Текст книги "Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке"

Внутреннее противоречие террористической логики большевизма состояло в том, что, разрушая традиционные моральные и правовые нормы социальной организации, тотальный террор не содержал никаких внутренних ограничений, последовательно охватывая все общество и уничтожая гарантии безопасности самих «рыцарей террора» и даже его «чернорабочих». Методы его осуществления, заставляющие вспомнить террор якобинцев и апокрифические записки палача Сансона[599]599
  Сансон Г. Записки палача, или Политические и исторические тайны Франции. Луганск, 1993.


[Закрыть], имели гораздо более широкий адресат, охватывая не отдельные партии, но целые социальные группы. Его суть в качестве культурно обусловленного синдрома лучше всего выражается используемым в современной психологии понятием одного из малайских языков – «амок», означающим острое маниакальное возбуждение, сопровождающееся стремлением убивать.

8. Уничтожение права: от «революционного правосознания» к политической целесообразности

Предвидение «Вех» о том, что победа революции будет означать крушение права и наступление эпохи правового нигилизма, подтвердилось после большевистского переворота. В марксизме отношение к праву всегда было инструментальным: он отрицал существование неизменных этических и юридических принципов (поскольку юридические отношения различны в разные эпохи и у разных народов), настаивал на жесткой социальной детерминированности юридического конструирования (поскольку в основе всякой правовой программы лежат классовые интересы), выдвигал концепцию юридического волюнтаризма, поскольку правовые требования представляют собой «переменный элемент и время от времени пересматриваются» в интересах различных партий[600]600
  Энгельс Ф., Каутский К. Юридический социализм // Под знаменем марксизма. 1923. № 1. С. 70.


[Закрыть].

Большевистская теория права в концепции ее главного идеолога П. Стучки объявляла упразднение права основой культуры и определяла «культурное право» как «упрощенное право»[601]601
  Стучка П. Культура и право // Революция права. 1928. № 2. С. 20.


[Закрыть]. Классическая наука о праве представала «последним убежищем для всяких идеалистических и вообще идеологических пережитков»[602]602
  Стучка П. Материалистическое или идеалистическое понимание права? // Под знаменем марксизма. 1923. № 1. С. 131.


[Закрыть]. С позиций классовой концепции была отвергнута общая нравственная основа права, всякое право представало классовым, «буржуазным» феноменом (Е. Пашуканис), который вынужденно сохраняет действие в переходный период диктатуры пролетариата, служит конструированию новых социальных отношений (П. Стучка) и поэтому отмирает в условиях перехода от диктатуры к социализму (Я. Берман)[603]603
  Маркс и Энгельс о праве. М., 1925; Пашуканис Е. Общая теория права и марксизм (опыт критики основных юридических понятий). М., 1924; Гурвич Г. С. Нравственность и право. М., 1924; Стучка П. Революционная роль права и государства. М., 1924; Разумовский И. Социология и право. М., 1924; Адоратский В. О государстве. М., 1923 и т. д.


[Закрыть]. Преодоления «этических фетишей» предполагалось достичь с «преодолением товарного и правового фетишизма»[604]604
  Колоколкин В. Рец. на кн.: Пашуканис Е. Общая теория права и марксизм (М., 1926) // Под знаменем марксизма, 1926. № 9–10. С. 240.


[Закрыть]. Большевизм выступал против «фетишизма буржуазного права»[605]605
  Стучка П. Государство и право в период социалистического строительства // Революция права. 1927. № 2. С. 3–26.


[Закрыть] и не признавал «никакой абсолютной правоспособности, никаких неприкосновенных частных прав»[606]606
  Пашуканис Е. Марксистская теория права и строительство социализма // Революция права. 1927. № 3. С. 5.


[Закрыть]. Поскольку социальное «бытие» определяет юридическое «сознание», любому «сознательному пролетарию» легче «вырваться из когтей буржуазии» и понять смысл новых социальных отношений, чем «даже коммунисту с юридическим прошлым»[607]607
  Стучка П. Марксистское понимание права (Заметка не только для юристов) // Коммунистическая революция. 1922. № 13–14 (37–38). С. 151.


[Закрыть].

Отправной точкой большевистской юриспруденции первоначально стали идеи психологической теории права Л. И. Петражицкого и учение о социальной функции права Л. Дюги, которые подчеркивали психологический релятивизм правовых конструкций, их мотивационно-дрессирующей и педагогической роли. С этих позиций М. Рейснером обосновывалась концепция противопоставления пролетарского права буржуазному, разрушения последнего, а центральная проблема переходного периода усматривалась в формировании институтов революционного правосознания в судебной и административной практике[608]608
  Рейснер М. «Право» и революция. Пг., 1917; Рейснер М. А. Основы Советской Конституции. Лекции, читанные на ускоренном курсе Академии Генерального Штаба РККА в 1918/19 учебном году. М., 1920.


[Закрыть]. Приоритет идеологии коллективизма и классовой «солидарности» над гражданско-правовым регулированием прослеживается уже в первых попытках систематизации правоотношений[609]609
  Гойхбарг А. Г. Социальное законодательство советской республики. Пг., 1919; Аскенази С. Очерк создания законодательства советской республики. 1920.


[Закрыть]. Крайним выражением этих настроений становилась анархо-коммунистическая идея тотальной социализации, включавшая, например, «социализацию женщин» в условиях отмены семьи при коммунизме[610]610
  Социализация женщин. Пг., 1918.


[Закрыть]. А. Шлихтер, назначенный комиссаром земледелия, вспоминал, что при отсутствии у Ленина продуманной программы решения земельного вопроса дело свелось к революционной целесообразности, и ему не оставалось ничего другого как осуществлять практические меры по распределению земли и определению форм землепользования, руководствуясь «моей революционной самодеятельностью»[611]611
  Шлихтер А. Из воспоминаний об октябрьской революции // Пролетарская революция. 1922. № 8. С. 172.


[Закрыть].

Концепция «революционной законности» стала способом институционализации этого «правосознания» в условиях консолидации диктатуры. Гибкость понятия «революционной законности» заключалась в том, что по мере необходимости можно было апеллировать к одному или другому компоненту этой формулы. Этим понятием оправдывалось отступление от советских законов «в том случае, если они вызваны экстремальными условиями гражданской войны и борьбой с контрреволюцией»[612]612
  О революционной законности. Постановление Чрезвычайного VI Всероссийского Съезда Советов (6–9 ноября 1918 г.) // Съезды Советов Союза ССР, союзных и автономных Советских Социалистических республик. Сб. документов в трех томах. М., 1959. Т. 1. С. 93.


[Закрыть] или, напротив, «борьбой с нарушителями революционной законности», а также если они связаны «вообще со всякого рода злоупотреблениями власти»[613]613
  Постановление III Съезда Советов СССР по вопросам советского строительства (20 мая 1925 г.) // Съезды Советов… Т. III. С. 81.


[Закрыть]. Идея «внести в сознание масс начала революционной законности» означала вовсе не укрепление гарантий прав личности, но создание особого аппарата власти и контроля, необходимого партии «для облегчения дальнейшего продвижения вперед по пути к коммунизму»[614]614
  Бранденбургский Я. Советская юстиция после III сессии ВЦИК // Коммунистическая революция, 1922. № 8 (32). С. 95.


[Закрыть]. С одной стороны, декларировалось, что «правовое просвещение масс» есть условие «успешности борьбы с нарушением законов и должно служить делу укрепления революционной законности»[615]615
  Ростовский И. Революционная законность и пропаганда права // Коммунистическая революция. 1926. № 15–16. С. 12.


[Закрыть]. С другой – оставалось неясно главное: «Нужно ли исполнять Советские законы, или можно их не исполнять? Обязательны ли они для всех граждан Союза, или некая категория граждан свободна от этой обязанности? И, наконец, как выполнять их – по точному ли и прямому смыслу законов или как-нибудь иначе?»[616]616
  Лебедев П. Революционная законность // Революционная законность. 1926. № 1–2. С. 5–6.


[Закрыть] Постоянно разъяснялось, что «революционную законность» отнюдь не следует понимать как простое соблюдение текста закона, поскольку такая трактовка «очень легко может перейти в формальное понимание закона, свойственного буржуазной законности», но одновременно – ее нельзя понимать и как следование справедливости, поскольку данное понятие «имеет, согласно своей исторической анкете, весьма подозрительное буржуазное происхождение»[617]617
  Разумовский И. Философская ревизия и вопросы права // Под знаком марксизма. 1926. № 7–8. С. 20–22.


[Закрыть].

В этом контексте под законностью «должен пониматься тот правопорядок в государстве, который признан целесообразным верховными органами пролетарской диктатуры и который в силу этого обязателен как для граждан, так и для органов и агентов власти. Нарушение этого правопорядка и будет нарушением революционной законности»[618]618
  Антонов-Саратовский В. О революционной законности // Революционная законность. 1926. № 1–2. С. 3.


[Закрыть]. Выяснилось, что классовое правосудие означает не «распределение санкций по классовым признакам» (как считалось ранее), а «защиту класса в целом»[619]619
  Трайнин А. К вопросу о классовом правосудии // Революционная законность. 1926. № 7–8. С. 1–2.


[Закрыть]. Предполагалось, что новое право станет спонтанным выражением социальной практики: после революционного слома устанавливается «более полная система повиновения, где безусловная стимуляция (непосредственная расправа) заменяется уже условной, знаменующей появление новой системы права», «создается общая привычка повиновения, безотносительно к тому или иному содержанию приказа»[620]620
  Тоцкий Н. М. Механизм действия нормы // Право и жизнь. 1927. Кн. 2. С. 3–8.


[Закрыть].

Существо понятия «революционной законности» Ленин в 1918 г. объяснял товарищам следующим образом: «Если по декрету выходит плохо, а по вашим действиям хорошо, никто вас за это ругать не будет. Если же вы приказа или декрета не исполните, а из ваших действий выйдет скверно, то вас нужно будет тогда всех расстрелять»[621]621
  Антонов-Саратовский В. О революционной законности // Революционная законность. 1926. № 1–2. С. 3.


[Закрыть]. Этот тезис наиболее доходчиво разъясняет низведение права к элементарной политической целесообразности.

9. Конституционная комиссия как инструмент социального конструирования: структура, приоритеты, порядок деятельности

Радикальная трансформация коммунистического мифа в ходе его юридической имплементации связана с составом и механизмами деятельности Конституционной комиссии. Конституционная комиссия, созданная решением ВЦИК 1 апреля 1918 г. – единственный в советской истории эксперимент разработки Конституции на многопартийной основе. Состав этой Комиссии, подобранный большевиками, был утвержден Пленумом ВЦИК 4-го созыва в заседании 8.04.1918 г.[622]622
  «Список членов Комиссии, утвержденной Пленумом ВЦИК 4-го созыва в заседании 8.04.1918 г. (Прот. № 4, пункт 3)». Ф. 6980. Оп. 1. Д. 17. Л. 1.


[Закрыть] В окончательном официально опубликованном 16 апреля 1918 г. списке членов Комиссии представлены: Председатель Комиссии – Я. М. Свердлов, заместитель председателя – М. Н. Покровский, секретарь – В. А. Аванесов, члены: А. И. Бердников (от максималистов), Д. П. Боголепов, Н. И. Бухарин, Г. С. Гурвич, М. И. Лацис, Д. А. Магеровский (от фракции левых эсеров), М. А. Рейснер, Э. М. Склянский, А. П. Смирнов, И. В. Сталин, Ю. М. Стеклов и А. А. Шрейдер (от левых эсеров). Документы отражают постепенный (и компромиссный) характер комплектования Комиссии, что отражено в различных списках ее состава[623]623
  Предварительный список членов комиссии по выработке Конституции РСФСР. Ф. 6980. Оп. 1.Д. 1. Л. 7.


[Закрыть]. В составе Комиссии первоначально не было юристов, которые были приглашены в нее в качестве «сведущих лиц» лишь после того, когда выяснилась практическая необходимость этого. Так, кандидатура Рейснера была включена в состав Комиссии (с совещательным голосом) по предложению Гурвича и с санкции Свердлова на первом заседании Комиссии 5 апреля 1918[624]624
  Стенограмма заседания комиссии по выработке Конституции РСФСР от 5 апреля 1918 г. Ф. 6980. Оп. 1. Д. 3. Л. 1.


[Закрыть], после чего он получил формальное приглашение от коллегии Наркомата юстиции, а соответствующее предложение было направлено в Президиум ЦИК в тот же день[625]625
  Письмо из НКЮ от 5 апреля 1918 тов. Рейснеру из Коллегии НКЮ. Ф. 6980. Оп. 1. Д. 17. Л. 2.


[Закрыть].

Принцип формирования Комиссии был смешанным, включая представительство от учреждений и партий. В нее входили формально пять членов от ЦИК, по одному представителю от наркоматов – внутренних дел, финансов и ВСНХ, четыре члена – от фракции большевиков, два – от левых эсеров и один – от максималистов. Основные оппозиционеры – эсеры – были в меньшинстве и расколоты. В то же время, ограниченный партийный плюрализм допускал идеологические коалиции (между максималистами и левыми коммунистами против ленинско-сталинской линии) и предполагал дискуссию с оппонентами, получившую отражение в стенограмме. Причины разногласий – различие оценок социального переворота и тенденций развития, различные представления об общих принципах и приоритетах конституции (нашедшие отражение в различных представленных ее «схемах»); структуре институтов и порядке ее разработки. Деятельность Комиссии, однако, всецело определялась ее большевистским ядром. Ее председателем стал председатель ВЦИК – Свердлов, а в состав вошли видные большевистские эмиссары – Сталин (как представитель Совнаркома и специалист по национальному вопросу), партийные идеологи – Бухарин и Покровский, примкнувший к большевикам после революции редактор «Известий» Стеклов, а также представители высших административных учреждений – наркоматов внутренних дел, юстиции, национальностей, военных и морских дел, а также ВСНХ, что в сущности означало их принадлежность к большевистской элите.

В работе Комиссии четко прослеживается ряд подходов к содержанию и задачам конституционного конструирования: создание принципиально новых правовых рамок коммунистического государства; фиксация стихийно сложившейся социальной реальности (сведение коммунистического идеала к республике советов); обобщение опыта местных советов и перенесение его на всю систему; целенаправленное выстраивание советской вертикали[626]626
  Стенограмма заседания комиссии по выработке Конституции РСФСР от 5 апреля 1918 г. Ф. 6980. Оп. 1. Д. 3. Л. 2–15. Отредактированный вариант стенограммы см. Письмо из НКЮ от 5 апреля 1918 тов. Рейснеру из Коллегии НКЮ. Ф. 6980. Оп. 1. Д. 17. Л. 33–48.


[Закрыть]. Первая позиция, продвигавшаяся эсерами-максималистами (Бердников), исходила из того, что в условиях анархии необходимо разработать «коренные нормы» Конституции, начав с декларации прав и, в частности, гражданских прав. Данное предложение получило поддержку левых эсеров (Шрейдер), подчеркивавших значение системы выборов в советы, определения круга тех, кто имеет право избирать, структуры советов (Стеклов). Предлагалось поэтому «начать с декларативной части и центральных учреждений, а затем идти вниз» (Рейснер). Вторая позиция, представленная Свердловым, требовала разрешения в первую очередь вопроса об «уничтожении парламентаризма», предлагая «составить Конституцию таким образом, чтобы такие ведомства были ликвидированы». Приоритетной задачей выступает конструирование органов центральной власти и выяснение ее соотношения с местной властью, поскольку «большая часть комиссариатов существует только на бумаге», а «работники не знают, что делать». Эта позиция получила поддержку в свете решения финансовых вопросов (Боголепов). Предлагалось сначала определить «суверена», а затем решать вопросы избирательных прав (Лацис). Третья позиция, представленная левыми коммунистами (Покровский), отдавала приоритет местным учреждениям перед центральными. Центральные советы, по его мнению, «не имеют самодовлеющего значения», в то время как местные уже «прекрасно осознали свою власть (и уже могут все, только не превратить мужчину в женщину)», а потому «нужно выяснить, что такие первичные советы могут сделать и что они не могут делать». Этот тезис получил поддержку левых эсеров (Магеровский): поскольку «полная неразграниченность между советами создает неразбериху на местах», и «первым вопросом следует поставить, какие области являются федеративными». «Если мы это установим, то это будет краеугольным камнем, из которого создастся отдел федеральной республики. Все органы, которые стоят ниже, не будут обладать законодательной властью, будут являться исполнительными органами». Четвертая позиция заключалась в отрицании всех предложенных стратегий написания конституции с чистого листа и реформ сверху или снизу. В основу конституционного регулирования, считал Сталин, следует положить имеющиеся документы – декларацию III Съезда о диктатуре и федеративной республике, – а прочие вопросы (права граждан, компетенции субъектов федерации и конструкции центральной власти) – сосредоточить в комиссиях.

Полное отсутствие единства в вопросе о приоритетах разработки Конституции побудило Свердлова принять чисто административное решение – передать разработку вопросов в соответствующие комиссии, поручив подготовку материалов их инициаторам[627]627
  Стенограмма заседания комиссии по выработке Конституции РСФСР от 5 апреля 1918 г. Ф. 6980. Оп. 1. Д. 3. Л. 14.


[Закрыть]. Весь процесс разработки первой советской Конституции отражает усиление партийного контроля. Поручение о ее разработке дал III Всероссийский съезд Советов при утверждении резолюции «О федеративных учреждениях Российской республики». ВЦИК образовал Конституционную комиссию под руководством Свердлова. Но окончательный текст вовсе не стал результатом ее деятельности. Обсуждение проекта Конституции РСФСР было продолжено специальной комиссией ЦК РКП (б) под председательством Ленина. Дополнения и изменения к проекту Конституции, выработанные подкомиссией ЦК РКП (б), были внесены в Конституционную комиссию ВЦИК. С их учетом проект передан V Всероссийскому съезду Советов, который создал Редакционную комиссию для предварительного рассмотрения проекта и после внесения дополнительных поправок утвердил Конституцию РСФСР 10 июля 1918 г.[628]628
  См. аналитическую записку «О подготовке текста первой Конституции СССР». Ф. 7523. Оп. 131. Д. 4. Л. 38–39.


[Закрыть] В окончательной редакции (после подавления мятежа левых эсеров 6 июля 1918 г.), отмечал Г. С. Гурвич, из официального проекта Конституции «исчезли тайное голосование, партийные списки и пропорциональность выборов, особенно странная при диктатуре пролетариата»[629]629
  Гурвич Г. С. История советской Конституции. М., 1923. С. 134.


[Закрыть]. Когнитивный диссонанс не был преодолен.

10. Причины отказа от коммунистического мифа в процессе разработки и принятия Конституции

Процесс разработки и принятия Конституции четко раскрывает отступление от первоначального идеала государства-коммуны и эволюцию режима в направлении однопартийной диктатуры и последовательное устранение из политического спектра главных оппонентов большевиков – эсеров. Когда основные принципы будущей Конституции были провозглашены III Всероссийским Съездом советов после роспуска Учредительного собрания в январе 1918 г., правительство представляло собой коалицию большевиков и левых эсеров. Когда Комиссия по составлению Конституции собралась в апреле, левые эсеры, хотя они и вышли из правительства, оставались еще в советах и входили в Комиссию. Когда V Всероссийский Съезд советов окончательно утвердил Конституцию в июле 1918 г., левые эсеры были изгнаны и объявлены вне закона, и уже началась Гражданская война. Восстание эсеров 6 июля 1918 г. может интерпретироваться как принципиальный фактор, ускоривший принятие Конституции с целью легитимировать качественно новое явление – неограниченное однопартийное господство.

Новый Основной закон, следовательно, не стал результатом достижения консенсуса ни в общественном мнении[630]630
  Вырезки из газеты «Известия» по выработке проекта Конституции РСФСР (4 апр. – 11 июня 1918 г.). Ф. 6980. Оп. 1. Д. 14.


[Закрыть], ни в самой Комиссии[631]631
  Собрание стенограмм заседаний Комиссии. Ф. 6980. Оп. 1. Д. 12. Л. 1–63.


[Закрыть]. Окончательный проект был разработан в течение трех месяцев и опубликован 3 июля 1918 г. Характерно, что проект был в тот же день (до обсуждения V Всероссийским съездом советов) направлен на утверждение ЦК партии. Основной проект Конституции, представленный Съезду Комиссией ВЦИК[632]632
  Основной проект Конституции // Известия. 1918. № 138 (5 июля).


[Закрыть], претерпел редакционные изменения сразу после 6 июля[633]633
  Изменения, внесенные в проект: «Проект Советской Конституции, представлен 5-му Съезду Советов в измененной редакции» // Известия. 1918. № 143 (10 июля).


[Закрыть] и был дополнен на самом Съезде[634]634
  К выработке Советской Конституции // Известия. 1918. № 144 (11 июля).


[Закрыть]. Таким образом, разработка, обсуждение и утверждение проекта происходили в авторитарном стиле, без соблюдения элементарных юридических формальностей, от начала до конца регулировались партией большевиков. «Опасность зайти в тупик, которую, казалось, вызывали сами формулировки Конституции, – резюмировал Карр, – устранялась тем, что за Конституцией стояла единая власть – власть правящей партии»[635]635
  Карр Э. История Советской России. Кн. 1. Большевистская революция 1917–1923. М., 1990. С. 133.


[Закрыть]. Только это обстоятельство позволило осуществить молниеносное принятие столь несовершенного Основного закона.

Конституция, по мысли разработчиков (следовавших в этом отношении за якобинцами и коммунарами), должна была выполнять не столько юридические, сколько политические и демонстрационно-мобилизационные функции. Принятая Съездом 10 июля 1918 г., Конституция советской республики (вместе с утвержденной III Всероссийским Съездом советов в январе 1918 г. «Декларацией прав трудящегося и эксплуатируемого народа») определялась как «единый основной закон РСФСР»[636]636
  К выработке Советской конституции // Известия. 1918. № 144 (11 июля).


[Закрыть], который вступал в действие немедленно после его публикации в «Известиях ЦИК». В то же время, согласно резолюции Съезда, Основной закон «должен быть распубликован всеми местными органами Сов. власти и выставлен во всех Советских учреждениях на видном месте», его изучение вменялось в обязанность ввести «во всех без изъятия школах и учебных заведениях Российской республики»[637]637
  Ф. 6980. Оп. 1. Д. 14. Л. 28.


[Закрыть].

Методом пропаганды Конституции становилась рассылка ее текстов из Канцелярии ВЦИК по уездным и волостным советам, которые ритуально «приносят ВЦИК глубокую благодарность»[638]638
  «Список уездных и волостных Советов, которым были посланы экземпляры конституции РСФСР» (ноябрь 1918). Ф. 6980. Оп. 1. Д. 18.


[Закрыть]. Символическое значение Конституции подчеркивалось параллельной деятельностью по разработке «социалистических» атрибутов новой государственности – герба и печати РСФСР[639]639
  Переписка СНК с ВЦИК, НКВД и другими о гербе и печати РСФСР (27 апреля 1918–10 декабря 1918). Ф. 130. Оп. 2. Д. 88. Л. 2.


[Закрыть]. Идеологические принципы нового режима и его программы становятся основополагающими в системе образования[640]640
  Крупская Н. Народное образование и демократия. М., 1918.


[Закрыть]. В то же время разработка и принятие Конституции практически никак не соотносились с расширением осуществляемого ВЧК террора, направленного как против оппонентов режима, так и их родственников, практически лишенных всех гражданских прав (расстрелы, конфискация собственности, отказ в приеме на службу)[641]641
  Письмо в комитет юстиции № 16 626 203 от 31.07. Ф. 130. Оп. 2. Д. 30. Л. 6.


[Закрыть]. В этих условиях когнитивного раскола идеологический подход сторонников диктатуры декларативно противостоял традиционным представлениям о патриотизме их противников[642]642
  За родину. М., 1918.


[Закрыть].

Попытка преодоления раскола представлена синтезом революции и патриотизма – идеей «революционного оборончества». Идея «революционного оборончества» выступала как защита идеалов Парижской коммуны, не справившейся с задачей организации революционной войны. «Коммуна, – заявлял Л. Троцкий, – была слаба. Чтоб довершить ее дело, мы стали сильны. Коммуну разбили. Мы наносим удар за ударом по палачам Коммуны. Мы мстим за Коммуну, и мы отомстим за нее»[643]643
  Троцкий Л. Парижский рабочий 1871 г. – Петроградский пролетариат 1917 г. // Борьба за Петроград 15 октября – 6 ноября 1919 года. М.; Пг., 1923. С. 279.


[Закрыть]. Этот фанатизм и культ воли, отрицающий всякое понятие о парламентаризме, в сочетании с нарциссизмом, беспринципностью и мстительной злобой некоторые исследователи, начиная с Ч. Ломброзо и его русских последователей, считали определяющими психологическими и антропологическими чертами настоящего коммуниста-анархиста – от французской до русской революции[644]644
  Ломброзо Ч. Преступление. Новейшие успехи науки о преступнике. Анархисты. М., 2004.


[Закрыть]. Консолидация социальной базы классовой диктатуры не могла опираться на правовые конституционные конструкции (даже в их ограниченном большевистском понимании), ибо сами они выступали эманацией революционной воли, воплощенной и персонифицированной в ее выразителях. К этому периоду относится начало формирования культа революционных вождей[645]645
  Альбом народных комиссаров. М., 1918.


[Закрыть], в лицах которых П. Сорокин разглядел сходство с прототипами из ломброзианских медицинских альбомов[646]646
  Сорокин П. А. Дальняя дорога: Автобиография. М., 1992.


[Закрыть]. По мере ослабления социального контроля над большевиками в период Гражданской войны и массового террора положения Конституции становились все более неопределенными, а необходимость их правового обоснования все менее значимой. Главным противоречием всего советского конституционализма, проявившимся уже в первой Конституции 1918 г., является стремление в правовых терминах обосновать вполне антиправовой феномен – «диктатуру пролетариата».