Текст книги "Снег, газ и стальные трубы"

Он закончил свой короткий рассказ и замолчал. Находясь под впечатлением от услышанного, молчала и девушка. Оба смотрели в окно. Глядя на заснеженный лес, было тяжело представить, что где-то есть пустыня с ее плюс семьюдесятью градусами.

– Было страшно? – тихо спросила девушка.

– Не помню, – ответил Виталий. – Вторую половину дня я вообще плохо помню.

– Я бы от страха умерла, – сказала девушка. – Вы просто подвиг совершили.

– Подвиг? – усмехнулся Виталий. – Глупость. Подвиг совершают тогда, когда он пользу приносит, а тут влипли по глупости.

Он вспомнил, как на следующее утро был разбор происшествия. С шумом, криком, матом. Разгильдяю шоферу досталось крепко. Хм, подвиг…

Неожиданно Виталий разозлился на себя. Как старый дед, рассказывает случаи из жизни, создает вокруг себя героический ореол. А девица притворяется, что слушает. Потом притворится, что покорена его героической личностью, и сделает намек, что неплохо было бы по такому случаю и пообедать вдвоем, а поскольку у нее ничего нет, то неплохо в вагоне-ресторане. В ресторане она вдоволь поест и попьет, и будет дальше делать вид, что внимательно слушает, и даже удивленно откроет рот. Потом будет ее остановка, и она сделает дяде ручкой. Дядя останется в купе переживать встречу с таинственной незнакомкой. Незнакомка, в свою очередь, будет довольна, что в который раз удалось очень удачно прокрутить динамо. Нет, милая, ничего не выйдет. Такие фокусы мы уже давно изучили и знаем, как с ними бороться. Да и денег, слава богу, совсем не осталось. А ведь здорово притворяется, просто восхититься можно. Только, красавица, халатик с прорехами впереди тебя с головой выдает.

Мимо, покачиваясь, прошли два парня в солидном подпитии. Один из них посмотрел на девушку и произнес довольно развязным тоном:

– А подруга ничего, симпатичная.

Вообще-то нахалов в таких случаях обычно учат. Но учат, когда ты со своей хорошей знакомой и полностью в ней уверен. А эта девица, наверное, приняла сказанное как комплимент. Поэтому Виталий ничего не сказал парню, а только проводил его взглядом, красноречиво говорящим о том, что такие слова в его присутствии лучше не произносить. Чтобы проверить свое предположение о комплименте, он повернулся и посмотрел на девушку, ожидая увидеть на ее лице снисходительно-довольную улыбку. Выражение ее лица его поразило. Лицо заливала краска, и девушка как бы сжалась в комочек. Особенно поразил ее взгляд: взгляд затравленного звереныша. Вот это да! Виталию стало стыдно, что он не осадил нахала.

Чтобы как-то разрядить обстановку, он спросил:

– А вы куда едете?

– В Витебск, домой, на каникулы.

– Там живут родители?

– Да. Папа, мама и братишка.

Виталий порылся в памяти, подыскивая подходящую тему для разговора, и сказал:

– Почему у вас каникулы так поздно? Помнится, когда я был студентом, мы уезжали на неделю раньше.

– Нам каникулы на неделю сократили.

– Почему же?

– Осенью урожай не успели убрать, и нас отправили на картошку, а учебный материал нам оставили тот же. Поэтому и сократили каникулы на неделю.

Бывает же такое! Молодежь-то пошла инфантильная.

– У нас такой случай тоже был на третьем курсе, – сказал Виталий. – В Подмосковье урожай не успели убрать, и нас вместо занятий бросили на две недели в колхоз. Потом заявили, что сокращаются каникулы. Но не на тех напали. Мы подняли страшный шум и добились, чтобы уплотнили учебный график, а каникулы не сокращали.

Да, такая история случилась, и скандал произошел. Правда, и его курс был достойным: больше половины парней уже умудрились отслужить в армии и ничего не боялись. Руководство факультета тогда с удовольствием пошло навстречу студентам, ибо знало, что из таких шумливых и решительных ребят как раз и получаются толковые специалисты и руководители.

– А нам не удалось это сделать, – сказала девушка. – Не повезло.

Они с минуту молчали.

– Смертельно хочется курить, – сказал Виталий. – Я пойду покурю.

Девушка согласно кивнула и ушла в купе. Виталий вышел в тамбур. Поезд остановился у очередной пивной точки. М-да, скорость чуть побольше, чем у Росинанта.

А девчонка молодец. Просто совсем еще не испорченный ребенок.

Виталий докурил, выпил еще два стакана воды и вернулся в купе. Девушка с закрытыми глазами лежала на полке, накрывшись одеялом. Он забрался на верхнюю полку и стал смотреть в потолок.

Вот к чему приводит излишняя наблюдательность и самоуверенность. Тоже мне, новый вид дилетанта, детектив-инженер. Пытался прилепить ярлык человеку, углядев только расстегивающийся спереди халатик. Она-то его носит лишь по собственной наивности. Скорее всего, живет в женском общежитии и к ним в комнату вообще не заходят парни. Она просто привыкла ходить в таком виде, все равно никто не обращает внимания. Или вообще живет у бабушки. А может, носит этот халатик, потому что у всех такие.

Девчонке лет семнадцать-восемнадцать, впервые уехала от родителей, первый в жизни самостоятельный шаг – поступила в институт.

Она этим очень гордится. Отсюда и восхваление этого самого ХАДИ, марки с автомобилями. Нет, не институт она хвалила и не спортивные автомобили, просто ей очень хотелось показать, что она человек взрослый и вполне самостоятельный. Она занимается очень важным и полезным делом: учится в институте, изучает теорию пределов и другие сложные науки, ездит на картошку и сдает экзамены. И делает все правильно! Какая она паинька, так и родители должны подумать, и окружающие. А он? Хорошо же он подумал о совершенно незнакомой девушке!

Впрочем, когда голоден и зол на весь мир, можно еще и не так подумать. Ерунда разная в голову лезет.

А собственно, из-за чего злиться на весь мир? Из-за того что не нашел причины вибрации на турбине? Найдет, конечно же, найдет. Приедет в Ленинград, немного успокоится, подумает и найдет. Хотя времени на раскачку не будет. В Ленинграде в родной конторе уже наверняка лежит телеграмма из Харькова, в которой вполне ясно сказано, что он, как специалист, никуда не годен. А это уже ни в какие ворота не лезет. Руководитель группы, лучший на предприятии специалист по диагностике – и не смог найти причину. Скандал! Так что, мил человек, хочешь не хочешь, а думай сейчас, иначе придется проситься на пенсию по бестолковости.

Он уставился в покачивающийся потолок купе и стал вспоминать показания приборов. Память довольно точно зафиксировала частоту вибрации и величины горизонтальной и вертикальной составляющей. Вспомнилось, что турбина вибрировала и на выбеге, но характер вибрации на выбеге резко изменился. Он прикидывал цифры, и мозг постепенно приходил к какому-то решению. Постепенно зрело мнение, что такая высокочастотная вибрация на турбине из-за того, что опора подшипника находится в резонансе. Да, конечно, опора в резонансе. Турбинная классика, пример из учебника, но это Виталий знал и раньше. Но откуда берется энергия, уходящая на вибрацию, причем энергия огромная? Аэродинамические колебания? Вряд ли. Дисбаланс? Нет. Но тогда что же?

Мысль пришла совершенно неожиданно и с той стороны, откуда он ее совершенно не ждал. Догадка сверкнула в мозгу, как молния, и поразила своей простотой и правильностью. Он даже вспотел от неожиданности, потом усмехнулся. Вспомнил, как он когда-то на одной электростанции неделю бился над конструкцией турбогенератора, начинающего вибрировать через полчаса работы под нагрузкой. Виталий тогда целую неделю терялся в догадках. Идея пришла в курилке во время яростного спора о хоккее, когда он о генераторе и не думал. Спорщики с огромным удивлением увидели, что он остолбенел, потом потряс головой и вдруг вместо хоккейных словечек выдал: «Паропровод нужно в другом месте проложить! Фундамент нагревается, перекашивается, и у турбогенератора нарушается соосность!» – после чего в сильном волнении сунул сигарету в рот другим концом, обжег язык и стал яростно плеваться. По-видимому, так устроен мозг, он сам настраивается на нужную мысль и доводит ее до конца независимо от воли человека, после чего выдает в самый неподходящий момент. Вот и сейчас откуда-то из глубин мозга вынырнула идея, и все сразу встало на свои места.

Виталий усмехнулся еще раз. Теперь ясно, почему ему опорный подшипник приснился: мозг работал даже во сне, и какие-то смутные мысли бродили в сознании. Конечно же, у подшипника очень большая площадь и, соответственно, очень маленькая удельная нагрузка. Образуется очень мощный масляный клин, и ротор начинает вибрировать. Опять-таки турбинная классика. А сама изюминка вот где прячется: из-за нелинейных явлений в масляной пленке сильная вибрация должна быть на низкой частоте, но, по-видимому, эта частота оказалась кратной частоте опоры, и колебания сложились. В результате получилась сильная вибрация высокой частоты, энергия которой берется из низкочастотных колебаний. Мудрено. Сразу и не додумаешься.

А какое принимать решение? С решением уже проще. Нужно увести опору от резонанса – это раз. А два – это увеличить нагрузку на подшипник или сделать разрыв масляного клина. Проще всего просверлить в поверхности подшипника отверстия, чтобы отвести часть масла. Все! Просто, как грабли.

Виталий с удовольствием вытянулся в полный рост. На душе как-то разом стало легко и весело. Напряжение спадало. Видно, крепко завели его на заводе, если он думал даже во сне. Все, теперь можно и расслабиться. Дать отдохнуть мозгу. Пусть эта великолепная, самая совершенная вычислительная машина отключится на какое-то время или перестроится на что-нибудь более легкое и приятное, например на веселый спектакль, который он недавно смотрел в кукольном театре. Виталий постарался расслабиться по системе йогов. Представил голубое небо, себя летящей птицей, проплывающую внизу землю и незаметно уснул. Теперь можно было спать спокойно.

Душно. Течет пот. Воздух тяжелый и горячий. Дышать нужно осторожно, иначе обожжет легкие. Ниже к полу. Но куда? Он уже и так лежит. Нужно двигаться! Нужно искать Леву! Осторожно! Можно попасть под углекислотную струю сработавшей системы пожаротушения, а у нее температура минус восемьдесят. Вот она, уже чувствуется, как холодит ухо. Но где же противогаз? Он должен спасти легкие от жара и лицо от холодных углекислотных струй! Осторожно! Сверху капает расплавленный алюминий, это потекли от жара алюминиевые шины электропроводки. Лева, где же Лева?!

Тьфу ты, черт, проклятие! Опять этот сон. Виталий медленно приходил в себя. Да, духота, но это в купе просто дышать нечем: система обогрева старается. А холодная струя, обдувающая ухо, которую он во сне принял за леденящую струю углекислоты, ни больше ни меньше как небольшой сквознячок от окна. Значит, мозг, освободившись от технических проблем, не стал переключаться на легкие мысли, а воскресил в памяти самое острое переживание за последний год. Который раз этот проклятый сон, после него Виталий всегда просыпается в холодном поту с непроизвольным криком. Интересно, закричал ли он сейчас?

Виталий посмотрел вниз. Там шел неспешный разговор, на него не смотрели. Значит, не кричал. Он повернулся на бок, стал смотреть в стену купе и задумался.

Лева. С ним Виталий познакомился на приемных экзаменах при поступлении на подготовительное отделение института. Оба только что отслужили в армии и даже не успели переодеться в гражданскую одежду. Два бравых сержанта в увешанных значками мундирах немного опоздали при демобилизации на экзамены и сдавали в один день по три экзамена сразу. Они быстро заметили друг друга, а вечером, при вселении в студенческое общежитие, попали в одну комнату и быстро подружились. Оба в армии командовали отделениями и были связистами, так что общий язык нашли быстро. Армейских воспоминаний хватило на неделю, потом началась полная событий студенческая жизнь. Оба в армии умудрялись находить время, чтобы заглянуть в учебники, и учеба на подготовительном отделении давалась без всякого труда: курс средней школы в голове сидел прочно. Зачеты сдавались легко, контрольные задания делались за вечер в один присест, и оставалась масса свободного времени. Друзья мотались по кинотеатрам, веселились на вечерах и танцах, сидели в пивбарах и на скромную стипендию умудрялись ходить даже в кафе. Незаметно между ними установилось своеобразное соперничество: кто с меньшими затратами энергии добьется больших результатов.

Первым подал пример Лева, решив за один вечер контрольную по математике одному парню с ПО, который настолько забыл школьную программу, что не мог отличить квадратное уравнение от биквадратного. Виталий моментально ответил тем, что решил этому же парню за один вечер контрольную по физике. Лева с легкостью перевел статью из английской газеты. Виталий сделал то же самое.

К зачетам они практически не готовились, и позор был тому, кто получал меньше пятерки. Дальше было больше. Лева организовал в общежитии вокально-инструментальный ансамбль. Виталий взялся за разбитый общежитейский радиоузел и довел его до рабочего состояния. Лева познакомился с девушкой, Виталий – тоже. Виталий с девушкой поссорился, Лева – тоже.

Письменный вступительный экзамен в институт по математике, на который отпускалось четыре часа, Виталий написал за час сорок пять, Лева – за час пятьдесят. Оба получили, естественно, по пятерке. На устном была та же картина. Физику сдали одновременно. Даже на русском языке и литературе одинаково честным образом отпыхтели положенные четыре часа. Вступительные экзамены сдали с очень высоким баллом, опередив многих ребят, только что пришедших со скамьи какой-нибудь физматшколы.

Летом уехали, конечно же, в стройотряд, где оба были бригадирами. Сразу же, с первого курса, занялись научно-исследовательской работой на кафедре, причем с очень близкими темами, и старались друг друга опередить. Руководители только удивлялись, откуда берется энергия у этих двух парней.

Учились ровно, ни друг другу, ни остальным ни в чем не уступали. На практику после четвертого курса один уехал в Чехословакию, другой – в Югославию. В общественной работе тоже старались опередить друг друга: один работал в институтском профкоме, другой даже в московском горкоме.

Дипломы защитили на отлично. Распределение выбирали себе сами. Оба поехали в Ленинград, только один на завод, другой – в «Диагностику». Работали в постоянном контакте и ревностно следили за успехами друг друга.

Один получил прибавку к окладу, другой добился того же. Один на зависть многим пробил себе однокомнатную квартиру, другой сделал то же. Даже кандидатские диссертации защищали с разницей в два месяца. Один стал яхтсменом, другой занялся дельтапланеризмом. Чемпионами они, правда, не стали, но в десятку лучших вошли прочно. Оба не женились, считая, что еще ни один женатый человек не достиг ничего в жизни. Оба быстро шли по служебной лестнице, расталкивая других локтями и никого не жалея. Только друг другу палки в колеса не ставили: боялись потерять взаимное уважение. Оба быстро выросли и стали опытными специалистами. Глядя на каждого в отдельности, никто бы не подумал, что их успехи и быстрый рост вызваны только одним – желанием ни в чем не уступить друг другу.

При всем этом соперничестве они оставались закадычными друзьями, понимающими друг друга с полуслова. Они часто встречались и в дружеской компании за столом, и на заводах, и в КБ за кульманом, и на компрессорных станциях, и на совещаниях.

В последний раз судьба свела их в Тюменской области на новой, только что запущенной в эксплуатацию компрессорной станции. Лева, насквозь пропахший сухим вином и шашлыками, приехал на станцию из Грузии, где две недели разбирался с аварией турбины. Виталий приехал в Тюмень из еще более экзотического места. Ему пришлось целую неделю вместе с шеф-инженером судостроительного завода лазать по отсекам идущей полным ходом в погруженном состоянии подводной лодки – замерять вибрацию. Виталия на станцию привела повышенная вибрация на турбине, Леву – почему-то не работающая ни на одной машине защита от помпажа. К приезду Левы Виталий уже устранил вибрацию и остался на станции еще на пару дней посмотреть, что будет делать с машинами Лева.

После дружеской развеселой вечеринки началась совместная работа. Правда, совместной ее назвать было бы не совсем правильно. Лева настраивал защиту и ругался с местными инженерами. Инженеры недовольно ворчали, что такую противопомпажную систему нормальный человек придумать не мог. Нужно было продать душу дьяволу, чтобы изобрести подобное. У обычных людей такая система работать не сможет. Виталий, понимая, что Лева, как автор, в защите разбирается намного лучше его, был у Левы в роли «принеси-подай-присобачь» и только ехидно посмеивался над Левиными конструкторскими решениями. Лева в долгу не оставался, и так, с шутками и подначками, они настроили защиту на всех машинах. Для проверки настройки нужно было загнать машины в помпаж, вернее, даже не в помпаж, а на самую его границу, автоматика должна была сработать.

В принципе что такое помпаж? Есть, скажем, автомобиль со спущенным колесом, и есть насос. Что сделает человек? Подсоединит насос и станет накачивать колесо. А что произойдет, если у насоса шланг забит или у колеса – ниппель? Человек нажмет на ручку насоса, но воздух не пройдет, и если отпустить ручку, то она подпрыгнет вверх. Этой ручкой можно и в лоб получить. Примерно так и выглядит помпаж: воздух гоняется туда-сюда, а проку ноль. Но человек быстро сообразит, что делать, прочистит насос и накачает колесо. А что будет, если вместо человека за дело возьмется тупой робот? Он будет упорно качать, пока у него насос не сломается, или у машины колесо не отвалится, или он сам не рассыплется. Противопомпажная защита как раз и предназначена для того, чтобы роботу немножко ума добавить и остановить его, когда дело близится к катастрофе.

Получив разрешение у главного инженера управления, Лева стал загонять в помпаж работающую машину. Действовали крайне осторожно, чтобы машина не свалилась в настоящий помпаж, который мог разнести машину вдребезги. Лева, отогнав от пульта управления дежурную смену, медленно выводил турбину на нужный режим, Виталий стоял рядом с Левой и сверял показания приборов с графиком помпажа. Он заметил по перепаду давления, что машина уже вышла на границу помпажной зоны, и сказал Леве:

– Левушка, граница. Пора бы твоей защите и сработать.

– Не может быть! У меня все отлично настроено.

– Смотри сам. Видишь, вот эта стрелочка дошла до нужной черты, а твоя система – тю-тю.

– Ересь какая-то. По моим расчетам, все должно сработать.

– Видно, Левушка, тебе неправильная логарифмическая линейка попалась или в калькуляторе батарейки сели, раз у тебя дважды два – пять получилось.

– Свинство какое-то, – сплюнул Лева. – Нужно пойти проверить.

– Куда? – удивился Виталий.

– В укрытие, к машине.

– Левушка, да ты просто перегрелся немного. Посиди, отдохни. Глядишь, тяга к подвигам пройдет, а потом и голова соображать начнет. Куда ты пойдешь? Машина того и гляди в помпаж свалится, а он к ней в гости собрался. А если ее на части разнесет? Как учит великий и мудрый инженер по технике безопасности, берегите жизнь, она дается человеку один раз. Не лезь туда, где прихлопнуть может. Вместо того чтобы сейчас головой рисковать, мог бы, как автор системы противопомпажной защиты, написать хорошую инструкцию, по которой любой машинист с твоей системой справится. А то написал какой-то детектив, в котором сам черт ничего не поймет. Тебя для того сюда и вызвали, чтобы ты людям объяснил, как с твоим детищем бороться, или чуть-чуть изменил конструкцию. А героизм твой тут ни к чему.

– Ничего, Виталя, не впервой, управимся. Авось пронесет.

– Лева, кончай свои шутки. Если сам не понимаешь, то я тебя силой удержу и никуда не пущу.

– Послушай, перестраховщик, ты помнишь старую хорошую традицию у инженеров-мостостроителей? – спросил Лева и стал серьезным.

– Какую?

– Когда проводились испытания нового моста, инженер находился внизу под мостом в лодке. И если мост рушился, то ему на голову. Вот так, Верховцев, в старину инженеры свою правоту доказывали. А ты выступаешь не по делу. Какой же я, к черту, инженер, если не уверен в собственной машине? Тут что-то не так, нужно проверить. Я пошел. Ты проследи, чтобы режим машины не меняли.

Виталий понял, что Леву удерживать бесполезно, и остался в операторной смотреть, чтобы дежурный персонал на сделал что-нибудь не то.

А зря он не прислушался к голосу разума и отпустил Леву. Как зря. За эту глупость он будет еще долго проклинать себя. Того, что случилось, предвидеть никто не мог… Вообще-то нет, предвидеть должны были, потому что станция была новенькая, только запущенная в эксплуатацию, и работу всех систем до совершенства еще не довели.

А случилось вот что.

Внезапно со стороны соседней машины прозвучал мощный глухой взрыв. Крыша укрытия приподнялась в воздух, а стены развалились, как у карточного домика. Позже, при разборе аварии, установили, что не работали датчики загазованности, просто не до конца была еще отлажена система. В укрытие просочился газ, система предупреждения загазованности не сработала, газ достиг взрывоопасной концентрации и взорвался. Крыша укрытия упала рядом с машиной. У машины на короткое время произошел перебой в работе, но потом она сама снова вышла на расчетный режим и продолжила как ни в чем не бывало ровно и мощно гудеть.

Но этого короткого сбоя хватило турбине, которую они с Левой держали на границе помпажа. Небольшого толчка давления оказалось достаточно: машина свалилась за границу и помпажнула по-настоящему. Защита от помпажа, настроенная Виталием и Левой, сразу же сработала и выключила машину, но… Станция была новенькой, только запущенной в эксплуатацию, еще не обкатанной. Где-то в районе поплавковой камеры, там, где возился сейчас с сигнализатором Лева, вырвало тоненькую трубку, и прорвался газ. Струя газа под огромным давлением ударила в укрытие и вспыхнула.

Дежурная смена остолбенела, когда увидела, что из укрытия бьют длинные языки пламени. Виталий пришел в себя первым. Еще плохо понимая, что собирается делать, он схватил противогаз и бросился к укрытию. Надел у двери противогаз, пригнулся почти до пола и открыл дверь. Над головой пронесся огненный смерч. Он лег на пол укрытия и попытался осмотреться. За те десять-двадцать секунд, которые прошли с начала пожара, укрытие превратилось в настоящий ад. Ревел прорвавшийся газ, над головой бушевал огонь, трещала, как электросварка, закороченная электропроводка. Даже на полу донимал нестерпимый жар. На Виталия упало несколько капель расплавленного алюминия, и он понял, что через минуту от него останется только горсточка пепла. Тут он увидел Леву. Потерявший ориентацию Лева метался в огне и, закрываясь руками от пламени, кружился волчком. Виталий крикнул, но противогаз заглушил крик. Тогда несколькими звериными прыжками он подскочил к Леве и свалил его на пол.

В это время наконец-то сработала противопожарная автоматика, и холодные струи углекислого газа ударили в укрытие. Огонь сразу уменьшился, но дышать стало нечем даже в противогазе. Рев газа стал утихать, и Виталий подумал, что теряет сознание и отключается, но как-то очень быстро, в долю секунды, сообразил, что дежурная смена перекрывает краны и газа поступает меньше. Еще через секунду он понял, что они сейчас задохнутся и тогда точно сгорят. Он вскочил на ноги и, согнувшись, побежал к выходу, таща за собой Леву, ухватив его мертвой хваткой за руку. Наверное, сознание на короткое время все же выключилось, потому что Виталий не помнит, как проскочил через дверь.

Пришел Виталий в себя от холодной воды. Оглядевшись, он понял, что лежит вместе с Левой в дренажной канаве метрах в пяти от укрытия. Он оглянулся и увидел, что огонь пока еще бьет из всех щелей. Вдруг из-под земли ударила струя дыма. Виталий не сразу понял, что горит подземный силовой кабель. Понял он это, когда взрыв донесся со стороны подстанции – взорвался силовой трансформатор, опять-таки не сработала защита. Машины, оставшись без электроэнергии, сразу все остановились. Краны на газопроводе дежурной смене все же удалось закрыть, огонь погас, рев газа прекратился, а над станцией, обычно шумящей на всю округу, повисла тишина, нарушаемая только криками бегающих по территории людей.

Виталий встал на ноги, снял с головы наполовину оплавившуюся противогазную маску и поднял Леву. Посмотрел на него и ужаснулся. Из одежды на Леве остались только превратившиеся в оплавленный кусок резины сапоги. Ни волос, ни бровей, ни ресниц у Левы не было, кожа обгорела и была черного, обуглившегося цвета, не осталось даже светлых пятен. Лева, очевидно, находился в шоке и боль еще не чувствовал.

– Зачем полез туда, дурак? – тихо сказал Лева. – Зачем полез? Сам же настраивал сигнализатор, должен был знать, что он сработает. И он сработал! Машину остановил! Это показывающий прибор в операторной на щите врал. Просто его неправильно оттарировали, а это уже дело киповцев.

К ним подбежали люди и остановились в нерешительности при виде страшных ожогов Левы. Лева представлял собой единый большой ожог.

– Мужики, дайте закурить, – попросил Лева.

Кто-то дрожащими руками протянул сигарету, кто-то поднес зажигалку. Лева взял сигарету своими черными пальцами, удивленно на них посмотрел и прикурил. Он повернул голову, и кожа на шее с треском лопнула, обнажив белую полосу. До Левы, очевидно, дошла боль, и он недовольно поморщился. Тотчас же лопнула кожа на лице, и сигарета окрасилась кровью. Лева закрыл глаза и сел.

Подъехал уазик, Леву кое-как уложили на заднее сиденье. Смотреть на это было невозможно. Никто не знал, за что его можно взять: сразу же лопалась кожа. Леву повезли в медпункт.

Виталий, с которого потоком стекала вода пополам с грязью, пошел в операторную к раковине и решил умыться. Воды не было. Да, конечно, электроэнергия пропала на всей станции, и насосная не работала. Он вспомнил о бочке с дождевой водой и вышел на улицу. Он долго в темноте плескался в бочке. Наверное, вода в бочке была не первой свежести, потому что ему постоянно попадались какие-то ошметки. Когда он вернулся в освещенную аварийным светом операторную, он понял, что это были за ошметки. Это были куски его собственной кожи с шеи и кистей рук. Он весь был залит кровью.

Дежурная смена принесла бинты и йод, но Виталий не разрешил ничего делать, а попросил отвезти его в медпункт.

В медпункте единственный врач и медсестра были заняты Левой и попросили Виталия немного потерпеть. Виталий прекрасно все понимал, слыша стоны Левы. Скоро прилетел медицинский вертолет.

В вертолете Лева уже не стонал, а начал кричать. Не помогали, видно, даже обезболивающие уколы. Тут же, в вертолете, Виталию промыли ожоги и сделали первую перевязку. Саднящую боль в руках и шее терпеть было невозможно, и он попросил врачей сделать ему какой-нибудь сильнодействующий укол, чтобы он мог забыться. Врачи, которым было не до него, такой укол сделали, и он вырубился. Последнее, что он слышал, – это разговор врачей о неожиданно наступившей нелетной погоде. Они боялись не долететь до больницы.

После укола Виталий почему-то очень долго не мог прийти в себя. В мозгу носились какие-то видения, обрывки разговоров, обрывки событий. Появлялись знакомые и незнакомые лица, потом жуткие морды. Виталий понял, что он бредит. Потом появилась красивая женщина, одетая во все белое, и жестом поманила Виталия за собой. Виталий читал в одной популярной книжке, что перед умирающими в последний момент жизни появляется Белая дама и зовет их с собой, и удивился. Не испугался, а искренне удивился. Неужели он умирает? Не верилось. Из-за чего умирать? Из-за ожогов кистей рук и шеи? Слишком уж несерьезная причина для смерти. Может быть, это вовсе не Белая дама, а обычная медсестра? Да не пойдет он никуда с ней. Виталию показалось, что он поднимается куда-то вверх, под потолок. Он посмотрел вниз. Большая пустая комната. В комнате стоят стол и два стула. На одном стуле сидит Лева, а на другом поместилось странное вращающееся облако. Из облака выпал лист бумаги с каким-то текстом и подлетел к Леве. Лева взял лист и стал внимательно его читать. Прочитал и согласно кивнул головой. Потом взял лежащую на столе обычную перьевую ручку, уколол пером палец и поставил на листе свою подпись. Чушь какая-то, да что там, обычный бред. Виталий почувствовал, что его снова зовут. Это была женщина в белом, она упорно манила Виталия за собой. На этот раз Виталий пошел за ней. Женщина привела Виталия в какой-то большой темный тоннель и пропала. Виталий почувствовал, что летит по тоннелю навстречу пятнышку света, сияющему где-то далеко в конце. Виталий летел и с каждым мигом чувствовал, что приближается к чему-то большому, доброму, чистому. На самом выходе из тоннеля полет вдруг прекратился. Виталий остановился и услышал над собой веселый, добрый смех. Потом раздались слова: «Нет, ему еще рано. Он еще не все сделал в земной жизни». Голос был какой-то необычный, ни мужской, ни женский, но очень доброжелательный. Виталий почувствовал, что летит по тоннелю назад, и вновь оказался в комнате под потолком. Лева все так же спокойно сидел на стуле. Вдруг он резко весь почернел и упал на пол. Облако сорвалось со своего стула и стало кружиться вокруг Левы. Потом оно остановилось. Какое-то время облако висело неподвижно, потом медленно стало подниматься к потолку, к Виталию. Виталий почувствовал, что в него входит что-то страшное, отвратительное, и, сжав в кулак всю свою волю, стал сопротивляться. Но силы были явно неравны.

Виталий почувствовал сильнейший приступ острой головной боли и пришел в себя. Боль быстро прошла, и он открыл глаза. Он лежал в больничной палате. Рядом с кроватью стояла стойка с капельницей, иголка с трубкой была воткнута в левую руку Виталия. Около кровати сидела медсестра. Виталий понял, что это уже не бред, и внимательно осмотрел себя. Вроде бы все было на месте, никто ему не отрезал ничего лишнего. Руки и шея забинтованы, но боли практически нет. Чувствовал себя он вполне сносно. Виталий сел в кровати.

– Очнулся наконец-то, – сказала медсестра. – Осторожно, вставать не нужно, у тебя капельница.

– Я уже заметил.

Он встал, выдернул капельницу, согнул руку в локте, чтобы из вены не текла кровь, и направился к двери.

– Больной, вы куда? – удивилась медсестра.

– В туалет.

– Вам нельзя вставать. Я доктору сообщу.

– Да хоть министру здравоохранения.

Виталий сходил в туалет, вернулся назад в палату и сел на кровать.

В палату вошел доктор.