Текст книги "Микадо. Император из будущего"

Глава 21

 
Вершина Фудзи
В осеннем тумане
Кричат журавли
 

Неизвестный автор

Мне снится ВВДНХ. Всеяпонская выставка достижений народного хозяйства. Играет какая-то бравурная музыка вроде марша высотников:

 
«Не качегары мы, не плотники,
Но сожалений горьких нет…»
 

Под руку с Тотоми, раскланиваясь с посетителями, мы гуляям по тенистым аллеям ВВДНХ. Проходим мимо монумента «Рабочий и колхозница». Гигантская узкоглазая селянка держит в вытянутой руке серп, а не менее огромный плосколицый гегемон – молот. Глядя на них, я понимаю, что Японии нужен свой собственный символ. Все-таки императорская хризантема – это эмблема двора. Красное восходящее солнце на белом фоне? Слишком банально. Может быть позаимствовать герб страны Советов? Наложим серп на молот или кирку, обрамим снопом риса…

– Дорогой, я хочу мороженного! – капризным тоном говорит Тотоми.

– Конечно, любимая – мы встаем в очередь к мороженщику. Люди узнают нас, пытаются пропустить вперед, но я грозно одергриваю очередь. Правила, они для всех правила. Берем по порции фруктового льда, идем дальше, посасывая холодное лакомство.

Ах, как приятно в жару подойти к фонтану Дружба народов. Десять золотых фигур девушек, символизирующих дружбу стран Юго-Восточной Азии, окружают каменный цветок, из которого бьет вода. Сколько намучился айн, пока сделал насосы, работающие на каскаде подземных вод, текущих с гор – не передать. Да и художники японской академии искуств два года отливавшие из золота тела женщин – вымотали все нервы и мне, и художественному совету выставки. Ну, скажите на милость, почему китайская девушка стоит в боевой стойки кунг-фу, а сиамская дама так вообще сидит на миниатюрном слоне?!

Подходим к павильонам провинций. Вот здание провинции Мино – она славится свиным животноводством. На входе в павильон толпится очередь желающих купить молочного поросенка по сниженной цене. Следующая постройка посвящена промышленному центру Симоса. Монументальную колоннаду украшает красивый гипсовый барельеф, рассказывающий о битве при Хиросиме. Заглядываю внутрь. Народ ходит среди сеялок, веялок и прочего сельхозинвентаря. Лектор на возвышении объясняет кучкующимся вокруг него крестьянам что-то про удобрения, заодно демонстрируя разноцветные этоки-инструкции по использованию подкормок. Что у нас там дальше? Павильоны Юный натуралист, Лесное хозяйство, Кондитерская промышленность, Табак. Сколько я не пытался бороться с вредной привычкой, табакокурение все-таки просочилось в страну из Китая.

Бип-бип! – нас просит посторониться небольшой поезд, тянущий за собой по рельсам пассажирские вагоны с посетителями выставки. Из коротенькой трубы валит дым, из под колес бьют струи пара, задирающие у прохожих полы кимоно. У молодежи появилась мода специально подбегать к этим струям и показывать окружающим свои ноги. Старшее поколение смотрит на это осуждающе и недавно в утренней газете даже была обличающая статья.

– Ёшихиро! – дергает меня за рукав жена – Ёшихиро!!

И тут я слышу, как меня кто-то зовет и просыпаюсь. За руква спального кимоно меня дергает вовсе не жена, а Хандзо. Он одет в черный костюм синоби, без маски и капюшона. Его рябое лицо тревожно.

– Ёшихиро, да вставай же! – я хватаюсь за меч в изголовье и натыкаюсь на насмешливый взгляд синоби, как бы говорящий мне – Если бы хотел убить, уже бы убил.

– Что случилось? Где адъютанты?! Ах, да, я им же сам запретил спать в ногах. Как ты сюда попал?

– Некогда объяснять. Одевайся скорее! Во дворце враги.

В подтверждении его слов внизу, на первом этаже раздается громкий взрыв. Со стен вниз летят деревянные панели, с потолка сыпится пыль. Раздаются крики боли и выстрелы. Я быстро натягиваю одежду, выскакиваю на балкон, который доминирует над приемным покоем и вижу, как первые ниндзя, выбравшиеся из дымящегося разлома, бросаются в атаку.

– Ты! – бешенно кричу в лицо присоединившегося ко мне Хандзо.

– Это наемники Янаха Сэйко из Вакасы – телеграфным стилем затораторил Хандзо – Траурные синоби. Их нанял Хидэёси. Он здесь со своими людьми. Около полутысячи его солдат штурмуют Госё. Я только ночью приехал в Киото и узнал о заговоре. Сразу к тебе. Нам не устоять. Надо бежать, скорее! Потом вернемся с полками и отобъем Госё.

– Да, как он смог собрать столько своих людей в городе??

– Праздники – Хандзо тянет меня за рукав во внутренние покои, но я упираюсь.

Меня охватывает какой-то ступор. Я смотрю вниз и вижу, как воины-псы предпринимают контратаку и даже закалывают мечами нескольких синоби. Но те перегрупировываются, раскручивают цепи с грузом, обматывая цепи вокруг клинков и вырывая их из рук самураев. Сюрикены летят по всему тронному залу, моментально выводя из строя уцелевших «псов», – пост быстро уничтожают. Среди синоби много раненых и их товарищи тут же добивают самых безнадежных.

В покои начинают забегать самураи в красных доспехах. В центре порядков идет Хидэёси. Я узнаю его по огномному шлему с вычурными оленьими рогами. Он смотрит вверх и видит меня. Личина поднята и я замечаю, как он улыбается. Проводит рукой по горлу, после чего, рявкает приказ. В меня летит несколько стрел, но Хандзо, крутит мельницу и легко отбивает их мечом.

Тем временем, из караулки в зал вбегает еще один отряд «псов». С яростным криком они врубаются в порядки нападающих. Один из ниндзей открывает заплечную сумку, достает оттуда тыквенную фляжку с порохом, поджигает фитиль и… Хандзо бросает в него сюрикен. Наемник хватается за щеку, роняет флягу, раздается громкий взрыв. Самураев Хидэёси разбрасывает в стороны, зал заполняется огонь и дым. «Псы» давят, отбрасывая «красных» в самый огонь, пытаясь добраться до военачальника, но к врагам подходит новое подкрепление и ситуация застывает в шатком равновесии. Ее нарушают солдаты с аркебузами. Они заскакивают в зал и сходу открывают огнонь. Мои самураи падают, как скошенная трава. Паралич проходит и я чувствую, как изнутри поднимается боевое бешенство.

Хандзо уже силой затягивает меня обратно в спальню и толкает в сторону лестницы. Мы быстро спускаемся на первый этаж и мчимся к черному ходу. По пути перепрыгиваем через трупы слуг, огибаем горящие дропировки и мебель. Из-за дыма трудно дышать и кое-где приходится двигаться на ощупть.

Выскакиваем из здания и нос к носу сталкиваемся с группой из шести самураев хидэёси. Хандзо мгновенно сносит голову первому, взрезает шею второго, да так, что нас всех окатывает кровью и прорывается сквозь отряд. Я парирую выпад слева, бью локтем в лицо растерявшегося бойца справа и тоже вырываюсь на схватки. Мы бежим с синоби во все лопатки, а за нами с криками бешенства несуться «красные». Проскакиваем парк насквозь за несколько минут, направляясь к казармам, как вдруг замечаем зарево огня, что охватил нужные нам здания.

– Есть другой план? – кричу в спину Хандзо – Давай к подземному ходу!

– Там люди Хидэёси – в ответ орет синоби – Придумай еще что-нибудь!!

Погоня продолжается, одоспешенные самураи отстают, но не теряют нас из вида. Мы забегаем в восточную часть Госё, огибаем библиотеку, оранжерею и я вижу призимистое здание с узкими бойницами.

– Туда – машу рукой синоби и вырываюсь вперед – Это арсенал.

Дверь открыта, на крыльце лежит с десяток тел солдат – вперемешку фиолетовые и красные. Мы заскакиваем внутрь и натыкаемся на трех самураев Хидэеси. Один перематывает рененую руку, два других – пытаются вскрыть дверь, ведущую в коридор. Быстрая схватка, мгновенный обмен ударами и «фиолетовые» валятся на пол. Взломщиков рубит в фарш Хандзо, я тже трачу несколько секнуд на раненого. Он оказывается вертлявым, скоростным бойцом. Но это его не спасает и после обманного финта, мой меч Мурасамэ – «Проливной дождь», протыкает его насквозь вместе с доспехами.

Синоби в это время успевает запереть на засов входную дверь и придвинуть к ней тяжелый стол.

– Что дальше? – Хандзо даже не запыхался. Собран, деловит и готов сражаться дальше. Я же испытываю отходняк после адреналинового шторма. Сажусь на пол, перевожу дух и начинаю соображать.

– В городе уже наверняка знают о нападении – вслух проговариваю свои мысли – Сейчас Хиро-сан соберет войска и выбьет Хидэеси из дворца.

– Это займет час или два. За это время нас отсюда выкурят.

– Попробуй открыть вход в арсенал.

В это время в здание начинают ломиться «красные». В бойницы залетают стрелы, деревянные ставни вспухают от бьющих пуль.

– Открывайте или мы взорвем дверь!

– Хандзо, кажется, я им нужен живым.

– Сразу убить и уйти не получилось, значит надо торговаться – пыхтя с отмычками над замком, ответил синоби – А для этого нужен товар. Готово!

Мы ввыливаемся во внутренние помещения арсенала. Еще один широкий коридор в который выходят несколько комнат. Заглядываю в одну – тут стоят стелажи с разнообразным режуще-колющем оружием. Мечи, копья, нагинаты. Следующая коморка – с порохом и мешочками со свинцовыми пулями Не то. Мне нужен…Вулкан! Вот он, стоит красавец. Пулемет системы Гатлинг. Точнее многоствольная картечеца. Шедевр японской оружейной мысли в исполнении Амакуни. Гатлинг размещен на деревянном лафете с огромными колесами. Есть железный щиток, прикрывающий пулеметчика. Рядом промостился его брат. У него длиннее ствол и нет щитка.

Выкатываем в коридор, тот который стоит ближе ко входу. Тяжелый гад. Только успеваем развернуть Вулкан дулами в нужную сторону, как раздается сильный взрыв. До нас докатывает ударная волна, летят доски и осколки железа. Самураи Хидэёси подрывают дверь и врываются внутрь.

– Держи проход! – кричу Хандзо, бросаясь обратно в оружейную комнату. Судорожно переворачиваю ящики. Неужели… нет, слава Аматэрасу! Коробки с патронами и горелка лежат рядом со вторым пулеметом. Хватаю, тащу все в коридор. А там Хандзо, вертясь ужом, уже сдерживает сразу трех «красных».

Лихорадочно пытаюсь сообразить куда вставлять ацетиленовую горелку. Эх! Надо было вчера не бухать на приеме, а изучить машинку под руководством кузнеца. Беру себя в руки и еще раз осматриваю казенник галтинга. Ага, вот подходящая выемка. Сую туда нагревательный прибор. Встает со щелчком. Теперь паторны. С ними легче. Короб с бумажными гильзами должен находится над стволом. И такое место есть. Несколько секнуд соображаю как пристроить ящик к ложу. Пробую и так и сяк, а Хандзо уже почти перед стволами – в коридор набилось с десяток самураев и синоби вынужден отступать.

– Ложись! – ору Хандзо в спину и проварачиваю рукоять гатлинга.

Ниндзя послушно падает на пол, об него спотыкаются самураи и валятся сверху. Но Вулкан, зараза, молчит! Еще раз дергаю рукоять. Опять ноль. Душа у меня проваливается в пятки и я начинаю попрощаться с жизнью. Опускаю глаза вниз и бью себ по лбу. Идиот! Горелку же зажечь надо!! А для этого в ее бочок нужно налить воды. Она вступит в реакцию с карбидом и появится пламя. Где же взять воду??

– Хандзо, нужна фляга! – что-то сомневаюсь, что в этой куче-мале синоби меня расслышит. Но происходит чудо. Каким то неописуемым движением Хандзо вырывается из груды дергающихся самураев, делает кувырок под колеса гатлинга и прямо в руки бросает мне флягу из тыквы. Я заливаю оду в верхнюю емкость лампы, начинается реакция, вспыхивает пламя. Хандзо уже почти под лафетом, в проем щитка бьет копье, только чудом не задевая меня.

От испуга я инстинктивно тяну на себя рукоять. Раскалённый боек протыкает бумагу первой гильзы и порох воспламеняется. Следует выстрел, еще один. Ура!! Новый поворот рукояти – следующий ствол встает напротив бойка, а из предыдущего ствола через второе отверстие вываливает гильза. Пулемет начинает стрелять. Сумасшедший треск рвущихся патронов нарастает, комнату тут же заволакивает плотными клубами дыма. Становится трудно дышать.

А в коридоре начинается ад. Пули прошивают насквозь доспехи самураев, отбрасывая тела ко входу. Огневой полуметровый сноп сметает всех со своего пути, но количество самоубийц не уменьшается. В дверь заскакивают все новые и новые «красные». Некоторым под прикрытием умирающих товарищей удается по трупам добежать до середины коридора, но плюющаяся свинцом карусль смерти не дает им не единого шанса.

Рука, вращающая привод устает, темп стрельбы снижается. Это становится поводом к новой атаки камикадзе. На сей раз в проход заскакивают аркебузиры. Первые, как снопья травы под косилкой, тут же ложатся на землю, но вторым номерам удается сделать жидкий залп. Пули бьют по щитку, не принося мне никакого ущерба. В клубах дыма трудно целится, но упорные самураи раз за разом пытаются меня достать. Налегаю на рукоять и стрекот усиливается. Мне уже не видно результатов стрельбы, но судя по крикам пули продолжают дырявить чьи-то тела.

Приходит время менять магазин и я прекращаю огонь. Хандзо уже вылез из пол лафета, и мы быстро, в четыре руки ставим сверху новый ящик. Если не считать стонов раненых, то наступает странное затишье. Никто из клубов дыма с воплями не бросается на нас. Пока напряженно ждем, тихонько распрашиваю синоби о нападении.

– Мой человек следил за поместьем Хидэёси. Как только увидел, что в усадьбе собираются люди – дал сигнал. А тут как раз я приехал в Киото. Уже ночь, пока доберусь до фельдмарашала.

– Он теперь канрэй. Первый министр правительства.

– Ух ты, растут люди. Ну так вот. Пока прорвусь к Хиро-сану, пока он протрет глаза, да поднимет по тревоги полки…

– Меня бы уже порезали на куски.

– Именно! Так что я ноги в руки и в Госё. Во вдорце меня в лицо не знают – опять потеря времени. Вот я и пошел через тайный ход.

– Тоже мне тайный. Полкиото знает уже.

– Пойду кая я наружу, разведаю. Что-то слишком тихо.

– Только аккуратно.

Хандзо ушел, а я продолжал побелевшими пальцами сжимать рукоять гатлинга. Через полчаса во дворец вошли правительственные войска. Им осталось только собрать триста трупов самруаев Хидэёси, две дюжины тел людей в черном и увы, полторы сотни воинов-псов. Фиолетовые бились до конца, несколько раз прорывались в горящий тронный зал за мной, но не обноружив – отступали обратно в хозяйственные постройки. Прошляпивший нападение Цугара Гэмбан, развил бурную деятельность – перекрыл въезды и выезды из Киото, блокировал усадьбу Хидэёси. Как оказалось, в нападении участовало немало столичных аристократов. Аресты шли по всем городу. Впрочем простой народ только приветствовал прополку, что устроил Цугара знати. Горожане устроили целый митинг в мою поддержку. С флагами и речами от наиоболее уважаемых представителей сословий. Что касается главы заговора, то как только Тоётоми понял, что уйти ему не удастся – он, не вступая в переговоры, совершил сеппуку. Мне передали его голову и последнюю хокку:

 
Прощальные стихи
На веере хотел я написать, –
В руке сломался он.
 

Глава 22

 
Печальна жизнь.
Удел печальный дан
Нам, смертным всем.
Иной не знаем доли.
И что останется? –
Лишь голубой туман,
Что от огня над пеплом встанет в поле.
 

Оно-но Комати

На дворе нагацуки – месяц красных листьев. В сентябре жара спадает, прекращаются ливни. Появляется первые сезонные деликатесы. Одним из них являются грибы. Королем грибов в Японии считается мацутакэ. По вкусу он очень похож на среднерусские опята. Эх, засолить бы и под холодную водочку, да в теплой компании. Наваливается иногда на меня вот такая депрессивная ностальгия. Тоска по Родине, по белым лицам с голубыми глазами, по огромным открытым пространствам…

Впрочем, жизнь не дает мне расслабиться и затосковать. То чума, то восстание, то переезд, который как верно утвреждают равен трем пожаром. Тронный зал Госё сгорел – пришлось всей гоп-компанией отправляться в Золотой Павильон. Испуганные Хиро-сан с Гэмбаном нагнали видимо-невидимо охраны. Новые самураи-псы – первое кольцо стражи, синоби Хандзо – второе кольцо телохранителей. Плюс еще обыкновенные солдаты, перекрывшие все подходы к Павильону.

Военчальники внимательно рассмотрели залежи трупов возле арсенала, дымящиеся стволы Вулкана и впечатлились. Следующим утром устроили тестовые стрельбы. Фронтальный огонь, стрельба во фланг, из засады… Сначала долго спорили, как именно следует применять пулементы, потом еще дольше сокрушались и хоронили бусидо. Один слегка обученный солдат влегкую кладет полк прославленных мечников. Честь, родословная, самурайские принципы – все идет коту под хвост. Генералы на полном серьезе начали говорить, что с появлением «вулканов» война теряет всякий смысл. Дескать, потери столь ужасны и скоротечны, что кланы перестанут вовсе браться за оружие. Какой смысл учиться кэндо, стрельбе из лука, если на поле боя ты даже не успеешь применить свои умения?

Пришлось терпеливо объяснять, что новые технологии влекут за собой новые умения. Солдаты научатся окапываться, атаковать цепью, т. е. разреженным строем. Пулеметы вполне можно уничтожать, например, расстреливая их из пушек или подползая на бросок гранаты. Новый взрыв негодования. Чтобы благородные дворяне ползали по грязи, как черноногие крестьяне?! Это что же?! Самураи станут синоби?? Тайком подобраться, внезапно напасть…

Нервы и так навзводе, не выдержал – накричал. Нам вот-вот отправляться на битву с Такахисой. Все висит на тонкой ниточке – одно сражение должно решить судьбу Японии, да и всего мира, а эти ретрограды кочевряжатся, морщат носы. В жесткой форме потребовал составить в недельный срок черновик боевого устава для офицеров. Куда включить разделы о том, как должна вести себя пехота в разрезе сотни (рё) и тысячи (тайдан) в наступлении, в обороне, на марше, походном охранении. Обязательно описать взаимодействие с пулеметными командами, артиллерией, конницей, саперами. Для новых родов войск также составить уставы. Огранизация тыла, выход из окружения, внезапный встречный бой или засада, управление войсками – все должно быть прописано и наизусть выучено рёсуями-лейтенантами. Посоветовал отказаться от рогов и барабанов. Для подачи сигналов на дальние расстояния использовать разноцветные фейрвеки, на близких – свистки или дудки в нескольких тонов. Разрешил реквизировать соответствующий инвентарь в синтоистских храмах.

Со стрельбища вернулся в Золотой павильон злой как черт. Не выспался, пропах гарью, а еще приходится убеждать упертых военных, что дважды два – четыре. Временный дворец встретил меня тишиной. В залах и коридорах – пусто, хоть шаром покати. Охрана осталась у дверей, все мои денщики, адъютанты куда-то рассосались, слуг тоже не видно… Удивительное дело! От такой пустоты я, честно сказать, уже порядочно отвык. Пооглядывался и списал все на Хидэёси – его люди убили много слуг.

Подавив тревогу, добрался до кабинета и попытался заставить себя поработать. На сегодня у меня была запланирована встреча с ведущими преподавателями университетов. Выдам им наброски учебников и сопутствующих материалов, вроде таблицы умножений, объясню новый план занятий с учениками – никакой астрологии и гаданий, больше времени математики, иностранным языкам, черчению и другим предметам. В качестве морковки – дополнительное финансирование. После учителей – совещание с Сабуро Хейко. Будем сводить бюджет 1539-го года и планировать 40-й. Чувствую, светит нам серьезный дефицит. Сокровища «Черного корабля» уже потрачены, сейчас в дело идет добыча, взятая в Киото и в бывших провинциях Регентов. Война пожирает деньги со страшной силой. Кроме того, Хаяси с Амакуни уже подали мне свои расчеты по запуску несольких химических и металлургических предприятий. Пришли письма от Чунга и Мики Хиратэ – этим тоже нужны средства. Кореец нашел месторождение каменного угля в Исикари. Это на севере Хонсю. Хиратэ тоже развернулся с дорожным строительством. Хочет строить мост через реку Эдогава. Приходится опять чесать в затылке.

С одной стороны, не нужно мудрить – пусть строит обыкновенный арочный мост из дерева. Если его снесет ледоход весной – легко сделать заново. Да и дешевле получается. С другой стороны, дорожное строительство – это мощный стимул прогресса. Взять хотя бы бетон, или даже что попроще – цемент. Нагреваем смесь гашёной извести и глины, добавляем затвердевшие отложения вулканического пепла (чего на островах – завались). Получаются гранулы промежуточного вещества под названием клинкер. Соединяем его с гипсом, перемалываем и вот уже у нас есть цемент. Понадобится шахтная печь для обжига, но это решаемо. Можно взять специалистов Амакуни. Делаю себе пометку заняться вплотную строительной отраслью. Мне же еще Госё чинить. Раз уж сгорел дворец, нужно на его месте построить что-то …мм… монументальное! Чтоб на века и ахов на весь мир. Невольно вспомнил Кладбищенский костёл Всех Святых в Кутна-Горке. После семинара биржевых брокеров в Праге, куда меня послали как самого перспективного сотрудика, решил пощекатать нервы. Купил тур в самый знаменитую готическую часовню Европы. А знаменита она тем, что полностью, снаружи и изнутри отделанна человеческими черепами и костями. На украшение часовни ушло около 40 000 человеческих скелетов! Алтарь, люстры, гирлядны на стенах, в некоторых местах сами стены – все сделано из останков людей. Впечатление производит мощное.

Мысль о сталинских высотках, украшенных черепами, меня немного развесилила (ага, до первого землетрясения), но на душе все-равно было тяжело. Я попытался проанализировать причины плохого настроения. Восстание? Обычное дело в местных реалиях. Странно было бы если аристократы не попытались проверить меня на зуб. Да и масштаб – четыерста человек на миллионный город – сущая ерунда. Остальные, включая крупняк вроде Токугавы, тут же прибежали изъявлять покорность. Без колебаний отдали в заложники старших сыновей, как только я заявил о возрвате системы, которая были при сёгунате Асикага.

Провал службы безопасности? Вот это уже серьезнее. Хандзо рыщет по городу в поисках явок клана траурных ниндзей. Кровь из носу нужно узнать, почему синоби, которые выбрали мою сторону, вдруг предали, да еще так легко нашли лазейку во дворец. Цугара получил нагоняй (сначала все рвался вскрыть живот – но я запретил) и теперь роет землю – опрашивает выживших слуг, охранников. Пытается понять, где у нас оказалась брешь в системе безопасности. Вроде бы и следили за плотно Хидэёси, и имели информаторов в его окружении, но с прохождением сигнала возникла проблема. Гэнины Хандзо только формально подчинаются Гэмбану, а собственную полноценную разведовательную сеть в столице мой мацукэ создать еще не успел. Опять упираемся в вопрос с кадрами. Надо открывать специальные школы или хотя бы ускоренные курсы для будущих безопасников – основы слежки, тайнопись, силовые операции… В принципе тут тоже все понятно и меня этот провал не сильно тревожит. Что же тогда?

Вот оно! Уже месяц я не имею никаких сведений о жене. Письма, курьеры – все уходит в Звоню в колокольчик. Ноль реакции. Выглядываю из комнаты, где у меня временный кабинет. Никого. Да что же это такое. Сейчас я им покажу кузькину мать. Прохожу насквозь несколько помещений, захожу в зал, где складированы спасенные из Госё императорские регалии и трон. И нос к носу сталкиваюсь с… Саюки. Девушка одета во все белое, глаза заплаканные. Вместо обычного поклона и приветствия, куноити падает мне в ноги и начинает плакать навзрыд.

– Я виновата господин! Очень виновата – слезы так и льються из Саюки – Мне нет прощения.

– Да скажи толком, что случилось – я растеряно пытаюсь поднять девушку на ноги, а у самого внутри все сжалось от плохо предчувствия.

– Ваша жена…она…

– Да говори же ты! Что с Тотоми??

– Она погибла.

Я пытаюсь вдохнуть и не могу. Тело начинает бить дрожь и с каждой минутой все сильнее. Открываю рот, чтобы что-то сказать, спросить, но для этого нужен воздух в легких, а грудь словно великан сдавил. Саюки что-то еще говорит, заламывает руки, но это все проходит мимо меня. Мозг буквально отключается. Но длится это состояние недолго. Пять, десять минут. Вслед за этим на меня наваливается всепоглощающее горе. С трудом вдохнув воздух, я могу, наконец, выговорить один единственный вопрос: «как?!?»

Куноити, вытирая слезы рукавом, начинает повторно рассказывать о смерти жены. До меня доходит с пятого на десятое. Тотоми со свитой догнала Саюки спустя две недели после моего отъезда в чумной Киото. Нарушила приказ, поехала по тракту Токайдо. Во время движения ее растрясло. Случился выкидыш. Вместо того, чтобы вернуться в То-Кё (Эдо), поехала дальше. Добралась до карантинного лагеря, где жила Саюки. Тайсе Асакуры Абе там уже не было – он выдвинулся с войсками в столицу. Тотоми стало хуже. Открылось кровотечение. Лейтенант охраны пытался найти доктора. Безуспешно. Саюки пыталсь давать ей кровоостанавливающие корешки. Бесполезно. Спустя три дня Тотоми скончалась. Лейтенант с самураями по очереди разрезали себе животы. Последнему отрубила голову сама куноити. После чего сожгла трупы.

– Вот прощальное письмо от Тотоми-сан – Саюки подала мне свиток и серебреную коробку – А вот здесь ее прах после сожжения. Слуги испугались вашего гнева и попрятались. Я сама накрою для поминок. Кого вы хотели бы пригласить?

– Никого – прохрипел я – Оставь меня одного.

Заплетающимся шагом я вернулся обратно в кабинет и буквально рухнул на стул. В голове звянящая пустота. Дышать все еще тяжело. Каждый вздох дается с трудом, как будто в меня вставили затычку и плохая энергия скапливается внутри, не давая покоя. У меня мог быть сын. Или дочь. У меня была семья… Любимая женщина. Любимая ли? Я прислушался к себе и понял, что да, Тотоми стала для меня самым настоящим якорем в этом безжалостном и беспощадном мире.

– Какое горе, ваше императорское величество! – я и не заметил, как в кабинет просочился Аютигата Саи – Большая потеря, настоящая утрата. Боги забрали к себе вашу солнцеподобную супругу и…

– Поди прочь! – у меня не было сил выслушивать эти фальшивые соболезнования.

– Сей же час. Только извольте взглянуть на портреты вот этих трех красавиц, которые вполне достойны стать наложницами вашего императорского величества. Каждая из них готова утешить Сына Неба в его горе.

Саи протянул цветные рисунки, изображающие дам на природе, у пруда. Я автоматически взял их и начал рассматривать. Внутри меня бил набат, горел огонь, требуя выхода.

– Художник Кано Нинга из монастыря Шококу-Джи. Какие красотки, не правда ли? – Аютигата облизал толстые губы – Каждая из них благородных кровей. Обучена постельному искусству.

Мне очень хотелось заплакать, чтобы выпустить из себя все то горе, что копилось и копилось в глубине сердца. Но слезам нужен толчок. Иначе я умру от невыносимой тяжести. И я понял, что должен сделать.

– Красотки говоришь? Аютигата-сан, ты вот что… Собери ка знать во дворе и приходи обратно.

– Сейчас же исполню.

Радостный церемонимейстер убежал. Наверняка подумал, что я хочу сделать какое-то объявление. Вообще для этого существуют глашатаи, но своими выходками я здорово расшатал систему. То лично награждаю кандидатов в «золотую сотню», то собственноручно ввожу в должность.

Саи вернулся и мы стали подниматься на четвертый этаж пагоды. Какая же красота тут. Прозрачный пруд, в котором отражается Золотой Павильон, вокруг зеленые сосны и пихты, обрамляющие архитектурный ансамбль. Сёгуны явно знали толк в том как и где жить. Мы вышли на сквозной балкон, который опоясывал здание и вышли по нему на южную сторону. Внизу уже собралось с полсотни кугэ – придворная киотоская аристократия. Чиновники, фрейлины и их родственники… Я обещал себе, что прорежу эту бесполезную и вредную братию? Обещал! Пора начинать держать собственное слово.

– Аютигата-сан, а где вы были во время нападения на дворец? – я резко повернулся и взглянул в глаза Саи. На утреннем докладе Гэмбан обмолвился, что церемонимейстер – один из трех человек, чье местоположение во время атаки на Госё так и не смог установить.

– Это… в спальне своей… нет, постойте – глаза церемонимейстер забегали, руки начали жить своей жизнью – Я гулял по парку. Да, точно. По парку.

– Ночью?!

– Да, любовался луной.

– Вчера было новолуние.

– То есть звездами! Точно, звездами.

Те, кто думают, что детектор лжи изобрели в 20-м веке – глубоко заблуждаются. Уже в античные времена было замечено, что у людей, совершивших преступление, из-за страха перед разоблачением происходят различные изменения физиологических реакций. Усиленное потоотделение, расширенные зарчки, учащенное дыхание. Тут же были изобретены примитивные полиграфы. В Древней Индии подозреваемому называли нейтральные и обвинительные слова, связанные с деталями преступления, он должен был давать первый пришедший в голову ответ и одновременно тихо ударять в гонг. Как правило, ответ преступников на обвинительное слово сопровождался более сильным ударом. В Африке колдун предлагал подозреваемому взять в руки небольшое птичье яйцо, с нежной скорлупой. Точно также как и в Индии человеку завадались острые вопросы. Тот, кто при ответе раздавливал яйцо – изобличал сам себя. Наконец, в Японии был свой способ. Его я подсмотрел у одного ёрики. Подозреваемый в преступлении подвергался испытанию рисом – он должен был набрать в рот горсть сухих зерен и выслушать обвинение. Если рис во рту оставался сухим – от страха разоблачения приостанавливалось слюноотделение – то вина человека считалась доказанной.

Мне не нужно было кормить Аютигата Саи рисом, чтобы понять, что он предатель, замешанный в нападении на Госё. А раз так, то…

– Что это там происходит?! – я подошел к перилам и уставился вниз.

Вслед за мной к ограждению болкона подался церемонимейстер. Вот на этом движении я его и подловил. Резко подсел, разворачиваясь боком, и сделал классическую мельницу – одной рукой подхватил Саи между ног, другой схватил за кисть и рванул его тело на свои плечи. А уже с них предатель отправился в свободный полет вниз, на плиты двора. Раздался громкий шлепок, женский крик и всеобщий вздох, который я смог рассылать даже на четвертом этаже пагоды. Обруч, что сжимал мою грудь исчез и я, наконец, тоже смог вздохнуть полной грудью.