Текст книги "I (роман)"

– И вы струхнули? – спрашивает Олеся.

– Нет, подожди, – говорю. – Пока нет. Пока мы шли. А там по пути к нашим джунглям была в поле небольшая роща, мимо которой надо было пройти. И она почему-то была очень тёмная и дремучая. Мы никогда туда не заходили, как будто место. знаешь, в детстве ещё на слуху было такое понятие «чёртова поляна»? Где всякие странности творились.

– Точно.

– Да. И мы туда не заходили, хотя никто никаких мыслей никогда не высказывал. Так вот, эту рощицу мы миновали. Не знаю, поглядывали ли все туда, но я смотрел. Но ничего не случилось. Зато все уже пугали друг друга криками: «Смотрите, розовые волки!». В общем, напряжение росло. Уже стемнело практически, а ведь ещё спускаться в эту ложбину, искать куртку.

– Стивен Кинг.

– Ага, он бы из этого завернул историю. И вот мы идём, осталось уже метров двести до джунглей, розовые волки уже мерещатся повсюду! Напряжение на пике. Сто пятьдесят.

– Ну же.

– Сто метров. – я замолк.

– Ну?!

Я исполнил пальцами по столу барабанную дробь и выдохнул:

– И тут мы развернулись и бросились бежать к чертям оттуда! Бежали, пока сил хватило. Обгоняли друг друга. Сердце чуть не выскочило. Пришли на следующий день, куртки не было.

– Кто-то утащил.

– Да, кто-то. И только клочок розовой шерсти на ветке. – заключил я. Мы помолчали немного, пригубляя питьё и думая каждый о своём.

– А чем живут современные дети, интересно? – спросила вдруг она.

– Не знаю. У меня знакомая девочка, учительница в школе, сказала, что у неё в восьмом классе только одного человека интересуют снеговики всякие, улица. Остальных – только разговоры о сексе и Интернет.

– Нелегко ему, наверно, – грустно заметила она.

– Я тоже сначала спросил, не лузер ли он? Говорит, что не лузер. А вообще, знаешь. Я когда об этом всём думаю, всегда пытаюсь себя одёрнуть, правда ли что-то изменилось или, может, это уже я старею.

– Да, правда. Дебилов очень много.

– Мне Маша интересные мысли как-то высказала на этот счёт, – вспоминаю. – Взять, например, каких-нибудь советских интеллигентов. На которых, как на золотых людей, ссылались наши родители и бабушки-дедушки. Они, эти интеллигенты, сидели и причитали: «Вот, времена нынче не те. Молодёжь пошла не та. Вот был серебряный век.». А в серебряном веке сидели и причитали: «Эх, времена-то не те, отупело молодое поколение. Да и вообще всё вокруг хреново. Вот был же Шекспир!». А во времена Шекспира ссылались на античность. А в античности ссылались ещё на кого-то. И всегда молодёжь была тупая, а времена не те. Так а когда были ТЕ времена-то?

– Никогда.

– Так что всегда это было и всегда будет. Не те времена – это признак только твоего личного несчастья. Пропорции дебилов и нормальных всегда одинаковы. Просто херню всякую проще увидеть, она ведь громкая и яркая, часто красива.

– Да если бы у тебя в восьмом классе были разговоры о сексе и Интернет, ты бы что, отказался?

– Конечно, нет! – признал я. – Просто я бы, наверно, сошёл с ума и всё.

– А так ты просто оттянул этот момент.

– Пожалуй.

– Пойдём спать? Устала я.

– Ага.

– Через окно залезем?

– Боюсь, ты можешь наступить Йохану на голову, и случится международный скандал.

– Зато мы станем знаменитыми, Болби!

– Ты забыла, что я тут для расследования века? Я и так буду знаменит!

– Хрен ты меня опередишь!

– Поглядим.

Призрак хостела

Я немного проскочу вперёд. На третий день в Питере мы пробудились часа в два. Второй день был отличным. Душевая кабинка с радио, станция с неплохой музыкой, которую у нас в Красноярске прикрыли ещё несколько лет назад. Симпатичная девушка на ресепшене, не такая серьёзная, как Ирина, приветливая чуть более искренне. Хорошая погода, завтрак на террасе. Уфимских ребят не видать.

Над культурной программой мы не думали, просто гуляли по городу. Он прекрасен, конечно. Думаю, нам было бы весело и в любой задрипанной деревне мира. Но Петербург дополнительно радовал глаз. Эти декадентские дворы, в которых так любят фотографироваться молодые люди, тянущиеся к андеграундной культуре. Тут они (дворы) все такие, каждый. Залитый солнцем пёстрый Невский. Самое глубокое в мире метро, на эскалаторах которого так классно играть в гляделки. Красивейшее здание «Зингера», в котором, на их счастье, работают люди, творящие ту часть нашей с вами жизни, которая называется «ВКонтакте». Павел Дуров наверняка ещё тот ценитель атмосферы. Судя по всему, с этим у них всё в порядке.

Кстати, про секту я совсем забыл вчера. Просто вылетело из головы. Она, конечно, была основной целью моего визита, но под волной приятных впечатлений на время скрылась за горизонтом. Настроение у нас было очень шикарное и философское. Забрели в какое-то обычное кафе, где крутили Бритни Спирс, и отлично посидели, попивая кофе. Наша жизнь так зависит от людей, которыми мы себя окружаем. И счастье совсем не прямо пропорционально деньгам. Какая-то другая формула тут работает. В этом я в очередной раз убедился вчера, сидя в дешёвом кафе на одной из улиц Петербурга. Вообще я люблю дешёвые кафе. Они разными бывают, есть бич-места, тошниловки, там любить нечего. А есть дешёвые кафе, которые я не променял бы на лучшие рестораны, даже если б заработал кучу денег. И кофе там бывает такой вкусный, рублей за двадцать. Ни разу в кофейнях не пробовал такой вкусный кофе. Вообще что-то хорошее в жизни, что потом будешь вспоминать как счастье – оно никогда не стоило бешеных денег.

А вечером, придя в Этажи, мы отправились наверх в шикарный винный бар. Наверно, с точки зрения бизнеса отлично, что некоторые люди видят в потрескавшейся штукатурке и дощатом полу бо́льшую красоту, чем в золотых убранствах. Хотя у этих людей меньше денег, по крайней мере в России, но вроде бы ситуация постепенно меняется. Даже не вижу смысла описывать уют и приятность этого места. Единственное, что может его испортить и испортит обязательно – это неизбежное со временем опопсение. Обслуживал нас классный бородатый бармен по имени Руслан. Бывает, сразу чувствуешь с человеком общую волну. Перебросились с ним парой фраз, спросил, откуда мы. Жалко, пришлось ему уходить к остальным клиентам, а то бы разговор на том не кончился. Олесе он тоже понравился. А так, попробовав неплохого вина, полюбовавшись видами из окон и дизайнерским креативом, мы спустились вниз.

Русланом из бара хорошие люди в этот день в Этажах не ограничились. Даже не помню толком, с чего завязался наш разговор с красоткой Настей с ресепшена, которую я приметил ещё утром. Но проговорила наша троица до утра, вернее, часов до четырёх. Речь была обо всём на свете.

– А вы знаете, у нас тут в хостеле даже есть свой призрак... – рассказала Настя.

– Да что Вы говорите, барышня? – спросил бы парень из Уфы. Мы тоже спросили что-то в этом духе.

– Девушка такая худая кудрявая, не видели?

– Видели, но, по-моему, эта девушка была парнем, – говорю.

– А, вы про этого... – пренебрежительно фыркнула Настя, – мне тоже он не понравился. Грубый такой.

– Мы, конечно, не гомофобы, но он мудак ещё тот. Совсем не потому, что гей! – вставила Олеся и засмеялась.

– Да. Но это другая девушка. В общем, она живёт тут уже полгода.

– Нихера себе! Это сколько ж у неё денег? – в своей свойской манере заметила моя подруга.

– Что ругаешься как сапожник, что подумают люди о нас, сибирских... – говорю.

– Мужиках! – закончила она за меня и, смеясь, потрясла кулаком. – СИБИР-матушка!

Настя, улыбнувшись, продолжила.

– Мне кажется, у неё богатые родители. В общем, она ни с кем не общается, днём непонятно где пропадает. Может, на работе, но я сомневаюсь. А по ночам иногда пьёт одна на террасе, а потом ходит по коридорам как чумная. А глаза у неё такие стеклянные... Но это всё фигня. Самое-то такое в том, что она постоянно сидит в темноте, там, где душ, и смотрит на то, как стиральная машинка белье крутит. Просто сидит на полу, обхватив руками колени, молчит и смотрит на барабан. Как-то раз у одного шведа солидного чуть сердечный приступ не случился. Сижу тут, смотрю, он в туалет пошёл. А потом как заорёт! Я испугалась, а потом вспомнила, что, наверно, эта там сидит. А он выходит белый, как простыня, и повторяет мне по-английски: «стренч герл, вэри стренч герл...».

– Ничего себе, – выдыхает Олеся после паузы, – точно призрак.

Я говорю:

– Мы просто обязаны познакомиться с ней и раскрыть её тайну.

– А правда, из-за чего это с ней? – спрашивает Олеся.

– Не знаю... – Настя растерянно крутит головой.

– А я знаю, – говорит вдруг Олеся. Мы вопросительно смотрим.

– Любит она, вот и всё.

Вот таким был вчерашний день. А сегодня, встав с постели и умывшись, я пошёл на ресепшн в надежде застать Настю. Но поздно, её смена кончилась. Впрочем, меня встретила очередная приветливая красавица. Попросил залезть в аську, пустила за рабочий компьютер, предупредив: только, пожалуйста, быстрее, а то от Ирины мне попадёт. Так вот почему Ирина такая серьёзная. Она начальник. Пяти минут хватило, чтобы забить встречу с Павлом Дуровым, как я теперь уже безоговорочно называл про себя главного адепта, вещавшего мне с видео про Шаги.

Потом мы отправились на обзорную экскурсию. Получилась она нескучной и интересной. Посмотрели все красоты, отметив, куда нужно вернуться, загадали желание кошечкам-грифонам. Правда, я допустил косяк и проговорил его про себя, а не в ухо кошке. Наверно, поэтому не сбудется. Потом решили сгонять второй раз в «Прагу». Очень уж нам там понравилось. И всё бы было хорошо, если бы на Олесю не нашла хандра. С ней это бывает, и довольно часто. При всей своей неудержимой экспрессии моя подруга очень склонна к тому, чтоб считать жизнь говном. И пробить стену таких приступов почти невозможно. Так что, когда мы возвратились к вечеру в Этажи, она бухнулась на кровать и отказалась сдвигать с места своё бренное тело. Я вдруг тоже заразился апатией. Мы валяемся на своих кроватях. Олеся говорит, глядя в потолок.

– Вот у тебя родилась теория падения самолётов. А я тебе сейчас расскажу свою теорию. Теорию всеобщего похуизма.

– Ну давай, порази меня, – подпирая голову рукой, поворачиваюсь в её сторону.

– Вот ты всё время куда-то рвёшься. Какие-то события, с какими-то людьми знакомиться, общаться. Ты что, реально хочешь быть счастливым, что ли???

Она так искренне-удивлённо это спрашивает, что я не могу сдержать смех и утыкаюсь в лёгкой эйфории, которая бывает от общей усталости, в подушку. Но Олеся серьёзна.

– Ты что, думаешь, кому-то это нужно? Вот этим всем людям, думаешь, им это нужно? Ты хренов идеалист. Пойми уже, что всем насрать на всё и насрать друг на друга! Ты хочешь сделать свою жизнь лучше, веселее, живее, как пишут в этих тупых просветляющих книжках, типа Коэльо. Оглянись вокруг! Это как с неудачной влюблённостью, понимаешь? Ты рассчитываешь на что-то с человеком, думаешь о нём ночами, просчитываешь какие-то варианты, а ему тем временем на тебя плевать! У него целая своя жизнь, целая огромная, выстроенная годами своя жизнь, по кирпичику сложенная, со своими людьми, местами, мечтами. И тебе в ней нет места. Так и с дружбой, с приятелями, со всеми. Никому уже ничего не нужно. У всех уже выстроены жизни, у всех вакансии заняты. Никто не хочет приключений, всё это иллюзия, понимаешь?! Всеобщий радостный, ищущий событий, ликующий мир – это иллюзия. Все уставшие, злые, с мешками под глазами, своими думками, переживаниями, грёбаными твиттерами, жежешечками. Важно только сказать. Только написать, что ты, блять, тортик стряпаешь! Не важно вообще, что за этим последует. Говорить дальше неинтересно. Просто произвести пердёж в воздух -вот в чём смысл! Никто не ищет новых людей, никто не ищет своих духом. Все закрыты тут. Все в своих коконах уже давно. Никому не нужен Че Гевара, никому не нужна революция. Одни смотрят телек и жрут, другие трахаются и ходят по клубам, – идеальный выстроенный мир, где нет поиска. Веселье, творчество – чушь полная! Ненавижу это говно всё, вас, идеалистов хреновых, Эльдорадо ищут, нет его тут, понимаешь? Нет!

Она смотрела на меня, как на тело, в которое только что разрядила целый магазин. Со злобой и пустотой в глазах. Я себя и чувствовал таким трупом, напичканным пулями. Но только в первую секунду, потом я разозлился. Всё это нытьё началось ещё днём. Я вдруг вспомнил про свой офис, работу, всё это гнильё каждодневное. От моего отпуска осталась неделя с небольшим. И тут человек, с которым я нахожусь в шикарном городе, в классном месте, под вечер развёл всю эту ахинею про то, что всем на всё насрать. А самое главное, я знаю, что это у неё временно и завтра она будет жалеть. Видно, адреналин ударил мне в кровь. Нашедшая апатия тут же слетела. Я заговорил.

– Знаешь что, Олесенька. Вся эта фигня, конечно, имеет место быть. И на меня часто находит печалька. И мы можем так и жить в этой печали, упиваясь ею, что ты так любишь делать! Эти люди, про которых ты говоришь, живущие в коконах. Ты говоришь про себя, про то говно, которое у тебя внутри! Я это прекрасно понимаю, я и сам когда-то с этим жил. Эти люди, на которых давит собственное существование. Не способные оторвать задницу с дивана, вытянуть себя за шиворот, усы, или за что там ещё вытягивают, из дерьма, в которое их закинула судьба или они сами, не ведая, забрались! Но, чёрт, всего лишь стоит понять, что ты либо можешь продолжать валяться на диване и причитать, либо встать и попытаться что-то исправить. Всего два варианта! И если только каждый день ставить себя перед таким выбором и выбирать правильное решение, то, может, так ты и перестанешь быть, наконец, неудачником! Так что делай, что хочешь, а я попытаюсь прожить вечер лучше, чем лёжа на кровати. Пойду выпью чая для начала. Я в «Зелёной комнате», если захочешь, присоединяйся.

Она не ответила. Я вымыл руки и пошёл в кафе. На террасе столики были заняты, так что я решил посидеть внутри. Подхожу к стойке.

– Дайте мне самый хороший чай, – говорю.

Девушка за кассой смущённо задумывается.

– Самый хороший?.. Ну, вот может этот? Мне нравится, вкусный.

– Он не фруктовый? – спрашиваю. Ненавижу кислые фруктовые чаи.

– Нет.

– Давайте.

Поворачиваю голову к входу и вижу, как внутрь на крейсерской скорости влетает хмурая, как небо перед грозой, Олеся. Ну неужели? Улыбаюсь ей. Она, не меняя выражения лица, импульсивно взмахивает вверх рукой (мол, «отвали») и направляется за столик. Девушка за стойкой удивлённо провожает её взглядом.

– А ей налейте самый плохой чай, – говорю я.

– Что? – удивлённо смотрит она.

– Да-да, самый плохой чай.

– Ммм. Не знаю даже. Вот этот. Он для желудка. Не очень, честно говоря.

– Отлично.

Сажусь за столик. Олеся, скрестив руки на груди, зло смотрит сквозь меня. Приносят заказ. Несколько минут пьём в молчании. Она вдруг говорит:

– А ничего чай, вкусный.

– Правда?

– Ага.

– Рад, что тебе нравится.

Решаю рассказать ей всё потом. Ей придётся по вкусу эта история.

– Ты прав, конечно, – виноватым тоном оправдывается она. – Я бываю не в себе. Да ты знаешь. Но сейчас я готова к приключениям! Ну, какие у нас планы?

– Допиваем чай и идём в винный бар. Готов поспорить, сегодня мы встретим нормальных людей!

– Хорошо.

Мы поднимаемся в винный бар. Идём в предвкушении приятного вечера. Вино окончательно развеселит мою подругу. Но тут нас встречает сюрприз. Бар забит под завязку. И совсем не тем контингентом, что нам бы хотелось видеть. Сегодня здесь бомонд. Это что-то вроде наших уфимских друзей. Может быть, более сдержанные, но гораздо более лощёные и напыщенные. Пареньки с аккуратными длинными стрижками в зелёных и розовых джемперах. С московским говором. Гламурные девочки, читающие Минаева, любящие щегольнуть своей любовью к современному искусству, но как-то фальшиво. Они пришли в модное место. Попить вина и пофотографироваться. В принципе, делать то же самое, что и мы. Но, чёрт возьми, как-то по-другому! Мы с ними разные. Наверно, потому, что они не склонны к самоиронии. Качество, которое я и Олеся так ценим в людях. Оно говорит о простоте и каком-то внутреннем свете. Человек, который может постебать над собой, гораздо быстрее и искреннее протянет тебе руку. Всё-таки мы битники.

– Буковски плюнул бы здесь на пол и ушёл, – говорю, вспомнив старика.

– Точно !

– Но мы продажные шкуры. Пошли, вон свободный столик.

Садимся и заказываем вино.

– И часто у вас тут бомонд? – спрашиваю Руслана.

– Сейчас да, – говорит он, печально глядя в сторону. – Раньше было много интересных людей. Когда «Этажи» только открылись. Но потом набрали популярность и теперь прутся сюда все подряд. Бизнес.

– Да, куда деваться.

– Ладно, извините, ребята, труба зовёт.

– Давай...

Он уходит, и мы с Олесей болтаем о всякой ерунде. Тут моё внимание привлекает девушка за соседним столиком. Брюнетка с вьющимися волосами и красивыми правильными чертами лица. Изящная и загадочная, такие становятся музами художников. Она о чём-то увлечённо беседует с нашей начальницей Ириной. Интересно. Пока Олеся что-то рассказывает, я кошусь на эту красотку. Хотя про неё хочется сказать -«красавицу». Разным девушкам подходят разные определения, вплоть до незначительных различий в словах. Но на многое указывают эти различия. Эта девушка – именно красавица. Без игривости, на расстоянии, не «своя девчонка». Она томная и далёкая, недоступная в каком-то смысле. Скорее на первый взгляд. Но если она почувствует, что ты свой, она откроется.

Вдруг они встают и уходят. Провожаю взглядом брюнетку. Она классная. И куда её увела эта мегера? Проходит десять минут, пятнадцать, они так и не возвращаются, к моему сожалению. Мы допиваем вино и идём на террасу. Небо затянулось облаками, похоже, солнце завтра отступит, вспомнив, над каким городом висит.

Ну что делать? Времени часов 11. Никого путнего мы так и не встретили. Муза исчезла в неизвестном направлении. Вдруг накатила сонливость и приятная на этот раз, а не отчаянная, как часом раньше, апатия. Похоже, Олесина теория о крахе мира всё-таки отчасти верна. Ну что ж, значит, такова сегодня наша судьба, лечь спать без приключений. В итоге в настроении позитивного смирения мы возвращаемся в комнату. Ни Йохана, ни второго нашего соседа, которого зовут то ли Мурат, то ли Марат, нет. Кафе закрылось, бар тоже скоро завершает работу. Этажи ложатся спать. И мы готовимся заснуть вместе с ними. Олеся устраивается на кровати с книжкой. Я бреду чистить зубы. Ничто не предвещает изменений.

И тут на обратном пути в комнату я вижу, как по коридору в сопровождении Ирины движется прекрасная незнакомка из бара. Я быстро захожу в комнату и, закинув в сумку умывательные принадлежности, возвращаюсь в коридор. Ирина с музой заглядывают в комнату перед нашей. Начальница говорит:

– Вот здесь комната на четверых, как раз свободно одно место. Давайте посмотрим, что дальше.

Идут в нашу сторону.

– Давайте к нам, – говорю, улыбаясь, – нам скучно.

Голубоглазая красавица улыбается в ответ. Ирина тоже.

– Может, и к вам, – говорит, – сейчас решим.

Они идут смотреть последнюю комнату. Я возвращаюсь в нашу спальню.

– Ну вот, наконец, у нас может появиться соседка! – сообщаю Олесе.

– Нормальная?

– Вроде бы да.

– Скрестим пальцы.

Через минуту наша дверь открывается и они входят.

– Ну вот, специально по заявкам вам пополнение! – говорит Ирина.

– Отлично! А то он меня уже извёл! – выдаёт Олеся.

– Ну ладно, располагайтесь, завтра с утра буду на месте, – говорит начальница девушке. Они прощаются. Ну, наконец-то, небо расщедрилось, да как! Надо знакомиться.

– Я Егор, это Олеся.

– А я Наташа. Вы давно тут?

– Третий день, – говорю, – выбирай кровать. Есть где разгуляться.

– Да, немного у них посетителей сейчас. В других комнатах все спят, а ты позвал, вот я и решила к вам.

До чего же она мила.

– А вы откуда? – спрашивает.

– Из Красноярска. А ты?

– А я отсюда из Питера. Я журналистка, пишу статью об Этажах и вот решила провести здесь ночь, чтобы проникнуться атмосферой.

– Ну это ты удачно попала на нас, – вставляет Олеся, отложив книгу.

– Слушай, так мы с тобой коллеги! – говорю.

– Правда?

Рассказываю о своей работе и про отпуск. Пока Наташа располагает вещи сверху на одной из двухъярусных кроватей, делимся с ней впечатлениями о городе, Этажах, бомонде. А потом мы все идём гулять.

Наташа открытая и весёлая. Рассказывает нам про город, здешнюю культуру. У неё красивый голос и манера говорить. Она увлекается искусством, читает хорошие книги и очень приятна в общении. Она из тех девушек, что в прошлых веках блистали в свете не столько за счёт происхождения и фамилии, сколько за счёт обаяния и ума, а в наше время делают карьеру в модных серьёзных журналах, навроде «Русского репортёра». Нам весело, немного выпиваем, спорим о литературе. «Очень питерская девушка» – шепчет мне Олеся. Наташа говорит: «Ребята. вы такие классные!».

– Да, повезло тебе! – ёрничает моя подруга. Она, конечно, не упускает возможности залечить пару баек из своей бурной молодости. Наташа слегка ошарашенно, но с неподдельным интересом слушает эти истории. Моё внимание привлекает пьяная компания чуть в стороне. Две девушки и два парня. Один из них из последних сил, но как что-то очень дорогое тащит какую-то квадратную железную штуковину. Он то волочит её по брусчатке, то взваливает себе на спину, как мешок. При ближайшем рассмотрении это оказывается табличка какого-то государственного учреждения. Где он её взял, куда и зачем несёт ночью? Это Питер.

После нам встретился потрёпанного вида мужик, который изъяснялся как герой классического романа. «Извините, пожалуйста», «спасибо», «будьте любезны». Выглядел он при этом на пару ходок минимум. Наташа терпеливо несколько минут объясняла ему какую-то информацию. В это время со мной пытались познакомиться две пьяные девицы из Саратова, у одной из которых, как тут же выяснилось, есть ребёнок. После всех этих весёлых событий, подобные которым я теперь всегда называю «питерскими», мы вернулись в хостел.

Олеся захотела прилечь, а мы с Наташей отправились в курилку. Питерская девушка обязана красиво и задумчиво курить. Курилка, в которой мы с Олесей не бывали, находится между третьим и четвёртым этажом и представляет собой комнату с парой небольших экранов, на которых беспрерывно повторяется ролик о том, как благородный ниндзя мочит курильщиков. Наташа садится на корточки и облокачивается спиной о стену.

– А что вы дальше будете делать до отъезда? – спросила она.

– У меня завтра одно дело, а вечером мы думаем поехать в Москву на пару дней. Обратные билеты в Красноярск у нас на среду. Дешевле будет сюда назад вернуться, чем менять на самолёт из Москвы. Так что ещё будем тут день. Мы ещё увидимся?

– Конечно.

Мы записали номера друг друга и пошли в хостел.

Наташа зашла в комнату, а я пошёл вымыть руки. И тут из отсека с раковинами, душевыми и туалетами мне навстречу выплывает худая и кудрявая девушка. Она явно навеселе, оглядывает меня, странно улыбается, смеётся и шатающейся походкой идёт прочь. Смотрю ей в спину. Странная...

– Там такая странная девица была в коридоре, – говорю, возвратившись в комнату.

– Это призрак хостела, – говорит Олеся.

– Какой призрак? – удивляется Наташа.

Поясняем ей про призрака.

– Я говорила с ней, – рассказывает Олеся. – Там было темно, и я включила свет. А она сидела на подоконнике, прислонившись к стенке, и смотрела, как крутится барабан стиральной машины.

– И что было дальше? – наша питерская подруга явно заинтересовалась.

– Я выключила свет, – говорит Олеся. – И спросила.

Она замолчала, как хороший рассказчик, на интересном месте, в ожидании новых вопросов.

– Что? – не стали ждать мы.

– Давно ли она его любит?

– И что она ответила? Как ты вообще догадалась?

– Догадалась. Потому что это же... очевидно. Она ответила, что давно. Я пыталась завязать разговор, но она не горела желанием общаться. Глаза у неё и правда стеклянные.

– Да... Это целая история. Свой призрак. Надо написать об этом, – заметила Натали.

– Напиши. А ещё... – сказала Олеся. – Я вот тут подумала, что любовь – это постоянная величина. Она неизменна. Всегда и всех бьёт с одинаковой силой. Только кто-то держит удар, а кто-то становится призраком.

Олеся, как бывает, подвела дело к тяжёлой паузе. На следующий день она даже записала у себя в блокноте какую-то формулу по этому поводу. Хотя все эти темы мы оставили ещё года два-три назад, каждый в своём собственном шкафу со скелетами. И это изречение про любовь – оно как будто из прошлого. Перебрасываясь незначительными фразами, тихо протирая пыль каждый в своём шкафу, мы легли спать.

В три часа ночи мне звонит пьяный Бахулов. У меня проносится мысль, что у них-то вообще семь утра!

– Егор, привет, как дела? – говорит он заплетающимся голосом. – Слушай, у тебя же есть знакомые в милиции? В России есть такой человек – Булавкин. Пробей его и завтра мне отзвонись, добро?

– Женя, какой Булавкин?! Ты знаешь, сколько времени?

– Всё, будь здоров! – и он вешает трубку.

Такой классный был день: город, винный бар, плохой чай, который понравился Олесе, прекрасная Натали, призрак хостела. В конце концов я засыпаю, размышляя над тем, сколько же в России людей с фамилией Булавкин? Не знаю, проснулись ли девчонки от моего смеха.