Текст книги "Сокрушительное бегство"

ГЛАВА 17
Нежданные и долгожданные гости

Кто с мечом к нам придет… тому мечи в орала перекуем и пахать заставим.

Надпись на шлагбауме погранзаставы

Солнце окончательно укрылось за горизонтом, отдав землю во власть ночи, а Ольги все не было. Как не было и ужина. Какой уж тут сон?

– Джинн, а джинн…

– Чего изволите? – молодцевато гаркнул эфемерный дух, выпятив грудь. Серебряные полумесяцы, в два ряда приколотые к ней, едва слышно звякнули.

– Почему она не идет?

– Ну… с точки зрения всеобщей концептуальности при…

– Джинн, – с нажимом произнес я.

– Рановато, – резонно заметил он.

Вот только мой желудок, не принимая в расчет доводы логики, настойчиво требует пищи. И желательно не пустого риса. Поскольку для меня кусок мяса, который нельзя потрогать руками, – выдумка, не говоря уж про такой, который и разглядеть-то удается с трудом

– И долго ждать?!

– Ляг поспи, время незаметно пройдет.

– Да не могу я заснуть!

– Хочешь, колыбельную песенку спою? – с энтузиазмом предложил он.

– Сомневаюсь…

– Закрой глаза. Вот так. Хорошо… И считай вслед за мной верблюдов. Только не вслух, а про себя.

– Каких верблюдов?

– Дромадеров.

– Кого-кого?

– Хорошо, – легко согласился раб сосуда. – Не нравятся одногорбые, считай двугорбых бактрианов.

– Да мне все равно, – признался я.

– Вот и замечательно. Готов?

– Да, – заложив руку за голову, ответил я.

– По пустыне шел ишак. Вах! А за ним верблюды. Сосчитай их и засни. Вах! Один верблюд по пустыне идет. Вах! Два верблюда по пустыне идет. Вах! Три…

До восемьдесят третьего я исправно повторял считалочку за джинном, потом перестал. На сто сорок седьмом у меня разболелась голова. До двести четвертого я терпел, а потом взмолился:

– Прекрати!!!

– Как?! – изумился джинн. – Ты до сих пор не уснул?

– Нет, – перевернувшись на бок, ответил я. – Что-то у меня голова болит.

– Это мы легко исправим…

– Не нужно, – поспешно отклонил я любезное предложение джинна. – Мне она дорога как память.

– Чья?

– Моя.

– О ком?

– Обо всем. О тебе, например…

Почесав мясистый стручок носа, джинн скосил глаза к переносице, надул губы.

– Да-а-а… уж, – проговорил он с кислой миной. Неужели не рад тому, что останется в моей памяти?

Может, обижается, что я его пробку не вернул? Так это мы мигом уладим.

– Кстати, джинн, относительно твоей пробки…

– Какой пробки?

– От кувшина, – пояснил я. – Ну, той, которую я нечаянно проглотил.

– И что с ней? – спросил джинн.

– Ничего. Я, конечно, не проверял, но думаю, что она сохранилась в первозданном виде.

– Где?

– Вон там, – указал я пальцем направление. – За деревцем.

– Пускай там и остается, – решил ультрамариновый дух кувшина.

– Как скажешь, – излишне поспешно согласился я, испытав моральное облегчение. – Как скажешь.

И растянулся на ложе, созерцая робкое мерцание первой появившейся на небе звезды. Крохотный бледно-голубой светлячок, зависший где-то в бескрайних глубинах космоса. Следуя его примеру, на темном полотне неба стали появляться другие светлые точки – звезды. Одни ярче, другие крупнее, они очень скоро украсили небосвод богатой россыпью холодных огней, поглотившей своим разнообразием индивидуальность каждого из них. Моргнув, я уже не смог отыскать ту, первую звезду, бросившую вызов тьме.

– Потрясающе, – прошептал я.

С каждым стуком сердца мое тело словно поднимается над землей, приближаясь к звездной россыпи. Необъятность безграничного простора окутывает сияющим коконом, как Драгоценный жемчуг крохотную песчинку. Начинаешь чувствовать себя частью чего-то действительно Великого и Вечного.

– Да… – согласился джинн. – Словно алмазное колье на загорелой дочерна груди прекрасной наложницы.

– Ничто человеческое не чуждо философам, – заметил я.

– Это ты к чему? – Перекрутившись словно веретено, ультрамариновый дух заглянул мне в лицо.

– А еще мог бы сравнить с осколками стекла на черном после дождя асфальте.

– А что, похоже? – поинтересовался джинн.

– Похоже, – вынужденно подтвердил я, поднимаясь, – но непоэтично.

Сказал и едва не пожалел о сказанном, ибо по своему скромному опыту могу утверждать с уверенностью: о поэзии и философии джинн может разглагольствовать бесконечно. Возможно, я немного и преувеличил, но то, что терпение слушателя заканчивается много раньше, чем поток мыслей джинна, облаченный в слова, – это точно. На этот раз дискуссия прервалась, не успев и начаться, джинн только и успел произнести:

– О поэзия!..

– К нам гости, – возвращая на грешную землю сознание философа из кувшина, воспарившее в невидимые выси, сообщил я.

Джинн тихонько ойкнул. Серебряный кувшин дрогнул и со свистом, словно пылесос, втянул призрачное тело внутрь себя.

Появившись из-за деревьев, темная фигура замерла на границе света и тьмы, словно в нерешительности или выжидая чего-то.

– Кто ты? – спросил я незваного посетителя, про себя предположив: «Наверное, кто-то из обслуживающего персонала храма дня Великого дракона и храма ночи Великого дракона. Разбери поди, чья очередь дежурить…»

Силуэт качнулся, но ответа не последовало.

– Эй! Ты меня слышишь?

Если незнакомец и услышал обращенные к нему слова, то вида не подал.

– Кто ты такой? – настойчиво повторил я вопрос, свешиваясь с края ложа. Рукоять меча мягко легла в ладонь, вселяя уверенность. А то мало ли что… Может, это агрессивный иноверец – антидраконист какой-нибудь. То, что Ольга про таких не упоминала, ни чем не говорит. Кому хочется вспоминать о плохом? Или засланный убийца злобных паразитов…

– Отай мой месь, – шепеляво потребовал пришелец, стремительно бросаясь ко мне.

Призрак из покосившейся башни брошенного замка, узнал я и, вскочив, стал в защитную стойку.

– За зубами пришел?

– Мой месь, – заявило беззубое привидение, позорящее весь свой род дезертирством с вверенного ему поста. Ибо доподлинно известно, что призраки не могут бродить по свету куда захотят, они привязаны к одному месту. Ежели ты привидение кладбищенское, то и броди себе меж надгробий да оградок, а ежели замковое, то мышей по подвалам гоняй, звени цепями иль еще чем, стони по ночам жалобно, но зачем же призрака-шатуна из себя изображать?! Ненормальный какой-то! А эти опасные…

Подняв над головой топор, призрак перепрыгнул через канаву. Танцующие среди листвы кувшинок огоньки даже не дрогнули. Как это я проморгал, когда заменили свечи?

– Велни мне месь, – потребовал беззубый дух, сверкая глазами.

– Бери, – разрешил я, протянув клинок рукоятью вперед.

– Мой!!! – взвыл призрак, отбрасывая топор в сторону и двумя руками хватая протянутый меч. Пальцы свободно прошли сквозь гарду, сжавшись несколькими сантиметрами ниже. Не желая верить очевидному, привидение повторило попытку. Еще и еще раз.

– Интересно, – заявил джинн, показавшись из бутылки, – идиотизм – это заразно?

– Ну… – неуверенно протянул я, задумавшись над вроде бы очевидным ответом. Вспомнились некоторые факты из истории человечества, подводящие к выводу, что не без этого. – Иногда.

– Это как? – уточнил джинн, держась подальше от истерически машущего руками призрака, довольно противно завывающего при этом.

– А так, что окружение очень сильно и довольно быстро меняет сознание человека, подстраивая его под общий фон. Хотя бывают исключения. Порой и одного идиота хватает, чтобы взбаламутить целую группу в общем-то нормальных людей. И они начинают вести себя так, что потом только диву даются: «Как, неужели это сделали мы?! Не может быть!»

Убедившись, что руками меч взять не удастся, призрак попытался ухватить его беззубым ртом. С тем же результатом.

– Ладно, побаловали, и будет, – заявил я привидению, развернув меч и взяв его за рукоять.

– Месь, месь… – выдергивая ворс из боков наброшенной меховой шкуры, скулит призрак.

Мне поневоле становится его жало. Он такой несчастный, беспомощный…

– Может, в замок вернешься? – предложил я ему. – Там спокойно.

– Снасяла велни мне месь.

Скорее догадавшись, чем разобрав, что он сказал, я опустил руки, выражая свое бессилие в этой ситуации. Меч острием уткнулся в землю, срезав цветок орхидеи.

– Лучше вернись на…

– Он мой! – выкрикнул призрак, не дослушав доброго совета. И схватил меня за горло.

Его пальцы надавили на трахею, лишая возможности дышать.

– Он мой! – обдав меня смрадным дыханием, прошипел беззубый призрак, усиливая хватку.

«Этого не может быть!» – задыхаясь от недостатка воздуха, потрясенно подумал я. Перед глазами поплыли разноцветные круги, руки безвольно обвисли вдоль тела.

«Нет!» Из последних сил рванувшись, я попытался ударить призрака мечом по касательной снизу вверх, чтобы заставить хоть на миг ослабить хватку. Я вложил в удар всю оставшуюся силу и всю жажду жизни. Меч взлетел, со свистом рассекая воздух, но ожидаемого удара не последовало. Призрак, внезапно сделавшись нематериальным, провалился сквозь меня, а затем и сквозь ложе. Растерявшись, я едва не выпустил меч. Лишь железная хватка самостоятельно среагировавших пальцев кибернетической руки удержала его.

Развернувшись, я замер, прислушиваясь к доносящимся из толщи ложа крикам и стонам. Занесенный над головой меч мелко дрожал, готовый обрушиться на голову призрака, едва та покажется. Хватит играть с ним в благородство! Это неправильное страшило уже дважды едва не убило меня. Нет, трижды, если вспомнить попытку ударить топором на крыше покосившейся башни, или даже четырежды…

– Тренируешься? – раздался голос из-за спины. Подпрыгнув от неожиданности, я взмахнул мечом.

– Осторожнее, – предостерегла Ольга, уронив корзинку и поднырнув под лезвие. Распрямившись, она обхватила меня руками, фиксируя мою правую руку в поднятом положении, из которого невозможно нанести удар.

Видимо следуя храмовым правилам, валькирия не носит под накидкой доспехов, что делает прижавшееся ко мне тело таким близким и податливым.

– Ты такая горячая, – невольно вырвалось у меня.

– Правда? – Вскинув голову, она посмотрела мне в лицо.

– Да, – ответил я и заглянул в зеленые озера ее глаз, по которым плывут светящиеся отражения огоньков. И утонул в их бездонной глубине. Нежно прижав ее к себе свободной рукой, я вдохнул запах трав, исходивший от ее волос. Дыхание мое перехватило от пронзительно-сладкого восторга. – Оленька…

– Волье плоклятое! – высунув голову, заявило беззубое привидение, разрушив очарование момента и тем самым удлинив список моих претензий к нему до нескончаемости.

– Кто это? – задернув меня за спину, поинтересовалась Ольга, напрасно пытаясь нащупать на поясе меч. Вспомнив об его отсутствии, она выхватила левой рукой нож.

– Одно невоспитанное привидение, – пояснил я, сверля его гневным взглядом.

– Откуда?!

– Из замка.

– А что он здесь делает? – удивилась валькирия, делая плавные пассы выставленной вперед правой рукой.

– Велни месь, волье!

– А чего он кричит?

– Хочет, чтобы я ему меч отдал, – признался я.

– Ему-то он зачем? – удивилась Ольга.

– Он мой! – заявил призрак, бочком выбравшись из ложа. Затем стремительно подхватил брошенный топор и, зловеще хохоча, завертел его над головой.

– Держись за моей спиной, – сказала валькирия, сбрасывая накидку и наматывая ее на руку.

Более прелестной картины трудно себе представить! А уж передать словами можно лишь бледные отголоски эмоций, возникающих при виде ее открытой взору красоты. Это очаровательно, пленительно, обворожительно…

– Мой… мой… – потеряв нить мысли, лепечет призрак. Я смотрел на Ольгу и улыбался.

– Мой… мой…

– Вай! – воскликнул джинн со свистом вылетев из кувшина. – Ты меня достал!

– А это кто? – спросила валькирия, нервно передернув плечами.

– Я джинн из кувшина, – сообщил сотканный из дыма дух, вытаращив на нее глаза. – О…

– Мой… мой… – словно заведенный бормочет беззубый призрак, роняя на грудь слюну.

Джинн, справившись с потрясением, поспешно отрастил себе вторую голову – с пупырчатой синей лысиной, бородавкой на носу, тремя волосками на бороде и без глаз. Наверное, чтобы не отвлекалась. Новоявленная голова задумчиво пошамкала губами и заявила:

– Значит, так…

Джинн, не отрывая умильного взгляда от засмущавшейся валькирии, достал из кармана ставших малиновыми шаровар стеклянную пробирку и пинцет. Затем удлинил руку, дотянулся до призрака и выдернул из наброшенной на его плечи шкуры пару шерстинок. Поднеся их под украшенный бородавкой нос, он внимательно принюхался и, признав годными, аккуратно поместил в пробирку. Для чистоты проводимого эксперимента джинн плюнул туда и, выдернув из своей бороды одну из трех сохранившихся волосинок, бросил ее следом.

– Песчинка как родит пустыню, шерстинка пусть родит зверину. Роди!

Взмахнув пробиркой, джинн вытряхнул из нее комочек слизи, которая на землю упала уже огромной волосатой тварью. Единственной выступающей частью тела у нее являлась клыкастая пасть. Зубки у Тихона побольше будут, но вот их количество… Оскалившись, существо стремительно бросилось к своему генетическому отцу.

Беззубый призрак взвизгнул и бросился бежать со всех ног. Видимо, наброшенная на плечи шкура дорога ему как память и он не желает с ней расставаться, либо она намертво приросла от длительного ношения.

– Вот так-то, – сказал джинн. И временная голова со звонким хлопком рассосалась.

Ольга поспешно набросила на себя накидку, поняв, что мне на данный момент ничто не угрожает. Разве что избыток адреналина в крови. Последним из поля моего зрения исчез крохотный силуэт дракона на ее плече, который вполне может оказаться знаком посвященного куда-то там с правом допуска в храм.

Джинну, в отличие от меня, не удалось сдержать разочарованного вздоха. Убрав в карман пинцет и пробирку, он пожал плечами и молча скрылся в своем серебряном жилище.

– А я тебе покушать принесла, – вспомнила валькирия, наклоняясь над упавшей корзинкой. – Даже вина раздобыла.

– Не пролилось?

– Нет.

– Умница.

ГЛАВА 18
Самоотвод без оглашения

Доставая Винни-Пуху последний горшочек меда, я впервые пожалел о том, что я вегетарианец.

Кролик

– С Тихоном все в порядке?

– Это с мутантом из Диких пустошей? – переспросила валькирия, наполняя деревянную плошку молодым вином из литрового бурдюка.

– Он не из пустошей… но не важно.

– А что с ним станется? Сожрал целую гору костей, забрался в нору и дрыхнет.

– А Викториния?

– Принцесса Викториния… э… тоже пребывает в полном здравии.

– Да уж, – усмехнулся я. – Здоровье у нее лошадиное. – Не восприняв шутку, Ольга наморщила лобик и в очередной раз за эту ночь напомнила:

– Нам нужно уходить отсюда.

– Я ведь не против, – улыбнулся я, – но к чему такая спешка? Поживем некоторое время на полном довольствии, я раны залечу, и можно в путь-дорожку. Организую почетный эскорт, лепестками роз нам путь усыпать будут и все такое прочее… Ты согласна?

– Да, – кивнула Ольга. – Но нет.

– Отчего же?

– Времени больше нет. Завтра утром начнется воззвание к Великому дракону.

– Ну и что? – Я непонимающе смотрю на валькирию, такую прекрасную в ореоле лунного света, что это отрицательно влияет на мою способность сосредотачиваться на чем-либо ином. – Пускай себе поют.

– Да как же!.. Наверное, я должна кое-что рассказать тебе об обряде возвращения дракона.

– Какого? Дневного или ночного?

– Он един.

– Понятно. Вернее, ничего не понятно, но… рассказывай.

– Я послушаю, вы не против? – поинтересовался джинн, высунув из погнутого горлышка кувшина голову в тюбетейке. А затем, не дожидаясь нашего согласия, выбрался по пояс, держа в правой руке свиток чистой бумаги, а в левой – остроконечно заточенное павлинье перо. – Ну-ну…

– А разве не полагается кувшин пробкой закупоривать? – поинтересовалась рыжеволосая валькирия.

– Не отвлекайся, – сказал я. – Рассказывай о моих местных поклонниках.

– Да-да, – поспешно поддакнул джинн. – Будьте так любезны, утолите информационную жажду истосковавшейся по хорошему рассказу души…

– Для начала расскажу, наверное, о сущности обряда возвращения дракона на Яичницу, а затем о различиях, которые существуют в практическом его проведении различными народами, – решила валькирия. – Сам обряд возвращения, как видно из названия, должен вернуть дракона-прародителя на Яичницу, чтобы он изгнал с нее появившееся зло и вернул мир к гармонии и процветанию.

– С этим все понятно.

– Помедленнее, – попросил джинн, в две руки конспектируя сказанное.

– Чтобы дракон вернулся, нужно разбить оставленное им яйцо, и он выйдет из него.

– Как? Он же улетел!

– Это не важно, – отмахнулась Ольга. – Он же дракон. Ему подвластно все.

– Понятно.

– Вернувшийся дракон наделит тебя могуществом и его меньшие братья станут покорными твоей воле, как покорны его.

– Заманчиво, – признался я. – А как будет осуществляться управление ими? Голосом, мысленными командами или какими-то специальными жестами?

– Какое управление?

– Простое. Что-то вроде того как: «лети туда-то, сожри того-то».

– Кто может постичь замыслы Великого дракона?

– Ладно. Продолжай. С этим разберемся в свое время.

Валькирия отобрала у меня опустевшую плошку и поставила ее поверх ставшего плоским бурдюка. Сплетя пальцы на колене, она продолжила свой рассказ:

– Все народы ждут Сокрушителя, который пробудит дракона, вернув на Яичницу благополучие. Кроме общего прозвища каждый народ дал ему свое, основанное на представлении о характере и сущности Сокрушителя. Имперцы верят в приход Повелителя драконов, идайцы ожидают появление воплощения Великого дракона, ханийцы ищут Наездника драконов, а русичи готовятся к приходу витязя Триединого дракона.

– И это все я?

– Да, Сокру…

– Мы ведь уже договорились, – погрозив ей пальчиком, напомнил я. – Меня зовут…

– Иван.

– Умница.

– Да, Иван, это все ты, – произнесла зарумянившаяся валькирия.

Вот уж не ожидал…

– Если бы собрать четверых, больше шансов пробиться к яйцу.

– Но ты один, – напомнила Ольга. – И ты пробудишь дракона.

– Так что там у нас с обрядом?

– Вот здесь существуют серьезные разногласия. Сокрушитель, по мнению имперцев, в одиночку дойдет до центра гнезда и своим сияющим мечом расколет скорлупу яйца, вернув дракона и став Повелителем драконов. Но до этого он должен сперва пройти обряд благословения на ратный подвиг, во время которого перед его мечом преклонятся все бароны, князья и сам император, наделяя его силой веры всех имперцев.

– Понятно, герой-одиночка на белом коне и с сияющим мечом в руках.

– Про звезду забыл, – подсказал джинн.

– Какую звезду?

– Ну не героя же? Конечно, ту, что во лбу горит.

– А…

– Русичи в соборах Триединого дракона готовят специальных бойцов, лучшие из которых составят дружину и под предводительством витязя отправятся к яйцу. Во время обряда будет проводиться отбор достойных следовать за тобой.

– Очень достойно, – заметил я. – Не ждать, пока кто-то будет таскать для тебя каштаны из огня.

– Выбора не было, – с сожалением призналась Ольга, – на север мы не смогли бы пробраться. Извини.

– Да что ты? Все хорошо. Рассказывай дальше.

– Ханийцы растят специальный табун жеребцов, которые быстры и выносливы и спины которых не знали наездников. Насколько я знаю, о действиях Наездника драконов они ничего не предполагают. Он-де избранный, ему и решать.

– А местные?

– Здесь все двузначно. Последователи учения дня Великого дракона, основные постулаты которого высек на склоне храма древний мудрец Бос Хари Наел, считают…

– Что-то я их не заметил.

– Они за рядом изваяний, с земли хорошо видны, – пояснила рыжеволосая красавица. – Так вот, они считают, что хунь аватары Дра…

– А это что за орган?!

Джинн многозначительно хихикнул, но от комментариев воздержался.

– Хунь, – пояснила Ольга, – это душа, сбросившая оковы тела.

– А… И?

– Она должна вознестись к небесам, и оттуда в день возвращения дракона обрушиться каменным градом, который расколет скорлупу и вернет дракона.

– Это как?

– На огне.

– То есть? – разволновался я.

– Аватара дракона войдет в дупло праматери всех деревьев на Яичнице и, сгорев в пламени ее пылающего ствола, отпустит хунь в свободный полет на небо.

– Я на это не согласен. А другие чего хотят сотворить со мною?

– Последователи ночи Великого дракона?

– Они самые.

– Согласно учению их наставника Чу-Ю Са Ло после вознесения никакого каменного дождя не будет. Душа вселится во всех малых драконов, и они совместными усилиями возвратят Великого дракона. Последователи ночи дракона полагают, что это знаменательное событие произойдет ночью, а соответственно их оппоненты – что возвращение свершится днем. В остальном различий нет.

– Нужно бежать! – вскочив на ноги, заявил я. – Сейчас же.

– Постой, – ухватив меня за край простыни, взмолилась валькирия. – Сейчас нельзя. Завтра.

– Завтра? Завтра?!

– Да. Во время обряда все будут молиться, так что мы сможем незаметно уйти.

– Они меня завтра сожгут!

– Нет. Не завтра. Сожжение намечено на послезавтра. А завтра они будут… э… выражать свое почтение дракону.

– Мне?

– Нет. Самому Великому дракону. А мы незаметно уйдем.

– Это правильно. А как?

– Завтра с восходом солнца все последователи соберутся у праматери деревьев и будут там молиться целые сутки, пока встающее солнце не оповестит о том, что необходимо привести аватару. Мы в это время тихонько переправимся через реку, а затем поспешим на восток.

– А погоня?

– У нас будет достаточно времени, чтобы уйти далеко и сделать ее бессмысленной, – успокоила меня валькирия, потянувшись своим грациозным телом. У меня непроизвольно, словно у собаки Павлова при виде лакомого кусочка, навернулась слюна. Сглотнув ее, я нашел в себе силы задать вопрос, но не отвести взгляд:

– Мы разве не поедем на конях?

– Здесь нет коней. А на слонах или буйволах быстро не ездят. Так что преследователи будут двигаться тоже пешком.

– Значит, так. —Я стал загибать пальцы. – Во-первых, мне нужна одежда. Во-вторых, запас продовольствия. И, в-третьих, дрова. Эй, джинн, ты мне поможешь?

– Может быть, – ответил призрачный раб сосуда, играя на пергаменте сам с собой в крестики-нолики. – А в чем?

– Сможешь незаметно принести сюда охапку дров побольше?

– Может быть… А зачем?

– Костер устроим. Прощальный.

– А зачем? – одновременно спросили джинн и Ольга.

– Создадим иллюзию сгорания аватары, то есть меня, с последующим отлетом моего… ну, этого самого… Как там его? Короче, освободившейся души в заоблачные дали с миссией бомбардировки драконьего яйца камнями и захвата контрольного центра малых и средних драконов.

– Как скажешь, – поспешно согласилась валькирия, пряча от меня свои зеленые глаза.

– Я за дровами, – выпалил джинн и, достав из кармана массивный колун, отправился прочь, напевая под нос: – В костер деревья – до неба дым. Мы сад в пустыню превратим.

– Постой! – окликнул его я.

– Чего еще?

– Просто насобирай сушняка. Тихо. Своим топором ты все окрестности на ноги поднимешь.

– Этим, что ли? – уточнил джинн, подняв свой огромный колун над головой. И, молодецки ухнув, ударил им о ствол ближайшего карликового дерева.

– Пшиии… – сделал топор, сдуваясь.

– Такую вещь испортил, – опечалился джинн. И засунул уменьшившийся до размера носка колун обратно в карман, взамен вооружившись лобзиком. – Какие еще пожелания будут?

– Никаких.

– Вот и хорошо.

Когда джинн неспешной походкой скрылся за деревьями, я пожал плечами. Странный он какой-то…

– Что ты хочешь сжечь?

– Себя.

– Но… но… я думала…

– Понарошку, – успокоил я расстроившуюся валькирию. – Чтобы все подумали, будто моя душа уже там, готовит метеориты покрупнее и изучает драконий язык. Зачем нам погоня, правда?

– Угу.

– Вот и хорошо.

– Ляг, – попросила Ольга. – Я повязку сменю. – Растянувшись на ложе, я заложил руки за голову и сладко зевнул.

Обследовав рану, валькирия осталась довольна ее состоянием, но все же смазала ее какой-то бурой кашицей и приложила поверх зеленый лист подорожника.

– Иван, перевернись на бок.

Покончив с лечебными процедурами, Оля убрала в корзинку баночки с целебными снадобьями и перевязочным материалом, а поверх сложила пустую посуду.

– Поспи немного, – посоветовала она. – Наберись сил. Нам предстоит долгая и трудная дорога.

– Все будет хорошо, – пообещал я.

– Все будет хорошо, – согласилась она.

И ушла, оставив витающий в воздухе аромат своего тела.

Растянув в улыбке губы, я проводил ее взглядом, а затем блаженно прикрыл глаза, намереваясь немного вздремнуть.

– Куда сваливать?!

Вздрогнув от неожиданности, я распахнул глаза, с недоумением обнаружив нависшее надо мной дерево. Высохший и потрескавшийся ствол со свисающей лохмотьями корой, обломанные ветви, сгнившее корневище и ярко-зеленые пятна мха.

– Быстрее решай, – пробасило дерево. – Тяжело же.

– Ну… – Я попытался отодвинуться.

Из черного провала дупла высунулось темно-синее от натуги лицо джинна и повторило вопрос:

– Так куда положить?

– Туда, – указал я пальцем и облегченно перевел дух. Затрещав ветвями, дерево опустилось на орхидеи рядом с ложем.

– Маловато будет, – пробурчал джинн и отправился за следующей партией дров.

«Хороший выйдет костер», – подумал я, засыпая.