Текст книги "Мой друг Жабыч"

15

Мне пятнадцать лет, и я ни разу не был в Большом городе. На самолете лететь почти три часа, на поезде больше двух суток. Когда мама с папой сообщили, что на летних каникулах я поеду в Большой город с тетей Мией и Матиасом, от радости пребывал на седьмом небе. Наконец сбудется моя мечта, – я увижу Большой город, все его достопримечательности. Здорово!

Нет слов. Правда, счастливые слова Матиаса о том, что там оторвемся и отметим его пятнадцатилетие и десятилетие нашей дружбы, невольно напрягли.

– Мы дружить начали с тобой зимой, – напомнил я забывчивому другу.

Матиас не растерялся.

– Зимой отмечали твое пятнадцатилетие, – резонно заметил он. – Два юбилея и оба зимой – это перебор.

Я понял, юбилей нашей дружбы я никогда не забуду. Всё, что делает Матиас с восторгом и воодушевлением, – не забывается.

Самый лучший день в школе – последний учебный день перед летними каникулами. Царила особая атмосфера сладострастного предвкушения долгожданной взаимной свободы. Ученики радовались, что отдохнут от уроков, домашних заданий и – главное – от учителей, а те – от учеников. От этого томительного ожидания всем весело и хорошо.

Над школой трепетно и незримо витал дух учительского всепрощения: идите на свои каникулы. Мы вас достали, вы – нас! Давайте же отдохнем. Давайте! Ура! Впереди нас ждала беззаботная летняя жизнь с налетом легкой сентиментальности. Грустили лишь выпускники, им не хотелось покидать родные стены, но Матиас печально и проникновенно изрек: «Не хочется, но придется».

Подготовка к отъезду в Большой город заняла почти неделю, словно нас отправляли в космос без надежды на счастливое возвращение.

Бабушка несколько раз спрашивала у родителей, почему меня отправляют с тетей Мией, и, конечно, особенно ее тревожило, что едет еще и Матиас.

– Нет, чтобы самим с ребенком поехать, отправляют с чужими людьми

Нежданчика.

– Мия и Матиас – не чужие нам люди, – возразила корректно мама.

– Если он там заблудится? – не унималась бабушка.

– Мама, – не выдержал стенаний папа. – Мия будет с ними постоянно. И как вообще можно заблудиться в городе?

– Но в лесу – то они заблудились, – напомнила язвительно бабушка.

– Мама, там город, а не лес.

– Никакой разницы, – стояла намертво на своем бабушка.

Папа с мамой больше в перепалку не вступали – лишняя трата времени. Бабушка осталась при своем мнении: в Большом городе с Нежданчиком что – то случится плохое лишь потому, что с ним едет Матиас.

– Я поеду с ними, – в предпоследний день перед отъездом спохватилась бабушка, повергнув семейство в замешательство. Первым из столбняка вышел папа.

– Мама, вы не поедете только лишь потому, что билетов на завтра нет! С Тобиасом ничего не случится. Приедет цел и невредим.

Возражения отца упертую бабушку ни капли не успокоили. Она позвонила в авиакассу. Долго и упорно доказывала, как ей нужен билет в Большой город на завтра. Когда ей в сто двадцать первый раз сообщили, что билетов ни на завтра, ни на послезавтра нет, в лучшем случае они появятся недели через две, бабушка сдалась.

Она вышла из своей комнаты расстроенная.

– Мне надо переговорить с этим лоботрясом Матиасом, – потребовала она.

Папа и я только развели руками. Пришлось звонить Матиасу и предупредить, что бабуля собирается прочитать ему большую мораль на тему: «Как уберечь Нежданчика в Большом городе».

Матиас пришел. Бабушка сразу отвела его в свою комнату, плотно закрыв дверь, оставив меня и маму (папа был на работе) в недоумении.

Через час дверь комнаты открылась. Первым вышел Матиас и зачем – то громко, чтобы все услышали, произнес:

– Будет все хорошо!

За его спиной стояла счастливая и одухотворенная бабушка.

– Слышали? – победоносно заявила она во всеуслышание. – Лоботряс дал слово, что с Нежданчиком ничего плохого не произойдет.

Мама покачала головой, я сдержанно улыбнулся. Матиас и «ничего не произойдет» – держите меня, чтобы я не упал.

* * *

Воскресенье – определенно мой день. Люблю выходные. Я просыпаюсь раньше Матиаса. Выглянул в окно. Божественное июльское утро подмигивало беззаботными глазами голубого неба.

Сегодня день рождения Матиаса – главное событие летнего пребывания в Большом городе. Тетя Мия заказала в кондитерской два торта. Один на день рождения Матиаса, второй на юбилей нашей дружбы.

Было решено: вечером по – семейному посидим в кафе, как сказала тетя Мия, вечерний ланч с мороженым и коктейлями.

Матиас проснулся ближе к десяти. Он соня, любит поспать. Я сразу поздравил его с днюхой и подарил цифровые красные светодиодные спортивные наручные часы. Мы с папой долго их выбирали.

Матиас в полном восторге воскликнул:

– Офигеть, Зяба! Класс! Спасибо!

Он сразу надел часы на руку. Довольная улыбка не сползала с его счастливого лица.

– Сегодня у нас парк аттракционов, – с воодушевлением проинформировал Матиас.

Мой желудок непроизвольно сжался. Подсознание мучительно пыталось что – то сообщить, потому что в этом радостном «нас ждет парк аттракционов» сокрыта опасность, будто сказали: «Вам будет херовато, но вы не пугайтесь».

– Здорово, – мой голос звучал безжизненно.

Я слышал, как Жабыч безнадежно и угрюмо проронил: «Приехали!»

– Зяба, тебе понравится, – тараторил Матиас. – В прошлом году я катался – это суперфеерично и клево.

Теперь еще сильнее заурчало тревожно в животе. Это скукожился Жабыч. Матиас делился прошлогодними впечатлениями, но я его невнимательно слушал. Беспечно сказанное им «феерично» особенно обеспокоило. Когда мой друг произносит «феерично», Жабыч готов завыть. Прошлый раз «феерично» закончилось тем, что я чуть не сломал себе ногу. Матиас учил меня кататься на скейтборде. Учитель из него оказался неважнецкий.

– Хорошо, – стараясь придать голосу больше оптимизма, ответил я.

Зашла тетя Мия. Она обняла Матиаса, поцеловала и поздравила с днем рождения, протянув коробочку с подарком. Смартфон.

– Спасибо, мама!

Глаза Матиаса благодарно блестели, широкая улыбка не сползала с его счастливого лица.

– Посмотри, какие часы мне подарил Зяба, – и показал руку.

Тетя Мия подошла ко мне, поцеловала в щеку.

– Как ты, солнышко?

Я смущенно улыбнулся.

– Солнышко напротив меня, – парировал я.

– Мы оба маминых солнышка, – воскликнул Матиас. – Зяба, мама тебя очень любит.

Мне это известно, для этого не надо слов, но как приятно слышать.

После обеда мы поехали в парк аттракционов. Солнце жарило невыносимо, хотелось снять футболки, шорты и ходить в одних плавках.

В парке яблоку негде упасть от людского потока. Мы часть большой толпы, идущей развлекаться. От духоты кружилась голова. Тетя Мия только успевала покупать «Эскимо», чтобы хоть немного нас охладить. Мы ловко уворачивались от сумасшедших людей на роликах и скейтбордах.

В центре парка красовался большой и красивый фонтан с ледяной водой. Народ оккупировал его. Отчаянные головы, чтобы остудиться, залезали и купались в фонтане.

Воздух парка пропитался шашлычными запахами из многочисленных кафешек, расположенных двумя рядами друг против друга по всему периметру территории. Как можно есть шашлыки в такую жару? То, что удивительно для меня, для других нормально.

Мы поднялись по бетонным ступенькам, проталкиваясь между людьми, и зашли на территорию аттракционов. Их море, один за другим, на любой вкус и возраст.

Начали с традиционного чёртова колеса. У нас в городе оно также есть, но небольшое и невысокое. Даже неинтересно на нем кататься. Здесь высота о – го – го, приличная. Мы зашли в стеклянную кабинку. Матиас достал новый смартфон и принялся меня и тетю Мию активно фотографировать. На самой вершине колесо на время замерло. Отрывшийся вид потрясал красотой. Большой город как раскатанный блин на доске. Я достал смартфон. Как птичья трель слышался далекий колокольный звон со звонницы Святой Эльжбеты, вдалеке из – за деревьев красовался золотистый купол кафедрального собора, здание ратуши с высоты казалось маленьким игрушечным домиком.

– Красиво как, – эмоции переполняли меня.

– Зяба, это только начало, – Матиас таинственно улыбался.

Затем наступила очередь аттракциона «Космос». Это крытый павильон. Мы сели в кресла – симуляторы космических кораблей. Надели 3D-очки, включилась звездная панорама, и наши корабли полетели бороздить просторы необъятного космоса. В нас неслись осколки метеоритов, потом корабль чуть не закружило хвостом огненной кометы. Как капитаны, мы уворачивались от звездного мусора, столкновения с другими кораблями. Десять минут пролетели незаметно. Обидно до слез. Банковал Матиас. Ему тетя Мия выделила для этого деньги. Когда мы собирались в парк, Матиасу пришло смс. Он его прочитал.

– Зяба, твоя бабуля поздравила меня и перевела на карту денежку.

Я загадочно улыбнулся. Бабушка любит Матиаса. Она строгая с ним только для вида – «чтоб не расслаблялся». «Он большой лоботряс, но в нем есть качество, которое я больше всего ценю в людях». «Доброта?!» – Я был уверен, что бабушка именно об этом скажет, потому что Матиас добрый. «Нет!» – категорически мотнула головой бабушка, оставив меня в недоумении. «Он преданный! Редкий и дорогой дар, Нежданчик». Я запомнил.

– Много отправила?

Матиас не сказал, но я знал, бабуля не пожадничала.

Мы уже возле «Цепочки». У нас в городе она также есть, но не такая красивая, как здесь.

– Отрываемся, – предупредил Матиас.

Я молчаливо кивнул в знак поддержки. Мои страхи улетучились, мной овладело веселье.

«Боже», – судорожно взвыл Жабыч.

Меня с Матиасом лихо крутило на «Цепочке». Мы ловили кресла друг друга и потом ногами отталкивали их. Вокруг визги, крики, громкая попсовая музыка.

Потом у нас был летающий «Пиратский корабль». Адреналин зашкаливал, немного подташнивало, но не критично. Жабыч продолжал выть, но я не обращал внимания.

Всё пространство парка пропиталось всеобщим весельем, и оно как вирус проникло в меня. Я неудержимо шумно смеялся по поводу и без, Матиас также – нам было хорошо.

Мы подошли к главному аттракциону – горкам. Сколько раз я их видел в фильмах, завидовал тем, кто на них катался. Сколько раз мечтал на них прокатиться, и вот они передо мной.

«Ты боишься высоты, ты боишься высоты», – как заклинание повторял Жабыч.

«Боюсь, – согласился я, – но если сильно хочется, как быть?»

«Тебе нельзя, тебе нельзя», – в панике причитал Жабыч и этим меня развеселил, потому что я впервые понял: страх есть не только у меня. Открытие окрылило.

«Жабыч – трусишка – зайчишка», – как можно ласковее прошептал я, чтобы не обидеть друга.

В классе пятом я спросил у бабули, когда мы с Матиасом собрались проверить свое геройство и пойти ночью на городское кладбище:

«Бабушка, ты хоть раз в жизни чего – то боялась?»

«Так всегда живу с чувством страха», – искренне призналась она, чем сильно меня поразила.

Всегда считал, что бабушка ничего и никого не боится, а здесь – бац, такое признание.

«Как же ты живешь, если все время боишься?»

«Так жить больше хочется», – весело ответила бабуля.

«Значит, – немного поколебавшись, сделал я вывод, – если страшно, но очень хочется, бояться не надо».

Бабушка радостно кивнула, будто я самостоятельно решил сложную математическую задачку.

«Нежданчик, страшно видится, а сделается – слюбится».

Бабушки нужны для того, чтобы внуки чувствовали себя, как в бункере, в котором ничего не страшно.

Стараясь не терять самообладания, я бодрым голосом поинтересовался:

– Ну что, идем?!

Матиас с подозрением посмотрел на меня. Скорее всего, он был уверен, что я струхну, но я разгоряченный и готов к подвигам.

Четыре кольцевые горки манили к неземному полету и неистовым впечатлениям.

«Нет, – отчаянно умолял Жабыч. – Тобиас, что угодно, только не это».

Чудо аттракционного совершенства ослабляло бдительность. Душа после «Цепочки», «Летающих пиратов», «Эскадрильи», «Бабочки» жаждала еще более неповторимого и волшебного.

– Ты это приключение никогда не забудешь, – Матиас рукой показал на манящие горки.

– Уверен?

– Абсолютно.

Все же внутри страх присутствовал, никуда от него не денешься.

– Матиас, после горок у меня будет зеленый вид и исполненная ария Риголетто на траве возле этих горок.

– Зяба, утешу, – друг рассмеялся. – Рядом с тобой будет такой же зеленый гуманоид и все рвотные рефлексы будут идентичны твоим. Помнишь первое правило?

– Не паниковать?!

– Немного изменим его – не бояться. Ну, и второе правило…

Я не дал Матиасу закончить, перебил:

– Помнить первое.

Подошла тетя Мия с билетами и спокойно сказала: «Мальчики, я с вами». Отступать было некуда.

Жабыч взвыл, как оборотень на полнолуние. «Себя не жалеешь, меня хоть пожалей!»

«Успокойся, Жабыч – сила внутри нас!»

Мы сели в кресла. За нами автоматически закрылись поручни. Привязались ремнями безопасности.

Впереди маячило адреналиновое блаженство. Поехали. Сначала вверх неуверенно и даже как – то медленно, слышался неприятный скрип несмазанных роликов.

Внутренне я весь сжался. Жабыч молился и проклинал на чем свет стоит Матиаса. Звоночек тревоги с каждой секундой подъема увеличивался… И вот мы поднялись… несколько секунд зависли…

– Ты готов? – упоенно крикнул Матиас.

Я промолчал, больше всего сейчас хотелось, чтобы никто не приставал. Разряд электрического покалывания прошелся по всему моему телу.

Тетя Мия сидела возле меня. Она взяла мою правую руку и сжала. Ей также страшно, как и мне, но она не хотела этого показать сыну.

Снизу послышалась какая – то странная музыка… И понеслось… А – А – А-А – А – А-А… «Божеееее…» А – А – А-А – А – А-А-А… МАМА – А – А-А-А… Мозг превратился в вату, я не слышал сердцебиения. Мое тело плющило, и оно превратилось в желе.

На высоте второго уровня я старался припомнить «Отче наш», но не смог… Снова сумасшедшие крики А – А – А-А – А – А, и первый раз в голове пронеслось: «Матиас, я убью тебя».

Стремительно рухнули вниз со второй высоты. Я смирился со своей участью. Пусть будет что будет. Закрыл глаза, чтобы не видеть ничего. Жабыч молчал, как воды в рот набрал, его внутри меня раздавило и размазало по стенкам моей души…

– Держитесь, пошли на последнюю горку, – кричал сквозь ветер радостный Матиас, и мне реально в этот момент хотелось удавить его.

Четвертый круг ада уже не был таким страшным, как предыдущие три. Организм стал адаптироваться. Наверное, на восьмом круге я бы даже выкрикнул: «Как здорово!»

Медленно, на дрожащих ногах, с прилипшей к телу мокрой футболкой я с тетей Мией доплелся до ближайшей скамейки.

– Как ты, солнце? – спросила она.

– Могло быть и хуже, – выдавил я, почувствовав первые позывы к арии Риголетто.

Я успел отбежать от скамейки, упал на колени, и… ария была исполнена со всеми подобающими моментами. Так фигово мне еще никогда не было. Головокружение, тошнота. Боже, как же плохо. Я лежал на зеленой траве и мечтал об одном: чтобы меня никто не трогал, но рядом развалился Матиас.

– Зяба, ну как, классно?!

Это было издевательство с его стороны надо мной.

– Матиас, – с перебоями произнес я, – я убью тебя.

– За что? – искренне изумился друг.

Я не объяснял.

* * *

Мы приехали домой. Понадобилось время, чтобы поуспокоиться, отойти. Тетя Мия также пребывала не в лучшем состоянии, но старалась этого никак не выдать.

Понятно, что мы не пошли ни в какое кафе, и все же вечерний ланч, как его обозвала мама Матиаса, у нас был, только дома.

Красивый торт с десятью свечами. Торт с пятнадцатью свечами мы уплели за милую душу во время утреннего полдника.

Матиас со стаканом Pepsi произнес странный и необычный тост.

– За чудиков, потому что они делают мир позитивным.

* * *

Мы долго не могли уснуть. В спальне висело тихое напряжение. Матиас чувствовал, что с аттракционами перегнул. Он старался как – то себя реабилитировать, но, как всегда, делал это нелепо, хотя тост, искренний и проникновенный, про чудиков мне понравился. Тетя Мия расчувствовалась и добавила:

– Я рада, Тобиас, что ты друг Матиаса. Ваши сердца не случайно соприкоснулись. Десять лет дружбы лишь подтвердили срастания ваших душ. Это провидение. Наш дом всегда открыт для тебя, Тобиас. Слышишь – всегда.

Слова тронули до глубины души. Даже Жабыч прослезился. Так бы, наверное, могла сказать только бабушка. Она всегда говорит только то, что думает. Ей неинтересно чужое мнение. «Мне с ним не жить!»

А вот мама словно стесняется показать, как сильно меня любит, – я это чувствовал, поэтому редко откровенничаю с ней.

Папа… Про Яниса ни слова, только о папе Матео. Он всегда занят. Иногда ведет себя как школьник, не выполнивший домашнее задание, хотя у нас с ним бывают искренности, хотелось бы чаще.

Матиас – он настоящий, но иногда бывает несносным. Ему все время хочется показать себя неустрашимым. Он готов заботиться обо мне, как о младшем брате, забывая, что я на полгода его старше.

Тетя Мия права: мы с Матиасом срослись и сердцами, и душами. Я также не смогу без него, без моего друга. Мы не говорим об этом, и разве об этом надо говорить, когда просто это чувствуешь?

Мама как – то в сердцах спросила: «Что ты в этом Матиасе такого нашел?»

Мне хочется ответить: глаза – они цвета морской волны и так затягивают. Я смотрю в них и вижу волны океана, то спокойные, умиротворенные, то ураганно бушующие.

И улыбка – даже когда у Матиаса плотно сжатые губы, все равно кажется, что он улыбается, как его котики.

Мы без слов понимаем друг друга. Словно он думает о том же, о чем и я, и между нами существует негласная гармония.

– Тебе наш день понравился?

Язвительно смеюсь про себя.

– Сложно сказать, – конечно, мне хотелось сказать другое, но я же понимаю: Матиас стремился меня сразить, сделать день запоминающимся. Отчасти ему это удалось. – Было эпохально.

Матиас поднялся и сел по – турецки, скрестив ноги.

– Самая лучшая похвала от Зябы. – Из – за темноты я его не видел, но довольную улыбку спокойно представлял.

Я также уселся на кровать, подогнув под себя ноги, глядя в противоположную сторону, где в такой же позе сидел Матиас и рассматривал меня.

– Матиас, – в моем голосе чувствовалась сплошная ирония, – я после горок готов был тебя убить.

– Ты даже об этом кричал на весь парк. Все слышали.

Мы не удержались и рассмеялись. Напряжение спало. Давно так не было хорошо, как сегодня.

– Вот это эмоции, вот это экспрессия, – восторгался Матиас. – Тихоня Зяба готов был меня сегодня убить. Я в шоке.

– Иди ты, Матиас.

– И даже не подумаю.

Нас забавляла наша трепотня.

– Матиас, а если бы со мной на этих горках случился сердечный приступ?

– Внизу бы скорая увозила два трупика, – с готовностью отвечал Матиас. – Ты забыл, что в моей голове бомба замедленного действия – аневризма?

Я знаю об этом. Это был один из больших секретов Матиаса. «Когда – нибудь она лопнет, и я сразу умру, даже испугаться не успею».

– Матиас, ты чудик.

Мне страшно от его секрета.

– Америки не открыл, но я не чудик, я человек, – в голосе Матиаса гордость. Он пальцами смахивает челку с глаз, убирая ее за ухо.

Завидую Матиасу. Ему мама разрешает не стричься, меня же каждый месяц заставляют ходить к тете Эмме. «Тобиас так зарос», – заявляла мама.

Что там за месяц может нарасти? Но я не спорю – бесполезно.

– Человек. – Удивительно это слышать от Матиаса. – И что ты можешь сказать о нем?

Мне хочется услышать экзистенциальный монолог Матиаса о человеке. Я специально задел самолюбие друга. Иногда так надо делать, если хочешь вызвать на откровенную беседу.

– Думаешь, я не умею разводить философию? – в голосе Матиаса зазвучала приглушенная обида. – Ты хочешь услышать о человеке от того, кто до сих пор рисует странных котиков, которыми ты восторгаешься. От того, кто не может забыть Бастиана и чувствует его отсутствие постоянно, словно мое сердце взяли и разрубили пополам.

Нет, про сердце я загнул – умер бы вслед за братом. Как оторвали руку или ногу. Привыкнуть можно, но все время будешь чувствовать, что тебе их не хватает, потому что они дают сбалансированность, сохраняют устойчивое положение. Человек на двоих – это не человек одноногий.

Хорошо, я тебе отвечу то, что думаю о человеке, о людях.

Матиас завелся. Он запрокинул голову к стенке и глядел в потолок. Он старался себя успокоить, но был чересчур взволнован.

– Люди как дома. Есть многоэтажки: новые и старые, высокие и не очень. Есть коттеджи, и есть маленькие халупки. Все они с окнами. Есть с большими, есть с крохотными, даже встречаются без окон. Ты спросишь, для чего домам нужны окна?!

Наступила секундная тишина. Матиас не торопился с ответом. Он прокручивал его в голове. Мне неловко за свой дурацкий вопрос. Матиас не любитель разглагольствовать на такие темы. А тут его прорвало.

– Чтобы видеть, что происходит за стенами квартир, чтобы открывать и проветривать помещения. Людям не хватает окон. Они у них есть, но с плохой звукоизоляцией. Человек без окна задохнется, дом рухнет. В нем заведется плесень, и она сожрет любой дом, каким бы красивым он ни был. Плесень сделает его непригодным для жизни.

Я сражен словами Матиаса. Мы часто говорим о серьезных вещах, избегая деталей, а они есть сущность всего. «Человека красят не только поступки, – утверждает бабушка, – но и бытовые мелочи».

– Нам, Зяба, чаще надо проветривать свои дома. Давай договоримся – никогда не закрывать наши окна.

Матиас прочел мои мысли. Я поражен. Я понимал, о чем он говорил. Об одиночестве, о том, как бывает, когда чувствуешь себя уязвимым.

– Наша дружба, Зяба, – магия котиков Бастиана. Они благодарны тебе за то, что ты их любишь и понимаешь. И еще, – Матиас перевел дыхание. – Зяба, я живу по правилу двери. Мама тебе об этом сказала. Она всегда открыта для тех, кто нуждается в ней. Если человек нуждается в моей двери, значит, он нуждается и в моем обществе.

Было огромное желание подойти и обнять друга, и он бы правильно меня понял. Мы иногда совершаем обнимашки, когда хотим всем показать: нас двое. Мы ничего не боимся и все преодолеем.

* * *

Матиас засыпает мгновенно в любом положении. У него словно в голове встроен тумблер, который он умеет отключать. Бац – и Матиас уже спокойно дрыхнет, обнимая подушку.

Я так не могу. Я под впечатлениями. Медленно прокручиваю длинный день, как фильм.

«Не спишь?» – осторожно поинтересовался Жабыч.

«Зачем спрашиваешь, если знаешь ответ заранее».

«Не хочу тебе мешать».

Жабыч старается показаться вежливым. Ему также было сегодня несладко. Мы оба молчим. У меня никак не уходил из головы утренний разговор с Жабычем. Вроде бы ничего в нем такого ни было, но ведь же застрял. Даже кутерьма пройденного дня его не выветрила.

Жабыч утром утверждал, что человеческая жизнь со временем составляет картинную галерею. Хотя он в этом сомневался, потому что часто бывает, что человек прожил настолько однообразно и скучно, что там может быть всего одна, ну максимум три картины. Я поинтересовался, есть ли уже в этой галерее мои картины.

«Конечно», – с живостью ответил Жабыч.

За что обожаю внутреннего друга – умеет замесить интригу.

«Интересно, кто рисует мои картины, создавая мою галерею?»

«Ты сам и рисуешь, сам и создаешь».

«Но я не умею рисовать, – эмоционально возражал я, Жабыч лишь хмыкнул. – Я не Матиас».

«Ты это делаешь не подозревая».

«Как?»

«Твои поступки, действия – это уже готовая картина».

Подобные слова я и раньше слышал и от мамы, и от бабушки. У мамы это звучало чересчур прозаично: «Что о нас будут говорить люди?» Меня даже забавляла ее боязнь чужого мнения, даже бабушка маме не один раз твердила: «Элия, мы живем для себя, а не для других», но, видать, мама так не считала.

Я бабушке признался, что в третьем классе украл часы у Станисласа, что вернул их, потому что было и стыдно, и страшно потерять из – за этих злополучных часов близких. Она не ругала и даже не корила меня за этот неблаговидный поступок, лишь с грустью произнесла: «Тобиас, не поддавайся демонам!» Меня поразило, что впервые она назвала меня по имени, а не Нежданчик. И потому, что назвала Тобиасом, я понял, о чем она мне сказала, насколько важны ее слова для моей дальнейшей дороги.

Фактически Жабыч сказал то же самое: я создаю свою жизнь и сам за нее отвечаю. Это не было открытием для меня, все – таки мне уже пятнадцать лет, но, наверное, это значило, что я перехожу на новую ступеньку развития. Матиас ее в шутку назвал ранним взрослением.

«Значит, я должен следить за собой?»

«Каждый должен следить, – согласился Жабыч. – Правда, люди такие забывчивые, особенно когда становятся взрослыми».

«Я не забуду!»

И я знал, твердо был в этом уверен, что не забуду.

«Потом с тобой все время будет Матиас, – после небольшой паузы добавил Жабыч. – Он твой утяжелитель, – голос его звучал уверенно. – Главный секрет дружбы в сохранении ее равновесия».

Мне нравились размышления внутреннего друга.

«Жабыч, иногда так хочется душу раскрыть нараспашку, как окна в летний день, чтобы квартира не только прогрелась солнечными лучами, но и проветрилась от затхлости и сырости».

«Хорошее желание, только будь осторожен, – предупредил Жабыч, – именно в такой момент находятся желающие разбить булыжником твое открытое окно или смачно плюнуть в твое небо и украсть твои звезды».

«Там же котики».

«Береги их, ты же их Хранитель».

Я в полном замешательстве.

«И что, не открывать окна?» – обреченно вырвалось у меня.

«Открывать, но лучше форточки, – Жабыч призадумался. Я его не торопил, понимал, он еще что – то хочет сказать важное. Не ошибся. – Открывай только для своих. Не пускай в свой мир посторонних».

«Как, Жабыч, понять, кто свой, а кто посторонний?»

«Слушай внимательно свое сердце. Оно никогда не обманет!»