Текст книги "Таджикистан 1992–2005. Война на забытой границе"

Погоню за нарушителями границы российские пограничники имели право вести только до населенных пунктов, затем вызывали представителей КНБ Таджикистана, и они обыскивали дома. Но пока этих товарищей оповещали, пока они прибывали на место, время бывало утеряно. Злоумышленники успевали все спрятать, уничтожить улики, а бородатых чужаков (свояков?), прибывших с сопредельной стороны, переодеть и гладко выбрить.

Когда нормы ГСМ нам были урезаны, пограничные наряды по обстановке стали выдвигаться в пешем порядке. Если учесть, что выполнялась неразумная команда – на границу выходить в касках и бронежилетах, становится очевидно, что положительных результатов в охране границы не было. К примеру, летом в Таджикистане даже ночью жарко, а каково же днем по солнцепеку в «броне» пробежаться? Десяток километров на фланг и столько же обратно. А если еще по обстановке действовать? А с учетом частых сработок комплекса ввиду многочисленных проходов животных сквозь «колючку» задача проконтролировать весь участок становится практически невыполнимой. Поэтому дежурные по связи и сигнализации попросту сработки сбрасывали, не докладывая о них офицерам. Ну а чтобы не таскать тяжелые бронежилеты, солдаты шли на разные хитрости, в том числе вытаскивали из них пластины и выбрасывали.

Позиция БТР-70 ММГ Пянджского пограничного отряда

Бывало, начальники застав, чтобы повысить результативность охраны границы, организовывали служебную деятельность подразделения вразрез с полученными приказами и инструкциями. Например, нанимали местных жителей с машинами или тракторами с телегой, и те возили тревожные группы на границу. Расплачивались с этими извозчиками чем угодно: продуктами, старыми сапогами, камуфляжами, разрешали что-то сажать из овощей вблизи границы. Порой у местных напрокат брались лошади, ишаки.

Мудрыми начальниками застав делалось все возможное, чтобы перекрыть границу, задержать нарушителей. Поэтому на некоторые нарушения они шли сознательно. Но все эти решения принимались не от хорошей жизни, ведь из двух зол, как известно, выбирают меньшее.

Возможно, в сложившейся обстановке было целесообразно широко использовать разведывательно-поисковые группы «охотников-ликвидаторов», специально готовить их и оснащать по последнему слову техники. Такие группы должны в совершенстве знать участок границы, местные языки и обычаи населения, уметь ориентироваться на местности, в том числе и ночью, владеть всеми видами оружия, обладать навыками выживания в экстремальной ситуации. Несомненно, о присутствии такой группы на участке должен знать ограниченный круг лиц, дабы не было утечки важной информации. Вот тогда результативность СБД была бы действительно высокой.

Чтобы перекрыть поплотнее границу, командованием было принято решение о расположении на неупреждаемых участках границы временных пограничных постов (ВПП). Хотя, если разобраться, у нас почти все участки были неупреждаемыми. С сопредельной стороны к границе вплотную примыкают афганские кишлаки, с нашей – либо кишлаки, либо «зеленка» с минными полями, и за ней опять же кишлаки. Задержать или уничтожить нарушителя границы с использованием применяемой в то время тактики действий пограннарядов было проблематично.

Конечно, с введением ВПП (впоследствии ПГП – пограничный пост), с одной стороны, усилилась плотность охраны границы, а с другой – появились новые проблемы. В частности, проблема обеспечения жизнедеятельности поста, связанная с доставкой воды, продуктов, топлива. Проживание на этих постах – сущее издевательство над личным составом. А начальники пограничных отрядов как бы соревновались, кто больше постов построит, сильно-то не заботясь об их благоустройстве. Лично мне довелось многие месяцы провести на различных постах. Большинство из них условий для жизни не обеспечивали никаких.

Таджикизация

Одной из особенностей Группы Пограничных войск Российской Федерации в Республике Таджикистан был ее принцип комплектования. Если большинство офицеров и большая часть прапорщиков и контрактников были гражданами России, то должности сержантского и рядового состава укомплектовывались гражданами Таджикистана. Это делалось в соответствии с «Соглашением между правительствами Российской Федерации и Республики Таджикистан о порядке комплектования и прохождения военной службы пограничниками РТ в Пограничных войсках РФ, находящихся на территории РТ» от 31 марта 1994 года.

К началу 1994 года в Группе Пограничных войск в Республике Таджикистан большая часть рядовых и сержантских должностей были укомплектованы гражданами Таджикистана

Впрочем, процесс «таджикизации» охраны государственной границы с Афганистаном начался еще раньше, в 1993 году, когда были начаты попытки создания национальных таджикских пограничных структур. Тогда же на смену уходившим в запас военнослужащим срочной службы – гражданам РФ на службу в российские пограничные войска, дислоцированные в Республике Таджикистан, стали призывать срочников-таджиков. Как правило, это были восемнадцати-девятнадцатилетние парни, совсем малограмотные, слабо знавшие русский язык. Многие попадали на службу в результате облав на рынках и улицах.

Эта своего рода «таджикизация» пограничной группировки шла непросто. По воспоминаниям офицеров-пограничников, служивших в то время, у многих из этих новобранцев не было особого желания служить, равно как и защищать свое молодое государство. Гражданская война, прокатившаяся по республике, расколола общество на множество кланов и племен. Если и существовал патриотизм, то он был местечковый. За свой кишлак таджики еще готовы были биться, возможно, за район. Но воевать где-то в Горном Бадахшане или на границе за некий абстрактный Таджикистан – а зачем?

Позже ситуация изменилась, поскольку таджиков начали принимать на контрактную службу, а некоторые даже стали прапорщиками. Денежное довольствие, получаемое на службе, было куда существеннее, чем можно заработать в местных колхозах или таджикской армии. А особо отличившиеся военнослужащие-таджики могли претендовать на получение российского гражданства. В результате даже появилась очередь из местных жителей, желающих стать российскими пограничниками. Но это было позже, а поначалу служить местные зачастую не желали и при малейшей возможности сбегали из части. Впрочем, в тех условиях и они были лучше, чем ничего.

Еще в апреле 1993 года состоялась Ташкентская встреча глав СНГ. На ней главной темой была обстановка в среднеазиатском регионе, прежде всего в Таджикистане. Было принято решение помочь таджикскому руководству кадрами для создания национальных силовых структур, в том числе пограничных войск.

Задачу готовить национальные кадры поставили моему отряду. Московский отряд уже имел в составе немало офицеров-таджиков. Их обучали, пропускали через службу на заставах и в других подразделениях боевого обеспечения. Мы нуждались в них, так как в последующем комплектование войск велось призывниками из Таджикистана. Это предопределяло изменения всего воспитательного процесса, предъявляло повышенные требования к офицерам в знании местных обычаев, нравов и традиций, религиозных канонов и правил, отступать от которых нельзя было.

Получив задачу готовить кадры для таджикских пограничных войск, штаб отряда разработал ускоренную программу подготовки младших лейтенантов и прапорщиков. Тут оказалось, что далеко не все офицеры таджикской национальности хотят переходить в национальные войска. Часть удалось перевести, но подавляющее большинство оставались российскими офицерами.

Первую сформированную бригаду таджикских пограничных войск возглавил полковник С. С. Сайфуллоев. Он являлся опытным кадровым офицером, за плечами которого были Афганистан, служба в территориальных органах КГБ СССР, центральном аппарате в Москве. Бригада была укомплектована по принципу сборной солянки. Очень много сил и энергии понадобилось для того, чтобы это войско соответствовало своему служебному и боевому предназначению.

Также требовала пересмотра система охраны и обороны границы. Требовалось определить направления и рубежи, где для национальной бригады нашлись бы конкретные задачи. Опыт приобретался не сразу. В тылу наших застав выставлялись вновь сформированные комендатуры и заставы таджикских пограничников. Они несли службу всеми видами нарядов, что позволяло создать эшелонирование войсковой охраны и обороны участков границы, давало возможность вводить дополнительные режимные мероприятия по контролю за перемещением граждан и грузов в пограничной зоне.

На горном направлении тыловые заставы были включены в систему активных поисковых и разведывательно-боевых действий по направлениям, а также получали под охрану и оборону отдельные участки на перевалах. Они же прикрывали населенные пункты, находящиеся в непосредственной близости от границы.

В основе своей в бригаде проходили службу настоящие патриоты своей родины. Помощь от таджикских пограничников была немалая, но все же основные усилия по обороне таджикско-афганского рубежа выпадали на долю российских пограничников.

Если говорить о таджиках, то нельзя не вспомнить и еще один важный факт. На межгосударственном уровне ФПС России удалось осуществить «доселе невиданную задумку»: под российский пограничный флаг пришли служить и защищать свою родную землю собственно граждане Таджикистана. Идея изначально была не лишена рисков. Зная о давней неприязни (если не сказать больше) между выходцами с юга и севера страны, мы понимали, что вручаем российское оружие в руки детей, чьи родители, родственники де-факто воюют друг с другом. Поначалу я был осторожен в оценках местного призыва на срочную службу и в разговоре с Директором ФПС РФ генералом армии Андреем Николаевым прямо предположил вероятность ситуации, когда вопреки воле российских командиров национальные коллективы могут выйти из соподчинения. Мне очень памятен его спокойный взвешенный ответ: «Не исключаю: отдельные могут, но остальные-то будут служить своей таджикской родине».

Помимо всего прочего, служба в составе ФПС в условиях массовой безработицы явилась для многих таджикских воинов значительной материальной поддержкой для их семей и в целом способствовала укреплению взаимоотношений российских пограничников с местным населением. Помнится, подлетая к Московскому погранотряду, я обратил внимание на то, что у ворот отряда скопилось немало мужчин в национальных одеждах, мелькали и женские платки. Мою тревогу рассеял встречавший меня подполковник Василий Масюк: «Это обычная картина в день зарплаты военнослужащих – съезжаются родственники со всего Таджикистана».

Особенностью службы в Таджикистане было то, что офицеры и прапорщики в пограничных отрядах были россиянами, а вот рядовой и сержантский состав, комплектовавшийся по призыву, состоял из числа граждан Республики Таджикистан. Лишь небольшая часть рядовых-контрактников прибыла из России. К сожалению, контрактники были разные. Из числа прибывавших в отряд военнослужащих по контракту большинство отсеивалось в первые две недели службы. Оставалось процентов тридцать. Многие из контрактников ехали в Таджикистан за «длинным» рублем, среди них было много таких, кто не смог реализовать себя на «гражданке». С такими командование отряда быстро расставалось

Военнослужащий Пяджской ММГ (таджик по национальности) занял позицию в траншее

Напротив, ребята-таджики и узбеки, отслужившие два года, становились отличными контрактниками. Особенно хороши были выходцы из Ленинабадской области и Горного Бадахшана. Это были грамотные и толковые парни. Таким после двух лет службы мы предлагали подписать контракт и продолжить службу сержантами и прапорщиками. Многие из этих военнослужащих получали российское гражданство. Позже, когда российские пограничники были выведены из Республики Таджикистан, они продолжили службу в Пограничных войсках России – на Кавказе, на Дальнем Востоке и т. д. Со многими из них общаюсь до сих пор.

То, чем был цветущий и красивый город Душанбе в восьмидесятые годы, в 1990-е оставалось лишь в глубоких воспоминаниях и на фотографиях. Теперь он представлял собой огромный серый неухоженный кишлак. О других городах Таджикистана и говорить не приходилось. В первые годы независимости произошел массовый отъезд образованного русскоязычного населения. Развал промышленности, сельского хозяйства и коррупция довершили дело.

Алексей Неробеев в составе экипажа вертолета, откомандированного в Таджикистан из Воркутинского авиаполка

Не лучшим положение вещей было и в нашем Отдельном авиаполку. Особенно это касалось солдат-срочников. Если в восьмидесятые годы срочную службу проходили отобранные по спецотбору КГБ славянские парни, то в девяностые большинство срочников ОАП были выходцами из РТ, что накладывало свои нюансы на служебную деятельность. Многие плохо знали русский язык, и их нужно было учить. Прибыв в полк, они имели недостаточный вес, приходилось на курсе молодого бойца их откармливать. К тому же большинство таких бойцов исповедовали ислам, а значит, они должны шесть раз в день молиться и в определенные периоды жестко поститься, что негативно сказывалось на службе. Чтобы как-то сгладить ситуацию, командованию приходилось приглашать имама для проведения профилактических бесед. Солдатам-таджикам он разъяснял, что при прохождении военной службы часть ограничений Корана снимается. Это благоприятно действовало на отношение военнослужащих к службе.

После окончания срочной службы многие стремились стать военнослужащими по контракту. Поскольку страну охватила поголовная нищета, то на фоне местного населения пограничники и военнослужащие 201-й МСД имели относительный достаток. Учитывая цены в республике, контрактники из местных могли на свое денежное содержание прокормить не одну только свою семью, но и родственников.

Ни для кого не секрет, что служить в Таджикистан отправляли далеко не лучших офицеров: командующие внутренними пограничными округами освобождались от «балласта». Конечно, среди них было много и высококлассных специалистов, но в силу каких-либо морально-деловых качеств они просто-напросто были неугодны начальству.

Многие в горячую точку ехали добровольно, но с разными целями, не всегда оправдывая себя: кто выслугу зарабатывал, кто надеялся орден получить, карьеру построить. Были и такие, кого пугала взрослая жизнь с ее проблемами: ответственность, семья, рутинная, отлаженная и контролируемая работа и служба. В силу разных причин в Таджикистане порой создавались благоприятные условия для отлынивания от выполнения служебных обязанностей, правонарушений, пьянства, приема наркотиков, применения оружия по мирным людям. Кто хоть немного руководил подразделениями на таджикско-афганской границе, относясь к выполнению своих обязанностей с чувством ответственности, с ужасом вспоминает многих своих подчиненных офицеров, особенно так называемых «мамлеев» и «пиджаков». Недаром существовала порочная практика: когда начальник линейной заставы уходил в отпуск или уезжал в командировку, его подменял кто-то из офицеров управления пограничного отряда, так как зачастую заместителям заставу попросту не доверяли.

Солдаты и сержанты по контракту… Из России в Таджикистан приезжали единицы «нормальных» контрактников. Да это и понятно, ведь взрослый целеустремленный человек способен найти себя и на другом поприще, а не подставлять свою голову под пули за те копейки, что платили нам в этой горячей точке.

В основном на границу приезжали бомжи, пьяницы, наркоманы, алиментщики, правонарушители. Большинство из них не выдерживали тягот и лишений военной службы, расторгали контракт досрочно и сбегали. Многие уезжали в отпуск и не возвращались из него. Надо ли говорить, какие из них были специалисты, учитывая тот факт, что о пограничной службе они знали лишь понаслышке. Ну а у нас их сильно-то не готовили. Лишь ускоренные сборы – и в подразделение. Правда, на погранзаставы попадали лучшие контрактники. А в саперные подразделения и мотоманевренные группы – самые «сливки».

О каких-то моральных качествах данных военнослужащих говорить вообще не приходится. Были нередки случаи, когда они избивали офицеров, продавали имущество, да и саму границу. Допускали преступления, связанные с гибелью и увечьями сослуживцев. Часто показывали и свою трусость. Например, осенью 1994 года, когда нас на ПГП «Хумраги» (стык Калай-Хумбского и Хорогского отрядов) бомбили неизвестные самолеты, даже солдаты-таджики, отличающиеся трусливостью, остались сидеть в окопах, а контрактники из России стали убегать.

Были и другие контрактники. Из местных. Часто в общих вопросах толка от них было больше, чем от россиян. Но когда дело доходило до охраны границы, особенно в районе, откуда контрактник родом, увы… Честных, принципиальных и преданных делу охраны границы среди них было мало. Более-менее освоившись на службе, они начинали притягивать к себе родственников, знакомых, занимаясь различной деятельностью, помогающей прокормить многочисленную родню. К слову, этим же занимались и прапорщики, среди которых процент местных был очень велик. Кроме того, все эти товарищи в силу своей восточной изворотливости очень быстро ухитрялись сделать (купить) российское гражданство, а вот многие русские, родившиеся в Таджикистане, даже имеющие российские награды, оставались «таджиками», естественно, получая меньшее денежное содержание, чем эти «россияне».

О срочниках можно вспомнить с большей симпатией, но и то до определенного предела. Пока у нас находились призывники из России и Таджикистана одновременно, был хоть какой-то положительный результат. Этого способа комплектования подразделений таджикско-афганской границы и нужно было придерживаться нашему большому начальству. В смешанных подразделениях существовали основные национальные группы: русские, узбеки и таджики. Кстати, каких-то больших осложнений на национальной почве не было. Существовал здоровый дух состязательности. В воинских коллективах имелась некая негласная договоренность: каждая национальная микрогруппа своих молодых солдат воспитывала по-своему. И в обиду представителям других микрогрупп не давала.

В 1994 году я застал последних призывников из России. В 1995-м они ушли на «дембель». С того момента все солдаты, проходившие службу по призыву, были только гражданами Таджикистана. Часть из них были русскоязычными: русские, украинцы, белорусы, немцы, болгары, корейцы, татары.

Личный состав ММГ на 90–95 % составляли мусульмане, прежде всего таджики. Также были узбеки, киргизы, казахи, туркмены. Имелись даже арабы. На правом фланге Пянджского отряда, в Шартузском районе располагались кишлаки, в которых проживало этническое арабское население. Они отличались от таджиков даже внешне – сильные, здоровые мужики. Командовать ими было непросто – очень упертые, вроде дагестанцев.

Офицеры поначалу были русскими, но постепенно ситуация изменилась. К концу 1990-х до половины офицерских должностей в подразделении занимали таджики или узбеки.

Многие призывники попадали к нам после облав, проводимых «каэнбэшниками» – представителями Комитета национальной безопасности Таджикистана. Обычно они останавливали рейсовый автобус, выводили из него всех парней призывного возраста и прямиком отправляли всех в военкомат. Случались курьезы. Как-то подошел ко мне парень, на вид старше двадцати лет. Рассказал, что уже отслужил срочную службу в России. Приехал к родителям в Таджикистан – и тут угодил под облаву.

Иногда одни родственники подменяли других. Как-то в подразделение прислали совсем уж молодого мальчишку. На вид лет шестнадцать. Стал с ним беседовать. Оказалось, что мое предположение верно. Повестка пришла старшему брату, который был женат, и отец отправил на службу младшего.

Со временем среди жителей Таджикистана служить в российских погранвойсках стало престижно. Объяснялось это просто: солдат-срочник, проходивший службу в нашем отряде, получал зарплату в 500 российских рублей (срочник, служивший в России, получал денежное довольствие в 30 рублей). В то время в Таджикистане за 500 российских рублей можно было купить 5 больших мешков муки! В день зарплаты у КПП части собиралась толпа родителей наших солдат в ожидании денег.

Ко всему прочему, у нас давали новую форму, соблюдались воинский порядок и дисциплина. Это было несравнимо с таджикскими военными частями. Я наблюдал, как жили «мортовцы» (военнослужащие МОРТ – Министерства обороны Республики Таджикистан). Оборванные, голодные, они побирались по окрестным кишлакам, прося дать лепешку на пропитание.

Денежное довольствие военнослужащих с гражданством России было больше, чем уграждан Таджикистана. Поэтому таджики всеми правдами и неправдами стремились его заполучить. Учитывая чудовищную коррупцию, царившую в республике, это было лишь вопросом денег. Получалось трагикомично: русский с гражданством Таджикистана не мог законно оформить себе гражданство России. А таджики, не способные связать по-русски двух слов, через одного оказывались гражданами РФ.

Офицерам, только прибывшим из России, с таджиками было работать непросто, поскольку приходилось учитывать массу аспектов: языки, традиции, религиозные особенности. Или, например, отправляешь двоих военнослужащих в наряд – и не знаешь, кто из них на какой стороне воевал в ходе гражданской войны. Нас в военных училищах не учили, как действовать в подобных ситуациях.

По договору между Россией и Таджикистаном в российские погранвойска должны были направляться только призывники со знанием русского языка. Но на деле этот принцип постоянно нарушался – и к нам попадали такие, о которых можно в прямом смысле сказать «с гор спустился». Как ни странно, такие индивиды очень хорошо понимали мат. И даже объяснительные записки писали на матерном языке.

Почти поголовно солдаты-таджики употребляли насвай – смесь табака с гашеной известью. Со временем и некоторые военнослужащие из числа русских, офицеры и прапорщики, стали предпочитать его вместо сигарет. Он был очень удобен в засаде, где огонек сигареты или запах дыма могли раскрыть местоположение. Но следовало учитывать, что зачастую в насвае встречался «секретный ингредиент» – гашиш.

В качестве бойцов таджики зачастую оказывались совсем никчемными. Очень часто в погоне за нарушителями границы офицер оказывался с ними один на один, а бойцы либо залегали где-нибудь в безопасном месте, либо попросту отставали под любым предлогом. Часто, выходя к месту несения службы, они преднамеренно демаскировали себя: стреляли из сигнального пистолета, курили, громко разговаривали, а потом спокойно ложились спать, зная, что на этом направлении нарушитель уже не пойдет. Бывало, что нарушителей пропускали намеренно, по договоренности либо делали вид, что не замечают, и поднимали шум лишь тогда, когда последние давно уже пили чай в ближайшем кишлаке.

Охраняя территорию городка пограничного отряда круглосуточно и с оружием, «местные» солдаты свободно пропускали кого ни попадя не только через КПП, но и через забор, порой даже помогая преодолевать установленные заграждения, приводя их в негодность. Нередки были случаи, когда средь бела дня «из-за забора» в часть проникали посторонние лица и устраивали разборки с военнослужащими части, угрожали семьям офицеров прямо у них дома.

А дезертирство? А членовредительство? А воровство и продажа местному населению всех видов имущества, оружия и боеприпасов? А постоянная утечка различной служебной информации даже там, где служили «местные» офицеры и прапорщики, не говоря уже о солдатах? Все это можно описывать бесконечно.

Существовала еще и та проблема, что в этой стране недавно прошла гражданская война, разделившая народ на два враждующих лагеря. Солдаты к нам призывались из разных районов. Офицеру надо было постоянно ломать голову, кого с кем в наряд ставить, где спать положить, как на работы послать. Из-за вражды у нас было предостаточно случаев, когда солдаты друг друга убивали, насиловали, калечили. Да и самоубийств на этой почве хватало. При наличии даже трети личного состава срочной службы из России многих проблем можно было бы избежать. Они явились бы своеобразной прослойкой, способной нейтрализовать конфликт, да и результаты служебно-боевой деятельности были бы намного выше.

Поначалу донимало воровство среди солдат. Как-то прибежал в канцелярию дежурный – сержант Шарахматов, сообщил:

– Товарищ капитан, из «оружейки» пропал подствольный гранатомет ГП-25!

Проверил по журналу выдачи – никто не брал. По радиостанции связался с вышедшими на границу нарядами, там тоже никто не брал. Это залет!

Помощь пришла откуда не ждали. У одного нашего вольнонаемного узбека, водителя «Урала», сын немного «тронулся» головой – стал носить белые одежды, лечить методами народной медицины и пророчествовать. И вот этот ясновидец через отца передал мне сообщение. Мол, точно знает, где лежит украденный гранатомет. Причем указал, в каком кишлаке, на какой улице, в каком доме. Я отправил по указанному адресу капитана Каюма Каюмова. Тот поехал и нашел украденное оружие по указанному адресу. Местные тут же потребовали за «находку» пару миллионов рублей. Пришлось сбрасываться всем подразделением – выкупать пропажу.

В другой раз попытались украсть автоматический станковый гранатомет – АГС-17. Вновь подошел тот же вольнонаемный и сообщил, что планируется такое преступление. Его сын-прорицатель это увидел. Только ему неизвестно, где и когда.

В мангруппе было четыре АГСа. Один стоял в «оружейке», после случая с кражей ГП-25 она была под неусыпным контролем. Еще два уехали с подразделениями, находившимися в командировках. Обзвонил их командиров – оружие на месте, под охраной. Оставался гранатомет, находившийся на посту «Лесное». Я отправился с проверкой туда.

Пост «Лесное» был подземным – располагался в блиндаже. Там же располагалась и «оружейка», где под замком должен был находиться станковый гранатомет. Но он отчего-то стоял на крыше. Спросил у старшего поста:

– Почему АГС не в «оружейке»?

– Расчет вытащил, чтобы почистить его, смазать. А то в «оружейке» он ржавеет, так они поставили его сверху, чтобы проветрился.

– Угу, – отвечаю. – Ржавеет… Ну-ка быстро в «оружейку», под замок!

Но самой неприятной пропажей стал музыкальный центр. В начале своей замполитовской карьеры я решил под новый год организовать для подчиненных праздник. Попросил жен офицеров и прапорщиков приготовить домашней еды: пирожки, торты. Купили барана, сделали шурпу, плов. Я принес свой собственный музыкальный центр, кассеты с актуальной музыкой. Знал, что местные очень любят танцевать, – устроил что-то вроде дискотеки. А сам отправился в наряд, на границу.

По возвращении утром узнал, что музыкальный центр и кассеты пропали. Построил личный состав, принялся стыдить:

– Я к вам отнесся как к людям. Русские женщины вам пирожки, торты приготовили, хоть и не обязаны были. Устроил вам праздник. И какова ваша благодарность?!

Речь подействовала. На следующий день в казарму подбросили музыкальный центр. Грязный, весь в глине – видимо, где-то закопали, когда прятали.

Снова построил:

– Спасибо, что вернули центр. Значит, у кого-то из вас проснулась совесть. Но где кассеты?

На следующий день подбросили и кассеты.

Чтобы понять, как сладить с этой публикой, я стал интересоваться, к кому она прислушивается, кто у солдат-таджиков является авторитетом. Логично, что это были муллы. Их периодически приглашали для проведения религиозных обрядов. Например, когда кто-то из местных солдат погибал, мы приглашали муллу на похороны и поминки. Солдаты становились на колени. Русские офицеры перед церемонией мыли руки и также становились на колени, рядом с солдатами. Только не молились, но молча стояли наравне с остальными. Эту традицию я перенял от предшественников и, пока был в Пянджском отряде, ее придерживался. Таджики видели, что я уважаю их и их традиции, относились лучше, мы находили общий язык.

Правда, оказалось, не все муллы были безобидными. Как-то солдаты рассказали, что во время очередной молитвы священнослужители настраивали их против русских, против офицеров. После того как ситуация повторилась несколько раз, я подыскал среди подчиненных парня, окончившего до призыва медресе – исламское духовное учебное заведение, и предложил ему вести религиозные обряды. Это было сделано не случайно. Неоднократно замечал, как вокруг него, только что призванного солдата, кучковались старослужащие. Выяснил, в чем дело. Оказалось, что он знаток Корана. Вызвал в канцелярию, спросил:

– Можешь читать молитвы, проводить обряды погребения, отпевание, поминки и прочее?

– Могу.

– Значит, будешь штатным муллой подразделения.

Позже нашел еще нескольких таких же богословов и поставил их командирами отделений. Как ни странно, это сработало! Таких младших командиров слушали и старослужащие, и дембеля, и даже контрактники. Был такой Файзулло Хасанов – совсем молодой пацан, но его приказы все подчиненные из местных выполняли беспрекословно. Как гавкнет, так все начинают бегать, выполнять задачи.

Были офицеры, прибывшие из России, которые не давали солдатам-таджикам молиться. Таких я отчитывал: не дашь помолиться – он на тебя будет иметь зуб и неизвестно, как все обернется. Офицер всегда должен знать местные особенности и традиции, учитывать их.

Кроме таджиков-военнослужащих, в отряде было немало местных жителей, работавших вольнонаемными, как правило, водителями. Они часто приглашали офицеров к себе в гости:

– Командир, приходи ко мне в кишлак, дорогим гостем будешь!

Поначалу я принимал подобные приглашения. Отказывать вроде неудобно. Но потом понял суть подобных приглашений и стал отказываться. Бывало, придешь, сядешь за стол. Там, конечно, все как положено – плов, водка «Царь Борис». Сами будут недоедать, но гостю выставят все лучшее. Но гостеприимство это было «чревато». Стоило выпить рюмочку-другую, как от хозяина начинали сыпаться различные просьбы: устрой брата на работу в воинскую часть, помоги что-то достать или перевезти и так далее. Отказать в гостях вроде как неудобно. На следующий день думаешь: может, хозяин дома забыл о просьбе? Но нет – не забыл. Помнит и требует исполнения обязательств.