Текст книги "День красных маков"

Глава 10

Поппи не готовилась заранее. Ни о чём не думая, действовала на автомате; не собрав вещей, ни с кем не попрощавшись, отправилась в путь. Как обычно, закрыла дверь, толкнула два раза, убедилась, что действительно закрыла. Сторонний наблюдатель, увидев Поппи в лифте, решил бы, что она отправляется в магазин или навестить бабушку. Не было никаких улик, раскрывающих её замысел.

Скользя по велюровому сиденью, пропахшему никотином, она смотрела, как бетонную столицу сменяет промышленный район. От ритмичного покачивания машины клонило в сон; за окном мелькали серые фабрики и склады, дальше – сплющенные воедино дома с одинаковыми белыми пластиковыми теплицами позади. Сотни семей жили своей жизнью, готовили, спали, ели и любили, зажатые в эти красные кирпичные стены, в продуваемые всеми ветрами сараи. Сады размером с почтовую марку были захламлены батутами, ржавыми качелями, отслужившими своё тележками, сдутыми детскими бассейнами. Проржавевшие решётки для гриля, покрытые коркой из остатков еды, грязные беседки и бельё на верёвках, которое, простираясь на целые мили, трепетало на ветру… Всё это принадлежало людям, и людям семейным. Поппи представила себе их жизни, их заботы. Хватит ли молока? Во сколько начнётся футбол? Не испортит ли дождь свежевыстиранное бельё? Она завидовала всем и каждому.

Наконец показалась деревня, людей сменили коровы. Поппи поняла, что подъезжает. Мир за окном такси стремительно мчался, и вот уже за домами потянулись поля. Приземистый «ниссан», почти три часа назад выехавший с Е17, остановился у въезда на авиабазу. Отдав таксисту всё содержимое копилки, Поппи застыла у высокого забора из проволоки. Ей было неловко, и казалось, что она совершает что-то незаконное.

Военно-воздушная база Брайз-Нортон с виду напоминала большой аэропорт, но без рекламных щитов, торговых центров, автопарковок и шаттлов. Забор, который тянулся по всему периметру, обвивала зловещая колючая проволока, напомнившая Поппи о тюрьмах и концлагерях.

Повсюду висели информационные таблички для военных, из них Поппи узнала, что находится на объекте министерства обороны, куда разрешён только санкционированный доступ. Другая информация пугала не меньше. Поппи казалось, будто все эти таблички повешены специально для неё, и на них вполне могло быть написано: «P.S. Ступай домой, Поппи Дэй, уходи отсюда сейчас же!» Но Поппи уже решилась. Она приехала сюда и не собирается сдаваться, пока не добьётся своего.

Пройдя через ворота, а потом – мимо невысоких бараков с рифлёными железными крышами, она оказалась у паспортного контроля. Сюда тянулась длинная очередь людей, словно это был магазин «Аргос», только здесь все держали в руках билеты и ждали, пока назовут их номер: «номер сорок три!»; никто не собирался покупать утюги, тостеры и хлипкий спортинвентарь, чтобы, с месяц попользовавшись всем этим, на полгода убрать под кровать, а потом выбросить.

Люди крепко сжимали паспорта и клочки бумаги, на которых была написана чёрт знает какая чепуха. А что лежало в сумочке у Поппи? Чистые трусы; полосатый блокнот и ручка в тон; их с Мартом фотография, снятая по случаю в фотокабине на Кингз-Кросс; баночка вишнёвого бальзама для губ; пачка сигарет «Поло»; флакончик духов «Ангел» от Тьерри Мюглера, которые она любила за шоколадный запах; связка ключей; очки – подделка под «Гуччи»; и, наконец, плеер. А паспорта не было.

Впрочем, Поппи и не ожидала найти там паспорт – она вообще его не имела. Паспорта существовали в мире других людей, таких как Гарриет, которая летала с семьёй на юг Франции и посылала открытки из городов неподалёку от Коньяка. Очередь быстро двигалась, и времени на размышления у Поппи не было, может, и к лучшему.

Наконец перед ней никого не осталось, стало быть, настал её черёд проходить контроль. Поппи стояла напротив дородной женщины, не то охранницы, не то сотрудницы ВВС – было не разобрать. Сотрудники ВВС носили ту же серо-голубую форму, что и охранники, которые патрулировали этажи Блуотера или гонялись за четырнадцатилетними воришками, пока не выбивались из сил – обычно неподалёку от Ви-Эйч Смит. Волосы женщины были стянуты в тугой узел, румяное лицо не накрашено.

– Итак? – Женщина ждала, зная, каким должен быть ответ, но Поппи, к сожалению, этого не знала.

– Добрый день. – Она решила потянуть время. Так она заработала лишнюю пару секунд.

Губы женщины задергались, она явно начала терять терпение.

– Добрый-день-чем-могу-быть-полезна? – Произнося слова очень быстро, она пыталась сэкономить время, которое тратила Поппи.

– Я хочу попрощаться с мужем, он завтра улетает.

Женщина кивнула.

– Куда?

– В Афганистан.

– Ваш паспорт, пожалуйста.

Поппи закусила нижнюю губу.

– У меня нет паспорта.

Она почувствовала, как глаза наполнились слезами – не лживыми слезами, чтобы вызвать жалость, а самыми настоящими. «Чёрт возьми, – подумала она, – что ты творишь, Поппи? Что ты тут делаешь? Ты парикмахерша из Уолтемстоу, чего ты вообще надеешься добиться?»

– Мне нужен ваш паспорт. – Женщина смотрела куда-то поверх головы Поппи, окидывая взглядом огромную очередь, думая, что нужно поторопиться.

Слёзы покатились по щекам Поппи сами собой, и она была не в силах их остановить.

– Я не думала, что нужен паспорт. Я просто хотела сделать Мартину сюрприз. – Поппи сказала именно эти слова, потому что они были искренними. Она говорила абсолютную правду; ей просто хотелось сделать мужу сюрприз… Женщина выдохнула и медленно произнесла:

– Есть ли у вас какое-нибудь удостоверение личности – водительские права, любой документ с вашей фотографией?

Поппи порылась в сумочке: бальзам для губ, записная книжка… прекрасно помня всё содержимое, она всё-таки что-то искала, надеясь на чудо, на случайно затесавшееся там удостоверение личности. Она покопалась в кошельке – вдруг там что-то есть? Банковская карта, читательский билет – без фото… восемнадцать фунтов наличными, какая-то мелочь. Поппи покачала головой.

– Прошу прощения, но я не могу пропустить вас без паспорта или документа с вашей фотографией. Мне очень жаль.

Поппи посмотрела женщине в глаза. Две мысли пронеслись в её голове. Во-первых, не тащиться же обратно в Лондон чёрт знает откуда? Во-вторых, неужели на этом всё? Неужели так и закончится гениальный план по спасению Мартина? Фу, как ничтожно… Поппи сама слышала, как тихо, как безнадёжно прозвучал её голос:

– У меня нет паспорта. У меня никогда не было паспорта, потому что я в жизни никуда не летала и в жизни никуда не полечу. Я не то что Гарриет или ещё какая-нибудь фифа, которая, едва окончив школу, смывается с подружками за границу. Я никогда никуда не полечу. Я проделала весь этот путь сюда в вонючем такси просто потому, что хотела удивить мужа. Я ничего не знала про паспорт.

Женщина снова вздохнула, пристально посмотрела на Поппи, оглядела её с ног до головы и наконец приняла решение.

– У вас есть при себе хоть какой-нибудь документ?

Поппи поняла – ей дали шанс и надеются, что она им воспользуется; ей пытаются помочь.

– У меня нет никаких документов, кроме банковской карты и читательского билета. – Она положила на стойку два пластиковых четырёхугольника. Женщина помедлила, прежде чем взять их.

– Пожалуйста, посмотрите в камеру.

Стараясь не плакать, Поппи уставилась в маленький белый квадрат. Женщина исчезла, казалось, на целую вечность, а потом вернулась с двумя листами бумаги.

– Заполните, пожалуйста.

Взяв со стойки пожёванную на конце ручку, Поппи вписала в анкету своё имя, адрес, дату рождения и, как ни странно, номер социальной страховки. Рука дрожала; приходилось постоянно прерываться, чтобы вытереть тыльной стороной ладони то глаза, то нос. Наконец Поппи отдала женщине анкету, не зная, что за этим последует, ожидая, что сейчас её развернут и попросят удалиться с авиабазы. Женщина вновь ушла куда-то, а затем вернулась, держа в руке тонкую синюю книжечку. В левом верхнем углу была фотография Поппи – на девушку смотрело собственное заплаканное лицо. Данные, которые она указала в анкете, были аккуратно перенесены в книжечку – вплоть до номера страховки. Поппи не пришло в голову соврать и назвать другой номер.

– Вы знаете, куда идти?

Поппи покачала головой, всё ещё не зная, выгонят ли её отсюда или разрешат пройти к самолётам. Женщина протянула Поппи карту и красным фломастером нарисовала на ней крест.

– Сейчас вы здесь. Когда выйдете отсюда, поверните налево, потом направо, а потом идите прямо. Вы увидите автобус до зала ожидания.

Неужели это правда? Неужели всё так просто? Ведь не могла же эта женщина вот так взять и пропустить Поппи? Но она её пропустила. Поппи позволила себе улыбнуться.

– Спасибо.

– В следующий раз не забывайте паспорт. Хорошо? – Женщина улыбнулась в ответ.

– Хорошо. Спасибо.

Поппи знала, что следующего раза не предвидится, но не знала, почему женщина её пропустила. Может быть, она тоже понимала, каково это – быть не похожей на Гарриет. Может быть, ждала от жизни большего, чем стоять на посту и проверять паспорта. Какой бы ни оказалась причина, Поппи была благодарна охраннице.

Поппи вошла в безоблачный день, где были чистое голубое небо и свежий воздух, прохладный воздух Англии. Обернувшись, окинула взглядом поля и зелёные зоны, окружавшие авиабазу, и подумала – как хорошо жить в деревне, каждый день вдыхать этот воздух без примеси запаха канализации, машин и людей. Хорошо бы, когда у неё родится ребёнок, привезти его куда-нибудь на природу, в большой дом, где хватит места и Доротее. Зажить в деревне одной большой, безумной, счастливой семьёй, как «Милые бутоны мая» вместе с «Жителями Ист-Энда». Поппи уже начала волноваться за Доротею. Не верилось, что лишь вчера вечером старушка велела ей найти Мартина и привести домой. Мысленно Поппи уже проделала путь в миллионы миль.

– Вам нужен микроавтобус?

Поппи посмотрела на спросившего так, словно знала, о чём он говорит.

– Вы журналист?

Поппи кивнула.

– Тогда сумку в багаж – и вперёд, мы вылетаем в пять. Осталось дождаться ещё двоих.

Не решившись заговорить, она побрела к микроавтобусу, припаркованному в нескольких метрах. Внутри уже сидели три человека в гражданской одежде – не в армейской униформе, не в форме ВВС. Поппи подошла к открытой двери, не обращая внимания на двойные двери для багажного отделения, – ведь у неё и багажа не было. Можно было, конечно, положить туда сменные трусы, но Поппи не стала этого делать. Она вошла в микроавтобус. Все взгляды обратились на неё, ей кивнули, сказали «Привет» и «Добрый день»; к великому облегчению Поппи, она не услышала вопля праведного гнева, который ожидала услышать: «Кто ты такая! А ну убирайся из очень важного микроавтобуса для очень важных людей, к которым ты не относишься!» Но они молча оглядели Поппи, безо всякого подозрения, как равную – она не возражала. Всем троим было около тридцати, все одеты в брюки карго, туристические ботинки, толстовки и непромокаемые плащи; эти люди могли быть альпинистами, спортсменами или просто гнусными типами.

Впрочем, на вид они показались безобидными – холёные, спокойные, образованные – не те люди, с которыми Поппи привыкла иметь дело. Она сунула в уши наушники плеера, но включать его не стала, ей хотелось послушать новых знакомых. Все они повернулись к двери, из-за которой донёсся громкий голос:

– Ого! Отправляюсь на Барбадос! Дидль-дидль-ду! Ого! Пальмы, пальмы!

Мужчины рассмеялись. Один из них посмотрел на Поппи.

– Угадаешь, кто это?

Она слабо улыбнулась, но вступать в разговор не решилась, куда лучше было бы слиться с фоном. Ей не хотелось угадывать, кто это.

Поющий забрался в автобус. Он оказался чернокожим мужчиной чуть за двадцать, с камерой на шее.

– Привет, душки-милашки! Вот мы и собрались в нашем чудо-автобусе! Приключения начинаются! – Очень общительный, он прошёлся между рядами – кому-то пожал руку, кого-то обнял, а потом вопросительно посмотрел на Поппи. Ей стало неловко и страшно. Он, конечно, понял, что ей не следовало здесь находиться. Усевшись сзади, в двух рядах от неё, он поинтересовался у своего соседа-блондина:

– Кто это такая веснушчатая?

Поппи не отрывала взгляд от окна, стараясь не слушать, стараясь ничем себя не выдать. Она спиной чувствовала, как блондин пожал плечами, слышала потрескивание его акриловой куртки; он не знал ответа на вопрос, и остальные не знали. Даже Поппи не была уверена, кто она теперь такая.

Чернокожий мужчина поднялся, подошёл к ней.

– Привет! – Он протянул ей руку. Поппи вложила в неё свою ладонь, и новый знакомый несколько слишком долгих минут яростно тряс её вверх и вниз, как в пантомиме. – Меня зовут Джейсон Мюллен, я из «Санди Таймс». Это Макс Холман, работает внештатно. – Он указал на одного из мужчин. – А это Майкл Ньюман из «Телеграфа» и Джек Хейл, тоже из «Санди Таймс».

Поппи нервно кивнула всем четверым. Она потеряла дар речи, не могла найти слов – что сейчас случится? Её вытолкают из автобуса? Потребуют паспорт? Им нужны доказательства, что она имеет право ехать с ними? Но у них и в мыслях не было ничего подобного.

Заинтригованный Джейсон продолжал:

– А вы, стало быть…

Поппи закусила губу; она лихорадочно соображала, но ничего не приходило в голову. Он вновь нарушил молчание:

– У нас в стране принято, если кто-то представился, сообщить в ответ ту же информацию. У нас это называется – познакомиться.

Поппи не стала задумываться, нетерпелив он или груб. Она и без того соображала слишком медленно. Джейсон продолжал говорить, строя собственные догадки:

– А-а-а, так вы не знаете английского? Вот оно что! А как насчёт французского? Немецкого? Испанского?

Поппи улыбнулась; смешной парень.

– Ну, тогда я сдаюсь, потому что знаю только эти четыре языка, вернее, пять, считая язык любви, на котором всегда рад пообщаться с вами, Веснушка…

– Да оставь ты её в покое, Джей. – Макс Холман, который работал внештатно, пришёл ей на помощь.

Джейсон сел на своё место, и все принялись обсуждать высокую награду, которую всего месяц назад получил Майлз Варрассо. Больше всех она впечатлила Джейсона; он очень громко называл Майлза «человеком с большой буквы». Поппи заинтересовалась; ей очень хотелось узнать, что же такого сделал её знакомый господин провокатор. Она не слышала ни о самой награде, ни о сенсационной новости, за которую Майлз её получил.

Мотор взревел. Джейсон снова затянул песню: «Я на пути, от горя к счастью нынче на пути…». Поппи нравилась его энергичность; она чувствовала, что скучать с Джейсоном не придётся. Это она ещё плохо его знала…

Вооружённый солдат ВВС вручную поднял шлагбаум, и микроавтобус замедлил ход, а потом быстро помчался по прямой дороге, по обеим сторонам которой были расположены ангары, затем несколько раз свернул и наконец несколько минут спустя затормозил и остановился. Проще было бы дойти до зала ожидания пешком, решила Поппи, не принимая во внимание безопасность. Выйдя из автобуса, она старалась держаться поближе к новым знакомым, желая чувствовать себя в одной команде с ними, желая чувствовать себя в одной команде хоть с кем-нибудь, лишь бы не смотреть в глаза реальности, в которой она была совершенно одна и не знала, что случится дальше. Журналисты тащили с собой целую кучу сумок и оборудования, к большой радости Поппи – по крайней мере, она могла сделать вид, что один из наглухо застёгнутых вещмешков принадлежит ей. Зал ожидания оказался огромным помещением, две трети которого занимали привинченные к полу пластмассовые стулья. О чём только думало министерство обороны? Неужели полагало, что бесстрашный солдат, отправляясь в путь, не упустит возможности прихватить пару стульев с собой в самолёт или засунет их в багажное отделение? Неподалёку Поппи заметила крошечное кафе, где явно не смогла бы разместиться толпа солдат; они стояли рядом, в светлом камуфляже, нервные, взволнованные.

По ту сторону двери ждали три девушки с колясками и детьми, одетые в тренировочные брюки и толстовки. Светлые мелированные волосы всех троих были стянуты в конские хвосты; все трое щеголяли золотыми кольцами и цепочками. Интересно, они были знакомы раньше или встретились только здесь и сбились в стайку, ища поддержки, радуясь, что встретили кого-то похожего на них? Они напомнили Поппи её подружку, Дженну. Поппи с трудом удержалась, чтобы не подойти к ним в попытке найти родственную душу. Одна из девушек была безутешна – то и дело прикладывала размокший, готовый вот-вот распасться на части бумажный платочек к распухшим красным глазам и угреватому лицу. При каждом вдохе её тело содрогалось в конвульсиях, и его сотрясали рыдания. Свободной рукой она покачивала взад-вперёд коляску, где спал маленький ребёнок, и время от времени махала солдату, который казался моложе остальных. Юный рядовой смотрел себе под ноги; строй, в котором он стоял, зашагал дальше, и солдат засмеялся какой-то шутке своего сослуживца, но, смеясь, кусал нижнюю губу, и плечи его были опущены вниз. Он не пытался никого обмануть, доказать, что хочет набраться в армии смелости, стать настоящим мужчиной; всё, чего он хотел – рвануть к своей женщине, прижать её к себе и сказать, что всё будет хорошо. Ещё один, последний раз обнять её. Ещё один, последний раз поцеловать.

Поппи едва сдержалась, чтобы не закричать ему: «Правильно! Не ходи туда, нечего тебе там делать! Моего Марта взяли в плен! Мой муж пропал без вести! Останься дома, воспитывай малыша, не покидай их! Что бы ты ни задумал – оно того не стоит!» Но она промолчала и снова задумалась о Марте. Стоял ли он здесь? Думал ли о ней, прежде чем исчезнуть за двойными дверьми, ведущими неизвестно куда? Она знала – да. Да, конечно, он думал о ней. Март, милый… где же ты?

Поппи обратила внимание, что мужчины и женщины в камуфляже реагируют на приказы чуть ли не инстинктивно. «Проверить оружие! Удостовериться, что в карманах и ручной клади нет запрещённых предметов! Сумки в упаковочный ящик! Шлемы должны быть подписаны; снимать их нельзя!» Все солдаты мгновенно и без труда подчинялись указаниям. Всё это они проделывали миллионы раз прежде, только теперь была не тренировка, а настоящее задание. Они отправлялись на фронт, в Афганистан.

Бойцы толкались, пихались, добродушно и по-детски подшучивали друг над другом. Поппи предположила – они так себя вели, чтобы скрыть истинные чувства. Было не принято показывать своё беспокойство, нервозность, даже волнение – особенно волнение. Поппи видела, что кто-то даже радовался, пусть к этой неуместной радости примешивалось чувство вины. Наконец-то это происходило по-настоящему. Впереди ждала заветная цель, к которой их так долго готовили. Но радостное возбуждение гасло и бесследно исчезало в муках угрызений совести. Трудно быть счастливым, зная, что люди, которые остались ждать, будут волноваться и тосковать. Поппи понимала, они-то уж точно не чувствуют ничего, кроме опустошённости.

Сотрудник ВВС, державший в руке планшет, встал перед группой журналистов и громко кашлянул. Поппи рассмеялась. Неужели он надеялся кашлем привлечь всеобщее внимание?

– Итак, леди и джентльмены, я – капитан авиации Вард, до конца полёта я буду офицером по связям с прессой. Я знаю, вы все бывалые ребята, но если у вас есть вопросы, задавайте.

Журналисты сдержанно рассмеялись при мысли, что у них могут возникнуть вопросы. Капитан Вард выкрикнул незнакомое имя, и парень, которого Поппи прежде не видела, поднял руку и шагнул вперёд. Ему дали какую-то брошюрку, видимо, с указаниями, и вызвали следующего. Так продолжалось несколько минут. Поппи заворожённо смотрела, как мужчины, похожие друг на друга, услышав своё имя, выходят вперёд, будто маленькие дети на школьной церемонии вручения наград; все хотят быть замеченными, хотят получить манускрипт.

Сосредоточившись на происходящем, она думала, как быть дальше, когда капитан снова произнёс одно и то же имя. Когда он повторил его, Поппи поняла, что уже слышала это: «Нина Фолксток»? Только теперь его интонация пошла вверх.

Поппи огляделась – никто не ответил. Каждый раз, когда кого-то вызывали, человек немедленно поднимал руку, подтверждая своё присутствие, но этой женщины, судя по всему, в толпе не было. Поппи сама не знала, как это вышло, но её рука взвилась в воздух. Без малейшего сомнения, без страха, что её разоблачат, она уверенно подняла руку, как в школе. «Столица Перу? – Лима!» – рука сама тянулась вверх. «Супруга Оберона? – Титания!» – снова вверх! Поппи не могла сдержаться, когда знала ответ; ей хотелось показать всем, что она его знает. Для неё это было важно.

Так вышло и на этот раз – сработал рефлекс; она не чувствовала ни вины, ни стыда, Поппи всем своим видом говорила – «Честное слово, я говорю правду, вы посмотрите, как я прямо держу руку!»

– Угу.

Никто не рассмеялся, никто не возразил. Она вышла вперёд, толпа понемногу начала расходиться. Не глядя Поппи в лицо, кашляющий офицер вручил ей пластиковую папку с бумагами, кивнул в знак подтверждения и выкрикнул следующее имя, держа авторучку «Монблан», словно указку. Поппи вновь побрела к своему месту; открыв папку, стала изучать содержимое, не из интереса, а чтобы ненароком не поймать чей-нибудь взгляд и не упустить свой шанс, во всеуслышание заявив: «На самом деле я совсем не Нина Фолькстон, или как она там называется. Я вообще не знаю, зачем подняла руку. На самом деле меня зовут Поппи Дэй, и я живу в Уолтемстоу. Я парикмахер, понимаете ли».

Она нашла конверт, а в нём – пластмассовый пропуск на жёлтом шнурке, гласивший: «Нина Фолксток, Дания». Вот дерьмо! Изо всех стран чёртова Нина выбрала эту! Ладно бы Франция, Испания, Германия – Поппи могла бы назвать любой город, придумать историю, прибавить пару-тройку правдоподобных фактов, даже попытаться поговорить на их языке… но Дания? Вот спасибо, Нина, удружила. Пришлось быстро соображать. Какая там столица? Осло? Нет, Осло в Норвегии, а в Дании… Копенгаген, ну конечно! Чудесно, чудесно! Копенгаген!

Поппи улыбнулась, довольная, что вспомнила, и тут к ней неспешной походкой подошёл мужчина. Она прослушала его слова, поскольку думала о Копенгагене и о том, как себя вести, если с ней заговорят. Он повторил, и на этот раз она ясно услышала:

– Здравствуйте, Нина! Хотите сигаретку? Впереди долгий полёт. – И он указал пальцем в небо. Увидев знакомую ладонь, Поппи узнала и самого курильщика – господина провокатора, Майлза Варрассо.

– Нет, спасибо.

Она покачала головой, чувствуя, как от смущения по лицу и шее побежали мурашки. Её голос был тихим, чтобы никто поблизости не догадался, что на самом деле она из Уолтемстоу, а совсем не из Западной Ютландии.

Теперь Майлз Варрассо стоял совсем рядом.

– Вы уверены? – поинтересовался он, напирая на последнее слово.

– Я… да, – пробормотала Поппи, запинаясь, но, впрочем, довольно внятно для насмерть перепуганной датской журналистки, которая в жизни не была в Дании и не летала самолётом. Её узнал человек, с которым она надеялась не столкнуться. Сердце в груди бешено колотилось.

Майлз придвинулся ещё ближе, наклонив голову к Поппи, так что их чёлки соприкасались. От этой близости ей стало неловко; она видела пыль на его очках, крошечные чёрные точки на носу. Поппи хотела шагнуть в сторону, но не могла пошевелиться, словно оцепенела. Майлз немного помедлил, прежде чем начать разговор, выдохнул. Она чувствовала аромат его лосьона после бритья, запах мятной жвачки, резкий табачный дух. Одну руку Майлз положил поперёк живота, другую – на подбородок; локти, сложенные под углом, образовывали маленькую рамку. Два пальца Варрассо поднял вверх, прикрыв рот, словно кто-то, умеющий читать по губам, мог бы помешать разговору. Поппи смотрела из-под чёлки и ждала, пока Майлз заговорит.

Он провёл языком по верхней губе.

– Что вы здесь делаете, Поппи? Вас отправило министерство обороны? Что-то случилось? Что-то, о чём я должен знать?

У Поппи пересохло во рту, губы прилипли к зубам, но она улыбнулась Майлзу, жадному до ценной информации. Ладно бы только это! Поппи закрыла глаза, на секунду поддавшись иллюзии, как страус или ребёнок, играющий в «кто там» – раз она никого не видит, то и её никто не видит. Потом медленно открыла их – Майлз по-прежнему стоял перед ней с тем же сосредоточенным выражением лица.

– Нет, Майлз, всё в порядке. Я здесь сама по себе.

– Ничего страшного, Поппи. Почему у вас такой испуганный вид?

– Потому что я испугана. – Она изо всех сил старалась не заплакать. Ей было очень страшно. Она боялась, что разревётся перед всеми этими людьми и выставит себя полной дурой, боялась, что её выгонят с авиабазы, что не разрешат лететь, а если разрешат – боялась лететь; но больше всего Поппи боялась не попасть в нужное место, не найти своего мужа и не вернуться вместе с ним домой.

– Что я делаю, Майлз?

Он поправил очки.

– Нам пора идти, времени мало.

Не уверенная, что правильно поняла его слова, Поппи тем не менее поплелась за ним. Иногда нужно руководствоваться лишь инстинктами, слушать свой внутренний голос, который советует ему довериться. Обычно он прав.

Свернув влево от автоматических дверей, они снова оказались у стены зала ожидания. Поппи смотрела на красные кирпичные стены, надёжно сложенные ещё в семидесятых годах девятнадцатого века. Ей нужно было отвлечься, не думать, о чём может заговорить с ней Майлз. Мысленно она задавала себе предполагаемый вопрос: «И далеко вы надеетесь улететь, Поппи? Только честно?» Она уже знала ответ, она нашла его ещё в зале ожидания, но Майлз спутал все мысли.

Он крепко сжал её руку, желая привлечь внимание. Заметив, что его чёлка слишком сильно отросла, Поппи чуть было не предложила ему свои парикмахерские услуги – в конце концов, по этой части она была специалистом. Но весёлость, с которой он подшучивал над ней в кофейне, исчезла без следа; вид у него был страшно серьёзный, и в лице не читалось никаких эмоций, кроме предельной сосредоточенности.

Он быстро заговорил, и Поппи поняла – время здесь на вес золота.

– Поппи, что вы здесь делаете?

– Честно? Не знаю. У меня был вроде как план…

– Чёрт возьми, зачем я только сказал вам, что вылетаю сегодня? Вы оказались здесь по моей вине?

Поппи пожала плечами, не зная, как ответить. Отчасти в этом была его вина, ведь она не знала бы о вылете в Афганистан, не скажи ей Майлз. Но ведь Поппи совсем не ожидала с ним столкнуться, рассчитывая, что рейсов будет несколько, и если она пропустит один, то непременно улетит другим; она представляла себе что-то наподобие путешествия поездом, но с меньшим количеством остановок и хорошими кондиционерами.

Майлз запустил одну руку в волосы, другой потёр подбородок.

– Вот дерьмо.

– Полное дерьмо, да, Майлз?

– Честно?

Поппи кивнула.

– Даже не знаю. – Майлз шагнул влево, вправо, наконец снова придвинулся совсем близко – слишком близко, и быстро заговорил: – Как вы сюда добрались? Под фиктивным именем?

– Фиктивным? – Она рассмеялась и по привычке некрасиво хрюкнула. За кого, интересно, он её принимает? Она – Поппи Дэй, а не Джеймс Бонд! – Нет, не под фиктивным именем. Под своим собственным. Паспорта у меня не было, и я показала им банковскую карту и читательское удостоверение.

Теперь настал черёд Майлза смеяться.

– Вы что, шутите? Хотите сказать, вы без паспорта заявились на контрольно-пропускной пункт, заполнили документы на своё настоящее имя – на имя жены солдата, о котором сейчас пишут все британские газеты, – и вам разрешили пройти, а теперь вы присвоили удостоверение датской журналистки, которая сейчас стоит в пробке и надеется не опоздать на рейс?

– Да, так оно и было.

Майлз покачал головой, и, хотя вся эта история казалась ему совершенно невероятной, он всё-таки поверил.

– Поппи, у нас мало времени. Я должен понять ситуацию, потому что, если вы собираетесь сделать то, о чём я подумал, я постараюсь вам помочь, а если что-то другое, то у вас могут быть серьёзные проблемы, поэтому расскажите мне всё, и как можно скорее. – Он посмотрел на часы, словно засекая время, и Поппи быстро, невнятно начала речь, сомневаясь, что Майлз поймёт. Сглотнув, Поппи сказала себе – надо ему довериться, надо обо всём рассказать.

– Я решила сама отправиться спасать Марта. Я хочу найти его. Знаю, звучит глупо, но ведь больше никто не пытается помочь ему, Майлз. Я знаю, о чём говорю, я доверяю Робу, и он сказал мне гораздо больше, чем можно. Я спросила его, что если бы на месте Марта оказалась Мойра? Мне кажется, Роб хоть немного меня понял. Я чувствую, если я не спасу Марта, никто его не спасёт. Мысль, что вы и мистер Вирсвами можете сесть в самолёт и оказаться в нескольких метрах от Марта, а я должна сидеть дома, сводит меня с ума. Министр иностранных дел в шутку сказал мне – может быть, я сама должна вернуть Марта домой; а потом то же самое сказала моя бабушка Доротея. Нет, она не бредила, как бредит, когда говорит о Джоан Коллинз или миллионе фунтов для Натана. У неё был ясный взгляд, так она смотрит, когда говорит о том, что помнит, об Уолли, например. Мне показалось, это – единственный выход из положения. Я больше не могла ни дня торчать в четырёх стенах, зная, что Март в плену, что его, может быть, мучают, а я даже не пытаюсь ему помочь. У меня нет выбора. Я должна найти его и вернуть домой, потому что он – мой муж. И я знаю, если бы вышло наоборот, если бы я попала в плен, он отправился бы меня спасать, не задумавшись, не моргнув глазом, потому что он меня любит.

Майлз слегка покачал головой, снял очки, почесал нос, закрыл глаза и вновь открыл. Должно быть, надеялся, что, когда он их откроет, Поппи исчезнет. Она только что сама играла с ним в ту же игру. Но Попи по-прежнему стояла перед ним и не собиралась уходить, она никуда не делась, словно огромная рыба, застрявшая в сети Доротеи.

– Ну и? – Майлз был не в силах скрыть своё замешательство.

– «Ну и»? Что вы имеете в виду? Вы уже второй раз задаёте один и тот же вопрос, Майлз, и это меня нервирует. – Поппи искренне не понимала, чего он от неё хочет.

– Что я имею в виду? Может быть – что вы имеете в виду? Я так и не понял ваш план. Что вы собираетесь сделать?

– Я собираюсь найти Марта! Знаю, звучит глупо, но, если больше никто его не ищет и он может вообще не вернуться домой…

– Ну всё, хватит. Не хочу больше слушать всю эту чепуху про Джоан Коллинз и всех остальных. – Майлз совсем запутался. Всю жизнь работая со словами, он не привык слышать их, не понимая половины. – Кто-нибудь знает, куда вы собрались, Поппи?

– Да.

– И кто же?

– Я вам уже сказала, моя бабушка.

– Ваша бабушка?

– Да, моя бабушка Доротея, я вам говорила. Она осталась дома, и ещё она иногда бывает не в себе… почти всегда, если честно.