Текст книги "День красных маков"

Чувствуя его прикосновения, его бороду в нескольких сантиметрах от своего лица, Поппи поняла – это её последняя возможность высказаться; она подбирала слова, и хотя речь вышла невнятной и спутанной, всё же Поппи была рада, что выговорилась, рада, что хотя бы попыталась.

– Март… он близко? Он… он совсем рядом, да? Он единственный, Март, он только один… никаких других мужчин, никогда… я… я не могу… я… мой муж… он – мой муж…

Очень тихо, так что ей пришлось прислушиваться к едва различимым словам, Зелгаи произнёс:

– Если ещё раз назовёшь его имя, станешь говорить или кричать – убью.

Из кармана пижамных штанов он вынул блестящий серебряный нож с рукояткой слоновой кости, положил на подушку и приказал Поппи лечь.

Она не могла дышать, лишь судорожно втягивала воздух крошечными глотками, не в силах наполнить лёгкие. Словно кто-то лежал на ней, давил на грудь, выжимая из неё кислород; этого ещё не случилось, Поппи сама придумала себе эту пытку. Она не знала, читает ли Зелгаи её мысли, видит ли её страх.

Он поцеловал Поппи в шею, ухоженными ногтями погладил по лицу и принялся целовать – казалось, он целовал её целую вечность. Поппи тошнило. Она пыталась сдержать слёзы, сосредоточиться на дыхании. Ей не хотелось умирать. Она молила – про себя, конечно: «Пожалуйста, пожалуйста, помогите мне», но это не помогало. Она представляла невидимую ниточку, связывавшую их с Мартином сердца, и тянула за неё изо всех сил…

Одной рукой Зелгаи сжал руки Поппи над её головой, другой взял нож и разрезал тонкую ткань ночной рубашки. Разлетевшись в клочья, она обнажила трепещущее тело. Было страшнее, чем представляла себе Поппи. Её нагота, прикосновения его рук и лица к коже стали самым худшим надругательством, хуже того, что произошло потом. Эта близость, эта тесная связь стала живым воплощением всех её страхов – наготы, прикосновений его рук к её коже, губ к её шее…

Поппи не спала в ту ночь. Она не раз закрывала глаза, но золотистый свет луны бессилен был успокоить её. Измученная бессонницей и тревогой, Поппи ощущала лишь опустошённость. Зелгаи наконец оставил её, тайком, как крыса, выбрался из темноты, но когда это случилось, Поппи не знала. Ей подумалось, он поставил ловушку и ждёт, когда она туда провалится. Оцепеневшая, Поппи лежала, не шевелясь, и в ужасе ждала, что он вернётся; если он снова придёт, думала она, то пусть приходит поскорее, чтобы всё это поскорее закончилось, чтобы быстрее наступило утро.

Глава 14

Поппи смотрела, как ночь выцветает багровым кровоподтёком, как свет становится мягче, нежнее. Дверь открылась, значит, наступило утро. Вошёл прислужник, внёс на серебряном подносе булочку и какой-то напиток, но Поппи не хотелось ничего – лишь поскорее забрать Мартина и уехать отсюда. Она ощущала странные, смешанные чувства: конечно, она больше всего на свете хотела наконец увидеть мужа после долгой разлуки, и в то же время мысль о встрече с ним пугала. Поппи чувствовала, что изменилась, на ней будто остался грязный след. Ещё прислужник принёс её одежду, выстиранную и выглаженную. Глядя на джинсы и толстовку, которые напоминали о прежней жизни и помнили прикосновения бабушкиных рук, которые пропитались брызгами домашней еды и по#том дорог, ведущих к мужу, Поппи чувствовала – эти вещи опоганены. Она решила выбросить их при первой же возможности; сам их вид оскорблял. Их осквернилb воздух этого дома и руки того, кто к ним прикасался; грязь въелась в ткань, и Поппи, едва взглянув на свою одежду, мысленно вновь возвращалась бы сюда.

Прислужник положил вещи на стол и, не говоря ни слова, вышел. Оторвав от постели налитые свинцом руки и ноги, Поппи проскользнула в ванную. Стоя под душем, смотрела на водопад, слушала, как он стучит по кафельному полу. Смотрела вниз, на своё тело, и понимала – она стала совсем другой. Будто у неё отняли какую-то жизненно важную часть, позволявшую ей быть собой, делавшую её Поппи Дэй. Эта часть ушла навсегда, и оттого стало так грустно. Поппи была сломлена. Она точно знала, что бы ни случилось, эти лицо и руки, прикасавшиеся к её коже, всегда будут преследовать её. Внезапно её стошнило, рвота расплескалась по поддону душевой. В эту минуту, если бы Зелгаи вернулся, чтобы убить Поппи, ей было бы всё равно. Умерла её душа.

Поппи плакала, и ужас понемногу утихал. Она позволила над собой надругаться ради Мартина. Она сделала это ради него, у неё не было выбора, никто не спрашивал её согласия… но всё это казалось незначительным, главным было одно – цена оказалась слишком высока.

Пытаясь смыть с себя клеймо насилия, Поппи вспомнила: раньше она часто думала, какую цену готова заплатить, чтобы Мартин вернулся домой целым и невредимым. Ирония судьбы оказалась горькой. Поппи сама стала ценой, она заплатила собой.

Натянув свежевыстиранные джинсы, она сидела на кровати, пытаясь собраться с мыслями. Внезапно поток слёз прекратился. Вернулся прислужник и кивком головы указал ей, что нужно следовать за ним.

Поппи провели по коридору к деревянной двери, которая ничем не отличалась от остальных, разве что по бокам стояли два охранника, оба вооружённые. В одном Поппи узнала подставного Зелгаи и закусила губу, чтобы не спросить его о Майлзе, судьба которого была ей неизвестна. Поппи не могла смотреть на охранника, понимая, что он знает, где и как она провела эту ночь; но он, казалось, был совершенно равнодушен к ней.

Прислужник остановился у двери. Подставной Зелгаи кивнул ему и повернулся к Поппи.

– Ваш муж здесь. Через полчаса будьте готовы выехать. – Он обращался не к ней, а куда-то поверх её головы, словно Поппи была грязной и могла его запачкать. Она с трудом сдержалась и не сказала: «Вы абсолютно правы на мой счёт!»

Глядя на дверную ручку, Поппи не могла поверить своим глазам. Неужели это правда? Неужели всего четыре-пять сантиметров дерева разделяют её с мужем? Несмотря на бушевавший в груди гнев, Поппи ощутила сильный прилив волнения. Подставной Зелгаи что-то сказал другому охраннику; тот открыл дверь и шагнул в сторону, давая Поппи пройти. Она поправила чёлку, одёрнула толстовку – ей хотелось предстать перед Мартином как можно красивее.

В тёмной комнате стоял спёртый воздух, будто в ней спали при закрытых окнах несколько человек. Поппи с трудом сдержалась, чтобы не зажать нос. Увидев ещё одного охранника, улыбнулась – ну что за бред! Мартин никогда не умел драться, даже она могла повалить его на пол и заставить сдаться посредством стратегически продуманной щекотки. Что он мог сделать против двух вооружённых охранников? Поппи осмотрелась. Комната была убогой, но всё же довольно чистой, по крайней мере, лучше кишащей насекомыми адской бездны, которую она себе представляла, – и на том спасибо.

Не отрываясь Поппи смотрела на мужчину, спящего на голом матрасе, пытаясь в темноте различить черты. Она его не узнавала. Этот человек был худее Мартина и, наверное, месяц не брил бороду. Подойдя поближе, Поппи пришла в ужас от невыносимой вони – смеси пота, фекалий и едкого запаха аммиака. Склонившись над пленником, Поппи смотрела ему в лицо – разбитое, всё в корках засохшей крови и гноя. Это жуткое лицо было лицом её любимого мужа.

Распухший окровавленный рот был чуть приоткрыт, из груди вырывался дребезжащий храп. Поппи увидела, что нескольких зубов не хватает, и вспомнила слова Дженны: «У тебя есть зубоврачебная страховка, Поп? Новые зубы Мартина, наверное, дорого обойдутся».

Засохшая кровь забила ноздри, глаза заплыли. Сердце Поппи защемило. Он был ранен, избит… её бедный Март, её малыш… что они с ним сделали?

Поппи не знала, что и как скажет ему. В голове закружились мысли – вдруг он под наркотиками? Вдруг не узнает её? Как сильно он избит? Вдруг у него что-нибудь сломано? Вдруг всё совсем плохо? Выбор был только один – довериться инстинктам. Она аккуратно села на край кровати. Его рот медленно закрылся, и в разбитом лице она наконец узнала черты, любимые с самого детства.

Она откинула с его лба волосы – тяжёлые, липкие от крови и пота. Её голос был почти шёпотом:

– Всё хорошо, милый. Я здесь, Март, я пришла забрать тебя домой…

Мартин не просыпался, не двигался, но уголки его рта поползли вверх. Поппи повторила громче – всё-таки у них было всего полчаса:

– Март, это я, Поппи. Мы едем домой, малыш.

Она надеялась, что Мартин услышит её слова сквозь сон, поймёт их значение. Погладила его подбородок, покрытый струпьями; Мартин дёрнулся, видимо, от боли.

Он храпел во сне, что было ему несвойственно. Охранники, дежурившие в эту ночь, по счастью, не шумели. Иногда они болтали или, что ещё хуже, спали по очереди, сопели, пыхтели и мешали Мартину уснуть; лежать без сна в такой обстановке, мучаясь усталостью, было невыносимо.

Мартин видел свой любимый сон – будто его будит Поппи. Он узнал свою жену по запаху и прикосновениям. Она гладила его волосы, отбрасывая их со лба, и нежно шептала: «Март… Март… всё в порядке, родной, я здесь».

Мартин слышал её голос, чувствовал её прикосновения, и это наполняло его счастьем. Ощущая её присутствие, как наяву, он так тосковал по ней, что ему хотелось плакать, и знал – образ пропадёт, как только он откроет глаза. Обычно сны на этом и обрывались. Но сегодня слова были другими:

– Просыпайся, малыш. Всё позади, я здесь, я пришла забрать тебя домой.

Мартин не хотел просыпаться, не хотел снова терять её. Слова были так прекрасны, что он готов был слушать их как можно дольше, а потом целый день вспоминать мельчайшие подробности волшебного сна. Мартин чувствовал, как она гладит его лицо, прикасаясь к бороде – та колола кожу, и было больно. Обычно во сне Мартин не чувствовал боли; этот сон был странным и ещё более реалистичным.

Мартин медленно открыл глаза – и увидел Поппи. Как живая, она сидела на краешке кровати; он отчётливо разглядел очаровательные веснушки, волосы цвета ирисок. На ней были джинсы и толстовка.

– Я пришла за тобой, малыш, всё позади.

Мартин решил, что сошёл с ума, что видит галлюцинацию, и испугался. Неужели он лишился рассудка? Он видел Поппи, чувствовал её прикосновения, но это было невозможно, он знал, что это невозможно, а значит, он спятил. Охранник поднял руку, вышел из комнаты, оставив их наедине. Видение вновь заговорило:

– Всё хорошо, малыш… всё позади, я пришла забрать тебя домой.

Мартин смотрел на Поппи и не видел, смотрел словно сквозь неё. Поймав его взгляд, она занервничала – это был взгляд сумасшедшего, человека, не различающего сон и явь. Человека, видевшего слишком много.

Так они и сидели несколько минут – он не отрывал от Поппи глаз, не в силах поверить, а она гладила его лицо, ворковала, успокаивала. Мартин нерешительно потянулся к ней, как маленький ребёнок, восхищённый блеском мыльных пузырей. Он моргнул, и словно что-то щёлкнуло в нём; он сел и дрожащими пальцами обвёл её подбородок, её губы.

– А-а-а-а-а-а-а-ах! – Осознание вырвалось наружу надрывным, первобытным криком.

Мартин позволил себе поверить в реальность происходящего – и теперь истошно рыдал; казалось, эти рыдания будут длиться вечно. Сквозь слёзы, заливавшие нос и рот, он смотрел на Поппи, издавая странные всхлипы, что-то среднее между стонами и бульканьем. Он тонул – и никак не мог спастись.

Он прижал её к груди так крепко, как только позволяли не слушавшиеся руки. Поппи положила голову ему на плечо… да, это был Мартин, это был её муж. Он притянул её к себе и плакал, зарывшись в её волосы, и знал, что никогда не сможет описать свои чувства в эту минуту. Ощущать близость её тела… чувствовать её запах, слышать её голос… это было волшебно.

Слёзы Мартина промочили волосы и одежду Поппи; она тоже плакала, не в силах сдержать чувств. Так они сидели некоторое время, пытаясь осознать, что весь ужас позади, и теперь они снова вместе.

Поппи подняла голову и посмотрела Мартину в глаза.

– Помоги мне, Поппи, помоги мне. – Голос был надтреснутым, обессиленным. Поппи поняла – она всё сделала правильно. Несмотря ни на что, несмотря ни на что, она поступила правильно, решившись спасти своего мужа.

Мартин с трудом мог говорить и лишь без конца повторял её имя: «Поппи, Поппи… помоги мне, помоги мне, Поппи»…

Она могла ответить лишь одно:

– Всё хорошо, малыш, я пришла забрать тебя домой.

Он верил ей, ни о чём не спрашивая, он верил ей. Она была настоящей. Он знал, она пришла забрать его из этой тюрьмы.

Поппи хотелось поскорее выбраться из этого дома, вернуться назад, в безопасный мир. Ей не хотелось торопить Мартина, но и ждать она тоже не могла. Ей сказали, что за ними приедут через полчаса, и, значит, им надо побыстрее сесть в него или на него, в зависимости от транспорта.

Она помогла Мартину дойти до ванной. Слабый, как ягнёнок, он с трудом держался на ногах. Ей было тяжело видеть его таким, но мысль, что она может ему помочь, радовала. Поппи вспомнила клятвы, над которыми они хихикали в загсе: «в болезни и здравии». Мартин покачал головой, и оба рассмеялись; Поппи была счастлива видеть его улыбку. Изо рта у него отвратительно пахло протухшим мясом, к которому примешивался тошнотворный приторный запах. Поппи изо всех сил старалась не показать своего отвращения.

Противна ей была и традиционная афганская одежда на Мартине. Она делала его похожим на них. Поппи знала, что всё это ерунда, которая не стоит обсуждений; главное – забрать его отсюда, отвезти в медпункт, а потом – домой. Когда вернутся, он скажет армии, куда та может засунуть свой контракт, и они с Поппи начнут новую жизнь. Поппи уже придумала план на будущее.

Она вспомнила зелёную местность вблизи Бриз-Нортона; это был новый мир, куда ей очень хотелось попасть. Вот что им нужно – новая жизнь на лоне природы, где хорошо растить детей, где их маленькая семья станет счастливой.

Мартин был ошарашен, впервые за долгое время оказавшись в ванной. Поппи не знала, что его перевезли сюда только теперь, и не подозревала, как сильно он удивится, увидев эту комнату. Здесь был настоящий унитаз, сидеть на котором Мартину было больно. Его так часто и сильно били по пояснице и ягодицам, что мышцы до сих пор сводило. Он сильно отощал и теперь мучился, оттого что вес давил на костлявый зад. Мартин улыбнулся; когда-то ему очень хотелось в настоящий туалет, но боль оказалась такой, что он затосковал по своему привычному судну.

В другое время это маленькое неудобство расстроило бы его, но не сегодня. Сегодня был счастливый день. Мартин подошёл к маленькой раковине в углу и, заглянув в квадратное зеркальце над ней, отпрыгнул в сторону. Обернулся, надеясь увидеть кого-то другого за спиной, но у зеркала стоял он один. Секунду или две он осознавал, что на него смотрит его собственное отражение. Мартин никогда не думал, что может не узнать своё лицо; сама мысль об этом была чудовищна, но чудовищной оказалась и реальность.

У него выросла огромная борода. Никогда не запуская себя, лишь раз отпустив двухдневную щетину, сейчас он пришёл в ужас от такой неопрятности. К длинным усам прилипли остатки еды и струпья. Рот был разбит, вздут и порван – спасибо автомату Калашникова и твёрдому полу; оставшиеся зубы – грязные, все в пятнах. Левый глаз заплыл. Мартин ещё не знал, что подхватил инфекцию, которая сильно скажется на его зрении. Проведя пальцами по красным, слезящимся глазам, нащупал чёрно-жёлтый кровоподтёк вокруг одного; другой служил живым напоминанием о недавнем падении. Волосы были длиннее, чем обычно, и на концах загибались тощими крысиными хвостами; их нужно было срочно мыть, как и всё остальное.

Прислонившись к стене, Поппи смотрела, как Мартин изучает своё отражение, и молчала – не было таких слов, чтобы утешить его. Он и сам прекрасно видел, как обстоят дела, и любое сочувствие показалось бы ему лишь снисхождением.

– Посмотри, на кого я похож, Поп, – хрипло пробормотал он, и из глаз снова полились слёзы. Он вытер их, провёл рукой по лицу и голове, и печаль сменилась гневом. Мартина злило, что жена вынуждена видеть его таким. С ним не произошёл несчастный случай, до этого состояния его довели другие люди, так изменили его жизнь и судьбу, что, глядя в зеркало, он сам себя не узнавал.

– Что они со мной сделали, Поп? – За этим вопросом следовали другие, бесконечные. Какое право имеет одно живое существо так поступать с другим? Какое право имеет кто бы то ни было подчинять человека своей воле, отнимать у него свободу и подвергать мучениям рассудок? Почему это случилось с ним? С ними обоими?

Мартин знал, что охранники не считали его за человека, а если он не был для них человеком, чем же он был тогда? За кого они его считали? Ища ответа на этот вопрос, Мартин не просто злился; ярость в нём перемешивалась с тоской.

– Милый, я не хочу тебя торопить, но нужно скорее идти, скорее выбираться отсюда, – сказала Поппи настойчиво, несмотря на попытку смягчить свои слова.

Мартину было стыдно за свою слабость; он шатался и спотыкался, как малыш, только научившийся ходить. Поппи помогала ему идти. Он всё ещё не мог поверить, что она рядом. Ему казалось, сейчас он откроет глаза, галлюцинация оборвётся, видение исчезнет, и он снова окажется на своём матрасе. Мартин помотал головой, будто стараясь прорвать туман, понять, где же реальность. Потом обвёл глазами комнату, стараясь не упустить ни малейшей детали; он привык ходить с завязанными глазами, и теперь ему трудно было перестроиться. Мартин старался запомнить обстановку, чтобы понять, где находился в плену и кто его там держал; дала о себе знать военная подготовка.

Поппи думала, что, поднимаясь по этой лестнице, она была другой. До того, как… Но не было времени думать об этом, мучиться и страдать; они ещё не вышли отсюда, не оказались в безопасности.

В коридоре их уже ждали подставной Зелгаи и ещё один охранник, которого Поппи видела вчера, ей и Мартину завязали глаза. Все снова сплелись в слепом латиноамериканском танце, но на этот раз компанию им составил Мартин, навалившийся Поппи на плечи. Все прошли к машине, судя по звуку шагов, припаркованной в гараже. Поппи не могла сказать наверняка, но, по-видимому, та же самая машина привезла их с Майлзом сюда. Неужели это было вчера? Казалось, прошла целая жизнь… Думая о Майлзе, Поппи молилась, чтобы у него всё обошлось. Она много молилась за эти двадцать четыре часа, но не все молитвы были услышаны.

Мартина с женой усадили на заднее сиденье. Поппи успокаивало тепло его тела рядом, бедро, прижатое к её бедру. Она вспоминала, как они дома сидели на диване перед телевизором, соприкасаясь ногами, и ничего страшного им не угрожало.

Двадцать минут спустя им разрешили снять повязки, и супруги впервые увидели друг друга при свете. Поппи снова пришла в ужас, увидев, что стало с её мужем: он был похож на старого бродягу, с которым не особенно приятно сидеть рядом, и постоянно тряс головой, всё ещё не в силах поверить в происходящее. Поппи каждый раз крепко сжимала его руку, чтобы показать – она настоящая, она рядом и всегда будет рядом, что бы ни случилось. Каждый раз он закрывал глаза. Поппи думала, это от наплыва чувств, не зная, что палец Мартина сломан и что, давя на больное место, она причиняет ему адскую боль.

Хотя у обоих накопилась масса вопросов, оба молчали, сознавая, что находятся на территории его врагов или, если быть точнее, их врагов с пулемётами наперевес. Они молчали – но обоих мучил один и тот же страх, что их не доставят на базу в целости и сохранности, что по дороге всякое может случиться.

Поппи уже не боялась смерти. Если это её последние минуты, какое счастье, что она смогла увидеть Мартина и ещё раз оказаться в его объятиях. Если она прошла через всё это, чтобы ещё раз доказать мужу, как сильно она его любит, освободив его, значит, всё не зря.

Мартин, внешне сохраняя спокойствие, мучился новым страхом. Вдруг они едут не на базу? Вдруг их везут в пустыню, чтобы убить? Он подумал об Аароне, представил, что эти люди сделали с ним, увидел на его месте Поппи… Образ Аарона за минуту до смерти ярко вспыхнул в памяти Мартина, но не Аарон, а Поппи смотрела на него, не отрывая глаз, умоляющих помочь ей, спасти её… Это был ад на земле. Мартин даже мысли такой не мог вынести. Он будет просить, молить, он на всё пойдёт, лишь бы её не трогали. Забудет о храбрости, о чувстве собственного достоинства, лишь бы спасти свою Поппи. С ним могут делать что угодно, но её он и пальцем тронуть не позволит.

Тишина была живительным бальзамом.

Машина выехала на знакомую дорогу, и, щурясь от яркого света, Поппи смогла разглядеть лагерь; высоко расположенный, издалека он казался крошечным, словно собранный из «Лего» цвета грязи. Чудесно! Поппи ощутила прилив надежды и с облегчением выдохнула – они вот-вот вернутся. Вот-вот окажутся дома.

Увидев вдали лагерь, Мартин понял, что всё позади, и впервые вздохнул полной грудью. Мышцы разжались.

Машина замедлила ход и остановилась неподалёку от базы. Охранники едва ли не вежливо открыли двери и держались в стороне, не говоря ни слова, а потом просто взяли и уехали. Мартин счёл это странным. После всего, что они с ним сделали, всего, через что он прошёл, они просто сели в машину и уехали. Наивный, он ждал если не извинений, то хотя бы объяснений…

Муж и жена стояли посреди пустыни, не двигаясь, не говоря ни слова, вне себя от ужаса и облегчения. Это было невероятно.

Они простояли так минуту или две, а потом Поппи обвила руками талию Мартина и прижала его к себе. Они были счастливы находиться рядом вдали от посторонних глаз.

– Как они это сделали, Поппи? Как армия доставила тебя ко мне? Почему они пошли на такой риск? Я не понимаю…

– Армия ничем не рисковала, Март. Они даже не знают, где я.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, Март, что прилетела сюда сама, без чьего-либо ведома. Об этом знают только журналист, который мне помогал, и моя бабушка.

Мартин совершенно запутался.

– Как? Как, Поппи? – Он вновь покачнулся и едва не упал.

– Не думай об этом, малыш. У нас будет куча времени, чтобы ответить на все вопросы, а сейчас нужно отвести тебя к доктору.

– Поппи!

– Да, милый?

Он протянул ей руку. Между большим и указательным пальцем было зажато маленькое белое пёрышко.

– Я получил твоё пёрышко; оно давало мне надежду. Приглядишь за ним?

– Конечно. – Поппи положила его в карман джинсов. Значение этого талисмана было ей неведомо, но, если он так важен для Мартина, значит, важен и для неё. Мартин вздохнул с очевидным облегчением – он знал, теперь его пёрышко в надёжных руках женщины, отправившей ему это маленькое послание в ту минуту, когда оно было нужнее всего.

Пара попала в объектив одной из камер, в избытке расставленных на границе лагеря, и солдат на пункте наблюдения счёл нужным предупредить об этом старшего по званию. Разговор вышел необычным, достойным обсуждения за несколькими чашками кофе.

– Думаю, вам стоит взглянуть на это, сэр.

– Взглянуть на что? – рявкнул офицер на солдата, мешавшего ему читать.

– Сдаётся мне, на молодого белого мужчину в афганском костюме и молодую белую женщину в джинсах и толстовке. Не пойму, то ли они танцуют, то ли шатаются, но точно смеются.

Офицер отставил в сторону фляжку и неохотно убрал ноги со стола.

– Танцуют и смеются посреди пустыни, одетые в джинсы и толстовку?

– Д-да… да, сэр, мне кажется… – Услышав тон офицера, подчинённый побоялся повторить своё утверждение.

– Мне кажется, тебе нужен бинокль получше, рядовой!

– Так точно, сэр.

Офицер схватил бинокль, настроил, присмотрелся.

– Что за… – редко случалось, что ему не хватало слов. – Вызывай силы быстрого реагирования. Немедленно!

Первый внедорожник нёсся к ним на огромной скорости и замедлил движение, лишь подъезжая. Двое мужчин выпрыгнули из кабины, держа наготове автоматы SA80; за ними вылезли ещё четверо. Подходя ближе, один из них закричал: «Стоять! Показывайте руки! Не бежать! Не двигаться!»

Адреналин пробежал по венам Поппи. Неизвестно откуда появились солдаты британской армии, со стороны которых она ожидала тёплый приём… и снова Поппи оказалась под прицелом автомата, хотя и совсем другого.

Солдат вновь закричал: «Не двигаться! Показывайте руки!»

Мартин потерял сознание. Поппи поняла, что нужно что-то ответить.

– Не двигаться? Вы смеётесь, что ли? Куда мне двигаться, чёрт возьми? Я стою посреди зыбучей пустыни, мой муж в обмороке, и я пытаюсь его удержать!

Два солдата, возглавлявшие группу, переглянулись.

– Кто вы такие?

– Я – Поппи Дэй. Это мой муж, Мартин Термит. Я только что вырвала его из рук ОЗМ. Мне всё тяжелее держать его.

Повисло молчание, пока наконец солдаты не начали переговоры по рации. Поппи слушала шум и голоса на другом конце. Её хватка ослабла, и Мартин стал падать. К ним подбежал солдат. Остальные так и стояли на месте, направив оружие на спину своего сослуживца.

– Мартин Термит? – Солдат переводил взгляд с Поппи на Мартина и обратно, и на его лице читалось полнейшее неверие.

– Да, Мартин Термит. Сдаётся мне, он без сознания; его состояние оставляет желать лучшего. Вы поможете мне доставить его к врачу?

Солдат через плечо подал сигнал, и два его сослуживца метнулись к Мартину, забрали его из рук Поппи, погрузили в машину.

– Так говорите, вы – его жена?

– Да.

– Его жена? – повторил он. Поппи подбоченилась.

– Да, его жена, Поппи. Я приехала, чтобы забрать его домой, потому что за ним нужен уход, а вы, чёрт возьми, не будете за ним ухаживать – сами посмотрите, в каком он состоянии!

– А с вами всё в порядке?

Всё ли с ней в порядке? Поппи не знала ответа на этот вопрос; при виде мужа её сердце разрывалось на части, душа после всего пережитого оцепенела. Сказывался и постоянный страх на протяжении последних двадцати четырёх часов. Нервное напряжение утихало; Поппи чувствовала себя разбитой, измотанной, и ей очень хотелось пить.

– Всё хорошо.

– Держитесь ближе ко мне.

Поппи подошла к вооружённому солдату и усмехнулась. Она, безоружная, провела несколько часов наедине с убийцей, нож которого улыбался ей с подушки. Она ехала в машине, битком набитой террористами, привыкшими убивать людей в пустыне. А теперь солдат волнуется, каково ей, бедной, пройти несколько метров до машины, окружённой бойцами британской армии с автоматами в руках.

Солдаты, втащившие Мартина в машину, положили его на заднее сиденье; он то и дело сползал, по-прежнему не приходя в себя. Все втиснулись в первый внедорожник. Один из солдат улыбнулся Поппи.

– Я – друг Мартина. Потрясающе, неужели он снова с нами? Не могу поверить!

– Вы и Аарона знали? – Поппи не знала, почему задала этот вопрос. Слова вырвались сами.

Он кивнул.

Машина тяжело двигалась сквозь пески, и все пассажиры предавались воспоминаниям, не считая Мартина, который так и лежал без сознания. Поппи чуть ли не завидовала ему.

Силы быстрого реагирования прошли проверку безопасности, и им разрешили ехать дальше. Мартина увезли в госпиталь, Поппи вышла из машины, и её окружили люди. На таком маленьком пространстве трудно было определить их число, но Поппи казалось, что её осаждает огромная толпа. Кто-то задавал вопросы, кто-то просто хотел посмотреть на Поппи. Её глаза выхватили из толпы Джейсона Мюллена.

– Джейсон! Как там Майлз? С ним всё в порядке?

– Всё хорошо, Веснушка! Он волнуется за тебя, но с ним всё хорошо!

Поппи хотела заплакать, но не могла – не при людях же! Ей стало так легко, так радостно… Майлз в безопасности…

– Скажи ему, Джейсон, у меня тоже всё хорошо! И ещё скажи – спасибо!

– Я ему передам, Нина! – Джейсон подмигнул ей, очевидно, совсем не сердясь за эту выходку.

В эту минуту Поппи со всей силой осознала – она смогла! Миссия выполнена! Мартин в безопасности, она вернулась, и с Майлзом тоже всё в порядке. Потрясающие новости, самые лучшие!

Кто-то положил руку ей на спину и словно подтолкнул в нужном направлении. К Поппи склонился солдат.

– Пойдёмте с нами, вы пройдёте проверку, а потом с вами хотят поговорить.

– Хорошо.

Они вошли в большое здание, напоминавшее модульные общежития, но уровнем повыше – здесь, очевидно, размещался главный штаб. На столах лежали клавиатуры, экраны на стене показывали новости, ниже располагались ряды телефонов. За столами сидели семь человек, и одного из них Поппи без труда узнала.

Майор Энтони Хелм был зол. Поппи поняла это по красным пятнам на его лице и манере кусать нижнюю губу, чтобы не вырвались слова, о которых он впоследствии мог пожалеть. Поппи сама так делала, поэтому легко поняла, в чём суть.

– Миссис Термит!

– Я же просила называть меня Поппи.

Майор оставил её слова без внимания.

– Вы ранены? Вам нанесли повреждения? Вы нуждаетесь в медицинской помощи?

По его равнодушному тону Поппи поняла, что ему наплевать, ранена она или нет.

– Со мной всё хорошо. Как там Март? – Как всегда, она не сильно беспокоилась, не задела ли майора; её волновало только самочувствие мужа.

– Он истощён, обезвожен, рёбра в плохом состоянии, сломан палец и разбита скула, но жить будет.

Поппи знала, что он выразился образно, вовсе не вкладывая смысл, который вложил бы гражданский человек. Она вздохнула с облегчением.

– Можно мне увидеть его?

– Можно ли вам увидеть его? – Майор сузил глаза; гнев начинал пересиливать всё остальное. – Вы думаете, тут сельская больница, Поппи? Сюда не ходят посетители, не приносят цветы и шоколадки, здесь театр боевых действий, где идут бои. Это, чёрт побери, военная зона!

– Так можно мне его увидеть или нельзя?

Энтони сжал кулаки и глубоко вдохнул.

– Как вы сюда попали, Поппи?

Она уже решила говорить только правду, всю правду и ничего, кроме правды. Ложь и так доставила ей немало неприятностей.

– Я прилетела сюда самолётом с Брайз-Нортон несколько дней назад. Может быть, неделю, не могу сказать точно. Время здесь как-то расплывается.

– Вы прибыли самолётом с военной авиабазы Брайз-Нортон?

Поппи кивнула.

Майор обвёл глазами всех собравшихся, те посмотрели на него в ответ и отвели взгляды.

– То есть я правильно понимаю – вы просто пришли и сказали: «Привет, я Поппи Дэй, вот мой паспорт, я хочу лететь в Афганистан»?

– Не совсем.

– Не совсем?

Интересно, он все слова собирается повторять за ней?

– Да.

– Просветите меня, Поппи, объясните, что значит «не совсем»?

– Ну, паспорта у меня не было.

– Паспорта не было?

Поппи покачала головой. Ей захотелось сказать: «Энтони Хелм – кретин» и посмотреть, повторит он или нет.

– Нет, у меня не было с собой паспорта, потому что у меня вообще нет паспорта.

– Какое же удостоверение личности у вас было, если не паспорт?

Поппи знала, что её ответ майору не понравится.

– Читательский билет. И ещё банковская карта.

– Читательский билет? – Он почти шипел.

Поппи кивнула.