Текст книги "Песчаный блюз"

Глава 8
Чужое оружие

Мы окинули взглядом зал. Очень большой – помещений таких размеров я еще, пожалуй, не видел – и весь из бетона.

– Ну и высокий потолок здесь, – сказала Эви. – Наверное, летающая крепость Гильдии поместится.

– Что за летающая крепость? – спросил я.

– У, это наше секретное оружие новое. Никому не говори, что от меня про него слышал, а то придется тебя убить. Меха-Корп нам как раз с ним помогал, потому небоходы такие любезные сейчас с Арзамасом, послали даже меня разузнать, не нужна ли помощь против омеговцев. Во… отпух мой палец обратно и шевелится уже почти как нормальный.

Я достал пистолет. Наши голоса эхо разносило по залу. В дальней его стене были раздвижные железные ворота, за которыми виднелся второй зал. Там что-то белело – нечто высокое, размером этак с трехэтажный дом, очертаниями смутно напоминающее человеческую фигуру.

Стена справа была скошена под приличным углом наружу; вдоль скоса от пола до квадратного проема в далеком потолке тянулась толстая рельса-направляющая. Внизу к стене примыкала укрепленная железными уголками бетонная плита, которая, как я понял, могла двигаться вдоль рельсы. На подъемник вел пологий пандус, такой широкий, что по нему въехал бы даже «Зеб», а на плите виднелась стойка с пультом управления. Сбоку лежала толстая бухта кабеля.

Сложив руки на груди, Эви сказала:

– Если на эту платформу самоход твой поставить и на кнопочку там какую-нибудь нажать, так он вверх подымется, а там проход, видишь? Так и вернемся на поверхность.

– Ага, только подъемник наверняка давным-давно обесточен, – возразил я. – Силовой кабель вон лежит, но подключить его теперь некуда.

Мы повернули головы влево, и Эви добавила:

– Что это за штуковина такая, а? Похожа на летательный аппарат, но в Гильдии таких нет.

– Ни у одной только Гильдии леталки имеются.

– Да ну? И у кого ж ты еще их видал?

– Например, у одного перевозчика знакомого. Доставщика.

– Авиетка у доставщика? – удивилась Эви. – Я думала, вы все только на машинах разъезжаете.

– Нет, он на дирижабле летает. И даже не на дирижабле, а на термоплане.

– А! – она кивнула. – Ставро?

– Другой. Карлик, Чаком зовут. Он мне говорил, что его как раз Ставро научил, как термоплан сделать. Но, конечно, эта штука на «Каботажник» Чака совсем непохожа.

Слева в потолке зала был пролом, сквозь который сюда и упал летающий аппарат. Выглядел он как вытянутая серебристая капля примерно в половину меньше «Зеба», с круглым фасетчатым колпаком фонаря в носовой части. Аппарат лежал под стеной, сложенной из огромных бетонных плит. Он неприятно напоминал насекомое, хотя понять чем именно я не мог – с виду ничего такого насекомьего в нем не было.

– Вот же штука какая удивительная, – пробормотала Эви. – Ясно, что после Погибели никто такое не… Неужто предки подобное делать могли?

Я покачал головой:

– Как-то не похоже. Я остатков древней техники много видел, самолетов всяких. Да половина наших машин из старых деталей состоит. Вон даже «Зеб» мой… Совсем это не смахивает на то, что предки делали.

– А вокруг него видишь, что лежит?

Конечно, я видел. Машину окружали разложенные большим аккуратным кругом черепа. Вернее – полукругом, ведь летательный аппарат свалился под стеной. Похожи на человеческие, но слишком маленькие. Вокруг каждого был выложен треугольник из костей.

– Слушай, какие-то мелковатые они, – заметила цыганка.

– Это детские. Или мутантских детенышей.

Она поежилась.

– Так что, пошли, глянем на эту штуку? Видишь, в фонаре там просвет? То ли он разбился при падении, то ли раскрылся…

Цыганка переминалась с ноги на ногу и неуверенно похлопывала по рукояти «шершня».

– Что с тобой? – спросил я, направляясь к аппарату. – Конечно, надо на это поглядеть, а как же?

– Ну да, понятно, – промямлила Эви, шагая за мной. – Но какое-то оно… Какое-то беспокойство вызывает. Неприятная штуковина, ты сам, что ли, не видишь? Вроде овод такой большущий без крыльев… Слепень…

– Чушь, – отрезал я. – Не похоже оно ни на овода, ни на слепня.

– Да-а, а чего ж тады, Музыкантик, ты «шершню» своему курки взвел?

– Машинально.

– Ага, хорошая у тебя машинальность, продуманная.

– Что от меня хочешь? Штука эта вправду как-то так выглядит… угрожающе. И еще… ну… – пытаясь подобрать нужное слово, я щелкнул пальцами.

– Не по-нашенскому, – объявила Эви.

Я кивнул.

– Чуждо, да. Будто не люди ее сделали.

Мы приближались к аппарату. На ходу я обернулся: «Зеб», выглядевший каким-то сиротливым, брошенным, стоял там, где тоннель примыкал к залу. Одна фара под выпуклой решеткой разбита, другая треснула… Эх, досталось ему в последнее время, и, главное, неизвестно, как самоход наверх поднять. Самим-то можно забраться по той штанге-направляющей, которая вдоль скошенной стены к проему тянется, но что с машиной делать?

В зале стояла тишина. Приблизившись к аппарату, мы услышали тихое потрескивание и писк, доносящиеся из кабины под фасетчатым колпаком. Машина, должно быть, свалилась носовой частью книзу – спереди она была раздроблена. В том месте, где серебристое покрытие смялось, из трещин выступили ртутные капли и пузырящаяся металлическая пенка, похожая на серебряное желе, будто внутри аппарата были не механизмы и электроника, а нечто иное, напоминающее скорее внутренности живого существа, чем искусственно созданного устройства.

– Ты видишь? – Эви схватила меня за рукав. – Оно как кровь… нет, как эта… лимфа!

Серебристые капли, падая на бетон, растекались густой зеркальной лужицей, с поверхности которой сочился дымок. Мы подошли ближе. От машины пахло озоном – такой запах бывает после сильной грозы – а еще чем-то… как там выразилась цыганка? Чем-то ненашенским.

– Фонарь не разбился, а открыт-таки, – заметила она.

В передней части колпака из мутно-прозрачного материала, похожего на толстое матовое стекло, была широкая прореха. Но не дыра – составляющие колпак пятиугольные плитки-фасеты сложились, как бы въехали одна в другую, открыв проход в кабину. От аппарата шло тепло, из-под фонаря доносилось стрекотание, едва уловимый писк и щелканье.

Обхватив себя за плечи, Эви шагнула между двумя черепами и остановилась.

– Что такое?

Она молчала. Шагнув следом, я пересек какую-то невидимую границу – будто прошел сквозь огромный мыльный пузырь, внутри которого был заключен аппарат. В ушах тонко зазвенело, мгновенно пересохло во рту, а еще у меня вдруг задергалось веко. Несколько раз с усилием сглотнув, я попятился… Слабый хлопок, волна мелкой дрожи, пронзившей пространство – и снова все нормально, звона нет, веко больше не дергается.

– …мать! – донеслось сбоку.

Я повернулся. Вышедшая назад из круга черепов Эви держалась за голову и вращала глазами.

– Ты тоже ощутила? – спросил я.

– Тоже?! – Она зажмурилась и похлопала себя по ушам. – Это ты «тоже ощутил», Музыкант, а я так ощутила – до конца жизни наощущалась! Меня вроде в трубу железную засунули и по ней ломом как жахнут! Это что за, мать его, хреновина такая вокруг этой… этой серебристой хреновины?

– Какое-то поле, – предположил я. – Ну типа, как сказать… излучение, что ли? Наподобие электромагнитного, только другое. Может, движок, то есть силовая установка этой машины так на наши мозги действует?

– А что, если радиация?! – ахнула Эви. – Может, от нее в ушах звенеть и башку крутить? Что, если мы теперь эти… облученные как распоследние симбиоты с-под Минска и помрем скоро?

Я покачал головой и снова шагнул сквозь невидимую стену. Опять волна дрожи, звон… Став в пол-оборота к спутнице, сказал:

– В «Зебе» колба с радо-порошком. Он бы радиацию засек на таком расстоянии, тут что-то другое.

Собственный голос внутри накрытой непонятным полем области показался глухим и каким-то чужим.

– Так ты идешь?

Эви шагнула за мной. Вздрогнула, вскинув руки, прижала пальцы к вискам. Сделала еще шаг. Еще. Лицо мучительно сморщилось, она зажмурилась и вдруг покачнулась. Снова шагнула вперед. Из одной, потом из другой ноздри побежали струйки крови. Цыганка громко втянула воздух носом, выдохнула, хлюпнув красными пузырьками – и быстро попятилась.

Когда Эви вышла за границы излучения, смуглое лицо ее было совсем бледным.

– Нет, – сказала она. – Не могу. Твой организм, доставщик, лучше это переносит, а у меня инстинкты бунтуют. Иди сам, мне потом расскажешь, а я пока подъемник и те ворота проверю. Что там за ними белеет такое странное? Надо глянуть.

– Ладно, – сказал я, бросил ей свой пистолет. – Патроны не трать попусту.

И повернулся к аппарату.

Чем ближе я подходил к нему, тем сильнее становилось ощущение, что пространство давит на меня, сжимается со всех сторон. Наверное, примерно такое же чувство бывает у человека, если он поглубже нырнет в воду. Только здесь не было воды – обычный воздух, которых почему-то сгустился, стал плотным и вязким. Впрочем, когда я приблизился к аппарату вплотную, давление исчезло, звон смолк вместе с дрожью и сухостью во рту, а из ушей будто вытащили ватные заглушки. Я оглянулся – Эви с «шершнями» на изготовку пересекала зал, приближаясь к подъемнику – и положил ладонь на покатый борт аппарата.

Он был теплый и гладкий – как-то очень уж чересчур, непривычно, даже неприятно гладкий. Из прорехи в колпаке (теперь я видел, что нижние фасеты действительно въехали одна в другую, открыв проход) шел жар, как из недавно погасшей печки. Колпак находился примерно на высоте моей груди. Я пригнулся, сунув внутрь руку, заглянул, потрогал колпак – материал, из которого тот состоял, слегка пружинил под пальцами – потом снял куртку, положил ее на пол возле сплющенного гармошкой носа и полез внутрь.

Кабина оказалось сферической. Она тоже состояла из пятиугольных фасет, внизу серебристых, вверху – прозрачных. Я присмотрелся – ну точно, колпак с кабиной, на самом деле, единое целое, то есть это вроде шара такого, примерно на две трети утопленного в корпус летающей машины, верхняя часть которого может раздвигаться.

А в нижней части были приборы. И меньше всего они напоминали оборудование, созданное человеческими руками… хоть до Погибели, хоть после. Изогнутые покатые панели, где светились пятна разных цветов, кривые тонкие рычаги, похожие на металлические ветки деревьев, вытянутые каплевидные сгустки. И ни одного угла или острой грани, ни одного резкого изгиба – только плавные закругления, покатые наросты и выемки.

Но самым удивительным был человек, сидящий посреди рубки во впадине, заполненной каким-то вязким полупрозрачным веществом с ртутным отливом. Или не человек? Обычно у людей не бывает такой белой кожи, такого длинного узкого лица с выступающей челюстью, таких тонких розовых губ и круглых ярко-желтых глаз, похожих на золотые монеты. Но зато у людей обычно есть брови и ресницы – а у этого, в кабине, они отсутствовали напрочь.

Волосы у него были длинные, прямые, серебристо-белые – совсем как у меня, если их не покрасить.

Я едва не ахнул, увидев шевелюру пилота, поднял руку и провел по своему затылку, пропуская пряди между пальцами. Что это значит?! Нет, у меня не такая белая кожа, да и глаза светло-синие, а не золотисто-желтые, но… Мы так похожи! И почему Эви не смогла пройти сквозь поле этого странного аппарата, а я смог?

Я замер, разглядывая мертвеца в кабине. Мой отец – Август Сид, легендарный основатель Херсон-Града, моя мать – дочь вождя кочевого племени из Донной пустыни, я сам – мутант с двумя сердцами… А кто этот белолицый в кресле?

Единственное, что приходило в голову: он упал с одной из небесных платформ. Хотя этот аппарат – явно не платформа, они гораздо больше и формой напоминают диски с волнистыми краями. Мутант побери, да они же просто огромные – мы видим их, летящих в облаках, а эту штуку на подобном расстоянии ни за что не заметить! Тут я припомнил рисунок в древней книге, которую показывал мне Орест, мой давно погибший учитель. Там был изображен древний корабль, построенный предками. Очень большой корабль. И над его бортами висели несколько лодок. Я тогда удивился и спросил у Ореста, что это значит, а он ответил, что лодки, возможно, предназначались для спасения людей, если с большим кораблем что-то происходило и он начинал тонуть.

Что, если этот аппарат – нечто подобное? Воздушная лодка, спасательная или разведывательная, прилетевшая с платформы и по какой-то причине потерпевшая крушение?

Если так, то белолицый – один из сверхтаинственных обитателей небесных платформ, которые парят там вверху, далекие и непостижимые…

Мой покойный учитель их называл доминантами. Выходит, я вижу одного из этих доминант? Неужели у них у всех серебристые патлы?

Но при чем тут я? У меня волосы такие же, но моя мать – из кочевого племени, а мой отец – легендарный Август Сид…

Хотя откуда я знаю это?

Ну просто потому, что мне так сказали. А откуда еще ребенок может знать, что его родители – именно его родители, то есть родили его? Хотя насчет матери это точно известно, ведь мы похожи: форма носа, изгиб бровей, разрез глаз. Но вот отец…

Нет, но ведь этот тощий тип не мой папаша, правда? Возрастом не подходит. Хотя определить его возраст было затруднительно: когда я только влезал в кабину, то решил, что мертвец достаточно молод, хотя и постарше меня, а теперь казалось, что он совсем старик. Хотя лицо не морщинистое, кожа гладкая и бархатистая. Да нет, какой там старик – он мне ровесник! Впрочем… я шагнул в сторону, разглядывая его профиль – впрочем, когда присматриваешься, чудится, что совсем старый, развалина, а не человек.

При падении аппарата это лишенное возраста белолицее существо не вылетело из кабины только потому, что его удержало в круглой впадине наполняющее его вязкое вещество. Одет доминант был в светлые просторные одежды из гладкой легкой ткани. Худые, белые, с неестественно длинными пальцами руки лежали на покатых выступах по краям впадины. На запястьях проступали синие вены, а еще я увидел тонкие голубые жилки на лбу, на скулах и тонкой шее… Очень густая сетка кровеносных сосудов залегала под туго натянутой белой кожей. Левый рукав разошелся по шву, в прорехе на бицепсе виднелись три пары красных бугорков, будто поджившие ранки.

Он явно мертв, но запаха разложения нет. Что, интересно, его убило? Я приблизился и осторожно опустил руку в полупрозрачную ртутную субстанцию. Она была температуры тела и едва ощутимо покалывала кожу… будто статическим электричеством. Когда рука сдвинулась, вдоль кожи побежали искорки. Я замер – они сразу погасли. Вновь шевельнул рукой – вещество заискрило опять.

Я ощупал грудь доминанта слева. Потом справа. Сердце не билось, и проверить, одно оно там или их два, можно было только вскрыв грудную клетку, чего я делать не собирался.

На панелях вокруг мертвеца мигали пятна света, внутри трещало и стрекотало, будто там прятался целый рой насекомых. Человеческая техника издает совсем другие звуки.

Здесь было очень жарко, причем, как мне показалось, с момента моего появления температура увеличилась. Поняв, что горячий воздух идет откуда-то снизу, я обошел впадину с доминантом. Из вогнутой стены кабины за ним выступал гудящий агрегат с большими металлическими катушками, раскаленными до вишневого цвета. Они натужно рокотали; на полу под агрегатом валялись пятиугольные фасеты – наверное, отлетели при ударе.

Стало еще жарче. Когда я подошел ближе, что-то мигнуло, и катушки зарокотали громче. В раскаленных сердцевинах запульсировал багровый свет – они будто отреагировали на мое появление. Я стащил рубаху, попятившись, бросил ее наружу сквозь прореху в колпаке и вернулся к мертвецу. Под выгнутой стеной слева от впадины был столик, похожий на цветок – тонкая белая ножка, расширяющаяся кверху, плавно перерастала в круглую столешницу. На ней лежало устройство размером с мою руку: овальный выгнутый лист бледно-желтого цвета, с короткой трубкой, выступающей из одного конца. Лист состоял из узких продольных сегментов, как тулово большой личинки.

Хмурясь, я подошел ближе. А трубка – это что, оружейный ствол? Но как такую штуковину держать в руках? Или в желоб надо вложить руку запястьем в сторону ствола? А где спусковой крючок, магазин, цевье?

Катушки гудели, воздух плавился и дрожал, по моему лицу поползли капли пота. Я шагнул к столику, и тут на поверхности желтой «личинки» мигнуло пятнышко цвета. Там словно включился какой-то датчик, только свет загорелся под гладкой поверхностью, а не на ней.

И такое же пятно мигнуло на моей груди.

Едва не подскочив, я прижал к ней ладонь. Круглый, похожий на шайбу генератор силовой брони, глубоко погрузившийся в мою плоть, едва заметно дрожал. Зеленоватый свет то разгорался, то гас на его поверхности – и в такт ему мигал огонек на «личинке».

Я сделал еще один шаг, и они замигали чаще. Осторожно протянув руку, коснулся оружия (почему-то я был уверен, что это именно оружие) указательным пальцем.

Бледно-желтая поверхность была мягкой, немного шершавой и холодной. Я скосил глаза на свою грудь. На круглой плоскости то угасая, то разгораясь, кружилась спираль зеленого света. По коже вокруг генератора бежали мелкие капли пота. Ну и жара здесь! И ведь она усиливается с каждой минутой.

Мой генератор и аппарат тихо защелкали в такт.

И что все это значит?

Я решил, что хватит бессмысленно топтаться тут, и сунул левую руку в желоб.

Изогнутый бледно-желтый лист дрогнул, встрепенулся, как живой, и сомкнулся на руке от локтя до запястья, выпустив из краев три пары изогнутых тонких когтей. Я отшатнулся, вскинув руку. Когти вонзились в кожу, мгновение боли – и они целиком погрузились в нее.

– Эй! – Я схватился за сжавшую руку мягкую черную трубку и попытался отодрать. – Отцепись!

Но эта штука прилипла намертво. Сначала было больно, из шести ранок даже выступили капельки крови, но боль быстро прошла, и я ощутил легкое покалывание под кожей. Там что-то двигалось! Будто шесть тонких змеек извивались под ней, удлиняясь, тянулись вдоль плеча… к шее, вверх… Левое ухо заложило, и я вскрикнул, схватившись за шею. Что-то чужеродное двигалось внутри меня, змеилось под кожей, тянулось к моему мозгу – все выше и выше. Оно нырнуло под челюсть слева, исчезнув под костью. Заныли зубы, потом один продрала жуткая боль – должно быть, нити зацепили нерв – и жутко заныл левый глаз. Веко задергалось.

Скалясь, тихо постанывая и тряся головой, я попятился. Заболела грудь, я поглядел на нее – оказывается, не все шесть нитей вытянулись кверху, одна пошла от плеча наискось вниз, змеясь под кожей, достигла генератора силовой брони.

В моей голове громко щелкнуло.

– Музыкант! – донеслось из глубины зала. – Осторожно, здесь…

А потом наступила полная тишина. Мир на мгновение померк, и когда возник снова, контуры всех предметов вокруг были очерчены тонкими световыми линиями.

Ахнув, я отшатнулся, повернулся кругом. Однажды мне доводилось видеть голограмму – кусок стекла, внутри которого была объемная картинка. Сейчас я будто попал внутрь такой голограммы.

Что-то зажужжало. Запикало.

Тихий бесполый голос произнес в моей голове:

Обнаружен новый нейрологический центр. Произвожу установку системы.

Жужжание усилилось.

– Кто это говорит? – спросил я.

Для коммуникации не требуется издавать звуки, достаточно связно оформленных мыслеформ.

– Кто это?!

Жужжание усилилось. Застрекотал генератор силовой брони, и голос произнес:

Обнаружено дружественное устройство… Поиск в базе данных… Устройство идентифицировано… Произвожу установку системных драйверов…

Для пробы я сделал шаг сквозь наложенную на окружающее световую модель. Мерцающие линии поплыли, дрогнули, на несколько мгновений модель перестала четко повторять контуры всех предметов, потом сместилась – и снова полностью наложилась на окружающее.

Нежелательное динамическое смещение. Разрешите контроль над нейрологическим центром с целью пресечения динамических смещений вплоть до полной установки системы?

– Не разрешаю! – выкрикнул я. На всякий случай несколько раз повторил мысленно «Не разрешаю!» и зашагал к проему в колпаке. Жара сделалась совсем невыносимой. На ходу вытянул перед собой руку – и обомлел. Овальный лист полностью слился с моей кожей, как некогда генератор силовой брони. Теперь определить, что на руке от локтя до запястья надета эта штуковина, можно лишь, если вытянуть перед собой обе конечности и внимательно рассмотреть – левая казалась немного толще правой… но совсем немного. Торчащая из «личинки» тонкая плотно прилегала к тыльной стороне запястья, заканчиваясь в том месте, где сгибается кисть, и была почти не видна. Особенно если рубашку нацепить…

Системные драйверы установлены, – произнес голос в голове. – Продолжается установка операционной системы.

Нагнувшись, я полез наружу.

Устройство «Силовой Доспех» включено в конфигурацию внешнего оборудования и готово к работе.

– Оно и раньше было готово к работе, – проворчал я, опустив ноги на бетонный пол зала.

Голос откликнулся:

Обнаружено изменение топографии физической среды. Перенастройка… Просьба прекратить динамические перемещения вплоть до полной установки операционной системы.

Все вокруг мигнуло, и световая модель окружающего раздвинулась, включив в себя весь зал.

От ворот на другом его конце ко мне спешила Эви. На бегу она махала рукой, и я пошел ей навстречу, подхватив рубашку с курткой.

Опасность! – заволновался голос. – Приближение носителя! Возможная агрессия!

– Да нет, это не… – начал я.

Произвожу доналадку системного оборудования. Система работает в безопасном режиме! Отсутствует перевод в средний и глубинный слои ментальности! Поражение не больше одной цели!

Эви была уже рядом.

– Слушай, там еще одна статуя, только здоровенная, – начала она. – Такое чучело во всем белом. И вокруг мутанты, прикинь? Они на нее молятся.

Произвести поражение цели?

– Отставить! – крикнул я.

– Что? – нахмурилась Эви.

– Ничего, я просто… Мутанты, не мутафаги?

– Ну, они на людей смахивают, но такие… – Эви повела рукой в воздухе. – Короче, с ними точно за жизнь не поболтаешь, дикарского вида совсем. Но идола они себе отгрохали – загляденье.

– Он в белом во всем? – переспросил я, припоминая мертвеца в кабине. – Слушай, а ведь мутанты на того, кто внутри этого аппарата, молятся. Идолов делают по его подобию…

– А кто там внутри?

– Если б я знал. Какой-то мужик, очень высокий и худой. И глаза у него желтые такие, вроде…

Голос в голове произнес громко:

КВАЗИЖИВОЕ ОРУЖИЕ ТЕХНОТЬМЫ «СИНГУЛЯТОР-Х121» ГОТОВО К РАБОТЕ. Невозможно создавать сингулярности класса А-1 и Б-2, работаем только с сингулярностями класса В-3. Поразить цель?

Фигура Эви стоящей передо мной засияла светом, и в центре ее возник красный кружок.

– Нет, стой! – крикнул я.

И снова световая решетка мигнула. В голове зажужжало, в глазах зарябило, я едва не упал – присел на корточки и сжал голову руками.

Произвести маркировку носителя, как дружественного? – спросил голос.

Произведи! – мысленно выкрикнул я.

Снова жужжание. Сквозь него донесся голос цыганки:

– Музыкант, да что с тобой такое?

Я отнял ладони от лица, она схватила меня за локоть и помогла выпрямиться. Красный кружок исчез, ее силуэт стал зеленым.

– Эти мутанты меня вроде не увидели, но если ты будешь так орать, то они нас услышат. Чего тебя трясет?

Оттолкнув ее, я стал натягивать куртку. Левая рука сгибалась так же, как правая – вцепившаяся в нее «личинка» почти не мешала.

– Это из-за того излучения, – сказал я. – Оно мне все мозги запрессовало.

– Слушай, а чего оно светится? – удивилась Эви, показывая мне за спину, и я оглянулся.

Из-под фасетчатого колпака лился багровый свет, словно внутри бушевало пламя. Жар теперь ощущался даже в том месте, где мы стояли.

– Как думаешь, не взорвется оно? – опасливо спросила цыганка.

– Может взорваться, – неуверенно сказал я. – Когда я туда влез, жара начала усиливаться. Может, там какая-то система защиты включилась?

– Ну так валим отсюда!

– Без машины я никуда не пойду.

– Да как ты ее наверх поднимешь? Та платформа не работает. Твой самоход тебе что, дороже жизни?

– Да, – сказал я. – Дороже. Пошли поглядим, что там с той платформой.

Мы заспешили к подъемнику под стеной. Наложенная на окружающее световая модель подпрыгивала в такт шагам, линии дрожали и смещались, но исправно повторяли очертания всех предметов. Светящийся зеленым силуэт цыганки быстро двигался рядом. А я с удивлением прислушивался к себе. Казалось, что подобные невероятные вещи – это удивительное «оружие технотьмы», намертво прилипшее к моей руке, голос, звучащий прямо в голове, светящиеся линии и прочее – должны вызвать у любого нормального человека невероятное удивление, оторопь, ступор… Но я не был очень уж ошарашен. То есть, конечно, все это было странно и неожиданно, но не покидало чувство, будто я столкнулся с чем-то смутно знакомым, и это вызывало ощущение полуреальности, какой-то неверности, зыбкости происходящего.

Зафиксировано изменение параметров окружающей среды, – произнес отрешенный голос. – Изменение термической характеристики… Быстрое усиление корпускулярного излучения… Локализую источник… Источник локализован.

Раздался тонкий писк, я оглянулся – в том месте, где стоял летательный аппарат доминантов, на световой модели зажегся пульсирующий ярко-желтый треугольник. Он мигал в такт писку.

Источником определен: левитатор-разведчик «ГРАНТЕЙ». Внимание! Угроза существования носителя! Немедленно покинуть зону взрыва!

«Какого еще взрыва?» – мысленно выкрикнул я.

ВЫЗОВ СПРАВКИ. Любое квазиживое устройство ТЕХНОТЬМЫ снабжено системой автосуицида. Левитатор «ГРАНТЕЙ» определил вторжение чуждого носителя и включил алгоритм самоликвидации. Немедленно покинуть зону взрыва!

Мы были уже возле платформы, я запрыгнул на нее, подбежал к пульту. Несколько кнопок, тумблеры, датчики… Вот это точно была обычная человеческая техника – и она не работала!

– Что теперь, доставщик? – спросила Эви. – Давай вверх по этой рельсе!

Я повернулся кругом, рассматривая зал.

Немедленно покинуть зону взрыва!

– В том зале никакого выхода наружу нет? – Я ткнул пальцем в сторону железных ворот и увидел стоящего в проеме худого мутанта – патлатого, очень бледного, в набедренной повязке и с длинной костью в руках.

– Нету, нету! – крикнула Эви. – Смотри, это их… ну, будем говорить, вроде вождя ихнего. Наверх давай!

Я соскочил с платформы, присел, заглядывая под нее, потом выхватил из бухты конец кабеля. Другой конец уходил к платформе.

– Через него подъемник питался вроде, – сказал я. – Когда он вверх ползет, кабель внизу разматывается.

Мутант в воротах исчез.

– Наверх лезем, Музыкант!

Немедленно покинуть зону взрыва!

– Разматывай его! – Я схватил конец кабеля и помчался к летательному аппарату.

– Ты куда?! – донеслось сзади.

– Разматывай!

Волны жара катили навстречу. Красный треугольник, наложенный на летательный аппарат, пульсировал и тревожно звенел. Какие-то сбои начались в световой модели: она иногда подрагивала, линии расплывались, но потом снова становились четкими.

Зафиксировано динамическое смещение носителя к источнику опасного корпускулярного излучения. Немедленно покинуть зону взрыва!

«Не могу! – мысленно выкрикнул я. – Мне надо поднять ту машину!»

Неопределенность концепции «машина»… Неопределенность концепции «поднять»… Неопределенность концепции «ту»… Немедленно покинуть зону взрыва!

Я достиг круга черепов. Оглянулся – Эви у подъемника разматывала кабель, от ворот к ней бежали мутанты.

Попытавшись припомнить, как любил изъясняться мой старый учитель Орест, погибший несколько сезонов назад на горе́ Крым, я произнес:

– Чтобы покинуть зону взрыва, носителю необходимо… необходимо транспортировать за ее пределы механическое средство передвижения под названием «Зеб». «Зеб»! Кто бы ты ни был, покопайся в моих мыслях – ты поймешь, о чем я!

Концепции определены, – произнес голос после паузы. – Вычисляю возможные варианты решения.

Бежать было невозможно, я теперь едва шел, волоча кабель, сгибаясь под ударами жарких волн, плещущих из недр аппарата. Сквозь гул сзади донесся сухой кашель «шершней» – Эви стреляла в мутантов. Глубоко вдохнув, я перекинул конец кабеля через плечо и полез под колпак.

Световая модель дрогнула, в воздухе вокруг возникла длинная мерцающая стрелка, пересекла пространство, отразилась от стены и вернулась ко мне. Защелкало, сбоку в поле зрения побежал столбик каких-то значков… Потом голос произнес:

Необходимо осуществить энергообеспечение подъемного механизма.

«Это я и сам знаю! Как его осуществить?!

Необходимо подключить энергопроводящий кабель к силовой установке левитатора.

«Знаю! Как? К чему его там подключать?»

Я ввалился в кабину, протащил кабель сквозь густой обжигающий воздух вокруг впадины с мертвецом. Казалось, что фигура доминанта шевелится в волнах жара, светлые одежды трепещут, окруженные роем искр.

Я услышал треск своих бровей. И увидел выступающий из стены бок силовой установки. Массивные катушки на ней сияли, как два солнца.

Необходим контакт энергопроводящего кабеля с кинетической спиралью.

«Какой контакт? Мне что, просто бросить его туда?»

Неопределенность концепции «просто»… Неопределенность концепции «бросить» в контексте концепции «туда»…

Два моих сердца колотились в груди, ноги дрожали, руки ходили ходуном. Я дернул кабель на себя, размахнулся и швырнул что было сил. Конец его плетью ударил по одной из катушек – и прилип к ней. Черная изоляция запузырилась, потекла. Кабель повис в воздухе, протянувшись от катушки к прорехе в колпаке кабины. Развернувшись, я на подгибающихся ногах поплелся обратно. Под самым колпаком упал – и едва смог встать.

Снаружи было немного прохладней. Тяжело дыша, я поковылял к «Зебу», пересек полукруг черепов. Лампочки на пульте подъемной платформы горели. Эви, целиком размотав кабель, присела за стойкой пульта, выставив пистолет, но не стреляла – скорее всего, берегла патроны.

Больше десятка полуголых патлатых мутантов бежали к ней от железных ворот.

Приближение носителя! – заговорил голос. – Произвести маркировку носителей, как нейтральных? Произвести маркировку носителей, как дружественных?

Силуэты мутантов окрасились желтым, потом – зеленым.

«Каких еще дружественных? – мысленно выкрикнул я, приближаясь к „Зебу“. – Это враги!»

Произвести маркировку носителей, как вражеских?

«А я о чем?!»

Мутанты пересекли половину расстояния от ворот до подъемника, когда их силуэты мигнули, и в центре каждого возник красный кружок.

Система работает в безопасном режиме! – заговорил голос. – Отсутствует перевод в средний и глубинный слои ментальности! Поражение не больше одной цели! Квазиживое оружие ТЕХНОТЬМЫ «Сингулятор-Х121» готово к работе. Невозможно создавать сингулярности класса А-1 и Б-2, работаем только с сингулярностями класса В-3». Поразить цель?