Текст книги "Диалоги китайских мудрецов. Чань-буддийские истории об истине, безумии и радости"

Утренний колокол, пробуждающий от заблуждений

Созерцание приходит

Поселившись в монастыре Дунлиньсы, что в горах Лушань, известный поэт Су Дунпо написал четверостишие:

 
Голос ручья как людской разговор,
Тишь и покой – настроение гор.
Лунною ночью приходят стихи,
Я возвышаюсь над всеми людьми.
 

Монах Чжэнъу очень высоко оценил эти стихи, сказав, что непросто достичь такого состояния. А наставник Аньюань же, напротив, покачал головой и сказал, что Су Дунпо еще не прозрел истинную дорогу.

Ночью Чжэнъу все никак не мог уснуть и пребывал в глубоких раздумьях. Он даже не заметил, как наступил рассвет. Прозвенел утренний колокол, и со звуками колокола на Чжэнъу внезапно снизошло озарение:

 
Запутавшись в словах людей,
Лишь жаждет красоты вещей,
Но если так прекрасны горы,
Ручьев красивы разговоры,
То будут лишними на свете люди.
 

Путы спадают

Хотя мирянин-буддист Су Дунпо хорошо разбирался во всех чаньских понятиях, он так и не смог понять их сокровенного, глубинного смысла. Так же как утренний колокол вмиг развеял все сомнения и тяжелые размышления чаньского наставника, так же и мы после множества блужданий, игры слов и самолюбования можем внезапно ощутить всю красоту простой внесловесной мудрости. И тогда мы проникаем в ни с чем не сравнимый мир покоя и высшего знания.

Действительно, услышав утренний колокол, мы внезапно можем постичь доселе недоступную для нас истину. Особенно если звон раздастся среди предутренней тишины – ведь тогда он будет для нас еще более отчетливым!

Стоит ли сидеть в созерцании?

Созерцание приходит

Рассуждая об учении Чань, многие полагают, что все его последователи обязательно должны только и делать, что практиковать сидячую медитацию. Считается, что старые монахи, входя в созерцание, должны закрыть глаза и взирать лишь внутрь своего сердца. Это и зовется «практикой чань» (саньчань) или «сидячим созерцанием» (дацзо). Но вот как раз Шестой патриарх Чань Хуэйнэн подразумевал совсем не это.

Вту пору жил один чиновник по фамилии Пи, по имени Вэнь⁶³. Он был послан из столицы, чтобы посетить Шестого патриарха. Приехав к Хуэйнэну, Пи Вэнь задал вопрос:

– Благодатные чаньские наставники в столице обычно говорят: «Если хочешь познать Путь Будды, то необходимо, сидя в медитации, изучать самадхи. Если же не практикуешь ни созерцания, ни самадхи, то никогда не сможешь достичь освобождения». Могу ли я узнать ваше мнение по поводу этих высказываний?

– Путь-Дао прозревается сердцем, – ответил Хуэйнэн, – так зачем же обязательно сидеть?

А затем великий наставник сказал гатху:

 
Пока жив, сидишь, не ложась.
Когда умрешь, ляжешь и сесть не сможешь!
Все это – лишь работа наших костей,
Так зачем же практиковать упражнения на выносливость?
 

Путы спадают

Полируя камень, не сделаешь зеркало; сидя неподвижно, не станешь Буддой. В движении или покое, сидя или лежа, рубя дрова или плывя по течению, наполняя легкие воздухом или прикрыв глаза, – да есть ли вообще такое действие, в котором не было бы Чань?

⁶³ Евнух Пи Вэнь был особым посланником, которого в 706 г. направила императрица У Цзэтянь с тем, чтобы пригласить Хуэйнэна в столицу, город Лоян. Но Хуэйнэн ответил, что «желает провести остаток своих дней в горных чащах». После этого Пи Вэнь вел беседы с Хуэйнэном, которые затем вошли в «Сутру помоста Шестого патриарха», откуда и взят вышеописываемый эпизод. Полный ответ Хуэйнэна таков: «Путь-Дао прозревается сердцем, так при чем же здесь сидячая медитация? „Ваджрачхедика-сутра“ говорит: „Тот, кто говорит, что Будда либо лежит, либо сидит, следует неверным путем“. Почему? Да потому, что нет места, откуда он пришел, равно как и нет места, куда он уйдет. Не иметь ни рождения, ни смерти – вот это и есть чистейший Чань Будды. Все дхармы пустотны и покойны, и именно таково чистейшее сидение Будды в медитации. И если внимательно посмотреть, то нет здесь даже ничего такого, что необходимо бы было „достигать“, так к чему же беспокоить себя мыслями о „сидении“?»

Здесь нет прислуги

Созерцание приходит

Монах Тяньхуан Даоъу как-то пришел к наставнику Шитоу Сицяню и спросил:

– Если отбросить в сторону методы обучения через медитацию и обучения через мудрые рассуждения⁶⁴, то как вы, наставник, передаете последователям суть Чань?

Шитоу ответил:

– Здесь нет прислуги, кого же я должен отбросить в сторону?

– Ну а что такое просветление? – продолжал вопрошать Даоъу.

А Шитоу задал встречный вопрос:

– А можешь ли ты постичь пустоту?

– Такого постижения сегодня еще нет во мне, – сказал Даоъу.

Шитоу покачал головой:

– О, я даже и не заметил, как ты стал человеком, что перешел на другой берег!

Даоъу поспешно ответил:

– О, нет, я не человек с другого берега! Ведь если есть «другой берег», то есть и «этот берег». Но если вы так говорите, может быть, вы видите какие-то следы, оставленные мною, на том месте, куда я пришел?

– Да я и раньше знал то место, куда ты забредешь, – заметил Шитоу.

– Да, как же можете, вы, монах, возводить на меня напраслину? – ответил Даоъу.

– Так ты еще сохраняешь свой взгляд на это тело, – сказал Шитоу, указав пальцем на Даоъу.

Даоъу, опустив голову, призадумался на некоторое время и произнес:

– Хоть и знаю, что это так, но все-таки скажите, как вы наставляете людей, следующих за вами?

– Да кто тут вообще следует за мной?! – прокричал Шитоу.

После этих слов Даоъу сразу же испытал просветление, а душа его очистилась от мирской скверны.

Путы спадают

Что за речи! «Обучение через медитацию», «обучение через философские рассуждения», «предшественники», «последователи» – чаньское сердце монаха Даоъу покрыто еще таким толстым слоем мирской пыли!

Живя в этом мире, карабкаясь вверх и падая вниз, нелегко избежать загрязнения вульгарными рассуждениями. Не лучше ли вдохнуть полной грудью наполненный смыслами ветер Чань, вслушаться в чарующие мелодии своего сердца, смахнуть с себя всю пыль, отбросить все тревожащие мысли – вот вам «тайное предписание», как упорядочить свою жизнь!

⁶⁴ Чань рассматривает три классических типа обучения (сань сюэ): «обучение через медитацию» (дин сюэ), «обучение через философские рассуждения» (чжэ сюэ) и «обучение через дисциплину». Первое предусматривает долгие сеансы сидячей медитации (дхиана или самадхи), второй тип – соблюдение базовых правил и запретов, которые должны уберечь человека от ошибок, вызываемых неправедными речами, поступками и мыслями. Третий тип обучения через «мудрые рассуждения» предусматривает постижение самого учения и разрешение сомнений.

Предначертание и случай

Созерцание приходит

Монах Яошань Вэйянь⁶⁵ постигал у чаньского наставника Шитоу Сицяня тайные методы совершенствования сердца, а затем под руководством наставника Ма-цзу Даоъи достиг просветления.

Однажды один ученик обратился к наставнику Яошань Вэйяню с вопросом:

– Ваш ученик никак не может понять Великого дела жизни и смерти. Прошу вас, проявите милосердие, наставьте меня!

– Я постараюсь объяснить тебе попроще. Если ты сможешь понять это, то будет прекрасно. Однако если ты будешь долго размышлять над моими словами, то это станет моей ошибкой. А поэтому уж лучше нам обоим особо не раскрывать ртов, чтобы понапрасну не утомлять друг друга.

– До того, как первый патриарх Бодхидхарма пришел в Китай⁶⁶, существовал ли в этих землях Чань? – задал вопрос ученик.

– Существовал! – сказал Яошань Вэйянь.

– Так если здесь уже существовал Чань, то зачем же Бодхидхарма пришел сюда?

– Именно потому, что он здесь существовал, патриарх и пришел!

Путы спадают

Изначально в душе каждого человека запрятано сокровище, лишь боюсь, в мире найдется немного людей, кто понимает это. Бодхидхарма не мог спокойно наблюдать за этой пустующей сокровищницей, а поэтому, не сочтя дальним путь в тысячи ли, пришел сюда, дабы раскопать эти драгоценности.

Если ты ясно понимаешь, что надо действовать, – действуй, это и будет проявлением мудрости. Если же ясно понимаешь, что действовать не стоит, но при этом все равно действуешь, то как можно расценить это?

⁶⁵ Яошань Вэйянь (VIII в.) обучался у великого чаньского наставника Ма-цзу Даоъи (709–788) в провинции Цзянси.

⁶⁶ Речь идет о приходе индийского миссионера Бодхидхармы в Китай в начале VI в. с тем, чтобы распространить учение о созерцании. Поскольку Чань – это не только само учение о созерцании, но особое состояние сознания, не связанное с конкретным учителем или проповедью, то он существует везде и изначально, вопрос заключается лишь в том, чтобы проявить его – в этом смысл заключительной фразы «Именно потому, что он здесь уже существовал, патриарх пришел».

Уж лучше спать, вытянув ноги

Созерцание приходит

Однажды один монах-ученик пришел в школу к наставнику Шаньхуэю. Ученик решил обсудить вопрос, почему учителя и патриархи прошлых поколений считали, что в духовной практике нельзя опираться на письмена⁶⁷ – как же тогда можно обучать вне слов? Шаньхуэй сказал:

– Три года ничего не ел – и сегодня в мире уже не найдется голодного человека!

– Если уже не найдется ни одного голодного человека, так почему же я не прозрел? – спросил ученик.

Шаньхуэй сказал:

– Да потому что твои блуждания в учении о просветлении окончательно сбили тебя с дороги!

 
А затем произнес четверостишие-гатху:
Коль светом озарен давно,
Нет надобности в учении о просветлении —
Лишь путает людей оно!
Уж лучше, вытянув ноги, спокойно спать.
Ни ложного, ни истинного здесь не сыскать!
 

Путы спадают

Блуждая в рассуждениях о смысле учения о просветлении, в конце концов обязательно окончательно заблудишься, а вот просветляясь даже в неверных способах, обязательно достигнешь просветления. Как связаны между собой тот человек, что уже пробудился, с тем, что только что пребывал во снах? Именно этому особому методу объяснений и следуют чаньские наставники.

Вот перед нами человек, который доселе ничего не знал, а затем постепенно открывает это для себя. Не правда ли, сколь поразительна эта трансформация?

⁶⁷ Вопрос ученика, с которым тот пришел к Шаньхуэю, связан с одним из четырех важнейших постулатов Чань: «не опираться на письмена» («бу ли вэнь цзы») в передаче учения. Хотя Чань не отрицает чтения сутр и других текстов, само учение передается только от «сердца к сердцу» в виде устных наставлений. Некоторые учителя шли еще дальше, считая, что объяснения лишь путают людей, давая им ложные установки, а поэтому отказывались напрямую объяснять «учение о просветлении»; различными косвенными методами они наталкивали ученика на внутреннее озарение.

Очисть мой взор!

Созерцание приходит

Наставник Юньянь только-только закончил делать себе соломенные сандалии, когда к нему пришел его ученик монах Дуншань.

– Ученик хочет попросить своего учителя даровать ему чистейший взор, но не знаю, можно ли это?

– Ну а ты сам кому даруешь его? – спросил Юньянь.

– Так у меня самого взор еще не очищен! – признался Дуншань.

– Если это так, то где же обретешь убежище?

Дуншань ничего не ответил.

– Ну, а приходить с просьбой очистить взор – это и есть признак чистейшего взора? – вновь спросил Юньянь.

– Нет, нет, не это очищенный взор!

– У-у-у! – громко крикнул Юньянь.

Путы спадают

Глазами мы можем видеть внешние формы вещей, а вот взором сердца можем прозреть сущность всего. То, чего искал Дуншань, – неужели это относится лишь к глазам?

Наши глаза, когда чисты, могут видеть великое, но когда сердце чисто, то может узреть даже совсем малое.

Почитание Будды не имеет канонов

Созерцание приходит

Зимней ночью, в лютый мороз, нищий, дрожа от холода, постучался в хижину к наставнику Жунси и со слезами на глазах рассказал, что у его жены и детей нет даже теплой одежды, а зерна осталось совсем немного – они вот-вот умрут либо от голода, либо от холода.

Монах пожалел бедняка, но у него не было ни денег, ни еды. Как же помочь ему? Подумав немного, он дал нищему золотую фольгу, предназначенную для статуи Будды, и сказал: «Возьми эту золотую фольгу и обменяй ее на деньги – это тебе поможет!»

Ученики, узнав об этом, были в полном недоумении:

– Этой фольгой золотят статую Будды, разве можно было ее просто так отдать какому-то человеку?

– Возможно, вы меня не поймете, – спокойно ответил монах, – но именно из-за своего большого почтения к Будде я поступил именно так.

– Подарить позолоту для статуи Будды какому-то человеку – разве это можно назвать почтением к Будде? – не согласившись с монахом, дружно загалдели ученики.

– Как-то в одном из перерождений Будда отдал себя на съедение орлу и тигру, чтобы спасти этих животных, да и других людей. Вот именно так он служил всему живому! Так познали ли вы суть самого Будды? – добродушно укорил их монах.

И в этот момент ученики поняли, что поступок их учителя полностью соответствует самой сути Будды.

Путы спадают

Богатства нужны лишь для того, чтобы они служили людям. Да зачем вообще нужна тебе золотая фольга, если она может спасти других? Ну а сами Будды всех трех миров – разве они нуждаются в деньгах и богатстве?

В чашке с чаем есть и Небо, и Земля

Созерцание приходит

Чаньский наставник Цзишань Чжан, когда еще был простым бродячим монахом, как-то в зале у наставника Тоцзы разжигал очаг. Когда наставник Чжан только-только закончил разводить огонь, в монастырский зал вошел наставник Тоцзы и попросил Чжана приготовить чай. А затем наставник Тоцзы, отхлебывая чай, завел беседу:

– Что это за чашка с чаем?

– Здесь заключены мириады вещей и явлений! – поднимая обеими руками чашку с чаем, сказал наставник Чжан.

– Даже если отхлебнуть хотя бы один глоток? – поинтересовался Тоцзы.

Наставник Чжан начал разбрызгивать чай во все стороны и спросил:

– Ну и где же здесь заключены мириады вещей и явлений?

– Можно запутаться даже в чашке с чаем! – заметил Тоцзы.

– Так это все же только чашка с чаем? – спросил наставник Чжан.

– Хотя это только чашка с чаем, все мириады вещей и явлений содержатся именно в ней.

Наставник Чжан не нашелся что ответить.

Путы спадают

Хоть чашка с чаем и мала, она может вместить и Небо, и Землю. Наше сердце, хотя и мало, может вместить в себя все мириады вещей и явлений этого мира. Так разве смысл в самом чае?

Восклицание «Здесь заключены мириады вещей и явлений!» непосредственно указывает на твое сердце.

А вот вопрос «Так в каком же месте заключены мириады вещей и явлений?» лишь отдаляет тебя от твоего сердца.

Вопрос «А если отхлебнуть всего один глоток?» указывает на его использование. А вот фраза «Наставник Чжан начал разбрызгивать чай во все стороны» – это и есть отдаление от этого использования. Ведь даже одна чашка с чаем может выявить самое утонченно-сокровенное в нас, поистине она может заставить человека широко открыть глаза на весь мир.

Истинный интерес жизни заключен в стремительном движении самой сути Чань. Богатство и содержательность человеческого сердца целиком заключены в полноте и целостности духа. Не так ли?

Чему последует он: уйти или остаться

Созерцание приходит

Жил при династии Поздняя Тан монах Баофу, и вот пришла ему пора отойти в мир иной. Он собрал всю общину и обратился к ней:

– Силы мои уже на исходе, думаю, что уже настало мне время умирать.

Ученики и духовные последователи монаха, услышав это, принялись наперебой переубеждать его: «Ваше священное тело еще полно сил!», «Ваши ученики еще так нуждаются в ваших наставлениях», «Наставник должен жить вечно, чтобы нести людям свет учения Чань».

Но тут из толпы вышел один ученик и сказал:

– Если срок уже пришел, что для вас будет лучше – уйти или остаться?

– А как ты сам считаешь лучше поступить? – спокойным и ровным голосом спросил наставник Баофу.

– Жить или умереть – и то и другое хорошо. Мне все равно, остаться вам жить или лучше умереть. Это должны решить вы. Если позволить всему происходить в соответствии с обстоятельствами, то сейчас лучше уйти, – кротко ответил ученик.

– Даже не знаю, как ты мог заранее подслушать то, что хотело сказать мое сердце, – рассмеялся монах.

С этими словами он, сложив руки на груди, отошел в нирвану.

Путы спадают

«Жизнь – прекрасна, а смерть – ужасна» – сколь банально это изречение! А вот «не рождаться и не умирать» – это и есть утонченная чаньская мудрость.

Чаньский путь заключается в том, чтобы, не отбрасывая ни жизнь, ни смерть, преодолевать и то и другое. Люди, что стоят на пути просветления, самыми разными способами доказывают это. А поэтому, когда они лицом к лицу сталкиваются со смертью, они продолжают пребывать в покое и отсутствии волнений, чего не скажешь об обычных людях.

А ведь и в каждом из нас тоже есть хотя бы крупица того мудрого сердца, что дает чаньское просветление, мы лишь очень привязаны к этому миру.

Пагода без зазоров

Созерцание приходит

Два монаха жили в одном храме, но очень редко встречались друг с другом.

И вот однажды, наконец встретившись, монах, который жил на верхнем этаже храма, спросил монаха, который жил на нижнем этаже:

– Мы давно не виделись. Хотел бы знать, чем сейчас ты занимаешься.

– Якак раз сейчас занят тем, что строю круглую без единого зазора пагоду⁶⁸, – ответил монах с нижнего этажа.

– О, и я как раз подумывал построить такую же пагоду без зазоров, – радостно сказал монах с верхнего этажа. – Могу ли я посмотреть на твою пагоду?

– Ох, как неудачно! – воскликнул монах с нижнего этажа. – Что же ты мне раньше не сказал? Мою пагоду могут позаимствовать другие люди!

– Не страшно, – уверенно сказал монах с верхнего этажа. – Достаточно, что ты позволишь одному мне посмотреть на нее!

Путы спадают

«Достаточно, что ты позволишь одному мне посмотреть на нее!» Исток уверенности в себе чаньского последователя лежит в устойчивости чаньского сердца. Эта самоприрода чаньского сердца, что не имеет изъянов и недостатков, – не является ли она истоком сооружения пагоды, что не имеет зазоров.

Ну а в обычной жизни разве не так? Если внимательно вдуматься, то твоя уверенность в себе приходит именно из познания собственного сердца.

⁶⁸ «Пагода без зазоров» – речь идет об особом типе пагоды: абсолютно круглой, без острых углов, без зазоров и швов (уфэн та). Сооружение такой пагоды было весьма сложным делом, и считалось, что человек только в чистом и спокойном состоянии сознания может сделать ее.

Изначально есть лишь единое сердце

Созерцание приходит

Чаньский наставник Удэн после того, как получил тайную передачу и полную инициацию, стал настоятелем монастыря Дашусы – «Великой нирваны» в городе Учане.

Однажды, когда вся община собралась на проповедь, настоятель попросил всех успокоиться, а затем спросил:

– Покой – это наступление тишины. Так куда же сейчас ушли все звуки?

Среди общины со своего места поднялся один монах и указал пальцем себе на голову⁶⁹. Настоятель сказал: «Берегите себя!»

На следующий день этот же монах пришел в келью настоятеля за личными наставлениями. Наставник Удэн, увидев, что он пришел, развернулся лицом к стене и, сжав зубы, произнес:

– Мне, старому монаху, уже два-три дня как нездоровится, если есть здесь рядом со мной, «Великой добродетелью», какое-нибудь лекарство, дай его мне.

Монах увидел, что у изголовья кровати настоятеля стоит какой-то чистый пузырек. Похлопав рукой по пузырьку, он спросил:

– Откуда появился этот пузырек?

– Он принадлежит старому монаху, а где тот, что принадлежит «Великой добродетели»?

– Он принадлежит вам, он принадлежит мне!⁷⁰

Путы спадают

«Он принадлежит вам, он принадлежит мне!» Изначально сердце всех людей – едино, оно одинаково у монаха и у меня. Так как же два могут быть неодинаковыми?

⁶⁹ Здесь монах продемонстрировал, что сам по себе вопрос может привести к двойственности сознания: если звуки действительно ушли, то они где-то сейчас есть, в то время как они исчезли. Удэн решил перепроверить понимание монаха.

⁷⁰ Удэн здесь играет терминами, которые обозначают чаньского учителя. «Старый монах» (лаосэн) – уважительное обращение к настоятелю или к старым монахам монастыря. «Великая добродетель» (кит. дадэ, санскр. бхаданта) первоначально было одним из обозначений Будды, а в китайских школах стало вообще применяться к монахам. Наставник Удэн, как и принято в буддийской традиции в Китае, говорит о себе в третьем лице, а затем показывает монаху всю искусственность таких словесных приемов.

Лик сохранится в сердце

Созерцание приходит

Чаньский наставник Юйцзи пред тем, как покинуть этот мир, собрал всех своих учеников и обратился к ним:

– Может ли кто-нибудь здесь нарисовать мой портрет?

Ученики повскакивали со своих мест, бросились искать кисти и разводить тушь, а затем принесли наставнику портреты, что они написали. Но наставник Юйцзи, глядя на рисунки, только недовольно качал головой: ни один портрет не мог выразить смысл его сердца.

В этот момент монах по имени Пухуа встал со своего места и сказал:

– Я могу нарисовать портрет!

– Если можешь, – сказал наставник, – почему же не нарисуешь, чтобы я мог его оценить?

Пухуа же, услышав это, резко развернулся и вышел из зала. А наставник, рассмеявшись, сказал:

– Этот парень ушел столь же безумно, как и пришел!

Сказав это, он обрел нирвану.

Путы спадают

Способный понять наверняка одобрит такое поведение, но еще больше смысла это принесет, если мы избавимся от заурядного восхищения и посмотрим на сам смысл произошедшего.

И был ли смысл заставлять учеников рисовать портрет, когда у настоящего наставника нет постоянного лика?! Его лик и есть изображение Чань, а суть его – пустота! Хорошо, что Пухуа не поддался на уловку учителя, всем своим поведением показав бессмысленность его затеи, но сохранив лик наставника в сердце. И как же плохо, что во всей общине он нашелся лишь один такой!

Обычному человеку, который не обладает подобной чаньской мудростью, сложно обрести в современной жизни уверенность и достичь успеха в делах. Если было бы возможно позволить современным людям чуть больше постигнуть чаньскую мудрость и взгляд на мир, насколько бы больше вершилось добрых дел!