Текст книги "ТВари"

ГЛАВА 5
УБЕЙ СВОЮ ПОДРУГУ!

Папа смешной – не держит деньги в банке зятя. Десять обещанных дочке тысяч долларов пошел снимать с обычной сберкнижки в обычную сберкассу, что была в их же доме на Кутузовском – спустись во двор да пройди тридцать шагов.

Ирма приехала к папе с раннего утра.

– Ирма, мне пришлось заказывать сумму, – сказал папа, роясь в ящике своего большого письменного стола. – Все-таки триста тысяч рублей, здесь пенсионеры по столько не снимают.

– Дурацкие правила в этих сберкассах, – недовольно скривилась Ирма.

Она с благоговением смотрела, как папа роется в столе, перебирая какие-то старые документы, загранпаспорта и орденские книжки. Ирма вспоминала, как еще маленькой девочкой любила тайком пробраться сюда и из незапираемого ящика – а были и запираемые, где папа хранил наградной револьвер и партбилет, – воровала юбилейные рубли с профилем Ленина, чтобы купить себе мороженого. Папа собирал рубли и хранил их в круглой жестяной банке из-под монпасье. Наивная девочка. Она думала, что папа не замечает.

– Ирма, а нам с тобой эскорт охраны не понадобится? – то ли в шутку, то ли всерьез спросил Генрих Карлович.

– Я тебя уберегу, – ответила Ирма, – я приемы восточных единоборств в фитнес-клубе изучаю.

– Болтушка, – нежно буркнул отец.

Он надел свой любимый пиджак с орденскими планками, который на работу не позволял ему надевать его зять-капиталист, – по словам Игоря, это теперь не актуально. Они пешком спустились с третьего этажа, и Генрих Карлович первым поздоровался с консьержкой, которую упорно по старинке называл лифтершей.

– Гулять собрались? – участливо поинтересовалась бессменная, вот уже лет тридцать сидевшая здесь баба Маша. Она работала здесь всегда, сколько помнила себя Ирма. Раньше баба Маша была младшим лейтенантом КГБ, а теперь? Кто она теперь?

– Гулять, гулять, – ворчливо ответил Генрих Карлович.

– Ну, счастливо, погода нынче хорошая, да и радость у вас, Ирмочка в гости к папе приехала…

Болтает эта Маша слишком много! Что за фамильярности? Надо бы поменять консьержку на молодого охранника в черном костюме, мельком подумалось Ирме.

В сберкассе толпилась очередь – пенсионерам давали пенсию. Ирма уже было приготовилась скучать минут сорок, но знакомая старшая контролерша, узнав Генриха Карловича, замахала ему через окошечко, приглашая подойти без очереди.

– У нас с клиентом операция не законченная со вчерашнего дня, – сурово сказала контролерша недовольному седому пенсионеру, нервно совавшему в окошечко свою сберкнижку.

На все ушло не более десяти минут.

– На что все же тебе такая сумма? – неодобрительно качая головой, спросил отец.

– Женские секреты, – ответила Ирма, пряча пачки тысячерублевок в свою модную итальянскую сумочку.

Вышли на улицу.

– Ну, я поеду, папуля, – сказала Ирма.

– Поезжай, дочка, только будь осторожна, – сказал старый Вальберс.

***

Ирма, может быть, и не пошла бы на второе свидание с Джоном, чтобы передать ему аванс. Ирма, может быть, и передумала бы. Но…

Но, как назло, в это утро вышел новый номер «Московского Комсомольца» с большой полосной статьей про телевидение, где была фотография этой Агаты. Статья называлась «Молоденьких на орбиту». Осведомленная, видать, журналистка с известным в тусовках именем писала, что матерый продюсер Валерий Дюрыгин собирается удивить телезрителей своим новым супер-шоу, где в качестве ведущей будет пока мало кому известная восходящая телезвездочка Агата.

– Ну, вот и фотография для киллера нашлась, – вздохнула Ирма.

И вздох этот был то ли вздохом облегчения, что сомнения ушли прочь, то ли вздохом сожаления по ушедшей молодости, потому как, перейдя некий рубикон, Ирма оставляла позади нечто большее.

***

Роза всегда сразу чувствовала, в каком настроении ее Джон, в плохом или в хорошем. Сегодня он был явно в приподнятом настрое и при этом как-то необычно возбужден, чего давно не случалось после провала на даче-поддаче.

– Розка, ты говорила, что машину хочешь?

– Хочу, да-а-авно хочу.

– Есть тема, можешь уже через неделю «девятку» себе купить.

– Ты издева-а-аешься? – возмутилась Роза. – Я и «девятка», лучше пешком или двести рублей в день на хачика.

– Ну, тогда «Пежо», но не новую, подержанную, – согласился Джон.

– Ты ра-а-азбогател? – лукаво закусив губку, Роза одним глазом посмотрела на любовника.

– Мы разбогатели, – поправил ее Джон.

Чем нравилась и чем одновременно пугала Джона Роза – ей можно было предложить абсолютно любую авантюру.

– Нужно одну девку убить, – сказал Джон, прямо и не мигая, глядя подруге в глаза.

– Убить? – переспросила Роза.

– Ага, убить, – равнодушно кивнул Джон, – и тебе это сделать проще простого, я все продумал, риска ноль.

Роза думала недолго. А может, она и вообще не думала? Что мог знать про нее Джон Петров? Он думал, что разбирается в женщинах, а вот Роза была для него черным ящиком. «Когда-нибудь она и меня убьет», – мелькнуло у него в голове.

– Новая «двести шест-а-ая», – сказала Роза.

– Что? – не понял Джон.

– Я говорю, новая «Пежо» «двести шест-а-ая», – повторила Роза. – Это моя цена.

Джон задумался. Задумался над тем, как кстати сегодня, получая от Ирмы Вальберс аванс, он еще раз поднял цену. Поднял с шестнадцати до тридцати пяти. И повод хороший нашел мгновенно, ведь когда они договаривались с Ирмой предварительно, объект, по ее словам, был незначительной дрянью, чуть ли не бомжихой, о которой никто не хватится. А теперь, после статьи в «Московском Комсомольце», оказалось, что объект это весьма известная фигура… А на таких заказ идет совсем по иной цене.

Новая «Пежо-206» стоит чуть больше пятнадцати. Это меньше половины суммы заказа. Правда, Ирма просила три дня отсрочки, чтобы собрать сумму…

– Хорошо, – сказал Джон, – будет тебе новая «Пежо».

***

С Натахой Кораблевой у Розы вышел очень странный и интересный разговор. И разговор этот навел Розу на очень интересную мысль.

Роза к вечеру вернулась на дачу-поддачу в Переделкино забрать кое-какие свои вещи и поехать потом к себе на свою съемную квартирку в Филях. Тем более что ветка одна – Киевская, и ехать всего полчаса на электричке.

На даче она застала Натаху Кораблеву.

– Что это у тебя? – спросила Натаха, приметив торчащую из сумочки Розы газету.

– А? Чего? – переспросила Роза. – Да так, статья интересная про телевидение.

– Лай-ка, дай-ка поглядеть, – необычайно оживилась Натаха и вытащила «Московский Комсомолец».

Стала жадно вглядываться в фотопортрет.

– Да это же Агашка, подруженция моя! – воскликнула Натаха и вдруг захлебнулась слезами. – Вот, вот… вот ведь везет дуре, вот ведь везет… Ну почему ей, а не мне? Почему?

Натаха ревела, и слезы уже ручьями текли по ее скривившемуся почти детскому личику.

– Почему этой Агашке, а не мне? Почему? Я что, хуже?

Минут пятнадцать они лежали обнявшись на узкой кровати, и Роза, оглаживая и утешая подругу, выведывала у той, почему она так обижена на эту Агашу, за что сердится на нее?

– Понимаешь, мы такими близкими подругами с ней были, такими близкими, все пополам делили, ничего друг для дружки не жалели. И вместе хотели на телевидение попасть. И вместе на массовку к Монахову записываться приходили, а она… А она теперь вон, гляди, в звезды вышла, а я? А я тут и пропаду. Проституткой на этой даче-поддаче, а Агашка уже в звезды вышла… За что? За что ей?

– А хочешь, чтобы по справедливости было? – спросила Роза, нежно гладя Натаху под трусиками.

– Хочу, – всхлипывая, отвечала Натаха.

– А ты убей ее, убей, и все, – сказала Роза, нежно целуя подругу в грудь.

– Как это – убить? – плаксиво спросила Натаха.

– Я тебе клофелина дам и научу, сколько его в стакан насыпать, ты придешь к подруге, предложишь выпить на мировую, она и заснет навечно, а тебе легче станет, – говорила Роза, тихохонько покусывая своими жемчужными зубками розовый сосочек Натахи, – тебе легче станет, подруга, гораздо легче…

***

Агаша накупила тридцать экземпляров «Московского Комсомольца».

Специально сходила на почтамт, купила несколько больших пакетов, разложила в каждый по номеру газеты и отправила в родную Тверь по разным адресам. Маме. Классной руководительнице Прасковье Валериевне.

Шурке Васильеву. Наташке Братухиной. И еще по трем адресам.

Потом не поленилась – съездила в свое кафе на «Текстильщиков», в то самое, где с дяденькой Дюрыгиным познакомилась. Выдала каждой из своих подружек-официанток по номеру. Визгу было! Все стали поздравлять, целовать…

Ну, конечно, проставилась. Купила три бутылки шампанского, посидели, поболтали про то и про это. А Вадик, их завпроизводством, который все полгода ее работы в кафе приставал к ней, ее теперь зауважал.

И заведующая – старший администратор Ирина Александровна, тоже зауважала Агашу и предложила теперь обращаться к ней просто как к Ирине, без Александровны.

Поднапились все немножко. Даже про работу слегка позабыли. Но Ирина Александровна не заругалась на девчонок. Все-таки такой повод не каждый день случается, бывшая работница выигрышный билет в сто миллионов вытянула. У Судьбы…

***

Статья в «Московском Комсомольце» вызвала у Дюрыгина раздражение.

Преждевременная это была статья. С главным еще не все было решено, и материал мог спровоцировать конкурентов и завистников на интриги.

Зарайский вон что-то совсем пропал. Затаился, что ли?

Дюрыгин распереживался и расстроился, и когда позвонила Оленька, сексуальная секретарша Михаила Викторовича, внутренне задрожал. Что теперь будет, разгневается шеф на этот преждевременный выстрел или нет?

– Вы могли бы приехать к Михаилу Викторовичу к трем дня? – проворковала Оленька.

– Мог бы, – сквозь зубы ответил Валерий, подумав про себя: приехал бы на час раньше и с удовольствием оттрахал бы тебя в твоей приемной, пару раз на ксероксе и пару раз на компьютерной клавиатуре…

***

Разговор с Михаилом Викторовичем получился очень продуктивным.

Было похоже на то, что шеф окончательно склонялся теперь в сторону идеи о народном шоу с народной простушкой в роли ведущей.

– А если это будет свадьба? – предложил вдруг Дюрыгин.

– Свадьба? – удивленно переспросил главный.

– Неравный брак, ожившая картина Василия Пукирева и тамада из стекляшки на этой свадьбе, вот тебе и народная смесь, олигарх и простушка. И родственники с двух сторон как представители разных сословий…

– Ну-ну, неплохо, – кивал главный, – но свадьба годится на один или два раза, а дальше-то что?

А дальше другие праздники и застолья, крестины, юбилей дедушки, золотая или серебряная годовщина, просто встреча друзей, наконец, – вдохновленно пояснял Дюрыгин, – одним словом, праздник и застолье… Кстати, и шоу можно назвать – «Застолье».

– Правильно, – говорил главный, – а ведущий как раз и будет тамада.

– Верно, – соглашался Дюрыгин, – а ведь знаешь, моя протежейка Агаша, она как раз работала тамадой в банкетном зале…

– Здорово, – увлеченно подхватил Михаил Викторович, – мы студию заделаем под банкетный зал, столы буквой «П», оркестр на сценке в углу, тамада в центре площадки, а свадьбу или любой другой юбилей брать реальные, в меру разбавив подсадными артистами.

– Хорошая идея! – просиял Дюрыгин. – Можно оформлять в виде сценария?

– Да, – кивнул главный. – Поручи нашим писакам сделать синопсис, сценарий-поэпизодник на первые десять серий и две серии – подробный сценарий, а экономисты пусть осметят это дело, и уже на это пятничное заседание акционеров я этот проект вынесу, лады?

Дюрыгин был счастлив.

Его шоу выиграло.

Его взяла.

Его, а не Зарайского.

А может, и Ирме в этом шоу местечко нашлось бы, малодушно подумал Дюрыгин и тут же сам ответил себе: нет, не вписалась бы Ирма с ее эмансипированными замашками в его демократичное шоу. Ирма может работать только тогда, когда одеяло стянуто на нее одну, и ни с кем она этого одеяла делить никогда не сможет.

Она скорее убьет.

А что?

И убьет.

***

Отдав Джону пятнадцать тысяч аванса, Ирма немного успокоилась. Ну вот.

Дело почти сделано. По крайней мере свою задачу она выполнила. Дело стронулось. Теперь другие будут действовать, а ей только остается ждать и следить за прессой.

Позвонила Зарайскому, этому слизняку. В его дурацкой жизни произошла какая-то личная катастрофа: то ли женщина от него ушла к другому, то ли он ушел и теперь жалеет.

– Ну что, администратор паршивый, просрал наш проект? – с ходу начала наседать Ирма. – Хорош партнерчик, в газетах уже пишут, что на НТА новое шоу с сентября, и шоу совсем не наше, а Дюрыгина с какой-то там Агатой. Ты ведь мне клялся, что все уже на мази, что все уже тип-топ?

– Ой, Ирмочка, все так плохо, прости, дорогая, но я теперь пойду к спонсорам, они ведь деньгами хорошими под тебя готовы вложиться… И это наше агентство рекламное – НВС Медиа-Групп, тоже специально под тебя рекламный пакет на шесть миллионов набирает… С таким предложением мы с тобой еще поборемся на совете акционеров, и еще неизвестно, чья возьмет в эту пятницу… лепетал Зарайский.

– Ты мне уже говорил, что наша возьмет, и я тебе верила!

– Ирмочка, я с твоим мужем сегодня свяжусь, он тоже член совета акционеров канала, он должен вмешаться и повлиять…

– Ну спасибо, ну утешил, а то, что в совете еще одиннадцать членов и не все они из «Алекс Групп», об этом ты не подумал?

– Ну, тем не менее не все еще потеряно…

– Слизняк! – подытожила Ирма, давая отбой.

Но сказала она это слово уже после того, как нажала красную кнопочку на аппарате.

– Слизняк! Покуда он уговаривает моего мужа, что я могла бы сделать и без него, я радикально решаю вопрос! – восклицала Ирма в пустоту. – И когда этой ведущей у Дюрыгина не станет, я еще, может быть, к Дюрыгину уйду, а со слизняками вроде Моти Зарайского работать больше не буду.

И Ирма принялась думать о том, что будет послезавтра.

Послезавтра она встанет утром, выйдет на их просторную со вкусом отделанную столовую, где Игорь уже в белой сорочке и при галстуке будет есть свою овсянку и читать утренний номер «Коммерсанта». Она выйдет и сделает погромче радио «Эхо Москвы». А там передадут, что на станции метро «Тургеневская» на рельсы упала девушка. Которая потом окажется новой радиоведущей Агашей Фроловой.

Позвонит она Дюрыгину, выскажет ему слова соболезнования… А тот сразу предложит ей пойти к нему на шоу. Или, может, наоборот. Дюрыгин без ведущей будет отвергнут на совете, и главный снова пригласит Зарайского с его гламурным шоу.

Название-то какое они с ним придумали! «Глямур-ля-мур». И она – Ирма Вальберс, в блестящем цирковом платье и черной шляпке а-ля тридцатые годы!

Но тут же Ирма вдруг холодела сердцем. А вдруг убийцу поймают? Поймают киллера, он выдаст Джона, а Джон выдаст ее!

Станет разве Джон выгораживать Ирму? Вряд ли.

Тогда за ней приедут из прокуратуры, наденут на нее стальные браслеты и повезут на Петровку, или куда теперь возят на допрос?

Сможет ли она выдержать и не сознаться под давлением? Ну, Игорь, конечно, поможет лучшими адвокатами, ее выпустят. А может, и не выпустят. Что делать? Может, позвонить Джону и дать отбой, пока не поздно?

Нет, не смей, не трясись, подлое трусливое сердце! Начала делать, так делай. А будет проблема, будем ее решать.

***

Натаха решила, что и в самом деле будет хорошо убить эту Агашку. Роза – настоящая подруга, дала ей пачку таблеток клофелина, три инсулиновых шприца и пакетик дешевого туркменского героина.

– Наверняка окочурится, – уверенно сказала Роза.

Придумали и мизансцену.

– Ты ей кла-а-а-фелина в вино бухни, как хорошие девочки своим лохам-кавалерам делают, – напутствовала Роза, – а потом, когда она уснет, вкати ей в вену два полных шприца, она от передоза и коньки отбросит. А для алиби сама вина с кла-а-а-фелинчиком тяпни и тоже полдозняка герыча себе в венку… А через пару часиков звони в «Скорую». У тебя алиби чистое будет, в кра-а-ави у тебя тот же кла-а-фелин с героином, только ты живая, потому что у тебя организм покрепче, а у Агашки – сердце послабее, она и дуба дала. Дело и возбуждать не станут.

Натаха молчала и хлопала глазами.

– А чего? Две дева-а-ахи отметили встречу, выпили, укололись обе, одна от передозы померла. Тебя даже задерживать не будут, поверь мне. Несчастный случай, каких на Ма-а-скве ежедневно по десять раз в каждом округе. Да еще скажешь, что клофелин с героином она принесла и тебе попробовать предложила. Поди проверь!.. Только когда колоть ей будешь, дай ей шприцы полапать пальчиками, поняла?

Они даже отрепетировали. И еще Роза научила ее колоть. Отомсти за себя, подруга!

ГЛАВА 6
ТУР-ПОЕЗДКА «РАЗБИТЫЕ СЕРДЦА»

Людмила очухалась от недельного своего лежания и наконец вышла на работу в фитнес-центр. Машина все еще находилась в ремонте, ехать пришлось на общественном транспорте. От дома до метро на частнике за сорок рублей, потом до Кольцевой, потом на «Чистых Прудах» пересадка и до «Профсоюзной», а оттуда снова на частнике, только теперь за шестьдесят.

– Как плохо, ребята, без машины! – это было первое, что Людмила произнесла после радостных объятий и поцелуев.

Все еще раз посочувствовали, поцокали языками, повращали глазами.

Особенно Руслан – тренер из мужской атлетической секции, чемпион Союза по греко-римской борьбе.

– Людочка, давай я тебя возить буду целый день!

– У нее есть кому возить, – возразила Руслану массажистка Катя, – у Люды друг на телевидении работает и к нам на тренажеры два раза в неделю ходит.

– Дюрыгин? – уточнил Руслан. – Так он только два раза на неделе ходит, а я каждый день хожу, он будет два раза Людочку возить, а я пять раз…

У Людмилы ежедневно три группы, смешанные. Теперь так модно. Многие мальчики хотят тусоваться с женщинами и не стесняются, идут на обычную данс-аэробику и потом в бассейн.

Поплавала со своими учениками. Вода – всегда вода! Снимает любую печаль.

А к двенадцати и Валера Дюрыгин подтянулся. Расцеловались.

– Ну, как дела?

– Хорошо, пока не родила, а у тебя?

– И я пока не родил.

После того как Валера попотел на своих железяках, оба переоделись и вышли в бар.

Валера взял соков, зеленого чаю и минералки со льдом.

– Жажда мучает? – сочувственно заметила Людмила. – Что не заезжал? Забыл про раненую подругу?

– Да нет, не забыл, – смущенно ответил Дюрыгин.

– А чего краснеешь? Другую себе завел?

– Нет, не завел…

– А чего не звонил и на мои звонки не отвечал?

– Весь в работе, шоу новое готовлю.

– Читала в «Московском Комсомольце», видела твою… Ты с ней давно спишь?

Людмила пристально смотрела в лицо любовнику.

– Я с ней не сплю.

– Но будешь.

– С чего ты взяла?

– Чувствую.

– Предаешься напрасному самообману.

– Нет, так и будет, иначе бы ты звонил!

– Ты болела…

– Раньше ты ко мне под одеяло бегал по два раза на дню.

– Это было обоюдно. Я и теперь к тебе питаю…

Дюрыгин запнулся.

– …Влечение.

– Влечение… – Людмила скорчила гримаску. – Но главного-то нет…

– Чего?

– Ну вот, если ты спрашиваешь, значит, главного-то и нет.

– Ну?

– Что «ну»? Чувства-то нет, милый мой…

– К чему ты устраиваешь эту разборку, Люд?

Дюрыгин сидел нахохлившись.

– А к тому, что кончать нам надо, если любви нет.

– А что есть любовь? Люда? Тебе сколько лет? А сыну твоему сколько? Это ему надо про любовь, а не тебе…

– Нет, милый мой, я тебя любила. Любила я тебя, а ты…

– А я что?

– Вот именно – а что ты?

Людмила поднялась, оставила на столе тысячу рублей одной бумажкой и ушла.

Со спины очень и очень красивая молодая женщина со спортивной фигурой и красивой походкой.

Залюбуешься.

«Ну вот и хорошо, что один», – подумал Валерий Дюрыгин, тоже поднимаясь со своего стула.

И пошел к выходу – со спины красивый молодой мужчина со спортивной фигурой и красивой походкой.

Залюбуешься.

***

Зарайский решил уйти от мамы и от домработницы. И от бульдожки Дотти тоже.

Он съездил к модному психоаналитику в Столешников переулок. Полежал сорок минут на кушетке, рассказал про свое детство, про папу академика, про деспотичную маму.

– Вам бы надо пожить самостоятельной жизнью, – глубокомысленно изрек модный психоаналитик. – Вы взрослый человек, руководите людьми на телевидении, а в личной жизни по-прежнему, как и в детстве, остаетесь маленьким мальчиком, за которого все решают старшие.

– Что же мне делать? – простодушно спросил Мотя Зарайский. – У меня любимую девушку на моих глазах едва не растерзали, у меня душа разрывается, я покоя себе не нахожу.

Вам бы отправиться в длительное путешествие, – модный психоаналитик вдруг стал говорить весьма странные вещи. – И вижу, вы человек со средствами, вам бы уехать из Москвы на год, не меньше. Уехать в путешествие. Причем связанное с опасностями и трудностями, как в прежние времена, помните, как в романах Жюля Верна?..

Мотя таращил глаза и слушал внимательно.

– …Вот так и вам, выбрать себе попутчиков и отправиться куда-нибудь в Африку или в Азию. Причем с минимумом комфорта. Если наберете слуг, мамок и нянек, не излечитесь. Вам нужна встряска, которая вас закалит как физически, так и духовно. Перечитайте сегодня на ночь рассказы Джека Лондона о золотой лихорадке на Аляске. Перечитайте его «Морского Волка». Это то, что вам нужно. А вернетесь назад, в Москву, совсем иным человеком. Будете способным и за себя постоять, и за девушку свою, и маме отпор дать, доказав ей, что ваша личная жизнь – это ваша личная жизнь. Поезжайте. Я не знаю куда – на войну, в Африку, в Гондурас, в сельву дельты Амазонки… Только туда, где опасно и где вы будете рассчитывать только на самого себя.

Мотя вышел от аналитика опустошенным. Заплатил триста евро за визит, а совет получил такой, какой сам бы мог себе дать. Бесплатно.

Собственно, эта самая обида за бездарно потраченные деньги и сыграла решающую роль. После обеда Мотя Зарайский зарулил на улицу Большая Полянка, в элитарное туристическое бюро, от которого сам Михаил Викторович, их главный, ездил на африканское сафари.

– Я хочу поехать в Африку или в Бразилию, – придав своему безвольному от рождения лицу максимум решительности, сказал Мотя.

– У нас есть двухнедельные туры в ЮАР и в Сомали с настоящей охотой на джипах по саванне, – сказала менеджер, протягивая Моте глянцевые проспекты.

– Мне нужно поехать в длительное путешествие минимум на три месяца, а еще лучше на полгода или даже на год, у вас таких нет?

– Мы можем разработать для вас индивидуальный тур, знаете, мы сейчас планировали для одной известной на Москве семейной пары кругосветное путешествие с посещением пятидесяти стран. Можем и для вас сделать нечто подобное… – растерялась девушка.

Уходя из агентства, Мотя понимал, что все это не то. Ехать на сафари, где тебя будут охранять пять инструкторов, два проводника из местных и шесть охотников-егерей – то же самое, как лежа на матах наблюдать, как другие потеют и делают упражнения.

Решение пришло неожиданно. На третий день безуспешных метаний Моте неожиданно позвонил его бывший одноклассник – Саша Беляков. Саша после школы уехал в Ленинград и поступил в Макаровское мореходное училище. Потом женился на ленинградке, плавал на торговых судах, а сейчас занимался каким-то странным бизнесом – торговал ломом черного металла.

В Москве после смерти родителей Саша бывал редко. И вдруг позвонил.

Разговорились, перебрали в памяти всех друзей-одноклассников – кто где, кто чего? И выяснилось, что Саша кроме всего прочего занимается парусным спортом.

– У тебя нет болванов-недорослей, за которых богатые папаши большие деньги дадут, чтобы мы их в морях перевоспитали? – напрямую поинтересовался Саша Беляков и стал рассказывать: – Мы два года вокруг Европы на яхте ходим, берем в команду юнгами сынков богачей на перевоспитание. Папаши рады платить, а нам деньги на ремонт яхты очень кстати. Мы двух наркоманов богатеньких прошлый раз брали в поход вокруг Скандинавии, с кэпом все дубины и палки об этих уродов пообломали… Но папашам вернули сыновей – шелковыми. И физически парни окрепли, и море полюбили. Один в военное во Фрунзе поступил, представляешь, другой в Макаровское настрополился. И нам хорошо, мы на папашины деньги новый дизель для яхты купили и новое навигационное космическое оборудование…

– Ребята, а может, вы меня возьмете? – робко спросил Мотя Зарайский. – Я денег дам.

– Нам на ремонт сейчас десять тысяч долларов надо, – по-деловому сказал Саша, – мы за эту сумму хоть кого возьмем, можем и тебя пассажиром. Мы на гонки Катти Сарк в Ирландию как раз собираемся. Можем и тебя взять, если паспорт с визами есть.

– Есть, есть! – обрадованно закричал Мотя. – Я дам сколько потребуется!

Договорились, что через неделю Мотя приедет в Петербург с заграничным паспортом с открытой визой.

Маме Мотя ничего говорить не стал. Но с Розой решился-таки попрощаться.

Позвонил ей на мобильный телефон. Роза сразу не ответила, помучила. Взяла трубку только на третий раз.

– Увидеться не хочешь? – спросил Зарайский. – Я уезжаю надолго.

– Куда?

– Вокруг Европы на королевской яхте.

– Счастливого пути…

Судя по всему, сообщение должного эффекта не вызвало. Роза не восхитилась и не удивилась.

– Я когда вернусь, найду тебя, – сказал Мотя ненатуральным голосом поддельного морского волка.

Этакого тряпично-плюшевого морского волка из отдела мягких игрушек.

Неужели модный психоаналитик окажется не прав? Неужели горбатого и мягкого безвольного – только могила исправляет?

Но Мотя хотел попробовать. И пусть Саша Ведяков с легендарным кэпом обобьют об него все имеющееся на борту яхты дубье. Мотя дает им на это полный карт-бланш.

***

А Роза очень, очень-очень-очень захотела себе машинку. Именно маленькую, именно женскую, именно красную «Пежо» «двести шесть».

Ей казалось, что стоит ей сесть в такую машинку, как жизнь ее мгновенно изменится к лучшему. И она перестанет быть служанкой Джона, его рабыней, найдет себе богатого молодого свободного парня, и они уедут с ним куда-нибудь в Америку или в Эмираты. А лучше – в Париж. Или Амстердам.

У красотки Розы были свои мечты о счастье. Ведь не в том счастье, чтобы предаваться быстрым соитиям с Джоном и нужными ему друзьями, когда это нужно. Нужно им, а не ей. А в том счастье женщины, когда близость совершается не по надобности, не по принуждению, а по любви.

И Розе тоже хотелось любви. Она имеет право на счастье. Роза хотела сесть в свою красную машинку марки «Пежо» и поехать на свидание с прекрасным принцем.

Роза устала быть рабыней сексуальных прихотей Джона и его друзей. Подкатила черта. Хватит. Баста. Вот убьют они с Натахой ее подругу, заработают денег и… И уедут в дальнюю даль.

Одна подружка Розы – законченная оторва, сифилисом болела два раза, так и та нашла себе хорошего жениха и замуж вышла. За богатого, преуспевающего. Он себе духовно близкую подругу искал и справедливо полагал, что в ночных клубах и в дискотеках себе такую не сыщет. И ходил по музеям и галереям. А подружка Розы, эта семнадцатилетняя шлюшка, которая проституцией с двенадцати лет занималась, тоже… Почуяла черту. Что баста – дальше край.

Она, как девочка из интеллигентной семьи, одевалась в самое скромное платье, чистенькое, отутюженное, но жутко не модное. И прическу делала обязательно с прямым пробором посередине. И очечки кругленькие.

Мужчины вообще падки до женщин в очках. И таки нашла себе!

Стояла в Третьяковке напротив картины Левитана «Малиновый звон». Два часа стояла, и поймался на крючок нужный ей человечек. Через две недели признался в любви и – женился. Знал бы дурачок, кого берет… А оба счастливы теперь.

Вот и Роза мечтала о счастье.

– Тут такая штука, не получится у тебя, – сказала Розе бывшая шлюшка, когда они повстречались как-то после ее удачного замужества, – тут искренность нужна, а у тебя искренности нет.

И кто бы такое говорил! Шлюха, проститутка, на которой клеймо негде ставить! Искренность здесь нужна, а у Розы, ха-ха, искренности нет, поэтому у нее ничего не получится!

Ладно, простила Роза подруге, что на свадьбу не пригласила. Понятное дело, кто у нее друзья-подруги? Бандиты, сутенеры, менты, да такие же шлюхи, как она. Поэтому под выдуманном романтическим предлогом сказала она мужу, что никого со своей стороны приглашать не хочет.

Это Роза еще могла как-то понять. Но вот таких нравоучительных речей, типа у нее искренности нет, поэтому и парня себе хорошего найти не может, такого хамства, такого высокомерия по отношению к себе Роза простить не могла. И была даже готова из мести пойти к муженьку этой высокомерной сучки и все рассказать про то, как днями и ночами по двенадцать клиентов в сутки… Эх, да что там!

А сучка эта теоретически подготовилась. Рассказала Розе историю про святую Марию Египетскую, как та, будучи закоренелой проституткой, вдруг прозрела, покаялась и была ей за это покаяние дана великая благодать и сила.

Потому что искренность у ней была.

А у Розы…

Какая у нее искренность? Только желание машину приобрести да на блядки на ней поехать.

***

– Сроку нам с тобой дали три недели, подруга, – с усталой иронией сказал Джон, – и если не шлепнем эту Агату твою, то придется аванс возвращать, ты об этом думаешь или нет?

– Я думаю, – раздраженно повысив голос, ответила Роза.

– Думай, думай, голова, шляпку куплю, – ухмыльнулся Джон и добавил уже серьезно: – Хорошо бы эту твою Натаху так подставить, чтобы на нас не подумали.

– Было бы лучше, если бы ты заказчицу на всякий пожарный засветил, – тихо сказала Роза. – У нее связи, у нее муж в самых верхах, она с адвокатами в случае чего отвертится, а нас как простых исполнителей загнобит и еще, чего доброго, нас с тобой еще на этапе следствия в камере забьют.

– Да ну тебя, – сплюнул Джон, – может, отказаться хочешь?

– Нет, не хочу, мне деньги нужны.

– Тогда давай думай, времени мало осталось.

– А ты тоже думай, как заказчицу на видео записать, когда она аванс передавать будет…

***

Агаше было очень хорошо. У нее появился парень. Ее первый парень, модный смешной Сережа Мирский, известный диск-жокей и шоумен.

А раз уж у нее все стало так хорошо в ее личной жизни, значит, она достигла.

Достигла того, чего так хотела.

Еще год назад, работая в кафе на Текстильщиков, она и мечтать не могла о том, что попадет на радио и что ее парнем будет известнейший в Москве человек.

И пусть он толстый – какая ерунда! Плевала она на всех этих культуристов и идиотов с фигурами Аполлона. Хорошего человека должно быть много.

Теперь они вместе тусовались на дискотеках, на модных вечеринках, в клубах, на презентациях и юбилеях. Сережа Мирский и Агаша Фролова.

И она стала зарабатывать приличные деньги. Такие деньги, какие раньше ей даже и присниться не могли. И тем более не могли присниться бедному Абраму Моисеевичу – ее учителю сценического искусства и актерского мастерства.

Сначала предложения поступали только Сереже. Он утаивал их от нее, но делал это не очень-то тщательно, и она все понимала.