Текст книги "Убийца"

4

 
А как утро настало,
А как девка рыдала,
Как любовника девка навечно теряла.
А как утро настало,
А как дверь завизжала,
Как священная сходка грехи отпускала.
 

Казнь убийцы

На узкой лестнице было темно, как в заднице дьявола, и да, я догадываюсь, каково там. Я постоянно спотыкался о трухлявые ступени, которые норовили провалиться под ногами, и каждый раз поминал последними словами чертей, демонов и хозяина «Дракона», зажимающего денег на ремонт своей гостиницы.

К счастью, ног я так и не сломал и более-менее благополучно взобрался на второй этаж. Остановился, прислушиваясь. Из обеденного зала доносился оживленный гул множества нетрезвых голосов, слышался звон столовых приборов и громкое буханье пивных кружек, сталкивающихся между собой. Через эти жизнеутверждающие звуки с трудом прорывалась какая-то печальная мелодия. Насколько я успел рассмотреть, брынькал в дребезги пьяный скрипач, которого сунули под стол.

Обычные звуки, а я пытался уловить нечто тревожное: тихие шаги крадущегося человека, шелест клинка о ножны или что-то другое в том же роде. Ничего. Все спокойно.

Убедившись в этом, я подошел к черной от времени и грязи двери нашей комнаты и пять раз стукнул о жирную доску. Именно в том порядке, как мы условились, перед тем как я отправился на разведку. Лязгнул один из пары засовов, и я услышал напряженное дыхание графа. События в «Жабе» все-таки немного научили балбеса осторожности.

– Это я, – пришлось склониться к самой двери, чтобы с той стороны услышали тихий голос.

Звякнул второй запор, и в образовавшейся щели тускло сверкнул металл. Потом я увидел физиономию Шу, вращающего зрачками так, словно граф обратился енотом в период случки. В руке мальчишка держал кинжал. Ну что же, хорошо хоть не меч. Я пальцем убрал клинок в сторону и сделал шаг вперед. Сигон отошел, а я тотчас закрыл дверь на оба засова. Некоторое время это поможет сдерживать натиск врага, буде тот узнает, где мы прячемся.

Но лучше, если не узнает.

– Почему так долго? – строго спросил Шу, деловито вкладывая свой свинорез в ножны. – Принцесса проголодалась и желает спать.

– Если кого-то что-то не устраивает, – я поставил мешок, набитый до отказа, на стол, – тот может обойтись без моих скромных услуг. Хванд не слишком большой город, и каждый чужак тут на виду. Особенно такой, как вы. От вас же на лигу несет набитым кошельком, а у меня нет никакого желания получить за компанию красивый разрез на горле.

– Что это значит? – Граф сбавил тон. – За нами кто-то следит?

– Пока нет. – Я развязал мешок и начал выкладывать продукты. – Однако я заметил прорву народу, очень смахивающего на шпионов. Они шмыгают по улицам, точно оголодавшие псы в поисках мозговой кости. У менял тоже неспокойно. У одного полно ищеек, а у другого каких-то совсем мутных типов. Пришлось побегать.

– Все это так утомляет. – Вайолетта с видимым трудом поднялась с кровати и подошла к столу. – Боже, не знаю, чего я больше хочу: есть или спать… Лягушек больше не будет?

– Откуда? – Ухмыляясь, я достал нож и начал пластовать ветчину. – Слишком дорогое блюдо для здешней глуши. А это… Пусть не очень изысканно, зато весьма сытно. Жаль, не удалось достать хорошего вина, придется удовлетвориться местной бурдой.

– Это не так важно. – Девушка жадно вцепилась зубами в кусок мяса. Сейчас Вайолетта не очень отличалась от обычной голодной горожанки.

– Как скажешь. – Я налил полную кружку мутной красной жидкости и опрокинул в рот. – Фу, гадость! Но мне сейчас это просто необходимо.

Только теперь, спрятавшись за дверью с парой крепких запоров и выпив кружку крепкого вина, я ощутил, как напряжение прошедшего дня понемногу отступает. Напряжение и страх. Пожалуй, следует выпить еще, чтобы хоть нанемного забыть кошмарную тварь, истребившую посетителей «Жаб». Чую, уродливая гадость, забрызганная кровью, еще долго будет являться в кошмарных снах. Из-за нее я даже забыл про яд в крови. Я поднял руку и осмотрел ладонь: ранка полностью засохла, и осталась лишь черная точка. Мелькнула мысль: а не мог ли Кору меня обмануть? Но как проверить?

Ха, а принцесса и граф, невзирая на усталость, очень даже неплохо орудовали за столом. Пока я пил вино и расслаблялся, парочка успела употребить большую часть принесенной провизии. Ну и черт с ней. Есть я особо не хотел, однако заставил себя проглотить несколько кусков ветчины с сыром и хрустящую горбушку. Повертел в руках кусок вяленой рыбы, положил обратно и налил еще вина.

– Эти люди, – негромко сказала Вайолетта, промакивая губы кружевным платком, – почему они были так сильно похожи друг на друга?

Я уставился на нее, испытывая некоторое удивление. Честно, если и ожидал вопроса, то совсем про другое. Ну, например, что она поинтересуется тем горбатым чудиком, устроившим бойню в трактире. Правда, и на этот вопрос я вряд ли бы ответил.

– Это же гунны, – я пожал плечами, думая, что этой фразой все объяснил. Однако, судя по недоумевающим лицам собеседников – едва ли. – Говорят, что гунны как-то по-особому отбирают своих детей. Измеряют их, что ли.

– Зачем? – И вновь странный, с моей точки зрения, вопрос. И снова от принцессы. Смотри, какая любопытная!

– Ну, все это – последствия распада Четвертой империи. – Если уж начинать, то с самого начала. Я хлебнул вина и опустил уставшую задницу в объятия старого скрипучего кресла. – И вообще-то все это вам должны были рассказывать учителя на уроках по международной политике и истории.

– Не зарывайся! – прикрикнул Шу, отряхивая крошки с подбородка. – Не тебе нас попрекать недостатком образованности.

Странное заявление от людей их происхождения. Вообще странно, что они выглядят профанами во многих областях знаний. Особенно в тех, что должны знать получше кого бы то ни было.

– Так вот, – сказал я, изо всех сил стараясь избежать интонаций Кору Нарима во время произнесения его коронной фразы. – Четвертая империя распалась на множество всякой шелупони: графства, княжества, герцогства и тому подобное. Более-менее уцелело только небольшое государство, прежде бывшее округом Четвертой империи, который назывался Гросс. В наше время этот округ стал Гуннландом со столицей Гросс.

Я помолчал, выуживая из памяти услышанное и прочитанное более двадцати лет назад. За прошедшие два десятилетия эти сведения не часто приходилось где-то использовать и вспоминать вообще. Хорошо хоть читать-писать не разучился.

– Как у всякого народа, потерпевшего сокрушительное поражение от тех, кого они считали слабаками, – мне стоило огромных трудов, чтобы не изъясняться высоким стилем преподавателей-историков. Гляди, сколько лет миновало, а до сих пор засела в голове их манера давать информацию, – у гуннов сложился своего рода комплекс неполноценности по отношению к самим себе. Полвека Гуннланд пресмыкался перед странами-победителями, точно дешевая шлюха перед клиентом. – Шу грозно посмотрел на меня, а принцесса пропустила сравнение мимо ушей. – Казалось, с притязаниями на мировое господство покончено раз и навсегда.

Я сделал пару глотков. Ну все, неприятности прошедшего дня окончательно растворились в розовом мареве. А вот у языка появились определенные проблемы.

– Однако по прошествии полувека унижений собранием бургомистров Гуннланд был объявлен гроссмейстерством, а верховным гроссмейстером избрали Шурца фон ду Контена – отца Цанга. Надо сказать, выбор они сделали – то что надо. Шурц оказался человеком решительным, умным и хорошим организатором. И еще у него полностью отсутствовала жалость к тем, на чьих костях возводился нынешний Гуннланд.

Оба слушателя смотрели на меня так, словно я им открывал некие сакральные тайны. Да что с ними такое? Имеется целая куча книжек, где все это написано. Кому-кому, а принцессе это должно быть известно. Ладно.

– Именно Шурц создал специальные трудовые лагеря, где преступники разных мастей за скудное питание работали на благо государства. Дохли они, конечно, там как мухи, но именно их усилиями была создана мощная фортификация на границе Гуннланда. Поговаривают, что ее практически невозможно преодолеть.

Вино в кружке закончилось, так что пришлось ее пополнить. Или повременить? Слово «фортификация» далось с некоторым трудом.

– Не последнюю роль во всем этом сыграла леминистинская ересь. – М-да, судя по всему, и об этом слушатели не знали. – Ну, учение о богах-основателях, прародителях гуннов. Верование это возникло в период наивысшего расцвета Четвертой империи и поддерживалось как высшим светом, так и низами. Церковь Трех Основателей терпела все это и признала ересью лишь после поражения Четвертой империи.

– И в чем суть этой ереси? – Вайолетта заметно оживилась, слушая мой рассказ.

– В чем? – Я хмыкнул, собирая мысли, которые норовили разбежаться в разные стороны. – Если коротко, то так: в свое время наш мир был пуст, и боги-основатели населили его всякими тварями, летающими и ползающими. После творцы намерились удалиться в какие-то высшие сферы, а созданное собирались оставить под присмотром специально сотворенных созданий. В первый раз взяли ползающих тварей и дали им разум. Однако те оказались слишком хитрыми, злобными и подлыми, задумав плохое против творцов. Поэтому боги намеревались уничтожить заговорщиков, но не успели. Те прознали о своей судьбе и укрылись в глубинах земли.

Во рту пересохло. Кажется, я и сам увлекся рассказом. Или это просто сладкий привкус былой жизни?

– Второй раз боги использовали лохматых обезьян типа тех, которые водятся в отрогах Драконьего Хвоста, и переделали в прямоходящих разумных существ. И вновь неудача. Существа оказались слишком тупы и ленивы, так что творцы прогнали их прочь от себя. Отчаявшись получить искомое из тварей, населяющих мир, боги оставили собственных потомков – гигантов. Те обладали множеством талантов: умом, великодушием, силой и красотой. Удовлетворенные боги покинули наш мир.

Пятнадцать спутников, сейчас мои слушатели напоминали детей, которым рассказывают сказку! Хотелось бы посмотреть на их учителя истории, а после спросить папу принцессы, знает ли Чампиурз о качестве образования дочурки.

– Спустя некоторое время выяснилась неприятная вещь: гиганты размножались очень медленно, а люди-обезьяны распространялись по миру, подобно лесному пожару. Прошло несколько столетий, и дети богов оказалась в окружении огромного количества низших существ. Чтобы не сгинуть под напором человекообезьян, гигантам пришлось вступать в браки с бывшими обезьянами. Но кровь потомков богов продолжала жить даже спустя тысячелетия подобного смешения. И большая часть ее носителей оказалась сосредоточена на территории Гуннланда.

Шу нахмурился. Ага, несладко, когда тебя сравнивают с человекообезьянами! А ты, парень, привык пинать грязных простолюдинов.

– Шурц провозгласил борьбу за очищение крови гуннов от ее низшей составляющей. Герои-гиганты, или, как их называют в Гуннланде – хельдлинги, должны были вытеснить обезьянолюдей – аффлингов. Объявив начало возрождения, Шурц вскоре скончался, но его дело продолжил сын – Цанг.

Дальше начиналась темная история. Официально гунны отбирали новорожденных, измеряя черепа, проверяя цвет глаз и волос. Несоответствующих вроде убивали в младенчестве, так что нынешний облик одинаковых великанов-гуннов получился именно таким макаром.

Но вот ведь какая штука. Я немного знаком с методами отбора животных и знаю, что процесс этот – долгий и тяжелый. За пару десятилетий, как получилось в Гуннланде, однозначно не справиться. Да и остальные жители Гуннланда никуда не делись, оставаясь низкорослыми темноволосыми тугодумами. Короче, ничего не понятно.

Слушателям я озвучил официальную информацию об отборе при рождении. С них и этого достаточно, а мне уже спать охота.

– Но это же просто отвратительно! – воскликнула девушка, имея в виду отбор и умерщвление младенцев. – Как-то не по-человечески! А еще называют себя высокоразвитыми существами!

Я только усмехнулся, вспоминая кое-что, очевидно неизвестное Вайолетте. Ну тут ничего странного не было: никто не выпячивает свои былые грешки. Фернимар уже пару сотен лет не ведет войн для расширения территорий, а в свое время знатно отхватывал куски от более слабых соседей. Проигравшим приходилось испытывать все прелести оккупации, в том числе и пресловутое право первой ночи.

Другое дело, что никто не пытался представить этот обычай в форме закона.

Хм, а ведь принцесске придется лечь под какого-то высокопоставленного гунна, если моя миссия закончится неудачей. Интересно, кто любезно подарит ей семя высшего существа? Уж не гроссмейстер ли Цанг лично?

Мысли мои постепенно стали путаными, точно тропинки Черного леса, виляющие между темными деревьями. Язык обратился в снулую рыбу, выброшенную на берег, и лениво трепыхался во рту. Похоже, самое время отправиться спать. Иначе я могу принять еще несколько кружек вина и превратиться в бесчувственное бревно, которое не составит труда заколоть во сне.

Принцесса продолжала рассуждать о бесчеловечных обычаях гуннов, словно ее Фернимар был истинным средоточием справедливости и свобод для всех жителей. В другое время я, может быть, позабавился бы, поспорив с наивной девицей, но сейчас не имел ни малейшего желания.

Посему я негромко брякнул, поднимаясь из-за стола:

– С другой стороны, – язык попытался скрутиться узлом, – обычаи Трех Основателей тоже не слишком гуманны. Особенно по отношению к младшим детям.

Вайолетта на полуслове оборвала какую-то длинную гневную фразу и, нахмурив брови, уставилась на меня.

– Что еще за Три Основателя? – спросила девушка. – По-моему, вы уже упоминали младших детей и их тяжелую судьбу, но не успели объяснить, о чем говорите вообще.

– Потом. – Я махнул рукой и, постелив плащ у дверей, начал устраиваться на ночлег. – У нас еще будет ку-уча времени, чтобы поговорить обо всем чём угодно. О Трех Основателях, о четырех основа-а-а… черт побери!

Граф изумленно следил за моими приготовлениями.

– Ты что, собираешь ночевать здесь? – поинтересовался он, и его физиономия открыто отобразила неприятие подобной идеи. – Неужели нельзя снять еще одну комнату? Гостиница выглядит достаточно вместительной, чтобы мы могли отдохнуть от твоего общества.

– Конечно-конечно, – сказал я, уже лежа на полу. – А потом, если что-то, не приведи Основатели, приключится среди ночи, мы будем носиться по темным коридорам и искать друг друга. Хорошая идея. Нет уж, потерпите мое присутствие еще неско-олько ночей.

– Это будет весьма обременительно, – угрюмо сказал Шу и посмотрел на принцессу. – Не правда ли, душа моя?

– Ради безопасности можно пойти на любые жертвы, – ответила Вайолетта и прикрыла рот ладошкой. – А теперь пора спать.

Граф продолжал говорить, но его слова проваливались в черную бездну, разверстую подо мной, и пропадали в непроглядной глубине. Некоторое время я парил над мрачными глубинами провала, а потом прозрачная преграда исчезла, и я рухнул в бездонную пропасть сна.

Что снилось – не помню: какая-то ерунда, не стоящая внимания. Проснулся оттого, что кто-то в комнате начал кашлять, и некоторое время не мог понять, откуда доносятся звуки. Почему-то показалось, будто из-за двери, однако, подняв голову и стукнувшись башкой о дерево, тут же осознал ошибку.

Серый утренний свет уже проникал в комнату через щели ставен, и лучи ложились на неровный пол извилистыми полосками. Проклятье, светало! А я ведь собирался покинуть Хванд затемно.

– Черт! – проворчал я и потер ушибленное место на голове.

Придется поспешить. Я поднялся с пола, подхватил плащ и стряхнул с него самых нахальных тараканов. Сукины дети не торопились скрыться, а нагло смотрели на меня и шевелили длинными усами. Я тронул графа за плечо, и Шу тут же поднял голову, уставившись на меня мутными глазами.

– Тихо, – прошептал я. – Быстро собираемся и уходим. Чем быстрее и тише, тем лучше.

Сигон, видимо, не проснулся окончательно, потому как не стал спорить, а беспрекословно подчинился и встал. Граф оказался полностью одетым, как и продолжающая спать принцесса. Шу тронул Вайолетту за плечо, и та тотчас подскочила, хлопая ресницами. Кажется, девица не могла сообразить, где находится.

– Что? – начала она, но я прижал палец к губам, всем своим видом изображая северное божество тишины и покоя.

– Тихо, – повторил я. – Быстро завтракаем и уходим. В это время все кроме прислуги еще спят, поэтому имеется возможность добраться до переправы незамеченными.

Выяснилось, что после вчерашней трапезы продуктов в мешке осталось не так и много, поэтому завтрак вышел достаточно скудным. Я быстро сжевал черствую лепешку с куском сыра и, подумав, решил заменить вино водой. После занялся снаряжением.

– Второй день путешествия, а я уже вся чешусь, – пожаловалась Вайолетта. – Сразу после приезда приму ванну.

– Это не грязь. – Я попрыгал на месте. – Постоялые дворы просто кишат клопами.

Вайолетта с ужасом уставилась на меня, потом осмотрела себя и несколько раз хлопнула ладонями по одежде. Ага, так они и удрали!

– Какой ужас! – заявила девушка тоном добропорядочной горожанки, обнаружившей у невинной дочери четырехмесячное брюшко. – Почему вы не предупредили?

– И что бы это изменило? – пожал я плечами и взялся за засов. – Найти постоялый двор без паразитов – занятие практически нереальное. Остается смириться.

Было похоже, что принцессу вот-вот хватит удар: лицо побелело, на лбу выступил пот, а кончик носа стал синим. Шу стоял рядом и явно разрывался между желанием наорать на меня и как-то утешить объект своего поклонения. Как я и думал, выбирал парень недолго.

– Заткнись! – прошипел он и непроизвольно почесался. – Не видишь, что эти разговоры расстраивают Ва… ее высочество. Еще одно слово про паразитов, и я…

– Тому, кто лезет в воду, не стоит бояться замочить ноги. – Я отпер двери и осторожно выглянул в коридор. Вроде тихо. – А теперь помолчите хотя бы до того момента, пока мы не покинем это гостеприимное местечко.

Язык просто чесался ляпнуть что-нибудь по поводу чистоплотности местных поставщиков продуктов, однако благоразумие победило, и я не стал озвучивать остро́ту. Просто начал спуск по предательски скрипящим ступеням. Тусклый свет раннего утра окрашивал потрескавшиеся стены в мышиный окрас. Ну, в цвет этих крохотных пищащих засранцев, которые ночью погрызли кусок ветчины и подмели все крошки со стола.

О черт! Если я думал, будто под моими ногами ступени скрипят очень громко, то заблуждался. Ну, если сравнивать с лошадиным топотом моих спутников, естественно. Треск, повизгивание и хруст.

Я оглянулся. Шу и Вайолетта изо всех сил делали вид, будто они перемещаются на цыпочках. Ну да, если бы еще возможные шпионы тоже сделали вид, будто не слышат этого топота, было бы просто замечательно. Впрочем, нам повезло, и мы спокойно добрались до конюшни.

Лошади сонно прядали ушами. Временами кто-то из них приоткрывал глаз и дергал хвостом. Очевидно, полноценному сну животных мешал воистину богатырский храп, доносящийся из дальнего угла конюшни. Конюх, или кто он там был, двумя руками вцепился в огромный глиняный кувшин, явно намереваясь защищать свое сокровище до последнего. В этом спящему не помешали бы даже промокшие штаны. Одним словом, герой. Как и тот, что сейчас седлал своего белого жеребца.

Я подошел к дверям, ведущим на улицу, и посмотрел в щель. Прислушался. Потом поднял тяжелый брус засова и бросил его на землю. Еще раз прислушался и толкнул дверь. Петли, к счастью, оказались хорошо смазанными, и створки ворот открылись почти беззвучно. Задний двор гостиницы оказался совершенно пуст, если не считать пары ободранных котов, играющих с полудохлой мышью.

– Вроде все спокойно, – проворчал я и взгромоздил седло на упирающегося Уркагана. – Да стой ты спокойно, засранец! – Я затянул подпругу. – Теперь можно ехать.

Обмочившийся хранитель кувшина, вероятно, услышал топот лошадей, потому что приоткрыл один глаз. Правда, сразу закрыл. Видимо, зрелище движущихся животных слишком пугало непохмеленный разум. Но я не слишком доверял спящим и пьяным, которые находятся поблизости в подобные моменты. Не пересчитать всех тех, кто оказался на плахе или в тюрьме, игнорируя неприметных пьянчуг.

Я обернулся. Эх, если бы не мои спутники, стоило бы пощекотать кое-кого ножиком. Пусть кто-то назовет подобное бессмысленной жестокостью, однако я считаю, что безопасность – превыше всего.

Улицы утреннего Хванда напоминали грандиозную свалку. Огромные кучи гниющего мусора радовали своими яркими цветами и временами напрочь перегораживали дорогу. Аромат стоял непередаваемый, с ним не могла соперничать даже вонь фернимарской столицы. Причина такой ситуации мне была хорошо известна.

Жадность. Всегда человеческая жадность. Десяток лет назад градоначальник Хванда упразднил гильдию золотарей, обязав жителей самостоятельно вывозить мусор на загородную свалку. Нарушителям полагалось платить штраф в городскую казну. Хвандцы тут же рассудили, что ловить будут не всякого и не каждый раз. А пару раз заплатить штраф лучше, чем ежедневно переть мусор черт знает куда. Как ни странно, все оказались в выигрыше: горожане особо не напрягались, а бюджет получил непрерывный источник пополнения. Идиллия!

Только вот кучи мусора непрерывно росли.

Шу тихо ругался, поминая каких-то вонючек, а Вайолетта опустила на голову капюшон и приложила к лицу сразу несколько платков. Я-то более привыкший, но все равно старался прятать нос под плащом. Хоть бы не провоняться, как хвандцы! Тех запросто можно узнать по характерному шлейфу.

В конце концов низкие одноэтажные домики, почти исчезнувшие среди куч сора, остались позади, и мы оказались на открытом пространстве. Под копытами лошадей заскрипел дощатый настил топленьской набережной. Дышать сразу же стало легче благодаря свежему ветру, дующему с противоположного берега реки. Вайолетта отняла платки от лица и со страдальческой миной посмотрела на меня.

– Неужели все остальные города напоминают этот? – поинтересовалась девица и вытерла слезы, выступившие в уголках глаз. – Это же настоящий кошмар! Разве можно так жить?

– Дело привычки, – пожал я плечами, вспоминая, как долго и мучительно рвало принцессу после вчерашней поездки по зловонным улицам. – Вот, скажем, сегодня у вас обоих состояние много лучше вчерашнего.

– Посторонись! – завопил кто-то за нашими спинами, и мрачный бородатый мужик на раздолбанной телеге, груженной грязным картофелем, едва не наехал на коня Шу. Телегу тащила парочка кривоногих красавцев, напоминающих моего Уркагана. – Встали тута…

– Простолюдинская морда! – тут же напыжился Сигон, выпячивая грудь. – Ты как смеешь мне указывать!

– Валяй, – махнул я рукой, – привлеки внимание всего Хванда, мать его!

– Сигон, перестань. – Вайолетта тронула графа за руку. – Пусть едет. Зачем он тебе нужен?

Телега прогрохотала мимо нас в сторону моста, нависающего над Топленью. Там уже стояло около десятка таких же старых повозок, ожидающих момента, когда им разрешат перебраться на другой берег. Проклятье, я надеялся, что мы будем первыми в очереди! Теперь придется подождать. Лишь бы этот идиот, телохранитель, не устроил новое представление.

– Пожалуйста, – стараясь быть очень убедительным, сказал я, – не нужно орать на людей, бить им рожи и вообще привлекать внимание. Мы спокойно дождемся момента, когда нас пропустят на другой берег, и так же спокойно поедем дальше. Хорошо?

Шу только фыркнул. Вот же надутый индюк! Судя по всему, моя фраза бесполезно канула в одну из пустот, что наполняли этот высокородный череп.

За нашими спинами вновь послышался скрип колес. На этот раз много громче, чем прежде. И еще звуки разговоров. Я обернулся. Из недр зловонных улиц вынырнул настоящий обоз. Множество телег, чьи возницы, позевывая, вели разговоры между собой и лениво подгоняли коней и ослов. Следовало поторопиться, пока мы не оказались в самом хвосте.

Место мы заняли позади знакомой телеги с угрюмым бородачом, наоравшим на графа. Сам Шу и Вайолетта отъехали к ограде моста, стараясь скрывать лица. Других благородных я не замечал. Да и кто из них поднимется с кровати в такую рань?

Мне были хорошо известны обычаи и нравы хвандских стражей переправы, поэтому я спешился и направился к центру моста. Здесь стояла покосившаяся, точно пьяная старуха, будка, а дорогу перекрывало массивное бревно, исполняющее роль шлагбаума. Здесь у открытого окошка серой постройки уже топталась небольшая толпа страждущих перебраться на другой берег. Нет, если вдуматься, отличная идея: брать деньги за переезд по обычному мосту! Словно из воздуха.

Я окинул взглядом группу товарищей по несчастью: несколько пузатых мужиков в добротных кожаных жилетах – определенно купцы; пара-тройка мутных личностей в потертых куртках могли быть кем угодно: от шпионов до карманников; сгорбленный человек, кутающийся в длинный серый плащ, и несколько неопрятных бородачей, к которым успел примкнуть обидчик графа, – явно крестьяне.

Я пальцами перебрал монеты, разменянные вчера, и нащупал три серебряных пятака – вполне достаточно. Потом встал в конец очереди, ожидающей начала оплаты. Сейчас солдаты окончательно проснутся и примутся облегчать кошельки путников. И попробуй увильнуть – продолжишь путь по реке. А так – ничего сложного: сунуть голову в окошко, радостно улыбнуться и аккуратно уложить монетки в протянутую руку. Я же говорю: ничего…

Где-то за спиной знакомо звякнула цепь.

…сложного.

Цепь звякнула еще раз.

Я начал поворачиваться. В груди что-то бешено колотилось, настоятельно требуя выпустить наружу.

Однако повернуться я не успел. Мое предплечье крепко сжали кузнечные клещи и попытались раздробить кость. Ощущение было именно таким. Чтобы избежать перелома, я вынужденно встал лицом к будке охраны. Какого?..

Горбун в сером плаще отбросил капюшон с лица и теперь медленно выпрямился во весь свой гигантский рост. То, что колотилось в груди, рухнуло в самые пятки, стоило мне взглянуть в блеклые голубые глаза на равнодушном лице, обрамленном паклей светлых волос.

Но до смерти я перепугался, когда опустил взгляд и увидел грудь гунна под плащом. Несколько заделанных отверстий в темной кольчуге. Там, куда я попал из своего самострела. Этот гад должен был сдохнуть, но остался жив! Представляю, как он зол на меня. А может, у него плохая память на лица?

– Also wie geht’s? – поинтересовался гунн деревянным голосом и жутко оскалился. – Der teufel soll das buscriepen! Muss volle Hosen angezogen haben![14]14
  Ну и как ты? Чтоб его дьявол поимел! Наложил, должно быть, полные штаны (нем.).


[Закрыть]

Ну что же, тут он был не так далек от истины. Я попытался отодвинуться от урода подальше, но тут же понял, что это вряд ли получится. Единственное, что получилось, – это посмотреть на сладкую парочку у ограды моста. Мои спутники мило беседовали и не обращали на происходящее ни капли внимания. Крикнуть? А смысл?

– Maul halten[15]15
  Молчать (нем.).


[Закрыть], – предупредил гунн и еще крепче сжал предплечье, так что я зашипел от боли.

Свободная конечность блондинчика нырнула под плащ и вернулась обратно уже с длинным широким кинжалом, почти равным по величине моему мечу. Черт! Неужели никто не замечает, какая фигня происходит? Никто, мать бы их! Люди болтали, отрыгивали, пускали газы и не обращали внимания на то, что меня сейчас зарежут, как свинью.

Острие кинжала коснулось моего живота, и угрюмая улыбка на плоской морде гунна стала несколько шире.

– Auf wiedersehen[16]16
  До свидания (нем.).


[Закрыть].

– А вот хрен тебе! – пробормотал я и, вывернув запястье, изо всех сил дернул за кольцо самострела. – Сам туда иди.

Щелкнула пружина, и гунн, отпустив меня, отшатнулся назад. Кинжал выпал из его пальцев и вонзился в деревянный настил моста.

– Himmeldonnerwetter! – завопил гунн и вцепился в дротик, точащий из его правого плеча. – Sie shabiges wesen![17]17
  Черт побери! Ты паршивая тварь! (нем.)


[Закрыть]

Мне было не до его переживаний. Должно быть, стальные пальцы этого урода все же повредили механизм самострела, потому что второй заряд так и не вылетел, сколько я ни дергал за кольцо.

Наконец кто-то все же обратил внимание на то, что происходит какая-то фигня, и начал кричать. Как это всегда бывает, крик тут же подхватили все присутствующие, точно специально дожидались подходящего случая, чтобы повизжать. Распахнулась дверь будки, и наружу выпрыгнул сонный солдат. В подштанниках, но с алебардой.

– Що трапилось? – присоединил он свой бас к общему хору. – Якого биса?

Я попытался пропихнуться сквозь толпу назад, но проклятый гунн успел очухаться и схватил меня за одежду. Мало того, гад и оружие успел подобрать. Из раны в плече хлестала кровь, но это не мешало уроду замахиваться для смертельного удара.

Возможно, у гунна и было девять жизней, как у бродячего кота, но действовал враг все же несколько замедленно. Я сунул руку за пазуху и почти не целясь запустил ножом в уродливую физиономию. Куда-то попал, потому что противник всхрапнул и вновь отпустил меня. Интересно, где его друзья? Судя по звяканью цепи, совсем недалеко.

Гунн стоял посреди взбудораженной толпы и, ссутулившись, мотал головой. Здоровой рукой гигант зажимал кровоточащую рану на шее. С плоской уродливой физиономии сошла снисходительная усмешка, которая цвела, когда гад схватил меня. И вдруг сквозь человеческое лицо проступила звериная харя, точно я увидел настоящее обличье дикого зверя, который рвался наружу и жаждал крови.

Гунн оторвал руку от шеи и взглянул на окровавленную ладонь. Показалось мне или нет, но вроде в голубых глазах вспыхнуло желтое пламя, какое можно видеть у одержимых злыми духами.

– Sieg und Rache! – завопил гунн и его пронзительный вопль легко перекрыл крики остальных. – Achtung, sie schveinbande![18]18
  Победа и месть! Внимание, вы, банда свиней! (нем.)


[Закрыть]

Он подобрал свой кинжал и врезался в толпу, размахивая оружием, точно косарь на сенокосе. И люди падали под его ударами, как ложится на землю обычная трава. Толпа рванула в обе стороны, сметая все на своем пути: телеги, людей, шлагбаум, даже будка солдат покосилась и с треском обрушилась в реку.

С оглушительным грохотом пара бочек, лежавших на соседней повозке, порвала крепящий канат и упала на мост. Одна треснула, и наружу плюхнул поток чего-то темно-коричневого. В воздухе поплыл аромат алкоголя.

– Припинить бешкетування! – один из охранников подбежал к озверевшему гунну и попытался ткнуть того алебардой. – Ах ты, падлюка!

Блондинчик обернулся, и мне показалось, будто его рука, и без того длинная, вытянулась на совершенно немыслимое расстояние. Мгновение, и голова незадачливого солдата покатилась под ноги бегущим поселянам. Крики стали еще громче.

Я перестал пятиться, завороженно глядя на беснующегося гунна, и едва не под ногами бегущих проскользнул к принцессе и графу. Их обоих прижали к ограде моста. Рядом пытался встать на дыбы хрипящий Уркаган, испуганный возникшим переполохом.