Текст книги "Синее пламя"

Глава девятая
Сила Вэйрэна

Он бился с ним, путая тени, закрывая луну и сжигая свои таланты. Я помню этот бой, ибо был за стеной щитов, смотрел на воина и не мог побороть в себе страха выйти вперед, сразиться за Единое королевство. Я всего лишь человек, и слаб. Как я мог сравняться с таувином? Как я мог драться с шауттом?

Откровения стражника.

За пятьсот лет до начала Катаклизма

Полная луна стремительно летела в облаках над Гребнем Арилы, и рожденный ею свет отражался на ребристых холодных гранях. Казалось, она заглядывает в окна и проверяет, все ли уже уснули.

Дэйт шел по коридору в одиночестве, поглядывая по сторонам. Начальник охраны давно уже должен был находиться в постели, но решил проверить посты.

Исключительно для собственного спокойствия.

С момента прихода странной незрячей, искренне считавшей себя асторэ, миновало несколько недель. Вопреки ожиданиям Дэйта та не покидала комнат, не искала встречи с герцогиней и не спешила обращать в свою веру кого бы то ни было.

Разумеется, ее появление не прошло незамеченным. Особенно для слуг. Слухи о женщине, победившей шаутта, распространились по замку довольно быстро. У некоторых появилась надежда, что теперь все будет хорошо. Большинство не верило в то, что какая-то слепая нищенка способна предотвратить беду.

Дэйт так и не понял, к какой из двух категорий этих людей он относит себя.

Один день сменялся другим, и страх, который, казалось, поселился в замке, постепенно растворялся в обыденности дел и мрачных новостях, приходящих с востока и юга.

Шаутты появлялись в городах по всему миру. Внезапные рейды мэлгов, оказывающихся в самом центре герцогств, разоряли целые области, и никто не знал, откуда взялись эти твари и куда ушли, угоняя с собой уцелевших людей. В Фихшейзе и Ириасте вновь завели старую песню о пересмотре Брокаванского мира[11]11
  Семьдесят два года назад Фихшейз и Ириаста (поддержка десантами с моря) пошли войной на Горное герцогство. Агрессоры были остановлены на перевалах и отброшены почти до Вестера. По мирному договору Горному герцогству был уступлен Брокаванский перешеек – узкая полоса земли, ранее принадлежавшая в равных долях Фихшейзу и Ириасте. Благодаря этому Горное герцогство получило прямой выход к Жемчужному морю.


[Закрыть], и в Велате все чаще стали шептать герцогу о реванше за поражение его деда.

Возле дверей, ведущих в герцогские покои, дежурил усиленный отряд. Здесь несли стражу не только люди Дэйта, но и младшие сыновья дворян страны, не имевшие права на наследование земель и надеявшиеся получить их на службе у владетеля.

Он кивком ответил на нестройное приветствие, вышел на открытый балкон, тянущийся по фасаду дворцового корпуса, над великолепным садом, сейчас голым и заснеженным.

Дэйт увидел тень караульного, двигавшегося по стене, перевел взгляд направо, на противоположную часть укреплений внутреннего двора, и убедился, что и там есть люди.

Он направился на открытую галерею, увитую сухим плющом. Двое солдат, заслышав его шаги, повернулись, хватаясь за оружие.

– Все тихо?

– Да, мастер Дэйт.

– Смена через полчаса.

Возле сторожевой башни один из воинов уснул, и начальник охраны несильно ударил его в плечо. Тот вздрогнул, побледнел, поняв, кто перед ним.

– А если бы это был герцог? – поинтересовался Дэйт.

Ответ не требовался. Из подобной встречи ничего хорошего бы не вышло.

В саду ярко светила луна, отражаясь от снега, лежавшего на кустах и клумбах. Горело несколько костров и по крайней мере двадцать факелов. Дэйт распорядился освещать все подступы к внутренним покоям с начала сумерек и до самого рассвета. Кастелян ворчал из-за непредвиденных расходов, но не перечил, понимая, что сейчас не время экономить.

Дэйт посмотрел на окна дворца, нашел те, что в комнате Рукавички. Они были темными, и мужчина остался доволен этим. Никто не заметит никаких синих отблесков. Он похвалил себя за то, что запретил зажигать фонари рядом с ее дверью.

Начальник охраны закончил проверку постов, вернулся к себе. Ему до смерти хотелось напиться, еще с того утра, когда из Шаруда в охотничий замок прискакал гонец с черными вестями. Но Дэйт понимал, что вино сейчас такой же враг, как страх и сомнения. Стоит один раз поддаться, и он не будет готов, если случится беда.

Потому, покосившись на полный графин, он отпустил слуг, погасил свечи, подбросил дров в камин, чувствуя босыми ногами, как дует из-под двери, и рухнул на кровать.

Ему показалось, что он не спал. Просто закрыл глаза, начал проваливаться в дрему и тут же вынырнул из нее.

Приподнявшись на локте, Дэйт целую минуту прислушивался, надеясь различить в ночной тишине хоть какой-то посторонний звук. Но все было спокойно.

Ступая по ледяному полу, воин подошел к окну. Луна скрылась за пришедшими с запада облаками. Они выплевывали на долину снег, и мрачные башни Калав-им-тарка почти скрылись в морозной круговерти.

Там не горело ни одного огонька. С тех пор как умер отец нынешнего герцога, селиться в них никто не желал, предпочитая более комфортабельный дворец, а нижние этажи уцелевшей башни использовали только в качестве складов.

Факелы на стене замигали из-за поднявшегося ветра, а затем погасли один за другим, словно на них дунул великан. Стекла задребезжали, и Дэйт ругнулся. Он вернулся к кровати, взял лежавшую на ней безрукавку, затем кинул дров в слабый огонь, не став будить слугу. Поколебался, подхватил графин с вином, сделал глоток, чувствуя терпкость красных, созревших на юге ягод.

Затем снова взглянул в окно и нахмурился. Факелы так и остались погашенными, хотя уже прошло несколько минут, но солдаты не спешили возвращать свет.

– Сукины дети, – буркнул начальник охраны. – Уснули вы там все, что ли?

Он прижался лбом к стеклу, сложил ладони домиком, чтобы не бликовал огонь в камине, попытался сквозь мрак и метель разглядеть, что там творится.

Не получилось.

Теперь воин начал тревожиться. Вернувшись, оделся, сунул голые, уже порядком успевшие замерзнуть ступни в ботинки, затянул шнуровку и подхватил стоявшую возле изголовья кровати секиру.

В распахнутой рубахе он вышел в полутемный коридор. Встретил одного заспанного слугу, менявшего свечи в тяжелых канделябрах. Тот посмотрел немного испуганно.

– Что-нибудь странное видел?

– Нет, мастер. Все тихо.

– А патрули?

– Прошел три минуты назад. – Человек махнул рукой в противоположную сторону коридора и, поняв, что вопросов больше не будет, занялся своим делом. Доставал из коробки, висящей на поясе, толстые свечи, а в сумку, лежавшую возле ног, выбрасывал огарки и воск.

Четверых гвардейцев, в легкой броне и шлемах с плюмажами, он нашел там, где и рассчитывал. Они сторожили комнату, в которой хранилась Большая герцогская печать.

– Все в порядке?

– Да, командир. Ничего подозрительного.

– Вы двое – за мной. А вы смотрите в оба.

– Что случилось, мастер? – позволил себе спросить один из них.

– Огни на участке Окуня не горят. Надо проверить, почему охрана мешкает.

Солдаты переглянулись, и Дэйт, знавший своих людей как облупленных, грозно приказал:

– Выкладывайте!

– Сегодня на стену отправили Ирвета.

– Дайте угадаю: с ним его подружка – бутылка. И, скорее всего, он поменялся сменой так, чтобы оказаться вместе со своими приятелями из второй роты.

Гвардейцы отвели глаза.

– Тьма вас всех задери. Идем! Возьмите огонь.

Гвардеец снял с крюка закрытый масляный фонарь, освещавший эту часть коридора.

На стене дул ветер, и снег сыпал за шиворот, холодя спину, таял, впитывался в рубашку. Под ноги Дэйту попалась недопитая бутылка вина. От касания она покатилась по камням, звеня, а затем ударилась о стенку и остановилась, не разбившись. Все трое смотрели на нее несколько мгновений, словно встретили говорящую крысу.

– Обычно они ни капли не оставляют, – пробормотал гвардеец.

Дэйт потянул носом воздух, отстегнул секиру от ремня, высвобождая лезвие из чехла, и указал на проем, ведущий в маленькую караулку:

– Посвети-ка сюда. Живее.

Солдат выполнил приказ и выругался. Тело человека с разорванной шеей валялось за бочкой, полной новых факелов. Кровь, растекшаяся под трупом и забрызгавшая стену, казалась чернилами, такой темной она была.

– Здесь еще один! Миллс. Его сапоги… – Солдат указал на ноги, торчавшие из караулки.

Дэйт ловко выудил из бочки факел, зажег его с помощью фонаря и передал солдату:

– Труби тревогу! Живо!

Воин замешкался лишь на мгновение и побежал по стене, туда, где находился сигнальный рог.

– А нам что делать, мастер?

– Искать того, кто это сделал.

– Думаете, они по пьяни что-то не поделили?

– Недопитая бутылка на троих. Слишком мало вина, чтобы лишить их мозгов.

– О, Шестеро нас спаси!.. – не сказал, а простонал гвардеец, огонь в фонаре начал менять цвет и за несколько секунд стал синим.

Из тьмы караулки вышел человек. Его лицо пряталось во мраке, но, судя по нашивкам на форменной куртке, это был кто-то из второй роты. Оставшийся с начальником охраны солдат вытянул руку с фонарем, поднимая его повыше, и они узнали Ирвета. Он почти не изменился, вот только глаза были точно черное зеркало.

Солдат швырнул в Ирвета фонарь, и тот разбился, вспыхнув вокруг человеческого тела синим огненным ореолом. Это на несколько мгновений ошеломило шаутта, и Дэйт шагнул вперед, вскидывая, а затем опуская секиру в могучем диагональном ударе.

Месяцеобразное лезвие, не встретив на пути никакого сопротивления, врезалось в шею, развалило ключицу, прошло по грудине и остановилось лишь в нижних ребрах и позвонках, практически развалив тело на две неравные части.

Начальник охраны потянул древко на себя, но секира застряла намертво. В следующий миг он получил сильный удар в грудь горящей рукой, отлетел назад, к бортику и, не удержавшись, рухнул со стены во внутренний двор.

Его спасла крыша сарая, а затем глубокий снег. Несколько секунд он лежал, приходя в себя, открывая рот, словно выброшенная на лед рыба. Через противный звон в ушах пробивался басовитый рев рога, поднимавшего гарнизон.

Сев и тихо постанывая сквозь сжатые зубы, он посмотрел наверх, на стену, и увидел, что, перегнувшись через нее, на него смотрит гвардеец, который меньше минуты назад швырнул фонарь. Глаза у него оказались зеркальными.

Демон перешел из уничтоженного тела в новое.

Скривил губы в оскале, который, должно быть, означал усмешку, и, метнувшись, исчез.

Дэйт поднялся и побежал через двор к лестнице, на ходу вытаскивая кинжал.

Коридоры и залы превратились в мясную лавку. Точнее, в тюрьму, где всем заправлял ненормальный палач, считающий себя художником, а человеческую кровь и плоть своими красками. Тяжелый, приторный, вызывающий рвоту даже у опытных воинов смрад мяса и внутренностей поселился в герцогском дворце.

Оторванные конечности висели на люстрах, кровь тягучими каплями падала с потолка, собираясь в лужи.

Солдаты, слуги, благородные. Все, кто не успел спрятаться и попался на глаза шаутту, отправились на ту сторону.

В свечах, фонарях, факелах, каминах и жаровнях горело зловещее синее пламя, придавая картине бойни еще более жуткий вид.

Дэйт спешил по коридорам вместе с отрядом из девяти уцелевших гвардейцев, встреченных им по пути. Потерянную секиру он заменил протазаном, подобранным рядом с одним из тел. Когда впереди стали слышны душераздирающие крики, двое солдат не выдержали и отказались идти. Они не хотели умирать. Он их не винил. И даже не спорил. На это не было времени.

– Ваша жизнь и ваша совесть, – сказал им Дэйт на прощанье.

Остальные лишь облизывали пересохшие губы да молились Шестерым.

Шаутт нашел их сам. Возможно, это был тот же, что и прежде, вновь поменявший оболочку, но Дэйт подозревал, что демон во дворце не один. Тело, в котором была тварь, воин узнал. Видел эту невысокую светловолосую девчонку раньше. Она мелькала во дворце по утрам, растапливая камины, а все остальное время помогала на подсобных работах на кухне или во дворе. Скромная, милая и стеснительная малышка, устроенная на эту работу каким-то сердобольным родственником из города.

Сейчас она уже не выглядела тихой мышкой, и держаться от нее хотелось подальше. Окровавленный рот, подбородок и руки. Этот взгляд мог испугать кого угодно.

– Сколько желающих умереть, – сказала она голосом, от которого мороз пошел по коже, таким низким и жутким он был. – Наемся до отвала.

– Вместе! – крикнул Дэйт.

Протазан в его руках метнулся вперед в стремительном выпаде, и длинный широкий наконечник вошел под грудину, выйдя из спины, разбивая позвонки маленького тельца.

Шаутт, повисший на оружии, точно бабочка проткнутая иголкой, лишь расхохотался, а затем ударом ребра ладони перерубил древко, ничуть не смущаясь, что оно оковано.

– Железо?! Ты решил, что это меня убьет, человече?!

Со всех сторон в него полетели склянки с козьей кровью. Большая часть не разбилась, отскочила от тела, лопнув алыми пузырями на плитах пола, но несколько снарядов угодили прямо в лицо, и шаутт, ошеломленный напором, зашатался, смахивая угодившие на глаза капли.

Дэйт крутанул сломанное древко над головой и нанес секущий удар под колени. «Девчонка» рухнула плашмя, разбив лицо, тут же начала подниматься, опершись на ладони, но начальник охраны всем своим немалым весом упал на нее, видя краем глаза, как подозрительно зашевелились тени в углах, взревел:

– Не спите, забери вас тьма!

– Заберу! – пообещал демон, и даже здоровяк Дэйт, хоть и старался, не сумел прижать его к полу. Сил в этой твари было на десять человек.

Гвардейцы напали одновременно, и дубовые колья ударили в плоть. Шаутт взвыл, точно пес, ошпаренный кипятком, рванулся так, что сорвал хватку Дэйта, отбросив того в сторону.

Удары сыпались на него со всех сторон, люди колотили по нему с перекошенными лицами, превращая тело в бесформенное кровавое месиво. Когда у твари перестали дергаться даже пальцы, отдышавшийся Дэйт сплюнул вязкую слюну, повисшую в бороде, приказал:

– Сожгите его на хрен! Чтобы снова не ожил или не переместился в другого покойника.

Один из солдат, совсем еще мальчишка, посмотрел на мертвое лицо несчастной девчонки, затем на свои окровавленные по локоть руки, державшие казавшуюся бесполезной деревяшку, отвернулся, и его вывернуло наизнанку.

Остальные лишь глотали горькую слюну и, не веря в то, что произошло, стояли над мертвым демоном, точно оглушенные.

– Не спите! Сожгите тело!

Наконец кто-то из них очнулся, снял факел со стены, кинул на ошметки, другой солдат плеснул масло из погашенного фонаря, отшатнулся назад, когда синий огонь взметнулся вверх.

– Пошевеливаемся!! – Дэйт хлопнул в ладони. – Слышите? В западном крыле идет бой.

Они действовали по той же схеме, хотя склянок с кровью осталось всего три штуки. Одна из них разбилась о голову шаутта, ошеломив на несколько мгновений. Этого хватило, чтобы повалить его и истыкать кольями.

Затем в дело вновь пустили огонь.

В этой схватке тварь забрала с собой пятерых. Еще один гвардеец, тот самый, молодой, оказался тяжело ранен – демон оторвал ему руку возле самого плеча. Кроме начальника охраны на ногах держался лишь один солдат, и его пришлось оставить с раненым.

Бой продолжался, и вскоре Дэйту удалось собрать вокруг себя новых людей. Это были гвардейцы первой роты, которые выбежали из казармы после того, как поднялась тревога. Их раскидало по всему дворцу в скоротечных схватках, и теперь отряд почти в двадцать человек во главе со своим командиром прорывался в крыло герцога, оскальзываясь на крови и видя вокруг себя отблески синего пламени.

Возле покоев герцогини они встретили троих израненных молодых дворян. Их товарищи, разорванные на части, лежали по всему помещению. Впрочем, шаутт, сделавший это, оказался здесь же – плоть, оставшаяся от него, горела и таяла, точно воск.

– Отличная работа, господа, – оценил Дэйт. – Где ее милость?

– Уведена тайным ходом, как только поднялась тревога. Мы сделали все, как вы приказали. О Шестеро!

Три шаутта вышли в круглый зал из трех разных коридоров, перекрыв людям путь к отступлению. Один был в теле слуги, другой – женщины, третий – первого секретаря герцога.

Дэйт даже не успел отдать команду, когда вокруг него, точно внезапная гроза, забушевала магия.

Темная магия.

Это напоминало жгуты тьмы. Черные, непроницаемые, стремительные. Один из них ударил горизонтально, по тому месту, где стояла большая часть людей. Он, точно огромный меч, прошел сквозь тела, превращая их в кровавые ошметки, походя схватив одного солдата и вышвырнув его в окно вместе с осколками стекла, впуская в помещение лютый ветер и снег.

Дэйт избежал этого страшного удара, но что-то оплело его вокруг пояса, дернуло вверх, отдавшись болью в позвоночнике. Кроме него в зале осталось лишь двое живых – потрясенный солдат, от макушки до пяток залитый кровью товарищей, и молодой дворянчик в некогда щегольском, а теперь порванном плаще.

Именно он бросился на ближайшего шаутта, с отчаянным криком, замахиваясь кинжалом. Демон дал ему ударить себя, клинок вошел глубоко в тело. Затем движением руки тварь свернула человеку шею.

Солдат упал на колени, вытянул руки, моля чудовищ о милости. Шаутт в платье благородной дамы, лицо которой было изуродовано так, что сквозь рваные щеки виднелись белые зубы, встал на колени напротив него, глядя на человека, точно на забавную игрушку.

Она надоела ему почти сразу и была сломана, а потом и разорвана, словно тонкая мутская бумага.

Начальник охраны висел в ярде над полом, связанный по рукам и ногам, будто муха, попавшаяся в ловушку паука. Он ничего не мог сделать с этим, а потому сыпал проклятиями.

Шаутт в теле секретаря усмехнулся:

– Все твои люди мертвы. Никто не придет спасти тебя. Время предаться отчаянию, человече!

Дэйт десятком слов объяснил, куда может отправляться тварь со своими дружками и что там должна делать. Он забился, пытаясь вывернуться из пут, но держали его крепко.

Демон с рваными щеками, посмеиваясь, склонился над телом собрата, прогоревшим почти до костей. Оторвал от подола платья большой кусок ткани, обнажая прекрасные стройные ноги, никак не сочетающиеся с изуродованным лицом и выдавленным глазом. Обмотав руку, он выдернул из трупа обугленную дубовую палку. Кости сухо треснули, острыми осколками разлетелись по залу, чудом не задев Дэйта.

Тени в помещении удлинились, зашевелились и поползли, словно змеи. Одна из них коснулась дворянина в разорванном плаще.

Тот распахнул зеркальные глаза, глухо рыча, поднялся, причем его голова все еще продолжала смотреть за спину, повернутая в совершенно неестественном положении.

Мерный стук, раздавшийся в окровавленном дворце, был столь чужероден и нелеп, что привлек всеобщее внимание. Деревяшка стучала о плиты не ускоряясь, но и не замедляясь. Рукавичка, опираясь на посох, вышла в зал и остановилась. Дэйт хотел крикнуть ей, чтобы она бежала, но сгусток тьмы заткнул ему рот, точно кляп. Шаутты заулыбались. Они предвкушали веселье.

– Есть здесь кто? – спросила женщина. – Помогите. Мне страшно. Я заблудилась.

– Я помогу тебе, – сказал демон. – Протяни руку. Я здесь.

– Спасибо, добрый человек, – искренне поблагодарила она его, следуя на голос. На мгновение гостья герцогини замешкалась, когда посох попал в лужу крови и звук удара изменился, но почти сразу же сделала следующий шаг.

Во всех ее движениях сквозила неуверенность, присущая слепцам, оказавшимся в незнакомой обстановке. Дэйту оставалось лишь в бессилии смотреть на то, как она идет навстречу своей смерти.

Четверо шауттов взяли ее в кольцо, беззвучно посмеиваясь.

– Что произошло? Я слышала крики. На дворец кто-то напал? – И через несколько секунд добавила: – Почему вы молчите?

Демон с разорванными щеками внезапно прищурился, подался вперед и резко крикнул:

– Ее кровь!

Посох ударил ему в лицо. Так быстро, что глаза Дэйта не успели отследить движение. Человеческая оболочка пошла складками, черный дым вырвался из множества трещин на лопнувшей коже.

И снова начальник охраны не понял, что она сделала. Ему показалась, что дотронулась до тьмы, нежно и аккуратно, проведя по ней кончиками пальцев, но эффект от этого, казалось бы, невинного движения был поразительным.

Тьма рассеялась, а из-под обездвиженного тела стала растекаться блестящая серебром лужа, так напоминающая ртуть. На открытом воздухе от нее шел пар, и на поверхности появлялись пузыри, точно жидкость кипела.

В руках трех шауттов появились тонкие антрацитовые клинки, больше похожие на несуразные бритвы. Слепая предугадывала их удары, хотя казалось, что двигается она неспешно и неловко. Но каждый раз вместо плоти мечи резали только воздух.

Дэйт следил за тем, как перемещается женщина, и пребывал в замешательстве.

Ее движения были далеки от тех, что присущи бойцам и опытным фехтовальщикам. Проявлялось в ее шажках, отступах и уклонениях что-то совершенно нелепое, казалось бы, неуклюжее, но невероятно действенное против демонов, обладающих змеиной грацией. Странный, сбивающий с толку ритм, который менялся так стремительно и внезапно, что ошеломлял атакующих.

Он бы никогда не поверил, что слепая может противостоять тварям, перед которыми пасуют зрячие, опытные воины. Но именно это сейчас происходило у него на глазах.

Вновь легкое, нежное касание пальцами, словно она имела дело не с чудовищем-людоедом, а с ребенком. И снова шаутт рухнул, а из его ушей потекла серебряная ртуть, закипающая на открытом воздухе.

Черный жгут метнулся через весь зал, собираясь поразить ее в спину, но женщина отбила эту атаку двумя круговыми движениями посоха. Тот издал сухой треск, точно ветка, и тиски, сковывающие Дэйта, развеялись, будто тень, попавшая на яркое солнце.

Падая, он сумел удержаться на ногах, а когда поднял глаза, еще один шаутт был повержен. Последний, тот самый дворянин со сломанной шеей, обратился в бегство, нырнув в ближайший коридор.

Дэйт кинулся за ним, но дорогу ему преградил выставленный посох:

– Оставьте. Его уже нет в нашем мире. Он ушел.

– Есть и другие.

Рукавичка повернула к нему лицо с повязкой на глазах:

– Мастер Дэйт? Так и поняла, что это вы. Знаю. Я чувствую их присутствие.

– Надо помочь его милости и ребенку. Дорога каждая минута.

– Уже помогла. Они в безопасности. Не волнуйтесь. – Дышала женщина тяжело, и Дэйт с некоторым облегчением подумал, что она тоже не всесильна, несмотря на то что обладает таким могуществом. – Отведи меня к тем, кто заперт в человеческих телах.

Она протянула к нему руку, и он взял ее в свою ладонь, вновь почувствовав, насколько холодны пальцы той, кто называет себя асторэ.

– Спасибо, – сказал Дэйт, и брови над повязкой поднялись в жесте удивления.

– За то, что спасла вам жизнь, мастер? Это не стоит благодарности. Мой долг и обязанность перед Вэйрэном – поступать именно так. Изгонять тьму. Защищать людей.

– Я благодарил не за свое спасение. За то, что в живых остался герцог и его семья.

Ее бледные губы на мгновение сжались, и женщина печально вздохнула:

– Да. Они выжили. Но вокруг нас слишком много тех, кто не увидит новый день. Я чувствую запах крови. Мне не удалось спасти всех, кто этого заслуживал.

Рассвет был тягостным и снежным. Над замком, над башнями Калав-им-тарка, над Шарудом и снежными пиками поднимался дым от огромных погребальных костров.

Дэйт бросил взгляд выше вершин, отмечая, где находится спрятавшееся за густыми облаками солнце, вздохнул и, отойдя от окна, постучал в дверь. Ему открыли, и караульные встали навытяжку.

– Пора, – коротко сказал он.

Пошел первым, показывая дорогу, слушая мерное, успокаивающее постукивание посоха. Начальник охраны чувствовал странное умиротворение, а еще надежду от того, что Рукавичка рядом.

И не только он один.

Дворец приводили в порядок после Ночи Синего Огня. Дэйт даже не стал гадать, кто ее так назвал, но название с огромной скоростью распространилось по замку. Впрочем, как и слухи.

Люди знали, кому они обязаны своим спасением. Напряжение, что властвовало здесь почти месяц, схлынуло, и вокруг витало ощущение пробудившейся надежды.

Их провожали взглядами, шептались за спиной. Но никто не смотрел мрачно или с испугом. Хотя, казалось бы, они должны бояться чуждого, отличного от них. Ту, кто на самом деле не человек, а асторэ. Нищенку, калеку, женщину, способную остановить шауттов.

Дэйт подозревал, что, возможно, когда эйфория пройдет, они начнут бояться, считать ее злом. Но сейчас, после того как наступило утро, а все девять шауттов, пришедших в замок герцога, убиты, они радовались. Ибо избавились от вгрызающегося в кости страха, и у них появилась вера в победу над чудовищами.

Один из дворян, встретившихся на их пути, с повязкой на голове и перевязанной ладонью левой руки, поклонился, приветствуя ее и даже не думая о том, что та не может видеть его.

Фрейлина герцогини бросилась к ним:

– Госпожа! Простите. Позвольте.

Прежде чем кто-то успел опомниться, она поцеловала руку слепой.

– Я недостойна, – произнесла Рукавичка, но улыбнулась. – Вам не за что меня благодарить. Я всего лишь служу Вэйрэну.

Дэйт увидел, что и другие, осмелев, начали подходить к ним, чтобы выразить свою благодарность и почтение.

– Не сейчас! – сказал он, повысив голос. – Ее милость ждет свою гостью!

Герцогиня была бледной, с темными кругами под глазами, и выглядела уставшей. Бессонная ночь и переживания сделали свое дело. Герцог сидел в глубоком кресле, мрачный и осунувшийся. На правой половине его лица красовался огромный кровоподтек и множество глубоких царапин из-за разбившегося стекла, на которое он упал, защищая сына. Смотрел его милость на мир волком и грел ладони кружкой с горячим вином и специями.

Герцогиня тоже налила вина и, к немалому удивлению Дэйта, протянула кубок ему. Это было впервые на его памяти, и он, несмотря на раннее утро, не стал отказываться, чтобы не обидеть ее.

Наверное, на его лице все же что-то мелькнуло, потому что госпожа без всякого намека на улыбку произнесла:

– Мой дед был великим человеком. Стилетом Пустыни называли его друзья. Палачом Эль-Аса и Убийцей сотен жен – враги. Он сказал то, о чем я всегда помню: лишь верные люди делают тебя тем, кто ты есть. Даже если они не всегда тебе нравятся. Я исправляю свою ошибку.

Уголки губ герцога тронула победная ухмылка. Впрочем, он тут же занялся вином, спрятав ее за кружкой.

– Мне рассказали, что ты сделал этой ночью. – Ее черные, красивые брови приподнялись едва заметно. – И как сражался за мою семью… Что же касается тебя, Рукавичка, то наша благодарность несоизмерима всем словам, которые мы скажем. Есть что-то, что мы можем сделать для тебя?

– Мне ничего не надо. Я следую воле того, кого вы называете Темным Наездником. Если я больше не нужна вашей милости, то хотела бы попросить довезти меня до города.

Герцог развел руками:

– Будь на твоем месте кто-то иной, он уже требовал бы денег, влияния и земель.

– Слепым это не нужно, ваша милость. Я сделала то, для чего была рождена.

– Ты знаешь, почему они приходили? Почему мы? Почему мои дети?

– Да, ваша милость. Все дело в крови, что есть в вашей супруге.

Герцогиня нахмурилась:

– И что не так в моей крови?

Гостья выглядела удивленной:

– Я думала, вы знаете. Она такая же, как моя. Ваши предки были асторэ, и сила, которая есть в вас, спит, но вот в ваших детях она может проснуться, а шаутты… шаутты не любят таких, как мы. Асторэ опасны для них.

– Ты хочешь сказать, что мой сын может стать таким же, как ты? Уничтожать тьму той стороны?

– Да, – просто и уверенно произнесла та. – Через пять или десять лет. Когда вырастет. Мир изменился. Демоны снова среди нас. И древняя кровь начала пробуждаться. Есть лишь одно «но». Без помощи Вэйрэна, любви и верности ему магия продолжит спать.

– А значит, ему опять грозит опасность, – заключил герцог. – Я не стану поклоняться новому богу. У меня есть Шестеро. Но я не против, если ты начнешь учить моего сына. И я хотел бы, чтобы ты осталась.

– Если таково желание вашей милости. Я благодарю за кров и пищу. Но должна предупредить вас, что у шауттов есть и слуги. Вэйрэн говорит со мной об этом. Враги окружают вашу страну. И в скором будущем сражаться придется не только с чудовищами мрака, но и с обычными людьми. Лишь с помощью Вэйрэна можно спасти этот мир и удержать свет. Вам придется готовиться к войне, ваша милость. Она рано или поздно случится.

Герцог долго молчал, а затем произнес сурово:

– К войне я всегда готов.