Текст книги "Поговорим об искусстве смеяться над собой. Терапия «Путь Клоуна»"

Глава 1. Да здравствует трагикомичность человеческой сущности!

От Хейоки – своего рода священных сумасбродов в культуре американских индейцев Дакоты – до карликов при дворе Монтесумы у ацтеков и так называемых Отсуас (Hotxuás), жрецов юмора индейского племени Крао в бразильской Амазонии; от английских клоунов времен Шекспира до шутов императорских дворов Китая, Египта и Европы; от философских анекдотов знаменитого Ходжи Насреддина, пришедших из суфийской традиции, до строгой поэтики современных русских клоунов, – абсолютно все когда-либо существовавшие цивилизации, вне зависимости от древности, географического положения, обычаев, религиозных верований или образа жизни, сталкивались с необходимостью создавать, защищать и уважать гротескных и непочтительных существ, которые могли бы свободно говорить о себе и о других. Персонажей, тонко маневрирующих на грани здравомыслия и безрассудства, лавирующих где-то между насмешкой и серьезностью, радостью и грустью, на острие улыбки и гримасы, на грани мирского и святого. Персонажей, которые, будто кривые зеркала, обнажали бы самые сокровенные, несерьезные и нелепые свойства людей и говорили бы о них открыто и с юмором, выполняя тем самым извечный ритуал смирения и коллективной осознанности.

Их почитали как актеров, что несли мудрость, рожденную коллективным бессознательным, и умели громко кричать о ней либо передавать ее мимикой, безошибочно отражая тени королей и придворных, крестьян, солдат и даже пугающих шаманов с наводящими ужас ритуалами. Общество наделяло этих актеров законным правом обнажать то, о чем никто не осмеливался говорить, обнажать правду, которую никто не решался сформулировать; правом потешаться над лицемерностью человеческих поступков, над напыщенностью и жаждой славы; правом озвучивать все те сокровенные мысли, о которых люди предпочли бы молчать, а главное – правом восславлять тот факт, что, по сути, практически всё вокруг – жизнь, рождение, смерть – так или иначе лишено смысла, а следовательно, лишено и серьезности.

Уравновешивая силы, действующие внутри общества, самым естественным образом эти персонажи получили и право на то, чтобы проживать настоящую ярость, избегать социального осуждения, и даже завоевали благосклонность самых всемогущих богов, какими бы жестокими те ни были. Они превратили бестактность в профессию, а тьму человеческой души – в свою привычную обитель, от души веселясь безо всякого страха и стыда в клоаке самых потаенных мыслей королей и подданных, наблюдая и воспроизводя без морали и табу все тайные пороки современников, прославляя и воспевая тот факт, что даже самые безумные теневые стороны души всё равно составляют неотъемлемую часть каждого человека.

Этих персонажей уважали, защищали, ими восхищались, но прежде всего их одобряли и принимали. Подобно тому как трудно осмелиться разбудить лунатика или как невозможно со всей строгостью исправить экстравагантные манеры поведения психически больного человека, весь мир будто бы нуждался в их компании, относясь к ним как к экзотическим птицам в клетке, которым можно чирикать когда захочется, свободно разгуливать и даже нарушать некоторые социальные или религиозные правила.

На протяжении моей клоунской карьеры я и сам неоднократно сталкивался с доказательством этого факта. Сколько бы дорожная полиция, в рамках того или иного рейда, ни останавливала мой автомобиль, вечно забитый довольно сумасбродным театральным реквизитом, всякий раз очень подозрительным тоном мне задавали один и тот же вопрос: «А… вы, простите, чем занимаетесь?» И мой фирменный ответ «я клоун» всегда вызывал одну и ту же реакцию: расслабление, следом чуть недоверчивый взгляд, приукрашенный полуулыбкой на лице блюстителя порядка (именно полуулыбкой – ибо другая половина сей улыбки приносилась в жертву на алтарь служебного регламента и серьезности). Затем, как правило, следовала череда вопросов на предмет столь странной профессии, порой даже поступали «отеческие наставления»: мол, сменил бы ты, сынок, профессию или уж, по крайней мере, прекращал бы так много путешествовать да гастролировать, – один полицейский так мне однажды и сказал: «Вы должны выступать в цирке, а не колесить туда-сюда».

Я не последовал его совету и вскоре оказался в Банда-Ачех (Индонезия), где в декабре 2004 года цунами опустошило всю провинцию, оставив тысячи людей без крова. Я выступал там в лагерях для беженцев, которые постепенно возводили выжившие после катастрофы. Единственным местом, где можно было устроить шоу, оказалась часть лагеря, предназначенная для молитв; только там был деревянный пол на возвышении от земли, по которому, однако, по религиозным причинам запрещалось ходить в обуви. И я помню, как местный имам освободил нас с коллегами от этого обязательства и позволил нам ходить в огромных экстравагантных клоунских ботинках на глазах у изумленной публики, собравшейся в «зрительном зале» босиком.

А будучи в Намибии, во время турне НКО «Клоуны без границ», в столичном аэропорту мне удалось избежать внушительного штрафа за перевес творческого багажа, буквально отшутившись. Сотрудники таможенного контроля сами попросили нас повеселить их – так мои комические этюды оплатили лишние килограммы наших баулов.

Я не переставал удивляться, наблюдая за тем, как моя профессия, посвященная, по сути, снятию излишнего напряжения и драматизма с человеческого поведения в повседневных делах и десакрализации нашей пустяковой серьезности, стала своего рода универсальным пропуском laissez passer, пробуждающим в людях явную доброжелательность, а подчас и восхищение, – будто бы, нас, комиков, по-прежнему считают этакими странными существами, полуинопланетянами, полусумасшедшими, но при этом и мудрецами тоже. Как бы там ни было, общество словно причисляет нас к отдельному классу людей, которые – по негласному, но строжайшему договору с окружающими – имеют право на особые условия, привилегии и прерогативы, потому лишь, что они несут в общество юмор – священный элемент человеческой жизни.

В юморе нет ни табу, ни запретов, его наиважнейшая функция состоит как раз в том, чтобы стирать грани и различия между радостным и печальным в жизни, между грандиозностью и смехотворностью человеческого бытия. Юмор совмещает эти понятия воедино и дарит нам своего рода апогей радости, улыбку сердца, в ее уникальной возвышенной форме, в ее трагикомичности. Улыбка сердца – осознанный жест; это скромная, но сияющая улыбка, которая принимает и соглашается, опускает голову и поднимает взгляд; она позволяет признать нашу трагикомичность, принять ее с радостью, как бы тяжело нам ни было всё это признавать: мы такие как есть, и дело обстоит ровно так, как есть. Но чтобы это принять, необходимо проявить терпение и постепенно приблизиться к собственным ранам, необходимо восстановить веру в жизнь и в ее хаотически совершенный порядок. Это непростой путь, который предстоит пройти (мы называем его «Путь Клоуна»), пройти аккуратно, в сопровождении, шаг за шагом, без спешки, чтобы действительно суметь принять себя таким как есть, осознать, что быть собой – это счастье, и стать наконец главным действующим лицом в ошеломительной эпопее собственной жизни. И когда это в конце концов происходит и нам удается искренне посмеяться над собственной трагикомичностью, взглянуть на себя с состраданием, воспеть, смеясь, все собственные противоречия и полярности, – тогда наш смех становится песней сердца и бальзамом для души.

Когда это принятие наконец приходит, мы можем расслабиться, напряжение испаряется и что-то инстинктивно возвращает нас к внутреннему равновесию. Тогда мы осознаём, что все мы, по сути, невероятно похожи друг на друга, и вдруг испытываем катарсис, который изгоняет наших худших демонов: исчезает чувство одиночества и чувство стыда за то, что мы такие, какие есть. Увидеть собственные муки на сцене и позволить себе посмеяться над тем, что с нами здесь происходит, – одно только это оказывает колоссальный эффект, как будто, позволяя себе многое показать и увидеть, мы перестаем чувствовать себя такими уж плохими или недостойными, такими уж важными или несчастными. Здесь рождается более справедливое, реальное и человеческое ви́дение нас самих, лишенное ложной важности, нелепой гордости и иллюзорного величия, и приглашает нас занять более достойное место внутри нас самих. Здесь мы вновь обретаем и осознаём собственную уникальность и ее богатство, воспеваем природную невинность и самих себя как существ, которым выпала честь нести чудо Жизни. Я видел, как участники семинаров «Путь Клоуна» могут передать всё это одним лишь взглядом, который, подобно стреле, проникает в самую душу публики, в самое сердце. Красота подобных моментов настолько велика, что любые слова здесь становятся неуместны – истина просто предстает перед нами.

«Думать – это иметь больные глаза»[2]2
  Для Фернандо Пессоа, который написал эти строки под гетеронимом Альберту Каэйру, был характерен особый взгляд на мир: он считал, что надо видеть вещи такими, какие они есть, а не придумывать что-либо (перевод и комментарий И. Фещенко-Скворцовой). – Примеч. ред.


[Закрыть], – сказал поэт Фернандо Пессоа, и, дабы наше зрение не теряло своей силы, многие цивилизации испытывали и до сих пор продолжают испытывать необходимость в присутствии этих персонажей, которые в равной степени обращаются и к Дьяволу, и к Богу и с одинаковой безмятежностью соединяют нити плача и смеха, одаряя нас одной из самых красивых вышивок, какие могли бы украсить алтарь человеческого духа.

Когда приходит человек и, не обвиняя, не осуждая и не грозя укоризненно пальцем, просто проливает свет на все наши секреты, рассказывает о недопустимом поведении, дает место душевной боли, озвучивает всё то, о чем мы молчим, да еще и приглашает искренне посмеяться над всем тем, что мы скрываем, он возвращает нам чувство собственного достоинства. Это вновь дарит нам ощущение целостности и сопричастности и негласно восстанавливает наше законное место в жизни и мире.

За весь свой долгий опыт в путешествиях, который я получил, будучи и профессиональным клоуном, и профессиональным арт-терапевтом, мне удалось, подобно всем моим «предшественникам» – шутам, клоунам и блаженным чудакам – прочувствовать и понять кое-что об этой всеобщей необходимости уметь посмеяться над собой: я осознал, что на нашей огромной планете, в любом ее уголке, все мы смеемся над одним и тем же и плачем об одном и том же. Так или иначе, все мы смеемся и плачем на одном языке…

На мой взгляд, нет ничего более универсального и столь же неподвластного времени, чем человеческая глупость, со всеми ее оттенками: от неистовства Эго до неуклюжести в повседневной жизни, от страха любви до страха неизвестности, от попытки казаться кем-то, кем мы не являемся, до колоссальнейших усилий, которые мы прилагаем в попытке скрыть, кем мы являемся на самом деле. Я пришел к выводу, что, возможно, не такие уж мы и разные, как привыкли думать, и схожестей между нами, пожалуй, больше, чем различий. И если нам удается обратить на это внимание, то нам открывается неиссякаемый источник, щедро обогащающий душу и сердце, питающий воображение и раскрывающий творческий потенциал, дарящий нам свободу, осознанность, сострадание и поэтическое чествование собственного трагикомизма – этой отчаянной попытки быть собой и обрести смысл нашего краткого и незначительного пребывания на Земле.

Глава 2. Инструментарий «Пути Клоуна»

«Необходимо восстановить любовь к самому себе, с этим приходит и всё остальное».

Клаудио Наранхо

«Дайте ему маску, и он скажет вам всю правду».

Оскар Уайльд

Всякий раз, когда человек осознанно надевает на себя клоунский нос, внутри него сходятся три силы: человеческая неловкость, священное безрассудство и ощущение взгляда другого. И если человеку удается осознать это слияние и удержаться в нем с уверенностью, находясь под защитой самой маленькой маски на свете, символизирующей искренность сердца, то он на несколько мгновений оказывается в центре цирковой арены человеческого бытия. Там, где сила творческого потенциала, универсальный клоунский юмор и общность со зрителями сливаются в едином потоке с тремя силами внутри. И это необъяснимо, страшно и невероятно прекрасно одновременно.

Это момент восторга и упоения, и я думаю, что именно пристрастие к подобному упоению и заставило меня так много работать и впоследствии захотеть поделиться опытом с другими людьми. На протяжении долгого «паломничества», сопровождавшегося и моими личными терапевтическими процессами, я постепенно создавал свой собственный исследовательский метод, который дал бы возможность созерцать личностный поиск счастья через калейдоскоп клоунады. Способ, который позволил бы любому человеку, независимо от жизненных обстоятельств, целей и пути, соприкоснуться с раскрывающим его потенциал опытом искреннего чествования трагикомической природы жизни и ее многочисленных граней. Метод, который позволил бы человеку осветить арену его повседневного восприятия жизни при помощи крошечной красной маски, и метод этот выходит далеко за пределы простой клоунады. Основная идея метода не в том, чтобы сыграть роль клоуна, а в том, чтобы позволить комическому искусству озарить каждый уголок нашей сущности.

Я должен отметить, что на моем жизненном и профессиональном пути особенно важным событием для меня стала встреча с Розин Рошетт, великой клоунессой Парижа, бывшей актрисой Театра дю Солей Арианы Мнушкин. Наше взаимное признание и последовавшая за этим дружба внушили мне особую уверенность, которая на протяжении моего пути постепенно росла и крепла.

С течением времени и наработкой опыта мои поиски метода и стиля получили название «Путь Клоуна» – вот так просто и естественно. Мне совершенно точно не нравились иные определения, которые принято использовать для обозначения этой области исследований, такие как «терапевтическая клоунада» (хотя эта работа, несомненно, приводит к глубоким переменам в человеке) или «гештальт-клоунада» (однако инструменты «здесь и сейчас» также лежат в основе метода). Но что-то внутри меня настаивало на том, что происходящее на моих сессиях: смесь сценической игры клоуна, раскрытия сердец и разоблачения тайн, заживления старых ран и разочарований под звуки вдохновляющей и поддерживающей внутреннюю трансформацию музыки – это процессы, принадлежащие к другому виду исследования, приключение иного толка. Алхимия этого процесса сложнее. Происходившее на сессиях резонировало и кое с чем другим. Оно вызывало смех или глубоко трогало душу то в поэтичной, то в гротескной, а то и в практически шаманской форме, – словом, этот особый набор практик и динамик, в которые мы погружались вместе с участниками, заставил меня задуматься над более правильным названием для моего метода. Во время сессий выходили на поверхность и невинность, и наивность, и сердечность (а это основные составляющие игры клоуна), но проявлялись также и боль, и стыд, и гнев. Там становилась очевидной тонкая грань и взаимодействие между потребностью в контакте и страхом показать себя, между желанием найти свое место в мире, в группе, и болью от взгляда другого; между восстановленным чувством достоинства и собственными ограничениями, между последствиями незакрытых детских травм и долгим списком внутренних мучений. В то же время становилась очевидной вновь возникающая инстинктивная связь с искрой жизни, проявляющаяся в стремлении жить и быть; щедро разливались чистые воды детства, и смердели топи мутных болот, в которых скрывались болезненные тайны и панический страх показать себя окружающим такими, какие мы есть на самом деле.

Я позволил работе развиваться самой на протяжении многих лет, в разных странах, культурах и обстоятельствах, чтобы сотни проведенных сессий отточили самый безопасный и ясный метод, чтобы сложилась четкая карта, достоверная и подробная. Я назвал эту карту «Путь Клоуна»[3]3
  На испанском языке метод называется Clown Esencial, «Сущностный Клоун». Однако, учитывая языковые особенности, с согласия автора в английской и русской версии название метода переводится как «Путь Клоуна» (The Way of the Clown). – Примеч. пер.


[Закрыть]. Я посвятил немало времени поиску подходящего названия, и когда оно пришло мне на ум, я был абсолютно уверен, что оно самое правильное.

«Клоун» (слово английского происхождения, которое этимологически означало гротескного персонажа грубого фарса) должен был обязательно фигурировать в названии, хотя, несмотря на то что так традиционно именуют и самых выдающихся комиков, в повседневном языке это слово нередко звучит в весьма унижающим человеческое достоинство контексте. Клоун (как паяц) подчас воспринимается скорее как оскорбление, нежели как характерное обозначение деятеля комического искусства; однако, с другой стороны, слово это столь же исконное, как и сам мир.

А слово «Путь» точно определяет суть творческого процесса, раскрывающего сущность человека, приводящего его к самой чистой и подлинной части себя. И для тех, кто отваживается на этот поиск, «Путь Клоуна» оказывается чем-то вроде погружения в ванну с проявителем для фотобумаги, подобно тому как раньше проявляли фотопленку. Эта метафора прекрасно отражает то, что происходит на семинаре: на негативе, который прежде казался белым, постепенно вырисовываются разные формы, особое чувство, собственный способ существования, собственное безрассудство. Так крошечная маска клоуна в нужном темпе проявляет и раскрывает душу человека. Когда это происходит (пусть и длится всего лишь несколько секунд), каждому из присутствующих становится очевидным величие момента: в застывших взглядах актеров и зрителей, в воцаряющейся в группе тишине, в улыбке, расплывающейся под красным носом. И точно так же постепенно проявляется силуэт, наделенный особенными чертами, со своим неповторимым взглядом и уникальным звучанием… Так рождаются наш клоун и его особый путь, который не претендует на то, что он приведет к некой определенной цели, но, вполне вероятно, позволит вернуться к себе настоящему.

С одной стороны, вроде бы ничего не меняется, лишь (подчас с удивительной быстротой и совершенно естественно) раскрывается то, что уже и так было, – огромный внутренний мир, вроде бы очевидный, но отчаянно жаждущий выражения. Я видел, как люди меняются, как меняются их лица за кратчайший промежуток времени лишь потому, что они отбрасывают ложь Эго, фарс повседневного поведения, перестают тратить силы на отыгрывание роли персонажа. Когда человек чувствует, что может просто быть таким, какой он есть, с тем, что внутри, со светлыми (столь очевидными) и с темными (скрытыми в глубине души) сторонами, тогда он, сам не замечая, расслабляется, и этого оказывается достаточно, чтобы энергия снова потекла, а дыхание, которое так долго сдерживалось, стало более легким и восстановилось. Тогда человек ощущает, что он свободен в своем выборе: ему не обязательно прятаться и прилагать усилия, чтобы скрывать тайны. Это больше не нужно. В каком-то смысле человек восстанавливает собственное достоинство, принимает собственную трагикомичность. Это довольно долгий и порой болезненный процесс, и я не раз видел, как маленькие пластиковые носики наполняются слезами и соплями. Конечно, маска многое рассказывает о нас и, впуская свет туда, где всегда царила тьма стыда, становится трамплином для прыжка в неизвестность. И человек отправляется в эту тьму с улыбкой и открытым взглядом, а помогает ему крошечная маска, оберегающая невинность его души. Эта крошечная маска едва ли скрывает лицо, но дает ощущение защищенности – так что я могу осмелиться почувствовать себя другим, могу открыто заговорить о себе, но как бы устами другого персонажа: «Смотрите, это не я! Это он, это она расскажет вам, что со мной происходит! И через взгляд этого „персонажа“ я позволю вам узнать меня немного больше, а с помощью „его“ жестов расскажу вам кое-что о своих воздушных замках, мечтах и сражениях».

Еще один важнейший элемент этого путешествия – музыка, инструмент, выступающий как ускоритель заряженных частиц. Уильям Шекспир, будучи прежде всего драматургом, однажды сказал, что музыка насыщает душу. Лишь такой знаток человеческой души, как он, мог так много понять о силе воздействия музыки. Именно с этой целью мы используем музыку на «Пути Клоуна», позволяя ей увлекать человека за пределы ограничивающих его ментальных установок, вдохновлять на сценическую эволюцию и пробуждать в нем всю силу творческого потенциала. И тому, кто распахивает окна своего сердца и позволяет музыке проникнуть в каждый его уголочек, становится гораздо проще отдаться поднимающейся и освобождающей эмоциональности, новым телесным ощущениям, удивительной экспрессивности движений и выйти за пределы привычных поведенческих паттернов и запретов, навязанных повседневным образом мыслей. В детстве я обучался игре на скрипке и фортепьяно – и с тех пор испытываю особенное восхищение перед этими инструментами: они не боятся тишины и наполняют ее нотами, превращая просто тишину в тишину обитаемую, и в этом бесконечно легком пространстве все самые глубинные желания нашей души обретают уважение и покой. Когда музыка говорит напрямую с телом, ум успокаивается и умолкает, а в дверь стучится вдохновение.

«Путь Клоуна» явно отличается от других направлений работы в мире клоунады, будь то более пуристские или традиционные направления, тем, что здесь поиск является глобальным, а это позволяет человеку раскрыться в наиболее полном смысле слова, раскрыться в поисках самого себя и собственного места в мире. По этой причине здесь порой проявляются оттенки, близкие к шутовству, – ведь шуты всегда могли похвастаться большей свободой слова, они не опасались гротеска и не боялись говорить правду. А вот другие задачи этого метода направлены на то, чтобы подчеркнуть невинность и уязвимость человека с помощью образа клоуна, и здесь идея совсем иная. В дополнение к уже упомянутым компонентам, мы стремимся чествовать целостность человеческого существа со всем тем, что эта целостность включает: светлые и темные стороны, очевидное и тайны, полярности, сладкое и горькое, целомудрие, головоломки, стыдливость и разнообразные вожделения, добро и зло. Здесь мы снабжаем красным носом ту часть нас, что менее всего способна жить хорошо, жить, как все, и соответствовать социальным нормам; и речь здесь идет не только о самой наивной или откровенной части, но и о всех тех, из которых сложен веер наших внутренних тайн, хранящихся очень глубоко, в самом сокровенном месте, укрытом от возможного проникновения. Здесь мы бываем самыми разными: напуганными, жесткими, робкими, горделивыми и стыдливыми, злыми, встревоженными, растерянными и завистливыми. Все эти «мы» обладают одним и тем же потрясающим комедийным потенциалом – каждый в своем стиле, какими бы серьезными мы ни были в реальности. Я не встречал еще ни одного человека, у которого нет творческого потенциала внутри. Я бы даже отважился утверждать, что чем серьезнее человек в повседневной жизни, тем смешнее будет его клоун: сочетание серьезности с красным клоунским носом удивительным образом порождает невероятно прекрасную целостность, которая примиряет с самим собой. Как, впрочем, и эмоции, ведь на «Пути Клоуна» мы в какой-то момент плачем от смеха, а через минуту уже смеемся от слез с одинаковой искренностью и доброжелательностью, давая место тому, что рождается у нас внутри, без какого-либо осуждения. Я вспоминаю случай, когда одна участница плакала. Я предложил ей салфетку, но она не успокаивалась. Тогда я начал доставать салфетку за салфеткой, буквально осыпая ее «снегопадом» из бумажных платочков, настолько обильным, что они буквально окружили ее, будто бы готовые к действию, в ожидании ее будущих слез. Она посмотрела на всё это и расхохоталась. Расхохоталась от чего-то, что осознала интуитивно, и это понимание позволило ей перейти от слез к смеху без слов и объяснений, в полной свободе самовыражения, будто бы отвоевав иную точку зрения у своего зашоренного внутреннего критика. Всего за пару секунд ей удалось отпустить собственную печаль, чтобы (ни в коем случае ее не обесценивая) суметь взглянуть на происходящее в ином ракурсе и, возможно, расставить всё по местам.

Поскольку порой даже то, что мы сами о себе думаем, не так уж и важно. Порой стоит, напротив, отказаться от некоторых взглядов на себя самих, если эти «воззрения» сковывают нас еще больше, чем любые иные мнения о нас. Ведь это так утомительно – постоянно воспринимать себя столь серьезно; так много сил уходит на то, чтобы поддерживать тот или иной нами же выдуманный имидж и, приковав себя гвоздями к краю пропасти, кричать в воздух: «Клянусь, что буду всегда вот таким или сяким, и думать буду вот так, и говорить буду вот это, и во имя всех мертвецов я буду биться за эту крепость до конца!» Но порой выходит так, что, пока мы защищали крепость (пусть решение это было вполне оправданно), замок опустел, а захватчики уже давно отступили и отправились на завоевание других земель… А человек всё стоит у стен крепости замороженным, бесполезным стражником, уставшим от этого сна из папье-маше, застывшим во времени, где в его подвиге нет уже ни смысла, ни толка…

Любое Эго по сути есть зависимость от автоматизмов, которая держит нас в постоянном рабстве, пока не наступает тот день, когда, вооружившись мужеством и смирением, мы начинаем искать самих себя. Исходя из этого «Путь Клоуна» – своего рода трогательная комедия, в которой с помощью клоунского носа можно ненадолго превратиться в самого себя и раскрасить свои давние раны, желания и самые тайные ночные кошмары в ярко-красный цвет, открывая публике свой внутренний мир и получая в ответ столь щедрую безусловную любовь и принятие. Она как будто говорит в ответ: «Да! Ты имеешь право быть тем, кто ты есть! Для нас этого достаточно. Мы принимаем тебя таким, какой ты уже есть». Это становится отправной точкой нового пути, ибо при звуке вышесказанных слов, почуяв вкус безусловного самоутверждения, что-то новое укладывается в сознании человека, обеспечивая тем самым базовое условие для трансформации: я могу принять себя таким, какой я есть, потому что мир уже увидел, признал и принял меня таким. Одна бразильская народная пословица предупреждает: «В жизни есть две проблемы: первая – познать себя, а вторая – остаться довольным тем, что там внутри себя найдешь».

Примерно так и происходит на «Пути Клоуна» – совершается глубинное путешествие личности, которое поддерживает группа своим присутствием, своим открытым отношением, своей щедростью, предоставляя все необходимые условия для самых настоящих трансформационных процессов. Я убежден, что если плакать, кричать, выражать агрессию время от времени действительно необходимо и если это помогает и исцеляет, то не менее важен и целителен осознанный искрящийся смех, высокий, чистый, не обесценивающий. Потому что смех, несомненно, разбивает броню из мышц, пропуская внутрь человека новый свет, новую энергию, обновление, которое разрушает старые детские «клятвы» – клятвы молчания, апатии, ненависти или страдания, решения проявлять пренебрежение, твердость или отказаться от чувств. Всё это растворяется в свете, проникающем извне в некой внутренней церемонии, которая тем не менее становится более ясной при общении с группой, в совместном ритуале, где каждый признаёт и, естественно, находит свое место в мире, одновременно обогащая тем самым опыт каждого в группе.

Можно сказать, что «Путь Клоуна» – это и есть улыбка сердца, завершающего давние битвы между смехом и слезами, сердца, которое наконец может отдохнуть за гранью эмоций, сердца, которое с радостью принимает свою подлинную принадлежность к могущественной реке под названием «жизнь».