Текст книги "Эпопея советско-финской Зимней войны 1939– 1940 годов. Сухопутные, воздушные и морские операции"

Летом 1908 года с огромным облегчением аристократ-эпикуреец вернулся из первобытной среды Центральной Азии в комфортные условия европейского общества. Следующим его назначением стало командование 13-м Владимирским уланским полком, расквартированным в Центральной Польше. Улучшение подготовки этого ничем не выделявшегося подразделения получило одобрение инспектора кавалерии, и через два года Маннергейм был произведен в генерал-майоры и направлен в Варшаву в качестве командира императорских гвардейских улан. В 1914 году последовало назначение командующим гвардейской кавалерийской бригадой в Варшаве. Это были счастливые годы, когда приятные военные обязанности он совмещал с удовольствиями польского общества. У него было много друзей среди местной знати, и он был принят в элитный Ciecle de Chasse, жокейский клуб Польши. Он также сопровождал царскую семью на охоту в Спала, императорские охотничьи угодья под Варшавой. Там в 1912 году он был зачислен в свиту его величества, что давало ему право на неофициальный допуск к государю.

Во время Первой мировой войны на Восточном фронте происходили масштабные маневренные сражения, в отличие от статичной траншейной войны во Франции. Ключевым фактором являлась кавалерия, и генералу Маннергейму довелось принять участие во многих наступательных и оборонительных операциях. Он служил под началом своего старого командира, генерала Брусилова, который в начале 1915 года доверил ему командование 12-й кавалерийской дивизией.

В июне 1917 года, через три месяца после падения монархии и образования в Петрограде Временного правительства, он был произведен в генерал-лейтенанты и стал командующим 6-м кавалерийским корпусом. К тому времени русская армия уже была на пути к полному развалу. Когда (в августе) ему не удалось добиться наказания мятежных солдат, арестовавших монархически настроенного младшего офицера, и когда (в сентябре) премьер Керенский арестовал главнокомандующего генерала Корнилова, генерал Маннергейм принял решение подать в отставку. Его службу, как и в самом ее начале, завершил счастливый поворот судьбы. Падение с лошади послужило поводом для отъезда в Одессу, чтобы подлечить вывихнутую лодыжку. Там он узнал о большевистской революции. Большевизм и все, что с ним было связано, шло вразрез с его консервативными и аристократическими пристрастиями. Он даже испытывал отвращение при виде генералов, несущих свой собственный багаж. Новый советский режим представлял угрозу для его жизни, а заодно предвещал большие беды и для Финляндии. Когда мысли о сопротивлении большевистской революции, высказанные сослуживцам и членам царской семьи, остались без внимания, его решимость вернуться на родину только укрепилась. Окончание выдающейся 30-летней карьеры Маннергейма было ознаменовано авантюрной поездкой на поезде через революционную Россию в Петроград, а затем нелегальным переходом границы с Финляндией, которая только что, 6 декабря, провозгласила свою независимость.

Хотя не все осознали это сразу, роковой 1917 год должен был стать коренным переломным моментом в жизни всех россиян и большинства финнов. Но по меньшей мере один 50-летний финско-русский генерал прекрасно это осознавал⁸⁴.

Гражданский конфликт в Финляндии тлел уже давно. К октябрю 1917 года классовые отношения в стране обострились настолько, что оба лагеря имели собственные вооруженные силы – пролетарская Красная гвардия против буржуазной Белой (Гражданской) гвардии⁸⁵. Опасная ситуация осложнялась присутствием в Финляндии около 40 000 русских солдат, статус которых после Октябрьской большевистской революции и провозглашения Финляндией независимости в декабре был неоднозначным. В конце января 1918 года взаимные страхи и ненависть переросли в открытую войну.

Лишь в январе генерал Маннергейм узнал, что около 1800 финских добровольцев прошли подготовку в 27-м егерском батальоне, который был сформирован в германской армии в 1915 году. Когда почти за год до этого он обедал в Хельсинки со старыми сокурсниками и бывшими офицерами финской армии, они не открыли ему этого секрета. Среди егерских ветеранов – предполагаемого и фактического ядра будущего финского офицерского корпуса – накопилось сильное подозрение к генералу, который тридцать лет провел на службе у государства, считавшегося угнетателем Финляндии. Однако когда в начале 1918 года ведущие егерские офицеры встретились с ним лично, они сразу же признали его выдающиеся лидерские качества⁸⁶.

Генерал Маннергейм занял сложный пост главнокомандующего армией, которая существовала лишь в виде разрозненных групп плохо обученных добровольцев шюцкора (большинство егерей добрались до Финляндии только в конце февраля)⁸⁷, основным оружием которых становилось лишь то, что они могли захватить в русских гарнизонах. Признанием организаторских способностей генерала, а также его стратегических талантов стало то, что всего за три с половиной месяца ему удалось организовать и привести к окончательной победе эту первую армию независимой Финляндии. Умелое командование и дисциплина одержали победу над численностью.

К моменту прекращения боевых действий в середине мая человек, который в январе был практически неизвестен у себя на родине, был провозглашен «спасителем» Финляндии. К сожалению, для значительного меньшинства он стал известен как белый мясник Маннергейм. Начиная с той короткой гражданской войны и по сей день он считался весьма противоречивой фигурой для своих соотечественников.

Едва замолчали пушки, как в конце мая главнокомандующий подал в отставку и тут же отбыл в Стокгольм. Причиной послужил план правительства передать финскую армию под управление Германии. Ранее он безуспешно противился просьбе правительства о вмешательстве Германии в боевые действия в Финляндии.

В новоявленном дерзком и наивном финском государстве, где мало кто из неопытных лидеров в полной мере осознавал взаимосвязь между целями и средствами во внешней политике и мало кто имел практическое представление о политике великих держав, барон Маннергейм был практически единственным искушенным государственным деятелем с широкими международными связями. Правительство с запозданием признало этот факт, когда обратилось к нему с просьбой спасти Финляндию от последствий ее недальновидной прогерманской политики. В октябре 1918 года, всего за месяц до того, как кайзер Вильгельм бежал из побежденной Германии в Голландию, финский парламент проголосовал за то, чтобы предложить корону его шурину, принцу Гессенскому. Теперь, когда победившие союзники не доверяли Финляндии, правительство попросило его посетить Англию и Францию, чтобы «починить» разорванные связи. Сначала он путешествовал как частное лицо, но в ноябре, во время его пребывания в Париже, финский парламент проголосовал за назначение его регентом, и 12 декабря, будучи уже в Лондоне, Маннергейм получил официальное подтверждение этой должности. Такой шаг, наряду с реорганизацией финского кабинета, способствовал выполнению его миссии: британское правительство обещало признать Финляндию, как только будет отозвано предложение принцу Гессенскому, отменены кандидатуры других прогерманских политиков и избран новый парламент. Влиятельные французские государственные деятели указывали, что эти же меры приведут к возобновлению дипломатических отношений с Францией, которые прервались, когда весной в Финляндию были приглашены германские вооруженные силы⁹⁰.

Будучи регентом, в начале 1919 года Маннергейм с энтузиазмом поддержал проект отправки финских добровольцев на помощь Эстонии в ее борьбе с Советской Россией за свободу и независимость. Очевидно, что только шовинизм русских белогвардейцев, отказавшихся признать независимость Финляндии, помешал более глубокому участию Финляндии в интервенции союзников в Россию. Тем не менее регент разрешил финским добровольцам присоединиться к восточно карельским нерегулярным частям в наступлении на Петрозаводск весной

1919 года. Несмотря на неудачу, финны захватили Реболы (Репола) и Поросозеро (Пораярви) (они были потом возвращены под советский контроль по условиям Тартуского мира, подписанного Финляндией и РСФСР в октябре 1920 года)⁹¹.

Хотя барон Маннергейм выступал за монархию в Финляндии, сама идея была дискредитирована историей с принцем Гессенским. Вместо короля по новой конституции, принятой в 1919 году, была создана республика с сильной исполнительной властью. На первых президентских выборах в июле Маннергейм, который отказался вступать в какую-либо политическую партию, потерпел унизительное поражение. Профессор Каарло Стольберг получил 143 голоса парламентариев, а Маннергейм – всего 50⁹².

Окончание Первой мировой войны ознаменовало и конец целой эпохи. Рухнули архаичные династии Романовых, Габсбургов и Гогенцоллернов. Континент больше не сдерживался застойным, но внешне безмятежным господством наследственной аристократии, он бурлил от споров неопытных буржуазных (или якобы пролетарских) политиков-выскочек. Привычный упорядоченный мир барона Маннергейма, в котором правит самодостаточная элита, а простолюдины знают свое место, внезапно исчез; на смену ему пришел взволнованный и бурный новый режим. Маннергейм так и не смог полностью примириться с демократией; когда разрабатывалась новая конституция, он призвал назначить главой государства «сильную руку, которую не сдвинут с места партийные распри и не заставят растрачивать власть в правительстве путем компромисса»⁹³, не понимая, что компромисс – это суть демократического правления. Понятно, что в новой Финляндской Республике он был изолированной и одинокой фигурой.

В течение следующих двенадцати лет человек, сыгравший столь выдающуюся роль в запуске государственного корабля, не занимал никаких официальных постов. Как частное лицо он оставался апостолом антикоммунизма. В разгар 1919 года, когда успехи Красной армии поколебали непримиримость белой России в вопросе о независимости Финляндии, он пытался привлечь финнов к участию в антибольшевистском крестовом походе. Посетив Лондон, он нашел там родственную душу в военном министре Уинстоне Черчилле. Из Парижа, где он встречался с премьером Клемансо и другими сторонниками интервенции, 28 октября он отправил открытое письмо президенту Стольбергу, в котором призывал Финляндию принять участие в наступлении на Петроград⁹⁴. Вероятно, ему повезло, что его совет отвергли, поскольку время, когда советский режим мог быть легко свергнут, прошло.

Когда союзники и их последние русские протеже ушли из Европейской России в 1919–1920 годах, вопрос об интервенции отпал, но барона Маннергейма продолжала волновать проблема внутреннего коммунизма. Крайне правое движение Лапуа 1929–1932 годов, возникшее как реакция на деятельность финских коммунистов, пользовалось его симпатией и поддержкой⁹⁵.

Как гражданин Маннергейм посвящал свое время различным социальным и гражданским проектам. Будучи почетным главнокомандующим шюцкора, он поддерживал активный интерес к этой организации и ее вспомогательному звену «Лотта Свярд». Он также был почетным президентом основанного им в 1920 году Союза защиты детей Маннергейма; это общество процветало и разрослось до сотен отделений, занимающихся благотворительной деятельностью в области здравоохранения, образования и воспитания молодежи. В 1922 году он стал председателем Финского Красного Креста. С присущим рвением он принял участие в международной конференции в Швейцарии и посетил Стокгольмскую ассоциацию, заложив основу будущего шведско-финского сотрудничества. В 1925 году для повышения эффективности и сокращения расходов он предложил соединить Союз Маннергейма с Красным Крестом⁹⁶.

Эта деятельность хотя и способствовала благополучию нации, была недостаточна, чтобы целиком использовать огромную энергию и таланты бывшего главнокомандующего и регента. Вероятно, ему было скучно, и нет никаких сомнений, что он страдал от одиночества. Он жил один, с несколькими слугами, в большом доме в районе Кайвопуйсто в Хельсинки. В 1919 году ему посчастливилось вернуть свои вещи из Варшавы, где они хранились в течение пяти лет после начала мировой войны⁹⁷. Свой дом он обставил в соответствии со своим мужским вкусом, до предела заполнив его запечатленными мгновениями своих путешествий, охоты, почестей и карьеры. Пока он жил там, дом приобретал атмосферу музея, в который ему предстояло превратиться после его смерти.

Здесь он развлекал своих многочисленных влиятельных знакомых, иногда совершенно спонтанно приглашая к себе того или иного человека. Однако, чтобы насладиться теплом настоящей дружбы, он никогда не мог в полной мере раскрепоститься в компании буржуазных генералов и штатских. Как метко выразился один из его сотрудников, «он был пленником собственного великолепия». В Финляндии у него был лишь один близкий друг – богатый промышленник Рудольф Вальден, с которым он познакомился в 1918 году. С тех пор Маннергейм считал Вальдена своим верным другом и «советником» – уникальный термин, который он использовал, когда ссылался на других людей⁹⁸.

В эти годы относительного бездействия барон находил время, чтобы предаваться своему увлечению охотой. В начале 1920-х годов он арендовал домик в Тироле, где каждую осень охотился на оленей и серн. В 1928 году он охотился в Индии и посетил другие незнакомые ему места в Азии – Сикким, Бирму и Багдад. Как обычно, этот космополитичный аристократ встречался с ведущими персонами везде, где бы он ни путешествовал. В Индии он был представлен вице-королю, будущему лорду Галифаксу, который во время Зимней войны был министром иностранных дел Великобритании. Во время своей второй поездки в Непал в 1937 году, когда ему было уже за 70, он впервые застрелил тигра⁹⁹.

В первые годы Великой депрессии в финской политике воцарилась правая реакция. В 1930 году все организации коммунистического фронта были объявлены вне закона, а в следующем году президентом был избран консервативный «крепыш» Свинхувуд. Новый президент назначил генерала Маннергейма председателем реорганизованного Совета обороны, понимая, что в случае войны тот станет главнокомандующим вооруженными силами страны. В мирное время он отвечал за организацию армии, планирование оборонного бюджета и смежные вопросы, связанные с военной готовностью. С момента своего назначения в 1931 году и до самого начала войны 30 ноября 1939 года председатель оказался втянутым в бесконечные споры с парламентом по поводу ассигнований – конфликт, из-за которого он не раз подумывал об отставке со своего неблагодарного поста¹⁰⁰.

Однако было и несколько приятных моментов. В 1933 году правительство присвоило ему звание фельдмаршала и вручило маршальский жезл; он остается единственным финном, удостоенным такой чести¹⁰¹.

Маршал Маннергейм имел возможность лично наблюдать за развитием военной авиации. В 1934 году он был приглашен на выставку Королевских ВВС в Хендоне, а в следующем году посетил Германию, чтобы ознакомиться с ее бурно развивающейся авиационной промышленностью. По возвращении из каждой из поездок он призывал усилить подготовку к решению проблем, связанных с этим новейшим видом вооруженных сил.

В 1936 году он снова был в Англии, на этот раз представляя Финляндию на похоронах короля Георга V. Он воспользовался этой возможностью, чтобы в неформальной обстановке обсудить международную ситуацию с министром иностранных дел Иденом и королем Эдуардом VIII. Он живо интересовался данной темой, предвидя всеобщую войну с присущими ей опасностями для Финляндии. Когда в 1938 году ему пришлось по состоянию здоровья вернуться на континент, он вновь посетил Лондон и Париж, чтобы в условиях надвигающейся мировой угрозы обсудить эту проблему с ключевыми военными и дипломатическими фигурами. Убедившись в неизбежности войны, в начале 1939 года он смог добиться скромного увеличения ассигнований на оборону Финляндии…

Никто лучше председателя Совета обороны не знал слабых мест финской армии и не понимал маячившей перед ней угрозы. Несмотря на свои неизменно антисоветские взгляды, он убеждал министра иностранных дел Эркко пойти на уступки, когда в марте 1939 года советское правительство потребовало аренды некоторых стратегических островов на подступах к Ленинграду. Он также пытался убедить президента Каллио и премьер-министра Каяндера в том, что эти беззащитные острова бесполезны для Финляндии и что обмен территориями, предложенный наркомом иностранных дел Литвиновым, сохранит целостность и престиж страны. Он даже пошел на то, чтобы предложить то, о чем Литвинов даже не упоминал, – перенести ближайшую к Ленинграду границу на 5–6 миль западнее. Но его советы не нашли отклика в головах, затуманенных соображениями внутренней политики; специальный советский представитель был вынужден вернуться в Москву с пустыми руками…

Когда в октябре Сталин возобновил переговоры, положение Финляндии на переговорах резко ухудшилось. На смену любезному Литвинову пришел грубый Молотов, что было вызвано сближением Сталина с Гитлером; пресловутый пакт Молотова – Риббентропа фактически передал Финляндию под контроль СССР; Англия и Франция были поглощены своими собственными военными проблемами; а советские претензии теперь звучали значительно жестче, чем в марте. Маршал Маннергейм вновь посоветовал пойти на уступки, но только на те, которые не нанесли бы ущерба безопасности Финляндии.

После срыва переговоров и отъезда финской делегации из Москвы 13 ноября опасность войны резко обострилась. Когда правительство не утвердило дополнительные ассигнования на оборону, о которых он недавно просил, Маннергейм попросил освободить его от обязанностей председателя Совета обороны¹⁰².

Вторжение Красной армии 30 ноября 1939 года вывело маршала из кулис финской истории на центральную «сцену», где он оставался главным действующим лицом в течение последующих шести лет. Правительство, игнорировавшее его советы, было свергнуто, и новый кабинет министров военного времени поручил ему, казалось бы, невыполнимую задачу.

И вот он снова в Миккели, спустя почти 22 года после того, как выбрал этот тихий городок для размещения своего штаба в предыдущей битве с коммунизмом. Эта новая война была, по сути, отсрочкой, попыткой оттянуть неизбежное поражение в отчаянной надежде на компромиссный мир. Но какой великолепной стала эта отсрочка! Одна из битв, которую мир запомнит надолго, достигла своего апогея как раз на рубеже 1939–1940 годов.

Глава 4
«Белая смерть»

 
Нет, тебя там околдуют,
Околдуют и оставят
Голову твою в сугробе,
Эту руку на морозе,
Чтоб рукой не смог ты двинуть
И ногой ступить не смог бы.
 

Руна III

Стратегически важная деревня Пуоланка находится на пол пути между советской границей и Оулу; последняя является ключевым узлом на единственной железной дороге, связывающей Финляндию со Швецией, – и конечной целью 163-й дивизии. В Пуоланку можно попасть с северо-востока по дороге из Перанки, а с юго-востока – по дороге из Хюрюнсалми. Когда в первых числах декабря два полка 163-й дивизии, продвигавшиеся из Юнтусранты, достигли дороги Перанка – Хюрюнсалми, они разделились, чтобы атаковать обе эти деревни. Ведущий полк, 81-й, двинулся на юг к Суомуссалми, где 7 декабря соединился с 759-м полком, наступавшим из Раате; их задача состояла в том, чтобы двигаться на Пуоланку через Хюрюнсалми. Большая часть 662-го полка под командованием Шарова повернула на север, намереваясь атаковать Пуоланку со стороны дороги на Перанку¹.

Генерал-майор В.Э. Туомпо, командующий группой «Северная Финляндия», развернул свои скудные силы, чтобы противостоять неожиданному натиску из Юнтусранты. Из далекого Куусамо он направил отдельный батальон ЕгР-16 майора И. Паллари на юг через Перанку. Первая рота прибыла в район озера Пииспаярви в час ночи 6 декабря, а остатки батальона присоединились к ним около полудня. Финны сразу же вступили в бой с частями 662-го полка, которому командир дивизии Зеленцов в тот же день приказал занять Перанку. Несмотря на двукратный численный перевес противника, войска Паллари, занимавшие хорошие оборонительные позиции у пролива Пииспаярви, остановили продвижение Шарова в нескольких милях от цели. 7-го числа захватчики все еще пытались наступать, но на следующий день финны контратаковали и вынудили русских перейти к обороне².

В бою 8 декабря майор Паллари был ранен. Его заменил подполковник Пааво Суситайвал, который ради отправки на фронт попросил освободить его от обязанностей члена парламента. Вскоре полковник Суситайвал получил в командование все подразделения, действующие к северу и востоку от дорожного стыка Паловаара (оперативная группа «Суси»), а капитан Салске принял на себя командование батальоном ЕгР-16³.

Со стороны советского 662-го полка финны встретили не такое сильное сопротивление, как ожидали. Командир Зеленцов сохранил свой третий батальон в расположении дивизии, в результате чего под командованием у Шарова осталось чуть меньше 2000 человек. Однако численность русского подразделения не компенсировала низкую материальную оснащенность личного состава. Как жаловался Шаров 11 декабря в рапорте 47-му армейскому корпусу, его войскам не хватало теплой одежды и сапог, маскировочных костюмов и даже достаточного провианта. К 13 декабря он был вынужден отправить обратно 48 человек с обморожениями и не получил замены ни для них, ни для 160 раненых в бою. Кроме того, он признал низкий моральный дух и боеспособность, факты дезертирства и то, что «часть офицеров запаса не может справиться со своими людьми». За неделю до этого своими же солдатами был убит политкомиссар Боевский, прикомандированный к подразделению артиллерийской поддержки⁴.

Карта 10. Сражение под Суомуссалми

К 11 декабря 662-й полк занимал оборонительные позиции в районе Хаапаваары. Ему противостояли финские войска в Кетоле, на противоположном берегу озера Пииспаярви. 14 и 15 декабря Шаров предпринял решительную атаку, в ходе которой его первый батальон достиг деревни Кетола, но затем отступил под сильным пулеметным и минометным огнем. Единственным результатом стало то, что потери полка выросли еще на 150 человек⁵.

Между тем более серьезную угрозу представляли собой крупные силы Красной армии, сосредоточенные в Суомуссалми для наступления на Хюрюнсалми. 7 декабря, в день падения Суомуссалми, маршал Маннергейм приказал полку JR-27 выступить из Кеми в этот проблемный район. Полковник Хьялмар Сииласвуо, ветеран егерей, во время доклада генералу Туомпо в Каяани узнал, что ему предстоит задействовать полк JR-27 в качестве ядра новой бригады, которой поручено нанести поражение советской 163-й дивизии. Это была сложная задача для резервных сил, у которых не было ни артиллерии, ни зенитных и противотанковых орудий, ни даже достаточного количества палаток и зимней одежды⁶.

Однако в этом районе уже выпало больше 30 см снега, что облегчало маневрирование финских лыжников и вместе с тем ограничивало передвижение противника. Кроме того, большинство бойцов JR-27 были выносливыми лесорубами, которые были рады, что их отправили воевать в северные леса, а не на Карельский перешеек, и их быстрое развертывание в зоне боевых действий стало неприятным сюрпризом для командира Зеленцова и штаба 163-й дивизии. В то время как Советы удивили финскую армию новой дорогой к границе в направлении Юнтусранты, они, в свою очередь, видимо, не знали, что финны только что завершили строительство железной дороги Контиомяки – Тайвалкоски до Хюрюнсалми, примерно в 25 милях от Суомуссалми, поэтому уже 8 декабря полковник Сииласвуо и первые подразделения его бригады прибыли на станцию. Когда на следующий день русские попытались продвинуться к Хюрюнсалми, они были отброшены огнем пулеметов, прикрывавших дорогу у парома к югу от Суомуссалми. К 10-му числу вся бригада Сииласвуо (полк JR-27 плюс два уже задействованных в боях батальона – всего около 4700 человек) была развернута для контрудара, назначенного на следующий день⁷.

Для измотанных войск прикрытия и пограничников, которые с самого начала сражались с двумя советскими полками, появление солдат полка JR-27 оказалось как нельзя более кстати. Лейтенант Эл о, молодой школьный учитель, чей измотанный отряд за неделю беспрерывных боев понес большие потери, не зная о подошедших подкреплениях и чувствуя безнадежность ситуации, застрелился перед самым их прибытием. Начальник штаба полковника Сииласвуо, капитан Алпо Марттинен, по прибытии в район боевых действий первым делом сообщил о том, что на подходе целая финская дивизия. Эта была ложь, но ложь во спасение, и она возымела желаемое действие – все-таки подняла боевой дух финских солдат!⁸

В долгую ночь с 10 на 11 декабря части полка JR-27 переместились в район сбора к юго-востоку от Суомуссалми, примерно в 5 милях к югу от дороги на Раате. 11-го числа, продвигаясь через лес, финнам удалось перерезать эту жизненно важную коммуникацию, несмотря на подкрепление, которое русские доставили туда на грузовиках. Затем основные силы полка JR-27 двинулись на запад к Суомуссалми, заняв несколько миль Раатской дороги, но были остановлены упорным сопротивлением русских. Две роты были направлены на восток, чтобы установить заслон на кряже между озерами Куйвасъярви и Куомасъярви, примерно в 6 милях к юго-востоку от деревни, чтобы не допустить подхода подкреплений к позициям 163-й дивизии⁹.

Одновременно другой финский батальон нанес удар по северной линии коммуникаций противника у Хулконниеми, к северо-западу от Суомуссалми. Русские войска в этом районе едва ли могли разгромить один батальон, но финны все-таки смогли затруднить продвижение противника по последней дороге, ведущей к деревне¹⁰.

В течение следующих двух недель бригада Сииласвуо удерживала инициативу, отбив большую часть деревни и совершая постоянные рейды в тылы противника по северному маршруту снабжения русских. Эти атаки против хорошо окопавшихся и численно превосходящих вражеских сил, поддерживаемых артиллерией и многочисленными танками, обходились финнам недешево; тем не менее они достигли своей цели – сдерживали противника до тех пор, пока не удалось собрать достаточные подкрепления для его разгрома¹¹.

Первая финская батарея прибыла на фронт 16 декабря: это были четыре старых 76,2-мм орудия образца 1902 года. Через два дня прибыла вторая батарея, а 20-го числа были получены два противотанковых орудия. 22 декабря полковник Сииласвуо узнал, что его подразделение будет переформировано в дивизию, которая получит прежнее обозначение – 9-я дивизия. На Рождество он получил долгожданный «подарок» в виде пяти батальонов: три плохо укомплектованных батальона полка JR-64, недавно сформированный партизанский батальон «Сисси» Р-1 и легкий батальон капитана Пааволы; все эти подкрепления довели численность 9-й дивизии до 11 500 человек¹².

Тем временем финский велосипедный батальон, РРР-6, в начале декабря был сосредоточен в Юли-Няльянкя. Командир батальона, майор Ярвинен, получил задание оборонять этот район, вытеснив противника с второстепенной дороги, которая соединяется с дорогой Перанка – Хюрюнсалми примерно в двух милях к северу от Суомуссалми. На начальном этапе наступления РРР-6 был придан оперативной группе «Суси», но, когда ее части приблизились к оперативному району 9-й дивизии, она перешла в подчинение к полковнику Сииласвуо. 17 декабря группа Ярвинена начала наступление и на следующий день достигла Вяякио. К 22-му числу она перекрыла перешеек между озерами Алаярви и Коваярви и могла координировать дальнейшие действия с 9-й дивизией¹³.

Одновременно с выдвижением РРР-6 основные силы ЕгР-16 развернулись в Тервавааре для фланговой атаки на дорожный узел Паловаара, а остальные части батальона продолжали сковывать главные силы советского 662-го полка в районе озера Пииспаярви. К 23 декабря лыжные отряды подошли к Паловааре, где в течение нескольких дней атаковали советские колонны снабжения¹⁴.

В это время оперативная группа «Суси» была усилена недавно сформированным полком JR-65 подполковника К. Манделина, который в сильнейший мороз преодолел на грузовиках более 100 миль из Оулу. Полковник Суситайвал расположил это подразделение к северу от озера Пииспаярви, откуда оно с боями пробивалось на юг, к Рождеству достигнув окрестностей Хаапаваары¹⁵.

Таким образом, на праздники основные части 662-го полка оказались под сильным давлением оперативной группы «Суси» и не могли выступить на помощь остаткам 163-й дивизии в решающих боях у деревни Суомуссалми. Напротив, войска Суситайвала 27 декабря захватили важный дорожный узел Паловаара, и в тот же день началось кульминационное наступление Сииласвуо¹⁶.

Получив подкрепление на Рождество, полковник Сииласвуо быстро предпринял полномасштабную атаку на советскую 163-ю дивизию. Время приобретало ключевое значение, поскольку еще 13 декабря финская авиация обнаружила приближение с востока нового крупного соединения Красной армии. Как оказалось, это были части 44-й стрелковой дивизии. Именно это сообщение побудило маршала Маннергейма увеличить численность войсковой группы Сииласвуо с бригады до дивизии. 20 декабря в перехваченном советском радиодонесении – основном источнике финской разведки – говорилось, что 22-го числа в этот район прибудут крупные силы. По оценкам финнов, основные компоненты новой дивизии вышли на Раатскую дорогу 24 декабря¹⁷.

Это вызывало тревогу, так как в заслонах было задействовано только две пехотные роты, усиленные минометами и орудиями. Важно было создать эффективную оборону и не допустить 44-ю дивизию к местам столкновений с 163-й советской дивизией. Эта важная задача была возложена на капитана Мякинена, офицера штабной разведки группы Сииласвуо. Чтобы не допустить прорыва этой слабой обороны или обхода ее свежими силами противника, финские лыжные отряды совершали рейды по уязвимым флангам русских, которые тянулись на многие мили вдоль дороги¹⁸.

21 декабря капитан Мякинен покинул свой заслон, возглавив небольшой разведывательный отряд, который достиг озера Коккоярви в пяти милях к востоку (см. карту 12), не встретив на своем пути крупных сил противника. 23-го числа он бросил две свои роты на авангард вражеской дивизии, 25-й полк, чтобы сковать его, в то время как три других отряда одновременно наносили удары по флангам. Отряд капитана Контулы (около 200 человек) ударил с юга в районе фермы Хаукила, чуть более мили к востоку от заслона. Ему удалось уничтожить около 100 лошадей противотанкового подразделения русских, после чего финны отступили. Батальон капитана Лассилы (1/JR-27) ударил по Раатской дороге с юга у Коккоярви около 11 часов утра, развернувшись в обоих направлениях. Хотя они уничтожили один танк, два грузовика и полевую кухню, русские танки не позволили им взорвать шоссейный мост к югу от Коккоярви. Погибло всего два человека, при этом было уничтожено около 100 солдат противника, прежде чем полковник Сииласвуо приказал рано утром следующего дня вернуться на прежние позиции. Третье, самое малочисленное подразделение, ТО-1 лейтенанта Ларво численностью около 50 человек, которое должно было атаковать район Коккоярви с севера, не смогло даже добраться до дороги¹⁹.