Текст книги "Жизнь ни за что. Книга первая"

Курсант второго года обучения Леонид Сугробин светлым воскресным майским днём медленно брёл по набережной канала Грибоедова, разглядывая дворцы прошлых веков, возникающие как в сказках, за каждым изгибом канала. Иногда останавливался и, опираясь на ограждающие решётки, вглядывался в творения безвестных уже архитекторов, выполнивших безудержные фантазии сильных мира того. Было тепло, и бескозырку он нёс в руках. Но дворцы не заполняли его мысли, как и приветливые взгляды встречных девушек, как и всё окружающее в этом прекрасном многоликом городе, где каждый мог найти для себя всё. Было бы желание. Но желаний у Леонида не было. Находясь в центре мегаполиса, он чувствовал себя безнадёжно одиноким. Безвозвратно потеряв Людмилу, он не сразу осознал всю глубину потери и продолжал старательно учиться, самообразовываться, и исполнять все обязанности курсанта. Земляк и друг Валька Балыбердин чуть не насильно тащил его в круг весёлых развлечений, Но Лёнька своей меланхолией разочаровал всех знакомящихся с ним девушек. Иногда он ощущал себя словно попавшим в будущее, где у него нет уже связей с его, в общем-то, совсем ещё небольшой жизни и окружающим, нет связи с непрерывностью времени, единства взглядов. Он никому не открывался и никто не понимал его внутреннего состояния. И он чувствовал себя как во сне, когда он что-то говорил, но его слова никто не слышал и не понимал. Он иногда чувствовал, что находится не в настоящем, а в каком-то другом измерении и понимал, что потерпел исключительное поражение и то, что его собственное существование подвергается опасности. Леонид понимал, что против него сложились обстоятельства. Но понимал и то, что если бы он учился в обыкновенном гражданском заведении, его «Красная розочка» не затерялась бы от него. И все его детские романтические мечты о море и бесконечных странствиях в поисках открытий и приключений перестроились в эти месяцы в соответствии с реальным, и совсем неромантичным и обыкновенным путём и службой современного моряка.

Трёхмесячная служба на корабле не поколебала Леонида в уверенности правильности выбранного пути. Он не без удовольствия драил шваброй палубы, драил до блеска медяшки, скалывал лёд на ступеньках трапов и в установленные графиком сроки мыл и чистил гальюн. И гордо стоял на вахте за румпелем рядом со штурманом или самим капитаном, или в машинном отделении, контролируя уверенный гул «Маньки».2222
  Манька – главная машина корабля


[Закрыть] А шторм в Карском море?! Тогда двое суток их восьмитысячник ложило с боку на бок на тридцать градусов одновременно с нырянием носа корабля в кипящий вал, который докатывался до капитанского мостика. И вслед за этим задиранием кормы до обнажения винта. Это было совсем «не бухты барахты» и, надёжно выстоявших в этом испытании, бывалые морские волки отметили торжественным принятием курсантов в свои ряды, как бы перешедших экватор. А Людмила не дождалась. И что его ждёт далее? Пролетят дни, время залечит. Ему встретится другая женщина, и снова он уйдёт в море на месяцы. Затем короткий отпуск, и снова уйдёт на месяцы… И никаких экзотических островов, никаких захватывающих приключений и тем более открытий. На картах уже не появится вновь ни одного самого малого утёса – всё открыто. И для современного моряка осталась только будничная извозчичья работа: здесь загрузить, туда доставить и там выгрузить… Снова загрузить и —

 
«…И вот качается, качается, качается…
И ничего уже не видно позади.
И только женщины порою вспоминаются…
Те, у которых мы качались на груди…» (фольклор)
 

И будет ли другая женщина ждать месяцы и годы. И дети повзрослеют без ласковой руки отца!?

 
«Лёнька, Лёнька! Где твоя улыбка?
Полная задора и огня.
Это безвозвратная ошибка, Людка
То, что ты покинула меня…», —
 

пробормотал курсант Сугробин и смахнул рукой с зажатой в ней бескозыркой капельки пота на наморщенном лбу. Стояли последние дни сверкающего мая. « А с морем, однако, надо кончать!», – пришла нежданно простая мысль.

В параллельной группе учился курсант из г. Молотова (г. Пермь) Анатолий Клещёв, с которым Леонид познакомился в лагерях, а сблизился после небольшой дискуссии в читалке по стихам Е. Евтушенко и А. Вознесенского. Он, как и Леонид, также старательно образовывался и эта общность сблизила их. Прочитав все четыре тома «Война и мир» Льва Толстого, он себя и всех окружающих стал называть по-французски. Себя обозначил как Анатоль, Мишку Уварова – Мишель, соседей по кубрику Лёшку и Гришку переименовал в Алексиса и Жоржа. С Лёнькой у него вышла загвоздка. Пытался обозначить его Леоном, но не привилось. Леонид – имя греческое. Клещёв был открытый парень и уже через полгода пребывания в училище начал поговаривать, что казённая жизнь ему не по душе. А после практики он уже открыто стал говорить, что качаться всю жизнь в морях не его судьба и что окончит второй курс и бросит училище. «Бросишь и в армию загремишь», – сказал ему Леонид во время одного из разговоров в курилке. « В армию, конечно, не надо бы…», – пробормотал тот. И разговоры на свободную тему между ним и Леонидом на время прекратились.

И был светлый майский день. В сумрачную голову Леонида, захваченную вселенским одиночеством, поедающим самую его сущность, пришла простая мысль – с морем надо кончать. Анатоль Клещёв получил в этот день письмо из Перми, в котором друг ему сообщал, что в городе открылся новый политехнический институт и объявил набор со второго по четвёртый курс студентов из любых технических вузов любых специальностей. Вечером этого же дня Анатоль и Леонид вели жаркий разговор и пришли к выводу, что если они сумеют уволиться из училища после отчётных экзаменов за второй курс, то их зачислят в политех на третий курс и они уйдут от военкома. «Ты знаешь, какой это город! Он ещё год назад назывался Молотов. Сам понимаешь, Молотов был сталинский человек. В город „Хрущёв“ пока Никита постеснялся переименовать, а Пермь название историческое. А какая река Кама. Название индийское. Знаешь. „Кама сутра“, что такое? А Уральские горы! Одна Кунгурская пещера чего стоит. По реке Чусовой на лодке пройдём…».

Анатолий разволновался от воспоминаний

– «Ленинград, конечно, прекрасно, но тебе же отказали в двух престижных»… (Леонид действительно ещё не осознав, что он хочет, интересовался в институтах «Оптики и точной механики» и в «Технологическом» о возможности приёма на третий курс) «А в пермском варианте всё будет достойно, поэтому пишем запрос», – заключил Анатоль обсуждение.

Клещёв и Сугробин сдали экзамены за второй курс и к концу августа уволились из училища. Увольнение не было простым. Социализм не был тогда ещё даже развитым. Вылететь из училища или гражданского ВУЗа за провинность, неуспеваемость или какое-то несогласие с общепринятым было проще простого. А уход вполне положительных курсантов по собственному желанию выглядел абсолютным нонсенсом.

VI

Пермь приняла бывших курсантов приветливо. Их зачислили на третий курс механического факультета со стипендией. Леониду предоставили общежитие. После устройства дел у него выкроилось несколько дней для поездки к родителям.

Иван Макарович встретил гражданского сына сдержанно.

– Что!? Надоела казённая еда и казённая постель.

– Я думаю, что так будет лучше для будущего, – ответил Леонид. – И я постараюсь сам себя содержать.

– Ну, чем смогу подсоблю, но особо рассчитывать не придётся. Ну, да ладно, пойдём за стол. У меня к бане четвертинка припасена. Выпьем за студента. Курсантам-то нельзя, а студентам можно, по-старшему знаю.

Мама Тина поставила еду и ласково смотрела на последыша, ставшего совсем взрослым, и совсем не думала о перемене его жизни, которая из строгого направленного русла учёбы и преднамеренного будущего вышла в неопределённость. А отец, выпив рюмочку, сказал в эту неопределённость —

– Мне вот тоже в двадцатом году предлагали пойти на курсы красных командиров. Я тогда командиром взвода был. Но так мне с пятнадцатого года надоела эта армейская форма и казённая еда, что отказался от всего устроенного и обеспеченного будущего. А отказавшись, ничего не достиг. И то, что сделано, уже сделано, не вернёшь. Но в будущем старайся не торопиться делать, а дольше думать.

Но особенно и студенту беспокоиться было не о чём. Законы социалистического государства по окончанию ВУЗа определяли специалиста на работу в обязательном порядке. И он, следовательно. должен был работать и получать за работу заработную плату. Работы при социализме хватало всем.

Ленинград в Советском Союзе знают все. Это город Петра 1 и Ленина. Город Пермь, в котором оказался Леонид Сугробин по велению его ветреной судьбы, знают только его жители и жители области. Если б он звался город Демидов, то и то бы был известен более, так как про купца Демидова, освоившего Урал при Петре 1, во всех школьных учебниках истории и географии написано. Урал тоже знают все и Пермь – город уральский. Именно с него начинается с запада Урал. Река Кама является границей между равнинной Россией и горной страной, разделяющей Европу и Азию. Город Пермь стоит на левом берегу Камы, который вопреки правилам географии является высоким, а правый низким. Река у Перми полноводна, могуча бурливым течением, широка и глубока. Двухпалубные и трёхпалубные теплоходы и самоходки река-море проходят у Перми без забот. Железная дорога, перепрыгнув Каму, попадает на станцию Пермь П, где разделяется на две ветки. Одна продолжает путь на восток, на Екатеринбург, другая горнозаводская уходит по берегу Камы на север к Соликамску через стации Пермь 1 и Мотовилиху. По горнозаводской линии через полсотни километров поезд выходит на Пермское водохранилище в зону отдыха и рыбалки. По транссибирской магистрали через час с небольшим поезд достигает г. Кунгура с самой знаменитой в России Кунгурской ледяной пещерой, огромной, обустроенной и удобной для посещения.

Пермь промышленный город. Знаменитый Мотовилихинский завод с многотысячным коллективом изготовлял пушки. Расположенный под крутым холмистым берегом, завод обосновал испытательный полигон за рекой и испытывает пушки прямо с территории завода. Оттого город регулярно слышит канонаду и непосредственно каждый житель ощущает себя участником оборонной программы страны. Над мотовилихинским заводом обустроен огромный глубокий пруд. В старые времена вода из этого пруда крутила машины и станки завода. А сейчас там место отдыха. К пруду подсадили парк, построили лодочную станцию, аттракционы, кафе и стало очень удобно, не выезжая из города, провести день на благоустроенной природе. Кроме Мотовилихи ещё один завод ежедневно напоминает о себе. Это завод реактивных авиационных двигателей. Испытуемые двигатели издают рёв, слышимый всему городу. Другие заводы работают тихо.

Пермь и студентами не обижена: около десятка вузов с университетом. и техникумы составляют приличное студенческое население в городе. Имелось даже хореографическое училище и, как говорили знающие патриоты, лучшее в стране. Что вполне возможно, т.к. оперный театр был на высоком уровне. Будучи в Перми три года Леонид посетил все спектакли театра и вместе со своим ленинградским познаниям, подковался по опере и балету весьма основательно. Студенческая жизнь вузовская и межвузовская была насыщенной. Был городской клуб студентов, организующий фестивали и конкурсы, спортивные соревнования и вообще встречи по интересам. Скучно студентам не желающим скучать не было. Познание мира за эти три года было определяющим в культурно – художественном становлении Леонида, как человека образованного многосторонне. Конечно провинциальная Пермь не покрытый шармом столичный Ленинград. Но Ленинград курсант Сугробин видел только по выходным. А здесь была свобода.

Пермь связана с миром транссибирской магистралью, по которой прямым сообщением можно было попасть во все районы страны. Красавица Кама, прекрасный речной вокзал и теплоходы обеспечивали сообщение по воде с Астраханью и Ростовым, Нижним Новгородом, Москвой и Петербургом, с Рязанью и всеми другими центрами, стоящими на Каме, Волге и Оке, на Дону и на Неве

Аэрофлот в те годы не был конкурентом железной дороге и теплоходам. Самолёты ИЛ-14 и ЛИ-2 были в небольшом количестве и брали на борт немного пассажиров и использовались, в основном, для трудно доступных мест. Но при всём при том Пермь имела грунтовый аэродром и принимала эти самолеты. Рядом в новых жилых кварталах жил Анатоль Клещёв. И когда Сугробин навещал его, они шли в аэропорт обедать и попить пива в маленькую, уютную лётную столовую, где кормили вкусно и дёшево. Недалеко находился хоккейный стадион, куда Леонид разок зашёл посмотреть хоккейный матч и познакомился с бурно развивающимся новым для России видом спорта.

Начавшиеся в 1954 году работы по освоению целинных и залежных земель на Алтае, Казахстане и южном Урале, достали Сугробина в 1958 году. Великая эпопея освоения целины затевалась для обеспечения страны хлебом. Всё закончилось тем, что после освоения целины страна начала закупать хлеб за границей. Но как бы-то не было, первый урожай целина дала в 1956 году. В тот год в районах освоения новых земель погода благоприятствовала как никогда, а нетронутая неистощённая земля отдала хлебному злаку все соки. И урожай получился таким, что Казахстан, Алтай и Южный Урал захлебнулись в зерне. К сожалению для страны, первый реформатор Никита Хрущёв приказал пахать и сеять, но не догадался подготовиться к сбору и хранению зерна. И невиданный урожай не принёс радостей и достатка народу, так как большая часть зерна пропала из—за отсутствия хранилищ. И от небывалого, но пропавшего урожая выиграл только лично Хрущёв. Невиданный урожай помог Хрущёву выстоять в схватке с самыми мощными сталинцами Молотовым, Маленковым, Кагановичем и Шепиловым, которые были противниками непродуманных и авантюрных решений, в том числе и освоения степных земель в таком масштабе. После этой победы, как уже отмечалось, Хрущёв принял на себя в марте 1958 года пост премьера и стал единоличным не критикуемым государём.

Тогда для спасения урожая на целину в невероятном пожарном порядке были брошены сотни тысяч студентов, солдат и офицеров целых воинских подразделений, работников промышленных предприятий. Это было начало. Практика заброса студентов с этого года стала необратимой и ежегодной, хотя такого урожая, как в 56-м, и даже близкого к нему, уже никогда не было.

ПЛАНЕТА ЦЕЛИНА.

Ещё при зачислении новоиспечённых студентов Клещёва и Сугробина, также как и всех остальных, предупредили, чтобы тридцать первого августа прибыли в институт с рабочей одеждой и морально были подготовлены к поездке на уборочные работы в целинные районы на месяц – полтора. И первого сентября несколько сотен студентов из разных вузов доставили на запасные пути ст. Пермь П, где стоял эшелон из очень большого количества товарных вагонов. В вагонах справа и слева от дверей были построены сплошные деревянные двухэтажные нары, на которые было брошено сено. накрытое какой-то тканью. Посредине вагона стояла пара скамеек и большой бак с водой. В каждый вагон было погружено не менее 30 человек, или мальчиков или девочек. Около восьми вечера посадка закончилась. По путям вдоль вагонов ещё раз пробежали организаторы, приказывая прикрыть двери, и поезд тронулся. Познание мира Леонидом Сугробиным, при рождении не отмеченным высшими силами, стремительно продолжало расширяться.

Студенческая группа, в которой оказались Анатоль и Леонид, была собрана с ближних и дальних окрестностей. И первые часы прошли, как вечер знакомства в санатории, только без музыки и танцев. В группе оказалось двадцать семь ребят и три девушки. Половину группы составляли студенты из местных институтов – горного и механического факультета сельскохозяйственного. Остальные были из вузов окрестных областей, и даже из Архангельска был помор Зосим Пахтусов. Память сразу не воспринимает массу нового. И, запомнив по несколько имён, рассказав о себе ближним по нарам, и выслушав рассказы новых знакомых, бывшие курсанты Толя и Лёня, немного погрустили о налаженном быте в училище и разместились на верхних нарах. Было прохладно, и они прикрылись захваченными с собой плащиками. Более знакомые и организованные горняки и сельхозники, выпили за отъезд и травили анекдоты. Сугробин быстро заснул. Клещёву не спалось и не лежалось. Он спустился вниз и присоединился к картёжникам, расписывавшим «пульку» при свете кем-то прихваченной толстой свечи.

Анатоль Клещёв, притомившись от пульки, которую он расписал вместе с тремя новыми друзьями, полулежал у открытого вентиляционного люка на втором этаже нар и равнодушно смотрел на мелькающий пейзаж. Его что-то захандрило. Кажется, все намерения благополучно завершились и он не курсант, а свободный студент и никто не запрещает ему расписать преферансную пульку. И в том, что везут куда-то в Казахстан его не волновало. Глухое недовольство откуда-то из глубины подсознания возникало оттого, что везут, не спрашивая его согласия, также как из училища отправили на корабельную практику, не запланированную программой обучения. Ему никогда не нравилось, когда его вели. Он был согласен выполнять всё, что было принято им добровольно. Целина в программу обучения не входила, и это его начинало ущемлять. Сугробин давно посапывал рядом. Клещёву не спалось. Он поправил сползавший плащик на Сугробине, мысленно назвав его хорошим парнем. Он чувствовал себя немного виноватым в том, что Сугробин здесь по его убеждению. Он не знал всех причин ухода Сугробина из училища и думал, что это он, Клещёв Анатолий, сбил с прямого пути на «скользкую» дорожку хорошего парня. Сам Анатолий поехал поступать в училище из-за собственного упрямства. Его школьный друг Вовка Чащихин мечтал ходить в морской форме и решил поступить в МАТУ (Молотовское авиационно-техническое училище ВМФ). Там курсанты обучались два года и выпускались техниками – лейтенантами. Курсанты были одеты в военно-морскую форму и являлись завидными женихами для молотовских девушек. Анатолю совсем не хотелось служить в армии, и он отнекивался, говоря, что пойдёт в «Горный» и будет уран добывать, лишь бы не служить. И его решение пришло спонтанно, когда они с Чащихиным сидели на берегу Камы со своими девушками, и Вовка обозвал его неспособным для поступления в такое звонкое заведение. И тогда Анатолий заявил перед своей девушкой, что он будет моряком, но не по цвету формы, а настоящим и поедет поступать в морской город, а именно в Ленинград. И все весело согласились. И он, Анатоль, стал курсантом и приехал к своей девушке во всей морской красе, а Чащихин срезался на медкомиссии – оказался дальтоником.

С Лёнькой Анатоль познакомился на первых сборах после вступительных экзаменов. Он заметил двух пареньков, которые держатся постоянно вместе. «Если к ним примкнуть, то будет трое, а это уже кое-что», – подумал он и подошёл к Балыбердину и Сугробину.

– Меня зовут Анатолий Клещёв, я из Перми, – сказал он и протянул руку.

– Пермь, это я знаю, – сказал Сугробин. – У меня там двоюродный брат учился, МАТУ кончал. Только город Молотовым называется.

– Конечно. – согласился Клещёв, – город называют Молотовым, а жителей – пермяками.

Все трое рассмеялись и пожали друг другу руки, представясь по очереди.

Только ты скажи, – сказал Балыбердин. – Твоя фамилия происходит от клеща или от клещей?2323
  Игра слов. Клещи это инструмент, а клещ – гадкое насекомое.


[Закрыть] От этого твой характер проявится. Правда, Лёня. И мы будем готовы к твоим поступкам неадекватным.

Филосов, – отмахнулся Клещёв. И к Сугробину, – а теперь где твой брат? Ему хотелось утвердиться в правильности своего решения не поступать в МАТУ.

В Калининграде. Он на четыре года старше меня. И уже женился.

Ответ Сугробина не очень удовлетворил Клещёва. Ему бы хотелось, чтобы Лёнькин брат служил где-нибудь в Даоляне. Но ребята задружились. А когда трое «все за одного, а один за всех», то это уже организация.

Анатолию, как он себя помнил, нравились стихи. Их звонкие рифмы и напевность завораживали, и сложение рифмующихся строчек казалось волшебством. Вода – беда, любовь – морковь, девичьи очи – бессонные ночи и прочая рифмующаяся белиберда постоянно вертелась в его мыслительном аппарате вместе с двузначными и трёхзначными уравнениями, военными походами Александра Македонского и Тамерлана. Его стихи на школьные темы помещали в стенгазете. А стихи о любви он не стеснялся уже читать романтическим девушкам и в группах, и наедине. Себя он видел главным героем во всех ситуациях и, увлекшись романтикой дворянского быта первой половины Х1Х века, переименовывал себя и окружающих на французский манер. Это было в школе, повторилось в училище. Над ним подсмеивались, но это его не трогало. И романтичным девушкам представлялся не Клещёвым, а Кирсановым. И получал от них письма на эту фамилию. Но романтичная морская форма и море его не завлекали. На морской практике он морю посвятил только короткие строчки:

 
«Что ж ты, море, рвёшь сурово
Мою утлую ладью?
Если будешь так, то скоро
Я скажу тебе «Адью!»
 

Суровые морские будни и достаточно строгий режим в учебном процессе не очень устраивали свободолюбивого Клещёва. Он образовывался, как и Сугробин по всем направлениям, не определяя своего окончательного выбора. И делился сокровенными мыслями только с Сугробиным, которого выделил как близкого по духу, когда тот прочитал перед группой «Анну Снегину» Сергея Есенина наизусть. Поэт Есенин, как и многие другие, был тогда полузапрещённым в советской литературе, как выразитель упаднических настроений и негодный для строителей коммунизма. Клещёв показал Леониду свои стихи. Балыбердин в их поэтические дела не встревал, и свободное время отдавал девушкам. Будущая профессия его радовала, и он был счастлив. Впрочем, для дружбы всех троих ничего не мешало. Когда Клещев созрел на уход из училища, он и сам не припомнит. Наверное, в тот серый день, когда ему пришёл отлуп из «ЮНОСТИ», куда он отправил подборку рукописных стихов, с советом меньше ныть и больше учиться у мастеров и познавать жизнь как можно глубже в натуре, а не киснуть в собственных рифмах. Анатолий загрустил. Мастеров поэзии у него в знакомых не значилось, а критиком был только Сугробин, который чего-то писал в своей записной книжке, иногда читал пару строчек, но никуда ничего не посылал и не собирался. Он хотел стать приличным технарём. И Клещёву пришла, как он посчитал, правильная мысль – уйти в жизнь. Море он уже познал за месяцы суровой практики и посчитал, что делать ему на нём нечего. Заметив, что после зимнего отпуска Лёнька круто загрустил, Анатоль и подкатился к нему со своими сомнениями. Слова его упали на благодатную почву. Только Анатоль не знал и не узнал, что в решение Сугробина была замешана женщина. Не та, «Красная Розочка», которая ушла навсегда, а будущая, ещё ему неизвестная любимая женщина, которой он не позволит ждать его долгие месяцы в одиночестве. Сугробин никого не пускал в свои сердечные дела и не откровенничал. Анатолий раскрывался, и ему было легче перенести неудачи. Школьная девочка не дождалась и Анатолия. Из его самосъедающих писем она поняла, что тот бросает карьеру морехода на неизвестность и быстренько выскочила за выпускника МАТУ, хотя тех к тому времени уже перевели из флота в армейское ведомство и поменяли морскую форму на лётную общевойсковую. И в Перми его не встретила, как бывало, любимая девушка, когда они с Сугробиным приехали из Ленинграда. Разобравшись, что к чему, Анатолий пришёл в общагу к Леониду с бутылкой «Шартреза», грустно обо всём рассказал и закончил фразой, что «желание расширить познание жизни принесло первые потери». А Сугробин подумал: «Какие всё-таки лейтенанты бойкие. Нельзя девчонку на полгода оставить – сразу подбирают». И только спустя годы осознал, что практичные девчонки желали стабильности и достижения положения к зрелым годам, потому что лейтенант мог стать и генералом. А подполковником-то к сорока пяти обязательно становился каждый образованный и положительный лейтенант; и пенсию получал соответственную с сорока двух лет. А инженер на пенсию выходил только с шестидесяти лет. И никто ему не мог гарантировать продвижение по службе за выслугу лет. И, прослужив сорок лет, он мог так и остаться рядовым инженером и, соответственно, с рядовой зарплатой, на которую семью содержать было невозможно… А выпив несравнимый ни с чем ароматный и крепкий отечественный ликёр, ребята начали травить анекдоты про офицеров и студентов, а под конец запели, обнявшись, песню, написанную, видимо, таким же неудачливым романтиком, как и они-

 
Не пей по кабакам, не порти кровь.
И не губи себя в дыму табачном.
На то она и первая любовь,
Чтоб быть ей не особенно удачной… (фольклор)
 

Мерцали в ночи огоньки. Жесткий товарный четырёхосный вагон трясло и болтало на стыках и поворотах. Студенты ехали спасать урожай для Родины.

В середине следующего дня поезд прибыл в Свердловск, где его приняли на путях формирования воинских эшелонов. На платформе под навесами там стояли дощатые, длинные столы, на которых дымились бачки с горячим супом и пшённой кашей с котлетами. Студенческому воинству заботливые военные предоставили горячий и сытный обед. После еды похорошело. Отправку эшелона железная дорога задерживала на пять часов, и студентам было разрешено занять время знакомством с городом. А когда эшелон двинулся дальше, большая часть студенческого контингента и Сугробин с Клещёвым заодно с ним предпочли второй этаж нар прелестям пробегающих мимо ландшафтов. Потом Клещёв снова засел внизу за преферанс. От Свердловска двигались с частыми остановками и длительными стоянками. Никто эшелон больше не встречал и студенческое воинство не кормил. Студенты всухомятку приели всё прихваченное с собой съедобное, запивая сырой водой из бачков, которые старались наполнять на стоянках. Примерно через каждые 4 часа поезд останавливался: степь ли была голая или придорожные посадки – без разницы. Раздавалась команда; «Мальчики направо, девочки налево» И сотни мальчиков и девочек стремительно мчались по разные стороны эшелона, растёгивая на бегу штанишки. Так вот и ехали двое суток. Кто смотрел в открытую дверь на бескрайнюю степь без единого бугорка, кто читал, кто спал, кто играл в карты без сна и отдыха.

Выгрузили эшелон на безымянной станции в Казахстане между Кустанаем и Кокчетавом. Тогда, конечно, административные границы не имели никакого значения, и в союзную республику эшелон вошёл буднично без приветствий и благодарностей за дружескую помощь. Никто из студентов не бывал в этих местах, в краях незнакомых, необычных. Сугробин знал о Казахстане только то, что было написано в школьных учебниках. В учебнике по географии на иллюстрациях была юрта с привязанными к ней парой коней, и стоявший рядом с конями казах с куцей бородёнкой и в растёгнутом халате. И всё это на фоне бескрайней бурой равнины под бескрайним серым небом. Пока Сугробин рассматривал безрадостный пейзаж из вагона, ему ни разу не увиделась картинка как в учебнике. Казалось, что на сотни километров была выжженная за летние месяцы безжалостным солнцем пустая земля. Ни людей, ни коней, ни посёлков. Да и не было их здесь никогда. Забредали порой пастухи с отарами овец и снова уходили. И не было такого государства никогда как Казахстан. А земли до Китая и Персии были присоединены к России, как гласит советская история – добровольно. Да и лучше было раздробленным племенам иметь могучую защиту от любителей поживиться, чем быть независимыми. Так и образовалась территория под властью России, названная Средней Азией. На местах правили местные туземные ханы, в пограничных городах стояли российские гарнизоны. И всем было неплохо. Революционный переворот, совершённый масонами – большевиками для разрушения Российской империи, представлялся им победоносным только при создании национальной розни в многонациональном государстве. Ленин приложил весь свой талант и влияние, чтобы разделить империю на национальные республики под лозунгом «права наций на самоопределение».2424
  Первый отбор российских земель в пользу национальных республик прошёл под руководством Ленина при создании в 1922 году СССР, когда в состав Украинской ССР были отданы земли Харькова, Луганска, Донецка, Одессы, Николаева. То есть те регионы, которые никогда не принадлежали даже Киевской Руси, а были отвоёваны Россией у Турции и Крымского ханства в ХУ111 веке при правлении Екатерины П. Должно быть, Ленин потёр ладошки друг о друга и подумал про себя, что Польша отобрана Англией и Францией, Финляндия и Прибалтика уже им отдана, Украина, получив право на отделение, отделиться со всеми включёнными в её состав областями. И что без этих земель Россия уже не Россия. Похоже, так думал и Хрущёв, передавая Украине российскую гордость Крым. Сталин в 1922—ом противился как мог разделению Российской империи на самостоятельные республики, но был ещё слаб. А 1936 году, видимо, увлёкся блеском своих побед и подписал Казахстану границы по территориям, которые были «ничьими» до колонизации их русским правительством. А самой справедливой границей России с Казахстаном была бы прямая линия по сорок восьмой параллели от китайской границы до реки Эмбы. И бывший первый секретарь компартии Казахстана Назарбаев, ставший президентом, это хорошо понимал и перенёс столицу из благоустроенной южной Алма – Аты на крайний север своей республики и переименовал все русские города на своём севере.. (Размышления автора)


[Закрыть] И несмотря на то, что Сталин победил на следующем историческом отрезке и создал ещё более мощную империю, фундамент для разрушения России был заложен. К 1936 году Средняя Азия была поделена на пять государств, наделённых границами и правительствами. Границы рисовались в глубоком заблуждении о том, что они никогда не будут границами. Великий Сталин ошибался, утверждая их. А великий Ленин, коммунист – большевик и масон не ошибался. Он твёрдо знал, что национализм сильнее любых сил. В результате через пятьдесят пять лет после образования Казахской Советской Социалистической республики, на карте мира появилось суверенное государство Казахстан с территориями, которые исторически никогда не были хоть как-то зависимыми от тех слабеньких и постоянно враждующих между собой кланов из-за земель в междуречье. Но это будет еще только через тридцать три года после 1958 года, когда Сугробин высадился на безвестной станции в казахстанской степи. И ещё пели тоскливые песни советские геологи, палящиеся под степным солнцем. И был единый, могучий Советский Союз, который непутёвый его руководитель – разрушитель пытался накормить казахстанским хлебом.

Около сотни грузовиков встречали эшелон. Каждая машина была оборудована поперечными скамейками. Группы студентов быстро расписали по элеваторам, совхозам и машинам. Студенты загрузились и машины веером во все стороны света ринулись от станции со своим бесценным грузом. Пыльное марево из под колёс мчавшихся по нетронутым с весны дождями степным дорогам, застило солнце.

Километров через двести машины с полутора сотнями засыпанных толстым слоем пыли мальчиков и девочек среди которых были Сугробин и Клещёв, остановились в центральной усадьбе совхоза. Усадьба невооружённому, неопытному взгляду была, быть может, близка к середине своего строительства, как производственного, так и жилищного. Совхоз основывался, строился и обживался москвичами. Но какие претензии? Первые люди пришли сюда заснеженной весной 1954. а сейчас был пятьдесят восьмой. А кроме построек было поднято и засеяно 30000 гектаров. Сооружён пруд, заложен фруктовый сад на пятнадцати гектарах. Нет! Никаких претензий у Сугробина и в мыслях не было. Было любопытство и искреннее желание помочь, раз призвали на помощь. На морскую практику курсанты также были посланы на помощь.

Не теряя времени, руководители стали распределять людей по отделениям и бригадам. Группу Леонида, сформированную в институте вновь и в которой старосту студенты выбрали уже в вагоне, разбили на три части и расписали по комплексным тракторным бригадам. Восемь человек, среди которых были неразлучные Клещёв и Сугробин, попали на полевой стан в пяти километрах от центральной усадьбы. Девчонок из их группы объединили с остальными девушками и оставили в центральной усадьбе для очистки зерна на току.