Текст книги "Мой друг Жабыч"

– Зяба, – осторожно начал Матиас. – Ты не сильно испугаешься, если я скажу, что мы, кажется, заблудились.

Эта мысль давно тревожила меня, но мне не хотелось ее проговаривать первым. Я неправ. Первым об этом сообщил Жабыч, еще когда мы попали в болото и промокли насквозь. «Тобиас! – кричал он мне в ухо. – Вы не туда зашли! Идите назад, к черту грибы!» – истерил Жабыч.

– Что будем делать? – Я был уверен, Матиас знает, что делать.

Темнело. На лес опускалась прохлада.

– В лес легко войти, но непросто выйти, – многозначительно произнес Матиас, продолжая молча глядеть на огненные языки пламени. – Главное – ничего не бояться.

Слова насторожили. В животе неприятно заурчало.

– Чего нам надо бояться? – как можно безразличнее поинтересовался я, чтобы не выдать свое напряжение.

– Зверей, – Матиас посмотрел на меня и улыбнулся.

– Они здесь разве есть?

– В любом лесу есть звери. – Матиас пододвинулся ближе, обнял за плечи. – Зяба, не бойся. Я с тобой.

Слова друга подбодрили. Мы, как родные братья, давно срослись в единое дерево.

– Нас найдут?!

И раздался взрывной хохот. Я изумленно вытаращился на друга. Что с ним?! Что такого веселого я спросил?!

– Твоя бабушка Галантина президента заставит нас искать. Нас железно найдут, – после этих уверенных слов на моем лице заиграла улыбка. Я представил, как бабушка принуждает президента нас искать. Картина получилась смешная и забавная, но она бы заставила.

– Сегодня нас никто не найдет, – я старался не показать отчаяния, но Матиас все же его уловил.

Он ответил не сразу. Мне это понравилось.

– Нет, Зяба, но завтра – точно найдут, – уверенно заявил Матиас. – Будем здесь ночевать.

– Как скажешь, – смиренно согласился я.

В лесу ночь быстро приходит.

– Сейчас бы картошечки и с грибами.

Фраза рассмешила меня.

– Надо листьев наскрести, – предложил я. – В них спать теплее, – с видом знатока просвещал Матиаса. – Здесь недалеко яма от вывороченного дерева. Накидаем туда листьев, зароемся в них, оставим на поверхности только голову. У листьев хорошая теплоизоляция.

– Давай, – согласился Матиас.

Через час, может больше, место ночлега было готово. Мы решили, что костер надо перенести ближе к месту нашей новой ночевки.

В лесу было тихо и темно. Мы зарылись в листья.

– Зяба, тебе не страшно? – шепотом поинтересовался Матиас.

– Немножко, а тебе?

В темноте мне не было видно лица друга.

– Чуть – чуть, – признался Матиас и так меня этим успокоил.

Значит, не одному мне страшно.

– Матиас, прижмемся ближе друг к другу, нам так будет теплее.

– Давай, – и Матиас меня обнял. – Как

девчонки обнялись, – и он громко, раскатисто рассмеялся.

Это меня расслабило.

– Матиас, смотри, какая большая круглая луна светит нам в лицо.

– Как большой футбольный мяч.

У Матиаса один футбол в голове, но не настолько же.

– Может, тебе стать футболистом, а не математиком, – подколол я друга.

Матиас в начале пятого класса заявил учительнице математики, что за лето самостоятельно перерешал все задачки за пятый и шестой класс.

«Тогда, может, тебя перевести в седьмой класс?» – съязвила учительница.

«Нельзя, я Зябу одного в пятом классе не оставлю».

Учительница озадачилась. «Значит, вы друзья», – уважительно произнесла она. «Мы ДРУГИ, это больше, чем друзья». Учительница предложила Матиасу решить уравнения, которые в пятом классе не изучаются. Матиас быстро справился с заданием. Учительница усложнила задачки. Матиас снова справился. Вот тогда учительница Мариэн восхищенно на весь класс воскликнула: «Какая чудесная и светлая голова у этого мальчика. Он будет великим математиком».

И все в школе стали Матиаса уважительно кликать Математиком.

– Представляешь, Зяба, мы с тобой играем в футбол этой луной, – размечтался Матиас.

– Я бы такой мяч точно поймал.

Матиасу мои слова понравились.

– Надо сделать из тебя хорошего вратаря.

Как еще втолковать другу, что я не люблю этот его футбол.

В костре полыхали угольки. Деревья стояли над нами молчаливые и неподвижные.

– Слушай, Матиас, а если луна не мяч?

– А что?

– Например, большой красивый круглый светильник, включающийся по ночам, чтобы людям была видна дорога.

Матиас задумался.

– Кто его включает?

– Котики Бастиана!

Ночь была ясной. Зачарованно мы смотрели в небо.

– Зяба, смотри, какие крупные звезды, – восхитился Матиас.

– Небо ими просто утыкано, – согласился я.

– Как спелые сливы.

– Почему как сливы?

– Я их очень люблю, – простодушно объяснил Матиас и рассмеялся.

– Хорошо, пусть будут как сливы, хотя сравнение так себе.

– Назови по – своему.

– Представь – миллионы небесных глаз смотрят на нас, – с воодушевлением включилась моя фантазия.

«Бабушка с ума сходит, а они лежат и звезды рассматривают», – недовольно пробурчал Жабыч.

«Не мешай нам», – огрызнулся я.

– Думаю, они видят не совсем веселую картину. – Матиасу по душе пришлась моя фантазия. – Мы с тобой в какой – то яме под листьями, и нам не совсем тепло.

– Как думаешь, что они думают сейчас о нас?

– Что мы чудики.

«Чудики, – и тут я услышал, как смеется Жабыч. – Мягко сказано».

– Пойти за грибами и заблудиться, – Матиаса, видать, это сильно покоробило.

– Ты же все время говорил, что нам не хватает приключений.

– Сейчас их хоть отбавляй.

– Матиас, если мы к утру не околеем, завтра будем умирать с голоду.

– Боишься смерти?

– Я не знаю, что это такое, – честно признался я. – Ты, Матиас, боишься ее?

Молчание. Я его понимаю.

– Я не люблю быть один. Человек, когда умирает, ему же глаза закрывают. Он становится слепым. Жуть. Потом, там не с кем поговорить. Лежишь всю жизнь один в земле, что хорошего в этом.

Я был полностью согласен с другом, еще теснее к нему прижался.

– Надо, Матиас, как можно дольше жить.

– Зяба, как думаешь: звезды между собой общаются?

Странный вопрос.

– Они же очень далеко друг от друга, но было бы классно, если бы они могли между собой говорить.

– И о чем они бы говорили?

– Да обо всем.

– Интересно, какие там люди, как они выглядят? – не переставал любопытничать Матиас. – Не может быть такого, чтобы там не было жизни.

– Резонное замечание.

– Представь, на какой – то звезде вот так же лежат в яме с листьями два заблудившихся чудика и смотрят в ночное небо и шлют нам смску, что заблудились.

– Здорово! Чудики, вы не одни! – закричал Матиас.

– Да, Вселенная! – поддержал я друга. – Мы заблудились также!

Два чудика кричали и безудержно смеялись, распугивая окриками лесную ночную благодать.

– Зяба, нам, наверное, сильно влетит, когда нас найдут?

– По голове точно не погладят.

Мы ушли в невеселые раздумья.

– Зяба, спой что – то, мне нравится, как ты поешь, может, я тогда смогу уснуть.

– Хитрый ты, Матиас, – наигранно возмутился я. – Ты уснешь, а я что буду делать?

– Продолжать смотреть на звезды.

* * *

Ночь, лес, волнения, что бабушка, мама, папа сходят с ума не способствовали сну. Мной овладело бессилие. Состояние беспомощности, когда хочется расплакаться и пообещать всему Миру, что больше никогда не пойду за грибами. Наверное, так и было бы, но на моем плече тихо сопел Матиас.

Я как – то спросил бабушку, почти перед нашим грибным приключением, что она делает, когда не может уснуть.

– Разговариваю с луной.

– О чем?

– О жизни, – голос ее звучал сосредоточенно, будто она старалась дословно вспомнить, о чем разговаривает с луной. – Я говорю, она молчит. Хорошо, когда есть кому тебя слушать. Спать, Нежданчик, надо с пустой головой, когда тебя ничего не беспокоит.

Я же не мог никак уснуть. Меня всё тревожило. Выберемся ли мы завтра? Найдут ли нас? Если не найдут, что – снова ночевать в лесу? Плюс голод стал доставать. Очень хотелось домой. Беспокойных мыслей, как комаров в ночном лесу, они кружили и не давали уснуть.

Не спал и Жабыч. Наш ночной ритуал посекретничать не нарушался даже в экстремальных условиях.

«Тобиас, что ты такого особенного нашел в Матиасе?»

Ревность Жабыча уже смешила, раньше раздражала, но мой внутренний друг никогда просто так не задавал вопросы. Значит, его что – то волнует, и его надо успокоить.

«Знаешь, у каждого человека, оказывается, есть суперспособность».

«Америку не открыл», – неопределенно ответил Жабыч.

«На днях я спросил, какая суперспособность есть у Матиаса».

«Что он ответил?» – напрягся Жабыч.

«Верность, – коротко ответил я. – Он так и сказал: я умею быть верным как собака».

«Отличная суперспособность, – искренне оценил Жабыч. – Какая у тебя?»

«Не знаю», – смущенно признался я.

«Это не страшно, – успокоил Жабыч. – Придет время – поймешь».

«Какая твоя суперспособность, Жабыч?»

Он задумался. Понимаю, трудно вот так сразу определить свою суперспособность.

«Отвечу так: Жабыч верит в тебя!»

На моем задумчивом лице медленно проступила улыбка. Собственно, даже и не улыбка, а как бы сияние, разгоравшееся изнутри – словно в ней затеплился огонек, и свет медленно поднимался снизу до самых глаз. Я смотрел на купол неба, усеянного миллионами фонариков котиков Бастиана, где одни сияли ярче, другие тусклее – видать, светлячки до них еще не добрались, – и вся эта небесная благодать, покрытая звездным блеском, делала меня невероятно счастливым. На моем плече дремал Матиас, другой друг, Жабыч, который всегда в тени, сделал признание, от которого хотелось его обнять и сказать, как здорово, что он есть.

Сундук впечатлений постоянно надо пополнять – бабушка права!

При свете тающей луны я обнимал Матиаса, чтобы не замерзнуть, и чувствовал безмерную любовь ко Вселенной, чувствовал себя счастливым.

Завтра нас обязательно найдут, нашему грибному приключению придет конец. Всё это будет завтра, а сейчас спать, спать…

И я уснул.

* * *

Нас искали до глубокой ночи. Бабушка позвонила маме, папе, потом тете Мие. Подняли всех по тревоге. Дачный поселок не спал. Первый день неудачный – нас не нашли. Уставшие соседи, волонтеры сидели перед летней кухней и разрабатывали тактику, как нас утром искать.

– В одних футболочках и шортиках, – причитала жалобно мама.

– Главное, они вдвоем. – И все посмотрели на Мию. – Мальчиков найдем, все будет хорошо. Главное, они в лесу вместе.

Эта уверенность вселилась в каждого из сидящих у летнего домика. Фраза переходила от одного к другому:

– Они найдутся. Главное, они вдвоем. С ними ничего плохого не случится.

Как ни странно, первым проснулся Матиас. Обычно – это я. Костер потух, съежился серой кучкой золы. Матиас расшевелил палкой и увидел, что несколько угольков еще тлели. Наломал мелких сухих веточек, нашел сухой мох, разложил их возле тлеющих угольков и, сколько было сил, принялся раздувать угольки. И у него получилось. Тоненькие сухие веточки весело затрещали и загорелись. Матиас по – хозяйски рассмотрел территорию. Удивительно, но он нашел несколько одноразовых стаканчиков – значит, здесь были люди, – насобирал в них ягод. Когда я проснулся от света, отряхнулся от листвы, потянулся, присел у костра, мне был предложен утренний десерт – лесные ягоды.

Забота друга – это бесценно. Согрелись и долго не знали, что нам делать дальше.

– Матиас, нам не надо сидеть и ждать, что нас именно здесь найдут, – принялся я переубеждать друга, потому что он предложил сидеть у костра и ждать, когда нас найдут. – Нам надо найти любую дорогу и идти по ней. Она куда – то обязательно нас приведет.

– Снова лес, – вздохнул неопределенно друг.

Ему не нравилась моя идея.

– Лес не может быть бесконечным, – доказывал

я упорно. – Он когда – нибудь кончается.

Матиас палкой пошевелил затухающий костер, сноп искр поднялся вверх.

– Хватит ли у нас сил найти выход из леса?

Так очаровательно глядеть на смущенного Матиаса. Сейчас он был именно таким. Мне нравится, что мы не стесняемся нашей дружбы, наших отношений, потому нам никто лишний не нужен, потому что нам хорошо вдвоем. Мне достаточно взглянуть на Матиаса, я уже почти догадываюсь, что он собирается сказать.

В нашей дружбе ценное – ее естественность.

– Значит, идем?! – и Матиас вопросительно посмотрел на меня.

– Минуту дай подумать.

Матиас принялся палкой сгребать угли костра в кучку, перепачкав руки золой.

«Жабыч, – позвал я друга. – Просыпайся!»

«Кто – то ночью меня склонял, обвинял», – обиженно откликнулся Жабыч, набивая себе цену.

«Прекрати, – рассердился я не на шутку. – Не будь ребенком. Совет нужен».

«Естественно, – недовольно прокряхтел Жабыч. – Конечно, не надо сидеть на месте, но на всякий случай что – то оставьте на видном месте – опознавательный знак от вас. Будут знать: вы здесь были».

«Толковая идея», – похвалил я Жабыча.

«Плохих не даю», – в том же обиженном тоне проворчал Жабыч, но уже более примирительно.

– Матиас, надо что – то оставить здесь такое, чтобы знали, что мы здесь были.

– Зяба, у нас футболки, шорты и кроссовки. Что оставить?!

– Согласен, выбор совсем никакой.

Матиас задумался. Я полез в карманы шорт, сам не знаю, что я в них собирался найти.

– Знаю! – радостно закричал Матиас. – Повесим на ветке мои трусы.

Идея была здуровская, но она меня так рассмешила.

– Лучше мои повесим.

Матиас издал звук, похожий на смешок.

– Чем твои труселя лучше моих?

Пришлось растолковать, что бабушка стирает наши вещи, но мои она знает намного лучше, чем вещи Матиаса. Через несколько минут мои серые боксики висели как знамя на ветке.

– Давай еще указатель – стрелку из веток сделаем, покажем дорогу, куда мы пошли.

– Классная идея.

Еще полчаса ушло на создание ориентира из веток. Догорающий костер Матиас отгородил глубокой бороздой, которую он прочертил вокруг.

В лесу непривычно тихо и, как ни странно, прохладно. Нам не страшно. Нас двое – мы сила.

Сложно сказать, сколько мы шли, наверное, долго, потому что дважды присаживались отдохнуть, поесть ягод. Нас даже комары не так уже доставали, или мы к ним привыкли, что не чувствовали их укусов. Правда, периодически мы расчесывали ноги и руки до крови, и на некоторое время становилось легче. Еще Матиас предложил облизывать расчесы, якобы человеческая слюна хорошо помогает – антисептик. Тетя Мия врач, вот Матиас и показывает медицинские познания.

Главное, мы вышли на дорогу. Именно дорогу, а не тропинку. Матиас минут десять ее тщательно изучал, обследовал, даже становился на колени.

– Следов машин здесь не видно, но это не факт, что они здесь не ездили.

Мне хотелось смеяться, потому что умозаключение Матиаса мне ни о чем важном не сообщило, но я понимал: этого нельзя делать, чтобы не обидеть друга.

– В какую сторону идем?

И в этот момент высоко над нами пролетел вертолет. Мы, как угорелые, начали прыгать, кричать, вот мы – заберите нас.

– Нас ищут, – уверенно жестикулировал руками Матиас.

Он был безумно возбужден.

– Я же тебе говорил, бабушка на наши поиски поднимет всех.

– Нам надо идти в сторону, откуда летел вертолет, значит, там люди.

Я согласился. У нас приподнятое настроение. Не скажу, что до этого оно было унылым, и все же для радости особых мотивов не было.

– Зяба, спой любимую, – попросил Матиас.

Ему безумно нравится французский певец Грегори Лемаршаль. У него трагическая судьба. Он умер от неизлечимой болезни молодым, но до последнего пел. Мы про него смотрели какую – то программу. Она нас впечатлила. Матиасу по душе пришлась песня Je deveins moi (Я становлюсь собой). На день рождения я сделал для него подарок. Выучил эту песню на французском, нашел минусовку и спел ее для Матиаса, после чего мой друг часто просил ему спеть любимую песню.

– Он всегда пел, будто прощался, – Матиаса переполняли эмоции.

– Он знал, что умрет молодым.

– Зяба, это страшно знать, что ты приговоренный.

– Наверное, – согласился я, – но для Грегори жизнью была песня.

Я предложил Матиасу присесть прямо на пыльную дорогу. Для того чтобы спеть, мне надо не только расслабиться, но и настроиться.

Матиас не мешает. Он сам, когда решает свои задачки, просит не отвлекать его. Ему в такие моменты необходима полная тишина – он уходит в математический астрал.

Прошло минут десять. Я настроился, чувствую свой голос. Я готов. Пыльная дорога, вокруг деревья, мы не знаем, где находимся, и вокруг этого лесного зазеркалья звучит Je deveins moi Грегори для Матиаса, моего друга.

Мы не хотим подниматься, нам хорошо.

– Зяба, хочешь, я тебя расстрою?

Матиас слегка наклонил голову и смотрел исподлобья. Взгляд уставший, губы сжались в прямую линию. Пару секунд мы молчим.

– Не надо, Матиас, – я чувствую на себе взгляд друга, хоть и смотрю прямо перед собой. – Догадываюсь, что ты хочешь сказать.

– О чем?

На моем лице грустная улыбка.

– Нам предстоит еще одна ночь в лесу.

Повисла странная и тяжелая тишина. Мы изморившиеся, грязные и голодные. Нас измучила жажда. Нас съели комары.

– Факт.

Это одно из самых употребляемых слов Матиаса.

Еще одна ночь в лесу меня нисколечко не пугала. Мы нашли дорогу, она нас куда – нибудь,

но обязательно приведет. Матиас прав: главное —

не паниковать. Это первое правило. Есть и второе: помнить первое.

И в этот момент мы услышали звук приближающейся машины…

* * *

Диван, предбанник – все любимое. Матиас спит как убитый, я же не могу. Нахожусь под впечатлениями. Когда нас привезли, бабушка первая выбежала из дома, обняла двоих и заплакала. Так, наверное, плачут по покойникам. Потом выбежали мама, папа, сбежался дачный народ. Все радовались. Папа обозвал нас «авантюристами», на что бабушка, защищая нас, ответила: «Если считать грибную историю авантюризмом, – она задумалась, – то в мелких дозах она полезна всем».

Душно. Я вышел посидеть на крыльцо. Я улыбнулся молодой луне. Как же хорошо дома.

Жабыч после грибной истории также отходил. Не доставал нравоучениями, лишь один раз у него вырвалось:

«Доволен?! Я же говорил, Матиас…»

Я не дал Жабычу закончить монолог.

«Не смей плохо говорить о Матиасе, или мы с тобой разругаемся. Сколько раз говорил тебе: смирись, что он мой друг».

Жабыч надулся и замолчал, наверное, я был к нему чересчур строг. Мне хотелось как – то сгладить размолвку.

«Мне кажется, Жабыч, в жизни каждого ребенка должна произойти грибная история. Понимаешь, она мост, ведущий из детства. После пережитого мы никогда уже не станем прежними детьми. Грибная история нас внутренне изменила. Наш смех, поступки будут другими, более продуманными, взвешенными. Мы никогда не сможем вернуться обратно. Дорога назад, к мосту, будет навсегда перекрыта. От детства останутся лишь воспоминания. Грибная история сделала их неповторимо запоминающими. Я только после грибной истории, Жабыч, понял: если бы у меня не было Матиаса, я был бы слепым. Друг – это тот, с кем ты открываешь мир. Когда у меня будут дети, я им расскажу, что наступает невыносимо тоскливый и пронзительный период прощания с детством и что по этому мосту легче, спокойнее, веселее и увереннее идти вдвоем – с другом».

«Хорошо сказал, убедил», – примирительно проворчал Жабыч.

11

Каждый родитель считает, что ненаглядное чадо необходимо всесторонне развивать во всем и как можно раньше. В пять лет мама отвела меня в детскую музыкальную академию. Вместе с нами пошла бабушка. Взять ее с собой шепнул Жабыч.

«Тоби, без бабушки у вас ничего не получится», – советовал внутренний друг.

«Бабушка – это дважды мама», – как можно доступнее объяснил Жабыч.

Аргумент убедил. Я предупредил бабушку, что она обязательно должна пойти с нами. Она с довольной улыбкой загадочно произнесла:

– Поход будет веселым и небесполезным.

Если хотите понять взрослых, вслушивайтесь в интонацию их голоса, она о многом скажет. Мама неуверенно зашла в кабинет с табличкой «Приемная комиссия». Пробыла она там недолго. Бабушка в это время внимательно рассматривала стенды на стене. Когда мама вышла в коридор, ее лицо без слов обо все нам рассказало. Она отважно пыталась улыбнуться, но, глядя на нее, бабушка поняла: пришло ее время брать крепости. Взяв меня за руку, она решительно направилась в кабинет, из которого недавно печально вышла мама.

Ирма опешила от нашего вторжения. Она просто не ведала о богатом и неисчерпаемом бабушкином таланте очаровывать и уговаривать нужных людей. Жабыч прав: бабушка – орудие, противостоять которому невозможно.

– Уважаемая, – воркующим, непринужденным голосом начала бабушка, – неужели вы не уважите меня, старуху, достигшую почтенного возраста, в сущей мелочи: послушать внука.

Ирма смотрела на нас как на пришельцев, прилетевших похитить ее на свою планету. Жабыч называет такое состояние ступором.

– Я пришла с Нежданчиком в ваше прекрасное заведение, зная заранее, что вы будете нас уговаривать, чтобы мы отдали на обучение нашего мальчика. – Бабушка мило улыбнулась и снисходительно посмотрела на учительницу, глядевшую на нее выпученными глазами. – Уговаривать не надо, мы согласны, – бабушка произнесла это таким доброжелательным тоном, будто делала Ирме огромное одолжение. – Тобиас – тот самый ученик, – продолжала бабушка, – которого вам не хватает, чтобы с удовлетворенным чувством уйти на пенсию и всем своим знакомым рассказывать, как вы превратили этот маленький необработанный алмаз в красивый сверкающий брильянт.

Ирма сидела на стуле, из ступора она еще не вышла, и бабушка решила учительницу окончательно убедить в своей правоте.

– Если Нежданчик не будет принят в вашу академию, – патетика ее голоса достигла неподъемных вершин, – я просто перестану впечатляться музыкой. – Для пущей доказательности бабушка взяла и запела одну из любимых своих песен. – Как я вам? – кокетливо поинтересовалась она.

Повисла маленькая пауза.

– Впечатляет, – выдавила потрясенная Ирма.

Ответ бабушку удовлетворил, это было заметно по ее лукавому взгляду.

– Теперь послушайте этот чистейший бальзам души.

Многие не понимают: бабушка – удивительный человек для внуков. Она не только летающего волшебного котика Бастиана достанет из Вселенной, но и земные дела положительно уладит. Сопротивляться бабушкам бесполезно. После прослушивания я был принят в подготовительную группу.

Вечером пришлось поблагодарить Жабыча за его совет взять с нами в академию бабушку. Удивительно, в этот раз он был чрезвычайно скромен – непохож на себя.

«Ты сам молодец! – журчал внутренний друг. – Ирма не взяла бы тебя, если бы не поняла, что в тебе есть божья искра. Только не задавайся», – строго предупредил Жабыч.

Минутная стрелка настенных часов добралась до цифры шесть внизу и негромко щелкнула, обозначая, что время половина одиннадцатого ночи.

От волнения у меня скрутило живот.

«Вдруг из меня ничего не получится?»

Маленький ночник в виде бабочки приглушенно светил у двери. Бабушка всегда его включала, когда выходила из моей комнаты.

«В тебя верят все, включая бестолкового Матиаса».

«Почему он бестолковый?» – возмутился я.

«Сам прекрасно знаешь», – Жабыч приглушенно засмеялся.

В отличие от меня, Матиас самостоятельно решил заняться своим всесторонним развитием. Первым делом он направился в музыкальную академию. Он долго объяснял оторопевшей Ирме, что обязан учиться вместе со мной. Как учительница ни доказывала, что «мальчику медведь отдавил всё» и случай безнадежный, Матиас вынес свое суждение: «У меня просто нет бабушки Галантины!» – на что бабушка восторженно сказала: «Наш лоботряс! Он себя обязательно найдет!»

Когда она узнала, что Матиас записался на бокс, сочувственно изрекла: «Бедный мальчик, больше волшебных котиков мы не увидим, – и горестно вздохнула. – Отбитые котики – это…» – и разочарованно развела руками.

Когда через некоторое время я сообщил, что Матиас ушел из бокса, после того как получил небольшое сотрясение, хотя мой друг утверждал, что его голова пережила настоящее землетрясение, но не в этом дело, бабушка радостно захлопала в ладоши.

«И куда он теперь?» – с воодушевлением поинтересовалась бабуля.

Я знал, что мой ответ ее разочарует.

«Теперь он борец», – грустно констатировал печальную новость.

«Однако, – оптимизм в голосе бабушки значительно поубавился, – лоботряс легких путей не ищет».

После борьбы (Матиас там вывихнул плечо) он записался в бассейн, но и там с ним случилось приключение. Потом была гимнастика. Через пять тренировок с растяжением связок голеностопа он постучался в волейбольную, потом баскетбольную секцию.

Жабыч, наблюдая за мытарствами моего друга, сокрушенно выдавил: «Матиас и спорт – трудное взаимопонимание, – потом, подумав, добавил: – Но мне нравится его упертая настойчивость. Он или в самом деле когда – нибудь чего – то достигнет, или эти секции окончательно ему отобьют голову».

И Жабыч накаркал. У Матиаса начала протекать крыша после того, как он начал посещать футбольную секцию и почувствовал себя великим Пеле. Именно тогда я проронил пророческие слова: «Футбол стукнулся о Матиаса, и это предвестник большой катастрофы!»

Из – за футбола мы стали меньше видеться, гулять. Матиас постоянно пропадал то на тренировках, то на соревнованиях, то в больнице, залечивая очередную травму. Я как – то не удержался и даже психанул:

«Ты достал своим футболом».

«Зяба! – Матиас без обиды посмотрел на меня. – Футбол мне очень нравится».

Жизнерадостность фонтаном била из уст моего друга, делая мое лицо печальнее.

«Бедные котики Бастиана», – угрюмо изрек я.

Матиас не понял мой намек.

«Зря ты так, – он с улыбкой посмотрел на меня. – Котики играют в галактический футбол».

Когда вечером я рассказал Жабычу, что, кажется, из Матиаса получается футболист, он умопомрачительно рассмеялся.

«Лучше бы навел порядок на своей лохматой голове».

После того как Матиас с головой ушел в футбол, он отпустил длинные волосы, и все бы ничего, только ухода за ними не было никакого. В результате на его голове образовался сплошной «кавардак», как однажды, не удержавшись, «кулюторно» высказалась бабушка, на что Матиас парировал, что в футболе главное не голова, а ноги. И, подумав, добавил: «Голова, кстати, также нужна, причем ее содержимое», на что я с грустью ответил: «Смотри, не отбей ее!»

Первая размолвка у нас произошла, когда я Матиасу на день рождения подарил футбольный мяч, попросив продавца выбрать самый лучший. Что еще было дарить футболисту? Матиас вначале очень обрадовался, но через несколько минут разочарованно выпалил:

«Это китайский, одноразовый. – На его лице отразилось недовольство. – Позвал бы меня, я бы сам себе выбрал мяч, коль ты решил его мне дарить».

«Я хотел тебе сделать подарок», – промямлил я.

«Не подарок, а…» – и Матиас в первый раз употребил нехорошие слова. Раньше он никогда их не говорил, вместо них вырывались или «блин», или «ппц», но как только он стал футболистом, его словарный запас обогатился новыми словечками.

«Не надо выражаться при мне!» – возмутился я.

«Нежный какой нашелся!» – психанул Матиас.

Никогда раньше он со мной в таком грубом тоне не разговаривал. Я даже не сразу нашелся, что ответить, но внутри стала разгораться жуткая обида. Я ведь хотел ему сделать приятный подарок. Даже если я неправильно выбрал мяч, можно было это как – то сказать вежливее. Я ведь ничего не сказал Матиасу о его подарке. Скажите, зачем тринадцатилетнему другу дарить гоночную машину с пультом управления. Я давно вырос из детского возраста, да и не любил я никогда машинок. Но я ничего не сказал Матиасу, мы даже с ним поиграли.

«На себя посмотри, футболист».

Я демонстративно отвернулся, включил наушники. Музыка – она успокаивает.

«Ты… – Матиас даже раскраснелся. – Кроме своей музыки и арий, ничего не умеешь. В прошлый раз такой позорный мяч пропустил в ворота!»

Вот зачем он так сказал? В прошлый раз – это три дня назад. Матиас уговорил встать на ворота вместо Валдиса. Я всячески отнекивался, но ему удалось меня уболтать. Наш седьмой «д» класс играл против седьмого «г» класса. Я пропустил шесть мячей, самый обидный и позорный был последний. Он пролетел между ног.

В раздевалке пацаны налетели на меня как шмели, но больше всех позорил Матиас. Я от него никак такого не ожидал. Я же не напрашивался в команду, предупреждал, что плохой вратарь, и вообще, мне нельзя играть в подвижные игры. У меня порок сердца.

Дома даже расплакался от обиды, спасибо Жабычу, он всячески утешал.

«У вас начинается переходной возраст? Вы взрослеете».

«Это плохо?»

Жабыч промолчал.

Футбол все больше и больше отдалял нас друг от друга. Даже сидя вместе за партой, мы почти перестали общаться. Раньше Матиас помогал мне с математикой, я ему с языками и литературой. Так у нас повелось с первого класса. Каждый помогал другу тем, что знал лучше. Впервые за контрольную работу я получил неудовлетворительную оценку. Дома ее с недоумением восприняли. Меня не ругали, хотели понять, в чем причина того, что мои учебные успехи резко ушли вниз.

– Почему Матиас перестал тебе помогать с математикой? – поинтересовалась бабушка, тихо зайдя в мою комнату.

– У него сейчас в голове только футбол, – раздраженно удовлетворил ее любопытство. – Он им весь класс заразил, даже девчонок.

Бабушка озадаченно уставилась на меня.

– При чем здесь футбол?

И меня прорвало.

– Я не умею играть в футбол, я ничего не умею… у меня ноги колесом! – истерил я, не сдерживая себя.

Глаза бабушки становились все шире и шире.

– Нежданчик, у тебя приличные ноги, – вставила она неуверенно.

Это нисколечко не успокоило. Из меня лилось и лилось.

– Я пропустил шесть мячей! – отчаянно выкрикнул я.

– Шесть – это много? – Бабушка посмотрела на меня оценивающе прищуренными глазами. – Надо с лоботрясом серьезно поговорить, – заключила она.

– Не надо! – завопил я как раненый. – Я могу прожить и без Матиаса!

Бабушка редко волнуется, когда же это происходит, она в руках теребит кружевной платок. Она его как раз достала.

– Какие страсти! – взволнованно произнесла бабушка.

Меня снова стали душить слезы. Конечно, из меня все лилось эмоционально. Я привык, что Матиас всегда рядом. Сейчас его нет, мне его не хватает. Я тоскую без него. Он поменял меня на свой футбол. Я вытер рукавом слезы. Ненавижу футбол… и Клэр… Они везде вместе…

«Тобиас, – осторожно шепнул Жабыч перед тем, как я уже засыпал. – Обида – не тот груз, с которым можно набирать высоту. Сбрось ее – и твой полет станет легче и интереснее».

Мне даже спать перехотелось, приподнялся на локтях, будто Жабыч сидел на кровати.

«Я Матиасу не нужен! – Жабыч на секунду растерялся. – У него теперь есть футбол и Клэр. Что есть у меня?» – спазм сдавил горло.

«Музыка», – произнес тихо Жабыч.

«Не густо», – выдавил я из себя, успокаиваясь.

«Но и не пусто, – не сразу ответил Жабыч. – Цени то, что имеешь!»

Полное непонимание. Даже обидно.

«Матиас даже не пришел на мое выступление», – с отчаянием воскликнул я.

«Он не мог прийти, ты это прекрасно знал, – возразил Жабыч. Странно, что он встал на защиту Матиаса, непривычно, но слушать хотелось. – Он был на соревнованиях, но пришла Клэр с девчонками тебя поддержать. Они даже цветы для тебя купили. Уверен, это Матиас им шепнул».