Текст книги "Альбинос (сборник)"

Когда я забрался на палубу самохода, кружок на бегущем первом мутанте замигал. Нырнув в рубку, я врубил двигатель. Голос повторил:

Поразить цель?

– Таки поражай уже! – крикнул я, трогая самоход с места.

Для успешного поражения цели требуется согласованные действия квазиживого оружия «Сингулятор-Х121» и носителя. Запрашиваю разрешение контроля над нейрологическим центром носителя с целью осуществления сингулярного поражения.

«Зеб» катил к подъемнику, с другой стороны к нему бежали мутанты. Эви за пультом оглянулась, сунула револьвер в кобуру и побежала мне навстречу. Двое мутантов сразу метнули в нее короткие копья, но промахнулись.

Запрашиваю разрешение контроля…

Нейрологический центр? Я понятия не имел, что это такое, но подозревал, что голос хочет покопаться в моих мозгах. Допускать этого я не желал и поэтому спросил, поворачивая рулевое колесо:

– Что мне надо сделать?

Для успешного поражения цели требуется согласованное дествие квазиживого оружия и носителя…

– И что это значит?!

Удерживая штурвал правой рукой, я боком шагнул в дверь. Поднял левую руку, направив сжатый кулак в сторону мутантов.

Световая модель мигнула, а бледно-красный кружок на первом мутанте налился алым.

Произвожу корректировку… Поражаю цель…

И тут он ее поразил. То есть уж поразил – так поразил! Хорошо, что я вовремя согнул кисть книзу! Хотя если бы знал, чем стреляет сингулятор, то лучше бы отпилил его вместе с рукой.

Узкий ствол выдвинулся из «личинки» примерно на длину указательного пальца. Она сильнее сдавила мою руку, раздался нарастающий вой, а потом эта чудовищная тварь выплюнула… ничто.

А как еще его было назвать? Ну, разве что – «нечто».

Сингулярность класса В-3 выглядела как черный шарик размером с сустав пальца или, может, чуть побольше. Он был очень черным – свет словно проваливался в него.

Шарик вылетел из ствола, стремительно вращаясь (вращение не было видно глазу, но оно ощущалось, хотя не знаю, каким органом чувств) и полетел в первого мутанта – вождя, который уже почти добежал до подъемника. Полет шарика был быстрым, но все же не таким, как у пули.

Он врезался в мутанта, когда тот прыгнул на платформу.

Потом произошло примерно то, что бывает, если тяжелый камень упадет в воду.

Реальность плеснулась. Пространство под черным шариком провалилось и лопнуло, впустив его куда-то внутрь себя. Все вокруг изогнулось, вытягиваясь, все предметы исказились, как отражения на поверхности воды.

Мутанта не стало. Он исчез почти мгновенно, и все же мне показалось, что вождь не просто так испарился куда-то, но втянулся в пробитую сингулярностью дыру. Тех, кто бежал за ним, бросило вперед – они заскользили по полу, как если бы тот вдруг стал наклонным.

Пространство распрямилось и вновь стало гладким. Воронка исчезла, очертания предметов выровнялись, и мутанты, которых какая-то сила волокла по полу, остановились.

Они вскочили, недоуменно оглядываясь, один растерянно взвыл, другой в исступлении заколотил себя костью по груди, словно по барабану. Не знаю, я бы, наверное, тоже бурно реагировал, если бы моего командира затянула в себя какая-то невидимая ловушка, внезапно возникшая в воздухе перед ним.

«Зеб» подкатил к подъемнику. За всеми этими делами я упустил из виду Эви и дернулся, когда увидел ее рядом – цыганка успела забраться на палубу.

– Что у тебя? – крикнула она. – Чего ты застыл с поднятой рукой?

В световой модели ее силуэт по-прежнему был очерчен зеленым контуром.

– Рули! – приказал я, вываливаясь из рубки. – Штурвал держи и тормози, когда въедешь!

– А ты куда?

– Включу подъемник!

Эви схватилась за штурвал. «Зеб» качнулся, когда передние колеса вкатились на пандус. Я вылетел из рубки, как раз когда первый мутант вскочил на другой конец платформы. Вскинул руку, увидел, как красный кружок замигал в центре светящегося контура, которым световая модель очертила его фигуру, и скомандовал своему недавно появившемуся внутреннему голосу:

«Поразить цель!»

Глава 9
Друзья из Омеги

Мне пришлось стрелять еще дважды, а потом голос объявил, что сингулятору требуется время на подзарядку, но это было уже не очень важно: подъемник к тому моменту полз вверх и мутанты остались далеко под нами.

Я перегнулся через край, разглядывая серый пол, который становился все дальше. В бетоне под платформой было квадратное углубление, там стоял трансформатор, кабель от летательного аппарата тянулся к нему, а от него другой шел к рельсе, вдоль которой полз подъемник. Трансформатор искрил и дымился.

– Можем не успеть! – крикнул я, повернувшись к «Зебу», на палубе которого стояла Эви. – Если трансформатор навернется…

Левитатор испускал багровый свет, фасетчатый колпак плавился, терял форму, и оставалось только молиться всем демонам Пустоши, чтобы силовая установка аппарата не взорвалась до того, как поднимется платформа. Я снова уставился вниз.

На плечо мне опустилась рука, и Эви спросила:

– Что ты сделал с ними?

– С кем?

– Не прикидывайся! Что ты сделал с теми мутантами? Я же видела, они вдруг стали просто исчезать!

– Не сейчас, – бросил я, выпрямляясь. – Выберемся наверх, тогда расскажу.

Она топнула ногой.

– Ладно, но ты мне все расскажешь! И не вздумай меня обмануть, доставщик! Это такая удивительная вещь, исчезающий прямо в воздухе мутант… Ну, я умру от любопытства, если не узнаю, как ты это проделал!

Оглянувшись на Эви, я упустил из виду преследователей, и когда снова посмотрел вниз, их там уже не было.

– Э! Где тварюки? – Я улегся грудью на край платформы, вытянул шею.

Эви вцепилась в мои лодыжки.

– Не свались, доставщик. Ты мне дорог, как водитель этого самохода.

Мутанты цепочкой ползли по штанге-направляющей.

Голос в моей голове сказал:

Зарядка сингулятора завершена.

И тут же силуэт первого подземного жителя очертился красным контуром, в котором возник мигающий кружок.

Поразить цель?

Я поднялся на колени, раздумывая. Может, сингулярность третьего класса повредить штангу вместе с токопроводящим контактом, от которого питается мотор подъемника? Еще как может…

– Отменить! – приказал я.

– Что? – спросила Эви. – Что отменить? С кем это ты разговариваешь? Музыкант, а ну рассказывай мне все!

– Еще немного подожди, – ответил я. – Вроде эти мутанты не быстрее платформы ползут. Надо вернуться на «Зеб», чтобы сразу съехать с нее, как поднимемся.

– Это если там наверху можно будет съехать. Неизвестно ж еще, куда оно нас вывезет.

Я пожал плечами, кинул последний взгляд на плавящийся колпак левитатора и направился к самоходу.

– Сейчас увидим.

Платформа вплыла в прямоугольный проем, полностью закрыв его, так что в щели между краями и железными плитами, которыми была покрыта земля вокруг, не протиснулся бы никакой мутант. Мы попали в центр разрушенного поселения, явно построенного еще до Погибели. Или это был не поселок, а лагерь? База? Военная база… ну да, наверное, так и есть.

Я заранее раскочегарил движок и сразу дал газу, как только появилась возможность ехать.

Вокруг стояли приземистые бараки, между ними тянулись дороги из бетонных плит. Асфальтовые площадки от времени покорежились так, что в дырах росли большие деревья, а одно пробилось даже сквозь пол и потолок барака, взломав шиферную крышу, над которой теперь шелестела пышная крона.

Эви выглянула из рубки.

– Вечер скоро.

Проем окружал низкий ржавый заборчик, с одной стороны в нем был широкий просвет. Платформа замерла вровень с листами железа, покрывающими землю вокруг. Когда мы съехали с нее, стало видно, что за кирпичным зданием стоит здоровенный тягач со сгнившими шинами. Размерами он превышал «Зеба», имел квадратную, вконец проржавевшую кабину и прицеп, на котором лежал длинный широкий цилиндр, плавно закругленный на одном конце и с оперением на другом.

– Слушай, да это ж ракета, – сказала Эви. – Такой этот… летательный снаряд, который наши предки врагам своим на головы запускали, и он взрывался.

Прямоугольник, в который вплыла платформа, находился в начале бетонной дороги. Я повел «Зеба» между бараками, деревьями и буйно разросшимися кустарником. Из-под земли полился гул, и она задрожала.

Мы оглянулись; Эви присела, я покрепче вцепился в штурвал. Гул усилился. Периметр платформы, целиком закрывшей прямоугольный проем, очертился полосой дыма, который со свистом рванул наружу вместе с раскаленным воздухом, а потом толстую бетонную плиту подъемника, укрепленную железной опалубкой и рамой из сваренных металлических уголков, подбросило кверху.

Она взлетела на подушке из густого темного дыма. Следом вырвался огонь. Плита раскололась напополам, одна часть рухнула обратно и пропала в бушующем пламени, вторая, кувыркаясь, полетела прямо на нас. Эви ойкнула, а я с перепуга так утопил газ, что педаль полностью ушла в пол. Двигатель взвыл, будто шакал, которому наподдали носком сапога под хвост.

– Ай! – крикнула Эви, вцепившись в мое плечо.

Самоход рванулся вперед, своротив краем кабины остатки кирпичной стены. Обломок подъемной платформы врезался в землю позади – воткнулся в нее, как тесак в доску, и остался наклонно торчать к небу, почти закрыв от нас взрыв.

Пламя опало, ветер относил дым в сторону. Я уменьшил скорость и вытер вспотевший лоб. Пальцы дрожали, два моих сердца затеяли игру «кто кого перестучит».

Эви наконец отцепилась от меня, попятилась и вывалилась из рубки. Обойдя ее, встала на корме, разглядывая торчащий из земли обломок.

– Не суетись, – посоветовал я. – Мутантам точно конец.

Она ушла в носовую часть и встала там, сложив руки за спиной, качнулась с пяток на носки. Я сосредоточился на световой модели окружающего, которая все еще горела вокруг меня, и мысленно позвал:

«Эй! Как тебя… Система!»

Для коммуницирования возможен ментальный запрос «Операционная Система ОРУЖИЕ ТЕХНОТЬМЫ 7», – сказал голос.

«Слишком длинно. Будешь просто Системой. Или нет, голос у тебя мужской… Ладно, будешь Голосом. Ты понял? Теперь если я громко думаю „Эй, Голос!“, то это я к тебе обращаюсь. Так вот, Голос: ты можешь отключиться?»

Спящий режим, – непонятно ответил он.

«В смысле? Ладно, значит, можешь перейти в этот спящий режим, когда я скомандую?»

Подтверждение.

«А в каком режиме ты сейчас?»

В данный момент Система работает в безопасном режиме. Для перехода в полноценный режим необходимо дальнейшее изучение нейрологического центра носителя и корректировка параметров. На это потребуется от семисот до трех с половиной тысяч единиц стандартного времени.

«А в часах это сколько будет?»

Неопределенность концепции «часах»…

«Ну а в днях? Хоть про день-то ты знаешь?»

Неопределенность концепции «днях»…

«Ну ладно, ладно! Что будет, когда ты скорректируешь все параметры?»

Возможен перевод носителя в средний и высший слои ментальности, а также создание сингулярности Б-2 и А-1 классов. Так же поражение трех и более целей одновременно в случае дополнительной корректировки системы управления сингулятора и нейрологического центра носителя.

«Но пока что ты можешь отключить свою… линии эти свои светящиеся? Они мешают мне. Ты понял, о чем я?»

Неопределенность концепции «мешает»…

– Блин дырявый! – выругался я. – Ну хорошо, они нарушают… нарушают динамику перемещений носителя в окружающей среде!

Подтверждение, – ответил Голос после паузы. – Корректирующая сетка отключена.

Мерцающие линии мигнули и пропали. Я поморгал, потер глаза и схватился за штурвал, поворачивая «Зеба». Сквозь пролом в бетонной ограде мы выехали за пределы базы, к очень длинному пологому склону, ведущему к низине, которую окутывала серая дымка.

Солнце садилось за спиной – значит, самоход двигался в нужном направлении.

Эви стояла на носу, иногда оглядывалась на меня и снова отворачивалась. Я осторожно потер левое запястье. Узкий ствол спрятался назад в плоский корпус сингулятора, и пальцы едва нащупали дульный срез.

«Зеб» тяжело покатился по заросшему островками травы каменистому склону. Сквозь шум мотора донеслись шаги, я поднял голову – Эви возникла в дверях и сразу решительно заговорила:

– Ну что, Музыкантик, теперь рассказывай. И не вздумай снова отнекиваться, понял? А то я сильно, по-настоящему сильно разозлюсь!

Она так впилась в меня своими большими темными глазами, что мне осталось лишь кивнуть.

– Ладно, расскажу.

– Можешь приступать прямо сейчас!

* * *

– Это что, Муром?

– Он самый.

– Мелкий городишка.

Я кивнул:

– И ничем не примечательный. В Рязани интересней.

«Зеб» катил к низине между двумя длинными пологими склонами. Через нее текла речка, из нее торчали залепленные мхом камни, островки травы и обломки бетонных плит. На ближнем берегу стояли дома поселка. Большинство старых построек давно разрушились, и местные возвели свои хибары на древних фундаментах, примостили дощатые стены к старым кирпичным кладкам, навесили на них кровли из жести и осколков шифера, склеенных смолой липты.

Деревья вдоль реки почти все повырубили и сложили из них добротный мост, а прямо на нем сделали таможенный пост. Я-то уже бывал здесь и не удивился, а вот Эви долго пялилась на бревенчатую башню, высившуюся посреди моста, который исчезал в большой полукруглой арке и возникал снова позади башни, выныривая из второго проема. На наших глазах под башню въехали, тарахтя моторами, два сендера, казавшиеся отсюда не больше спичечных коробков. Такими деревянными коробками снабжает всю южную Пустошь один из харьковских Цехов – он занимается взрывчатыми и всякими горючими смесями, и спички у него вроде как побочная продукция.

Настил моста был железным, по краям шли перила из бревен. Река бурная, дно каменистое, потому тут долго переправу наводили, основательно строили, ведь ближайший брод аж у самого Спасска, и туда день пути.

На другом берегу построек почти не было, сплошные развалины. Хорошо утрамбованная земляная дорога извивалась между ними и уходила вверх по второму склону. До Арзамаса от Мурома не очень далеко, за полночи можно доехать, если не попадешься в устроенную кетчерами ловушку, не нападут кочевые мутанты или стая мутафагов.

– А это что? – Эви показала на свободную от построек большую квадратную площадку недалеко от моста. Там стояли несколько разномастных машин.

– Стоянка. – Я потянулся за висящим на крюке биноклем. – В Муроме часто караваны тормозят, отсюда дальше или в Московию, или к Арзамасу, или на юг уходят. И этот… – Приникнув к биноклю, я кивнул сам себе и заключил: – Этот караван мне знаком.

«Зеб» покачнулся, бинокль немного сместился, и в окуляре мелькнул тусклый железный панцирь. Что такое? Я стал рыскать взглядом по Мурому… Танкер. Еще один. И третий, притаившийся в тени каменной стены… А вон и четвертый!

А те сендеры, проехавшие через мост, разве не были они особой вытянутой формы? Именно такие клепают в Замке Омега…

И тут же Эви выдохнула:

– Омеговцы!

Я опустил бинокль. Цыганка подалась вперед, сжав кулаки. Глаза у нее, стало быть, поострее моих – заметила солдат и без бинокля.

– Они что, оккупировали этот твой Муром? Тормози!

Повесив бинокль, я взялся за штурвал, но тормозить не стал. Ограды у поселка не было, мы приближались к крайним постройкам.

– Музыкант, тормози!

Она схватилась за штурвал, но я откинул ее кисть и сказал рассудительно:

– Во-первых, нас уже заметили, если сейчас вдруг в сторону отвернем, подозрение вызовем. Во-вторых, никакая это не оккупация, по-моему, наемники здесь просто квартируют. В-третьих, объезжать Муром – это почти на сутки, потому что по сторонам река глубже становится. Не мельтеши, едем дальше.

Она глубоко вдохнула и медленно выпустила воздух из легких, пытаясь успокоиться. «Зеб» проехал между фанерной будкой с крышей, покрытой ветошью, и торчащей из земли бетонной плитой. На плите, болтая ногами, сидели два мальчишки-оборванца. Из будки высунулась унылая, заросшая щетиной рожа, оглядела самоход и убралась обратно.

– Сколько отсюда до Арзамаса? – спросила Эви.

– Примерно полночи ехать. Это если ни в какие неприятности не ввязываться, а с тобой я постоянно ввязываюсь.

– Чего это – постоянно? – возразила она. – Омеговцы только за нами погнались, и все. Слушай, а можно я еще эту штуку потрогаю?

– Какую именно? – уточнил я.

Она коснулась моего левого запястья. Пощупала его осторожно и пробормотала:

– А ведь вообще незаметно… И не отодрать, говоришь, никак? Музыкант, а у Меха-Корпа ведь мастерские всякие, приборы там навороченные… Может, им показать эту руку твою, чтоб исследовали?

Не отпуская штурвал, я схватил ее за шиворот и рывком притянул к себе.

– Не вздумай никому рассказывать, что у меня этот набалдашник на руке, поняла?! Не хочу, чтобы умники всякие мне в мастерских своих отпиливать ее начали! Ни слова, ясно тебе?!

В живот уперлось что-то твердое, я скосил глаза – это был ствол «шершня», который Эви незаметно достала из моей кобуры.

– Да ладно, ладно, – примирительно сказала она. – Отпусти уже. Это, которое у тебя на руке – это твоя тайна, не моя, и если не хочешь никому больше про нее рассказывать, то и ладно. Ну, отпусти, что за дурные манеры, кто так с девушками заигрывает?

– Я с тобой не заигрываю, – проворчал я, слегка оттолкнув ее от себя. – И в Гильдии своей тоже не вздумай болтать.

Пожав плечами, Эви отдала пистолет и отвернулась. «Зеб» как раз ехал мимо омеговского танкера, стоящего под дверями местной гостиницы – единственного на весь городок двухэтажного дома. Люк на угловатой башне с длинным орудийным стволом был откинут, рядом полулежал солдат в темной форме и лениво глядел на нас. У дверей гостиницы на лавках за большим столом ужинали еще несколько наемников, все они подняли головы, когда мы проезжали мимо.

– Не поворачивайся! – прошипела Эви и вперила взгляд в переднее окно рубки, будто углядела за ним что-то потрясающе интересное. – Пусть они думают, что нам все до мутафага, и мы спокойны, абсолютно спокойны, как танкеры!

Мы проехали мимо, показывая солдатам свои невозмутимые профили в боковом окне рубки. Когда миновали еще два поворота, впереди открылась большая квадратная стоянка для караванов, окруженная забором из криво вкопанных в землю бетонных столбцов высотой мне по колено. Между ними протянулась ржавая колючая проволока, в некоторых местах ее заменили еще более ржавые цепи. Они покачивались, тихо звякая на ветру.

На стоянке было несколько машин.

– Зачем ты сюда зарулил? – спросила Эви. – Нам сразу к мосту надо и тикать отсюда со всех колес.

Я покачал головой.

– Нет. Заправиться хочу, да и дельце у меня тут одно.

– Музыкант, какое еще дельце?! – заволновалась она, искоса поглядывая вправо. С той стороны из боковой улочки показались две трехколесные мотоциклетки. Под бронированными обтекателями с узкими смотровыми щелями были грубо намалеваны желтые подковы.

Машины остановились. Сидящие на них солдаты-наемники провожали нас взглядами, медленно поворачивая головы в черных шлемах. Один, держащий свой шлем в руке, приподнялся на подножке и заслонил ладонью глаза от бокового ветра, несущего пыль и мелкий сор. На плече его висел автомат с коротким стволом.

– Расслабься и получай удовольствие, – посоветовал я, проезжая мимо.

– Не умею я расслабляться, когда друзья из Омеги рядом!

«Зеб» катил дальше. Позади зарокотал мотор, и оглянувшаяся Эви сказала:

– Так я и знала! Одна мотоциклетка за нами едет.

– А вторая?

– Вторая отвалила куда-то, а эта…

– Они просто едут?

– Ну да. – Она еще раз оглянулась. – Едут, сволочи, неторопливо так, да на нас поглядывают.

– Ну и пусть едут.

Высунувшись в дверь, я крикнул:

– С дороги!

Впереди босой мальчишка в шортах и драном фартуке катил тележку с грязными овощами, за ним шла тетка в домотканом платье и заляпанном грязью переднике. Она показала нам кулак, мальчишка плюнул в сторону самохода и наподдал, меся землю худыми пятками. Я не снижал хода, и парочка выскочила на обочину из-под самых колес. Они направлялись к раскинувшемуся между развалинами шумному блошиному рынку – продавцы держали свой товар прямо на досках, уложенных поверх стопок шин или столбиков из кирпичей, либо носили его в лотках на груди. Посреди рынка блестела маслянистой пленкой большая лужа, на ней был кривой помост с табуретами, на которых сидели люди с чашками и мятыми железными кружками в руках. На краю помоста стояла бочка с прикрученным к боку краном, рядом – толстый мужик. Он принимал у клиентов монеты и наливал им какую-то бурду. Рядом лежала кучка всякой мелкой дряни – некоторые жаждущие расплачивались не деньгами, а утварью, патронами, кусками пластика или едой.

– Вот, куда они едут, – заметил я, когда мотор сзади зарокотал в другой тональности.

Мотоциклетка свернула, перевалив неглубокую канаву, затормозила на краю базара. К ней сразу сунулись несколько торговцев и юных попрошаек, солдаты шуганули их, слезли с машины. «Зеб» уезжал все дальше, базар почти закрыли развалины. Я приподнялся на цыпочках, выглядывая над головой Эви. Один солдат остался возле мотоциклетки, второй направился к помосту с бочонком.

– Вот и все, а ты боялась, – сказал я.

Эви сдула с лица черную прядь и вышла наружу. Я повернул к проезду на стоянку. За низкой оградой стояли в ряд три грузовых самохода: широкие длинные платформы без кабин, накрытые брезентовыми тентами. Впереди сиденья с рулевым колесом, а вся задняя часть отдана под груз. Горы ящиков, мешков и тюков стягивали ремни, идущие от скоб на бортах, верхней частью груз подпирал тент, отчего тот горбился. На одном самоходе товара почти не было – должно быть, сбросили где-то в пути заказчику или даже здесь, в Муроме.

Перед самоходами стояли несколько сендеров и мотоциклеток, между ними – прицеп с пузатой железной бочкой, где хранилось топливо, которым караван заправлялся в дороге. На бочке восседал пузатый бородач в шароварах, с толстым белым шрамом на брюхе и патронных лентах крест-накрест. В руках его была большущая тыквенная фляга, он часто прикладывался к ней и гулко отрыгивал.

Темнело. Когда «Зеб» начал въезжать на стоянку, откуда-то сбоку вылетел худосочный прыщавый парень с ружьем и динамитной шашкой за поясом. На голове его вместо шапки красовалось плетеное донышко от корзины, подвязанное лентой.

– Эй, стой! – заорал он и резко остановился, узнав «Зеб».

– Не мельтеши, Чика, – сказал я. Выглянув из рубки, махнул рукой Скорпу, сидящему на топливном прицепе. Тот в ответ стукнул себя кулаком в грудь и снова приложился к фляге.

– Так это знакомцы твои? – поняла наконец Эви, выходя на палубу. – Ты, что ли, с этим караваном раньше разъезжал?

Я отвел «Зеб» подальше от въезда на стоянку, заглушил движки и вышел. Скорп с бочки так и не слез, да и Чика стоял на прежнем месте… Что это с ним? Даже рот приоткрыл? Я проследил за его взглядом и понял, что он пялится на Эви. Цыганка стащила куртку, бросила на палубу, спрыгнула и зашагала к водяной колонке неподалеку от топливного прицепа.

– Эй, паря, – сказала она, проходя мимо Чики, – покачай.

Тот моргнул, провожая ее взглядом.

Выражение его лица вдруг заставило меня по-новому взглянуть на спутницу. Раньше я как-то не смотрел на нее… то есть не смотрел как на женщину. Она была пилотом авиетки, небоходом, случайной попутчицей, втравившей меня в неприятности, стрелком, бойцом – кем угодно, но не молодой симпатичной женщиной. А теперь я вдруг осознал, что Эви она самая и есть. Крепкие округлые ягодицы под обтягивающей кожей бридж перекатывались при ходьбе очень задорно и даже, я бы сказал, призывно, да и грудь под грязной майкой покачивалась так, что впору хватать хозяйку этой груди за руку и тянуть в ближайшее уединенное место, бормоча на ходу что-то насчет того, что тебе необходимо рассказать ей по секрету нечто удивительно важное…

– Паря, че рот разинул? – крикнула Эви, встав возле колонки. – Тебе это идет, конечно, но все равно – отмерзни! Ты, ты, с корзинкой на башке, я к тебе обращаюсь! Полей мне, слышь?

Чика сорвался с места. Приклад длинного ружья зацепился за бугорок, хлопнул по икре, он едва не упал, притормозил, перевесил оружие за спину и снова бросился вперед.

Эви склонилась перед торчащей из земли загнутой в виде запятой трубы, от которой отходил кривой длинный рычаг. Чика с ходу навалился на него и стал дергать так, что вода ударила из крана толстой шипящей струей.

– Ну, ты! – Эви отскочила, мокрая с ног до головы. – Че размахался? Эк тебя взбудоражило! У вас, стало быть, с красивыми молодыми девками туговато в караване, а? Ну, я тебя понимаю, но не сочувствую. Лей давай, только аккуратней!

Она встала на колени сбоку от трубы, придерживаясь за нее одной рукой, сунула под струю голову. Снова полетели брызги, майка Эви быстро промокла. Нимало не стесняясь того, что под нею ничего больше нет, цыганка стащила майку, повесила на трубу, схватила из приваренного к колонке железного корытца оплывший кусок мыльного камня и принялась тереть торс.

Скорп на бочонке приподнялся, разглядывая Эви. Чика качал как оглашенный, вытаращившись на цыганку и свесив нижнюю челюсть до земли.

Других людей на стоянке видно не было. Кто-то из караванщиков мог отсыпаться в кабине, остальных Берия отпустил в город отдохнуть.

– Привет, – сказал я Скорпу, останавливаясь под прицепом. – Вас дежурить оставили?

– Угу, – сипло откликнулся пузан и свесился с бочки, протягивая флягу.

Сделав пару глотков, я фыркнул, встряхнув емкость – там помещалось, наверное, не меньше пары литров самогона, – и смахнул выступившие на глаза слезы.

– Че за девица? – спросил Скорп.

Я пожал плечами, возвращая флягу.

– Случайно в пути подцепил. Вернее, это она меня подцепила.

– Ты ж никогда пассажиров не брал.

– Ну а теперь вот пришлось. Где Берия?

Не оглядываясь, Скорп махнул за спину. Я поставил ногу на край прицепа, схватившись за приваренную к бочке скобу, приподнялся и глянул поверх самоходов. За ними приткнулся грузовик караванного старшины: очень узкая кабина, позади нее прямоугольная платформа, накрытая половиной цистерны, которую как-то исхитрились разрезать вдоль. В задней полукруглой части были дверцы, над кабиной торчал флагшток из арматуры с трепыхающимся на ветру вымпелом каравана.

– Спит? – спросил я.

Скорп кивнул и снова приложился к фляжке. Эви закончила мыться, бросила мыльный камень в корытце, взяла майку с трубы и, вытирая лицо, повернулась к «Зебу». Чика продолжал остервенело качать, вода била в землю, разлетаясь брызгами. Цыганка щелкнула его по носу и пошла к самоходу. Чика отцепился от рычага, выпрямился, провожая ее взглядом.

– Эк его раскочерыжило, – хмыкнул Скорп. – Ачё за форма у нее… из небоходов, что ли?

– Чика! – позвал я вместо ответа. – Подбери челюсть и ходи сюда.

Он пошел к нам, то и дело оглядываясь. Эви забралась на самоход и скрылась в рубке.

– Музыкант, а это… – начал Чика, подойдя к бочке, но я поднял руку.

– Стоп! Ты старшому мою просьбу передал про аккумулятор для пускового движка?

– А? Я… – Он снова оглянулся, и тогда я отвесил ему подзатыльник. Чика тряхнул головой и сказал:

– Передал, передал! Слушай, а вот эта…

– И вы его уже купили? – перебил я.

– Не, мы ж только разгрузились. Берия хотел завтра к Потапу заглянуть по своим делам, ну и движок твой прикупить. Музыкант, ты скажи, эта…

– Это – Эви. Она из Гильдии. Я подвожу ее до Арзамаса. Сам туда же везу груз. Она тебе не даст. Еще вопросы?

Эви появилась снова – без бриджей, босая, только в моей рубашке, рукава которой были ей слишком длинны, и присела на краю палубы, свесив голые ноги. И принялась болтать ими.

Чика поправил ремень, повел плечами и, выпятив грудь, широко зашагал к «Зебу», будто собрался брать его с боем.

– Как здесь? – спросил я у Скорпа.

– Тихо.

– А почему омеговцы в городе?

Скорп заткнул флягу пробкой, улегся на бок, вытянувшись на бочке во весь рост.

– Да мутант их знает, Музыкант. Они раньше нас приехали.

– А местные что говорят?

– Да ничего. Довольны они – омеговцы в кабаках гудят, монеты тратят, девок местных щупают, соляру для танкеров своих покупают…

– То есть город они не захватили?

– Да какой там захватили! На постое просто. Вроде, я слышал, это только часть армии. Один батальон, а всего их тут несколько в округе. На войну они какую-то собираются, уедут завтра.

– На какую войну, с кем?

– Главное – не со мной. Ты у Берии поспрашай, он с Мигалой, хозяином гостиницы, сегодня долго базарил, так мог разузнать всякое. Только Берия отдыхает щас. Нездоровится ему.

– Все равно поспрашаю, – сказал я.

Чика уже стоял под «Зебом», задрав голову, и вел светскую беседу с Эви, которая склонилась к нему и хихикала. Вряд ли над его шутками – скорее над внешностью.

– Ну, попробуй, разбуди его, – ответил Скорп.

Я обошел прицеп, приблизившись к грузовику старшины, постучал кулаком по двери со стороны пассажира. Полез на подножку, но тут дверь раскрылась, и я спрыгнул обратно.

На подножке возник Берия – крупный лысый мужчина с необычно длинными усами, шелковистыми и мягкими, облаченный лишь в подштанники, прямо поверх которых был нацеплен ремень с кобурой.

Было уже темновато, и старшина не сразу признал меня.

– Кто тут?! – грозно пророкотал он, одной рукой держась за дверцу, а другую прижимая справа к пояснице.

– Музыкант это, – сказал я. – Как дела?

Подслеповато щурясь, Берия склонился надо мной.

– А, ты… Че хотел?

– Ты что, болен?

Морщась, он потер бок.

– Почки прихватило. Знал же, нельзя ту воду в Рязани пить. Там хоть через три фильтра пропускай ее, все одно под землей какая-то отрава туда попадает, которую никакие фильтры не берут… Ну, чего разбудил? Я к Потапу только завтра, аккумулятор твой не покупал еще. А теперь ты и сам можешь.

– Куплю, – кивнул я. – У меня другой вопрос. Что омеговцы тут делают? Скорп сказал: войной на кого-то собрались. На кого?

Старшина кинул хмурый взгляд через крышу кабины.

– Болтает много Скорп. Нажрется самогонки – и болтает.

– Так на кого они нападать хотят?

Он пригладил пятерней усы, присел на край сиденья, не закрывая дверцы, и тут сзади раздался шум мотора. Донеслись голоса, вскрик, клацанье затвора…

– Это еще что такое?! – Берия вскочил.

Грузовик скрывал от меня въезд на стоянку, и я побежал вокруг машины.

Эви спряталась в рубке «Зеба» и осторожно выглядывала из нее, Чика убежал к Скорпу – их обоих я не видел за топливным прицепом. Я сделал цыганке знак, чтобы оставалась на месте, и побежал.

Прямо посреди въезда стоял знакомый черный сендер, в котором разъезжал коренастый сержант с пышными седыми усами и бакенбардами. Он замер перед машиной, подняв большой вороненый револьвер.

В похожей позе, но с ружьем вместо револьвера, возле прицепа стоял Чика. Скорп высился над лежащим на земле омеговцем.

Второй солдат, отлетевший в сторону после удара Скорпа, валялся на спине с разбитым лицом и пытался приподняться, упираясь локтями в землю.