Текст книги "Королевская охота"

ГЛАВА 50. ТАЙНОЕ ПОРУЧЕНИЕ

Происшедшее в кабинете короля осталось тайной. Эктор с Кристиной не могли подозревать грозу, собиравшуюся над их головами. Оба пребывали в ожидании: он – важного поручения, о котором говорил король, она – результатов неясных обещаний герцогини Беррийской.

В один прекрасный день посыльный известил маркиза Шавайе, что Людовик XIV ожидает его в своем кабинете.

– Ступайте скорее, – сказал ему Поль, – мне кажется, вас зовет само счастье.

Людовик XIV приветствовал молодого полковника с важным и благосклонным видом.

– Я вызвал вас, мсье, – сказал он, – для важного дела, требующего полной тайны и немалого усердия. Я полагаюсь на вас.

– Благодарю вас, ваше величество, – ответил Эктор, тронутый спокойной строгостью этого начала.

Король с задумчивым видом взял со стола бумаги.

– Вот, – продолжал он, – депеши из Фландрии, убеждающие меня в том, что пришло время принять решительные меры. Вам известны Фландрия и тамошняя армия, мсье?

– Да, государь. Но вот уже несколько месяцев, скоро год, как я их покинул.

– Итак, мсье, со времени вашего отъезда дела шли все хуже. Лучшие крепости захвачены неприятелем, границы беззащитны. Наши полки, поредевшие от продолжительных войн, утомлены и лишены мужества, страна разорена. Но это зло, как бы велико оно ни было, ещё не самое главное. Во Франции недостает людей и денег. Страна истощила все средства, повсюду нищета, самая ужасная. Из конца в конец государства слышны только жалобы и стоны. Я хотел заключить мир, его отвергли. Я соглашался на все условия. Неприятель видел, что Людовик XIV уступал…Он думал, что может меня унизить и навязать самые оскорбительные условия. Если бы дело шло только о моей жизни, я покорился бы воле Божьей; но дело шло о моей чести, и я их отверг…Война будет продолжена.

– Господь за Францию, Господь за вас! – воскликнул Эктор, видевший в словах великого монарха пример на удивление всей Европе.

– Я могу погибнуть в борьбе, – прибавил король, – но я паду без стыда. Души моих славных предков, Генриха IV и Франциска I, не будут, по крайней мере, принуждены краснеть, скорбя о бедствиях нашей прекрасной страны.

Глубоко растрогавшись при этих последних словах, Людовик XIY замолчал.

– Теперь, мсье, нам во что бы то ни стало нужна победа, – продолжал король. – Франция не может больше ждать, и я сам утомлен надменностью врага. Мсье де Вийяр даст сражение принцу Евгению. Мой выбор пал на вас, чтобы доставить ему приказ на этот счет.

– Ваше величество, такое поручение будет честью для меня.

– Не спешите благодарить меня, мсье, – возразил король, – вы же можете при этом лишиться жизни.

– Это несущественно, мсье.

Смелый ответ понравился королю.

– Надеюсь, мсье, что вы вернетесь, – сказал он, – и тогда увидите, что благодарность короля соответствует преданности его дворянства.

Эктор склонился под благосклонным взглядом Людовика XIV.

– Если теперь, – добавил тот, – несмотря на искусство предводителей и храбрость солдат, судьба будет к нам не расположена, я обращусь с воззванием к моему народу, сам стану во главе французского дворянства, и мы отправимся к границам, где вместе падем. Вот что можете вы сказать от моего имени мсье де Вийяру. Обстоятельства не терпят отлагательств. Пусть он поторопится.

Король выбрал среди бумаг запечатанное письмо.

– Это письмо, написанное мной самим, – сказал он, – даст вам свободный доступ к маршалу…Вы объясните ему на словах причины, делающие войну необходимой. Вы скажете ему, что больше нет ни рекрутов, ни податей, что когда Франция не движется вперед, она отступает: что губернаторы наших провинций представляют нам ужасную картину всеобщего уныния. Нужно сильное потрясение, чтобы пробудить страну от тяжелого сна. Победа придаст нам бодрость духа, уверенность, восторг. Поражение же…Ну, поражение придаст народу храбрость отчаяния. Самые мужественные усилия родятся среди бедствий. Одним словом, вы скажете маршалу, что я так хочу.

– Он повинуется, ваше величество.

– Что касается вас, мсье, вы явитесь в Версаль после выигранного или проигранного сражения…Вы сами должны мне принести о том известие.

– Если Богу угодно, известие будет счастливое, и я не замедлю его доставить.

– Я не считаю нужным добавлять, – продолжал король, – что вы никому не должны говорить об услышанном здесь.

– Даю слово вашему величеству.

– Хорошо, мсье. Вы отправитесь этой же ночью; карета будет ждать. Вы должны быть во Фландрии прежде, чем при дворе заметят ваше отсутствие. Если у вас есть дела, поспешите привести их в порядок…Будущее определит Господь.

Король умолк, но его взгляд, казалось, говорил:» – Вы можете и не вернуться.»

Эктор его понял. Мысль о Кристине заставила его решиться на просьбу, от которой зависело её спасение.

– Ваше величество, – произнес он, преклоняя колени, – позвольте мне обратиться с просьбой.

– Говорите, мсье.

– При жизни я вознагражден честью этого поручения, на случай смерти мне остается просить у вас единой милости…

– Говорите смело, мсье. Вы предупреждаете мои желания, давая мне возможность быть обязанным вам в чем-то.

– Вашему величеству будет вручен запечатанный пакет. Если я не вернусь, удостойте бросить на него ваш милостивый взгляд. Вы увидите в нем желание воина, последнюю просьбу дворянина.

– Чего бы вы ни требовали, просьба ваша исполнена. Теперь ступайте, и если Богу угодно, возвращайтесь со спасением Франции.

Эктор вышел от короля с высоко поднятой головой и радостным сердцем. Ноги его едва касались земли. Его первой заботой было написать королю письмо, в котором он объяснил положение Блетарена и его дочери и просил взять их под высочайшее покровительство. Потом запечатал письмо и велел передать королю, который запер его в свое бюро.

Сделав это, Эктор поскакал к Кристине. Предварительно он отправил Кок-Эрона к Рипарфону и Фуркево, прося их также немедленно прибыть в павильон.

Ему казалось, что на этот раз злая судьба побеждена: если таинственным щитом шевалье был духовник короля, Эктору покровительствовал сам король.

Эктор нашел Кристину, читавшую отцу, в садовой беседке. Сиявшее лицо Эктора поразило их обоих.

Не в силах обуздать свое волнение, Эктор прижал отца и дочь к своему сердцу.

– Извините меня, мсье, – сказал он, – теперь я уверен в будущем…Вы спасены! Еще несколько дней, и вы получите доказательство этого. Вам известна моя недоверчивость. Так вот теперь я смело утверждаю – что бы ни случилось, вы вне ударов рока.

В это время подъехали Поль и Ги. Удивленные и обрадованные, они засыпали Эктора вопросами.

– Не спрашивайте меня, – сказал он, – я не могу вам дать ответ.

– Тогда мы будем ждать, – сказал Поль. – Когда-нибудь вы объяснитесь.

– После…Когда я вернусь…

При этих словах Кристина побледнела.

– Вы уезжаете? – спросила она.

– Да.

– Когда?

– В ночь.

– Куда? – спросил Фуркево.

– Во Фландрию.

– А мне пришла идея тоже туда поехать.

– Так едем, я возьму вас с собой.

Рипарфон понял, что в этом внезапном отъезде заключалась какая-то тайна. Но он также понимал, что если Эктор молчал, то имел на то причину.

– Теперь, – обратился к ним Эктор, – я должен переговорить с вами о важных вещах. Надеюсь, что предстоящее путешествие не задержит меня во Фландрии более двух-трех недель; но, с согласия господина Блетарена, я хотел бы до отъезда соединить свою судьбу с судьбой его дочери.

Это неожиданное заявление заставило троих дворян подумать, что путешествие связано с немалой опасностью.

Блетарен посмотрел на Эктора.

– Вы мне напоминаете, сын мой, – сказал старец, – о моих самых сладких надеждах. Если ваши намерения действительно таковы, скажите мне, и я готов исполнить ваши желания.

– Да, я желал бы этого, – ответил Эктор.

– Если так, я согласен. А ты, дитя мое?

– Я готова.

Ответ Эктора не оставил у Рипарфона сомнений, что во Фландрии маркиза ждали серьезные опасности.

То же пришло в голову Кристине. И эта мысль заставляла её пламенно желать соединить свою жизнь с судьбой Эктора.

– Вы будете нашими свидетелями, – обратился Эктор к своим друзьям.

– Скажите, – спросил Поль, отводя Эктора в сторону, – вы действительно едете во Фландрию?

– Да.

– И там будут драться?

– Вероятно.

– Ваши слова рождают уверенность.

– Я тоже так думаю.

– Тогда я еду с вами, и мы вернемся вместе. Дайте мне только два-три часа; я скачу в Париж, прощаюсь с Сидализой и тут же обратно…Мы вас обвенчаем и уедем.

– В полночь, не забудьте.

– На горизонте битва, и вы хотите, чтобы я забыл?

Фуркево уехал, Кок-Эрон пошел за священником. Новое будущее открывалось перед Кристиной и Эктором. Был ли это подводный камень или тихая пристань?

В десять часов раздался топот лошади. Это из Парижа возвращался Фуркево.

– Дело сделано, – сказал он Эктору, – я взял, сколько мог, золота, чтобы поиграть там и сям немного, и вновь сшитое платье, чтобы не уронить себя перед нашим старым знакомым, принцем Евгением. Я посвятил десять минут своим друзьям, четверть часа Сидализе, желавшей ехать со мной переодетой мажем.

– Какая самоотверженность…

– Потому-то я её и удержал… Мы обнялись, как два голубка, она попробовала немного всплакнуть, потом рассмеялась. Я сделал то же и уехал. Теперь за дело.

В уединенной комнате павильона приготовили алтарь, над которым возвышалось распятие и были поставлены святые дары. Множество цветов расставили повсюду. Великолепно пахли благовония. Сам Поль был растроган, и покоряясь своему чувству, сам же ему и удивлялся.

Кристина, приведенная отцом, преклонила колени перед алтарем. Она была вся в белом, безмятежна и спокойна.

Священник совершил таинство и соединил их руки, супружеское благословение осенило их чело, и когда Эктор Шавайе и Кристина встали, жизнь их была слита в одно перед Богом.

Час спустя Эктор стал думать об отъезде; он взял Рипарфона за руку и отвел его в сторону.

– Не знаю, вернусь ли я, – сказал он. – Война во Фландрии предстоит страшная, и я буду подвержен всем её случайностям…Что бы ни случилось, обещайте мне не покидать Кристину.

– Обещаю, – кивнул Рипарфон.

– Теперь я уезжаю спокойным…И если умру, то унесу с собой уверенность, что Кристина и её отец спасены.

Эктор заключил юную жену в объятия и поцеловал. Ведь, может быть, он видел её в последний раз. После невыразимого счастья, которое он испытал в тот миг, когда священник соединил их руки, теперь сердце его наполнилось горечью. Он долго держал Кристину в объятиях, и когда опустил, ему показалось, что он расставался с жизнью. Но тут Эктор подумал, что, разумеется, война увенчается победой, вдохновленной королем Франции, и что для дворянина, который принесет ему счастливое известие, не будет невозможного. Он гордо поднял голову и отогнал тяжелый рой грустных предчувствий.

Когда Эктор достиг заставы Ла-Бретенг, тихая ночь окутала землю своими покровами, озаренными кротким сиянием звезд.

Прежде чем въехать в длинную аллею, полную мрака и тишины, он остановился. Лошади Кок-Эрона и Фуркево танцевали по обе стороны.

Эктор оглянулся на равнину. В минуту разлуки Кристина поставила лампу на окно павильона, и этот маяк сверкал посреди мрака ночи, подобно надежде в сердце человека. Лишь ясная точка, и этой искры, которую могло бы потушить малейшее дуновение, достаточно было, чтобы наполнить светом мысли Эктора.

Вдруг отдаленный пронзительный крик разнесся в воздухе. За ним последовал другой, более слабый и прерывистый.

Эктор побледнел и схватил Поля за руку.

– Вы слышите? – вскричал он.

– Что? – рассеянно спросил тот.

– Эти два крика.

– Да, крик оленя, преследующего робкую лань. Или пастуха, отыскивающего свою пастушку.

– Мне кажется, пастушка ответила, – сказал Кок-Эрон.

– Вы так думаете? – усомнился Эктор.

– Что же может быть еще?

– Ничего…Эти крики раздались на равнине.

– Олени ходят туда на водопой, а пастухи для любовных свиданий. Жителям равнины надо встречаться посреди равнины или вовсе не встречаться.

– Эти крики заставили меня содрогнуться, – сказал Эктор.

Поль пожал плечами.

– Влюбленные безумны. Во всех окружающих звуках им слышен голос их возлюбленной, – сказал он.

Эктор посмотрел на горизонт. Лампа все ещё горела на том же месте, бледная и неподвижная; никакой шум не нарушал покоя ночи. Он послал последний вздох этому уголку вселенной, заключавшему в себе всю его жизнь, и поскакал вперед.

Три всадника помчались вдоль аллеи, трепещущие своды которой скрыли священный маяк.

В Марли Эктора ожидала карета. Они с Полем и Кок-Эроном поспешили в нее, и карета помчалась во Фландрию.

Два дня спустя Эктор вручал свои бумаги в руки маршала де Вийяра.

Закончив чтение письма, маршал посмотрел на молодого полковника.

– Вы должны мне передать что-то на словах, – сказал он, – я вас слушаю.

– Ваше высокопревосходительство, – сказал Эктор, – его величество приказал мне просить вас дать сражение неприятелю в самое ближайшее время.

– Это зависит от случая, – ответил старый герцог.

– Если случай не представится, их величеству угодно, чтобы его создали.

– Хорошо, мсье, я дам это сражение.

ГЛАВА 51. ПРОБУЖДЕНИЕ ТИГРА

Крики, слышанные Эктором, издала Кристина.

Вот что случилось.

Пока Эктор с Фуркево удалялись к Марлийскому лесу, группа мужчин, верхом и пеших, окружили охотничий павильон мадам д'Аржансон. Одни рассыпались вокруг павильона, другие под предводительством того, который казался их начальником, а полной тишине столпились возле главного входа.

Начальник постучал в ворота, которые отпер слуга.

– Именем короля, – сказал постучавшийся мужчина, – веди нас к своему хозяину.

Слуга, дрожа от страха, направился к павильону; начальник следовал за ним. Некоторые из сопровождавших его подчиненных проникли в сад.

Лампа все ещё горела на окне, куда её поставила Кристина, а Блетарен разговаривал с Рипарфоном в небольшой комнате нижнего этажа.

Лакей отворил двери и молча показал незнакомцу старого дворянина.

– Я, конечно, имею честь говорить с графом Блетареном, – спросил последний.

– Да, мсье, – отвечал граф, вставая.

Рипарфон живо обернулся, посмотрел на незнакомца и узнал шевалье.

– Я имею приказ его величества арестовать вас.

– Арестовать графа де Блетарена? – вскричал Рипарфон.

– Да, мсье.

– Это невозможно!

– Вот вам доказательство, – произнес шевалье, доставая приказ с королевской печатью. – Мсье Блетарен обвиняется в возмущении против правительства и измене его величеству. Мне велено отвезти его в Бастилию до решения парламентом его участи.

– Я готов, мсье – ответил старый дворянин.

Из окна, через которое она пыталась отыскать во мраке ночи исчезнувший силуэт своего возлюбленного, Кристина слышала неясный шум голосов вокруг павильона и видела в саду мелькавшие черные тени. Спустившись по лестнице, она вошла в комнату в ту минуту, когда Блетарен отвечал шевалье.

Кристина узнала своего врага, поняла случившееся и бросилась в объятия отца.

Шевалье ей низко поклонился.

– Присутствие мадмуазель де Блетарен напоминает мне, – сказал он, – что поученные мною указания приказ касаются и её тоже. А когда король повелел, мой долг повиноваться.

– Исполняйте его, мсье, – отвечала Кристина, крепко держа в объятиях отца.

– Минуту, мсье, – вскричал герцог Рипарфон, – по какому праву вы завладели этим приказом? И кто поручил вам его исполнить?

– Я мог бы отвечать, что я не знаю вас, мсье, вас, так хорошо толкующего о праве и не имеющего его, чтобы задавать мне вопросы. Но я покажу вам свой патент на должность полицейского офицера, который разрешает мне делать то, что я делаю.

Рипарфон взял патент из рук шевалье. На нем было проставлено имя Блеза-Гийома Пайо, офицера королевской полиции.

– Под этим вас никогда не знали, как мне кажется? – спросил де Рипарфон.

– Это мое дело, мсье. Патент принадлежит мне, приказ на арест – по должной форме…Вот граф де Блетарен и его дочь. Мне велено их арестовать, и я их арестую.

– Но, мсье, меня зовут Ги де Рипарфон, я пэр Франции. И я за них ручаюсь.

– Это бессмысленно.

– Вы сомневаетесь в моем слове?

– Меня это не касается…У меня есть приказ, и я его исполняю.

– Я прошу у вас только ночь, чтобы видеть его величество и говорить с ним…Если мне не удастся, тогда вы сможете отвезти ваших пленников в Бастилию.

– Ночь, герцог! Да я не дам вам и часа.

Несмотря на свое хладнокровие, Рипарфон не выдержал и топнул ногой.

– Не знаю, что мешает мне заколоть вас как собаку! – вскричал он. – И я бы это сделал, не бойся замарать своей шпаги…Но покуда я жив, вы не арестуете этого старика.

– Как вам будет угодно, мсье. Живите или умирайте, воля ваша.

Шевалье кликнул, и четыре полицейских, вооруженные пистолетами и шпагами, появились в дверях.

– Мерзавец! – вскричал герцог, хватаясь за эфес своей шпаги.

Блетарен остановил его.

– Не противьтесь, герцог, это все испортит, – сказал он. – Сделайте лучше так: берите лошадь и спешите в Марли, и если Господу угодно тронуть сердце короля нашими несчастьями, завтра вы принесете нам эту весть в Бастилию.

– Вы правы, мсье, – ответил тот. – Подобные мерзавцы не стоят чести, которую я готов был им доставить…

Ги вышел с гордым видом, и растолкав подручных шевалье, остановился в дверях павильона.

– Эй, кто там! – позвал он.

Явился слуга, отпиравший ворота.

– Седлай мне лошадь, живо, – бросил герцог.

При этих словах лицо шевалье омрачилось. Он сделал знак одному из людей, стоявших у дверей. Тот приблизился.

– Ты слышал? – шепнул ему шевалье.

– Да, – ответил ни кто иной, как Коклико.

– Если Рипарфон увидит короля, все пропало.

– Я тоже этого боюсь.

– Надо, чтобы этого не случилось. Задержи его.

– Понятно.

Рипарфон вернулся в комнату, а Коклико вышел.

– Граф, – окликнул шевалье, – я вас жду.

– Я следую за вами, мсье.

– Надейтесь, – сказал старику Рипарфон, – на рассвете я повидаюсь с королем, и если есть ещё тень правосудия на земле, к полудню вы будете свободны.

– Забудьте обо мне, – отвечал тот, – и просите короля только за мою дочь.

– Эй, подавай-ка лошадь! – крикнул герцог, сходя с крыльца.

– Мсье, – трепеща, сказал слуга, – какой-то человек сорвал седло и перерезал подпругу…И даже побил меня.

– Где он? – спросил герцог, бледнея от гнева.

– Вот он, мсье.

Слуга указал на Коклико, стоявшего небрежно опершись на дерево и скрестив ноги.

– Ты помешал ему седлать мне лошадь? – спросил герцог Рипарфон.

– Я.

– Тогда седлай её сам, и живо.

– А если нет?

– Я разукрашу твою рожу…Пошел, за дело!

Коклико не двинулся с места.

– Нам велено, – сказал он, – никого не выпускать из павильона…Так что это невозможно.

– Это значит, что я тоже пленник? – спросил герцог, обращаясь к шевалье, который оставался недвижим.

– Это значит, что будь я полицейским офицером, – прибавил Коклико, – вы бы давно молчали…

– Наглец! – вскричал герцог.

И хлыстом, бывшим у него в руке, стегнул по лицу Коклико.

Тот бросился на него и вонзил кинжал в грудь Рипарфона, тяжко рухнувшего на землю.

Кристина испустила ужасный вопль, первый крик, долетевший до Эктора, – и хотела броситься к герцогу. Шевалье схватил её поперек тела и потащил. Она испустила другой крик, слабее, и лишилась чувств. Два человека схватили Блетарена. Их поместили в карету, ждавшую за деревьями, шагах в ста от сада, и шайка похитителей понеслась во весь опор.

На другой день, около полудня, Сидализа, желавшая поздравить молодую, подъехала к павильону. Она отворила приоткрытую дверь сада, но никого не заметила. Не было никого и в павильоне. Проходя по аллее, она заметила, что трава у подножия одного дерева была примята, и остановилась. На земле лежала шляпа. Нагнувшись, чтобы её поднять, она заметила, что подол её белого платья стал мокрым и красным. Истошно закричав, Сидализа метнулась на дорожку.

Окружавшее её безмолвие ужасало. Она не могла оторвать глаз от крови, оросившей дерн и запятнавшей её платье, и трепеща от страха, закричала вновь.

Слуга, спрятавшийся после убийства Рипарфона и отъезда шевалье, вышел из своего убежища.

– Сударыня, вы? – воскликнул он.

– Что здесь случилось? – сквозь слезы спросила Сидализа.

Слуга, едва пришедший в себя, рассказал актрисе обо всех происшествиях ночи – со времени отъезда Эктора до похищения Кристины.

Сидализа, слушавшая его с невыразимым огорчением, не могла понять причины столь внезапного похищения. Когда же первое изумление миновало, она села в карету и отправилась к Вуайе-д'Аржансону.

– Я угадываю причину вашего посещения, – сказал ей начальник полиции с важным видом, – но дела дошли до такой точки, что лучший вам совет – больше в них не вмешиваться.

Сидализа покачала головой.

– Вы знаете, что я с благоразумием всегда была в разладе. К тому же речь идет о людях, которых я люблю больше всего на свете! Отвечайте же откровенно: чего им нужно опасаться?

– Всего.

И он уведомил актрису, что дело Блетарена разбиралось в парламенте по приказанию короля, и, вероятно, будет решено очень быстро.

– Теперь вы понимаете? – спросил он наконец.

Сидализа затрепетала.

– Вы думаете, что они погибли?

– Вероятно, разве что будут спасены каким-то чудом.

– Если вы знаете какой-то способ, укажите мне, и я сделаю все…

– При дворе много говорят о симпатии короля к мсье Шавайе…Рассказывают о тайном совещании между ними, после которого маркиз исчез, и так как это совещание осталось для всех тайной, полагают, что оно было очень важным. Нужно бы, чтобы мсье Шавайе поговорил с королем…Но где он?

– Я знаю, где.

– А, – Вуайе-д'Аржансон посмотрел на Сидализу с любопытством, – в таком случае, советую вам повидаться с ним.

– Это невозможно, но я ему напишу.

– Учтите, надо поспешить.

– Вы меня пугаете.

– Граф де Блетарен в Бастилии…Завтра или послезавтра его переведут в Пти-Шатле: вот уже несколько дней разбирается его дело. Приговор не за горами.

– Но, – вскричала Сидализа, – кто мог открыть королю убежище Блетарена? Надеюсь, не вы?

– Я доставлю вам удовольствие и скажу имя, но вы должны забыть его.

– Имя, имя!

– Герцогиня Беррийская, – шепнул начальник полиции.

Сидализа вернулась домой, написала письмо Эктору и вверила его преданному слуге с приказом немедленно отправиться во Фландрию.

– Загони хоть десять лошадей, – сказала она, подавая полный золота кошелек, – но скачи быстрее королевских курьеров.

Однажды вечером, когда Эктор прогуливался перед своей палаткой, к нему подскакал всадник, покрытый пылью, и вручил письмо.

– Слуга Сидализы! Какое-нибудь нежное послание, – произнес Фуркево, выходя из палатки.

Эктор сорвал печать, причитал первые строки и побледнел, как смерть.

Бледность его испугала Поля.

– Что случилось?

– Кристина похищена, Рипарфон убит, – ответил Эктор.

– Убит! – воскликнул Фуркево. – Кем?

Эктор передал ему письмо Сидализы.

Актриса коротко пересказывала все слышанное ею от слуги Блетарена и от Вуайе-д'Аржансона. В конце письма упоминалось имя герцогини Беррийской.

– Убейте меня! – воскликнул Поль. – Обвороженный этой сиреной, я ей все рассказал, все, как влюбленный юнец; её слова были так нежны! Она отомстила Кристине за то, что вы ею пренебрегли.

– Друг мой, я вам прощаю, – ответил Эктор, протягивая Полю руку.

– Но я себе этого не прощу, – мрачно заявил граф, – и я погибну или сумею возвратить вам Кристину.

Письмо Сидализы оканчивалось такими словами:

«Приезжайте скорее. Час промедления может все погубить. Речь идет о Кристине, и один вы можете её спасти.»

– Лошадей! – громко крикнул Эктор.

Кок-Эрон, не проронивший ни слова из разговора двух дворян и смело прочитавший письмо Сидализы через плечо Фуркево, взял Эктора за руку.

– Куда вы хотите ехать?

– В Версаль, – ответил Эктор.

– А сражение?

– Меня ждет Кристина.

– А какая польза мадмуазель Блетарен от мужа, запятнавшего свое имя?

При этих словах Эктор прикусил губы до крови.

– Не будь ты старым слугой моего отца, я убил бы тебя! – вскричал он… – Седлай мою лошадь и убирайся!

– Ваша лошадь перешагнет через мой труп, но вы меня выслушаете. – Старый солдат говорил с необыкновенной страстью.

– Ваша супруга, говорите вы, в опасности, но думаете ли вы о том, что ваша честь погибнет? Если вы обратитесь к ней спиной, то принесете вашей жене обесчещенное имя и запятнанную жизнь. Солдата, бегущего перед лицом неприятеля, расстреливают. Чего же заслуживает дворянин?

– Пусть меня казнят, если хотят, я еду.

– Вы властны жертвовать вашей жизнью, но не добрым именем вашего отца. Что вам сказал король, наш повелитель? Вы объявили нам это, когда мы ступили на почву Фландрии. Он приказал вам остаться до сражения и явиться ко двору только с известием о победе или поражении…Сказал он это вам?

– Да.

– Будь жив покойный ваш батюшка, он бы сказал вам:"Останься! Умри, если нужно, но останься.» Поэтому я, которому он передал часть своей власти, я, видевший его на смертном одре и принявший от него вас в свои руки, я говорю вам от его имени:» – Останьтесь!» Но если вы хотите ехать, убейте меня прежде, чтобы я не пережил бесчестья вашего рода.

Говоря это, Кок-Эрон стал на колени перед Эктором и обнажил свою грудь. Несколько минут молчания последовало за этим простым и торжественным поступком, после чего Эктор протянул Кок-Эрону руку.

– Ты прав, мой друг, – сказал он, – встань, я остаюсь.

Кок-Эрон удержал руку своего хозяина и поцеловал ее; у бедного солдата были слезы на глазах.

– Теперь, – сказал Эктор, – приготовь наших лошадей. Я наблюдал сегодня за войсками принца Евгения. Он готовится выступить…Если моя надежда не обманет, сражение произойдет завтра же.

– Но если случится иначе, на что вы рассчитываете? – спросил Поль.

– Сражение все-таки будет; оно необходимо, – ответил Эктор.

Лошади были поданы, оба вскочили в седла и углубились во мрак ночи.