Текст книги "ТВари"

Зарайский сперва планировал Ирму в свидетельницы.

Но Дюрыгин запротестовал, мол, надо совершенно юную, чтобы на вид казалась еще моложе невесты и тем самым вызывала бы некий особый сексуальный восторг у ценителей юной нетронутой красоты.

Свидетельницу такую подобрали, что тюменские спонсоры тут же поклялись всеми своими нефтяными вышками, что после шоу непременно увезут ее к себе в Тюмень и там все на ней женятся. По очереди. Сперва самый главный, потом разведется и отдаст тому, что пониже рангом, потом и тот разведется и отдаст… И так далее. Это шутки у них такие тюменские были.

Ирма появилась в студии за час до начала съемок.

– Ты чего-то рано сегодня, – нараспев сказал Мотя.

– А это потому, что я теперь не звезда, – с горечью сказала Ирма, – была я звездой, опаздывала на час или на все два, и массовка меня дожидалась вместе с режиссером, а теперь я статистка, теперь я должна за час приезжать и сама буду теперь звездочек ждать, покуда они там опаздывать со своими капризами будут.

– Да рано ты себя списала, – примирительно сказал Мотя, – ты еще им и нам всем покажешь.

– Что я покажу? – хмыкнула Ирма. – Грудь свою покажу? Так и видели уже…

– А я как-то пропустил, Ирмочка, я бы поглядел, – осклабился Мотя.

– Теперь и отныне только за деньги, – жестко сказала Ирма, – потому как в любовь больше не верю.

– А у меня невеста моя в автокатастрофе разбилась, – некстати вдруг сказал Мотя.

Помолчали.

– Это ведь я ради нее в поход матросом пошел, чтобы себя изменить, чтобы как морской волк у Джека Лондона, понимаешь?

Ирма не ответила. Она думала о своем.

– Ирма, ведь не каждая женщина может так вот, такого как я настолько расшевелить, настолько достать, что захочешь вдруг ради женщины изменить все в своей жизни, – сказал Мотя, – а вот она смогла меня достать.

Ирма равнодушно поглядела на Мотю. Он плакал. Большие крупные слезы катились из его глаз.

***

Пронести пистолет через рамку мимо милиционеров? Но она никогда через рамку не ходила. Милиционеры ее знали и пускали сбоку.

Но сегодня, на всякий случай, чтобы не рисковать, она прошла через шестой подъезд, где рабочие ходят… И пронесла.

Теперь надо заменить стартовый пистолет на папин револьвер с табличкой «Товарищу Вальберсу от Генерального секретаря…»

***

Агаша была в белом платье на кринолине. «Ах, как бы я смотрелась в свадебном, – думала Ирма, глядя на Агашу. Она критически разглядывала свою соперницу. – Хм, и грудь у меня красивее. Больше и красивее. Кабы Дюрыгин не был таким идиотом и женился бы на мне, я бы тоже выбрала платье длинное, но шелковое и с оттенком, как у фламинго, не совершенно белое, это слишком безвкусно и по-простолюдински, а выбрала бы в цвет тонкой розовой утренней зари… И непременно с глубоким декольте. Было бы на что поглядеть! А то у этой… – Ирма немного сбилась мыслями, подыскивая слово. – У этой малышки и подержаться не за что».

Ирма тоже слыхала, что рекламодатель, производитель белья, предложил Агаше сняться с Дюрыгиным в сцене первой брачной ночи. «Вот тоже дура, – думала Ирма, – я бы отказываться не стала».

По скрипт-сценарию стартовый пистолетик Ирма достанет из белой меховой сумочки. Не носить же его в руке или на бедре, как это делают ковбои! Наряд у Ирмы был варьетешный, а-ля Мулен-Руж – голые ноги, глубокий вырез, шпильки и перья на голове.

Стартовый пистолетик уже час как валялся в урне для использованных бумажных полотенец в уборной, а на его месте в сумочке лежал револьвер бывшего дивизионного комиссара Вальберса…

Ирма вспомнила, как они с папой стреляли из его пистолета на даче в Лиелупе. Была уже осень. Пляж Рижского взморья был пуст. Только чайки парили в потоках сильного свежего бриза с брызгами.

Они любили бросать чайкам хлеб, так что те на лету хватали его. Они с папой и с дядей Яном Карловичем. Тогда дядя и папа дали пострелять Ирме.

Собрали несколько пустых бутылок из-под любимого папиного латышского кальвадоса «Дзинтарс», поставили их на краю пляжа, чтобы пули улетали в море и не могли бы никого поранить, и принялись стрелять. У маленькой Ирмы тогда закладывало ушки и она боялась. А папа и дядя Ян Карлович смеялись…

И еще она вспомнила, как папа рассердился, когда дядя Ян Карлович пожаловался ему на Ирму, что та поотрывала всем куклам головы.

– Нехорошо мучить куколок, – сказал папа.

– А людей хорошо? – спросила тогда Ирма…

***

В первый дубль Ирма не решилась.

Вышла к декоративной белой лестнице, покачивая павлиньим хвостом и перьями на голове, вышла и встала как будто начинающая.

– Ирма, в чем дело? – закричал раздосадованный Мотя. – Что, трудно вынуть пистолет, сказать «на старт, внимание, марш» и выстрелить? В чем затык?

Эх, знал бы Мотя, в чем затык, не стал бы так возмущаться.

– Так, снова выходим к лестнице в никуда, выходим, выходим, идем, достаем пистолетик, а жених с невестой уже стоят… Так, а это что еще за пистолетик такой? Откудова он взялся? Кто отвечает за реквизит?..

Ирма читала про Далиду.

Когда та решила покончить самоубийством, она нарядилась и красиво разлеглась на кровати. Настоящая актриса в самый торжественный момент своей жизни хотела выглядеть очень красивой. Она знала, что фотографы-папарацци запечатлеют ее, лежащей в номере отеля. Холодную, мертвую, но красивую.

Ирма тоже думала об этом.

Куда стрелять?

В голову?

Но она слыхала, что пуля может изуродовать голову, буквально снести полчерепа.

Нет, это неэстетично.

Папа, латышский стрелок, рассказывал, что товарищ Серго Орджоникидзе стрелялся в грудь. Знал, что Сталин будет целовать его в гробу, и понимал, что изуродованная голова может быть неприятна товарищу Сталину.

«Только не в грудь, – думала Ирма. – Грудь моя слишком красива и слишком хороша, чтобы портить ее дыркой из револьвера».

Мотя уже шел к ней, в глазах его она увидела удивление и еще что-то непонятное.

Ирма приставила дуло себе под левую грудь, чуть ниже, потом направила револьвер немного вверх и наискось, туда, где по ее мнению, было ее сердце.

Бах!

Снято!!

Всем спасибо!!!

Массовка и артисты свободны.

Санитаров и носилки в студию!

(из не вошедшех в передачу об Агаше кадров, снятых скрытой камерой по заданию Джона Петрова)

Кадр 1

Человек, похожий на Махновского: А если в лайв-шоу будет убийство?

Человек, похожий на Дюрыгина: Нет, наше законодательство еще не созрело, зарубят…

Человек, похожий на председателя «Алекс-Банка»: А ведь хорошие деньги можно сделать…

Человек, похожий на Махновского: Ребята, не забывайте, я сам законодательство…

Человек, похожий на Дюрыгина: В принципе, можно подсуетиться, подогнать рекламных спонсоров…

Человек, похожий на председателя «Алекс-Банка»: Можно…

Человек, похожий на Махновского: Не фиг делать…

Кадр 2

Женщина, похожая на Ирму Вальберс: Меня точно оправдают, сто процентов?

Человек, похожий на Дюрыгина: Стопудово, мамой клянусь, знаешь, каких Игорь адвокатов притянет…

Женщина, похожая на Ирму Валвберс: А как моя карьера потом?

Человек, похожий на Дюрыгина: Дурочка, что ли? Через два года супер-пупер звездой будешь, а через пять лет еще поди на президентских выборах выставим тебя.

Женщина, похожая на Ирму Вальберс: Шутки шутишь…

Человек, похожий на Дюрыгина: Не шучу, дело говорю…

Кадр 3

Человек ни на кого не похожий: Денег привезли.

Человек, похожий на очень известною человека: Как просили…

Человек ни на кого не похожий: Это хорошо…

Кадр 4

Баринов: Ругать телевидение глупо, отец Николай, телевидение – это жизнь, а вы ведете себя так, как поступил греческий царь, что велел высечь море…

Отец Николай: Это вечная борьба добра со злом.

Баринов: Телевидение – это не зло, это явление природы, как ветер, как волны на море…

Отец Николай: Вашими устами бес говорит…

Баринов: Все в жизни меняется, изменится и ваше мировоззрение, вот увидите…

Отец Николай: По вашей логике и в православном храме появится священник – женщина, как в какой-нибудь англиканской церкви. Вы так далеко с вашей логикой уйдете…

Баринов: А вы с вашим упорством никуда не придете, поймите вы… телевидение это не зло, а явление природы, это часть жизни, причем уже неотъемлемая, зачем же с нею бороться, с жизнью-то?

Отец Николай: Такие, как вы, привели Россию к гибели в начале двадцатого века, а потом вехи сменили…

Баринов: Может быть, может быть…

Резюме автора:

Каждый человек имеет право на пятнадцать минут славы.

Энди Уорхолл

Каждый человек имеет право на сто дней настоящего счастья.

Энди Лебедев