Текст книги "Проклятый горн"

Вот теперь он по-настоящему испугался. Я увидел, как бледнеет его лицо, и как он пытается отодвинуться от меня.

– Ты страж! Господи! Слушай! Спокойно! Я не хочу неприятностей. Поверь, я даже не знал, что эта штука подлинная! Я никогда бы не связался с такой вещью. Ну я же не идиот, чтобы Братство меня разыскивало! О черт! Ведь кинжал проклят, да? Всегда все так говорят. Если взял клинок стража и сам не страж, тебе рано или поздно придет конец.

– Успокойся. Теперь тебе ничто не грозит. Но я хочу знать, откуда у тебя он.

Он вздохнул, на мгновение закрыл глаза:

– Обалдеть! Впервые мне попалось что-то стоящее, а я этому совсем не рад. Украл его. У одного парня в белом балахоне.

– Из Святых братьев очищения?

– Да.

– Я жажду подробностей.

– Помнишь, я рассказывал, как лишился своей повозки? В тот же вечер меня сцапали четверо в этих белых тряпках и капюшонах. Побили маленько, но без злобы. Я притворился немощным и к тому же хромым, так что они меня даже связывать не стали. Хотя, конечно, основная причина была в том, что ублюдки оказались довольно пьяны, а поэтому несколько безответственны к пленникам.

– Сколько вас было?

– Трое. Все дали деру, как только представилась такая возможность. Они даже и не гнались за нами особо. К ночи я вернулся, потому что моя сумка осталась в их лагере. Ну, я походя и эту штуку спер. Решил, что мне пригодится больше. Я ж не знал, что это настоящий кинжал. Вот дурак! – Жильбер хлопнул себя по лбу. – Они же трындели об особом госте из Арденау, которого в субботу ждет огонь во славу Господа! Нас должны были поджарить там же.

– Где собираются провести аутодафе?

– Ты знаешь, мне было как-то не до того, чтобы выяснять подробности у этих пьяных задниц. Я был уже рад, что удалось уйти целым.

– И они не говорили, куда собираются вас везти?

Тот встал, отряхнул короткие штаны:

– Ты мне чуть горло не раздавил.

– Этот выжига пытается выклянчить денег, – перевел Проповедник. – Слушай! Отвесь ему пинка, он все быстренько расскажет.

Но я пошел более простым путем и достал из кошелька несколько монет разного номинала:

– Уверен, это послужит тебе не только хорошей компенсацией, но и позволит освежить память.

Он с достоинством принял плату, проверил каждую из монет на зуб и только после этого задумчиво произнес:

– На самом деле, один из них, жирдяй в простыне, радовался, что бургграф оказал покровительство их шайке и они больше не голодают.

– Людвиг! Он, кажется, говорит о той паскуде, чьи люди сожгли деревню. – Проповеднику пришла в голову та же мысль, что и мне.

Флерд. Вот кто был мне нужен.

Я снова ехал по лесу, и Проповедник, не поспевающий за лошадью пешком, расположился на крупе. Удивительно, но он не пытался меня разубедить. Понимал, что, когда речь касается жизни другого стража, уговоры абсолютно бесполезны.

Мое решение помочь незнакомцу из Братства отдаляло меня от Гертруды и более важного дела, которое ждет в кантоне Ульс. Но я не мог оставить одного из нас, не попытавшись его спасти.

– Мне интересно, как ты собираешься это провернуть? Сейчас всех чужаков видно за лигу. Они там наперечет. Люди новоявленного бургграфа, а еще сектанты, да жители замка. Ведь мы едем в замок?

– Правильно. Он недалеко от границы. А насчет того, как провернуть… буду действовать по обстоятельствам. Те, кто служат господину, не обязательно знают в лицо балахонников или друг друга. Нам везет. Флерд завоевывает земли и присоединяет к себе людей из стана противника. Его силы, как говорят, растут каждый день. Всегда есть новички, которых раньше никто не видел.

– И ты выдашь себя за такого новичка и узнаешь, где держат пленников.

– И снова ты прав.

– Вообще довольно странно. Святые братья очищения, насколько я слышал, сразу убивают или сжигают пленников.

– Но теперь у них покровитель. Возможно, тому хочется развлечений. Он, кажется, тоже любит жечь. Ну, если судить по хутору и несчастным жителям.

Я услышал, как мой спутник сплюнул:

– Развлечения его ждут в аду. Вот уж где тварь прожарится до запекшейся корки.

– Пока что жарятся другие.

– Далеко ехать?

– Плохо знаю эти места. Но если даже я остановлюсь на ночевку, то поздним утром следующего дня буду там.

– Завтра пятница. Останется чуть меньше суток до субботы, чтобы хоть что-то исправить. Если конечно же тебя самого не отправят на костер.

Я обернулся:

– Ты как всегда брызжешь оптимизмом.

– Угу. Именно за него ты меня и терпишь…

Я ехал до тех пор, пока не стемнело настолько, что путь потерялся во мраке, оставив мне лишь куски неба среди ветвей дубов и яркие летние звезды. Постепенно глаза привыкли к тьме, и я увел лошадь подальше в лес, с тем расчетом, чтобы разведенный костер не было видно со стороны дороги.

За день я повстречал восемь человек, и все они убегали при виде всадника. Меня это вполне устраивало, но я совершенно не хотел, чтобы кто-нибудь из них, если окажется поблизости, пришел к моей стоянке ночью.

Я позаботился о лошади и занялся ужином. Остатки принесенной Луизой еды не лезли в горло. Я думал о том, что скорее всего она и ее ребенок мертвы, и в этом тоже виноват Флерд, возомнивший себя новым правителем провинции.

Пугало бродило по округе, я видел, как во мраке то и дело зловеще вспыхивают его алые глаза. Проповедник думал о чем-то своем, его мысли витали очень далеко от этого места. Настолько далеко, что кровь, текущая из проломленного виска, испачкала его щеку и тощую, морщинистую шею, а он даже не обратил на это внимания.

Я не стал отвлекать его, расстелил дорожное одеяло, положил под голову куртку, слушая, как вокруг шепчет старая дубовая роща, и попытался заснуть.

Не получилось.

Меня что-то тревожило, и я силился понять, что же это. Вернулось Пугало, привычно вытянуло тощие ноги, уставившись на меня с безучастностью каменного изваяния. Оно частенько так смотрело. За те два неполных года, что мы путешествовали вместе, я давно привык к этим гляделкам.

Наконец я понял, что не так. Из мрака, который остановился за деревьями, кто-то наблюдал за мной. Он был явно не один. Я чувствовал, что смотрят на меня и справа, и слева, и сверху.

– У меня есть немного хлеба, – сказал я в пространство, и Проповедник, вырванный из раздумий, встрепенулся. – Чуть молока и куриного мяса. Если желаете, я разделю с вами пищу и не причиню зла.

– Главное, чтобы мы не причинили тебе зла, – раздался высокий, хорошо поставленный голос. – Главное, чтобы мы не приняли тебя за пищу и отпустили на все четыре стороны. Потому что в первую очередь ты человек, а потом уже кровь Темнолесья.

– Между первым и вторым разницы уже никакой. И ты это чувствуешь, незнакомец. Иначе убил бы меня.

Он легко спрыгнул с нижних ветвей, выпрямившись во весь свой немалый рост. В одежде из мягкого зеленого лишайника, с сияющими серебром оленьими рогами. Ночной гость был похож на моего друга Гуэрво, но лицо было более жестким, а взгляд тяжелым. И этот, в отличие от спутника Софии, не улыбался.

– Ты молод, виенго.

– Но старше тебя, человек.

– Я видел и более старших. Мы оба по сравнению с ними сущие младенцы.

Он оперся на могучий, покрытый шипами золотистый лук:

– Встречал кого-то из моего народа?

– Гуэрво из Темнолесья.

Его лицо осталось бесстрастным.

– Это он сделал тебя похожим на нас?

– Нет. Еще более старшая, чем мой друг.

Задумчивая складка пересекла его лоб, и наконец он кивнул, отчего оленьи рога задели нижние листья. Решение было принято:

– Мы станем говорить, кровь Темнолесья. А мои братья по роще слушать.

– Разве они не присоединятся к нам?

Его суровое лицо рассекла белозубая улыбка:

– Их слишком много, чтобы здесь разместиться. Но уверен, они все благодарят тебя за гостеприимство.

Раздались негромкие смешки, пронесшиеся словно шум прибоя.

Я не настаивал, протянул ему хлеба, и он, поколебавшись, взял его.

– Будем считать, что ты все же не человек. От этих мы не принимаем ничего.

– Много черепов моего народа собрал над каминной полкой?

– Рад, что ты понимаешь в охоте, кровь Темнолесья. Достаточно. Но охота только начинается. Скоро черепов будет еще больше. Придется построить новый дом.

– Меня зовут Людвиг. Как мне называть тебя?

Он прикрыл оленьи глаза, точно размышляя, стоит ли открывать мне тайну своего имени. Но все же вежливость победила:

– Вулхо.

Вновь шепотки в ветвях. Наверное, произошло нечто экстраординарное, раз лидер иного народа этого леса решил зайти так далеко, чтобы назваться чужаку.

– Что ты хочешь от меня, Вулхо?

– Сперва хотел череп в коллекцию. Но визаган почуял твою кровь и отговорил меня.

Угу. Значит с ним кто-то из этих отродий. Интересная компания.

– И что же ты желаешь теперь?

– Просто поговорить. Услышать, как долго еще твое племя продержится в моем мире.

Я откинулся назад:

– Не знал, что оно куда-то собирается уходить.

Виенго рассмеялся:

– Время человечества проходит. Мы все это чувствуем. С каждым днем тысячи из вас умирают от невидимой смерти и гниют в лесах, полях, на дорогах и на улицах. Мы радуемся вашей гибели и пляшем среди костров, в облаке светлячков, под полной луной, ожидая конца эпохи. Никто из нас не рассчитывал, что это случится при нашей жизни. Вы завоевали нас, но теперь покидаете, и земли, леса, болота, поля и горы снова будут принадлежать нам. Как в те далекие времена, когда вода была чистой и не отравленной вашим присутствием.

– Ты рад этому, Вулхо?

– Рад, – жестко ответил он. – Слишком многих из нас вы убили. Наступает час расплаты, и даже ваш бог не спасет от того, что идет с юга. Мы знаем. Чувствуем. Что-то грядет. Нечто страшное для вас.

Возможно, он говорил о юстирском поте. А быть может, о темном кузнеце, пытающемся открыть новые врата в ад.

– Ты не споришь? – Он был немного разочарован, и я увидел, что несколько веток колыхнулись, словно те, кто скрывался за ними, старались не пропустить ни слова.

– Нет нужды переубеждать.

– Но ты не согласен. Я чувствую это здесь. – Виенго прикоснулся к своему сердцу.

– Да. У меня иное мнение.

– Скажи же его, кровь Темнолесья. Не рушь нашу светскую беседу.

Я помолчал, собираясь с мыслями, подбросил веток в ослабевшее пламя:

– Вы иные. И ваше время прошло. Мне жаль, что это так, виенго. Потому что многие из вас не так плохи, как принято считать среди моего народа. Ваш мир остался только в Темнолесье, а здесь, на материке, лишь жалкие осколки былого величия. Прежней эпохи.

– Все благодаря человечеству.

– Не отрицаю этого. И скорблю вместе с тобой о всех тех, кого убили глупцы из моего народа. Но дело в том, что время редко поворачивает вспять. Прежние эпохи не возвращаются. Приходят новые. И не факт, что они будут радостными для всех нас. Сейчас мы стоим как раз на перекрестке эпох. Люди, может, и дохнут, как мухи, при любом моровом поветрии, но всегда остаются те, кого эта беда минует. И мое племя вновь возрождается. Уверен, так произойдет и на этот раз.

Он горделиво вскинул голову, собираясь мне ответить, но передумал и миролюбиво произнес:

– Луна нас рассудит. Ждать уже недолго. Айювайя говорит, что ты ловишь тени. Это правда?

– Если это подразумевает, что я страж и уничтожаю темные души, то Айювайя не ошибается.

– Народ звезд, которых вы называете визаганами, видит то, что скрыто от других иных, – довольно кивнул Вулхо. – Айювайя ела плоть одного из вас, глотала глаза и запивала их кровью, чтобы дать мне ответ. Она говорит, что ты поможешь нам.

– Помогу в чем?

Он повернул голову к деревьям, и из мрака, величественно ступая, вышел сопящий кабан, на спине которого восседала обнаженная девочка. Из уголков ее оскаленного рта сочилась черная кровь. Я тут же отвел взгляд в сторону, не желая попасть под власть этого существа.

– Поможешь убивать людей, кровь Темнолесья, – просипела она.

И по лесу прошелестел предвкушающий шепоток.

– Интересный поворот событий. Жизнь почти что смешна. У Него очень своеобразное чувство юмора, на мой взгляд, – хихикнул Проповедник.

В кои-то веки он нашел что-то веселое в ситуации, которая смердела кровью.

Замок бургграфа оказался не таким уж и маленьким. Пять квадратных сторожевых башен, светло-желтые толстые стены и подъемный мост. Над донжоном реял уже знакомый мне серый стяг.

В крепости, по словам Вулхо, находился мощный гарнизон, тогда как несколько крупных отрядов рыскали по окрестностям в поисках фуража, беглецов с юга и обозов с продовольствием, доставляемым соседним баронам.

Под восточной стеной цитадели разбили пестрый лагерь с палатками, шатрами и даже вырытыми землянками. Там жили люди из Святого братства очищения – сборище черни, бандитов, религиозных фанатиков и убийц, прикрывающихся именем господа, пока инквизиция занята более важными делами, чем искоренение тех, кто извращал веру в угоду себе.

По количеству палаток и костров я заключил, что тут проживает человек триста – триста пятьдесят. Вполне серьезная сила, даже если учесть, что половина из них не солдаты, а грабители с большой дороги.

Чуть дальше находилась деревушка, судя по пустоте на ее улицах, заброшенная, исключая лишь большую лесопилку, где работали мастеровые из замка.

Я довольно быстро понял, что балахонники, как их тут называли, попадают на территорию замка в основном в сопровождении обозов. Таких за утро прошло два, и стража, перекинувшись словами со старшим, пропускала их внутрь. Спустя короткое время пустые телеги возвращались назад.

Виенго лишь хмыкнул, когда я озвучил ему свою идею.

– А если тебя все же остановят, кровь Темнолесья? Нельзя исключать такого варианта.

– Конечно, остановят. Поэтому нам надо появиться после того, как последняя телега следующего обоза скроется в замке. Я скажу, что наши повозки задержались.

– А если они проверят телегу? Мать Болот не похожа на лук или репу. А если попросят меня снять капюшон? А если увидят в повозке Айювайю?

– Думаю, в последнем случае они очень пожалеют об этом.

Я почувствовал, как визаган, стоящая у меня за спиной, одобрительно улыбается. Вулхо тоже рассмеялся:

– Ты меня радуешь, страж. Возможно, когда-нибудь мы посидим с тобой у камина за бутылкой светлячкового вина. Хорошо. Сделаем, как ты сказал. Но сперва надо достать одежду. У нас есть несколько телег, которые мы забрали у путников. А вот лошадей некоторые из нас уже съели.

– Нам нужна лишь одна. Во вторую повозку запряжем мою.

– Значит, лошадь и одежда? – Он задумался. – Вряд ли кто-то из нас сможет прийти в их лагерь и попросить. Или зайти в ближайшую лавку. У нас довольно мало времени, чтобы их достать. Есть какие-нибудь идеи, кровь Темнолесья?

– Да. В лагере балахонников нет собственной воды. Я видел, что они берут ее из бочек. Пустые отставляют в сторону. Осталось всего пять. Вода скоро закончится. Видишь вон ту телегу возле желтого шатра? На ней они отправятся пополнять запас.

– Человек прав. – Визаган встала рядом, и я почувствовал легкий запах тления от ее бледной кожи. – Они ездят к Молочной стремнине. Боздуханы видели их еще вчера.

– Если попросить водовозов, то они любезно скинут с себя столь приглянувшийся мне наряд, – пробормотал я.

Он усмехнулся:

– Кровожадность? Мне это по вкусу. Но когда телега не вернется, их хватятся и увидят, что на мертвых нет тряпок.

– Поэтому стоит сделать так, чтобы никого не нашли. Повозку и трупы спрятать, лошадь увести.

– Топлуны легко справятся с этим. В их омуте можно скрыть целую замковую башню. Не оставим следов, – прошипела визаган.

– Они обязательно пошлют поисковый отряд, – предупредил я.

Он склонил голову, и на его серебряных рогах блеснуло солнце.:

– Это мне нравится еще больше.

– Ты не тронешь их. Они походят, покричат и вернутся назад целыми. Одно дело – пропажа двух человек. Пусть и странная. Другое – гибель всего поискового отряда. Даже если они исчезнут тихо и никто не выживет, об этом узнают не только в лагере балахонников, но и в замке. Ваши враги станут осторожны, закроют ворота. И тогда твои друзья будут прогрызать каменные стены зубами.

Вулхо издал звук, какой издает разъяренный олень:

– Плохой вариант. Мать Болот следует доставить в замковый двор, поближе к казармам, иначе ничего не получится.

– Тогда поступим, как я сказал.

Ему не нравилось, что я командую.

– И часто ты берешь замки штурмом, кровь Темнолесья?

– Этот первый. Ты решил передумать, Вулхо?

– Не уверен, что найду поблизости еще одного человека, который согласится помочь и вытащить эту колючку из горла леса. Замок мешает. И пока твое племя занято другими делами, я хотел бы уничтожить и его, и тех, кто в нем. Я ждал этого тридцать лет. А без человека здесь не справиться. Так что я не передумал. Давай действовать.

Виенго и визаган ушли, оставив со мной лишь нгуна, высокое нежно-зеленое создание, покрытое ярко-красными волосками. Это был мой… скажем так, телохранитель. Или надсмотрщик. Как посмотреть. Он или она неспешно прогуливался по полянке, нежно воркуя. Эдакий очаровательный разумный огурец с фасеточными наивными глазками, от которого совсем не ждешь неприятностей.

Пугало отсутствовало. Оно еще до рассвета отправилось в замок, торопясь занять место в первом ряду. Одушевленный чувствовал скорую кровь, у него на нее нюх, и страшила не собирался пропустить ни мгновения из грядущего зрелища. Пугало и мысли не допускало, что у нас может что-то не получиться. Последнее его совершенно не устраивало, так как лишало всякой надежды на увеселение.

Хоть кто-то из нас оставался оптимистом.

Тянулись минуты, я ждал, когда кто-нибудь отправится за водой. Спустя полтора часа вернулся Проповедник, сказал с недовольством в голосе:

– Пугало торчит возле колодца и выглядит как-то голодновато.

– Оно всегда голодно. В той или иной степени. Что ты узнал?

– Многое. – Он гордо выпятил грудь. – В замке три двора. Внешний самый большой и под завязку забит мешками, бочками и ящиками, которые сегодня привезли. Там прорва народу, в том числе и солдаты. Таскают запасы на склады и, кажется, готовятся к обороне. Казармы и пушки за второй стеной укреплений. Но сейчас ворота совсем не охраняются, все заняты припасами. Третий двор самый маленький, это уже логово бургграфа. Говорят, он в замке отсутствует, но скоро должен вернуться.

– И тогда бездельники начнут нести службу получше. Понятно. Хорошо бы успеть попасть внутрь до его возвращения. Ты нашел тюрьму?

– Нет. – Проповедник сразу скис. – Замок огромный, чтобы рассмотреть все закутки, нужно полдня.

– Значит, мы так и не знаем, что за страж угодил в плен и жив ли он.

– Жив, – довольно улыбнулся тот. – Завтра будет показательная казнь врагов. Пять человек отдадут в руки Святого братства очищения, для того чтобы Господь был на стороне правых и мор обошел эти земли. А ты уверен в том, что делаешь? Связаться с иными существами и попросить их о помощи… Как бы тебе потом самому не угодить в котел визагана.

– Ты что-то путаешь, Проповедник. – Я увидел, как телега с огромной бочкой наконец-то двинулась по направлению к реке. – Это они попросили меня помочь им.

– Если у вас получится задуманное, все эти люди будут мертвы. Весь замок. Ради одного стража.

Я серьезно посмотрел на него:

– Целиком и полностью с тобой согласен. Обмен нечестный. А я стал достаточно черствым, чтобы меня беспокоила сотня чужих жизней, если она стоит жизни одного из своих. Понимаю, как это звучит. – Я поднял руку, видя, что он хочет возразить. – Если бы не одно «но». Я за неделю насмотрелся, что делают балахонники и те, кто живет в замке. И ты тоже видел. Так что окажу инквизиции услугу, уничтожив их. Сниму с плеч Святого Официума лишнюю работу. Ты предлагаешь все остановить и уехать, пока не поздно? Скажи честно.

Он отвернулся, произнес глухо:

– А если бы и предложил, ты бы поехал?

– Мы своих не бросаем. Не будь тут стража, я бы уже пересек границу.

– Ну, значит, тогда и обсуждать нечего. Пусть случится то, что случится.

Колеса телеги протяжно скрипели, и лошадь брела с трудом, таща вес Матери Болот. Я шел рядом с животным, где подбадривая, а где понукая. Второй повозкой, ползущей следом за мной, управлял Вулхо.

Он не решился идти, так как его большой рост сразу же привлек бы к нему внимание, и сидел сгорбившись, стараясь выглядеть как можно меньше. Ради того, чтобы оказаться внутри укрепления своего давнего врага, он спилил свои прекрасные рога, чем шокировал не только меня, но сотню разномастных существ, собравшихся на поляне.

– Не жалейте о том, что теряете, – сказал он им, набрасывая на непривычно пустую голову белый капюшон. – Нас ждет новая эра, и в нее не попасть без жертв.

Звучали его слова довольно зловеще.

Сейчас он ничем не отличался от человека, что, конечно, было очень хорошо. Я надеялся, что все внимание будет приковано ко мне и его не попросят показать лицо. Мы прождали нового обоза до середины вечера. Но больше никто не приехал, скоро начнет темнеть, ворота закроют, а значит, нельзя мешкать.

Виенго настаивал на том, чтобы выехать раньше, но я не согласился. Поисковые отряды рыскали по окрестностям, пытаясь понять, куда пропали водовозы. Лагерь гудел, точно растревоженный улей, несколько часов. Теперь же они наконец-то угомонились, группы разведчиков сместились на север, к дальней оконечности леса, и на дороге никого, кроме нас, не было.

Мой балахон при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж и белым. Скорее серым, запачканным грязью и изрядно истрепанным возле рукавов. Кроме того, у ворота остались пятна крови, но я надеялся, что это не привлечет особого внимания. Святое братство очищения славилось своими мясниками и палачами, которые любили проливать кровь, и на одежде этих людей она не была чем-то необычным.

Мы объезжали замок вдоль южной стены, так чтобы нас до последнего не видели со стороны лагеря, на тот случай, если им вдруг приспичит проверить, кто мы такие. Дорога была неровной и неухоженной, в глубоких рытвинах. Телега сваливалась в них, точно водопад в пропасть, и я чувствовал, как Мать Болот закипает от злости под горой мелких диких яблок, которыми ее засыпали.

Замковые ворота приближались, солнце медленно клонилось к закату, краем едва касаясь вершин дубов.

Наша основная задача – ликвидация замкового гарнизона, в первую очередь артиллеристов и стрелков. Многопестрая армия Вулхо была намного меньше, чем силы бургграфа, и атака в лоб привела бы лишь к мгновенному поражению.

– Людвиг! Неприятности! – предупредил Проповедник, сидевший на козлах и поставивший ноги на лежащего на полу, закрытого тряпкой нгуна. Последний больше напоминал бревно – не шевелился и даже не дышал.

Нас неотвратимо нагонял отряд по меньшей мере из тридцати всадников. В красноватом свете заходящего солнца блестели кирасы и наконечники копий. Развевались серые стяги. Я направил телегу к обочине, уступая всадникам дорогу, и виенго сделал то же самое.

Проповедник поскуливал, слушая мерный стук множества копыт.

– Перестань, – попросил я его. – Давай без панических настроений. Сейчас от них совсем никакого толку.

– А если они проверят?

– Тебе-то чего волноваться? Тебя уж точно убить не смогут.

Он разозлился:

– Я частенько об этом забываю. Действительно. Чего это я? Ну проломят тебе черепушку, мне-то что с того горевать!

Солдаты поравнялись и очень некстати замедлили ход. Я покосился на яблоки, не видя в них ничего подозрительного. Мать Болот пока вела себя тихо.

Уже хорошо.

Всадники было отлично вооружены и отменно одеты. Один из них, немного грузный, но сидевший на лошади прямо, с густой, едва вьющейся рыжеватой бородой и тяжелым недружелюбным взглядом, сразу привлекал внимание. Он держался как командир. А если быть точнее, господин. Дорогая цепь на шее указывала, что он дворянского сословия.

– Чего везешь?

– Яблоки, ваша милость. – Я согнулся в поклоне, разумно полагая, что спина от этого у меня не переломится.

– Ваша светлость, – поправил меня один из воинов.

– Яблоки, ваша светлость, – смиренно повторил я, глядя на копыта лошади бургграфа, мнящего себя уже герцогом.

– А у тебя?

Вулхо сидел, надвинув капюшон на лицо, и прежде, чем он успел что-то сказать, я вмешался и почти не погрешил против истины:

– Свиньи.

Визаган, слыша эти слова, небось веселится от души.

– Мясо? – оживился владелец замка. – Хорошо. Скажи коменданту, чтобы занялся этим возом в первую очередь. Скоро ужин, ребята!

Воины ответили своему господину одобрительным ворчанием. Владетель поскакал к замку, и вся кавалькада устремилась за ним. Я видел, что у многих к седлам приторочены отрубленные головы тех, кого им удалось поймать во время рейда по окрестностям. В воздухе осталась горьковатая, светло-желтая пыль и вонь конского пота.

– Святой Григорий, это слишком для моих нервов. – Проповедник спрыгнул на землю. – Я, пожалуй, подожду здесь. Не люблю всякое там насилие. Дальше ты уж без меня.

Мы вновь тронулись, но теперь я специально придерживал животину, давая возможности конюхам замка забрать у всадников их лошадей, а солдатам уйти подальше. Совершенно не нужно, чтобы большие силы крутились в нижнем дворе, когда там появятся иные. Стражники на воротах, видевшие, как господин разговаривал со мной, не задали никаких вопросов. Лишь один из них раздраженно махнул рукой, мол, давай пошевеливайся.

Внешний двор погряз в суете и гвалте. Челядь была занята, и на нас особо не глазели. Я быстро сориентировался, увидев, как каменная дорога по дуге, мимо опорной башни поднимается вверх, к следующим воротам. Гораздо более узким, чем первые. Они стояли распахнутыми настежь, решетка со стальными зубьями оказалась приглашающе поднята, и я, тихонько насвистывая, направил лошадь туда.

Негромко заворковало под тряпками. Мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что говорит нгун, и я бормотнул:

– Черт. Совсем забыл. Спасибо.

Достал из кармана несколько темно-бордовых листьев, сунул их в рот, начал не спеша жевать, чувствуя, как по языку распространяется терпкий, немного вяжущий вкус.

– Эй! Вам говорю! Куда прете?!

Ко мне торопился толстый коротышка с железной бляхой на шее и огромной связкой ключей на поясе.

– Воротите назад! Все, что привозят, оставляют здесь. Нечего вам дальше ехать.

– Бургграф сказал везти ему сразу наверх.

– Наверх?! Ты охренел? Зачем яблоки наверху, когда склад здесь?

Я зло посмотрел на него:

– Я откуда знаю? Мне сказали, я делаю. Хочешь, оставлю телегу здесь, но, когда его светлость спросит, ты уж сам с ним объясняйся. Мое дело маленькое, привезти куда скажут.

– Спроси у бургграфа, правду ли этот говорит, – приказал он одному из солдат.

– Сам спроси. Я что, больной, что ли, его донимать такой ерундой? Да еще и с дороги, когда он злой и голодный.

– Эй! Мне чего делать? Мы так до ночи стоять будем? А ночь уже близко, – поторопил я их.

Действительно, вокруг уже зажигали факелы и большие чаши с углем, которые должны были освещать двор.

– Ладно. Как въедете, сразу бери левее, к колодцу, – разрешил толстяк.

Я лишь сплюнул темно-зеленой слюной. Язык от этих листьев немного онемел.

Во втором дворе я насчитал шестнадцать человек. Все солдаты. Половина из них приехали с бароном, остальные служили в местном гарнизоне. По стенам, окружающим площадь, ходили четверо молодцов, вооруженных арбалетами.

Возле колодца стояло Пугало. Заметив меня, оно весело помахало рукой, словно добрый дядюшка, заждавшийся своего племянника.

Я остановил воз и посмотрел на Вулхо. Тот довольно кивнул. У нас с легкостью получилось то, что не выходило у него несколько десятилетий – провезти во внутреннюю часть крепости живую смерть, воспользовавшись беспечностью охраны.

– Пора! – зычным голосом крикнул виенго.

Под яблоками словно пороховая бочка взорвалась. Они зелеными ядрами взлетели вверх и в стороны, градом застучали по камням, запрыгали, покатились вниз, по наклонной улице, к воротам через которые мы только что въехали. Лопались от ударов, брызгая белым соком.

Мать Болот, занимавшая целый воз, наконец-то выбралась наружу, и я отшатнулся к стене, не желая быть раздавленным ее зловещей тушей. Если честно, до вчерашнего дня я считал, как и все остальное человечество, что этих иных существ на материке уничтожили еще восемьсот лет назад, но мы, как всегда, ошибались. Одна из них веками пряталась в сердце топи и теперь, по зову виенго, выбралась, чтобы вершить месть.

У нее было восемь шипастых, суставчатых крабьих лап, удерживающих рыхлое, раздутое темно-желтое тело, состоявшее из полупрозрачных пузырей, в которых плескалась маслянистая коричневая жидкость. Я увидел, как та начинает бурлить, как распахнулась чудовищная пасть, издавшая низкий, пробирающий до мурашек стон.

Люди в ужасе закричали, не понимая, что за демон появился перед ними. Кто-то из самых расторопных стрелков выпустил болт, попал Матери в ногу, но та даже не заметила этого. Жидкость вскипела, в пузырях открылись отверстия, выплеснувшие ее наружу, и спустя миг та превратилась в удушливый темно-желтый дым, который густыми клубами быстро стал заволакивать двор, поднимаясь вверх и проникая в распахнутые окна казармы.

Люди хватались за горло, раздирали пальцами одежду на груди, падали на землю и умирали с открытыми ртами, выпученными глазами, захлебываясь собственной рвотой.

Я сплюнул слюну, которая теперь показалась горькой, но не избавился от листьев, защищавших меня от дыма, пахнущего гнилой трясиной. Мать Болот бесновалась, стонала, носилась по маленькому двору с изяществом неповоротливого демона, разрывая острыми лапами уже мертвые тела. За несколько секунд она серьезно сократила гарнизон замка.

Стенка фургона, которым управлял Вулхо, разлетелась щепками, и кабан со своей маленькой наездницей с визгом ринулся к воротам.

– Не спи, кровь Темнолесья! – Виенго, уже без капюшона, подхватив огромный лук, бежал обратно, и я едва поспевал за ним, оставив эту территорию замка под охраной Матери.

Нам следовало удержать внешние ворота до прибытия подкрепления.

Вырвавшись из желтых клубов ядовитого тумана, я увидел, что кабан растоптал нескольких солдат, спешивших наверх, чтобы выяснить, что происходит. Айювайя сеяла хаос среди метавшихся по двору людей. Она ловила их взгляды, подчиняла своей воле, и стражники бросались на своих же товарищей. Визаган заливисто хохотала, позволяя секачу вспарывать животы людей и лошадей огромными клыками.

Наконец-то загудел рог, но прошелестела стрела, и человек упал. Вулхо продолжал стрелять, за двадцать секунд опустошив тяжелый колчан и перебив солдат, пытавшихся поднять мост.

Грохнули выстрелы из аркебуз. Целились в нас, но из-за существенного расстояния мазали. Воинов во внешнем дворе оказалось гораздо больше, чем мы рассчитывали. Многие выбегали с оружием из замковых построек и караулки. С башни то и дело летели болты. Один все же достал визагана, и теперь та валялась на темных от крови камнях, подтянув ноги к животу и испуская дух. Кабан неистовствовал, и все внимание стрелков было приковано к нему, благодаря чему мне с Вулхо удалось добраться до ворота, опускающего решетку, и помешать двоим воинам закрыть вход.