Текст книги "Семейный подряд"

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Вместо того, чтобы отправиться к Руденко, как обещала, Яна доехала до центра и зашла в небольшое уютное кафе. Пока широколицая официантка выполняла заказ, она достала колоду и, перемешав ее, нашла карту «Взгляд сквозь оболочку».

Глядя на оранжевый шарфик, она опустила правую ладонь на карту и сосредоточилась. С помощью этой карты Яна могла по вещи, принадлежащей какому-либо человеку, сказать, где он, что с ним или чем он в данный момент занимается. С прошлого сеанса работы с картами прошло достаточное количество времени, чтобы Яна могла как следует восстановить силы, поэтому результат оказался быстрым.

Оранжевые разводы на шарфике зашевелились, изменяя свою форму, затем сплелись в одно темное пятно, на котором, словно в разогревающемся экране телевизоре, возникло изображение. Это была дорога, движущаяся навстречу Яне, словно она (Яна) ехала на автомобиле. Дорога показалась ей знакомой и через некоторое время она действительно поняла, что ведет она в сторону Заводского района. Усилием воли Яна ускорила движение и вскоре оказалась у разъезда. У перекрестка кроме светофора располагалась маленькая сторожка, желтая штукатурка которой изрядно облупилась. Тронутая снегом, она мокла под его холодными поцелуями, будя почти что пушкинскую грусть. Вдоль одной из дорог, той, которую пересекла Яна в своем движении, шло железнодорожное полотно. Яна миновала дощатый переезд и, свернув налево, стала углубляться в новый жилой массив. Он сплошь состоял из «хрущоб» и старых двухэтажных домов, по одной стороне тянулись рельсы, с другой то и дело возникали странные безжизненные объекты вроде складов, длинных производственных корпусов и пустынных бензозаправок.

Яна пересекла какую-то узенькую речку и продолжила движение. Казалось, ему не будет конца. Понемногу пейзаж городских окраин стал отступать, поглощаемый запорошенными снегом холмами. Склоны лоснились перетекающими в синеву сиреневыми тенями, выглянувшее на миг солнце линовало округу, делая ее похожей на школьную тетрадь. Яна повернула направо, слыша нарастающий гул. Словно неслась на крыльях ветра. Дорога пошла петлять меж холмов, покрытых реденьким лесом. Кое-где темнела обнажившаяся земля, она ярко контрастировала с белыми шапками, убаюканными серо-сизыми облаками. Яна приблизилась к разъезду. Стояло два указателя. Не успел даже вопрос: куда дальше? возникнуть в ее голове, как увлекаемая неведомым воздушным течением, она понеслась над дорогой, откланяющейся влево. Она едва успела прочитать надпись на следующем указателе, возникшем словно из-под земли: «Устиновка». Еще через одно мгновение видение исчезло, оранжевые разводы на шарфике заискрились золотом и погасли.

– Пожалуйста, – внезапно появившаяся официантка с подносом начала выставлять приборы на стол.

– У вас здесь есть телефон? – подняла на нее глаза Милославская.

– В баре, – кивнула официантка в сторону стойки.

До Руденко она дозвонилась не сразу. Когда же трубку на том конце провода сняли, она узнала усталый голос Семена Семеновича.

– Да, – раздраженно бросил он в трубку.

– Знаешь деревню Устиновку? – без предисловий спросила Милославская.

– Между прочим, – не ответил на ее вопрос Руденко, – я тебя жду в отделе.

– Я сейчас обедаю, Сеня, а у тебя есть одно срочное дело.

– О-бе-да-ет она, – пренебрежительно протянул Три Семерки, – а я вот сегодня еще не успел.

– Тебе полезно немного поголодать, – прошлась Яна насчет его избыточного веса, – Настя в Устиновке. Там всего-то домов сорок, так что много времени у тебя это не займет.

– Откуда ты знаешь?.. – начал было расспросы Руденко, но осекся. – Хотя, да. Только это ведь не моя епархия, нужно связаться с ребятами из горотдела.

– Вот и свяжись. И чем скорее, тем лучше. Знаешь, у меня нехорошее предчувствие.

– Ладно, – буркнул Руденко. – Только если мы там ее не найдем…

– Найдете, Сема, поищите только получше.

– Дай хоть еще какую зацепку, – взмолился лейтенант, – не можем же мы проверить все сорок домов. Как я вообще все это объясню начальству?

– Это не мое дело, – отрезала Милославская, – а насчет зацепки, – она задумалась, припоминая свое первое видение в тот день, когда Руденко заявился к ней домой, – попробуйте поискать старый деревянный дом. Возможно, там сейчас никто не живет.

– Ну, Яна Борисовна, смотри, – пригрозил ей Руденко, но она уже повесила трубку.

* * *

– Григорян, – чертыхнувшись, лейтенант набрал номер районного отдела внутренних дел, – это Руденко, здравствуй. Как дела, как дети?

– Спасибо, дорогой, – с сильным кавказским акцентом произнес начальник районного отдела. – Все хорошо, у тебе как? Что так долго не звонил? Когда появишься? У меня здесь маленький жирный барашек совсем уже истомился. Приезжай, будет замечательный шашлык. И ящик твоего любимого портвейна, хотя не знаю, как ты можешь брать в рот такую гадость после настоящего домашнего вина.

– Шашлык-машлык – это хорошо, Ашот, – лейтенанту было не до гулянок, хотя дело это он уважал. – Мне здесь одна ориентировочка поступила, проверить бы надо.

– Надо – проверим, какие вопросы! – воскликнул Григорян. – Главное – сам приезжай. Все организуем.

– Не гарцуй, Ашот, – вяло отнекивался Руденко, зная, что от кавказского гостеприимства Григоряна просто так не отделаться, – сегодня только работа.

– Ну, конечно, работа, дорогой, – не унимался Ашот, – я же уже сказал: все организуем как положено.

– Ладно, жди, – лейтенант повесил трубку и вышел из кабинета.

* * *

Синий «опель-омега» стоял возле калитки, когда Яна после обеда в кафе вернулась домой. Любовь Ивановна, увидев Милославскую, вышла ей навстречу из-за руля автомобиля.

«Как некстати, – подумала Яна, глядя на озабоченное лицо Санталовой, – совсем не хочется с тобой сейчас общаться!» Через секунду, встретившись с ней взглядом, Яна заставила себя улыбнуться – клиент как-никак.

– Не могу до вас дозвониться с самого утра, – неодобрительно произнесла Санталова. – Вы нашли убийцу моего сына?

– Давайте пройдем в дом, – спокойно предложила Яна Борисовна, – я сегодня немного устала.

Не обращая внимания на Санталову, которая собиралась что-то возразить, она прошла мимо нее, открыла калитку и направилась к дому. Джемма, почуяв хозяйку, выскочила через специальное отверстие в двери наружу. Радостно шевеля купированным хвостом, Джемма громко залаяла, но, заметив во дворе посторонних, осеклась и глухо зарычала.

– Тихо, девочка, у нас гости, – успокоила ее Милославская и слегка потрепала по холке и между ушами.

Здоровенная собака замерла от удовольствия.

– Проходите, – Яна открыла дверь, которую никогда не запирала, если оставляла Джемму охранять дом, и шагнула внутрь.

Санталова, опасливо поглядывая на Джемму, торопливо вошла следом.

– Погуляй пока, – обернувшись, сказала Милославская Джемме.

– Что-что? – приняв эту реплику на свой счет, опешила Санталова.

– Это я собаке, – усмехнулась про себя Яна, – раздевайтесь.

Оставив клиентку в гостиной, Яна приготовила кофе и вернулась к ней.

– Угощайтесь, – поставила она чашку перед Санталовой.

– Спасибо, – сперва настроенная весьма решительно, Любовь Ивановна несколько сбавила обороты.

– Итак, – она взяла чашку, но еще не попробовала кофе, – что вы узнали?

– Кое-что, – Яна с удовольствием сделала маленький глоток, поставила чашку на стол и неторопясь закурила, – не слишком, правда много, но думаю, что я на верном пути. А что, собственно, вы хотели узнать?

– То есть как? – непонимающе уставилась на нее Санталова, в которой взыграло оскорбленное самолюбие. – Кажется, я плачу вам немалые деньги!..

– Хотите забрать их назад? – бросила на нее пренебрежительный взгляд Яна Борисовна. – Пожалуйста.

Она достала из ящика стола небольшую стопку стодолларовых банкнот, отсчитала необходимую сумму и положила на стол, спрятав оставшиеся назад в ящик. Конечно, она сочувствовала этой немолодой женщине, потерявшей сына и жаждущей найти его убийцу, но позволить с собой разговаривать так требовательно, можно даже сказать, нагло, человеку явно вылезшему из низов, она не могла. Именно поэтому она решила преподать ей маленький урок, который, нужно признать, вполне удался.

– Нет, – Санталова, едва не вылив на ноги кофе, отодвинула от себя деньги, – боюсь вы меня неправильно поняли, я просто хотела спросить, не нужна ли вам моя помощь?

«Прекрасно поняла», – решила Милославская, а вслух сказала: – Это очень любезно с вашей стороны – специально приехать и дождаться меня. Действительно, есть кое-какие нюансы, которые вы могли бы прояснить. Например, вы что-нибудь знаете о бизнесе вашего сына?

– Я не слишком-то в этом разбираюсь. – пожала плечами Санталова. – Прекрасный кофе.

– Он совершал, мягко говоря, не вполне корректные поступки, насколько мне стало известно, – Яна спокойно и холодно смотрела на Санталову, – лишал людей их собственности, заведомо обманывая их.

– От кого вам это стало известно? – взвилась Санталова.

– От потерпевших, – грустно улыбнулась Яна.

– Да мало ли что люди наврут! – не унималась Санталова.

– Эти люди по вине вашего сына потеряли квартиру, – Яна немного повысила голос, – но это не мое дело. Я просто хочу выяснить, чем занимался ваш сын.

Она бросила на Санталову твердый взгляд.

– Я не вникала в его дела, – немного отступила Санталова, – но я знаю, что воспитала честного сына, хорошего супруга…

– Мне как-то не верится, что это был единичный случай.

– Все капиталы делаются таким образом! – снова встала на дыбы Санталова. – Вы верите в честный капитализм? – глаза ее зло и ехидно сузились.

– Меня интересует бизнес вашего сына. Дополнительная информация могла бы прояснить ситуацию. Я, слава Богу, не стала его жертвой. Просто такой бизнес мог способствовать тому, что он нажил себе много врагов. И возможно, кто-то хотел ему отомстить.

– О ком вы говорите? – приподняла свой широкий, стремительно увядающий подбородок Санталова.

– О Насте Парамоновой, – Яна отхлебнула кофе и вытянула ноги.

– Что вы прицепились к этой девушке! – с досадой воскликнула Санталова.

– Квартира ее родителей стала для вашего сына легкой добычей, – Яна невозмутимо смотрела на сидящую точно на иголках Санталову, – и Настя, возможно, захотела восстановить справедливость.

– Чушь! – нетянуто рассмеялась Санталова. – У нас не Палермо.

– Думаю, неспроста она стала любовницей вашего сына, – продолжала Милославская.

– Да что вы такое говорите! – взъерепенилась Любовь Ивановна. – Это ж на голову не натянешь! Проститутка по вызову – любовница моего сына!

– Полагаете, это было единичным явлением? – не повела и бровью Яна.

– Извините, но вместо того, чтобы расследовать, кто убил моего сына, – с надрывом возразила Санталова, – вы делаете все, чтобы опорочить его.

Она всхлипнула и, суетливым жестом достав из сумки платок, поднесла его к сухим глазам. Яне не терпелось закончить этот никчемный разговор – он совершенно не приближал ее к разгадке преступления. К тому же общение с Санталовой нельзя было назвать приятным. Яна стала рассеянно перебирать карты, пока не остановилась на карте «Внушение» Дейстивительно, почему бы не внушить этой даме желание срочно покинуть ее? Яна положила руку на карту и сосредоточила всю свою волю на поставленной задаче.

У нее снова получилось. Санталова, посетовав на свой тяжелый жребий, вскоре откланялась. Их отношения не стали за эти пятнадцать минут более душевными и теплыми. Яна ограничивалась банальными репликами, отвечая на воздыхания клиентки. В промежуток между очередным всхлипом и полустоном она задала вопрос о Смурыгине. Бывал ли он у Санталовых дома, кто он, когда начал работать с Юрием. Любовь Ивановна не могла и на этот раз сказать ничего определенного. Похоже, ее интересовали только деньги, которые щедрый сын выделял на ее содержание, да некоторые подробности его семейной жизни, касающиеся Оксаны. Закрыв за Санталовой дверь, Яна, как и в первый раз, испытала громадное облегчение.

* * *

Сон Яны был потревожен противным треньканьем телефона. Не открывая глаз, в которых все еще стояли желтые и оранжевые круги, Яна протянула руку и сняла трубку. Джемма, заметив, что хозяйка не спит, стала радостно поскуливать и ласкаться. Яна легонько оттолкнула собаку и теснее приложила трубку к уху.

– Чего молчишь? – почти кричал возбужденный Руденко.

– Что такое, Сеня, успокойся, – улыбнулась Яна.

За улыбкой последовал аппетитный зевок.

– Как ты можешь дрыхнуть? – неистовствовал Руденко, – тебе же бешенные бабки платят!

– Объясни по существу, – попросила Яна.

– Нашли, нашли эту… Черт, она того, понимаешь? – Руденко перешел на таинственный шепот.

– Что того? – Руденко стал действовать на нервы Яне.

– Ну, жмурик, – продолжал шептать Руденко.

– Где вы ее нашли?

– В Устиновке. Была в старом заброшенном доме, в погребе. Но это не главное…

– А что главное?

– То, что нашли у нее в сумочке, – таинственно произнес Три Семерки.

– И что же это такое, чья-нибудь голова? – Милославская невесело усмехнулась в трубку.

– Еще одно подтверждение моей гипотезы, – удовлетворенно сказал Руденко.

– Может, расскажешь поподробнее, – неуверенно произнесла Яна, которой уже стало невмоготу разговор вокруг да около.

– Если хочешь, могу к тебе приехать, – предложил Руденко.

В его словах была уверенность и чувство собственной правоты.

– Приезжай, у меня тоже кое-что есть для тебя, – Милославская взглянула на часы, показывавшие почти полночь, и положила трубку.

* * *

Руденко, видимо, не терпелось похвастать перед Яной Борисовной своими успехами в расследовании этого дела. Не прошло и пятнадцати минут, как его старенький «жигуленок» остановился возле ее калитки.

Когда засуетилась Джемма, Яна погасила свет и выглянула в окно. В свете фонаря, среднего роста, коренастый, в куртке нараспашку лейтенант торопливо шагал по дорожке, ведущей к дому. В руке он сжимал какой-то сверток.

– Кофе будешь? – Яна встретила его на пороге и пригласила в дом.

– А как же, – удовлетворенно хмыкнул лейтенант и свободной рукой огладил свои пшеничные усы, – даже обязательно.

Они устроились в гостиной перед маленьким столиком, на который Яна поставила поднос с чашками. Некоторое время молча пили кофе. Милославская терпеливо ждала, пока Руденко не соизволит сказать, по какому такому значительному поводу он среди ночи беспокоит ее. Ей показалось, что есть в этом с его стороны какая-то неуверенность, которую лейтенант старательно хочет скрыть. Наконец он поставил чашку на стол и закурил. Яна курила уже давно, ей нравилась смесь табачного дыма с кофе.

– Вот так вот, Яна Борисовна, – Руденко похлопал по свертку, который лежал у него на коленях, – все сходится.

– Ты объяснишь, наконец, толком что произошло, – не выдержала Милославская, – или мы всю ночь будем говорить полунамеками? Что там у тебя?

– Скажу, скажу, – глубоко вздохнул и выдохнул Руденко, но сверток не развернул, – все по порядку.

– В общем так, – он одним махом опорожнил чашку, словно пил свой любимый портвейн, – нашли мы ее быстро. Ашотик подсуетился, дал мне людей. Там один домик есть заброшенный, уже пару лет никто не живет. Хозяйка умерла, а наследники никак не приедут, хотя все документы оформлены. Вот и стоит домишко без присмотра. Короче говоря, мы с него и начали.

– Похоже было на мое описание? – как бы между прочем поинтересовалась Милославская.

– Ну, как тебе сказать, Яна Борисовна, – замялся лейтенант, вспоминая, что когда он сказал Григоряну, что примерно они ищут, тот сразу же привел его к этому дому, – похоже… похоже. Есть, конечно, кое-какие неточности…

– Ладно, – усмехнувшись про себя, Яна махнула рукой, – давай дальше.

– Нашли ее в погребе, вызвали бригаду криминалистов – все как положено, – лейтенант заговорил сухим протокольным языком, – смерть наступила от пулевого ранения в голову. Там же нашли гильзу от пистолета Макарова, что подтвердило наше первоначальное предположение, что убили ее там же. По предварительным данным пролежала она там не меньше трех суток, хотя труп сохранился довольно хорошо – погреб, сама понимаешь… Дальше что, – Семен Семенович дернул себя за ус, – одета была в черную шубку, голубое платье, черные колготки и черные же сапоги, что совпадает с показаниями Гулько. Но самое интересное, – тон голоса Руденко постепенно повышался, – то, что обнаружили в ее сумочке. Кроме всякой прочей ерунды, разумеется, сама понимаешь. Вот, – он торжественно развернул сверток, вынул из него обыкновенную видеокассету и протянул Милославской, – у тебя ведь есть видак.

– И что на ней? – Милославская без особого интереса взяла кассету, но не торопилась вставлять ее в гнездо видеомагнитофона.

– Ты ставь, ставь, – закивал Руденко, – между прочим, это вещественное доказательство и должно сейчас находиться в сейфе за семью печатями, а я вот принес, чтобы ты тоже взглянула.

– Ты очень рискуешь, – с иронией произнесла Милославская, – так тебе никогда не стать не то что капитаном, а даже и старлеем.

– Не трогай больной вопрос. Включай, – не обиделся на нее Руденко, который давно уже засиделся в лейтенантах. На то были свои причины, о которых он не очень любил распространяться.

Яна возвратилась в кресло и развернулась лицом к экрану телевизора, на котором уже двигались первые кадры. Это была довольно качественная съемка, может быть, даже профессиональная, в этом Яна не слишком-то хорошо разбиралась, но само действие было явно не постановочным. Двое – крупный, слегка дрябловатый мужчина, на вид лет тридцати пяти, с мощной волосатой грудью и молодая симпатичная блондинка с тонкой талией и длиннющими ногами – лежали на широкой кровати, совершенно голые и не просто лежали, само собой, а еще и совершали различные приятные друг для друга телодвижения. Проще говоря, занимались любовью.

Посмотрев это занимательное зрелище пару минут, Милославская повернулась к лейтенанту.

– Долго еще?

– Минут двадцать, – Руденко не отрывал глаз от экрана телевизора.

Яна щелкнула пультом и изображение исчезло.

– Ну и что? – она положила пульт на стол и закурила.

– Как то есть что? – вытаращил на нее глаза лейтенант. – Это же Санталов и Парамонова.

– Разве это новость, – пожала плечами Милославская, – что Санталов пользовался ее услугами?

– Нет, – с горячностью возразил Три Семерки, – как же ты не понимаешь?! То, что Парамонова проститутка, и Санталов, вероятно, частенько проводил с ней время, это понятно. Но я ведь, кажется, сказал тебе, что кассету эту мы нашли в сумочке у Парамоновой. Зачем ей делать такие съемки? Это ведь доказывает, что она шантажировала Санталова, а может, кстати, и не его одного. Санталов не захотел ей платить, пригрозил ей, и она его за это убила. Все ведь ясно как божий день. Или ты так не думаешь?

Руденко уставился на Милославскую, ожидая подтверждения своей теории. Но она только слегка повела плечами.

– Это совершенно ничего не доказывает, Сеня, – мягко произнесла она, – а только ставит дополнительные вопросы.

– Какие еще вопросы? – горячности Руденко поубавилось.

– Ну, например, – Яна откинулась на спинку кресла и словно размышляла вслух, – зачем ей нужно было шантажировать Санталова, ведь она и так получала от него деньги? К тому же Настина мать сомневается, что она знала Санталова, как человека, причинившего ее родителям столько зла.

– Да мало ли что она говорит! – пренебрежительно махнул рукой Руденко.

– Настя, повторюсь, и так зарабатывала с помощью Санталова. Зачем ей так рисковать? Ведь шантаж – всегда риск…

– Чтобы получить еще больше, – уверенно заявил лейтенант.

– Хорошо, предположим, – согласилась Милославская, – но кому она могла показать эту кассету, в случае отказа Санталова платить?

– Жене, Оксане.

– И что бы та сделала, увидев кассету?

– Устроила бы Санталову скандал, ушла бы от него, – предположил Руденко.

– Насколько я понимаю, Сеня, – спокойно сказала Милославская, – жена Санталова материально полностью зависела от мужа, так что уйти от него было бы для нее равносильно уходу от богатой жизни к прозябанию. Я знаю таких женщин. Поверь мне, никуда бы она от него не делась, пока бы он сам ей не дал под зад коленом, если, конечно, у них не было брачного договора, составленного в ее пользу. Только не думаю, что такой жук, как Санталов, мог допустить это. Значит, вариант с женой отпадает. Юрий Николаевич, как я понимаю, не государственный служащий, поэтому его нельзя скомпрометировать и потерей служебного места. Вот если бы он баллотировался в Думу или на пост губернатора, тогда кассета для него могла бы означать крах всей его карьеры, а так… В общем, Семен Семенович, получается, что кассета эта для Насти Парамоновой в плане шантажа Санталова была совершенно бесполезной и на твоем месте я бы задумалась, как она вообще к ней попала? Еще бы я задала себе такой вопрос: кто убил Парамонову? Возможно, тот же, кто убил и Санталова, ранил его жену и Дмитрия Гулько. Ведь если следовать твоей теории, то Парамоновой не нужно было убивать его жену, а тем более Гулько, а тот кто прикончил Юрия Николаевича, собирался убить и остальных участников вечеринки. Мне кажется, что Настя просто оказалась невольной свидетельницей трагедии и ее решили убрать. Конечно, может быть, она была знакома с преступником или преступниками. Ведь убили-то ее в деревне, а туда нужно было еще доехать. Кстати, на ее теле не обнаружили следов насилия?

– Так, небольшие синяки на запятстьях, – со вздохом ответил Руденко.

– Вот видишь, выходит, что она сопротивлялась.

– Черт, Яна, – в сердцах произнес лейтенант, – какая же ты противная женщина – развалить такую стройную теорию.

– Я не противная, Сеня, – с улыбкой возразила ему Милославская, – я умная. Ты, кстати, тоже не дурак.

– Спасибо, – с сарказмом поблагодарил ее лейтенант.

– Не за что, Сеня. Просто ты почему-то вбил себе в голову, что Парамонова виновна в гибели Санталова и пытаешься подогнать факты под свою теорию.

– Да ничего я не пытаюсь, – огрызнулся Руденко, и тут же воскликнул: – Значит, это Оксана его укокошила, чтобы завладеть имуществом!

– Ага, – кивнула Яна, – а заодно выстрелила в себя.

– Она могла нанять кого-то, – не сдавался Три Семерки, – а киллер попал в нее случайно.

– Может быть, – устало протянула Милославская, – только киллеры, мне кажется, действуют более точно, а в нашем случае имеются двое раненых.

– Ну, – махнул рукой лейтенант, – киллеры сейчас разные бывают. Может, это был не профессионал. А может, – состроил он лукавую гримасу, слово его вдруг осенило и он милостиво решил поделиться своими предположениями с Яной, – Настя стала жертвой своего сообщника. Чего-то не поделили…

Не прекращая хитро смотреть на Яну, Три Семерки сделал характерный жест рукой, который означал, что он, Руденко, настолько сведущ и опытен в подобных делах, что таким салагам, как Настя и ее сообщник, его не провести. Милославская невольно улыбнулась такой упрямой наивности, отдавая отчет, что именно она составляет львиную долю обаяния лейтенанта.

– Это бы тебя очень порадовало, – с иронией ответила Яна, – твоя замечательная гипотеза подтвердилась бы на все сто. Кроме того, я частично могу разделить твои предположения.

– Все-таки? – ехидно ухмыльнулся Руденко. – Ты же против!

– Сеня, я не против и не за, – решительно возразила Милославская, – я просто хочу придерживаться фактов и не давать волю эмоциям.

– А я и не даю волю эмоциям, – насупился Руденко.

– Ну как же, – усмехнулась Яна, – ты стараешься подогнать реальность под свою метафизику, чтобы лишний раз почувствовать себя умным и сильным, – Яна шутливо подморгнула несколько оторопевшему от такой мягкой и одновременно едкой отповеди лейтенанту. – Если же отбросить всю эту шелуху, к которой я также отношу и свое упорное желание соглашаться с тобой…

– А! – воспрял духом Руденко. – Все-таки признаешь!

Он укоризненно качнул головой. Вернее, это его глаза смотрели с упреком на Яну, а движение головы всегда было одинаковым, по-медвежьи грустным и недоверчивым. Именно выражение глаз, всего его широкого скуластого лица придавало этому качанию, ставшему визитной карточкой лейтенанта, все время разное значение – в зависимости от ситуации.

– Я была у матери Насти, – быстро проговорила Яна, – и мое посещение может кое-что прояснить, если не запутать… – теперь настала Янина очередь таинственно взглядывать на Руденко, – Санталов кинул Настиных родителей с квартирой.

И Яна пересказала Три Семерки свой разговор с Парамоновой-старшей.

– Вы сообщили ей о Насте?

– Сообщили, – угрюмо кивнул Руденко.

Он сидел совсем не торжествующий, а тихий и задумчивый, как всегда медленно раскачивая головой из стороны в сторону, словно это мерное неспешное движение активизировало тайный источник его умственной силы. Почему-то в такие спокойные минуты Яне становилось жаль лейтенанта. Она пробовала разобраться в этом своем чувстве, возникающем спонтанно и порой вызывающем у нее неудобство и даже стыд, но не могла добраться до корней, сколько не старалась.

– Ну так, – поднял на Яну глаза Руденко, – все сходится. Остается только найти ее сообщника и хорошенько его допросить.

В этой реплике Яна различила покровительственно-садистские нотки, и чувство жалости к лейтенанту мигом улетучилось. Теперь перед ней снова сидел настырный, туповатый малый, который лишний раз убедился в своем мнимом превосходстве.

Яна неторопливо встала, подошла к телевизору, достала из гнезда кассету.

– Что ты собираешься делать? – иронично спросил Руденко.

– Немного помедитировать, – устало улыбнулась Яна, – ты не возражаешь? Что-то меня настораживает в связи с этой кассетой.

Руденко молча пожал плечами.

– Сварить тебе еще кофе? – предложила Яна, – будет чем заняться, пока я буду работать.

– Работать, – беззлобно передразнил Милославскую Три Семерки, – вон оно как серьезно!

Он рассмеялся. Смех его звучал вполне миролюбиво, дружески. Он не зубоскалил, а шутил, умиротворенный своей правотой.

– Да, Сеня, – критическим взором окинула его Яна, – это работа, самая настоящая.

– Да знаю-знаю я, – с досадой махнул рукой Три Семерки, – я ж шучу.

Яна сварила новую порцию кофе и пока лейтенант, покрякивая от удовольствия, поглощал его, устроилась немного поодаль с картами и кассетой. Две ее руки покоились – одна на кассете, другая на карте «Взгляд сквозь оболочку». Она прикрыла веки и мысленно сосредоточилась на кассете. Может, ей удастся увидеть людей, которые к ней прикасались. Может, доведется вызвать ужасную картину Настиной смерти и ей явится лицо убийцы…

И она увидела. Только не ожидаемую сцену, где преступник расправляется с жертвой, а кассету. Кассета лежала на столе, на белой скатерти, в пергаментного цвета обертке. Потом, подхваченная быстрой рукой, исчезла во мраке. И тут перед глазами Яны что-то блеснуло. Это были два маленьких озерца, солнечный луч скользил по ним. Нет, это не озерца. Что-то большое, темное выросло между ними, разделив их… Потом картинка словно отъехала и Яна мельком увидела лицо человека неопределенного возраста. Одутловатое, невыразительное, пустое. Озерцами оказались стекла очков, а выросшая между ними преграда – носом. Яна хотела «притормозить» видение, но оно погасло также внезапно, как и появилось.

– Ну как? – с беззаботностью необремененного контактом с высшими силами человека спросил Руденко, увидев, что Яна открыла глаза, – кофе у тебе отменный, – добавил он, чтобы придать ситуации здоровый посюсторонний колорит.

Мол, все эти чудеса только и имеют значение, если их можно использовать для разрешения нормальных бытовых проблем.

– Кассет – две, – выдохнула Яна, – у этой, – кивнула она на лежащую на столике кассету, – есть сестра-близнец.

– На кой черт? – приподнял брови удивленный Руденко, – копия что ли? – решил все же уточнить он.

– Да, копия.

– И где она и кому могла понадобиться?

– Не знаю. Я видела какого-то очкарика. Он имеет непосредственное отношение к той кассете.

– Сообщник, – резанул воздух ладонью Руденко, – как пить дать! Как он выглядел? – заинтересовался он.

– Хочешь фоторобот составить? – поддела его Яна.

– Фоторобот в твоей голове, – ободряюще улыбнулся Руденко, – мне нужно лишь перенести портрет на бумагу.

– Чтобы объявить всероссийский розыск? – Яна закурила, чувствуя гигантскую усталость – у нее дрожали пальцы.

– Ничего не выражающее лицо, очки, пегие волосы, светлые, по-моему, серые глаза, неправильной формы, слегка вздернутый нос. Не было в нем ни намека на харизму или что-то в этом роде. И потом, – вздохнула она, – все было слишком быстро, я не успела с точностью запечатлеть его образ в своей памяти. Картинка была довольно размытой… Но если бы я встретила этого человека, я бы, конечно, узнала его, – Яна подняла на Руденко светящийся уверенностью взгляд.

– А искать-то этого красавчика как? – нахмурился разочарованный Три Семерки.

– Рано или поздно я выйду на него, – Яна одарила лейтенанта снисходительным взглядом.

– Вон оно как! – воскликнул Руденко. – Кру-уто!

Он натянуто улыбнулся. Яна снова почувствовала исходящие от лейтенанта токи зависти и тайного укора. Словно она была виновато, что имеет такой бесценный дар. Милославская молчала, ей хотелось спать, а Руденко, как видно, не собирался ее покидать в ближайшие пять минут.

– И что мне дает твое пророчество? – завелся Руденко. – Что из того, что есть еще одна кассета, если она, конечно, действительно есть? – поправился он.

И тут же опустил долу виноватый взгляд. «Вечно с ним так, сначала хамит, грубит, передергивает, а потом самому же от этого худо бывает», – со вздохом подумала Яна.

Руденко интерпретировал этот вздох по-своему. Он был убежден, что вздох этот символизирует Янино замешательство. И стал по-отчески, по-братски успокаивать Милославскую.

– Да ладно, не унывай, все у тебя получится. Ты вон уже сколько информации ценной нам дала. Если б не ты…

И так далее, и тому подобное.

– Давай-ка сворачивать нашу «тайную вечерю», – огорошила его Милославская, – спать что-то хочется, – она аппетитно зевнула, – пусть каждый из нас поразмышляет над новым поворотом сюжета самостоятельно.

– Мне и в самом деле пора, – обиделся Руденко, – засиделся я…

Он поднялся, проявив невиданную доселе ловкость и быстроту. Джемма вяло побрела за ним в прихожую. Распрощавшись с лейтенантом и пожелав ему всяческих благ и удачи, Яна вернулась в постель. Но прошел по крайней мере час, пока она задремала.