Текст книги "Когда бьет восемь склянок"

– Ах, дорогая леди Скурос, дорогая леди Скурос! – Дядюшка Артур вновь был в аристократической среде и спешил это показать. Он склонился над ней и безуспешно пытался вытереть ее лицо своим носовым платком. – Скажите, ради бога, что произошло? Бренди, Калверт, бренди! Да не стойте же вы. Бренди! Дядюшка Артур, видимо, вообразил, что он в баре. Я не стал его разубеждать, а заодно плеснул и себе немного.

– Если вы возьмете на себя заботу о леди Скурос, сэр, – сказал я, подавая ему стакан, – то я пойду закончу там с якорем. – Нет-нет! – Она отхлебнула бренди, проглотила его, и мне пришлось дожидаться, пока она не перестанет кашлять. – Они не появятся, еще по меньшей мере два часа. Я знаю. Я слышала. Происходит что-то ужасное, сэр Артур. Я должна была помочь вам, должка!

– Ну, а теперь успокойтесь, леди Скурос, успокойтесь… Допейте это, леди Скурос.

– Нет, только не это! – Конечно, это не был изысканный напиток, но все-таки бренди был вполне приличный. Потом я понял, что она возражает против чего-то другого. – Только не леди Скурос. Ни за что больше! Шарлотта. Шарлотта Майнер. Просто Шарлотта. Вполне в природе женщин заботиться в первую очередь о собственных чувствах. На «Шангри-Ла» сейчас налаживают самодельную атомную бомбу, чтобы швырнуть ее к нам в иллюминатор, а она беспокоится лишь о том, чтобы ее называли Шарлоттой.

– Почему вы решили, что должны прийти нам на помощь? спросил я.

– Калверт! – Голос у дядюшки Артура был строгим. – О чем вы думаете? Леди – я имею в виду Шарлотту – еще в шоке. Дайте ей прийти в себя.

– Нет. – Она с трудом приподнялась, уселась и выдавила из себя улыбку – полуиспуганную, полунасмешливую. – Нет, мистер Петерсон, мистер Калверт, и как вас там еще… Вы совершенно правы. Актриса должна управлять своими эмоциями. Но я больше не актриса. – Она сделала маленький глоток бренди, и в лице ее появилась бледная тень жизни. – Некоторое время назад я заметила, что на борту «Шангри-Ла» происходят странные вещи. На яхте стали появляться незнакомые люди. Часть прежнего экипажа была сменена без всяких причин. Несколько раз меня в сопровождении горничной отправляли на берег, в то время как «Шангри-Ла» уходила в загадочные рейсы. Мой муж – сэр Энтони не рассказывал мне ничего. Он сильно изменился в худшую сторону со времени женитьбы – боюсь, он принимает наркотики. Я видела оружие. Как только эти странные люди появляются на борту, меня отсылают в каюту. – Она невесело улыбнулась. – И причиной тут не ревность моего мужа, можете мне поверить. Последние день-два я стала чувствовать, что дела у них идут плохо. Вечером, как раз перед тем, как появились вы, меня снова отослали в каюту. Я вышла из салона, но задержалась в коридоре. Я слышала, как Лаворски сказал: «Если ваш приятель-адмирал является представителем ЮНЕСКО, то я – царь морской. Я знаю, кто он. Мы все знаем. Или мы, или они – вот как обстоит дело». А затем капитан Имри – как я ненавижу этого человека! – сказал:

– В полночь я пошлю Квиина, Жака и Крамера. В час они откроют кингстоны в проливе.

– Обаятельные друзья у вашего мужа, – пробормотал я. Она посмотрела на меня, то ли не понимая, то ли спрашивая:

– Мистер Петерсон или мистер Калверт… Я еще слышала, как Лаворски называл вас Джонсон…

– Это недоразумение, – пояснил я. – Калверт. Филип Калверт. – Филип, – произнесла она на французский манер, и это прозвучало очень мило. – Вы останетесь в дураках, если будете продолжать разговор в таком тоне. Вам угрожает смертельная опасность.

– Мистер Калверт, – мрачно произнес дядюшка Артур, – вполне осознает опасность. Это его неудачная манера выражаться и только. – Ее манеру он не осуждал – это была лишь освященная традицией фамильярность в разговоре аристократа с крестьянином. – Вы очень смелая женщина, Шарлотта. – Обмен любезностями для аристократов превыше всего. – Вы очень рисковали, когда подслушивали. Вас могли схватить.

– Меня схватили, сэр Артур. – Улыбка тронула ее губы, но не коснулась глаз. – Это вторая причина, по которой я оказалась здесь. Даже не зная о грозящей вам опасности, я все равно бы сбежала. Меня поймал мой муж. Он запер меня в каюте. – Она встала, ее сотрясала дрожь. Повернувшись спиной, она подняла намокшую темную блузку. Поперек спины шли три длинные сине-багровые полосы – следы от ударов плетью. Дядюшка Артур замер, затаив дыхание. Я пересек салон и стал рассматривать ее спину. Следы были примерно с дюйм шириной и наполовину опоясывали тело. Тут и там располагались мелкие кровавые точки. Я легко коснулся одного из следов. Мякоть вздулась и опухла, след был свежий, самый натуральный из тех, что мне доводилось видеть. Она не двигалась. Я отступил, и она повернулась к нам лицом.

– Мило, не правда ли? Но ощущение не из приятных. – Она улыбнулась все той же улыбкой. – Я могу показать кое-что похуже. – Нет, нет, нет, – торопливо сказал дядюшка Артур. – В этом нет никакой необходимости. – Оп помолчал немного, затем выдавал из себя: – Дорогая Шарлотта, в какой же опасности вы оказались. Это жестокость, дьявольская жестокость. Чудовище, которое, возможно, находилось под действием наркотиков. Никогда бы этому не поверил! – Лицо у него стало красно-кирпичного цвета, голос был такой, словно Квиин держал его за горло. Он задыхался. – Никто бы в это не поверил!

– Кроме прежней леди Скурос, – спокойно сказала она. – Теперь я понимаю, почему она то и дело попадала в психбольницы, пока не умерла. – Она вся сжалась. – Я не хочу последовать за ней. Я сделана из более крепкого материала, чем Мадлен Скурос. Поэтому я собралась и убежала. – Она показала на маленькую полиэтиленовую сумку с одеждой, привязанную к поясу: – Как Дик Виттингтон, не правда ли?

– Они будут здесь задолго до полуночи, если обнаружат, что вы сбежали, – заметил я.

– Они обнаружат это только утром. Я часто запираю дверь каюты на ночь. Сегодня вечером я заперла ее изнутри.

– Да, это хорошо, – сказал я. – А вот стоять в мокрой одежде – не очень полезно. Это может кончиться воспалением легких. В моей каюте вы найдете полотенце. А после мы вас устроим в отеле «Колумбия».

– Я надеялась на большее… – Плечи ее опустились еще ниже, если только это было возможно; выражение отчаяния и крушения всех надежд было непередаваемо. – Вы оставите меня в таком месте, где они сразу найдут меня. Для меня нет безопасного места в Торбее. Они схватят меня и вернут назад, а мой муж запрет меня в каюте. Моя единственная надежда – бежать. Пожалуйста! Разве мы не можем бежать вместе?

– Нет.

– Мужчины не любят уклончивых ответов, так, что ли? Единственное, что ее удручало и унижало, это то, что она никак не могла задеть мое самолюбие. Она повернулась к дядюшке Артуру, взяла его руки в свои в сказала тихо: – Сэр Артур! Я взываю к вам, как к английскому джентльмену. – Черт с ним, с Калвертом, этим крестьянином, рожденным за границей. Можно мне остаться? Пожалуйста! Дядюшка Артур покосился на меня, колеблясь, заглянул в большие карие глаза Шарлотты Скурос и пропал.

– Конечно, вы можете остаться, моя дорогая Шарлотта. – Он склонился перед ней в классической манере, соответствующей его бороде и моноклю. – К вашим услугам, дорогая леди.

– Благодарю вас, сэр Артур. – Она улыбнулась мне, но не с триумфом или удовлетворением, а несколько заискивающе и дружелюбно. – Хорошо бы, Филип, чтобы мы пришла в соглашению, хотя бы молча. Что вы на это скажете?

– Если сэру Артуру угодно подвергать вас опасности, по сравнению с которой то, что ожидало вас в Торбее, просто ничто – это дело сэра Артура. Что же до всего остального, то здесь моего согласия не требуется. Я подчиненный и обязан выполнять приказы.

– Вы снисходительны до предела, – ядовито сказал дядюшка Артур.

– Виноват, сэр. Я не должен был подвергать сомнению ваши суждения, Я очень рад видеть леди. Но думаю, ей лучше находиться внизу, пока мы будем стоять у пирса, сэр.

– Разумная предосторожность, – мягко сказал дядюшка Артур. Ему приятна была моя покорность, мое признание исконных прав аристократии.

– Это будет недолго. – Я улыбнулся Шарлотте Скурос. – Мы покинем Торбей в течение часа.

– Не могу взять в толк, за что вы его взяли?

Я перевел взгляд с сержанта Мак-Дональда на человека с лицом, разбитым в кровь, и вновь на Мак-Дональда.

– Вторжение и нападение. Физическое насилие и сопротивление. Незаконное ношение опасного оружия с намерением совершить убийство. Чего же вы еще хотите?

– Ну ладно. Не так все просто, как кажется. – Сержант Мак-Дональд развел руками. – Он не вторгался и не нападал, мистер Петерсон. Он только ошвартовался. Закон не против, этого. Физическое насилие и сопротивление? Но он сам выглядит так, словно он жертва, а не преступник. И какое же у него было оружие, мистер Петерсон?

– Я не знаю. Он, должно быть, выбросил его за борт.

– Понятно. Выбросил за борт, говорите? Итак, мы не имеем никаких реальных доказательств преступных намерений.

Я начал немного уставать от сержанта Мак-Дональда. Он быстро сговорился с мнимыми таможенниками, но со мной был исключительно сух.

– Вы хотите сказать, что это продукт коего больного воображения? Вы еще скажите, что я только что высадился на берег, напал на первого встречного, набил ему морду и приволок сюда, чтобы рассказать вам эту историю. Даже вы не настолько глупы, чтобы это проверить.

Его коричневое лицо стало красным, костяшки пальцев побелели. Он сказал мягко:

– Будьте добры не говорить со мной в таком тоне.

– Если вы и дальше будете упираться, как дурак, то я и буду считать вас дураком. Вы что, не собираетесь посадить его? – Но против него нет ничего, кроме ваших слов. – Есть. У меня есть свидетель. Он сейчас внизу, на старок пирсе. Адмирал сэр Артур Эрафорд-Джейсон. Очень уважаемый государственный деятель.

– Но когда я был у вас на судне, с вами был мистер Ханслетт.

– Он тоже там, внизу. – Я указал на своего пленника. – Почему бы вам не задать несколько вопросов вашему приятелю?

– Я послал за врачом. Сначала он должен привести в порядок его лицо. Я не могу разобрать ни слова из того, что он говорит. – Врач тут не поможет, – сказал я. – Меня, например, гораздо больше беспокоит то, что он говорят по-итальянски.

– По-итальянски? Это я быстро установлю. Владелец кафе на Западных островах итальянец.

– Это пригодится. Мы должны задать нашему приятелю несколько вопросиков. Где его паспорт? Как он появился в этой стране? Кто его нанял и где он живет? Сержант долго смотрел на меня, затем медленно произнес:

– Вы очень странный морской биолог, мистер Петерсон.

– А вы очень странный полицейский, мистер Мак-Дональд. Доброй ночи. Я пересек слабо освещенную улицу, вышел на мол и стал ждать в тени телефонной будки. Спустя две минуты по улице торопливо прошел человек с саквояжем и свернул к полицейскому участку. Он вышел через пять минут, что меня не удивило: это был маленький провинциальный эскулап, а тут требовалась госпитализация. Дверь полицейского участка снова отворилась, и оттуда быстро вышел сержант Мак-Дональд в наглухо застегнутом черном макинтоше. Он быстро шагал вдоль мола, не глядя по сторонам, поэтому мне легко было следовать за ним. Он повернул к старому каменному пирсу. В конце пирса он зажег фонарь, спустился по веревочной лестнице и подтянул за цепь маленькую лодку.

– Почему они не снабдили вас телефоном или передатчиком для срочных сообщений? – спросил я. – В такую ночь можно погибнуть в холодных волнах, так и не добравшись до «Шангри-Ла».

Он медленно выпрямился, выпустил конец из рук, и лодка исчезла в темноте. Он медленно поднялся по лестнице, очень медленно и тяжело, как старик, и спокойно спросил:

– Что это вы сказали о «Шангри-Ла»?

– Я не хочу принуждать вас, сержант, – приветливо сказал я. – Вы не можете разглашать служебные тайны. Вы ведь служите вашим хозяевам и теперь отправляетесь туда, чтобы сообщить, что один из их наемников серьезно искалечен и что у этого Петерсона серьезнейшие подозрения насчет сержанта Ман-Дональда. Так?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – отрешенно произнес он. – «Шангри-Ла»? Я не думал даже приближаться к «Шангри-Ла».

– Тогда куда же вы собрались? Ну, говорите… Ловить рыбу? Что-то не видно ваших снастей…

– А как вы объясните ваши собственные дела? – спросил Мак-Дональд.

– Я как раз этим в занимаюсь. Присоединяйтесь, сержант. Давайте поразмыслим о вашем итальянском парнишке. Я привожу его к вам, имея лишь смутные подозрения, что вы тоже в чем-то замешаны. Привожу, чтобы посмотреть, как вы отреагируете. И у меня не остается никаких сомнений. Вы прекрасно отреагировали. – Я, может, не такой умный, мистер Петерсон, – с достоинством возразил он, – но я н не полный идиот. Я думал, вы один из них или что-то в этом роде. – Он помолчал. – Но вы не из тех. Вы из службы безопасности.

– Да, я из службы безопасности. – Я указал туда, где в двадцати ярдах от нас стоял «Файркрест». – Вам лучше побеседовать с моим боссом.

– Я не подчиняюсь службе безопасности.

– Это ваше дело, – сказал я безразлично, отвернулся н посмотрел через мол. – А ваши два сына, сержант Мак-Дональд, шестнадцатилетние близнецы, которые якобы погибли некоторое время назад в Кайкгорме?

– Что вы сказали о моих сыновьях? – спросил он упавшим голосом.

– Только то, что мне, к сожалению, придется сказать им, что их отец и пальцем не пошевелил, чтобы спасти их.

Дядюшка Артур был страшен, как никогда, а уж если дядюшка Артур примется запугивать, тут есть на что посмотреть. Он даже не шелохнулся, когда я ввел Мак-Дональда в салон, он не предложил ему сесть. Пристальный синий взгляд василиска, усиленный и сконцентрированный сверкающим моноклем, пронизывал несчастного сержанта, как луч лазера.

– Итак, вы пытались ускользнуть, сержант, – начал дядюшка Артур без всякой преамбулы. Ровным, холодным, неумолимым тоном, от которого волосы дыбом встают. – Это следует из того, что вы находитесь здесь. Когда мистер Калверт сошел на берег с арестованным, у него уже были веревка достаточной длины, чтобы вас повесить, а вы своими руками завязали петлю. Не очень умно с вашей стороны, сержант. Вы не должны были пытаться вступать а контакт с вашими друзьями.

– Это вовсе не мои друзья, сэр, – зло сказал Мак-Дональд.

– Я сейчас расскажу вам то, что вы должны знать о Калверте – Петерсон это его псевдоним – н обо всем, чем мы занимаемся. Если вы когда-нибудь кому-нибудь повторите то, что я расскажу, это будет стоить вам работы, пенсии, всех надежд на будущее, на то, что вы сможете найти работу в другом месте, а также нескольких лет тюрьмы за разглашение государственной тайны. Я лично буду поддерживать обвинение. – Он выдержал паузу и добавил, что было уже сущим излишеством: – Я ясно выражаюсь?

– Вы очень ясно выражаетесь, сэр, – сказал Мак-Дональд угрюмо. После этого дядюшка Артур рассказал Мак-Дональду все, что он считал возможным открыть ему, – это было не так уж много, и закончил словами:

– Надеюсь, мы теперь можем рассчитывать на ваше безоговорочное сотрудничество, сержант.

– Калверт догадался о моем участии в этом… – сказал тот тупо.

– Боже мой! – воскликнул я, – Вы же знали, что таможенники были поддельные. Вы знали, что у них нет документов. Вы знали, что их единственной целью было сломать нашу радиоустановку и узнать, нет ли у нас еще одной. Вы знали, что они не могли вернуться на материк – сильно штормило. А их судно… Это же был катер с «Шангри-Ла», именно поэтому вы отошли, не зажигая огней! А как вы узнали, что телефонные провода перерезаны в проливе? Вы знали, что они перерезаны, но почему же вы сказали, что именно в проливе? Потому что вы точно знали, что именно там. Вы могли бы хотя бы попросить таможенников связаться с банком, где хранятся деньги ваших погибших сыновей, чтобы закрыть счета. Но вы знали, что таможенники туда не собираются. И потом ваши сыновья, сержант, мальчики, которые якобы погибли, – вы не позаботились закрыть их счета. Потому что знали, что они не погибли.

Я забыл обо всех этих счетах, – медленно сказал Мак-Дональд. – А что до остального, то боюсь, я не очень разбираюсь во всех этих делах. – Он посмотрел на дядюшку Артура. – Я знаю, что для меня это конец. Они сказали, что убьют моих мальчиков, сэр.

– Если вы будете сотрудничать с нами, – деловито сказал дядюшка Артур, – я лично прослежу, чтобы вы остались в торбейской полиции до конца ваших дней, сержант. А кто это «они»?

– Единственный, кого я знаю, был тот тип, который называл себя капитаном Имрн. И еще два таможенника – Дюран и Томас. Настоящее имя Дюрана – Квиин. Имен остальных я не знаю. Обычно я встречался с ними у себя дома после наступления темноты. Дважды меня возили на «Шангри-Ла». Чтобы встретиться с Имри.

– А сэр Энтони Скурос?

– Я не знаю. – Мак-Дональд беспомощно пожал плечами. – Он хороший человек, сэр. По крайней мере, я так думаю. Может быть, он в этом и замешан. Кто угодно может попасть в дурную компанию. Это очень страшно, сэр.

– В самом деле? А какова была ваша роль в этом деле?

– В последние месяцы тут стали происходить странные вещи. Пропадали лодки. Исчезали люди. Рыбаки находили свои сети порванными, моторы яхт загадочно ломались – и все в нашем заливе. Это происходило, когда капитан Имри хотел, чтобы некоторые лодки не могли попасть в некоторые места в нужное ему время.

– А по вашей части было расследование: очень тщательное и без всяких шансов на успех, – кивнул дядюшка Артур. – Вы были незаменимы для них, сержант. Человек с вашим положением и вашим характером вне подозрений. Расскажите, сержант, что они собирались делать?

– Бог видит, сэр, я понятия не имею!

– Они вас держали в полном неведении?

– Да, сэр.

– Я в этом не сомневался. Именно так работают квалифицированные специалисты. И вы понятия не имеете, где содержатся ваши мальчики?

– Нет, сэр.

– А откуда вы знаете, что они живы?

– Меня вывозили на «Шангри-Ла» три недели назад. Моих мальчиков тоже доставили туда, бог весть откуда. Они были в порядке.

– Вы и в самом деле так наивны, чтобы поверить, будто ваши мальчики будут в порядке и вернутся к вам живыми, когда все кончится? Даже после того, как мальчики видели похитителей и смогут их опознать при случае?

– Капитан Имри сказал, что они вернутся невредимыми. Если я буду сотрудничать с ними. Он сказал, что только дураки применяют насилие без особой необходимости.

– Так значит, вы убеждены, что они не пойдут на убийство? – Убийство?! О чем вы говорите, сэр?

– Калверт!

– Да, сэр?

– Налейте ему побольше виски.

– Да, сэр. – Когда речь идет о моих личных запасах, дядюшка Артур предельно щедр. Поэтому я налил сержанту большой стакан виски и, видя, что разорения все равно не избежать, налил себе такой же. Через десять секунд стакан сержанта был пуст. Я взял его за руку и отвел в машинное отделение. Когда мы вернулись в салон, сержанта не нужно было уговаривать выпить еще. Его лицо было белым.

– Я говорил вам, что Калверт летал сегодня в разведку на вертолете, – небрежно сказал дядюшка Артур. – Но я не сказал, что пилот вертолета был убит сегодня вечером. Я не говорил вам, что два других моих лучших агента были убиты в последнее шестьдесят часов. А теперь, как вы могли убедиться, убит Ханслетт. Вы все еще верите, сержант, что имеете дело с компанией робких нарушителей закона, для которых человеческая жизнь неприкосновенна?

– Что я должен сделать для вас, сэр? – К его загорелым щекам прилила кровь, взгляд был холодным и тяжелым.

– Для начала вы с Калвертом перенесете Ханслетта на берег, в ваш участок. Вызовете доктора я получите официальное свидетельство о смерти. Это нужно для суда. Остальные покойники, вероятно, так и останутся без освидетельствования. Затем вы отправитесь на «Шангри-Ла» и скажете Имри, что в участок доставили Ханслетта и другого человека – итальянца. Вы скажете, что вы слышали, как мы собирались на материк за новым водолазным снаряжением и вооруженным подкреплением и что мы не вернемся назад по меньшей мере два дня. Вы знаете, где перерезаны провода?

– Да, сэр. Я сам их перерезал.

– Когда будете возвращаться с «Шангри-Ла», загляните туда и соедините их. До восхода. И еще до восхода вы, ваша жена, ваш старший сын должны исчезнуть. На тридцать шесть часов. Если, конечно, хотите жить. Вам понятно?

– Я понял, что нужно сделать. Только не понял зачем.

– От вас требуется только сделать. И последнее. У Ханслетта нет родственников – мало у кого из моих людей есть родственники – потому он может быть погребен в Торбее. Свяжитесь с местным похоронным бюро и подготовьте все для похорон в пятницу. Мы с Калвертом будем там присутствовать.

– Но пятница – это послезавтра.

– Да, послезавтра. К этому времени все будет кончено. И вы вновь обретете своих мальчиков. Мак-Дональд долго молча смотрел на него, потом произнес:

– Откуда у вас такая уверенность?

– У меня ее совсем нет. – Дядюшка Артур устало провел ладонью по лицу и посмотрел на меня. – Это у Калверта есть уверенность. Очень жаль, что соображения секретности никогда не позволят вам рассказать в кругу друзей, что вы однажды встречались с Филипом Калвертом. Если Калверт берется за дело, оно будет сделано. Мне же остается только надеяться. – Я тоже надеюсь на это, сэр, – мрачно сказал Мак-Дональд. Мне тоже оставалось только надеяться – больше, чем любому из них, но поскольку вокруг и так царило уныние, я не стал еще больше усугублять его, изобразил на лице уверенность и повел Мак-Дональда обратно в машинное отделение.