену, они нехотя, но согласились. И тогда мы решили навести визит в это яблочный рай после полдника.

В эти первые дни в лагере царили разброд и шатание. А сейчас после мёртвого часа все готовились к полднику. Никакого сбора нам объявлено не было. Так что после мёртвого часа мы были свободны и предоставлены сами себе. Свободного времени до полдника у нас было полчаса. Вот этими свободными тридцатью минутами мы и воспользовались.

Мы пробрались сквозь разломанный штакетник в яблоневый сад. Трава была нам по пояс, но потихоньку, пригнувшись, как разведчики, быстренько-быстренько мы обследовали незнакомый нам яблоневый сад. Яблони были старые и ветвистые, так что их ветви опускались почти до земли. Поэтому взобраться на них было легко. Этим мы и воспользовались. В тот раз мы наелись яблок до отвала, да и с собой прихватили достаточное количество. Вернувшись назад, мы никому об этом не рассказали. И такую разведку боем мы проводили следующие несколько дней.

Но, несмотря на «строжайшую» тайну, в набеге каждый раз участвовало всё больше и больше пацанов.

Но на этот раз нам не повезло.

Наверное, сторож обнаружил результаты наших набегов. Мы-то грабили сад, который он охранял. Вот он и подстерёг нас как раз в тот момент, когда мы обычно отправлялись в набег.

Или траву мы там помяли, или наши следы там настолько явно присутствовали. Но сторож нас всё-таки вычислил. Он выскочил из-за одного из деревьев и как заорёт:

– Стоять! Ни с места. Сейчас стрелять буду!

От такого громкого и требовательного голоса мы со страху так и повалились с деревьев.

У каждого была полная пазуха наворованных яблок.

От страха быть пойманными пришлось бежать что было сил. А бежать-то надо было быстро, потому что сторож тоже бежал за нами следом. Пришлось даже выдрать рубашку из штанов, чтобы скинуть яблоки, которые замедляли наш бег.

И вдруг раздался выстрел. Наверное, сторож, скорее всего, палил в воздух, но по нам. Все говорили, что он стреляет солью, поэтому, схватившись за свои зады, мы припустили в своём беге. После раздавшегося выстрела меня обуял просто животный страх!

Я тоже выдрал рубашку из штанов. Собранные яблоки моментально из них высыпали, но это прибавило мне скорости к вожделенному штакетнику, за которым был лагерь и свобода.

Штакетник был, наверное, с меня высотой или выше. Я видел, как пацаны толкутся у дырки в заборе, стараясь протиснуться сквозь неё. Не знаю, как они там просачивались сквозь эту дыру, но времени у меня лезть туда уже не было.

Я вижу, что они в эту дырку лезут, а нас было пятеро. Бежал я последним, потому что дальше всех залез в сад. Но когда я увидел, что мне не дождаться очереди, чтобы влезть в эту дыру, я сходу прыгнул через штакетник. Ну, сколько у меня тогда был рост? Да чуть более полутора метров. Но я как бежал, так и скаканул через этот штакетник. Без всяких там изгибов и приёмов для преодоления высоты. И только уже в отряде пацаны восхищались мной:

– Ну, ты и прыгун! Ты перепрыгнул через штакетник.

Я сам был удивлён таким результатом:

– Да не может такого быть! Я только метр могу перепрыгнуть, и то если удастся хорошо разбежаться и перевернуться спиной к планке.

Но пацаны только смеялись над моими словам. Ведь первым же в отряд прибежал я.

После ужина мы вновь пошли к этому злополучному забору. Я подошёл к нему. Штакетник и в самом деле был выше меня ростом.

Тогда мы пошли на стадион натянуть верёвку на высоту забора. Я попробовал перепрыгнуть эти полтора метра. Ага, но не тут-то было, я даже близко не смог допрыгнуть до этой отметки. Тогда чемпионом мира по прыжкам в высоту был Брумель. И мы все равнялись на этого Брумеля, на нашего чемпиона мира с его рекордной высотой 2,25.

И вот после этого прыжка все участники наших тайных вылазок окрестили меня чуть ли не Брумелем. Но об этом никто слишком не распространялся. Наши вылазки так и остались тайной. Больше в этот сад мы не лазили. Сторож заколотил дырку, а на вечерней линейке было рассказано о каких-то хулиганах, которые грабили сад. Нам объяснили, что это дело недостойно ленинских пионеров. И мы всем лагерем торжественно обещали никогда не лазать по чужим садам и не нарушать распорядок дня.