Текст книги "Тёмный Легендариум"

Несовершенный мир

Солнце сжигало сухой воздух за их спинами. Трое. Пыльные брызги из-под стоптанных сапог да шелест песка. Неделя пути по гискарской тропе – еле заметной кривой полоске плотной земли в шевелящемся песчаном море. Уплотнители, вбитые ещё дроидами Третьей империи, работали, сдерживая натиск энтропии. Придёт время – они перемелются и исчезнут, как кости имперских армий.

Мужчины шли друг за другом. Первый держался тропы, иногда сверяясь с киберсканером, вшитым в запястье. Второй, с огромным выживальным десант-ранцем на плечах, не отставал дальше пяти шагов. Последний, «замок», постоянно оглядывался, но более по привычке, чем опасаясь чего-либо в этом забытом всеми богами месте. Иногда, словно красуясь перед унылыми колючками, он выхватывал из кобуры револьвер, прокручивал на мясистом пальце, щёлкал обоймой и возвращал «в ножны».

Лица путников ничего не выражали. Блёклые голубые радужки казались кусочками душного неба. Тишина ночи уже давно не пугала и не томила их, а шелест песка не будил демонов в усталом сознании. Трое были мертвы.

Вдалеке, на границе чувств, в песнь ветра вплёлся новый аккорд. Огненный шар прочно обосновался в зените, когда за очередным барханом они увидели город. Имперская тропа вбегала под обвалившуюся кирпичную арку, пересекала главную улицу и терялась за небольшим кладбищем на окраине. Жалобно скрипела табличка, раскачиваясь на медной цепи перед самым въездом в город.

– Нуэва Эсперанца, – щуря в усмешке глаз, прочитал шедший первым. – Зайдём, парни?

– Я – против, – сердито буркнул второй. Видя, что вожак задорно щурит глаза, он глянул исподлобья и с нажим повторил:

– Я – против. Крис, ты же знаешь чертовы имперские порядки. Фермерским городкам давались только номера. Эсперансы, эстреллы и тернуры – это кривляние черномун-дирников, гнёзда для чудиков в белых халатах с кучей пробирок и тестеров. Стоит сунуться – живым не выберешься.

– Живым? – усмехнулся вожак.

Второй сплюнул и отвернулся.

– Ну а ты, Китти-бой?

«Замок» пожал широченными плечами:

– Ты главный, кэп. Моя пукалка разнесёт в клочья любую нечисть.

– Тогда пошли. Держи глаза веером, сержант. Как у павлина в зоопарке.

Раздвигая душное марево, они миновали арку и двинулись по главной улице. Деревянные дома пялились на гостей незрячими провалами окон, а их обитые вагонкой лбы полосовались выцветшими вывесками. Пылевые столбы носились между домами, налетая на стены и осыпаясь, как перхоть мертвеца. Полусорванные двери салуна вдруг заскрипели, будто жалуясь бессмертному Императору на безжалостное время. У последнего дома слева вожак остановился.

– Что ещё? – хмуро вскинулся его компаньон.

– Джед, ты слепой? – в голосе капитана сквозила ирония, приправленная изрядной долей веселья. – Там. На столбе.

– Чего на столбе? Бумага?

– Бумага, Джед. Бумага. А на ней буквы.

Джед кинул укоризненный взгляд и с недоумением прочитал:

– «Продается новый дом с двумя ванными для быстрого смывания наркотиков, которые запрятаны во всех помещениях. Дополнительное условие: стоимость наркотиков входит в цену». Что за хрень, Крис? Ты что, собрался обзавестись жильём?

Вожак прищёлкнул языком.

– Нет, дружок, нет. Я собрался обзавестись имперскими аптечками, криптониевыми батареями, игольчатыми лазерами и боги знают, чем ещё.

– Это код яйцеголовых, – заметил Китти-бой, плотнее надвигая шляпу на лысую голову. – Пишут, что здесь склад на случай войны. Или что-то в таком роде.

– Не наступайте на песок, – предупредил Крис. – За мной!

Они перепрыгнули на веранду и осторожно подобрались к двери. Джед приложил анаморфный декодер к латунной замочной скважине.

– Замочек на феромонах, – наконец, изрёк он. – Минут пять, чтобы отмычка синтезировала запах.

Вскоре внутри щёлкнуло, и дверь со скрипом открылась. Они вошли в пустую прихожую, как сестра-близняшка похожую на сотни тысяч таких же, заметаемых ветром времени в брошенных городах Империи. Китти-бой захлопнул входную дверь, и они остались наедине с домом. Полутёмный коридор уходил вглубь, заканчиваясь лестницей. Приоткрытая дверь по левой стене давала возможность увидеть кусочек гостиной. Они продвигались осторожно, готовые к возможной атаке. Китти-бой сжимал в согнутой руке револьвер, Джед следил за показаниями сканеров. Крис, вооружённый стандартным полицейским плазмашокером, малоэффективным в условиях невидимой тотальной войны, надеялся, что его отряд раздобудет здесь нечто посолиднее. Он осторожно отвёл дверь. Гостиная молчаливо темнела, покрытая слоем пыли. Плетёные кресла, круглый стол посредине, заставленный предметами пожелтевшего фарфорового сервиза. В затхлом воздухе неподвижно застыли хрустальные висюльки люстры.

Медленно обходя стол, Крис двинулся к противоположной двери. За ней – в обычной планировке – располагался кабинет. Ещё один закрытый замок – антилокерам Джеда вновь пришлось вступить в дело. Через некоторое время замок поддался, и они вошли внутрь. Пустота. Массивный «губернаторский» стол, старинные лампы накаливания, книжные стеллажи.

– Хозяин жил с придурью, – цокнул языком Китти-бой.

– Сейф, – оборвал его Крис. – Ломаем.

Втроем они присели у огромного параллелепипеда, сделанного целиком из империума и стянутого торсионными магнитными полями. Джет вытянул из своего бездонного десант-ранца три сплит-полосы для торсионного погружения. Он аккуратно застегнул полосы, сначала себе, потом товарищам, проверяя, чтобы иглы вошли в нужные точки на висках. Затем активировал контактные ловушки, коррелируя частоты сплит-полос и торсионных замков. Биоплазменное поле, войдя в резонанс с торсионным, должно было уничтожить структуру защиты сейфа. И чем больше источников соединялись в связке, тем лучше.

Через некоторое время сейф издал тихое «шшш-иип» и открылся.

– Не густо, – мрачно заметил Крис, стаскивая сплит-полосу с головы. – Похоже, кто-то похозяйничал до нас.

– И на безрыбье рыбу раком! – хохотнул Китти-бой.

– Дурак, – уже мягче отозвался Крис. – Пять криптобатарей, пакет с биотопливом, бинты…

– Войс-симбионт, – вставил Джед.

– Ага, сможем поматериться голосом Императора. Не густо. И никакого оружия.

Китти-бой размашисто хлопнул по кобуре:

– Моего револьвера хватит на всех.

Крис поднялся и задумчиво провёл пальцами в толстой кожаной перчатке по пыльным корешкам книг. Джед упаковывал последние «сокровища» сейфа.

– Нет, правда, – Китти-бой с натугой вклинился в повисшую тишину, пытаясь разогнать её, словно утопающий – резкими судорожными взмахами воду. – Нет, в самом деле. Эта пушка – всем пушкам пушка. Последнее слово фекальных технологий Империи. Секретная разработка. Вы слышали о реликтовом излучении Вселенной? Это словно высер миллиардолетней давности. Вот тут вот, где барабан, стоят уловители реликтовых частиц, преобразующие их в топливо для фекального реактора…

– Китти… – Крис ласково, по-отечески взял парня за плечи.

– … реактора, – продолжал бормотать Китти. Его голос начал срываться, наполняясь надрывом. – А потом… потом этот говняной реактор преобразует… в поток прото-квантов, плотностью в три пета-кернера и… и…

Он рухнул на пол, обхватил лицо широкими ладонями и зарыдал. Джед беспомощно посмотрел на командира.

– Счас пройдёт, счас пройдёт, – полушёпотом отозвался тот, сильнее сжимая плечи сержанта.

– Они все погибли! – раздался его глухой голос, прерываемый тяжёлым молчанием. – Все!.. Они кричали: Отобьёмся! Какие-то уроды! У вас винтовки! У вас бластеры! Звездолёты!.. Чёртовы винтовки!.. Чёртовы бластеры!..

Парень глянул сквозь сведённые судорогой пальцы на Криса.

– Ты стреляешь, стреляешь в упор, ты гору можешь разнести, а всё проходит сквозь них, как в пустоту. Они поднимают руки – и ты горишь. И всё горит. Мы схватили одного… наверное, просто повезло. После того, как его разложили на пыточном столе на части, он выдал, что эта пукалка заряжается дерьмом. Дерьмом, кэп! Запихиваешь в обойму, защелкиваешь, нажимаешь крючок…

Китти замолчал, уставившись в пол.

– Я… – начал он через некоторое время, – я пойду осмотрю второй этаж. Сэр?

Крис кивнул.

– Пойдём все вместе. Не стоит разделяться.

Они поднялись на второй этаж. Пока Китти-бой и Джед осматривали комнаты, Крис подошёл к окну в задней стене дома. Здесь было невысоко, не более тридцати футов, даже с учётом возвышенности, но которой стоял городок. Но выжженная пустыня, ровная, как стол, не давала препятствия взгляду. До самого горизонта – лишь бесплодная земля, не дающая тени. «Выше – только звёзды», – подумал Крис. «Ждут ли ещё тахионные передатчики наших позывных, или нас стёрли, вычеркнули из жизни? И есть ли там вообще, кому ждать? Возможно, мы трое – последние. Самые последние. И наш путь – лишь надгробный танец перед ликом вечности».

– Вот это монстр, – раздалось в соседней комнате.

Заглянув туда, Крис увидел, что Китти-бой стоит перед огромным, раза в три больше обычного, унитазом.

– Там даже вода есть! – восторженно крикнул Китти, тыча пальцем внутрь. – Кэп, я хоть лицо помою!

– В дерьме?

– Да тут чистая вода! Родниковая!

– Не суйся в унитаз в песчаном доме, где ночью ставней хлопает мертвец, – заметил Джед, заходя в комнату.

– И вовсе там не так было, – беспечно хмыкнул Китти-бой.

– Может и не так, но я тебя предупредил. Это дом яйцеголовых. Кто знает, может тут унитаз – вовсе не унитаз.

– Да брось, – Китти опустил голову внутрь и стал плескаться. Закончив, она с наслаждением отёр лицо, шею и похлопал себя по груди. Вдруг его счастливое выражение сменилось тревогой.

– Что? – почувствовав неладное, спросил Крис.

– Часы!

– Что???

– Часы. Отцовские. Вот здесь, в нагрудном кармане. Выронил в этот дерьмовый толчок!

Китти присел, запустив руку по самый локоть в сливную трубу.

– Куда же они… подевались…

* * *

Старик поравнялся с высоким помостом. Узловатые коричневые руки погладили доски настила, мощные угловые брёвна и скобы. Столько лет он неспешно, полный достоинства, выходил из дома, заранее, бывало, до рассвета. Широко шагал по холодному утреннему песку. Поднимался по лестнице, удобной, с идеально выверенной симметрией ступеней. Прогуливался несколько раз туда-сюда по помосту, наслаждаясь, как хорошо пригнаны плотником доски. Доставал из кожаного футляра наточенный с вечера топор. Дышал на его лезвие, покрывавшееся матовым налётом. Пробовал устойчивость и уровень колоды… Сорок лет. Сорок лет он честно служил городу палачом.

Проговаривая про себя эти слова, старик горько усмехнулся. Жизнь! Миллиарды шаблонных жизней Империи, в одночасье изломанные невидимой войной! Горящие города! Солдаты, превращённые в живых мертвецов, скитающиеся по проклятому миру в поисках истины. А кто теперь он? Офисный клерк, с девяти утра и до шести вечера. С шести вечера и до девяти утра – ничтожный высохший червяк, существующий на крохотную пенсию и жалкую зарплату в комнатушке, затерянной в муравейнике мегаполиса. Никого рядом с ним. А здесь, в песке покоится его последний друг. Последний конь.

Внезапно старик услышал голоса. В одном из домов, на окраине города, кто-то разговаривал. Старик осторожно подошёл, отворил дверь и заглянул внутрь.

* * *

– Вот они! – радостно крикнул Китти-бой.

– Раков заодно не наловил? – ехидно спросил Джед.

– Тихо! – оборвал разговор Крис. – Кто-то в доме.

С лестницы они увидели, как в приоткрытую входную дверь вползает тощая тень. Крис мотнул головой. Китти вынул револьвер и, держа пришельца на мушке, скомандовал:

– Стой! Именем Империи!

Тень застыла.

– Наверх. Медленно. Руки держать на виду.

По лестнице поднялся высокий жилистый старик в пыльной куртке, джинсах и берцах.

– Ни припасов, ни транспорта, ни оружия, – словно рапортуя данные развед-рейда, заговорил Крис. – Не более суток из убежища, где есть вода и еда. Это шпион. Их шпион.

Китти-бой придавил спусковой крючок.

– Погоди, – мрачно заметил Крис, припомнив недавние размышления. – Сначала пусть станцует. Танцуй, как в последний раз. Танцуй, как последний в этом мире.

Старик поставил ноги в первую вступительную позицию. Его сухое, одеревенелое тело вдруг приобрело неземную пластичность и гибкость молодых ивовых ветвей на весеннем ветру. Его ноги заскользили по немыслимым орбитам, то плавно, то взрываясь экстазом движения. И вот он уже не старик – он юноша, полный сил. Он – сын этого города, его светлый символ. Ритм танца изменился. Юноша взрослеет. Он – карающая длань Империи. Он – огонь во тьме. Он – правосудие. Внезапно полный гармонии ритм танца оборвался высокой пронзительной глиссадой. Война! Движения полны боли и ненависти. Пыльная куртка развивается за спиной, словно крылья раненой птицы. Она ещё летит, ещё хватается за воздух. Его последний друг, последний конь. Танец ослабевает, сходясь в точку нуль-возврата. Он приходит сюда, к старому другу. Он. Палач Нуэва Эсперанца… Танец окончен.

Трое застыли, в замешательстве и грусти взирая на старика. Внезапно Китти-бой схватился за грудь.

– Болит! – простонал он.

– Вы пили из этого унитаза? – взволнованно спросил старик.

– Да… я… возможно…

Грудь Китти-боя вспухла комом и лопнула, разбрызгивая кровавые ошмётки. Оттуда, шипя и разевая зубатую пасть, выглянуло маленькое чудовище.

– Это Ненаша! – прошептал старик. – Матка!

– Что? – бестолково спросил парень и повалился на пол. Ненаша вырвалась из его груди и бросилась в тёмный угол.

– Не так быстро, – процедил Крис. Он мгновенно подхватил валявшуюся на полке кружку Эсмарха и хлестнул ею, как кнутом. Резиновая грелка упала точно на голову чудовища, которое на мгновение запуталось, проткнув стенки шипами короны. Крис рванул на себя, так, что матку подбросило вверх. Джед, бросившись к упавшему другу, выхватил его револьвер и выстрелил. Файербол испепелил Ненашу всю целиком, пробив метровую дыру в потолке.

– И никакого ДНК, – злобно процедил Крис. Затем он с грустью посмотрел на Китти-боя. Тот лежал, направив взгляд пронзительно-синих глаз в бездонное небо.

– Он жил героем, – вдруг сказал Крис. Затем добавил с нажимом: – И умер, как герой.

– Старик, что думаешь насчёт его пушки?

Старый палач пристально посмотрел на Криса. Затем кивнул.

– Держи. Ты – Китти-бой, сержант двенадцатого пехотного полка второго ударного соединения Имперских сил. Всё. Вперёд, солдаты. Нам ещё нужно спасти этот дерьмовый мир!

Легенда о Файри

Файри показалось, что весь огромный, дивно сверкающий мир бального зала вращается вокруг когтистой латной перчатки лорда Фэрна. Холодные стальные крючья вспороли её живот. Заточенные лезвия сжались, разрывая внутренности на части. Шок накрыл, спустя секунды после удара. Затем пришла боль. Как раскалённая ржавая цепь, вгрызаясь в обуглившиеся нервы, она выхлестнулась через затылок и оплела тело. Нёбо выгнулось изо рта вместе с криком. Хрипящую, плюющуюся кровью, слепую от слёз, её сволокли в один из каменных мешков дворцовых подземелий и бросили подыхать.

Сознание не гасло, в отличие от факелов стражи. Шаги стихли в коридоре, и Файри осталась одна. Стальные птичьи когти, терзающие солнечное сплетение, чуть разжались. Боль, словно опара в руках тестомеса, ещё гуляла и толкалась внутри, но постепенно Файри перестала ощущать что-либо. Девушка всхлипывала какое-то время, судорожно хватая ртом сырой воздух. С каждым разом она ждала – ну, вот сейчас. Вздох – и всё кончится. Ну же… Но жизнь раз за разом отказывалась покидать слабое изнеженное существо.

В какой-то момент грудь перестала ходить ходуном. Она задышала ровнее, тупо уставившись в темноту и поводя руками вдоль живота. Шёлковые складки бального платья, липкие от крови, скользили между пальцев, как черви. Время от времени ей начинало казаться, что это и есть черви.

Холодные, слепые спутники мертвецов. Или внутренности, вывалившиеся наружу из дыры в животе. Тогда Файри судорожно сдерживала дыхание, боясь ощутить запах разложения собственной плоти. Мысли проходили, и отупение вновь накатывало на скорчившееся в углу существо.

Раздался новый звук. Словно скрип лезвия по грифельной доске. Раз. Второй. Файри с недоумением вслушалась. Кто может быть здесь, кроме неё? Через несколько минут она сообразила, что слышит собственные вымученные смешки. Искорёженное сознание откликнулось на них, как на рвотные позывы. Она принялась смеяться громче, постепенно впадая в истерику. Воспоминания о стальной руке отступили, безумство взяло верх. Файри поднялась и начала лупить в стены, хохоча визгливым вороньим смехом. Наконец, силы иссякли, и она рухнула на пол.

Она очнулась от мягкого прикосновения. Кто-то тряс её за плечо. Кто-то большой. И у него был факел.

– Файри! Файри, очнись!

– Ч… что…? – девушка прищурилась. Смоляной огонь казался настолько ярким, что грозил выжечь глаза.

– Файри, это я, Дэйв.

– А…? К-кто?

– Дэйв. Боги! Что они сделали с тобой?!

– Я… Воды…

– Держи, – незнакомец протянул что-то. Файри на-ощупь взяла предмет. Фляга. Она с жадность сделала несколько глотков и замерла. Сейчас, сейчас вода польётся сквозь рану! Девушка судорожно прижала руку к животу.

Ничего… Засохшая корка крови. И… ничего.

– Пора уходить! Я выведу тебя. Надо бежать! Скорее же!

Мысли путались. Она никак не могла собрать осколки внутри головы. Но бежать явно имело смысл.

Она оперлась на плечо внезапного спасителя и потихоньку стала перебирать ногами, в любое мгновение ожидая приступа боли.

Но боли не было, и девушка отважилась ускорить шажки. Вскоре она расхрабрилась настолько, что сняла закостеневшую правую руку с шеи незнакомца и вцепилась в его локоть.

– Тут что-то есть, – пробормотала девушка, когда твёрдый пол внезапно сменился мягкой «подушкой».

– Тела охранников. Я убил их. Скорее, времени мало.

Они одолели несколько длинных коридоров, изредка сворачивая то вправо, то влево. Два раза Дэйв открывал двери в кованых решетках, перегораживающих проходы, и снова запирал за ними. Наконец, факел выхватил из темноты лист железа без всяких признаков замочных скважин, ручек или петель.

– Специальный проход в темницы для палачей, – пояснил таинственный проводник. – Им давно не пользовались.

«Да, – мысленно кивнула Файри, – ведь у лорда Фэрна никогда не было узников».

Мужчина начал крутить подъёмное колесо, спрятанное в нише стены. В затхлый воздух темниц влилась свежая струя. Файри услышала, как шумит дождь по сентябрьской листве.

– Мы с восточной стороны замка, – услышала она торопливый шёпот. – Беги по дороге вниз. Дикий лес совсем рядом, за рвом. Ты должна хорошо знать. Ты не заблудишься. Беги на ту сторону леса, к матери. Помни о патрулях: пока тебя не хватились, но попадаться на глаза нельзя: они узнают тебя и убьют. Таков королевский приказ! Беги. Я останусь тут до следующей смены караула. Мы встретимся на той стороне.

– На той стороне, – тупо повторила девушка.

– Мать всё объяснит тебе. Ну, беги же!

Широкая ладонь подтолкнула в спину, и девушка почти выпала из тайного хода. Холодные струи дождя окатили её. Чистый воздух наполнил лёгкие. Файри застыла, раскинув руки и бездумно уставившись в чёрное осеннее небо, позабыв обо всём. Послышался шорох шагов. Она обернулась, но плита уже стала на место, закрыв ход.

Лампа в окошке боевой галереи – единственный источник света – отражалась в водяной ряби рва. Где-то впереди должен находиться Дикий лес – творение придворных волшебников, заброшенное лордами дома Фэрнов сотни лет назад. Там она гуляла в детстве, неожиданно вспомнила Файри. Она должна найти дорогу на ту сторону.

Девушка присела и стала ощупывать землю. На четвереньках она спустилась по склону ко рву. Мелкие камушки забились в бальные туфли и больно кололи подошвы. Подол впитал всю грязь королевства, а чулки противно липли к телу. Кожа под ними нестерпима зудела.

Наконец, Файри преодолела последние футы, отделявшие её от рва. Вместо пучков травы пальцы схватили пустоту. «Как же дальше?», – пробилось в затуманенном сознании. Рука, шарившая во тьме, больно стукнулась о деревянные перила. Мост. Девушка всё так же на коленях перебралась на деревянный настил и поползла вперёд. Ладони ощущали выступающие шляпки гвоздей и грязные неструганные доски. Продвигаясь вперёд, Файри вдруг мучительно скривилась: в коленку впилась деревянная щепа, острая, как стилет. Подавшись чуть назад, она сдёрнула ногу со щепы, чувствуя, как дерево проходит под кожей. Надо… надо ползти. На ту сторону леса. А мост, казалось, растянулся в бесконечность, до края ночи. Усилием воли Файри заставила себя двинуться дальше.

Внезапно на стене замелькал огонь факелов. Звуки шагов сюда не долетали, но Файри и так сообразила, в чём дело. Ночной обход. Сейчас! Они увидят! Они снова бросят её истекать кровью в тот чёрный каменный мешок… Ей надо вниз! Вниз, в воду. Там хорошо, там безопасно. И можно даже не бояться стражников. Она просто опуститься на дно, и никто не найдёт её там.

Тени от воды протянули осьминожьи щупальца к телу, невесомо дотронулись до жемчужного шёлка, собрались у корсета, проталкиваясь глубже. Как ей не хотелось назад! Файри до крови прикусила губу. Только не назад, к страшной руке лорда Фэрна. Пальцы девушки судорожно заскребли дерево, загоняя занозы под ухоженные ногти, в нежную плоть. Да, скорее в тени этой стылой мёртвой воды, где кружатся осенние листья.

Она уже схватилась за перила, но неясное сомнение удержало её. Янтарная искра на горизонте сознания. Там, на дне рва, притаилось неправильное, чуждое. Она сейчас не могла понять, что именно. Девушка замерла. В шёпоте ветра ей послышался голос матери:

– Файри, Файри…

Нет, ей надо на ту сторону леса. Файри медленно опустилась животом на настил, распласталась, вжалась в грубые сосновые доски. Крупные капли стучали по спине, застревали в растрёпанных густых волосах. «Грязь попадет в кровь, и я умру», – всплыла мысль.

Она попыталась медленно сосчитать до ста, но сбилась. Принялась считать вновь, и сбилась опять. Наконец, она осторожно повернула голову. Вновь лишь одинокая лампа освещала стену. Никто не пытался схватить и вспороть ей живот. Напряжение, скрутившее нервы в тугую косу, чуть ослабло, уступив воспоминаниям. Она – ещё маленькая девочка – в летней беседке, полной ласкового света. Она сидит на коленях матери, а та нежно расчёсывает её пушистые длинные пряди. Заботливые мамины руки касаются головы, а гребень скользит по волосам легко, словно листья-лодочки по глади…

Рва!

Р-в-а!!!

Файри выкинуло из солнечного облака в сырую, полную ужаса ночь. Щупальца теней ещё змеились у самой груди, нашёптывая о спокойствии на дне. Однако теперь образ собственного холодного тела, погребённом в буром липком иле, пугал, а не успокаивал девушку. Мысли по-прежнему путались, но отрешённость сменилась решимостью. Файри поползла дальше. Наконец, достигнув противоположного края моста, она перевалилась на землю, и какое-то время сидела так, таращась в темноту. Её цель обрела некую форму. «Дикий лес, – припомнила она. – Мне надо на ту сторону». Она поднялась и двинулась вперед. Трава стелилась ей под ноги холодными волнами. Порывы дождя вылизывали бугристо-капельными языками.

Файри остановилась, скинула туфли, стянула чулки и скрутила их в хлюпающий ком. Добавила оторванный подол и кружева с рукавов. Размахнувшись, она запустила сверток наугад, как ей казалось, в самый тёмный угол окружающей ночи.

Стараясь держать огонёк замковой стены за спиной, девушка двинулась дальше. Теперь, несмотря на боль в разорванном колене, она шла уверенней. Водяные россыпи отражали далёкий рыжий огонь, и за пеленой дождя она угадывала громаду Дикого леса.

Внезапно Файри остановилась. Факельные огни, мерцавшие в каплях дождя на траве, исчезли. Мгновение назад осеннее небо ещё нависало густо-синим влажным бархатом, но стоило пересечь незримую черту, пропало и оно. Абсолютная тьма встала перед беглянкой. Девушке представилось, как исполинская чёрная кошка – выше замка, вровень с лохматыми облаками – стирает лапой огоньки на каплях, и капли, и сам дождь. В памяти пронесся шёпот: «На ту сторону леса!». Если идти – и идти прямо – то лес кончится. Сейчас это единственное, во что она верила.

Файри незряче подняла руки, пальцами ловя пустоту. Вперёд, приказала она себе. Ноги не шелохнулись. Вперёд, попросила она. Назад, сказал страх. Назад, иначе…

Ярко, до рези в голове, Файри представила, как шагает во тьму и натыкается на толстую ветку, торчащую ведьминым заскорузлым ногтём. Обломанный щепатый конец входит в живот, в рану от когтистой руки лорда Фэрна, раздирает мясо и втыкается в позвоночник. Боль пробивает грудь навылет до ключиц. Кровь надсадными выплесками стремится из раскрытого рта…

Прочь!

Не подходи, не надо!

Усилием воли, усилием, незнакомым ранее, она отгнала видение. Затем опустила правую руку к животу, а левую выставила перед лицом. Поводя руками из стороны в сторону, сделала шаг. Затем второй. Мокрые кошачьи лапы приняли её тело, обхватили, ощупали и легонько укололи коготками. Она шла, а ласковое, полное тёплых капель покалывание не переставало. Наконец, страх настолько отступил, что Файри смогла прислушаться к своим ощущениям.

Лиственницы, чуть не вскрикнула она. Разлапистые, полные ночного дождя. Девушка раскинула руки и пошла, обнимая лес. Смолистые хвойные запахи обступили её, почва пружинила под босыми ногами. Ни одна обломанная старая ветка, ни одна коряга или шишка не потревожили ступней. И вместе с лесным поцелуем пришли воспоминания.

Колючая борода отца. В детстве она любила тереться о его щёки, такие родные и милые. Да, он носил бороду. Вопреки придворному этикету, вопреки косым взглядам канцлера, шуточкам казначея и вздохам самого короля, намекнувшего однажды на очередном торжественном приёме, что недурно бы столь храброму рыцарю сразиться и со своей бородой.

– Дочурке нравится, – отвечал отец таким беззаботным тоном, будто напротив сидел деревенский мельник или пастух. А она вертелась на широких отцовских коленях и корчила рожи противному дядьке с длинным носом и ушами. А потом ей дали серебряную ложечку и высокий-высокий бокал, в котором шипело и пылало что-то ужасно вкусное. Что-то… Она забыла название. Надо бы вспомнить, и лицо отца, бородатое, полное весёлых морщин, которое спросило:

– ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ЗАБЫЛА? – спросило Лицо.

Файри подавилась собственным криком. Она не заметила, как деревья кончились, и незримая тропа вывела её на поляну. Тучи раздёрнулись, и мертвенный свет луны выхватил из тьмы Лицо. Оно стояло перед ней, огромное, ростом со взрослого мужчину, покачиваясь на тонких птичьих ножках. Губы цвета свежего мяса раздвинулись в сардонической ухмылке, и за ними блеснули длинные гнилые зубы.

– Кто… Вы? – Файри попыталась стать прямо, но ужас заставлял её приседать и пятиться назад. Она помнила его, детский кошмар, хохочущую злобную голову, которую однажды она увидела в зеркале вместо своего отражения.

– Ты говорила сама с собой, маленькое дитя, – сказало Лицо. – А в лесу нельзя говорить с самой собой вслух.

– Не подходи, – выдавила девушка.

– Маленькое дитя, я могу съесть тебя в два жевка. Не веришь? – Лицо улыбнулось шире. Гнойно-жёлтые белки глаз блеснули в лунном свете.

Ужас затопил сознание. Теперь и она вся превратилась в голову, в которой жаркими приливами бился пульс. Отступать некуда. Спина упёрлась в широкий древесный ствол. Пальцы, сведённые судорогой, процарапали бороздки в коре, ломая красивые ухоженные ногти. Гнилые Зубы, словно наяву, перекусывали её, а куски тела отправлялись в бездонный Рот…

Внезапно Файри дёрнулась. Кулак в груди разжался, и тугие канаты исчезли из головы. Она переступила грань ужаса, до которой живое существо ещё осознаёт объективный мир, а после впадает в безумие, придающее невиданное мужество. Понимание абсолютной значимости любого поступка, как единственно возможного.

Девушка чуть согнула колени, сжала кулаки и вытолкнулась вперёд. Лицо успело лишь чуть приоткрыть пасть, когда Файри подлетела к нему и с коротким замахом всадила кулак в глаз. Яблоко лопнуло с противных всхлюпом. Тут же Файри пнула птичью лапу, и толкнула Лицо обеими руками. Существо завизжало и повалилось на затылок.

Файри опустилась на землю и пошарила вокруг себя. Соткавшись из её мыслей, под руку подкатилась увесистая палка. Файри прицелилась и с остервенением всадила палку во второй глаз. Гной брызнул тошнотворным фонтаном. Лицо перевалилось на бок, помогая себе крохотными ручками, вскочило и побежало во тьму. Файри грязно выругалась ему вслед и решительно двинулась дальше, раздвигая ветки. Её страх исчез. За очередной веткой блеснул язычок пламени. Файри замерла. Прислушалась. До её слуха донеслось потрескивание горящих дров. Она двинулась дальше, ловя малейшее изменение окружающего леса.

Костёр-нодья чуть тлел, изредка посылая вверх короткий лепесток огня. Вишнёвого накала углей хватала ровно на то, чтобы обозначить в ночной тьме контуры существ, развалившихся вокруг.

– Кто ты? – спросил бесформенный балахон цвета сажи, из которого выступала лошадиная голова.

– Файри, – хлюпнул кусок студня с огромными мертвенными глазами и парой щупалец, вытянутых прямо в угли.

– Что тебе тут нужно, Файри? – задал вопрос третий. Девушка вздрогнула и подалась назад от неожиданности и мгновенного укола в груди. Голос исходил из пустой репы, насаженной на палку поверх драного кафтана. Пугало, воткнутое в землю, со скрипом повернулось в сторону гостьи и глянуло из-под шляпы злыми глазками-дырами. Метёлки, заменявшие руки, хрустнули и скрючились. Труп вороны с отрубленной головой, устроившийся на плече пугала, захлопал крыльями и зашипел разорванными связками, пытаясь каркнуть.

– Она идёт на ту сторону леса, – глухим басом ответило бревно в костре. – Чтобы умереть.

– Умереть, – шевельнулась гнилая мякоть в голове пугала. Щербатый рот кривился в ухмылке. Из-под ткани посыпались жуки-древоточцы и проволочные мучные черви.

Файри провела руками по лицу, ладонями снизу вверх, откинула мокрые волосы, прищурилась и двинулась вперёд. Она наступила на бревно, прямо на прогоревшую часть. Древесная плоть с треском проломилась, и нога ушла по щиколотку в горячие угли. Боль рогатым копьём ударила вверх, до самого паха. Концы длинных волос задымились и скрутились от пригоршней багровых искр. Обожжённая подошва взвыла, позвоночник, казалось, треснул от боли, но голова вдруг стала неожиданно лёгкой.

– Я иду на ту сторону леса, – сказала Файри.

Лес снова принял её в свои объятия. Луна исчезла, на смену капельному шёпоту пришли далёкие крики ночных птиц: уханье филина, похохатывание говорунка и крики сыча. Когда на пути попадались поляны, высокая трава целебно омывала обожжённую ступню и щиколотку дождевыми поцелуями. Легчало, однако, Файри не могла без гримас ступать на землю: кожа на левой ноге горела и чесалась одновременно, правое колено ныло от проткнувшей плоть щепы.