Текст книги "Ангел-хранитель"

Глава 5
Поиск

Воспользовавшись теплой погодой, Олег рассадил бойцов на чистку оружия не в специально отведенной для этого палатке, а сразу за ней, на улице, близ недавно оборудованной тропы разведчика. Рассевшись на коврики и выложив оружие на расстеленные плащ-палатки, бойцы принялись за чистку. Кузнецов специально сел немного в стороне, чтобы видеть каждого и вместе с тем побыть немного наедине со своими мыслями. Раздавшийся со стороны разведчиков смех вывел его из задумчивого состояния. Он поднял взгляд и увидел, что большая часть группы расселась вокруг Димарика, а тот что-то им с воодушевлением рассказывал. Олег невольно прислушался.

– …а мы с отцом зимой из леса не вылезаем, то за зайцем, то за лисой. По пяток патронов возьмем – и на охоту.

– А что патронов так мало, патронташа, что ли, нет? – с легкой издевкой в голосе спросил снайпер Ясиков.

– Почему нет? Есть, – даже как-то обиженно возразил Маркитанов. – А зачем нам больше? Мы с отцом хорошо стреляем! Пару-тройку зайцев подстрелим – и домой. Солить нам их, что ли?

– Ты еще скажи, что белку в глаз стрелял! – Ясиков, похоже, сегодня был не в духе.

Маркитанов повернулся в его сторону, смерил снайпера с ног до головы своим пронзительным взглядом и выдал:

– Белку в глаз? Запросто! – После чего сделал паузу и довольно улыбнулся: – Какая-никакая дробинка, а попадет.

Мгновение тишины – и всеобщий хохот. «Клоун», – с какой-то непонятной для себя теплотой подумал Кузнецов и вновь погрузился в свои мысли.

Полтора месяца командировки остались позади, а ничем особенным пока отличиться ему не удалось. И хотя Олег не слишком надеялся совершить что-то уж слишком выдающееся, но заслужить свой орден хотелось. Так что на Б/З, в бой, Кузнецов рвался, не было только желания подлететь на мине и оставить свою лапку где-нибудь в горах Ичкерии. Мины, пожалуй, были единственным, чего он опасался на этой войне. Нельзя сказать, чтобы Олег слишком уж их боялся, но каждый раз, когда им на пути попадались разбросанные где ни попадя «ПФМки» или расставленные на пути замыкатели, у него в груди невольно что-то съеживалось, хотелось стать меньше и невесомее. Слава богу, четвертой группе первой роты пока везло. И не о результатах речь – хотя, кроме убитых боевиков (агентура дала подтверждение трех трупов), схрона с продовольствием, тайника с боеприпасами, имелся еще и большой объем разведданных, – а о собственных потерях. Если не считать временно выбывшего из строя с разрывом связок Щукина, у Кузнецова их не было. Увы, в большинстве групп подобным везением похвастаться не могли. И опять же зачастую результаты их боевой деятельности были весьма впечатляющими – многие превосходили результат Олега по уничтоженным боевикам и обнаруженным тайникам, но редко кому удалось избежать подрывов и ранений личного состава. Особенно не везло соседней роте. В первой группе подрыв, в четвертой – раненый, в третьей – два подрыва, во второй – подрыв и два раненых, один из них тяжелый. Олег надеялся, что ему и дальше будет везти, но уверенности в этом не было. Он закончил чистить свой автомат, отложил его в сторону и обратился к завершающим чистку разведчикам:

– Еще раз напоминаю: командиры отделений проверяют оружие на наличие загрязнений. После этого оружие предоставляется мне, и если я обнаруживаю гарь, то чистит его уже командир отделения. Ясно? Вопросы есть?

Вопросов не было, а чистка продлилась еще добрых полчаса.

После того как оружие было осмотрено придирчивым командирским взглядом и сдано в оружейную комнату, Кузнецов дал своим бойцам разрешение на отдых. Но отдыха, в смысле сна, не получилось. Соседняя рота предложила, с легкой руки замполита майора Бакланова, провести турнир по мини-футболу: две команды одной роты играют с двумя командами другой роты, а те, кто набрал наибольшее количество очков, соответственно и играют финал.

Предложение было принято, и началась игра. По общей договоренности в качестве приза проигравшие покупали команде победителей для личного состава – две упаковки сока, для офицеров и прапорщиков – упаковку пива. Договор был скреплен крепким рукопожатием командиров рот, и игра началась…

Увы, турнир они проиграли. То ли сказалась накопившаяся и все еще не исчезнувшая усталость (соседи пришли с Б/З на одни сутки раньше), то ли команда второй роты действительно оказалась сильнее. Во всяком случае, в финале команд первой роты не было. Малость поругавшись на не сумевших добиться победы бойцов и посетовав по поводу упущенного приза, офицеры разошлись по палаткам. О том, что еще предстояло покупать соседям ящик спиртного, как-то не думалось: на сок бойцы будут сбрасываться сами, а пиво все равно собирались пить вместе. Так что на самом деле проигрышу никто не огорчился, а зрелище получилось, так что в выигрыше остались все.

Вечерняя поверка уже прошла. До предписанного уставом отбоя оставалось еще сорок минут, но, как назло, вырубился дизель, и теперь вся палатка потонула в темноте. Кто-то достал фонарики, кто-то зажег специально для этого случая приготовленные свечи. Естественно, ни о каком DVD не было и речи. Вот в соседней роте у контрактников был портативный DVD-проигрыватель, работающий от аккумуляторов, и им эти отключения были по барабану. Димарик соседям даже немного позавидовал и от нечего делать стал перебирать содержимое своего рюкзака. Вынул и положил на кровать дополнительные, не помещавшиеся в разгрузке ленты, десятка полтора оставшихся от предыдущих пайков пакетиков чая, порванную в нескольких местах клеенку, аккуратно сложенную плащ-палатку, теплый свитер и синтепоновые штаны, две пары носков, четыре запасных батарейки к фонарику, старый, с разбитым стеклом компас, три пачки галет, скрученные и сложенные в пакет сапоги-чулки.

– Дим, а зачем ты постоянно таскаешь их с собой? – Гудин, лениво потянувшись, сел на своем месте и ткнул пальцем в лежавшие на спальнике чулки.

– Ну… – неопределенно протянул Маркитанов и пожал плечами. – Сыро там, например, будет или что еще… Река разольется…

– Понял, не дурак. В чем-то ты, конечно, прав, но таскать их с собой все время! – Гудин покачал головой. – На фиг, на фиг! – А потом продолжил: – Это только в кино герой от нечего делать залазит в воду, а потом в мокрой одежде и, главное, в обуви вершит великие деяния. Придурки! У нас каждый идиот знает: всегда, когда есть возможность, лучше раздеться, а перейдя водную преграду, одеться вновь.

– Угу! – думая о чем-то своем, согласился Димарик. Затем поднялся, прошел к выходу, выйдя на улицу, вытряхнул из рюкзака скопившиеся там крошки, чем вызвал недовольный взгляд стоявшего под грибком дневального, и, вернувшись на свое место, стал складывать вынутые пожитки обратно. Пакетики чая, галеты и носки положил в боковой кармашек, на самое дно «эрэрки» сунул старый трехметровый кусок полиэтиленовой пленки; скрученные чулки стоймя (чтобы было удобнее достать) поставил с правого бока «эрэрки», слева от них запихал свитер и штаны. И на все это положил сложенную в несколько раз плащ-палатку и уже сверху разложил четыре пулеметных ленты.

– Вот и все! – Маркитанов довольно потер руками. – Теперь останется только уложить пайки, и можно топать.

– А ты уже на Б/З собрался! – заметил, усмехнувшись, Гудин и, встав на пол, начал неторопливо раздеваться.

– Ну, так послезавтра и выходим… – Димарик подхватил рюкзак и, прогнувшись назад, сунул его чуть дальше изголовья.

– С чего ты взял? – недоверчиво покосился на Димарика Гудин.

– Да мне пацаны со штаба сказали, – ответил Маркитанов, имея в виду штабных писарей Влада Говоркова и Сеньку Ерохина.

– А, ну раз так… – покорно согласился Виктор. Писари обычно знали о планах вышестоящего начальства больше офицеров-группников.

– Эй, чья зажигалка? – Из тьмы нижнего яруса нар выглянуло едва угадываемое лицо Киселева.

– Если работает, то моя, – отозвался Маркитанов.

В темноте вспыхнула оранжевая вспышка.

– Ну, вот видишь. – Димарик лениво потянулся и вытянул вперед руку. Сапер взглянул по сторонам: других претендентов на «средоточие искрометного огня» не было.

– Держи! – Еще не спавшие разведчики видели, как в неярком свете свечей сверкнула оранжевая искра. Квадратик зажигалки, миновав подставляемую ладонь, шлепнулся на деревянную поверхность пола и залетел куда-то под кровать.

– Че, подать не мог? – обиженно засопел огорченный Димарик.

– Я думал, ты поймаешь! – Сапер не считал себя чем-то обязанным. Не поймал, значит, виноват сам.

– Вот теперь ищи из-за тебя! – недовольно буркнув, Маркитанов свесил ноги на пол, влез в резиновые армейские тапочки и, совсем по-стариковски кряхтя, полез под кровать. Мгновение спустя оттуда стали вылетать сумки, пакеты, завернутые в полиэтиленовую пленку БК.

– Эй, эй, ты что творишь? – завопили сразу с двух сторон недовольные его действиями сослуживцы.

– Во, нашел! – не обращая на них никакого внимания, возвестил улыбающийся во все свое широкое лицо Димарик. Сунув найденную зажигалку в карман, он все таким же кидательно-поступательным способом отправил шмотки обратно и ужасно довольный водрузился на свое место.

Кто-то беззлобно ругнулся, кто-то хихикнул, отпустив по поводу Маркитанова какую-то никем не услышанную шутку, но дневальный погасил свечи, и через некоторое время в палатке наступила тишина, лишь изредка прерываемая чьим-то бессвязным бормотанием, шуршанием спальников и тихими, почти неслышными вздохами. Кто вздыхал и что происходило в душе вздыхавшего, так и осталось тайной…

А Димарик лежал, закрыв глаза, и все думал по поводу отправленного сегодня представления к медали Суворова, и на душе у него становилось светло и радостно. Нет, он никогда не гнался за наградами. Может, отчасти поэтому в дни, когда Маркитанов появлялся на людях «при параде», на его груди, кроме министерской «подлости», других знаков отличия не было. Конечно, может быть, где-то на закорках сознания ему и раньше хотелось получить орден или хотя бы боевую медаль, но это потом, под конец войны, когда последний контракт и – к родителям в деревню. Он рассуждал именно так и, как все, просто тянул боевую лямку. Правда, тянул Димарик ее уже четвертый год и всерьез собирался пробыть на войне еще три, так, чтобы, значит, всего семь и чтобы сразу на пенсию…

– Русские – хорошие воины. – Хан задумчиво посмотрел в потолок врытого глубоко в землю схрона. – Ты зря кривишься, нельзя недооценивать собственного врага.

– Так что же им мешает победить нас с их силой и техникой? Нас так мало…

– О, ты ошибаешься! У русских слишком много врагов, чтобы одержать победу. Их враги: «взять до», «во что бы то ни стало» и инструкции, которые почему-то выполняются все до одной, кроме тех, которые действительно нужно выполнять. И еще самый главный враг русской армии – вбитый в кровь и мозг постулат: «всякая инициатива наказуема».

– ?

– Что я скажу тебе, Аслан, если ты предпринял дерзкую вылазку, а она не удалась и в результате у тебя погибли люди? Я скажу: «На то была воля Аллаха». А что случится, если русский офицер сделает то же самое и с таким же результатом? Я не говорю о тех случаях, когда он допустил глупость, я не говорю о тех сражениях, в которых их генералы выстилают солдатскими телами кровавую мостовую. Я говорю о предпринятых им дерзких, но неудачных действиях. Что с ним будет? Правильно, в лучшем случае его накажут так, что на всю жизнь отобьют охоту проявлять эту самую инициативу. А командир без грамотной инициативы – это уже половина воина. Боязнь закона иногда бывает хуже боязни врага. Только запомни: нельзя прежде времени злить русских по-настоящему. Если русские впитают в себя безрассудную ненависть, остановить их уже не сможет никто. Но они, слава Аллаху, постепенно забывают о собственной силе. Попомни мои слова: наступит день, когда их дети станут рабами наших детей! – Говоря это, Хан все больше и больше распалялся, губы начали дрожать, а в глазах сверкала неприкрытая ненависть. – У русских не должно быть будущего, их вообще не должно быть! Мы, воины, должны поднимать дух нашего народа, а наши женщины – рожать как можно больше детей! А этих русских собак с каждым годом становится все меньше и меньше. И наступит наш час, когда мы придем в их дома. Кто станет сопротивляться – вырежем! – Радуев выхватил из ножен кинжал и провел им возле своего горла. – Мы вырежем всех стариков и старух, оставим лишь молодых женщин и детей. – Он усмехнулся. – Нам еще будут нужны рабы и подстилки на ночь. – Он снова усмехнулся и, похоже, посчитав, что сказал все, умолк…

На очередное Б/З вновь выходили ночью. Незаметно перешли речушку и по крутому подъему начали движение в сторону позиций засевших высоко на горе морпехов. Предыдущие двое суток шел дождь. Ручей, отделяющий село от позиции морских пехотинцев, разлившись, превратился в довольно бурный поток, и преодолевали его долго, раздеваясь на одном берегу до пояса, а затем переходя вброд и ежась от не по-летнему ледяной воды. Так что вначале было мерзко, зябко, даже холодно, но по мере подъема стало приходить тепло, ближе к середине горы пробившись выступившим на спине по́том. Когда же разведчики входили на вершину, по́том уже начинало заливать глаза. Шедший первым Киселев, не выходя из кустов, запустил в небеса ракету, но по существовавшей договоренности не зеленую, как было обычно принято, а белую, как по таблице сигналов. Вот только отвечать на нее морпехи не спешили, да и согласно все той же договоренности не должны были. Обмен энным количеством ракет дал бы вражеской агентуре хорошую почву для размышлений, и к какому они после этого пришли бы выводу, догадаться было нетрудно. А так одна белая сигналка вполне могла быть принята за обычную осветиловку, на которую никто не обратит особого внимания.

Выждав время, чтобы яркая белая звездочка на небе расплавилась в едва заметно летящую к земле точку, Киселев вышел из кустов и, дождавшись, когда за ним потянутся другие, уверенно зашагал в направлении позиций морских самоходчиков.

Фигура высунувшегося над бруствером часового отчетливо просматривалась на фоне все еще не до конца потемневшего неба.

– Стой, кто идет? – бодро окликнул часовой приближающихся к нему спецназовцев.

«Это мы, кошки, назад ползем», – хотел сказать Киселев, но в последний момент передумал и ответил привычно:

– Свои.

– А-а, – протянул заранее предупрежденный морпех, и его голова скрылась за чертой ночи. Похоже, он, выполнив свой долг встречающего, смылся, а засмотревшийся на расплывающиеся контуры самоходки Киселев поскользнулся и едва не упал в размешанную гусеницами грязь.

– Черт! – громко выругался он, с удовольствием используя имеющуюся пока возможность не соблюдать звукомаскировку и при этом не боясь получить втык от идущего позади ротного. Тем более что тот, как оказалось, был совсем рядом.

– Посторонись! – Гордеев положил руку Киселеву на плечо и, дождавшись, когда он примет чуть в сторону, ловко обошел его и пошел первым. В отличие от сапера ротный бывал здесь не раз и неплохо знал морпеховские позиции.

Они какое-то время шли, петляя по извилинам отрытых в полный рост окопов, затем вновь выбрались на открытую поверхность, буквально в жижу истолченную траками, и почти тотчас по ведущим вниз ступенькам спустились в приземистое, полностью скрытое под землей строение, на поверку оказавшееся казармой для личного состава. Правда, весьма тесной и темной, так что в помещение заглянули лишь Гордеев и несколько разведчиков из кузнецовской группы; остальные во главе со своими командирами остались дожидаться снаружи.

– Здорово, Вадюха! – поднялся навстречу ротному худой морпех в камуфляже и майорскими звездочками на погонах.

– Привет, Геннадий, привет! – в свою очередь отозвался Гордеев и, шагнув навстречу хозяину здешних высот, заключил его в объятия.

– Я думал, ты уже остепенился! – Морпех кивнул в сторону бойцов, стоявших у него за спиной. – А ты все еще по горам бегаешь!

– Не дорос я еще до должностей от войны далеких, – почти по-былинному протянул Вадим и усмехнулся, – но не жалуюсь.

– Так вы к нам как: надолго или сразу дальше потопаете? – Вопрос был не праздным. Если разведчики оставались до утра, то следовало подумать, куда их разместить.

– Сразу. Только орлов моих водой напоите, да и кого-нибудь в проводники дайте, а то я в твоих щелях заблужусь, да и к тому же еще с каждым часовым «кто такие?» выяснять буду, – усмехнулся Вадим.

– Фигня вопрос. – Геннадий повернулся в сторону собственных бойцов. – Бабин, покажи спецам, где у нас бочка с водой. Свежая, только сегодня привезли, пусть пьют, не жалко, – распорядился командир морских пехотинцев. В свете тусклой лампочки, светившей от едва работавшего дрынчика, его лица было почти не видно, но всем показалось, что он по-доброму улыбнулся. – Бабин, не делай вид, что ты спишь, давай топай поживее!

Жалобно заскрипела пружина солдатской кровати, кто-то чертыхнулся, затем среди личного состава морпехов произошло легкое шевеление, и с дальней койки слез и направился к выходу коренастый сержант-контрактник.

– Так, орлы, кто пить будет? – на всякий случай спросил Гордеев, но, кроме невразумительного бормотания, не получил никакого ответа. И уже когда хотел повторить свой вопрос снова, послышалось громкое димариковское.

– Да ну на фиг, – буркнул он, высказывая всеобщее мнение. Оно и понятно, воды они с собой взяли по две бутылки, а после двухдневных дождей найти влагу в чеченских «горах» проблем не было. Это понимали все, так что особо жаждущих набрать воды или хотя бы просто напиться не было.

– Ну и славно, – сделал вывод ротный и, разочаровав тех, кто хотел немного передохнуть после подъема на хребет, сразу же скомандовал: – Тогда выходим и топаем дальше.

– Бабин! – вновь раздался голос командира морских самоходчиков. – Отставить бочку с водой! Давай, проводи спецов через наши позиции.

– А че я-то? – запротестовал было по собственным оценкам «вечно крайний» индивид, но его попытка отстоять собственное сидение в казарме закончилась неудачей.

– Бабин. – В руке у главного морпеха оказался неизвестно откуда взявшийся здесь кирзовый сапог. – Сейчас я как им в тебя запущу, блин…

В то, что это не пустая угроза, сержант поверил сразу. Поспешно накинув на себя куртку и взяв в руки фонарик, он протиснулся сквозь плотно стоявшие ряды разведчиков и проскользнул на выход.

– Двигаем! – приказал Гордеев, и бойцы начали неторопливо выползать на открытый воздух…

Вот уж кто ни разу не пожалел, что ротный взял провожатого, так это шедший третьим, никогда не брившийся перед боевым заданием Димарик, с его привычно маятникообразной манерой передвижения. Тем более что через всю позицию тянулась лишь узкая полоска пешеходной тропинки. Иногда она нежданно виляла в сторону, и если бы не идущий впереди Бабин, они бы точно не раз и не два вляпывались бы в растолченную самоходками грязюку. А грязь по бокам была воистину непролазной.

– Мать моя, женщина! – Оступившийся рядовой Киселев влез в нее едва не по колено. – Дай руку, Серега, блин!

Он то ли просил, то ли ругался, этого было не понять, но Старинов уже и сам спешил другу на помощь.

– Черт, так и без ботинок недолго остаться! – В ночи противно хлюпнуло. – Черт, руки оторвете, заразы! – заорал Киселев, когда Старинов и присоединившийся к нему Маркитанов, объединив усилия, рванули сапера вверх.

– Уф! – Правая нога с громким чавканьем вылезла из грязи и нашла опору. Еще один рывок, и матерно ругающийся сапер снова оказался стоящим на твердой, вымощенной кирпичами тропинке.

– Двигаем, двигаем! – поторопил подошедший Гордеев. – У нас не так много времени.

– Уже идем! – негромко, скорее для себя, чем для командира роты, проговорил Киселев и, в попытке сбросить грязь несколько раз топнув ногами, двинулся к поджидающему их Бабину.

Перепачкавшись в липкой глиняной массе, сапер еще долго отряхивался. Шлепки и шуршание его ладони по коленям слышались почти все то время, пока они шли по морпеховским позициям. Но в конце концов поняв всю бессмысленность этой затеи, он бросил столь грязное дело и дальше топал, уже не обращая на грязь совершенно никакого внимания. Наконец истерзанные гусеницами хребты, занимаемые позициями морских пехотинцев, закончились.

– Дальше наших постов нет, – остановившись, сказал Бабин и, не дожидаясь ответа, потопал назад.

– Бывай, – кинул ему вслед Киселев и, не задумываясь, повернул влево, направляясь в темный, расстилающийся внизу, казалось бы под самыми ногами, лес. Он не вынимал компаса. А зачем? С картой местности Киселев ознакомился днем, азимут, куда идти, знал, а направление выбирал, ориентируясь по мерцавшим в вышине звездам. И судя по тому, что ни от командира группы, ни от шагавшего где-то в хвосте отряда ротного замечаний не было, шел правильно.

Ночное движение по лесу отличается от такого же днем в первую очередь скоростью. Если днем в зависимости от местности разведчик может идти и медленно, и быстро, то ночью о каком-либо скоростном передвижении, даже при взошедшей, как в эту ночь, луне, не может идти и речи. А в незнакомом лесу с его неровной поверхностью, готовой в любой момент превратиться во многометровый обрыв, скорость передвижения за один час измеряется в метрах.

Ведя группу, Киселев старался держаться больших деревьев и не отклоняться в сторону тянувшегося слева кустарника. Деревья давали ему некоторую уверенность в отсутствие под ногами внезапно открывающегося буерака, к тому же они могли служить защитой при внезапной встрече с противником, а шуршавшие над головой листья успокаивали душу. Пока разведчики шли под уклон, грабы, буки и черт еще знает какие деревья стояли на каждом шагу. Затем, когда они, достигнув нижней точки, пошли по тянувшейся с юго-востока на северо-запад, изрезанной оврагами лощине, большие деревья внезапно кончились, местность оказалась густо заросшей мелким колючим молодняком, а продвижение замедлилось еще больше. Тонкие стволы самосевок было невозможно ни обойти, ни раздвинуть в стороны. Казалось, они были повсюду. Киселев подгибал их под себя, и тогда встающими деревцами стало попадать по лицу Старинова. Внештатный сапер пробовал оторваться подальше, но тогда ему начинало казаться, что идущий за ним безнадежно отстает; он снова замедлял скорость, дистанция сокращалась, и все повторялось с самого начала, и так до бесконечности…

– Чи, – донеслось сзади, и Димарик, услышав оклик, остановился. – Чи, – донеслось снова.

– Чи, – одновременно ответил и окликнул впереди идущего Маркитанов.

– Остановиться, выход на связь, – шепнул догнавший, и Димарик поспешил вперед, чтобы задержать продолжающего уходить Старинова.

Команда продолжить движение пришла на удивление быстро, и вместе с ней поступила еще одна – менялось направление. Теперь отряд резко повернул вправо и шел на северо-запад. Поднявшись по небольшому склону, Киселев вышел к широкой асфальтовой дороге и, пригнувшись, перебежал на другую сторону, за ним последовал Старинов, третьим дорогу переходил Маркитанов. Уже почти у обочины он споткнулся и, едва не упав, стремительно переставляя ноги, сбежал вниз. Гулко посыпались устилающие насыпь камни, средь грохота которых угадывался понесшийся вслед Димарику мат командира группы. Впрочем, оргвыводов не последовало. Маркитанов занял свое место в походно-боевом порядке, и группа начала медленный спуск вниз.

Когда они по дуге обогнули лежавшее в низине село и подошли к руслу выбегавшей из излучины реки, стрелки часов шагнули далеко за полночь. Времени на то, чтобы скинуть с себя одежду, уже не оставалось. Да и речка, в этом месте маленькими ручейками расползаясь по стометровому руслу, нигде не превращалась ни в бурный поток, ни в широкую протоку. Самые большие из водных нитей едва ли были шире полутора-двух метров при глубине от силы до середины икр взрослого человека. Так что «форсировать» решили с ходу.

Когда замыкающая тройка находилась уже на середине реки, в селении начали разрываться от лая собаки.

– Уходят! – уверенно предположил вновь сменивший свою позицию в составе групп и теперь шагающий рядом с Кузнецовым Гордеев.

– Кто? – не понял уже вылезший на обрыв берега Олег.

– «Чехи» уходят! – пояснил майор и, чтобы наверняка быть понятым, добавил: – «Чехи», за которыми мы посланы, уходят. – Шум реки заглушал звуки их голосов, и Гордеев почти не понижал голоса.

– Почему ты так думаешь? – вновь спросил старший лейтенант, краем глаза стараясь не упустить едва видимую фигуру впереди идущего разведчика.

– А ты считаешь, что в три утра по селу бродят мирные ичкерийские граждане?

– Значит, мы не успеваем?

– Похоже на то.

Пока они разговаривали, группа продвинулась далеко вперед, и шедшая в замыкании тыловая тройка из группы Алферова, преодолев последнее ответвление речушки, выбралась на берег. Теперь весь отряд, двигаясь на юго-запад, медленно обходил окраину чеченского селения.

– Получается, кто-то слил им информацию о зачистке? – безостановочно шагая вперед, предположил командир четвертой группы.

– Вполне возможно, но и не исключено, что им просто настала пора уходить. Отдохнули, отоспались, затарились провизией… – Он не договорил. Из темноты буквально выплыла фигура широко шагавшего в обратную сторону Маркитанова. Гордеев хотел было зашипеть на непонятно зачем возвращающегося сержанта, но тот заговорил первым.

– Фонарик, командир! – Рука Димарика вскинулась буквально перед носом Кузнецова. Проследив вдоль нее, оба офицера одновременно присвистнули. На противоположном берегу, приближаясь в точности к тому месту, где группы начинали переправу, двигался, мигая и подрагивая, одинокий фонарик.

– Командир, разреши! – чувствовалось, что Маркитанов едва не повизгивает от возбуждения. Требующая действий душа рвалась в бой.

– Что разрешить? – Командир группы сделал вид, что не понял задаваемого вопроса.

– На тот берег… с троечкой… перехватить, – затараторил сержант. Но, видимо поняв, что его идея не будет принята, предложил нечто, как ему казалось, новое: – А если обе группы развернуть… и одновременный огонь? Ведь зацепим, наверняка зацепим!

– Уймись! – потребовал Гордеев и мысленно вздохнул. На то, чтобы отказаться от идеи Маркитанова, у него было сразу несколько соображений. Одновременный огонь из всех стволов, может, и казался привлекательным, но в темной ночи, на расстоянии почти трехсот метров его эффективность вполне могла оказаться нулевой, а посылать на тот берег пару троек было рискованно. Что, если фонарик двигался не впереди колонны, а в ее середине или замыкании? К тому же вполне возможно, что выдвинувшихся на перехват разведчиков ждала бы фланговая атака или, что еще хуже, заранее подготовленная ловушка-засада. Но не эти соображения в конце концов заставили командира роты отказаться от столь заманчивых предложений. Главным было то, что двигавшийся по противоположному берегу боевик мог быть не чем иным, как отвлекающим маневром, призванным заставить спецназовцев обнаружить свое присутствие и дать возможность скрывающимся в селе главарям выбрать безопасный путь отступления. И потому Гордеев, не без сожаления отвергнув оба предложения, коснулся рукой Димарикова плеча.

– Нет, – твердо сказал он, отсылая Маркитанова догонять свою ушедшую вперед тройку. Понявший, что спорить бесполезно, Димарик что-то пробурчал и, поминутно оглядываясь, поспешил к головному дозору, уже начавшему заворачивать к лесу, покрывавшему возвышающийся над селением небольшой хребет. Проводивший его взглядом Гордеев чуть замедлил шаг, обернулся, задумчиво посмотрел на противоположный берег реки, где одинокий фонарик уже мелькал среди деревьев спускающегося к срезу воды леса, в сердцах плюнул и с сомнениями в душе поспешил дальше…

Они вышли по указанным координатам, когда на востоке уже начал заниматься рассвет. Группа Кузнецова осела на юго-западной окраине села, а алферовская потопала дальше. Восток медленно окрашивался в розовый цвет. Светлело, потом как-то внезапно исчезли звезды, с вершины хребта наползла сырость и стала медленно расползаться по окрестностям. Олег видел, как соседние вершины постепенно затягивал седой туман, погружая их в зыбкую пелену безветренного сна. На какое-то время стало темнее, затем в узкой прорехе сбивающихся к горизонту хребтов выглянуло багровое от окутавшей его водяной бани солнце, и утренние, пока еще неяркие лучи потянулись к вершинам, скользнули вниз по склонам, высвечивая и разгоняя клубящиеся над деревьями туманные космы. Видимость улучшилась, и перед глазами рассредоточившихся по склону разведчиков во всей красе предстали улицы просыпающегося селения. Совсем по-домашнему заорал петух, тявкнула и замолчала собака, замычали не доенные с утра коровы. Стукнула дверь, и во двор ближайшего к Маркитанову дома вышла высокая, но уже сгорбленная годами старуха. Зыркнув по сторонам, она прошла через двор и скрылась за дверью коровника. Вслед за ней из дома вышла молодая женщина, державшая в руке ведро-подойник. Когда она отправилась вслед за старухой, на противоположной окраине селения громко залаяли собаки, и тут же из-за околицы донеслись звуки приближающихся моторов.

Двигавшаяся в голове колонны «восьмидесятка», не останавливаясь, пересекла село и, скрипнув тормозами, остановилась прямо напротив сидевшего чуть выше домов под прикрытием деревьев Димарика. Присмотревшись, он опознал в ней БТР своего отряда, только сидевший на броне десант был, похоже, из другой вотчины. Плотные, упакованные в мощные бронежилеты, в касках-сферах, мужики посыпались с брони и под прикрытием остававшегося на броне пулеметчика стали разбегаться во все стороны, занимая позиции вокруг дома с жившей в нем уже знакомой Димарику старухой. Зачистка была адресной. Один из участвующих в спецоперации омоновцев приблизился к высокому металлическому забору и, постучав в него прикладом, что-то несколько раз выкрикнул. Никто не отозвался. Тогда он подошел к железной двери, повернулся к ней спиной и принялся лягать его выщербленную пулями поверхность. Наконец из сарая выглянула все та же сгорбленная старуха и, не слишком убедительно причитая, поспешила к вздрагивающей от ударов двери…

Поглядевшему на ее уверенную походку Димарику, сидевшему в семидесяти метрах выше по склону, стало скучно. Он понял, что интересного ничего больше не будет (банда ушла), отвернулся и стал изучать ползущую по коре гусеницу. Он не видел, как «зачищающие» стремительно влетали во двор, как входили в пустой дом, как осторожно осматривали помещения для животных. Димарик вернулся к наблюдению тогда, когда фээсбэшники, уже покинув оказавшийся пустым адрес, рассаживались на гудевшую двигателями броню. Спецоперация оказалась безрезультатной. Теперь, похоже, уже никто в группе не сомневался в том, что уходившие через реку бандиты были тем самым объектом, ради которого все это и затевалось. Но кусать локти было поздно.