Текст книги "Королевская охота"

ГЛАВА 18. БОЛЬШАЯ КОРОЛЕВСКАЯ ДОРОГА

Прошло несколько дней. Эктор навещал и Сидализу, и д'Аржантон с её близкими друзьями, но быстрее всего летело для него время, когда он бывал у Блетарена. Хозяин любил общество этого молодого человека, напоминавшего ему молодость. Кристина же откровенно показывала, что его общество ей не неприятно. Кок-Эрон ворчал на Эктора, когда тот собирался к Блетарену, за опоздание, продолжал его точить в пути и нес охрану домика Блетарена, вооруженный пистолетами, пока там находился его хозяин.

Наконец, пришло время ехать в Безансон. Не отставая от них, в дорогу отправлялись и Сидализа, и д'Аржантон.

Эктор побежал украдкой проститься с Блетаренами. Кристина оказалась дома одна. Она стояла у окна, следя за исчезавшими вдали под луной тенями горных вершин. Эктор стоял рядом, не сводя с неё глаз. Слова не шли у него с языка, застревали в груди и, накапливаясь, распирали её все сильнее и сильнее. Наконец, он не выдержал и припал губами к бахроме на рукаве её плаща. Она взглянула на него, слегка взволнованная, но без смущения.

– Вы уезжаете? – спросила она.

– Да.

– Скоро?

– Завтра. И лишаюсь вас!

– Зачем вы так говорите? Разве те, кто не забывает, не встречаются вновь?

– Где и когда я вас увижу?

– Надеюсь, скоро, но никак не позднее чем через год.

– Год?! Это же вечность!

Кристине пришлось его утешать. Ее слова проникали ему в душу, неся с собой удивительное спокойствие. Наконец он сказал:

– Я пришел с сердцем, полным горести, а уйду смирившимся и с большим мужеством.

И Эктор простился с ней и с подошедшим отцом.

На другой день все отправились в путь. Несколько позади ехала карета, в которой сидел хорошенький паж и в которую часто наведывался Фуркево. Ворчание Кок-Эрона очень забавляло Сидализу: она его задирала, дергала за усы и убегала со смехом. Он гнался за ней, как куклу, выхватывал из седла и они вместе торжественно возвращались к Фуркево. Эти и прочие забавы вполне скрашивали тяготы пути.

Однажды во время остановки Кок-Эрон обратился к Эктору:

– Слушайте, маркиз, я должен задать вам один вопрос.

– Говори.

– Что вы предполагает делать с мадмуазель Кристиной?

– Что?! – вскричал Эктор.

– Кажется, я говорю ясно: что вы собираетесь с ней делать?

– Странный вопрос!

– Пусть странный, но я его задаю.

Эктор не сразу нашелся. Да, он любил Кристину. Но пока она казалась ему слишком далекой – настолько его любовь к ней была чиста в своих помыслах. И вот теперь он задумался по-настоящему. Вопрос Кок-Эрона вернул его с неба на землю.

– Когда имеют счастье любить девушку благородного происхождения и прекрасную собой, следует считать за честь для себя жениться на ней.

– Так вы уже на это решились?

– Без сомнения.

– Ей-Богу, прекрасная мысль! Она делает честь вашим намерениям.

Эктор искоса посмотрел на Кок-Эрона.

– О чем ты говоришь? И какая такая скверная мысль пришла тебе в голову?

– Это никакая не мысль. Просто я рассуждаю.

– Что ж, посмотрим, как ты рассуждаешь.

– Начнем с того, что у вас за душой нет ничего. Не так ли?

– Совершенно верно.

– Далее. У господина Блетарена имущества столько же, сколько и у вас. А это недостаточно, чтобы жить своим домом. Но вы упрямы, я знаю. Так вы скоро собираетесь жениться на ней?

– Еще нескоро.

– Всегда не поздно. Потом пойдут дети. Но если Провидение забудет послать вам хлеб насущный, кто об этом позаботится?

– Разве у меня нет шпаги?

– Э, сударь! У вас шпага, у неприятеля пушечные ядра. Они сдуют вас, как соломинку.

– Прекрасное и успокаивающее сравнение.

– Прекрасное или нет, зато верное.

– Слушай-ка, уж не занимаешься ли ты предсказаниями и не идешь по следам той цыганки?

– Я, сударь, воин, стало быть, говорю, как воин. А вы, я вижу, решили пошутить. Так говорите, будем смеяться вместе.

– Боже упаси меня от этого!

– Тогда позвольте указать вам, что, имея лишь плащ да шпагу, не женятся на бедных девушках, у которых приданого – одно хорошенькое личико.

– Оно многого стоит…

– По утрам, когда хочется кушать, красоты недостаточно.

– Ты прав, как всегда.

– Кончено! Нищий дворянин…Да вы же принесете несчастье девушке, которая вас любит.

– Хорошо. Женюсь не иначе, как на богатой вдове.

– Стало быть, вы отказываетесь от мадмуазель де Блетарен?

– Что же остается делать?

– И вы можете мне говорить такое?

– Кому же еще? Ты мой ментор.

– Это ужасно! Я знаю вас с детства, но чувств ваших не понимаю.

– Но они следствие твоих мудрых наставлений!

– Вы что же, смеетесь надо мной? Я вам давал совет жениться на вдове? И вы хотите покинуть бедную девушку под пустым предлогом, что вы нищий? Это не для дворянина! Она же вас любит! И умрет, если вы её оставите!

– Как умрет?!

– Вы, видно, не знаете молодых девушек, да ещё такого благородного происхождения. Лучшей женитьбы, как на мадмуазель Блетарен, для вас нет!

– Ты все же так думаешь?

– Ручаюсь! Счастье ведь не в золоте. Впрочем, мадмуазель де Блетарен вовсе не так бедна, как библейский Иов.

– Что? Она скрыла от меня свое состояние?

– Нет, конечно, вы просто сами ничего не видите.

– Объяснись.

– Пожалуйста.

И Кок-Эрон принялся загибать пальцы.

– Бережлива: не дает вам промотать восемь-десять тысяч ливров в год. Умеет распоряжаться: сбережет ваше состояние, которое вы обязательно наживете. Не любит нарядов, театров и тому подобного. Имеет здравый смысл. Ловка и дальновидна. Состояние в десять тысяч экю – по сравнению со всем этим – ничто.

– А я и не думал о таком расчете.

– Да вы вообще ни о чем не думаете.

– Та прав. Я женюсь на мадмуазель де Блетарен.

– Наконец-то! Сколько же сил мне пришлось потратить, чтобы предостеречь вас от неверных поступков! – произнес Кок-Эрон, вытирая пот со лба.

– Конечно, – едва сдерживая смех, сказал Эктор, – только мне кажется, ты чересчур стараешься, чтобы доказать, что я прав.

Кок-Эрон выпрямился. Он уже открыл было рот, чтобы возразить, но тут был прерван Сидализой. Та подъехала к нему и с комичной важностью произнесла:

– Ах, Боже мой, что с вами? Вы бледны, как мертвец.

– Я?!

– Вы. Если только сам черт не вселился в вас, чтобы его не узнали.

– Это странно.

– Очень.

Кок-Эрон покосился на Эктора. Тот сделал вид, что ничего не слышал.

– Слушайте, – продолжала Сидализа, – да у вас же лихорадка. Теперь вы пожелтели!

– Но я совершенно здоров.

– Не верьте этому. Возьмите посмотритесь.

И она протянула Кок-Эрону маленькое зеркальце. Тот схватил его и поднес было к лицу. Но тут Сидализа схватила у него шляпу и, дав шпоры коню, прокричала:

– Вот это вас освежит и вы разрумянитесь!

Кок-Эрон громыхнул проклятьем и пустился следом. Они обогнали ехавших впереди Поля и Рипарфона и исчезли в пыли за поворотом.

Так промчались они один-два лье, как вдруг пара собак выскочила навстречу Сидализе. Лошадь её испугалась, шарахнулась в сторону и перемахнула через плетень. Сидализа вылетела из седла и потеряла равновесие.

Кок-Эрон был всего в нескольких шагах, однако разогнавшаяся лошадь пронесла его мимо. Сидализа непременно бы упала, если бы следовавший за собаками всадник не успел её подхватить.

Красавица была без чувств, и незнакомец плеснул в лицо ей несколько капель воды. Тут подоспели Кок-Эрон и Фуркево. Поль быстро соскочил с коня.

– Ничего, ничего, сударь, – произнес охотник. – Смотрите, она открыла глаза.

И действительно, Сидализа, открыв глаза, быстро все поняла и легко встала на ноги.

– Черт вас возьми! – воскликнул Кок-Эрон, увидев, что она в полном порядке.

– Спасибо, приятель, я его не боюсь, – со смехом возразила Сидализа.

– Можно думать, вы меня напугали, – проворчал солдат. – Возьмите зеркальце и отдайте мне шляпу.

Пока Кок-Эрон говорил, незнакомец с любопытством к нему присматривался. Но Кок-Эрон не обратил на это внимания, поспешив снять свою шляпу с ветки, торчавшей из плетня.

Тем временем подъехали Эктор и Ги. Заметив Эктора, незнакомец не смог скрыть удивления. Его глаза, прикрытые мохнатыми бровями, переходили с господина на слугу и обратно со странным выражением, в котором смешивались беспокойство, удовлетворение и что-то еще.

Тут стал накрапывать дождь.

– Скорее по коням! – скомандовал Ги.

– Господа, – обратился незнакомец, вежливо раскланявшись, – ближайшая гостиница в трех лье отсюда. Мадмуазель не в состоянии перенести этот путь. Зато за этими деревьями дом здешнего хозяина, который с удовольствием предложит вам приют. Я знаю, я там был вчера.

– Едем туда! – воскликнул Поль.

Раскланявшись с незнакомцем, велевшим своему слуге ехать вперед, компания последовала по указанной дороге.

ГЛАВА 19. ПЛЕМЯННИК ВЕЛИКОГО ЧЕЛОВЕКА

Незнакомцу, ехавшему впереди, было лет сорок – сорок пять. Темноволосый мужчина среднего роста и крепкого сложения, с благородной осанкой и горделивым взглядом, хотя при виде Эктора и выразил удивление, но тем не менее раскланялся с ним предельно вежливо.

Через некоторое время они подъехали к красивому замку у подножия холма.

– Перед вами дом герцога Мазарини, – сказал незнакомец. – Его самого я не вижу. Позвольте, я провожу вас к нему.

Решетка ограды откатилась на колесиках, и кавалькада въехала во двор замка. Завидев её, хозяин вышел навстречу гостям и вежливо раскланялся.

– Милости просим, – произнес он, – все в этом замке, в том числе и я, к вашим услугам.

Герцог де Рипарфон отрекомендовал себя и своих друзей. При упоминании имени де Шавайе он незаметно для окружающих, но достаточно внимательно взглянул на Эктора.

– Прошу пожаловать в дом, господа, – заметил Мазарини. – К счастью, погода портится, и я очень надеюсь, что она поможет мне задержать вас у себя подольше.

Все прошли в зал с роскошной мебелью и дорогими картинами. Мазарини попросил подождать, пока не приготовят комнаты.

– Странно, – заметил между тем Фуркево, – эти произведения искусства кажутся мне лучше итальянских и фламандских, но статуи обезображены, а картины испачканы. Вот Венера с разбитой грудью и «Нимфа» Корреджо, от которой остались только голова да ноги.

И действительно, казалось, все статуи словно подверглись ударам варварского молота, а картины были перепачканы варварской кистью.

Приведший их незнакомец улыбнулся.

– Вас это удивляет, господа, – произнес он, – но то, что видите, ничто по сравнением с тем, что вы ещё увидите.

– Звучит многообещающе, – заметила Сидализа.

– В отношении сумасбродства, – продолжал незнакомец, фантазия господина де Мазарини превзойдет любой вымысел. Его дядя по жене кардинал Мазарини говаривал о госпоже де Шеврез, что три женщины её типа способны полностью расстроить управление государством. Аналогично можно сказать, что трое таких вельмож, как герцог, способны из любви к искусству разорить государство в три года.

– Он что, сумасшедший? – спросил Поль.

– Да нет же! Он человек здравого ума, с большим вкусом, набожный и пользуется королевским расположением. Но у него есть оригинальность в характере. А с другой стороны, ему в этом помог кардинал Мазарини. Он усыновил сына герцога Мийерая, женил его на своей племяннице и передал ему огромные богатства. Что бы он не делал, он никогда уже не сможет растратить свое состояние.

– Я знаю людей, – заметила Сидализа, – которые могли бы это сделать получше.

– И не лучше, и не скорее, – возразил, улыбаясь, незнакомец.

– Кстати, сударь, – обратился к нему Фуркево, – я не спросил вас, кому мы обязаны тем, что находимся в этом убежище. Хотелось бы поблагодарить, называя вас по имени.

– Прошу прощения, – ответил незнакомец, – я пока не могу вам объявить мое имя по личным причинам. Уверяю вас, мы ещё увидимся. Если же вы станете именовать меня шевалье, то уверяю вас, не ошибетесь. Поверьте также, со временем мы познакомимся поближе, и это – мое самое горячее желание.

После того, как гостям была предоставлена возможность ознакомиться с их комнатами и отдохнуть, герцог Мазарини пригласил их осмотреть двор замка. Здесь, между прочим, они заметили унылого вида карету с гербами герцога, возле которой расхаживали четыре лакея, одетые в траур. На вопрос Сидализы, что это за карета, один из них ответил:

– Это карета её светлости герцогини.

– Стало быть, господин Мазарини не вдов?

– Нет, вдов. Герцогиня умерла лет тридцать назад.

– А, так она пользовалась ею при жизни?

– Тоже нет. Бедная герцогиня пользуется ею только после своей смерти.

– Боже мой! – Сидализа схватила Поля за руку. – Это что, история про привидение?

Лакей рассмеялся.

– Здесь нет никаких привидений. Внутри кареты находится гроб с телом герцогини. Сам герцог ездит из поместья к поместью, а сзади за ним едет тело его покойной жены.

– Добрый муж! – воскликнула Сидализа. – Но почему же он не предаст тело любимой жены земле?

– Видите ли, он вообще-то собирается время от времени таким сделать, но ему вечно недосуг.

– И вы постоянно при герцогине?

– Да, поначалу было непривычно, ну а теперь – ничего, работа не пыльная.

– Теперь я вижу, – обратилась Сидализа к своим друзьям, – кавалер вас не обманул. Такого оригинала, как герцог, я не встречала ещё ни в одной комедии.

Между тем они прогуливались в парке, где царили беспорядок и запустение. Кругом валялись засохшие деревья, все обросло мхом и плющом и везде виднелись разбитые статуи.

Тем временем к шедшему несколько поодаль герцогу подошел управляющий и подал бумагу. Герцог пробежал её, глаза его сверкнули гневом.

– Знайте, сударь, ни за какую землю я судиться не буду! – заговорил он сердито. – Пусть все решает промысел Божий, а мне нет до неё дела.

– Этот чудак, видимо, принимает правосудие и Божий промысел за одно и то же, – тихо произнес Фуркево.

Тут герцог подошел к ним ближе и произнес:

– Сегодня происходит ежемесячная лотерея должностей между моими людьми. Не хотите ли взглянуть?

Дурной сон – вещь нечастая, и друзья решили продолжить его. Все пошли в зал, где собрались работники замка.

Началась процедура лотереи. Из одного ящика вынимали бумажки с именами людей, из другого – наименования должностей. Так, конюх становился поваром, а повар – камердинером.

По окончании этого спектакля герцог Мазарини с важностью дал объяснения гостям:

– Я делаю это для того, чтобы между людьми не было зависти, а одно лишь смирение. Нынешний начальник знает, что через месяц он станет подчиненным. Поэтому у меня между работниками всегда царит согласие.

Услыхав это, Фуркево отвел в сторону Кок-Эрона и тихо заметил:

– Дело дрянь. Я говорю о нашем здоровье. На кухне появились псари и кучера. Проследи за ними. Если увидишь, что для нас готовят ведьмино варево, вылей.

– А если повара воспротивятся этому?

– Черт возьми! Людей травить не позволено. И не мне тебя учить. При тебе же будет шпага, а ты им разрешишь использовать вертела.

По-видимому, в тот день до вертелов не дошло: обед, приготовленный под наблюдением Кок-Эрона, был замечательным.

После обеда Эктор решил в одиночестве прогуляться по саду. Неожиданно перед ним возник шевалье, но сделал вид, что хочет удалиться, чтобы не мешать Эктору.

– Я вам помешал? Простите, – произнес он.

– Нет, ничего, я ведь ни о чем не думал, – ответил Эктор.

– Стало быть, вы мечтали о самом дорогом для вас на свете?

– Вы владеете даром чтения мыслей? – улыбнулся в ответ Эктор.

– Нет, но вы находитесь на краю бассейна, в саду, где все располагает к таким мечтам.

– Вы правы. К тому же мне двадцать пять. Вот все мое извинение.

– Вам оно не требуется. Я сам не признаю другой мудрости, кроме любви, хотя сам ей уже не подвластен. Любите, сколько можете. Придет время, когда ваше сердце погаснет, и тогда только память о вашей весне сделает сносной седую зиму.

– Мне ваш голос кажется знакомым, – заметил вдруг Эктор. – Не могу вспомнить, где я его слышал.

Наступившие сумерки не позволили Эктору всмотреться в лицо собеседника.

– Возможно, мы уже встречались. Я много путешествовал. Но надеюсь, наше знакомство не прервется, и если вы направляетесь в Версаль, мы сможем там встретиться.

– Прошу вас верить, – пояснил Эктор, – что мой вопрос вызван только желанием продолжить знакомство.

– Благодарю вас. Это и мое желание тоже. И если почему-либо случай нам в этом не поможет, я сам постараюсь вас найти. – В голосе шевалье слышалось нечто большее, нежели простая вежливость.

– Если вам понадобится протекция, мой друг герцог Рипарфон готов будет вам её оказать, – прибавил Эктор, желая ответить на любезность любезностью.

– Благодарю вас, но у меня есть письмо от одного из моих друзей к отцу Тельеру.

– Духовнику короля?

– Да.

– Его называют всемогущим человеком.

– Он священник, сударь.

Ответ прозвучал явно двусмысленно. Эктору так и осталось неясно, придавал ли шевалье слову «священник» высокий или, наоборот, самый незначительный смысл.

Далее они перешли к рассказу собственных историй. Эктор простодушно передал все подробности своей жизни. Шевалье, казалось, собирался сделать то же. Но в его рассказе о себе интересные и важные подробности как-то тонули в искусном описании незначительных мелочей. Впрочем, эти мелочи были изображены просто прелестно.

В результате у Эктора сложилось мнение, что шевалье был благородного происхождения и отменного воспитания. Утомленный многочисленными путешествиями, он направляется в Версаль, чтобы поправит свое разоренное состояние и помочь своему семейству.

Следует также добавить, что Эктор все же постеснялся назвать имя своей любимой. Не стал он говорить и о дуэли с аббатом Эрнандесом.

Они разговаривали довольно долго, как вдруг над одним из флигелей замка поднялось яркое дрожащее зарево.

– Пожар! – воскликнул Эктор и побежал к замку, чтобы поднять тревогу.

Шевалье задумчиво последовал за ним, нисколько не спеша, с видом поэта, подыскивающего подходящую рифму.

ГЛАВА 20. НАКОНЕЦ-ТО ПАРИЖ!

К тому времени, как Эктор прибежал во двор замка, там уже было полно народу. Но никто не тушил разрастающийся пожар: все только кричали, не двигаясь с места. Эктору все же удалось навести хоть какой-то порядок. Ему помогли Поль и Рипарфон. Кок-Эрон кинулся, разумеется, в самую гущу тушивших, подавая примеры храбрости. Сидализа при виде такого великолепного зрелища хлопала в ладоши. Шевалье хладнокровно прохаживался в стороне.

Хозяин дома появился гораздо позднее: его апартаменты были расположены довольно далеко от пожара. Прибыв на место, он немедленно кинулся к тушившим слугам и принялся колотить их тростью. Затем подошел к Эктору:

– Сударь, велите своему молодцу прекратить, – сказал он, указав на Кок-Эрона.

Эктор повиновался, ни о чем не спрашивая.

– Вы должны понять, – продолжал Мазарини, – пожар – промысел Божий, и я не потерплю, чтобы ему препятствовали.

Совершено обескураженный Эктор лишь молча поклонился. Сидализа хохотала вовсю, а Рипарфон прикидывал, не обратиться ли срочно к методам обращения с сумасшедшими. Тем временем Мазарини, смотревший, как пламя гаснет, заметил со вздохом:

– Вы ему все-таки помешали…

– Какая досада! – подхватил Поль.

– И ведь пламя могло переброситься на замок. Ваш друг господин Шавайе очень виноват, что вмешался в это дело.

– Не сердитесь, – отвечал Фуркево, едва не лопаясь от смеха, – мы все здесь ошибались, но действовали без дурных намерений.

Тем временем начавшийся мелкий дождь быстро довершил дело. Все двинулись в дом. На крыльце Мазарини, остановившись, произнес:

– Похоже, что Божественному Провидению неугодно было, чтобы замок в эту ночь сгорел.

Утром, собираясь к завтраку, Эктор и Поль заметили, что шевалье отсутствует.

– Не ждите его, – сказал Кок-Эрон, – он уехал. И велел передать, что его самым большим удовольствием стала надежда на встречу с вами в Версале.

– Очень любезно с его стороны. Кстати, скажи, не напомнил ли он тебе кого-то, с кем мы уже встречались?

– Мне тоже что-то показалось знакомое, но только не его лицо. Нет, не припомню.

После завтрака, не поддавшись на настойчивые уговоры хозяина, гости простились с ним – они спешили в путь.

Когда они выехали на Большую Королевскую дорогу, разговор снова коснулся личности шевалье.

– Я принимаю его за хорошего человека, – сказал Поль. – А вы, Ги?

– Я мало его видел и ничего не могу сказать.

– Значит, вы плохо о нем думаете. Когда не объясняются, стало быть, о человеке думают плохо.

– Ну вот, вы уже и заболтались. Скажу просто: он человек хладнокровный, осторожный и наблюдательный. Управляет собой лучше, чем вы своими пистолями.

– Да, к сожалению, – пробурчал Поль.

– С таким характером можно быть либо большим мошенником, либо очень честным человеком. Кто он, решить не могу. А вы, милый кузен, что думаете? – обратился Рипарфон к Эктору.

– С вашей характеристикой я согласен полностью, а вот с вашим вторым предположением – нет. Правда, сам не знаю, почему. Ведь сначала он мне не был неприятен.

– Вот мило, – заметил Фуркево, – все трое говорят по-разному: я – да, маркиз – нет, вы, милый герцог, – может быть.

– Ладно, пусть решит вопрос Сидализа.

– Скажу просто, – вступила в разговор Сидализа, – он ужасный человек.

– Проще не скажешь, – заметил Рипарфон, – но пусть каждый выскажет, по каким причинам он так думает.

– Ну, – первым начал Поль, – кавалер спокойно выпил три бутылки за ужином и так же мало спотыкался, как девушка на балу. Стало быть, у него сердце на ладони.

– Вы, Сидализа? – спросил Рипарфон.

– Мои причины… Они исходят от сердца, и их труднее объяснить.

– Ничего, не стесняйтесь.

– Что ж, попробую. Когда я упала с лошади, он первый поспешил мне на помощь.

– Воспитанный человек! – заметил Поль.

– Не спешите, Поль. Воспитанность может идти и не от сердца. Он, этот воспитанный человек, стал на колени, чтобы принять меня в свои объятия. Но мои волосы при падении распустились, и он прекрасно видел, что я женщина, а не паж, хотя и была в костюме пажа. Я была одна и, заметьте, распростертая в его объятиях. Так он не поцеловал даже моей руки, господа!

– Даже руки! – воскликнул изумленный Поль.

– Ни одного поцелуя, когда он мог сорвать их десяток. Весь труд – лишь нагнуться, и все тут.

– Какой труд? Одно удовольствие, – смеясь, добавил Поль.

– Вы говорите, «благородный». А я говорю, что дворянин не ведет себя таким бесчувственным образом.

– Может быть, это он из уважения? – робко спросил Поль.

– Такое уважение оскорбительно.

– Согласен. – Поль, уж разумеется, был истинным дворянином.

– Должен признаться, – вступил в разговор Ги, – сила подобных доказательств принуждает нас к молчанию. Я лично признаюсь, никогда бы так не подумал.

– Смейтесь, сколько хотите, но нас, женщин, предчувствие никогда не обманывает. Я никогда не променяю и кучи старых лент на вашего шевалье.

Через несколько дней они прибыли в Париж. Трое дворян остановились в апартаментах Рипарфона, возле Лувра.

Первой заботой хозяина было обеспечить Эктора всем необходимым для представления при дворе. Он предоставил весь дом к его услугам и обеспечил собственным выездом. Вслед за тем он справился, не продается ли отряд в каком-нибудь кавалерийском полку. Так как война во Фландрии велась отвратительно, не менее двух десятков капитанов пожелало избавиться от своих отрядов. Спустя три недели для Эктора была куплена рота, принадлежавшая стоявшему в Лилле Сентожскому полку.

Кок-Эрон был вне себя от радости.

– Вот, сударь, у нас опять отряд! – воскликнул он. – Постарайтесь только не проиграть его снова.

– А разве я поступил тогда дурно? Не проиграй я тогда твоих авиньонцев, я бы теперь проиграл сентожцев.

– Вы вот всегда так рассуждаете! – воздел Кок-Эрон руки.

– Ты, видно, не знаешь истории Поликрата Самосского?

– Какого ещё Поликрата?

– Это был умный и щедрый царь. И было у него кольцо, которым он очень дорожил. Может, даже дар любви, понимаешь? Так он бросил его в море, чтобы умилостивить богов. Авиньонцы были моим кольцом, поэтому я их проиграл.

Как-то раз перед домом Эктора остановил камердинер Рипарфона и, указывая на человека в сером плаще, спешившего завернуть за угол, произнес:

– Этот человек уже давно справляется о вашем здоровье, но всегда, когда вас нет. Он только что вышел из дома.

Эктор бросился за незнакомцем.

– Эй, приятель! – прокричал он ему, догоняя.

Тот, видимо, его не узнал, ибо лишь оглянулся, но не остановился, а скрылся за углом. Эктор добежал до конца улицы и тоже завернул за угол, но никого не увидел.

– Ты говоришь, он приходил каждый день? – спросил он по возвращении камердинера.

– Да, даже ещё до вашего приезда в Париж. И все задавал всякие вопросы о вас. Например, у кого вы бываете, кто с вами знаком, выходите ли вы вечером из дому, когда вы поедете в Версаль, всегда ли с вами Кок-Эрон, не получаете ли вы писем из провинции. И всегда эти вопросы сопровождаются самыми лестными похвалами в ваш адрес и добрыми пожеланиями. Он расспрашивал также о господине де Рипарфоне.

– И не называл своего имени?

– Нет, и имени своего господина тоже.

– Тогда вот что. Когда он придет в следующий раз, задержи его и передай об этом мне. Я очень хочу с ним поговорить.

Эктору было ясно, что кто-то под предлогом дружбы выпытывает про него сведения. Он задумался было над этим, но вечером за ужином Сидализа своим вопросом заставила его переключить внимание на другое.

– У вас, кажется, была когда-то дуэль на родине?

– Уж не Фуркево ли вам сказал?

– Нет, не он. Но не спрашивайте, кто. Когда-нибудь я скажу, как узнала. А пока вы должны быть в курсе, что не я одна в Париже знаю об этом.

– Что ж, что было, то было. Теперь это дело должно быть забыто.

– Скажу по секрету, есть люди, которые им сейчас заняты.

– Как так?

– Я ничего не знаю, но у вас здесь есть враги. Или, по крайней мере, один враг.

– Да я же в Париже всего две недели.

– Ну и что? Например, шевалье, что был в доме Мазарини.

– Вы что, видели его?

– Нет, но вы же знаете мое мнение о нем.

– Вы это о несостоявшемся поцелуе? Вздор какой-то!

– Конечно, вздор, я согласна. Но его внезапная дружба и теперешнее пренебрежение лишь усиливают мою антипатию к нему.

– И из этого всего можно делать выводы?

– Он пока один – будьте осторожны.

Эктор не успел ответить: вошел Рипарфон.

– Завтра будьте готовы к поездке в Марли, – сообщил он.