Текст книги "Роль морских сил в мировой истории"

В том виде, в каком вопрос поставлен, – а иначе и не могло быть, – на него может быть только один ответ. Но следует четко заметить тем не менее, что в любом случае целью де Грасса были организованные вооруженные силы противника.

Иная ситуация была с д'Эстеном в Гренаде. Превосходство его эскадры в численности над англичанами было почти таким же, как у де Грасса. Его альтернативными целями были организованная сила на море и маленький остров, плодородный, но малозначимый в военном отношении. Утверждают, что Гренада представляла собой сильную оборонительную позицию, но это не столь важно, если позиция не имеет стратегического значения. Чтобы сохранить за собой остров, он отказался воспользоваться огромным преимуществом в численности флота, которое даровала ему фортуна. Однако владение островами зависело от соперничества флотов. Чтобы надежно удерживать острова, Вест-Индии требовались, во-первых, мощный морской порт, которым французы владели, во-вторых, власть над морем. В последнем случае требовалось не множить воинские контингенты на островах, но уничтожить флот противника, который мог своевременно привлекаться для поддержки полевой армии. Острова являлись лишь богатыми поселениями, а требовалось не более чем один или два укрепленных города или поста.

Можно смело сказать, что принцип, которым руководствовался д'Эстен в сражении, не был как минимум безоговорочно правильным, поскольку этот принцип вел его в ложном направлении. В случае с Йорктауном принцип, провозглашенный Раматюелем, не является оправданием поведения де Грасса, хотя вполне возможно, что именно этот принцип был реальной причиной такого поведения.

Оправдывало де Грасса то, что он действовал в условиях, когда, в течение лишь короткого времени, можно было проводить операцию, зависящую от надежного контроля над морем – благодаря превосходству в численности флота. Если бы соотношение в численности кораблей было равным, военная необходимость, видимо, вынудила бы его в это время вступить в бой, чтобы отразить нападение, которое английский адмирал, несомненно, предпринял бы. Уничтожение нескольких кораблей, как выражается небрежно Раматюель, как раз и дает то превосходство, которому была обязана победа в Йорктауне. В качестве общего принципа эта цель, несомненно, лучше, чем та, которую преследовали французы. Конечно, бывают исключения, но такие исключения имеются, вероятно, там, где, как в Йорктауне, военная сила подвергается непосредственным ударам отовсюду или, как в Маоне, на карте стоит мощная и желанная база такой силы. Хотя даже в случае с Маоном представляется спорным, уместна ли была там осторожность. Если бы Хоук или Боскавен оказались на месте Бинга, они бы не уходили в Гибралтар на ремонт до тех пор, пока французский адмирал не сопроводил свой первый удар другими, ослабив боеспособность французов.

Несомненно, Гренада в представлении д'Эстена представляла большую ценность, поскольку операция по ее захвату закончилась успешно. После неудач в Делавэре, Нью– Йорке и Род-Айленде, наряду с довольно унизительным случаем у Сент-Люсии, трудно понять, почему некоторые французские историки выражают веру в его способности. Обладая блестящей и впечатляющей храбростью, этот адмирал отличился больше всего, когда лично возглавил штурм укреплений на Сент-Люсии и Гренаде, а также безуспешную атаку через несколько месяцев на Саванну.

В период отсутствия французского флота зимой 1778/ 79 года, англичане, контролируя морскую акваторию частью своих кораблей, не ушедших в Вест-Индию, решили переместить театр континентальной войны в южные штаты, где, они считали, имелось большое число их верноподданных. Английская экспедиция направилась в Джорджию и была настолько успешной, что в последние дни 1778 года англичане овладели Саванной. Быстро подчинился и весь штат. Отсюда военные операции распространились на Южную Каролину, но Чарлстон взять не удалось.

Сообщение об этих событиях было послано д'Эстену в Вест-Индию. Сообщение сопровождали представление о чрезвычайной опасности, грозящей жителям Каролины, и жалобы каролинцев на французов, которые обвинялись в том, что бросили своих союзников, что не оказывают им никакой поддержки и что, наоборот, извлекают выгоду из любезной помощи бостонцев, содействующих переоснащению потрепанного французского флота. В обвинениях об отсутствии поддержки имелась изрядная доля истины, что побудило д'Эстена пренебречь находящимися на руках распоряжениями о немедленной отсылке в Европу части кораблей. Вместо исполнения этих приказов, он отправился к американскому побережью с 22 линейными кораблями, имея в виду две цели – оказание помощи южным штатам и захват Нью-Йорка во взаимодействии с армией Вашингтона.

Прибыв 1 сентября к побережью Джорджии, д'Эстен застал англичан в полной беспечности. Но фатальное отсутствие оперативности, которое и прежде отличало стиль командования этого весьма отважного военачальника, вновь его подвело. Пока он болтался вначале без дела у Саванны, ушло несколько бесценных дней, после чего условия изменились. Приближение неблагоприятного погодного сезона вынудило д'Эстена, первоначально с серьезными колебаниями, пойти на неподготовленный штурм. В ходе штурма он проявил присущую ему отвагу, сражаясь, как и американский генерал, во главе наступающей колонны, но в результате атака была отбита с большими потерями для обеих сторон. Осаду сняли, и д'Эстен немедленно отправился во Францию, не только забросив свой план захвата Нью-Йорка, но также оставив южные штаты на милость противника. Эта помощь могучей морской силы Франции, промелькнувшая перед глазами американцев лишь для того, чтобы удалиться, оказалась, однако, ценной благодаря действиям англичан, которые в чрезвычайной спешке оставили Ньюпорт, когда узнали о присутствии французского флота. Решение об эвакуации Ньюпорта было принято заранее, но прибытие эскадры д'Эстена превратило эвакуацию в бегство.

После отбытия д'Эстена, а фактически всего французского флота (поскольку корабли, которые не возвратились во Францию, направились снова в Вест-Индию) англичане возобновили наступление в южных штатах, которое на время было приостановлено. Их флот и армия двинулись в последние дни 1779 года из Нью-Йорка в Джорджию и, собравшись, направились к Чарлстону через остров Эдисто. Бессилие американцев на море не создавало помех этому наступлению, за исключением действий отдельных крейсеров, которые перехватывали отставшие суда неприятеля – преподнося еще один урок того, какие ничтожные результаты приносит морская война одними крейсерами. Осада Чарлстона началась в конце марта – английские корабли вскоре после прохождения через бар и мимо форта Моултри без серьезного ущерба встали на якорь на дистанции пушечного выстрела. Форт Моултри был взят приступами с суши быстро и легко, сам же город сдался 12 мая после сорокадневной осады. Весь штат затем был быстро оккупирован и подчинился военной администрации.

К оставшимся кораблям бывшей эскадры д'Эстена присоединился отряд кораблей из Франции под командованием графа де Гишена, который 22 марта 1780 года принял верховное командование флотом Вест-Индии. На следующий день он отбыл к острову Сент-Люсия, который надеялся захватить врасплох. Но жесткий, боевитый старый английский адмирал традиционного типа Паркер расположился на якорной стоянке со своими 16 кораблями, и Гишен со своими 22 кораблями не решился их атаковать. Благоприятной возможности, если она вообще существовала, больше не представилось. Де Гишен вернулся на Мартинику и бросил там якорь 27 марта. В тот же день к Паркеру на Сент-Люсию прибыл новый английский главнокомандующий, Родней.

С этих пор знаменитому, а прежде только известному адмиралу было шестьдесят два года, когда он принял командование. После этого он завоевал неувядаемую славу. Когда началась война, этот человек, обладавший необыкновенной отвагой и профессиональным мастерством, но также экстравагантными, если не необычными привычками, задержался во Франции на чужбине из-за денежных затруднений. Похвальба в том, что он мог бы разделаться с французским флотом, если бы обстоятельства позволили ему вернуться в Англию, побудила французского дворянина, услышавшего ее, взять на себя его долги, руководствуясь чувствами, в которых уравновешивалось рыцарство с национальным самолюбием. По возвращении на родину Роднею предоставили командную должность, и он отбыл в январе 1780 года во главе эскадры из 20 линейных кораблей на помощь Гибралтару, тогда находившемуся в тесной блокаде. Близ Кадиса Родней, чья удачливость вошла в поговорку, встретился с испанской эскадрой из 12 линейных кораблей. Она неуклюже маневрировала в одном месте, пока не лишилась возможности бегства[131]131
  Дринкуотер в своей истории осады Гибралтара объясняет медлительность испанцев ошибочным предположением их адмирала, что Родней не сопровождал караван, посланный в Гибралтарский пролив, но отделился от него. Он обнаружил свою ошибку слишком поздно.


[Закрыть]. Подав сигнал к общей погоне и перекрыв противнику возможность уйти под ветер между англичанами и портом, Родней, несмотря на ночную тьму и шторм, сумел взорвать один и пленить 6 кораблей. Поспешив продолжить путь, он освободил Гибралтар от блокады, снабдив крепость всем необходимым, и затем, оставив в нем трофеи и большую часть кораблей своей эскадры, отправился на свою базу.

Несмотря на личную отвагу и профессиональное мастерство, которое в тактическом отношении опережало его английских современников, Родней, как главнокомандующий, принадлежит скорее к когорте последователей осторожной и сдержанной тактики французов, чем к подражателям импульсивного, необузданного Нельсона. Как в Турвиле отразилась яростная битва ХУЛ века, лишающая противника возможности перейти к формальной, искусственной (можно сказать, мелочной) и парадной тактике ХУ111 столетия, так в Роднее мы видим переход от церемониальных поединков к сражению, которое, будучи искусным по замыслу, направлено на серьезные результаты. Ведь было бы несправедливо в отношении Роднея навязывать сравнение его с французскими адмиралами того времени. Профессиональное мастерство Роднея, которое де Гишен признал сразу после того, как они впервые сошлись в бою, имело целью нанесение ущерба врагу, а не удовлетворение личного тщеславия. Какие бы приятные сюрпризы ни преподносила попутно английскому адмиралу судьба, целью, которую он всегда держал в поле зрения, оставался французский флот – организованная военная сила противника в море. И в день, когда фортуна покинула де Гишена, пренебрегшего ее благоволением, когда победитель Корнуоллиса не смог атаковать Роднея, находившегося в невыгодном положении, – последний одержал победу. Она освободила Англию от всех тревог и одним ударом вернула ей все те острова (кроме Тобаго), которые осторожная тактика соперников приобрела на некоторое время.

Впервые де Гишен и Родней встретились в бою 17 апреля 1780 года, через три недели после прибытия англичанина к новому месту службы. Французская эскадра лавировала в проливе между Мартиникой и Доминикой, когда с юго– востока показался противник. День ушел на маневры с целью выбраться в наветренную позицию, что удалось Роднею. Обе эскадры находились теперь под ветром островов (план 11)[132]132
  Пересечение флажков указывает на место сражения.


[Закрыть]. И та и другая эскадра шли правым галсом, курсом на север, французы на подветренном крамболе у англичан. Родней, форсировавший паруса, сигнализировал эскадре, что намерен атаковать арьергард и центр неприятеля всеми наличными силами. Когда он достиг удобной для английских кораблей позиции, то приказал им спуститься на 8 румбов (90 градусов) всем вместе (А, А). Де Гишен, заметив угрозу для арьергарда, сделал поворот всей своей эскадры через фордевинд и спустился ей на помощь. Родней, увидев, что его маневр не удался, снова выбрался к ветру на один галс с противником, после чего обе эскадры пошли курсом на северо-восток[133]133
  Черные фигурки кораблей в позиции А показывают английские корабли, спускающиеся на центр и арьергард французов. Линия ав – ар является линией баталии от авангарда к арьергарду до спуска. ав', ар' – позиции кораблей авангарда и арьергарда после того, как они выбрались к ветру на левом галсе вслед за поворотом французов через фордевинд.


[Закрыть]. Позднее он снова подал сигнал к бою, за которым через час, как раз в полдень, последовал приказ (цитата из его собственной депеши) «каждому кораблю спуститься и двигаться в направлении противостоящего корабля неприятельской линии». Приказ, напоминающий старое правило боя корабль на корабль, в трактовке Роднея означал, что атакуется корабль противника, противостоявший атакующему кораблю в данный момент, а не по порядковому номеру в строю. Вот его собственные слова: «В косвенном направлении, чтобы мои головные корабли могли атаковать головные корабли центра противника и чтобы английская эскадра могла быть атакована лишь двумя третями кораблей противника» (Б, Б). Затруднения и недопонимание, последовавшие затем, проистекали, видимо, главным образом из несовершенства сигнальной книги. Вместо того чтобы совершить маневр, нужный адмиралу, головные корабли (а) поставили паруса так, чтобы достичь положения на траверзе противостоящих кораблей одинакового порядкового номера линии противника. Потом Родней отмечал, что во время второго спуска французская эскадра имела весьма растянутую линию баталии и, если бы его приказы были исполнены, неприятельский центр и арьергард были бы выведены из боя до подхода авангарда.

Видимо, имеются все основания полагать, что намерения Роднея на всем протяжении сражения заключались в том, чтобы поставить французов между двух огней, как он и утверждал. Неудачу обусловили сигнальная книга и слабая тактическая подготовка кораблей эскадры, за которую адмирал, недавно принявший командование, не нес ответственности. Но и де Гишену настолько явно бросалось в глаза скверное положение его собственной эскадры, что он воскликнул (когда английская эскадра атаковала в первый раз), что у него пропало шесть или семь кораблей. Он сообщил в письме Роднею, что если бы английские корабли последовали сигналам своего адмирала, то ему (де Гишену) пришлось бы стать его пленником[134]134
  В строгом выговоре Роднея капитану Каркетту, командовавшему головным кораблем английской линии, говорится: «Маневр вашего головного корабля побудил других последовать столь дурному примеру. Забыв, таким образом, что сигнал линии определял дистанцию между кораблями всего в 2 кабельтовых (1 кабельтов равен ¹/₁₀ морской мили, или 185,2 м. – Ред.), вы увели авангард на дистанцию более 2 лиг от центра, который, таким образом, подвергся опасности удара главных сил противника, без надлежащей поддержки (Rodney. Life. Vol. 1. P. 351). По всем правилам тактического здравого смысла, как казалось, другие корабли должны были бы занять определенную дистанцию один от следующего за ним – то есть сдвинуться к центру. В разговоре с Гилбертом Блейном, который не принимал участия в битве, Родней утверждал, что французская линия растянулась на четыре лиги в длину, «словно де Гишен думал, что мы намеревались уйти от него» (Haddock. Op. cit. Vol. ХХIV P. 402).


[Закрыть]. Более убедительное доказательство осознания де Гишеном грозности своего противника обнаруживается в том, что в последующих сражениях с Роднеем он не заботился о подветренной позиции. После того как его тщательно продуманные планы не осуществились, Родней показал, что обладал, помимо них, еще несгибаемой волей мужественного воина. Вступив в бой с неприятельским кораблем, он обстреливал его до тех пор, пока тот не остался без фок-мачты и грот-рея, причем с такими повреждениями корпуса, что едва держался на плаву.

Один эпизод этого сражения, упоминавшийся французскими источниками и Бота[135]135
  History of the American Revolution.


[Закрыть], который, вероятно, пользовался ими же, но не обнаруженный в английских описаниях, показывает, что французы воспринимали эту атаку как крайне серьезную. Согласно этим источникам, Родней, заметив разрыв в боевом порядке французов, возникший из– за того, что корабль, следовавший за французским адмиралом, оказался не на своем месте, попытался прорваться через этот разрыв (б). Однако капитан 74-пушечного Destin, поставил больше парусов и встал на пути 90-пушечного английского корабля.

«Действия Destin справедливо заслужили похвалу, – пишет Лаперуз-Бонфил. – Эскадра подвергалась опасности почти неминуемого разгрома, если бы не отвага де Гуампи. Таково мнение всей французской эскадры, корабля за кораблем. И все же, допустим, наша линия была бы прорвана, какие еще несчастья неизбежно угрожали бы эскадре? Разве наш арьергард не смог бы легко исправить неблагоприятную ситуацию своевременным маневром с целью занять место блокированных кораблей? Такой маневр неизбежно вызвал бы свалку, которая пошла бы на пользу эскадре, располагающей наиболее храбрыми и преданными своему делу капитанами. Но в то время, как и во время Империи, действовал общепризнанный принцип, что блокированные корабли – это плененные корабли, и это убеждение диктовало определенную линию поведения».

Последствия прорыва через неприятельскую линию или боевой порядок зависят от нескольких условий. Важно здесь разделить силы противника посредством проникновения в обнаруженную или созданную в ходе боя брешь, а затем сосредоточить силы на одной из частей, оказание помощи которой другими частями эскадры противника представляется менее всего возможным. В колонне кораблей такой частью обычно является арьергард. Компактность атакованного строя, численность отрезанных кораблей, продолжительность времени, в течение которого их можно блокировать и превзойти в численности, – все это влияет на результаты сражения. Очень важным фактором в этом деле является моральное воздействие, сумятица, внесенная в прорванную таким образом линию неприятельских кораблей. Корабли, подходящие к месту прорыва, останавливаются, арьергард ставится между двух огней, в то время как корабли, находящиеся впереди, продолжают движение. Это – критический момент, который требует немедленных действий. Но мало найдется людей, которые в неожиданно сложившейся чрезвычайной ситуации могут разобраться в обстановке и сразу же принять правильное решение, особенно взять на себя ответственность (если занимают подчиненное положение). В обстановке такого смятения англичане, без сомнения, надеялись опереться на превосходство в морской сноровке. Ведь в данных обстоятельствах имеют значение не только «храбрость и верность долгу», но профессиональное мастерство. Все эти последствия «прорыва через неприятельскую линию» проиллюстрировала знаменитая морская битва Роднея в 1782 году.

В следующем месяце де Гишен и Родней встречались дважды, но ни в одном из сражений французский адмирал не прибегал к излюбленному приему его соотечественников – уходу под ветер. Между тем испанская эскадра из 12 линейных кораблей двигалась на соединение с французами. Родней крейсировал на ветре Мартиники с целью перехватить испанцев, но испанский адмирал пошел севернее, на виду у Гваделупы. Отсюда он направил депешу де Гишену, который соединился с союзником и сопроводил его в порт. Большое превосходство союзного флота в численности вызывало тревогу на Британских островах. Но отсутствие согласия между союзниками вело к задержкам и колебаниям. Ужасная эпидемия, распространившаяся на кораблях испанской эскадры, привела к тому, что из задуманных операций ничего не получилось. В августе де Гишен отбыл с 15 кораблями во Францию. Родней, не зная, куда направился французский адмирал, и тревожась за судьбу Северной Америки и Ямайки, разделил свой флот. Он оставил половину его у островов, а с другой половиной направился в Нью-Йорк, куда прибыл 12 сентября. Риск был велик и вряд ли оправдан, но дробление сил не имело неприятных последствий[136]136
  Относительно мотивов решения Роднея см. в его Life. Vol. 1. P. 365, 376.


[Закрыть].

Если бы де Гишен намеревался повернуть к Ямайке или, как ожидал Вашингтон, к Нью-Йорку, ни одна из частей флота Роднея не смогла бы противостоять ему. Возникли две возможности поражения, вместо одной, поскольку англичане выступали бы малыми силами на двух аренах сражений, вместо того чтобы выступить единой силой на одной арене.

Тревога Роднея по поводу Северной Америки имела под собой серьезные основания. 12 июля этого года прибыла долгожданная французская помощь – 5 тысяч французских солдат и офицеров под командованием Рошамбо и 7 линейных кораблей под командой де Тернея (Тернье). С этих пор англичане, хотя еще и преобладавшие на море, почувствовали необходимость сконцентрировать свои силы в Нью– Йорке и не смогли усилить свои операции в Каролине. Трудности и дальние маршруты передвижения войск давали морской силе такое преимущество, что Лафайет призывал французские власти наращивать флот еще больше, но они, естественно и правильно, оставались приверженными своим непосредственным интересам на Антильских островах. Время освобождать Америку еще не пришло.

Родней, избежавший, благодаря своему отсутствию, сильного урагана в октябре 1780 года, вернулся в Вест-Индию к концу этого года. Вскоре после этого он узнал о войне между Англией и Голландией, которая была объявлена 20 декабря 1780 года. Войну вызвали причины, о которых будет сказано позднее. Адмирал немедленно захватил голландские острова Синт-Эстатиус и Синт-Мартен, помимо многочисленных торговых судов с грузами, стоимость которых достигала в целом 15 миллионов долларов. Эти острова, пока были еще нейтральными, играли такую же роль, что Нассау (Багамские острова. – Ред.) во время войны Севера и Юга в Америке, и оказались огромным хранилищем контрабандных товаров, огромное количество которых теперь оказалось в руках англичан.

1780 год стал крайне неблагоприятным для борьбы за независимость американских штатов. Битва при Камдене (16 августа, где 2200 англичан разбили 5 тысяч американцев. – Ред.), казалось, закрепит британское господство в Южной Каролине, и противник возлагал большие надежды на контроль Северной Каролины и Виргинии. Последовавшая затем измена Арнольда усилила состояние подавленности, от которого лишь частично освободила победа у Королевской горы. (Победа – громко сказано. 7 октября 1780 года на отряд англичан, пытавшийся вербовать рекрутов, напали здесь «пионеры Дикого Запада» из Теннесси и разбили. – Ред.) Существенная помощь французских войск в этой сложной для американцев ситуации вызывала ликование. Тем не менее даже она не давала уверенности. Значительная часть возможной французской помощи была блокирована английским флотом в Бресте. Между тем неспособность де Гишена появиться в регионе и полное господство на море Роднея делали надежды на благоприятный исход кампании призрачными.

Однако период энергичных и решительных действий был близок. В конце марта 1781 года граф де Грасс отправился из Бреста с эскадрой в составе 26 линейных кораблей и большим караваном транспортов. Когда эскадра подошла к Азорским островам, 5 кораблей отделились от нее, чтобы направиться в Индию – под командованием Сюффрена, с которым мы познакомимся ближе позднее. 28 апреля де Грасс появился у Мартиники. Адмирал Худ (Родней оставался у острова Синт-Эстатиус) блокировал в это время Фор-Рояль, французский порт и арсенал на подветренной стороне острова, а также 4 французских линейных корабля, когда разведочные суда доложили английскому адмиралу о появлении неприятельского флота. Худ преследовал две цели, одна из них – предотвращение соединения 4 блокированных кораблей с подходящей французской эскадрой, другая – противодействие попыткам последней стать между ним и бухтой Гроз-Иле на Сент-Люсии. Вместо реализации этого в течение следующих двадцати четырех часов, выбравшись на ветер у островка Алмазной скалы (Дайамонд– Рок), его эскадра настолько уклонилась под ветер, что де Грасс, пройдя 29 апреля через пролив, достиг Фор-Рояля, поместив сопровождавшийся им караван между эскадрой и островом. Родней сделал резкий выговор Худу за это, но, возможно, эскадра последнего оказалась в таком положении из-за слабых ветров и подветренного течения. Как бы то ни было, 4 корабля, находившиеся в Фор-Рояле, снялись с якоря и соединились с главными силами. Англичане располагали теперь только 18 кораблями против 24 французских, причем последние находились в наветренной позиции, но, имея соотношение сил 4:3 и возможность атаковать, де Грасс не воспользовался этим. Опасения за то, что караван может подвергнуться риску, заставили его воздержаться от серьезной битвы. Видимо, можно сказать, что его неверие в силы своей эскадры было слишком велико. Но когда еще эскадре навязывать бой, если не в такое время? Де Грасс ограничился канонадой с дальней дистанции, настолько губительной для англичан, что его удаление с места боя становится еще более странным. Могут ли вообще концепция и традиция, оправдывающие такую линию поведения, быть целесообразными?

На следующий день, 30 апреля, де Грасс, упустивший накануне свой шанс, попытался организовать преследование Худа. Но у последнего не было никакого основания желать боя. Положение, когда эскадра Худа изначально уступала французам в численности кораблей, усугублялось тем, что некоторые из английских кораблей получили 29 апреля серьезные повреждения. Де Грасс же уступал Худу в скорости и поэтому не мог его догнать. Многие из французских кораблей не были обшиты медью в подводной части, что нелишне отметить, поскольку французские корабли, благодаря лучшим обводам и размерам, могли быть быстроходнее английских. Но такое превосходство в скорости не было обеспечено из-за медлительности французских властей в деле внедрения этого усовершенствования (не обшитые медью подводные части кораблей подвергались обрастанию морскими животными (двустворчатые моллюски, усоногие раки, известковые мшанки и водорослями, снижавшими скорость. – Ред.).

Худ присоединился к Роднею в Антигуа, де Грасс же после короткого пребывания в Фор-Рояле сделал попытку овладеть бухтой Гроз-Иле на Сент-Люсии, с которой англичане вели наблюдение за передвижениями его эскадры. Потерпев здесь неудачу, он двинулся на захват острова Тобаго, который капитулировал 2 июня 1781 года. Отбыв отсюда, он после ряда незначительных операций стал на якорь 26 июля у Французского мыса (теперь Кап-Аитьен) на острове Гаити. Здесь он обнаружил ожидавший его французский фрегат из Соединенных Штатов с депешами от Вашингтона и Рошамбо, поставившими его перед необходимостью принять самое важное решение из тех, которые выпали на долю любого французского адмирала в ходе этой войны.

Вторжение англичан в южные штаты, начавшееся с Джорджии и последующего взятия Чарлстона, а также военной оккупации двух крайних штатов, продолжилось в северном направлении через Камден в Северную Каролину. 16 августа 1780 года американский генерал Гейтс потерпел сокрушительное поражение при Камдене (имея пять солдат против двух). В течение следующих девяти месяцев англичане под командованием Корнуоллиса упорно стремились захватить Северную Каролину. Их операции, выходящие за рамки нашего исследования, завершились, несмотря на значительные успехи на полях боев, вынужденным отступлением Корнуоллиса к морскому побережью и, наконец, к Вашингтону, в котором на такой случай были созданы склады разных припасов. Противник англичанина, генерал Грин, направил затем американские войска в сторону Южной Каролины. Корнуоллис, слишком ослабленный, чтобы надеяться на подчинение враждебной страны или даже на проникновение в глубь ее территории, стоял теперь перед выбором. Ему следовало выбрать между возвращением в Чарлстон (для подкрепления там и в Южной Каролине пошатнувшейся власти англичан) и продолжением движения в Виргинию, чтобы соединиться там с небольшими экспедиционными силами на берегах реки Джеймс (на ней стоит город Ричмонд. – Ред.) под командованием генералов Филипса и Арнольда. Отступление означало бы признание того, что изнурительные марши и сражения в течение прошедших месяцев не привели ни к каким результатам и что генерал легко согласился с тем, что надлежащим местом войны должен быть район Чесапика, даже если бы пришлось оставить Нью-Йорк. Английский главнокомандующий, Генри Клинтон, никак не разделял этого мнения, служившего оправданием самоуправных действий. «Операции в Чесапике, – писал он, – чреваты огромным риском, если мы не уверены в постоянном превосходстве на море. Я боюсь опасных последствий, которые могут повлечь за собой эти операции». Что касается Корнуоллиса, взявшего дело в свои руки, то он 25 апреля 1781 года начал марш из Уилмингтона (Северная Каролина), а 20 мая он уже соединился с англичанами в Питерсберге (южнее Ричмонда). Объединившиеся таким образом английские силы насчитывали 7 тысяч человек. Оттесненная с просторов Южной Каролины в Чарлстон, английская власть осуществлялась теперь из двух оставшихся центров – Нью-Йорка и Чесапика. Сообщение между ними, после того как Нью-Джерси и Пенсильвания оказались в руках американцев, целиком зависело от морского флота.

Безуспешно критикуя действия Корнуоллиса, сам Клинтон тем не менее уже рискнул посылкой крупного подразделения войск в Чесапик. Воинский контингент численностью в 1600 солдат под командованием Бенедикта Арнольда разорил долину реки Джеймс и в январе того же года сжег Ричмонд. В надежде перехватить Арнольда в Виргинию был отправлен де Лафайет с отрядом в 1200 солдат, а вечером 8 марта на поддержку этому отряду из Ньюпорта вышла французская эскадра с целью контроля над Чесапикским заливом. Английской эскадрой в заливе Гарднерс (остров Лонг-Айленд, к востоку от Нью-Йорка) командовал адмирал Арбутнот. Он узнал о выходе французской эскадры из докладов с разведывательных судов и утром 10 марта, через 36 часов, начал преследование. Благодаря усердию или удаче английский адмирал совершил переход так быстро, что когда обе эскадры появились в поле зрения друг друга близ мысов у входа в Чесапикский залив, то оказалось, что англичане опережают французов[137]137
  Французы приписывают свое опоздание тому, что подводная часть их кораблей не была обшита медью.


[Закрыть] (план 12, А, А). Англичане повернули через оверштаг, чтобы встретить противника, который, со своей стороны, выстроил линию баталии. В это время дул западный ветер, так что ни одна из эскадр не могла держать курс прямо в бухту.

Две эскадры были почти равными по численности, по восемь кораблей в каждой, но англичане включили в линию 90-пушечный корабль, а французы – тяжелый фрегат. Тем не менее это был не тот случай, когда действия энергичного начальника должна была определять осторожная французская тактика. Незавершенность же сражения нужно приписать скорее доброй воле коммодора Детуша или каким– нибудь иным причинам, чем предпочтению пресловутых «высших соображений» в проведении операций, с которыми так часто приходится сталкиваться при знакомстве с французской морской историей. Непогода угрожала штормом, ветер, раз-другой изменив направление, установился с северо-востока при сильном волнении моря, но стал попутным для вхождения в залив. К этому времени две эскадры лежали на левом галсе курсом в открытое море, французы впереди (Б, Б). С этой позиции они сделали последовательно поворот через фордевинд (в) и обошли противника с носа. Далее они спустились под ветер и получили, таким образом, возможность использовать нижние батареи, что было исключено в наветренной позиции в условиях сильного волнения моря. Англичане двигались вперед, пока линия неприятеля не вышла к ним на траверз (а, б), тогда они всей эскадрой совершили поворот через фордевинд и вскоре после этого атаковали в своей обычной манере и с обычными результатами (В). Рангоут трех английских авангардных кораблей получил серьезные повреждения, но, в свою очередь, сосредоточив огонь главным образом на двух головных кораблях противника, они нанесли серьезные повреждения их корпусам и такелажу. Французский авангард спустился под ветер, а Арбутнот, сбитый с толку, приказал своему авангарду снова привести к ветру. Теперь Детуш совершил весьма искусный маневр дефилирования. Подав сигнал своему авангарду повернуть на другой галс (д), он повел остальную эскадру мимо выведенных из строя английских кораблей и, обстреляв их, один за другим, бортовыми залпами своих сравнительно более боеспособных кораблей, сделал поворот через фордевинд (г) и ушел в море (Г). Так завершилось сражение, в котором англичане проявили себя с худшей стороны, но, будучи не в состоянии преследовать неприятеля на море, они с присущей им целеустремленностью направились в залив (Г), соединились с Арнольдом и таким образом расстроили планы французов и американцев, на которые Вашингтон возлагал столь большие надежды. Судя по отчетам, французы после сражения, несомненно, сохранили свои силы в более боеспособном состоянии, чем англичане. Фактически они имели основания претендовать на победу. И все же они не рискнули ради конечных целей экспедиции снова ввязаться в бой с английской эскадрой, почти равной им по численности[138]138
  О том, что французские власти не были удовлетворены действиями Детуша, можно смело судить по задержке награждения офицеров его эскадры, которая вызвала много эмоций и протестов. Французы утверждают, что Арбутнота освистали на улицах Нью-Йорка и отозвали на родину. Последнее утверждение ошибочно, так как домой он отправился после собственного прошения. Но его прием в Нью-Йорке вполне правдоподобен. В данном сражении оба командира отступили от требований морской политики своих стран.


[Закрыть].