Текст книги "Червоточина"

9

Зоя убрала рамку и опустилась в кресло. Геннадий с супругой продолжали неотрывно смотреть на нее, словно ожидая каких-то новых откровений. Но что она могла им сказать, чем утешить? В том, что их сын был здесь, она была уверена и об этом им уже сказала. И совесть ее чиста – душой она ничуть не покривила. Разве что и сама не понимала, откуда у нее взялось ощущение прицепного вагона… Но и это она тоже рассказала Бессоновым. Что же они еще хотят от нее? Ведь она не всесильная колдунья, а такой же, как они, человек. С такой же точно бедой. Разве что может чуть больше увидеть, но, увы, не понять. И помощи ей ждать совсем неоткуда. А они, это же видно, надеются на нее, ждут чуда. Она им одним своим присутствием дарит надежду, что тоже немало. А ей самой остается лишь молиться и уповать на эти самые чудеса, которые специально для нее никто не совершит.

Впрочем, она несправедлива. Гена с ее тезкой тоже ей многое дали. По крайней мере она теперь не одна со своей бедой. Грешно так думать, но она рада, что вместе с Соней оказался их сын. Дочь тоже не одна, и хоть тревога и боль за нее от этого не уменьшились, груз переживаний стал все-таки легче. И самой ей хорошо и легко с этими людьми. Маленькое чудо все же произошло – одним из них оказался старый добрый знакомый. Даже не просто знакомый, а тот, что когда-то был для нее… А! Не стоит об этом!.. Что было – то прошло. Да ничего ведь и не было. Могло, но почему-то не сложилось. А ведь она видела, чувствовала, что и он тоже… Нет. Все! Стоп! Это уже к делу не относится. И все равно хорошо, что Гена теперь снова рядом. И жена у него замечательная. А ведь страшновато было, как она ее встретит…

– Зоя, – не выдержал Геннадий, прервав ее размышления. – Может, у тебя хоть какие-то мысли есть?

– Мыслей у меня – тьма, – улыбнулась она. – Только они сами в этой тьме заблудились.

– Кто заблудился во тьме? – вздрогнула Зоя Валерьевна. – Наши дети?.. – Вероятно, она тоже задумалась и услышала лишь концовку ответа.

– Мысли, Зоя, мысли. Я на Генин вопрос ответила – есть ли у меня какие-нибудь мысли.

– И что, нету?

– Умных – нет, – развела она руками.

– А как тебе Генина идея о параллельном мире?

– Да я не знаю ничего об этом. Я фантастикой не увлекаюсь. Расскажи, Ген, подробней, что хоть это такое, на что похоже?

Геннадий крякнул, помотал головой, предупредил, что он не ученый, поэтому представляет все по-дилетантски и вообще почерпнул сведения об этом вопросе из фантастических книжек и фильмов, но потом все же стал излагать свою мысль.

Зоя слушала и кивала. И с каждой Гениной фразой, с каждым его объяснением ей все очевидней казалась идея, что именно это с их детьми и случилось, что как раз в такое вот параллельное измерение они и попали. Ведь в этом случае многое сходилось, становилось ясным, было вполне объяснимым. Конечно, теория выглядела совершенно фантастической, но ведь и событие, перевернувшее их жизнь, отнюдь не являлось заурядным. Тем более Гена упомянул, что и серьезные ученые не отрицают в корне идею о параллельных мирах. Пусть пока и сугубо теоретически, но они имели право на существование. И это убедило ее окончательно: да, Соня и Николай находятся сейчас в параллельном мире. Таком же, как наш, но расположенном в другом измерении. Потому-то и говорили карты, что их дети сейчас невообразимо далеко и в то же время совсем рядом с ними. Но в таком случае…

– Но ведь в таком случае они могут не знать, что с ними вообще что-то случилось! – сказала она, когда Геннадий наконец замолчал.

– Как это они не знают?.. – заморгал Бессонов, а Зоя Валерьевна стала переводить недоуменный взгляд с мужа на нее и обратно. – Что за хард-рок? Они что, не видят?

– А что они должны видеть? Если мир, куда они попали, точно такой, как этот, то ведь для них, в сущности, ничего не изменилось. Тот же город, та же Фабрика, те же люди, те же мы, наконец!..

– И те же Нича с Соней, – хмыкнул Геннадий. – В двух экземплярах каждый.

– Ой! – схватилась за щеки его супруга.

– Да-а… – покачала головой Зоя. – Об этом я не подумала.

– К тому же, – сказал Бессонов, – очень мала вероятность, что параллельные миры абсолютно во всем похожи на наш. Что-то наверняка шло там иным путем, если даже предположить, что с самого начала они были абсолютно одинаковыми. Так что может получиться и так, что в том мире наши дети вовсе не рождались.

– Вот! – подхватилась Зоя Валерьевна. – Тогда Коля и Соня на самом деле не поймут, что вокруг чужой мир.

– Ага, – усмехнулся Геннадий. – Придут они к нам – тамошним – и скажут: «Здрасьте, мы ваши дети!» То-то у тех радости будет.

«А может, – внезапно подумалось Зое, – «тамошние мы» – это как раз я и Гена… И дети у нас совсем другие. Наши с ним общие…» От подобных мыслей кровь прихлынула к коже, и она прикрыла лицо ладонями. Впрочем, на нее сейчас никто не смотрел.

– Ладно тебе, – обиделась на Геннадия жена. – Уже и сказать ничего нельзя…

– Можно, можно! – вступилась за тезку Зоя, обрадованная, что ее странная реакция осталась незамеченной. – Наоборот, чем больше версий – тем лучше. Может быть, так мы и доберемся до истины.

– Тактика мозгового штурма, – сказал, оправдываясь, Геннадий. – Прости, Зоюшка, – бросил он на супругу извиняющийся взгляд.

Та улыбнулась в ответ, но сразу приняла строгий вид и сказала:

– А даже если ребята увидят там себя, то как они догадаются, что именно они в том мире чужие, а не те, которые там… – Зоя Валерьевна запуталась, сбилась и смущенно махнула рукой.

– Правильно! – пришла ей на помощь Зоя. – Я поняла, что ты хотела сказать. Так тоже могло случиться. И даже… – Мысль пришла ей в голову неожиданно… – Я даже думаю, что так оно и вышло. Потому-то Николай и не стал сюда заходить, когда оказался рядом, – махнула она на дверь. – Зачем, если он и так считал себя дома?

– И как же теперь быть? – ахнула Зоя Валерьевна. – Как подать им об этом весточку?

– Не знаю, – сказала Зоя. На самом-то деле у нее появилась одна идея, но стоит ли ее озвучивать, она еще не решила. Наверное, стоит. Сама же просила высказывать все мысли! И она сказала: – Вообще-то я вот что подумала. Мы с Соней очень близки. И по крови, что понятно, и в целом… не знаю, как сказать, духовно, что ли?.. Так вот… Может, мне попробовать с ней связаться? Все-таки, как мне кажется, у меня есть некоторые экстрасенсорные способности.

– Конечно, попробуй! – подскочил Геннадий.

Зоя Валерьевна тоже встала.

– Попытайся, Зоя, – сказала она. – Надо все использовать, любую возможность!..

В ее взгляде было столько мольбы, столько надежды, что Зоя невольно опустила глаза.

– Хорошо, я попробую. Но… ничего не обещаю. Я никогда еще такого не делала.

Несмотря на сомнения, идея и в ней разожгла надежду. Захотелось сделать попытку как можно скорей. Она стала прощаться с хозяевами. Геннадий тоже засобирался, чтобы пойти к ней, стал торопить и жену, но Зоя его остановила. Извинилась, но твердо сказала, что лучше, если она будет это делать в одиночестве. В таких вещах зрители неуместны; она будет отвлекаться и нервничать, и тогда уже точно ничего не получится. Зоя Валерьевна поддержала ее. На лице Геннадия читалась неприкрытая досада, но и он вынужден был согласиться с разумными доводами.

– Ты только сразу нам позвони, – сказал он. – В любом случае позвони, хоть получится что, хоть нет. Я же тут сдохну от нетерпения!..

– Я тебе травку успокаивающую заварю, – улыбнулась Зоя Валерьевна и, охнув, вскинулась вдруг, побежала назад в комнату, быстро вернулась и протянула Зое веточку розмарина, запахом которого та недавно восхищалась. – Вот, возьми, – сказала она. – Поставишь в воду, корешки быстро вылезут. А потом высадишь в горшок и поливай регулярно, он это любит. Но не много воды лей! И листочки обрызгивай. Так-то он не очень прихотливый, ему и свет нравится, и в тени хорошо. А когда разрастется – обрывай веточки, а то они вытянутся, некрасивыми станут и тонкими. Оборванное не выбрасывай, это приправа замечательная и для рыбы, и для мяса. А можешь порубить мелко, смешать со сметаной и майонезом и замариновать в этом курочку. Пожаришь ее потом – пальчики оближешь! А запах цветочка от сонливости помогает. Правда-правда! Минуток пять утром понюхай – столько бодрости сразу появится! Ну а еще… – тут она понизила голос, – он ведь и от депрессии помогает. Листочки высуши, хорошо бы их еще со зверобоем смешать, мелиссой, черникой, а потом столовую ложку всего этого стаканом кипятка залей. И пей, как чай. Только если давление повышенное – не стоит…

Зоя Валерьевна, похоже, готова была делиться секретами долго, но первым не выдержал Гена.

– Зоюшка! Ну какой кипяток, какой чай? О чем ты говоришь? Тут впору водку глушить стаканами! Можно даже без мелиссы… Не держи Зойку, пусть она бежит! Тебе что, не хочется с ребятами связь наладить?

– Ой, беги, Зоенька, беги! – замахала та руками. – Я, когда нервничаю, болтливая становлюсь – ужас!.. Беги, и дай бог, чтобы все у тебя получилось. И сразу звони нам, сразу же! Ладно?

Зоя еще раз пообещала, что обязательно позвонит; завернув черенок растения в носовой платок, убрала его в сумку; наскоро простилась с хозяевами и побежала домой.

* * *

Она и правда почти бежала. И хоть думала все время о Соне, о том, что, возможно, получится связаться с ней и поговорить, мысли вернулись вдруг к тому, что бросило ее в краску в гостях у Бессоновых. Что, если и впрямь есть такой мир в ином измерении, где они с Геной не растерялись тридцать лет назад, нашли нужные слова, поделились друг с другом своими чувствами? Что, если они живут где-то вместе, растят общих детей?.. Но ведь тогда получается, что там у нее нет Сони, а у него Коли… Возможно даже, что их детей и зовут так же, но это ведь не те Соня и Коля! Хотела бы она жить в таком мире? Променяла бы свою нынешнее одинокое существование на жизнь с любимым? Она представила это, и ей стало жутко. А как же Соня?!. Нет, нет, ни за что! Ни на какую любовь не променяет она свою девочку!.. Но ведь она бы не знала там о дочери… Об этой дочери, о здешней Соне. Ведь ей бы казалось, что все идет как надо, что все есть как есть. Любила бы мужа, детей… Других детей, но тоже своих, родных, единственных.

Зоя даже остановилась от новой волны охватившего ее ужаса. Нет! Ни за что! Не надо ей никаких иных миров, других детей и любимых мужчин! У нее и так был замечательный муж. И любовь была. Может, не та, о какой пишут в книжках, зато настоящая, земная. А сейчас ей нужна только Соня. Ее Соня! По-настоящему любимая, на самом деле единственная.

Переполненная до краев всепоглощающей материнской любовью Зоя окончательно поверила, что все у нее обязательно получится. Не может не получиться! Ведь она любит так, что никакие законы физики, никакие границы между мирами – хоть параллельными, хоть перпендикулярными наискось – ей помешать не смогут.

Но едва Зоя переступила порог квартиры, уверенности в ней поубавилось. Она даже не знала, с чего начать. Ведь она не была «профессиональным магом» и, откровенно говоря, в магию, в исконном смысле этого понятия, не очень-то и верила. Да, в ней были некие способности, которые отсутствовали у большинства «обычных» людей, и она это чувствовала, старалась их использовать во благо страждущим. Часто это получалось, порой – нет. Но она никогда и не называла себя ни колдуньей, ни магом. К ней обращались – и она помогала. Если могла помочь. А если нет – честно говорила об этом. И плату за такие «сеансы» не брала. Она вообще не устанавливала жесткого тарифа за свою работу и в ответ на вопрос: «Сколько я вам должен?» чаще всего отвечала: «Сколько сочтете нужным». Понимала, что так бизнес не делается, но она, по большому счету, и не считала свое занятие бизнесом. Она вообще, по сути своей, не была деловым человеком, хорошо это понимала, но переделать себя не пыталась. Потому что главным она всегда считала оставаться самой собой. Другая она не была себе нужна. Ей стало бы некомфортно без той гармонии в душе, которая жила в ней сейчас.

И все-таки «магическая» атрибутика в доме имелась. Больше для антуража, чем по необходимости. Многие посетители, не увидев старинных увесистых книг, зажженных свечей, алтаря с чашей, курительницей, жезлом и прочими скрижалями и магическими инструментами, отказывались воспринимать ее всерьез. А Зое было нужно, чтобы люди ей верили, ведь только при полном доверии, когда душа человека открыта навстречу, ему можно помочь. Вот и пришлось обзавестись всем необходимым, чтобы, как говорится, соответствовать имиджу.

Но сейчас ей ничего этого не требовалось. Мало того, она понятия не имела, что же ей нужно. Ритуала общения с людьми из параллельного мира не существовало. С загробным – да, но Зою даже передернуло, когда она подумала об этом.

Больше всего она доверяла картам Таро. Любила их, умела с ними общаться. Но сейчас карты помочь не могли. И что же тогда?..

Для начала Зоя переоделась. Разделась донага и накинула на голое тело махровый белый халат, который надевала только для подобных действий. Затем – скорее на всякий случай, чем истинно веруя, – прошла к иконе Спасителя в углу, встала на колени и стала читать молитву, которую заучила наизусть давно, когда Соня была еще маленькой. Она так и называлась – «Молитва за детей».

Зоя читала сидевшие в памяти фразы, почти не вникая в их смысл, хотя и думала сейчас практически о том же, о чем говорилось в молитве. «…Соблюди их от всех соблазнов злого мира, и да не развратит их худое сообщество…» Господи, как она там, что там с ней сейчас происходит?.. «…Будь защитой им во всякой опасности, да не подвергнутся внезапной гибели…» Только бы с ней ничего не случилось!.. Только бы она была жива-здорова и вернулась домой…

Прочитав молитву, Зоя слегка успокоилась. Встала с колен, подошла к зеркалу, поправила волосы. И тут ее осенило. Зеркало! Ведь у нее есть магическое зеркало! Когда-то она приобрела и его, правда, так ни разу и не использовала.

Зоя достала деревянную шкатулку, в которой хранила карты Таро и прочие магические предметы. На дне ее лежало и зеркало – медный кружок почти в ширину ладони диаметром, с отполированной до блеска одной из сторон.

Она сняла с полки книгу, в которой описывались магические ритуалы. Нашла главу об использовании зеркала, стала читать… Оказалось, нужно было еще одно зеркало – обыкновенное, стеклянное, квадратное. Где-то у нее было и такое. Зоя отложила книгу и принялась рыться в шкафах и тумбочках. Есть! Нашлось и оно. Старое, в пластмассовой рамке, без упора-подставки, который давно отломился.

Она стала читать дальше. Это зеркало нужно было поставить лицом к себе, а магическое медное – отвернуть к нему, чтобы видеть его отражение. К этому отражению и нужно было обращаться с требуемым; в нем она и надеялась увидеть Соню.

Зоя села к алтарю, которым служил у нее журнальный столик, выкрашенный в черный цвет, чтобы можно было чертить по нему мелом магические линии и знаки. Но сейчас она ничего чертить не собиралась. Поставила лишь в двух углах столика бронзовые витые подсвечники и зажгла свечи. Между ними установила шкатулку и прислонила к ней стеклянное зеркало. Магическое медное взяла в руку и стала поворачивать так, чтобы увидеть его отражение напротив. Когда это ей удалось, она сосредоточилась и мысленно стала взывать к дочери. Увидев, что это не приносит результата – а точнее, как раз ничего не увидев, – она стала звать Соню вслух. Шептала, молила, потом уже просто кричала, но зеркало так и оставалось слепым.

Промучавшись так около часа, когда свечи уже догорели, став жемчужными озерцами в чашах подсвечников, Зоя устало поднялась из-за столика, добралась, шатаясь, до дивана и повалилась ничком, зарывшись лицом в темно-синюю подушечку-думку с вышитым белым зайцем.

Ей ничего не хотелось. Даже плакать. А тем более – о чем-то думать. Разумеется, она забыла про то, что обещала позвонить Бессоновым. А если где-то на донышке сознания о том и помнила, то не сочла это сейчас важным. Единственно нужным было лежать вот так, уткнувшись носом в белого зайца, а еще лучше – стать самой этим зайцем и ускакать в дремучий лес. Чтобы там ее съел волк. Ам! – и нету проблем. Ням-ням! – и всем хорошо. Особенно волку. Вон он какой сидит – огромный, лобастый!.. А взгляд – аж холодно стало, мороз по коже побежал…

– Чер-р-рви!.. – прорычал вдруг волк, и шерсть его встала дыбом. – Вир-р-русы!..

Ну, вот, подумала Зоя, даже волк меня есть не хочет, заразиться боится. Насчет червей он, конечно, загнул, протухнуть она вроде еще не успела. Но не свежачок, конечно, чего уж там.

– Где моя Соня? – спросила она у волка. Не потому, что ждала от него ответа, а потому что это было единственным, что она хотела знать. Но волк неожиданно ответил.

– Здесь, – утробно произнес он, и Зоя… на самом деле увидела дочь!..

Соня была растрепана и одета в какую-то ужасную, перепачканную мужскую рубаху и широченные, на несколько размеров больше нужного, джинсы. Тоже испачканные чем-то оранжевым, под цвет Сониных волос, словно она ползала на коленях по битым кирпичам.

– Соня! – крикнула Зоя. – Девочка моя!..

– Отстань! – злобно выпалила Соня и раздраженно дернула плечом.

У Зои слова застряли в горле. Кому это сказала Соня? Неужели ей? Но этого просто не могло быть! Она никогда не разговаривала с ней таким тоном!.. Да что там – она ни с кем так не могла говорить… Но сказала ведь! Сказала… Но все же, наверное, не ей, а вот этому высокому, худощавому парню, тоже всклокоченному и тоже испачканному в кирпичной пыли.

Парень показался Зое знакомым, хотя она была уверена, что не встречала его раньше. Скорее всего он просто был на кого-то похож… Ну конечно! У него же лицо Зои Бессоновой, а глаза – один в один Генины. Вот только взгляд у этих глаз совсем не отцовский, а презрительный, жестокий и одновременно испуганный. И устремлен он… на ее доченьку!.. Да что же это такое? Что между ними произошло? Чего они не поделили?..

Зоя хотела у них это спросить, но не успела. Между дочерью и Николаем Бессоновым (конечно же, это был он) начался – а скорее всего продолжился – разговор. Но то, что и как они говорили друг другу, повергло ее в настоящий шок. Зоя и в дурном сне, в самом нелепом кошмаре не ожидала бы услышать от Сони такое!

Впрочем, стоп!.. А это что – разве не сон? Ну, конечно же, сон! Ведь не может же быть, чтобы наяву происходило подобное!.. Никому и нигде не смогла бы выкрикивать Соня такие слова, разве что в бредовых видениях. И уж нигде, кроме как в жутком кошмаре, на ее доченьку не могли бы вот так замахиваться топором, как сделал это сейчас сын Геннадия…

Серая молния мелькнула вдруг перед Зоиными глазами, и она почувствовала, что прижимается лицом к чему-то мокрому и мягкому. Зоя резко дернулась и едва не скатилась на пол. Подняв голову, она поняла, что по-прежнему лежит на диване, а с ее лица на синюю подушку с вышитым белым зайцем часто капают крупные капли холодного пота.

10

Он повернулся на звук голоса и увидел, что из пролома в стене на него смотрит Соня. Она лежала животом на кирпичной кладке и протягивала к нему руки.

– Я зову тебя, зову, а ты будто оглох!

– Зачем ты меня зовешь? Что тебе от меня надо?

– Коль, ты чего? Что случилось-то?.. Вытяни меня к себе, а то я ничего тут не вижу.

– Тут тебе и нечего смотреть. И делать здесь тебе тоже нечего. Убирайся!

– Коля… Это ты шутишь так?.. Если да, то у тебя не смешно получается.

– Я не шучу! – вышел он из себя и, подскочив к Соне, стал толкать ее в плечи. – Убирайся! Ползи назад! Это мое пространство!

Зря он сказал об этом… Нельзя было этого говорить, так он лишь привлек внимание этой любопытной девчонки!

– Твое что?.. – спросила она и, не дожидаясь ответа, вцепилась ему в запястья, вонзив в них острые ногти.

Он закричал от неожиданности и боли, инстинктивно рванувшись назад. Это была его вторая ошибка. Рыжая бестия и не подумала разжимать пальцы, и он невольно вытянул ее из проема, словно пробку из бутылочного горлышка.

Девчонка ударилась ногами о стул, вскрикнула и, отпустив наконец-то руки, со всего маху грохнулась на пол. Она закричала и этим несказанно смягчила саднящую боль в его ободранных запястьях. Он от души, во весь голос рассмеялся. И услышал, что его смех подхватили.

Он обернулся и увидел, что Виктор, опустив кирку, смотрит на него и, притопывая одной ногой, хохочет.

– Так ее, так! – закричало его божество. – Не дай ей встать, пинай ее! Избей и трахни, пока она валяется!

Нет, не зря он так восхищался Виктором! Как же он сам до такого не додумался?!.

Но рыжая стерва тоже услышала, что сказал ему Виктор. Не так уж сильно она, видимо, и расшиблась, раз подскочила так прытко!.. Бросила по сторонам взгляд и оскалила зубы.

– Ну, иди сюда, иди, трахальщик, – процедила она и выставила перед собой руки с нацеленными прямо в его глаза ногтями. – Иди, я тебя поласкаю! А потом доберусь и до Витечки. Я ласковая, меня на всех хватит.

Он невольно попятился, глядя на шевелящиеся в полуметре от его лица пальцы, часть ногтей на которых была обломана, но и тех, что остались, с лихвой хватило бы, чтобы выцарапать ему глаза. А это ведь очень больно и страшно! И как же он сможет потом любоваться на Виктора?!

– Не надо, – жалобно простонал он и снова попятился, выставив перед собой руки. – Убери!.. Уйди!..

– Не на-а-адо!.. – нарочито писклявым голосом передразнила его рыжая дрянь. – Мамочка, забери меня отсю-у-уда!.. – Она уперла руки в бока и сплюнула ему прямо под ноги. – Слизняк! И как же я умудрилась в тебя… – Тут она вдруг замолчала, нахмурилась, будто к чему-то прислушиваясь, и дернула плечом. – Отстань!

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Он пришел в себя и уже почти не боялся. Да и что это с ним? Ведь он намного сильнее ее! И умнее, и лучше, и уж тем более – красивее. Он не понял, кому был посвящен ее последний выкрик, но вполне догадался, что хотела сказать девчонка перед этим. Она в него влюбилась – вот как! Что ж, неудивительно. Смешно, но совсем недавно и ему казалось, что он в нее влюблен! Вот уж сумасшествие!.. Наверняка она его околдовала, рыжая ведьма! Но у нее ничего не вышло – личное пространство сняло с него заклятия и будет защищать его впредь!

– Так мы, оказывается, влюбчивые, – злорадно прошипел он. – Мы, оказывается, красивого мальчика в постельку затащить хотели?

– Тебя, что ли? – сказала ведьма. – На хер ты мне сдался! У тебя все равно не стои́т.

– У меня?! – возмутился он.

– А что, стои́т, что ли? – хохотнула она. – А ну, дай пощупать! – И, скрючив пальцы, резко протянула к его промежности руку. Он, взвизгнув, отпрыгнул. Подсознание, оказывается, помнило лучше него, что есть в организме и еще кое-какие детали, которые следует беречь не менее глаз.

– Сука!.. – нервно всхлипнув, сказал он. – Ну ты и сука… – И повернул голову к Виктору, который все еще, улыбаясь и похохатывая, наблюдал за ними. – Нет, Витя, я не стану трахать эту тварь. Меня от нее тошнит.

– А так даже интересней, – словно уговаривая ребенка, ласково заговорил Виктор. – Ты ее будешь трахать и прямо на нее тошнить. Трахать и блевать, блевать и трахать. Здорово же! Весело. – И уже другим, приказным тоном выкрикнул: – А ну, трахни ее, я сказал!

– Тебе повезло, – мрачно сказал он, поворачиваясь к девчонке. – Твоя мечта сейчас сбудется. Снимай штаны и становись раком.

В ответ рыжая сволочь разразилась такой грязной бранью, что его и впрямь затошнило. Ну, как он будет делать с ней это? Как?! У него ведь и правда не встанет!.. Но Виктор сказал, значит, надо делать… Он вздохнул и стал расстегивать джинсы.

Девка захохотала.

– Я ж говорила, что не стои́т! Но раз уж снял штанишки, иди вон к Витечке, он тебе вставит. Черенком кирки. А я тоже к нему пойду. Он и мне вставит. Только мне – тем, чем надо. Витя – настоящий мужик, не то что некоторые, несостоятельные. Витя – красавчик. Странно, что я этого раньше не замечала… Витечка, я иду к тебе! Ты меня трахнешь?

И ведь она, эта рыжая сука, и впрямь направилась к его божеству!.. Она все правильно про него сказала, Виктор на самом деле красавчик и настоящий мужик. Но он – не ее! Эта шлюха не должна прикасаться к Вите! Нельзя допустить даже, чтобы она дышала на него своим грязным ртом!

Надо срочно остановить ее! Но как?! И тут его взгляд упал на топор, лежавший возле стены. Он схватил его и, взметнув в одной руке над головой, а другой придерживая расстегнутые джинсы, бросился наперерез похотливой гадине.

Топор уже начал опускаться ей на голову, как вдруг что-то серое, словно лишенный цвета взрыв, сильно ударило его в грудь, отбросило к стене и повалило навзничь. Топор вырвался из руки и, словно обладая памятью, приложился тем же и туда же, что и в прошлый раз. Но об этом Нича узнал несколько позже.

* * *

Теперь он приходил в себя иначе, чем в прошлые разы. Не было боли. А если и была, то спряталась, утонула в монотонном, бубнящем звуке. Звук расслаблял и успокаивал, вселяя в то же время уверенность и возвращая силы. Он был похож на голос – хриплый, сипящий, глухой и утробный, – но голос не человеческий, а будто бы принадлежащий некоему киношному монстру. Впрочем, сознание Ничи еще не настолько вернулось, чтобы проводить фонетический анализ, и это сравнение пришло к нему в голову позднее. Сейчас ему недоступен был даже смысл произносимых голосом фраз. Опять же, вспоминая об этом после, он подумал, что услышанное больше всего походило на молитву. Но когда он сумел очухаться достаточно, чтобы открыть глаза, такой мысли не могло у него возникнуть по той хотя бы причине, что над ним причитал волк. Точнее, над ними, поскольку рядом, раскинув руки и разметав рыжие волосы, лежала Соня. Глаза ее были закрыты, и Нича покрылся холодным потом, вспомнив, что собирался с ней сделать в последний перед потерей сознания миг.

Он попытался вскочить, но Юрс поставил ему на грудь тяжелую лапу.

– Жива, – хрипло выдавил зверь и добавил: – Сама.

Нича понял, что имеет в виду волк: Соня жива, но должна прийти в сознание самостоятельно.

– Что с нами? – спросил он. И сразу же отчетливо вспомнил, что он тут вытворял!.. Стало не просто стыдно – появилось огромное, искреннее желание умереть. Сейчас же. Немедленно! Он закрыл глаза и застонал.

– Голова? – спросил Юрс, и Нича почувствовал прикосновение ко лбу шершавого прохладного языка.

– Нет, – помотал он головой, которая и впрямь не болела, машинально провел по влажному от волчьей слюны лбу ладонью и ощутил лишь незначительную припухлость в том месте, где должна быть выросшая еще больше шишка. – Хуже. И знаешь что?.. – Нича открыл глаза и встретился со взглядом Юрса. – Ты мог бы мне ее отгрызть?

– Да, – ответил тот.

– Так отгрызи.

– Нужна, – мотнул лобастой головой волк.

– Нет. Такая – нет.

– Нужна, – повторил Юрс. – Не только тебе.

– А кому еще?

Но волк не ответил, переключив внимание на Соню. Нича же осторожно сел, увидел спущенные до колен джинсы и вновь застонал, закрывая глаза и чувствуя, как из них покатились слезы непередаваемого стыда. Он подскочил и рывком, чуть не содрав с бедер кожу, натянул штаны и застегнулся. Жаль, что в джинсах нет ремня, подумал он. Впрочем, здесь, насколько он помнил, не было ничего, к чему этот ремень можно было бы привязать. А сейчас помещение тонуло во мраке, и только туда, где находились они, падал неяркий рассеянный свет из пролома в стене.

Хотя нет, не только. Тусклое пятнышко света виднелось еще и напротив. Нича, не имея ориентиров, не сразу смог оценить, насколько далеко находится второй источник света. И вспомнив лишь, что именно в той стороне крушил стену Виктор, понял, что тот завершил начатое.

Воспоминание о Викторе, о тех неестественных чувствах, что он питал к этому «божеству» недавно, всколыхнуло в Ниче такую ненависть, что он зарычал, подобно Юрсу, и, нагнувшись, принялся шарить по полу в поисках топора. Но споткнулся о Сонину ногу и упал, чуть не придавив девушку.

Соня ойкнула и открыла глаза.

– Что такое? – спросила она, увидев сидящего рядом волка. Затем чуть переместила взгляд и увидела Ничу.

Даже в полумраке было видно, как побелело ее лицо. Девушка согнула в коленях ноги, сделав попытку оттолкнуться от пола, отползти подальше, но у нее ничего не вышло – видимо, ноги попросту ослабели от страха. Тогда она закрыла лицо руками и перекатилась на бок, сжавшись в позе эмбриона. Из ее горла вырывалось лишь сиплое, похожее на стон дыхание.

– Соня!.. – поднялся на колени Нича и коснулся плеча девушки, которое тут же отдернулось. – Соня, прости! Не бойся! Не бойся меня… сейчас…

Он снова вспомнил все произошедшее и с ненавистью к себе подумал, что его просьба о прощении и призыв не бояться выглядят настолько нелепыми и глупыми, что спеть сейчас «Боже, царя храни» дуэтом с волком выглядело бы куда естественней и логичней.

– Скажи ей, чтоб не боялась… – шепнул он волку и, вскочив на ноги, бросился к новому пролому, так и не найдя топор. «Так даже лучше, – мелькнула желанная мысль. – Пусть он сразу раскроит мне голову своей киркой. А не сумеет сразу – тогда уж настанет моя очередь кроить черепа!..»

* * *

Виктор сидел на кухне и пил чай, закусывая бутербродом с колбасой. Кухня была точно такой же, как и в предыдущей квартире, только обставлена чуть по-другому.

– Садись, – кивнуло недавнее «божество» на пустой табурет, подняв глаза на влетевшего в кухню Ничу. – Тут жратвы – полный холодильник.

– Сейчас я!.. Сейчас ты… – задохнулся от возмущения Нича и завертел головой в поисках кирки.

– Сейчас и я, и ты должны подкрепиться, – как ни в чем не бывало сказал Виктор и отхлебнул из чашки. – И дама с собачкой – тоже. Где они там застряли?

– Не смей! Гад, сука, сволочь! Не смей так о ней! – бросился он на парня, вытянув скрюченные пальцы. Но тот ловко подставил ногу, и Нича загремел на пол вместе с подвернувшимся на пути табуретом.

– Ну, зачем же так грубо? – по-прежнему дружелюбным, спокойным голосом сказал Виктор. – Я ведь никого не оскорбляю. Назвал нашу спутницу дамой – разве это криминал? Ну, насчет собачки по отношению к нашему четвероногому товарищу я, пожалуй, и впрямь погорячился.

– Тамбовский волк тебе товарищ… – прошипел Нича, потирая ушибленное колено.

– Так и я о том же! – заулыбался Виктор. – Не знаю, правда, откуда он родом…

– Не ерничай, гнида, – стал подниматься Нича, буравя противника взглядом.

– Слушай, прекрати! – сменил наконец тон Виктор. – Если ты так взъелся на то, что там было, – мотнул он головой на дверь, – то вспомни, что сам делал и плел!

– Я плел, а вот ты…

– Я тоже плел. Но я еще и стену долбил. А ты без штанов на девчонку прыгал, да еще и с топором.