Текст книги "Перстень с печаткой"

– Да, конечно, – подтвердил Кальман, – но теперь вам гораздо легче, потому что вы уже знаете, на что идет игра.

Кальман рассуждал правильно: Кара и его сотрудники зашли в тупик. Правда, Даницкого они разоблачили. Поймали они и Пете. Но все это было весьма и весьма слабым утешением. Необходимо было воспрепятствовать вывозу на Запад документации ВН—00—7. А это было делом нелегким.

Группа Кары приступила к секретной проверке всех работавших в лаборатории, и это было, пожалуй, самым трудным и хлопотливым делом.

Кальман, понятно, ничего не знал, он был поглощен своими заботами. Прежде всего он перебрал в памяти все свое прошлое. Валялся на тахте и глядел в потолок. Он старался припомнить все, до самой незначительной мелочи. И Кальман ругал себя сейчас, что не расспросил об этом Шалго: старший инспектор наверняка мог бы сообщить ему кое-какие интересные сведения. Стоило Кальману смежить веки, как перед ним вставал хромой здоровяк. Человек этот сказал ему тогда, что его зовут Фекете и что он слесарь.

Неожиданно Кальмана охватило волнение: ему припомнилась одна фраза, которую Фекете обронил, когда мимо их камеры проводили Шалго: «Хорошо, что только один день довелось мне пробыть с ним вместе, – невыносимый тип».

Кальман вскочил и, возбужденный, принялся бегать по комнате. Когда пришла Юдит, он, все еще взволнованный, привлек ее к себе, поцеловал и тут же сбивчиво, торопясь, рассказал о своем открытии.

– Так почему же ты не спросил Шалго, кто был тот человек? – удивилась девушка.

– Я должен его найти! – воскликнул Кальман и посмотрел на Юдит.

– Но как? Ведь в Венгрии каждый пятый носит фамилию Фекете.

– Но не у каждого шрам на верхней губе и не каждый Фекете хромает на левую ногу.

– А что, если он только прикидывался хромым?

– Тогда у меня еще больше причин разыскивать его: уже одно это доказывает, что он был провокатором!

Юдит сидела подавленная, бессильно уронив руки на колени.

– Ну что ж, попробуем разыскать его. – Она печально посмотрела на Кальмана. – Хотя Домбаи и его людям сделать это было бы куда легче.

– Ты уже отчаялась?

– Я не отчаялась, но и твоего недоверия к Шандору не понимаю.

– Потому что ты не слышала той магнитофонной записи, – возразил Кальман. Он обеспокоенно посмотрел на девушку. – Получается, будто Виолу предал я! Из-за меня он погиб. Так что невиновность свою я смогу доказать только одним способом – если найду этого самого хромого Фекете.

Работы профессора Калди в течение многих лет регулярно публиковались и в странах Запада. Год назад лондонское издательство «Пегас» заключило со старым профессором договор на издание английского перевода его «Избранных сочинений по эстетике». Профессор согласился подписать договор при условии, что корректуру пришлют ему в Будапешт. Издательство приняло условие старого ученого. Но вот несколько недель назад Калди получил приглашение поехать – разумеется, за счет издательства – в Лондон и там прочесть верстку и подписать книгу в печать. Вначале идея поездки понравилась профессору. Однако Кальман не посоветовал ему ехать, и Калди отказался от предложения издателя и настоял на выполнении условий договора. А четыре дня назад из Лондона приехал главный редактор издательства, мистер Томас Шаломон, высокий полнеющий мужчина лет пятидесяти пяти. Гость остановился в «Грандотеле» на острове Маргит. В тот же вечер он дал в честь старого ученого ужин. На ужине присутствовала и Юдит. Это был приятный вечер. К удивлению Юдит, Шаломон хорошо и глубоко знал венгерскую литературу.

А в это время полковник Кара беседовал в своем кабинете с подполковником Тимаром. Тимар рассказал Каре, что ему как следователю удалось до сих пор выявить. Кара, правда, не был его начальником, но Тимару просто хотелось знать его мнение о деле Виолы, поскольку в свое время Кара и сам являлся членом этой подпольной группы.

– Видите ли, товарищ подполковник, – объяснял ему Кара, – Марианна Калди обязательно должна была знать подпольную кличку Татара, пароль и запасную явку.

– Тогда, значит, и доктор Агаи знает их, товарищ полковник.

– Но почему же? Марианне Калди положено было знать все это потому, что она была связной Татара. Ведь она, возвратившись из какой-нибудь очередной поездки, могла не застать Татара на старой квартире; Татару приходилось в то время часто менять адреса. А ведь связь не должна была прерваться. Когда был схвачен Татар? Вам удалось установить точную дату?

– Показания сильно расходятся. Но можно совершенно точно сказать, что это произошло между двадцатым апреля и десятым мая, – ответил Тимар, перелистав документы.

– Первого мая Татар уже был в застенке, – вставил Кара. – Я должен был встретиться с ним первого числа, но он не вышел на встречу. Итак, Калди не могла быть предательницей, потому что она погибла между двадцать пятым и тридцатым марта. Если бы Татара выдала она, Шликкен не стал бы тянуть с его арестом до конца апреля.

– Это верно, товарищ полковник, – согласился Тимар. – Но факт остается фактом, что ни один из членов мишкольцевской ячейки не знал Татара не только в лицо, но даже никогда не слышал его настоящей фамилии. Я допросил всех, кто остался в живых. Бушу, сапожника, знал один только Клич, покончивший жизнь самоубийством. Сам Буша погиб в начале апреля, а вот знал ли он запасные явки Татара – это вопрос.

– Маловероятно, – заметил Кара. – Теперь я понимаю, почему вы подозреваете Борши. Вы думаете, что Марианна, когда ее посадили в одну камеру с Кальманом, назвала ему и пароль и содержание сообщения, которое она должна была передать Татару?

Тимар кивнул.

– Товарищ полковник, взгляните вот на эту схему. – Тимар расстелил на столе лист ватмана и принялся объяснять значение различных нанесенных на нем линий и кружков.

– Это Татар, – показал он на красный кружок. – А вот ваша группа, товарищ полковник; синий кружок – это ячейка города Мишкольца. Вот здесь уйпештские ячейки, здесь звено Буши, тут вот связная Марианна Калди. – Он на мгновение задумался. – Давайте посмотрим, где произошел провал. Вечером семнадцатого были схвачены подпольщики в Мишкольце. Нам известно, что их выдал один инженер, по кличке «Ворчун». К сожалению, ему удалось сбежать на Запад. Понятно также, как и почему провалился Буша. Поскольку, однако, из его звена больше не был арестован ни один человек, можно сделать вывод, что Буша никого не выдал. На следующий день схватили Белочку, то есть Марианну Калди. Кто выдал ее – нам неизвестно. Из мишкольцевской ячейки ее никто не знал. О том, что Марианна Калди и Белочка – одно и то же лицо, известно было только Буше, Татару и доктору Агаи.

– И Домбаи, – добавил Кара.

– Итак, четверо. Из этих четверых ни один не мог предать Марианну, иначе этот человек выдал бы и свою ячейку. Между прочим, трудно представить, чтобы Марианна не рассказала о своих подозрениях жениху. На мой взгляд, Борши знает очень много об этом деле. И я могу объяснить, почему он молчит.

– Почему?

– Взгляните вот на эту таблицу, товарищ полковник.

Кара стал внимательно рассматривать аккуратно вычерченную хронологическую таблицу, где значилось следующее:

«18 марта 1944 года, до полудня: перестрелка на квартире доктора Агаи. Побег.

18 марта 1944 года, после полудня: доктор Агаи у Марианны Калди. Татар в Ракошхеди.

18 марта 1944 года, вечер: Марианна Калди арестована.

18 марта 1944 года, ночь: Борши приезжает из Сегеда, его также арестовывают.

25—30 марта 1944 года: допросы, смерть Марианны Калди и Буши.

30 марта – 14 апреля 1944 года: Борши находится на излечении в госпитале.

15—26 апреля 1944 года: Борши снова переводят на виллу гестапо, берут на работу садовником.

26 апреля 1944 года: Борши опять арестовывают.

29 апреля 1944 года: арестовывают профессора Калди.

28 апреля – 1 мая 1944 года: провал Татара.

30 апреля 1944 года: Борши вместе с Шалго совершают побег».

Кара задумчиво курил и, глядя на хронологическую таблицу, пытался угадать, к каким же выводам пришел подполковник Тимар.

– Если я правильно вас понял, – тихо сказал он, – вы, товарищ Тимар, полагаете, что во время своего второго ареста Борши, узнав от Марианны пароль и явку, где скрывался Виола, из страха перед пытками выдал немцам сообщенные ему секретные сведения.

– Совершенно верно, товарищ полковник, но с одним дополнением: позднее, желая, по-видимому, загладить свою вину, он присоединился к вашей группе.

– Очень смелое предположение.

– Знаю, но – обоснованное. Я иду еще дальше. Он же выдал и… адрес квартиры, где скрывался профессор Калди.

– Ну что вы! Почему же он тогда не выдал Домбаи?

– Потому что не знал, где Домбаи находился. Но дядю своего он успел выдать, потому что в тот же день немцы пытались арестовать и Игнаца Шавоша. Таковы факты, товарищ полковник.

– Факты, не спорю, упрямая штука, но ваши выводы ошибочны. Профессора Калди выдал доктор Игнац Шавош.

– А где доказательства? – воскликнул подполковник. – Только показания Борши и Домбаи. Но они оба сами ссылаются при этом на немецкого врача, от которого якобы это слышали.

– И что же вы собираетесь предпринять? – Кара, явно недовольный, поднялся.

– Внесу предложение на арест Кальмана Борши.

– Но улики, собранные вами, неубедительны. Погодите немного.

– Не могу поступить иначе, товарищ полковник. Знаю, что Борши ваш приятель, но иногда люди ошибаются и в друзьях.

– Вы уже доложили о своем предложении?

– Да, доложил.

Кара поднялся, подошел к телефону и набрал номер заместителя министра.

– Эрне Кара. Привет. Мне нужно немедленно поговорить с тобой.

Час спустя начальник следственного управления сообщил подполковнику Тимару, что заместитель министра не дал разрешения на арест Кальмана Борши.

9

В библиотеке своей лондонской квартиры доктор Шавош беседовал с Шалго.

– Знаете, Шалго, – говорил он, вглядываясь в лицо бывшего старшего инспектора, – если бы нам с вами милостью божьей объединить наши усилия, мы добились бы фантастических успехов!

– Ну что ж, полковник, давайте объединимся! – весело согласился толстяк.

Шавош, немного помолчав, заметил:

– К сожалению, это невозможно.

– Почему же? – спросил Шалго, хотя уже заранее знал, каков будет ответ. Шавош был крепким орешком и ловко умел скрывать свои мысли.

– Скажите, вы доверяете мне?

Вопрос был поставлен в лоб, но Шалго понимал, что если он собирается добиться чего-нибудь от Шавоша, то должен быть хотя бы в известных пределах откровенным. Пососав толстую сигару и опустив тяжелые веки, он сказал:

– Нет. Так же, впрочем, как и вы мне. – С его лица сбежала добродушная усмешка, он пощипал свой подбородок и с некоторой грустью продолжал: – А поэтому, дорогой полковник, обстановка вынуждает меня к самозащите.

– Что вы имеете в виду? – полюбопытствовал Шавош, прищурив один глаз.

Шалго подался корпусом вперед.

– Что случится, если однажды кто-нибудь возьмет да и шепнет французам, что я одновременно работаю и на вас?

– Не говорите глупостей, Шалго! – возмутился Шавош. Он хотел еще что-то добавить, но толстяк, подняв руку, остановил его:

– Только не клянитесь, полковник! Я ведь тоже немного знаю нашу профессию, и правила игры мне достаточно известны! – Он положил сигару, достал из кармана платок, откашлялся. – Оберегать меня вы будете только до той поры, пока я не перестану представлять интерес для вашей службы.

Шавош рассмеялся и покачал головой.

– И как вы этого собираетесь достигнуть? – спросил он.

– Очень просто. – Шалго в упор посмотрел на Шавоша. – Я опорожняю для вас свой сейф не сразу, лишь небольшими порциями. И удерживаю в своей памяти не все, а только то, – он сделал паузу, – что кажется мне наиболее целесообразным.

Шавош внимательно слушал рассуждения толстяка и чувствовал, что наступил подходящий психологический момент, когда он может спросить, каковы же отношения между Кальманом и Шалго. В Вене он уже однажды спрашивал его об этом, но тогда Шалго уклонился от ответа. Сейчас толстяк, кажется, разоткровенничался.

– Шалго, вы завербовали моего племянника?

Шалго, удивленный, но и довольный, взглянул на полковника, потому что ему тоже хотелось знать, встречался ли Шавош с Кальманом в Вене.

– Интересно, почему вы думаете, что я завербовал его?

Шавош пожал плечами. Отвечая, он взвешивал каждое слово.

– Просто думаю, что и французам не помешал бы свой агент в Дубне. Вы же, дорогой Шалго, имеете полную возможность скомпрометировать Борши, а значит, и заставить его работать на себя.

– Как будто вы не можете заставить его работать на себя! – парировал Шалго.

– Сейчас речь не о нас. Я хотел бы слышать ваш ответ.

Шалго потер подбородок и усмехнулся.

– Я понимаю вас, полковник. Вас смущает то обстоятельство, почему я, когда работал секретным сотрудником в новой венгерской контрразведке, не выдал, не разоблачил Кальмана? И вы тут же делаете вывод, что я завербовал его. Должен согласиться, что умозаключение вполне логичное.

Шавош утвердительно кивнул.

– Совершенно верно. Из донесения барона Жиграи я знал, что венгерская контрразведка занимается Кальманом и что его уже несколько раз допрашивали. Пытались доказать, что он английский агент. Но им не удалось этого сделать в основном потому, что вы, Шалго, отказались тогда дать против него показания. Отсюда логичный вопрос: почему?

Улыбка Шалго стала еще мягче. Он хихикнул себе под нос и сказал:

– Действительно, логичный вопрос. В особенности если принять во внимание, что Кальмана подозревали не только в том, что он сотрудничал с англичанами, но и в том, что он был агентом гестапо и выдал немцам и Марианну Калди и всю подпольную группу Татара. Чтобы успокоить вас, скажу, что я тоже знал об этом идиотском подозрении. Кальман обратился ко мне за советом: что ему делать. А я посоветовал ему молчать. И тем не менее я не завербовал его.

– А позднее? – настаивал Шавош.

– И позднее нет. Хотя и получил приказ на его вербовку.

Полковник поиграл галстуком и задумчиво проговорил:

– Почему же вы не выполнили приказ?

– А вот это как раз то, чего вы, дорогой полковник, не в состоянии понять! – бросил Шалго.

– Не хитрите, Шалго! – воскликнул полковник.

– И тем не менее это так! Оскар Шалго способен в определенные моменты жизни быть сентиментальным. Представьте себе, я чувствовал самые настоящие угрызения совести. А позднее, когда я действительно получил приказ завербовать его, я понял, что это мне уже не удастся сделать. Борши за это время успел перемениться. Поймите, полковник: как это ни парадоксально, я люблю этого человека и хочу, чтобы он был счастлив!..

Шавоша привели в замешательство слова Шалго. Интуитивно он почувствовал, что толстяк совершенно искренен. Каким сделалось добрым, мягким его лицо, когда он говорил о Кальмане! Интересно, знает ли Шалго, что ему, Шавошу, все же удалось заставить Кальмана вновь сотрудничать с английской разведкой.

– Я хотел объяснить вам, для чего я, собственно, пригласил вас в Лондон.

– Слушаю вас, полковник, – сказал толстяк, откинулся в кресле и полуприкрыл свои тяжелые веки.

– Я хотел бы, чтобы вы поехали в Будапешт. Погодите, Шалго, не перебивайте. Выслушайте до конца. Вы знаете, что Кальман Борши секретный сотрудник «Интеллидженс сервис». Много лет мы держали его в резерве. За это время он вырос в физика-атомщика, стал ученым, работает в атомном центре в Дубне, Теперь и я постараюсь быть совершенно откровенным с вами. Известная вам документация нас не очень интересует. Достанем – хорошо, но важнее всего для нас Борши! Мы просто не можем отказаться от него. Вот я и хочу попросить вас: поезжайте в Будапешт и восстановите нам связь с Борши.

– Это была бы напрасная трата сил, – отказался Шалго, дивясь про себя столь странному предложению Шавоша: ведь он только что сказал ему, что не выполнил аналогичного приказа французов. Чего хочет, собственно, этот Шавош? И вслух он добавил: – Нет в наших руках ничего такого, чем можно было бы «прижать» Борши.

Шавош усмехнулся, и морщинки на его лице снова бросились врассыпную по всему лицу.

– А если есть? Если у нас есть материал, с помощью которого мы сможем без всякого риска для себя заставить его работать на нас?

Шалго становилось все больше не по себе. Он скрестил свои пухлые руки на груди и ничего не отвечал, делая вид, что вся эта история совершенно не интересует его. Зато полковник все так же с жаром продолжал:

– Ну, а если мы все же располагаем убедительными доказательствами, что Кальман в самом деле был агентом фон Шликкена? И документально сможем подтвердить, что это он был виновником провала группы Татара?

Шалго был поражен; Он не хотел верить тому, что услышал, и наугад бросил:

– Это же чушь! Вы и сами хорошо знаете, что Кальман никогда не был предателем!

– Конечно, знаю! И тем не менее мы можем доказать это. В нашем распоряжении имеются такие документики, что нет в мире суда, который решился бы снять с него обвинение в предательстве.

– Интересно, – сказал Шалго и тут же стал прикидывать, какие же «документики» могли находиться в руках Шавоша.

И он быстро разгадал замысел Шавоша: ведь он-то точно знал, что Кальман не предатель, поскольку ему была известна и вся история предательства группы Татара и сам предатель; правда, он, Шалго, никогда не говорил об этом Кальману, надеясь, что Кальман никогда не узнает этого. Шалго поднял глаза на Шавоша и с отвращением посмотрел ему в лицо.

– Какой же вы жестокий человек, полковник. Неужели вы способны погубить собственного племянника?

Лицо Шавоша передернулось – замечание Шалго больно задело его.

– Вполне возможно, что мои действия кажутся вам жестокими, – возразил он осторожно. – Но это совсем не так. Это просто моя принципиальность…

Толстяк нетерпеливо отмахнулся:

– Принципиальность? Давайте не будем обманывать друг друга, полковник. Мы оба с вами – игрушки в чужих руках. Э, да все равно, продолжайте. Извините, что я вас перебил. Но меня всегда злит, когда вполне понятные вещи замаскировываются высокопарными словами.

– Вы что же, считаете меня негодяем?

– Ничего подобного, полковник. Я считаю вас просто жестоким человеком, который способен погубить даже собственного племянника, если интересы «Интеллидженс сервис» требуют этого. А вы боитесь, не смеете возразить.

– Так вот слушайте, – слегка повышая голос и чуточку торжественно начал Шавош. – Я приемлю ваш эпитет «жестокий» и подтверждаю, что, если Кальман Борши стал предателем, перебежав на сторону коммунистов, я без колебания убью его, хотя потом и буду горевать по нем, потому что люблю его! Вы, Шалго, не способны этого понять, потому что вы жалкий обыватель, у вас действительно нет никаких принципов. Вы лишь ради собственной корысти любите свою профессию и занимаетесь ею со страстью картежника.

Шалго с усмешкой выслушал выпад разгневанного Шавоша. Нет, он не оскорбился, напротив, даже был рад, что ему удалось вывести Шавоша из себя.

– Браво, полковник! Я жалкий обыватель! Но и у меня тоже есть кое-какие принципы. Если вас интересует, я могу их вам перечислить.

Он поудобнее уселся в кресле, закурил сигару и сквозь облако табачного дыма посмотрел на морщинистое лицо Шавоша, который, чтобы дать улечься своему гневу, снова сидел строгий и подтянутый.

– Мой первый принцип: я не поеду в Будапешт и не стану вербовать вашего племянника. Если же я узнаю, что вы пытаетесь это сделать сами, я помешаю вам.

Шавош уже полностью обрел спокойствие и, пожалуй, несколько высокомерно, заметил:

– А вы не считаете, что сами находитесь у нас в руках?

– О да! Только ведь и я не дурак, мой дорогой. Это вы можете видеть хотя бы из того материала, что я передал вам. Вы, полковник, не захотите разделаться со мной до тех пор, пока я располагаю известной вам информацией. Думаю, что вас все же интересует, кто из сотрудников ваших резидентур в Европе работает и на нас. А вот Оскар Шалго знает этих людей.

– Говорите яснее! – нетерпеливо перебил его Шавош. Он почувствовал, что намеки Шалго небеспредметны.

– Я говорю совершенно ясно, вы уже знаете, кто из людей в вашей венской миссии находится у меня на службе?

– Не болтайте ерунды.

– Не верите? – И Шалго продолжал с легким оттенком гордости: – А если я скажу, например, что вы принесли в жертву Пете и послали его к несуществующему агенту, вручив ему не шифровку, а бессмысленный набор цифр?

Как Шавош ни старался сохранить спокойствие, он побледнел.

– Откуда вам это известно?

– Уж не думаете ли вы, что я задаром открою вам этот секрет? – удивился Шалго. – Я готов сотрудничать с вами, но запомните – как равный с равным. Как компаньон! И если вы умный человек, вы с моей помощью сможете горы своротить. В моем портфеле хранится много интересных материалов. В том числе найдется в нем и кое-какая занятная информация на самого Игнаца Шавоша. Но только не вздумайте ставить мне ловушки или подсылать наемного убийцу, потому что я имею обыкновение работать с пятикратной подстраховкой.

Шавош был поражен, слушая темпераментное словоизвержение толстяка. Перед ним сидел совершенно иной, доселе незнакомый ему Шалго, и Шавош подсознательно чувствовал, что каждое его слово сказано всерьез. А Шалго продолжал:

– Я предлагаю вам один бизнес – величайшее дело вашей жизни, рядом с которым возня вокруг Кальмана Борши покажется вам просто жалкой суетой.

Шавош облизнул нижнюю губу и глубоко вздохнул.

– А именно?

– Выдайте мне Генриха фон Шликкена. В обмен я предлагаю вам список английской агентуры, работающей на французов.

Неожиданный оборот ошарашил Шавоша.

– Шликкена? Но как вы это себе представляете?

– Вы скажете мне, где и под каким именем он живет. Остальное – мое дело.

– И что вы собираетесь с ним сделать?

– Ничего особенного. Я просто убью его. Это единственная цель моей жизни. – В глазах Шалго засверкали грозные огоньки. – После того как я убью его, вы можете преспокойно покончить со мной. – Шалго неожиданно встал, взволнованный, прошел к окну и выглянул на улицу. – Знаете, полковник, – глуховатым голосом проговорил он, – у вас нет никаких гарантий, что Шликкен работает только на вас. К тому же это «засвеченный» разведчик. А у меня еще не тронутая сеть в Венгрии, и не какие-нибудь там ничтожные людишки, агенты первый сорт.

– Я дам вам ответ через неделю.

– Нет, немедленно! – возразил Шалго и отошел от окна. В голосе его звучала настоящая мольба, когда он продолжал: – Полковник, за Шликкена я готов отдать все!..

Шавош встал, схватил Шалго за руку и, заглянув ему в глаза, воскликнул:

– За Кальмана Борши я могу отдать вам Шликкена! Дубна стоит многого!

Шалго выдержал пронзительный взгляд полковника. Тихо и очень серьезно он возразил:

– За Шликкена я отдам вам полковника Эрне Кару.

Шавош почувствовал странное головокружение.

И даже позднее, вечером, беседуя с одним из шефов «Интеллидженс сервис», Шавош все еще не мог освободиться от овладевшего им волнения. Он просто не мог прийти в себя.

Шеф, худощавый старик лет шестидесяти, сидел за столом и играл обыкновенной деревянной линейкой. О, шеф отлично понимал, какую ценность представляло предложение Шалго! Если бы они получили в свои руки одного из руководителей венгерской контрразведки, это стоило бы и десятка фон Шликкенов!

– Вы считаете реальной такую возможность? – спросил он Шавоша, поглаживая свои густые усы.

– О да, сэр, безусловно! Разрешите мне напомнить вам некоторые пункты донесения.

– Знаю, читал донесение, полковник. Но я хотел бы задать несколько вопросов самому господину Шалго.

– Сейчас позову его.

Шавош поднялся, прошел через огромный, как танцевальный зал, кабинет и позвал Шалго. Шалго приближался к большому письменному столу неторопливыми шагами. Церемония знакомства была короткой, но торжественной, хотя Шалго держался совершенно спокойно: на него не произвело ни малейшего впечатления, что он находится на приеме у одного из руководителей всемогущей «Интеллидженс сервис».

Шеф показал на кресло.

Дождавшись, когда Шалго усядется, он предложил гостю сигару.

– Ваше предложение, господин Шалго, очень интересно, – проговорил он, снова беря в руки линейку. – Не сочтите за недоверие, но прежде я задам вам несколько вопросов.

Шалго посмотрел на часы.

– Охотно отвечу на них, сэр, но должен предупредить вас, что через два часа отправляется мой самолет. А я при любых обстоятельствах должен возвратиться в Вену сегодня.

– Я буду краток, господин Шалго. Когда вы завербовали Эрне Кару?

– В сорок втором году, – ответил Шалго несколько приглушенным голосом. – Он был арестован в связи с так называемым делом Харасти. Его могли бы и повесить, но я дал ему возможность бежать. С тех пор я поддерживаю с ним связь.

Шеф удовлетворенно кивнул.

– Позднее вы вместе с ним сражались против фашистов?

– Да, сэр. Но что в этом удивительного?

– Вы ошибаетесь, господин Шалго, я не удивляюсь. Напротив, я считаю это вполне естественным. Кара не числился в картотеке старого отдела контрразведки?

– Нет, сэр. Ценных агентов я никогда не ставил на учет, потому что все мои начальники были дилетантами и тупицами. – Снова посмотрев на часы, Шалго продолжал, еще сильнее приглушив голос: – Я хотел бы, сэр, упомянуть и о том, что Кара пять лет отсидел в тюрьме. Родители его все эти годы терпели нужду, и Кара никогда не простит этого. Больше я ничего вам не скажу. Я свое предложение сделал, решайте…

Шеф, как видно, придерживался своего, заранее продуманного плана беседы, потому что он сказал:

– Еще один вопрос, господин Шалго. – Он провел рукой вдоль линейки. – Почему вы до сих пор не передали Кару французам?

Шалго скривил рот, иронически усмехнувшись.

– Что ж, вполне логичный вопрос, сэр! Но те, кто знаком со мной ближе, знают, что я не гонюсь ни за богатством, ни за наградами или снисходительными похвалами.

Шеф вежливо кашлянул.

– Завтра до полуночи вы получите ответ.

На этом аудиенция была окончена.

После ухода Шалго шеф задумался. Шавош с нетерпением ожидал его ответа.

– Вот уж не подумал бы, что в этом сонном толстяке столько самолюбия, – сказал шеф и, помедлив, добавил: – И гордости!

– Когда Шликкен наконец решит свою задачу? – спросил он.

– Дня через три-четыре.

Шеф кивнул и холодно сказал:

– И все же что-то не нравится мне в этом деле, полковник.

Шавош всем телом подался вперед.

– А именно, сэр?

– Не нравится, что добывание документации вы связали с делом Борши. Очень не нравится.

Шавошу показалось, будто его ударили чем-то тяжелым по голове.

– Сэр! – сказал он вслух слегка раздраженно. – Я специалист. План этот я разработал со всей тщательностью. И уверяю вас: Кальман Борши не ускользнет от нас.

– Да, конечно. И все же я был бы куда более спокоен, если бы вы лично руководили этим делом.

– Вы хотите, чтобы я поехал в Будапешт?

– Да, я был бы рад. Вы знаете, полковник, этот Шалго действительно гениальный малый, и он заставил меня кое над чем задуматься…

– Понимаю вас, сэр. Насчет поездки я сейчас распоряжусь. А как быть с предложением Шалго?

– Я предоставляю вам полную свободу действий, полковник. Но смотрите, промах исключается!

Шавош самоуверенно улыбнулся.

– Вы преуменьшаете мои возможности, сэр. Мы следим за каждым шагом Шалго, в частности, подключились к звукозаписывающей системе французов, установленной в его квартире.

– Хорошо, полковник. Желаю успеха.

Они не подумали только об одном, а именно, что и Оскару Шалго все это было хорошо известно.

Распоряжения полковника Кары начинали казаться Шандору Домбаи все более странными; ему было непонятно, почему все еще не арестован Даницкий, мало того, этому шпиону позволяют встречаться с Пете; почему до сих пор не схватили французских агентов, которых перечислил на допросе арестованный курьер. В то же время Домбаи заметил, что Кара стал раздражителен и словно был чем-то озабочен. Странно, что по его указаниям за Кальманом ведется слежка, причем на него тратится куда больше сил и времени, чем на Даницкого. В общем, Домбаи задело за живое, что Кара не доверяет ему, и он не мог скрыть этой своей обиды. Как-то вечером он пришел к полковнику и заявил ему напрямик:

– Я, товарищ полковник, хочу подать в отставку.

Кару удивил и официальный тон Домбаи и обращение на «вы»: ведь с глазу на глаз они, как и подобает старым друзьям, были по-прежнему на «ты». Кара устало провел ладонью по лбу, не улыбнулся, как всегда, и не сказал майору «садись», а, приняв предложенный Домбаи тон, спросил:

– Почему же вы решили подать в отставку?

Домбаи, в свою очередь, тоже был удивлен этим холодным, официальным тоном, так как в душе ожидал, что Кара подойдет к нему, похлопает его по плечу, скажет: «Не дури, старик» – и объяснит смысл своих последних распоряжений. Однако ничего подобного не произошло. Обескураженный Домбаи плотно стиснул зубы и после недолгого раздумья выпалил:

– Не согласен я, товарищ полковник, с вашими методами руководства, с вашими указаниями по делу Даницкого и со многим другим…

Кара закурил, глубоко затянулся.

– Ну что ж, подайте рапорт, как положено, – сказал он. – Я поддержу вашу просьбу.

Домбаи сжал кулаки. Он не знал, что и сказать в ответ. Больше всего ему хотелось грохнуть кулаком по столу. Он уже повернулся, чтобы уйти, когда глухой, но твердый голос Кары словно ударил его по спине:

– Товарищ майор!

Домбаи повернулся и устремил негодующий взгляд на друга.

– Кто вам разрешил идти?

Домбаи от ярости даже задохнулся.

– Вернитесь! – Кара поднялся, вышел из-за стола. Дождавшись, пока Домбаи подойдет, показал на стул. Домбаи сел.

– Послушай, Шандор, – строго сказал Кара. – Я не люблю подобных глупых выходок, достойных разве что школяра. Что, черт возьми, с тобой?

– Ты мне не доверяешь, а я в таких условиях не могу да и не хочу работать!

– Откуда ты взял, что я не доверяю тебе?

– Почему ты приказал установить слежку за Кальманом?

– Потому что я подозреваю его в шпионаже, – не сразу ответил Кара.

Домбаи удивленно посмотрел на Кару.

– Кальмана? – переспросил он хриплым голосом.

– Знаешь, Шандор, подполковник Тимар внес предложение об аресте Кальмана, высказав предположение, что группу Татара выдал Борши. Он построил целую гипотезу, поражающую убийственной логикой. На основании этой гипотезы Кальмана можно преспокойненько посадить. Я, правда, воспрепятствовал взятию Борши под стражу, потому что у меня тоже есть своя гипотеза. И скоро мы будем знать об этом деле гораздо больше. Тем не менее пока совершенно ясно одно: Кальман влип в какое-то очень опасное дело, нам не доверяет и теперь по всем признакам пытается своими силами выпутаться из этой истории.

– А почему ты сам не поговоришь с ним?

– Уже пытался. Он не отрицает, что с ним что-то произошло, но просил верить ему и не удивляться, если в последующие дни он будет вести себя странно. Ну, удивляться я не удивляюсь, а вот за него страшусь. Группу же Даницкого мы пока трогать не будем, потому что, по моему предположению, и похищение документации с завода тоже как-то связано с Кальманом. Представляешь: все события в конце концов развернулись точно так, как предсказал Кальман. Наши дешифровальщики пришли к выводу, что найденная у Пете шифровка – абсолютная чушь. Иными словами, Пете был послан только для того, чтобы ввести нас в заблуждение. Выполнять же настоящее задание английской разведки в Будапешт прибудет кто-то другой. Я получил сообщение из Вены, что и доктор Шавош и Шликкен живы.