Текст книги "Таджикистан 1992–2005. Война на забытой границе"

Из почти 40 лет моей календарной службы более восемнадцати я прослужил в погранчастях Средней Азии. В том числе с 1984 по 1987 год был начальником 117-го Московского пограничного отряда. А с 1993 по 1995-й – командующим Группы пограничных войск Российской Федерации в Республике Таджикистан.

Распад СССР разбудил дремавшие ранее противоречия в таджикском обществе, а вспыхнувшая в 1991 году гражданская война вылилась в затяжной период кровавого братоубийства. Рвущиеся к власти лидеры националистического толка развернули травлю некоренного населения, в первую очередь русскоязычного. Одним из объектов этих оголтелых нападок стали военнослужащие российских пограничных войск и их семьи. Был опрокинут и статусный, и поведенческий порядок, возникла ситуация неопределенности, замешательства, что способствовало «утеканию» части офицерского состава по пограничным ведомствам вновь образованных государств.

Ярким примером может служить Московский пограничный отряд. В тот период воинский коллектив трясло и лихорадило. Пробуксовка Центра больно отзывалась на моральном духе пограничников. На офицерских собраниях нередко и резко звучали требования к руководству пограничного ведомства определиться с судьбами военнослужащих, нормативно гарантировать их боевую деятельность. Тяжелая ноша легла на плечи командира части – подполковника Василия Масюка. Признавая всю справедливость требований подчиненных, он был вынужден гасить эти волны негодования. В его докладах руководству ясно звучало: одних только слов для объяснения сложившейся ситуации не хватает, нужны чрезвычайные меры для нормализации обстановки.

К чести пограничников, основная масса их задержалась в Таджикистане и по выработанной десятилетиями службы инерции продолжала охранять границу, проявляя при этом усердие и самопожертвование. Когда весной 1992 года происходило противостояние между сторонниками правительства и оппозиции, они проявляли завидную выдержку и соблюдали нейтралитет, что явилось фактором сдерживания эскалации межтаджикского конфликта.

Указом президента России от 24 августа 1992 года пограничные войска, находившиеся на территории Таджикистана, перешли под юрисдикцию России. 23 сентября 1992 года на их базе была организована Группа пограничных войск РФ в Таджикистане. Вопрос «Чьи мы здесь?» отпал, но по-прежнему стояли другие вопросы: «Зачем мы здесь? По какому обязательству россияне проливают кровь на границе хотя и братского, но уже чужого государства?»

После того как в Москве, на Лубянке, мою кандидатуру утвердили на должность начальника Краснознаменного Московского пограничного отряда, я вылетел к новому месту службы. С Хорога летел вертолетом. Когда Ми-8 приземлился на взлетно-посадочной полосе аэродрома поселка Московский, меня никто не встретил. Разве что готовился к вылету на Душанбе еще один борт – с больными и отпускниками.

Перекурив на кромке ВПП и понаблюдав за всем происходящим, я взял сумку с вещами и направился в сторону КПП отряда. На КПП дежурил прапорщик, который попросил предъявить документы, что я безоговорочно и сделал. Полистав документы, дежурный уточнил цель прибытия. Ответил ему, что я новый начальник отряда, следую в штаб и хочу видеть кого-то из командования.

Услышав это, прапорщик заметался и побежал к зданию штаба докладывать дежурному по части и оперативному дежурному. Буквально через пять минут со стороны штаба, перепрыгивая через арыки и кусты, к КПП бежали два подполковника. Добежав, они представились: начальник отделения боевой подготовки подполковник В. Н. Рулев и заместитель начальник отряда по работе с личным составом подполковник В. М. Мареев. Далее последовало представление начальнику штаба оперативной группы в Душанбе полковнику В. К. Кочневу и начальнику военной контрразведки опергруппы генерал-майору В. Н. Середе. Те в свою очередь представили меня командованию и личному составу гарнизона в клубе.

Мое назначение офицерами и прапорщиками отряда было встречено неоднозначно. За спиной роптали, мол, наверняка он к нам ненадолго. Мол, как и предыдущий начальник отряда – полковник В. Голинко, при первой же возможности переведется на свою родную Украину. Я, в свою очередь, понимал, что только мои командирские дела лягут в основу моей оценки коллективом. Времени на лекции и уговоры не было.

На той же первой встрече в клубе я четко всем объявил:

– Программы от меня не ждите, ее не будет. Читайте уставы и наставления, там все написано. Основное – граница. Люди границы. Кто не желает проходить службу в отряде, лучше сразу написать рапорты. Это будет честно. Но все, кто останется со мной, должны помнить, что нас всех без исключения ждет серьезная, кропотливая работа!

Следующие несколько недель я спал по четыре – пять часов. Старательно вникал в каждую мелочь служебно-боевой деятельности отряда, требовал системного анализа и конкретики. Основное внимание было уделено подразделениям первой линии – заставам, комендатурам и мотоманевренным группам, а также подразделениям боевого обеспечения. Изучил участок отряда не по карте, а ногами, побывав на каждой заставе, вникнув в особенности каждого подразделения. Это позволило увидеть в деле почти каждого офицера, прапорщика и сержанта отряда, встретиться с заставскими семьями, увидеть их жизнь без прикрас. При этом я старался быть доступным для подчиненных, быстро ставил все точки над i.

Вскоре личный план моих командирских задач оказался исписан конкретными задачами и мероприятиями, которые необходимо было провести. С личным составом срочной службы начались систематические занятия, тренировки и учения. Командующему Оперативной группой генерал-лейтенанту А. Н. Мартовицкому мною было отправлено подробное донесение с предложением внести кардинальные изменения в систему охраны границы. Через три дня он лично прибыл в пограничный отряд. В течение трех суток мне пришлось обосновывать, доказывать и убеждать его в правильности моего замысла на внесение изменений в его приказ на охрану границы на весенне-летний период 1992 года. Дальнейшая логика всех последующих событий подтвердила правильность этого решения.

Между тем обстановка требовала четкости и слаженности в работе органов военного управления. В этом мне большую помощь оказывал начальник штаба пограничного отряда подполковник С. Ф. Игнашичев, офицер с большим опытом командно-штабной работы, прошедший Афганистан. Руководимый им штаб с поставленными задачами справлялся уверенно.

Впрочем, с самого начала нашей совместной службы Сергей Феодосьевич не скрывал чувства зависти и ревности, поскольку не его, а меня назначили начальником пограничного отряда. Но особенно я удивился, узнав, что Игнашичев собрался переводиться для дальнейшей службы на Украину. Он российский офицер, не знавший ни одного слова на украинском языке. Думаю, роковую роль в его судьбе сыграла жена, которая была родом с Украины.

Был у меня с семьей Игнашичевых предметный и честный разговор, но они меня не услышали. Сергею Феодосьевичу как «москалю» я открыто сказал, что это авантюра! И что служить на Украине ему толком не дадут. Примерно через год так оно и произошло. Игнашичев попытался восстановиться обратно – в ПВ России, но тщетно. То был не единичный случай: раздрай по национальным квартирам затронул тогда судьбы очень многих офицеров.

Отток личного состава по национальным квартирам полностью обескровил пограничные подразделения, особенно негативно это отразилось на подразделениях первой линии – пограничных заставах. Резервы оказались крайне скудны и ограничены в своих возможностях по ведению боевых пограничных операций и затяжных боев. Люди были измотаны увеличенной служебной нагрузкой, что сказывалось на боевой готовности и дисциплине.

Казалось очевидным, что разговоры о скором нарастании российской пограничной группировки были не больше чем разговорами. На самом верху шел тяжелый процесс распила Союза, и никто не хотел посылать своих военнослужащих в горячую точку. Помню приезд министра обороны РФ Маршала авиации Шапошникова. Разговор ни о чем, по принципу «вы тут держитесь!».

Решить проблему некомплекта пытались по принципу тришкиного кафтана. Например, в пограничные отряды поступило распоряжение сократить артиллерийские подразделения. Артвооружение следовало поставить на консервацию, а артиллеристов оправить на заставы стрелками. Было очевидно, что это несусветная глупость! Как бы ни было тяжело, как бы ни были на пределе люди, но свернуть артиллерию в той обстановке стало бы преступлением, которое в реальной боевой обстановке исправить уже не представится возможным.

Вопреки распоряжению, я принял решение, напротив, усилить подготовку артиллеристов. Мною был дан приказ о создании артиллерийского резерва постоянной готовности и порядке его использования. Я с особым вниманием, если не командирской любовью, относился к артиллеристам – это были умные, знающие свое дело офицеры и солдаты, которые выделялись всем: дисциплиной, организацией и внутренним порядком. Где бы они ни находились, все делали основательно и надолго. Большим везением было то, что командовал артиллерией отряда майор В. А. Савич – настоящий профессионал своего дела. Он не жалел себя и людей, но все огневые задачи выполнялись лучшим образом. Под стать артиллеристам были и наши военные саперы.

Между тем с каждым днем на границе становилось все тяжелее, она словно магнитом притягивала контрабандистов и боевиков противоборствующих сторон, стремившихся наладить каналы поставки оружия и наркотиков. К июню 1992 года в зоне ответственности Московского 117-го пограничного отряда отчетливо вырисовывались направления устремления противника:

– на кокульском направлении (стык с 48-м отрядом, напротив участков 1-3-й застав) была сосредоточена группировка боевиков оппозиции общей численностью до 450 человек, которую активно поддерживало командование афганской 55-й пехотной дивизии;

– на пархарском направлении (участки 4-5-й застав), у кишлака Новобод, находилась группировка в 300 человек;

– на московском направлении (район Чахи-Аба) – база и штаб оппозиции, численность до 350 человек;

– на сары-чашминском направлении – 150–200 человек;

– район кишлака Шальмунд (участок 12-й заставы) – база в 250 боевиков оппозиции и примкнувших к ним 50 белуджей из Пакистана;

– у кишлака Явиз – основная база боевиков оппозиции. Ее основной состав – до 200 человек, но в отдельные периоды численность доходила до 350–400 человек. Именно эта группировка позже, в ночь с 18 на 19 августа 1994 года, пыталась захватить пограничный пост «Тург»;

– на хоунском направлении (одном из самых уязвимых участков Московского отряда) – до 300 человек;

– на шуроабадском направлении (участки 13-16-й застав) – до 200 человек.

На наиболее опасных направлениях мною были определены зоны безопасности, которые представляли собой полосы глубиной в 2–5 км. Появление здесь любых вооруженных формирований немедленно отслеживалось. Такие группы боевиков разоружались либо уничтожались. Для решения этой задачи привлекались БРМ Гр и БАрМгр (боевые рейдовые механизированные и аэромобильные группы). Как правило, они действовали под прикрытием с воздуха звеном вертолета и в тесном взаимодействии с артиллерией. Помимо всего прочего, подобные группы позволяли прикрыть границу в условиях острой нехватки личного состава.

На фоне всего этого в один из августовских дней мне позвонил командующий Группой генерал-лейтенант А. Н. Мартовицкий и потребовал обстоятельного доклада по обстановке. По голосу командующего было заметно, что он встревожен и взволнован. Я доложил выводы из обстановки и свое частное решение на сутки. В ответ послышалось:

– Хорошо. Через три часа я буду в отряде. Будь в готовности к проведению рекогносцировки и уточнению плана взаимодействия с Пянджским отрядом. Все остальное по прибытии.

Точно в расчетное время вертолет с командующим приземлился в аэропорту Московский. В кабинете Мартовицкий провел совещание с командованием отряда, довел общую обстановку на участке Группы. Из доклада следовало, что обстановка стремительно менялась в сторону эскалации, а граница фактически превращалась в линию фронта.

Тогда же, к нашей большой и нескрываемой радости, из уст командующего прозвучало, что завтра прибывает пополнение. Нужно подготовиться к его приему и размещению. Нам было все равно, что это за пополнение, главное – в Москве о нас помнят, мы не забыты, на нас возлагают серьезные задачи по охране внешних рубежей нашей страны.

Я отдал заместителям распоряжения на подготовку к приему пополнения, и мы с командующим остались вдвоем. За чашкой чая он мне открыл секрет, откуда взялось пополнение:

– Оно прибывает из Германии. По наряду получишь 1200 человек. Но помни, что им еще предстоит стать пограничниками. Василий Кириллович, надо разобраться с каждым из прибывающих. С каждым! То, что они разных призывов, ожидаемо. Но ты хорошо понимаешь, что люди прибывают словно из другого мира. У них свои навыки, знания и умения, не схожие с нашими. Они вольются в пограничные коллективы со своими привычками и традициями, сохранившимися с прежнего места службы. Где-то проявится и стремление к лидерству, и дедовщина. Построй свою работу так, чтобы это грамотно загасить изначально. Сколько останется после осеннего увольнения, трудно сказать, но других людских ресурсов у нас пока не будет. Границу надо укрепить теми, кто есть. Завтра с шести часов, по холодку, будем принимать «борты».

Утром на аэродром Московский один за другим стали садиться вертолеты Ми-8. На ВПП из них начали выходить военнослужащие в фуражках различных родов войск: синих, черных и красных… Мы с командующим тяжело вздохнули – взгляду предстало невероятное зрелище: большинство из прибывших были одеты в парадную форму, с чемоданами, дипломатами и рюкзаками.

Приняв первую волну пополнения, командующий решил провести смотр и беседу с прибывшими. Старшие команд строили это войско поротно и производили доклады.

Проходя вдоль строя, Мартовицкий периодически спрашивал бойцов:

– Кто вы и откуда?

Те четко отвечали:

– Из Группы советских войск в Германии.

– Вам довели, куда и зачем едете?

– Ночью подняли по тревоге и объяснили, что вылетаем в Союз, на уборку урожая.

Выслушав военнослужащих, командующий поприветствовал их и объяснил, куда и зачем они прибыли. Завершил речь он фразой:

– С этой минуты вы пограничники!

С этими военнослужащими, прибывшими из Германии, было немало специфических проблем. Например, я прекрасно понимал, что у них на руках находится валюта, и, чтобы не было у кого-либо соблазна покуситься на нее, приказал всю наличность сдать по ведомости в спецхранилище финансовой части. Как показал ход дальнейших событий, это было сделано своевременно и правильно. В других соединениях и частях на этой почве произошло немало нехороших событий, вплоть до вымогательства со стороны офицеров. Наши же военнослужащие, выслужив установленные сроки, все свои денежные средства получили в целости и сохранности.

После прохождения мандатных комиссий прибывший личный состав был распределен по заставам и подразделениям боевого резерва и обеспечения. Имелись подразделения, в которые можно было попасть только по конкурсу, – ДШМГ и войсковой разведки. Отбор в них был индивидуальный, с особым ритуалом посвящения. Попав туда, бойцы гордились и дорожили своим высоким призванием.

В целом же «немцам» тяжело давалась пограничная наука. Поэтому основные усилия офицерского и сержантского состава части были сосредоточены на адаптации прибывшего личного состава и проведении с ними курса молодого пограничника. Начальник учебного центра майор В. Н. Фесенко день и ночь обучал бойцов, проводя не только служебное, но и личное время на учебных городках и стрельбище. Я еженедельно лично проверял ход подготовки, присутствовал на занятиях с сержантским составом, роли которого я уделял первостепенное значение. Была пересмотрена полностью программа подготовки артиллеристов и саперов. Это было сделано своевременно – обострявшаяся обстановка не позволяла расслабляться. Никому никаких снисхождений не было. Это дало результат: программа подготовки выровняла всех, независимо от срока службы.

Кроме того, в начале сентября на таджикско-афганскую границу, в Московский и Пянджский пограничные отряды для усиления были направлены части ВДВ. В Пянджский пограничный отряд из Ферганы прибыл сводный батальон ВДВ 387-го отдельного парашютно-десантного полка. Одна из рот этой части была передана мне в оперативное подчинение и активно использовалась в охране и обороне государственной границы.

Столь разномастный личный состав требовал необходимой мотивации. Поэтому огромная роль отводилась индивидуально-воспитательной работе и психологической совместимости личного состава, что позволяло исключить нарушения воинской дисциплины и неуставные отношения. Большую роль здесь играл мой заместитель по воспитательной работе и подготовке личного состава полковник Б. И. Ермолин, его заместители – подполковник В. В. Мареев и майор В. Н. Чебаев. То были офицеры-профессионалы, любящие и знающие свое дело.

Вообще, с момента вступления в должность начальника пограничного отряда я уделял самое пристальное внимание проведению воспитательной работы со всеми категориями личного состава. В этом вопросе мелочей не бывает. В основе всего уклада служебно-боевой деятельности пограничного отряда лежало единоначалие, а в обстановке, приближенной к боевой, оно и вовсе имело первостепенное значение. Во главу угла было поставлено строгое и неукоснительное соблюдение воинских ритуалов и традиций. И пускай больше не существовал СССР, но вся атрибутика и пограничные ритуалы были пропитаны былой славой и мощью советской державы, которая пала вместе с Берлинской стеной.

Нелишним стало и хорошее знание истории пограничной стражи царской России. К слову, когда в Мургабском пограничном отряде в торжественной обстановке был поднят Государственный флаг России, во всех подразделениях части появилась наглядная агитация, наполненная российской историей и тематикой. На левый рукав каждого пограничника нашили российский триколор. Эти нашивки были централизованно изготовлены в швейной мастерской отряда.

Когда я прибыл в Московский отряд, то российский триколор на рукаве моего кителя вызвал удивление. Тогда я отдал приказ начальнику тыла подполковнику И. В. Шинкевичу в течение недели сделать нашивки на весь личный состав, а также изготовить Государственные флаги Российской Федерации. Затем был разработан комплексный план проведения ритуалов с участием командования отряда по поднятию Государственного флага в гарнизоне и в подразделениях границы. Штабу отряда была поставлена задача на разработку методической памятки по пограничным ритуалам.

Особое внимание уделялось проведению ритуала отдачи приказа пограничным нарядам на охрану границы. Он звучал так: «Приказываю вам выступить на охрану Государственной границы Союза Независимых Государств. Вид наряда…», далее по тексту. Это формировало у личного состава осознание того, что все мы являемся составной частью этого Союза, и вселяло уверенность в необходимости охраны и отстаивания интересов России на таджикско-афганском участке внешних рубежей СНГ.

Постоянно ухудшавшаяся ситуация со снабжением заставляла командование отряда серьезно напрягать мозги. Пограничников и их семьи надо было кормить, одевать и обеспечивать теплом. Упор был сделан на собственные силы, развитие подсобных хозяйств: огородничество, овцеводство, свиноводство и рыбную ловлю. Предпринятые меры позволили полностью обеспечить часть картофелем, капустой, луком, чесноком, огурцами и помидорами. Моим приказом были определены группы охотников на диких животных. Все было организовано с мерами предосторожности и с боевым охранением района охоты, чтобы исключить любого рода непредвиденные ситуации.

Все выращенное и добытое проверялось, учитывалось и шло на питание личного состава и членов семей. Еженедельно в Душанбинский госпиталь вертолетом отправлялись фрукты, овощи, мясо и рыба – раненым и больным требовалось усиленное питание.

Порой мне как командиру приходилось принимать крайне нестандартные решения. Например, под личную ответственность посылать колонны с боевым охранением в Узбекистан, где по нарядам, оставшимся с времен войны в Афганистане, удавалось получать продовольствие, муку, масло и самое главное бензин, солярку и авиатопливо для вертолетов.

По состоянию на 15 ноября 1992 года по всестороннему тыловому обеспечению подразделения отряда были обеспечены всем необходимым. На столах у солдат имелись масло, сахар, печенье, повидло, колбасный фарш, колбаса, овощи, фрукты, мясо и рыба – все согласно нормам питания. Офицеры и прапорщики получали паек.

Не могу не отметить тот факт, что за весь период моего командования отрядом подразделения и семьи пограничников были обеспечены бытовым газом. Мне удалось договориться с областным «Кулябским межрайгазом» о выделении 14 автоцистерн-газовозов для завоза в отряд жидкого бытового пропан-бутана.

Перевозка газа осуществлялась как хорошо продуманная военная операция. На машинах были перебиты гражданские номера, водители переодеты в камуфлированную форму, все с путевыми листами. В каждой машине находился вооруженный десантник. Газовозы сопровождали «Уралы» и БТРы с бойцами из ДШМГ. Связь на всем протяжении марша осуществлялась посредством командно-штабной машины КШМ Р-142 и с воздушного пункта управления, который выполнял в горах роль ретранслятора. Помимо всего прочего, с воздуха колонну газовозов прикрывала пара вертолетов Ми-24.

Когда выяснилось, что для нужд части хватает топлива из 7 газовозов, остальное мы по-братски отправляли в областной и районный центры – помогали местному населению. Справедливости ради отмечу, что все командующие Группой: А. Н. Мартовицкий, В. Ф. Грицаи, А. Т. Чечулин и П. П. Тарасенко – с пониманием относились к подобного рода мероприятиям и не чинили мне препятствий.

Особо отмечу командующего Группой генерал-майора В. Ф. Грицана, который сменил генерал-лейтенанта А. Н. Мартовицкого. Это военачальник, на плечи которого выпала серьезная череда трудных политических и военных испытаний. Генерал солдатских кровей, Виталий Федорович хорошо знал жизнь и быт границы. В общую и частную обстановку вникал мгновенно, требовал от штабов и органов военного управления инициативы, плановости, системы и комплексного, творческого подхода при решении поставленных задач. Сам Грицан успешно разрешал самые сложные и противоречивые ситуации, проявляя лучшие человеческие, организаторские и воинские качества. А самое главное – очень бережно относился к личному составу, требовал того же от всех командиров и воспитателей. Человек широкой души, открытый и доступный в общении, Виталий Федорович располагал к себе и не оставлял ни малейшей тени сомнения или неуверенности. Я ему очень благодарен за ту военную и жизненную школу, которую прошел у него.

Был случай, когда представители двух противоборствующих группировок попытались не пропустить колонну отряда на перевале Нурек, грозя расправой гражданским водителям. Нельзя было боевикам этого позволить! Уточнив обстановку у старшего колонны капитана В. Хвостова, я принял решение вылететь с десантом к подножью перевала Нурек. В случае угрозы жизни нашим людям нанести РВУ и, высадив десант, уничтожить боевиков.

Когда я доложил решение командующему, он внимательно выслушал и произнес: «Утверждаю. Ты прав, там люди. Сделай все от тебя зависящее, чтобы их спасти».

Однако до РВУ в тот раз дело не дошло. Вылетев в район Нурека, я решил сымпровизировать: на боевые порядки боевиков были сброшены банки с привязанными красными полосками материи – для заметности. Внутри банок находились записки, написанные мною карандашом на листах блокнота. Они имели следующее содержание: «Я, начальник Московского пограничного отряда подполковник Масюк Василий Кириллович, требую исключить какие-либо акции и провокации в отношении моих подчиненных. Осуществляю посадку и прошу на переговоры представителей противоборствующих сторон. На все отвожу 45 минут».

Затем вертолет высадил меня на дорогу примерно посередине между враждующими вооруженными формированиями. Сев на дорожное полотно, я закурил в ожидании переговорщиков. Через 20 минут представители обеих сторон подошли ко мне. Начался тяжелый разговор, который в любую секунду мог закончиться автоматными очередями. Но в конечном итоге помогли хладнокровие и спокойствие участников переговоров… а также девять пограничных вертолетов, барражировавших в воздухе.

Колонну пропустили. Напоследок я предупредил враждующие стороны, что любого рода провокации по отношению к российским пограничникам будут решительно пресекаться всеми видами оружия, вплоть до применения авиации. Это отрезвило их окончательно. В дальнейшем колонны ходили относительно беспрепятственно и снабжение отряда было устойчивым. Даже в тот период, когда в Душанбе шли уличные бои, ни на одну из наших колонн никто не нападал – ни «вовчики», ни «юрчики».

Другой случай, связанный с захватом пленных, вновь свел меня с полевым командиром «юрчиков» Сайгаком Сафаровым. На календаре был ноябрь 1992-го. В один из дней по 3АС-каналу связи на меня вышел начальник штаба ГПВ полковник В. В. Кочнев и довел, что в Курган-Тюбе в плену у Сайгака Сафарова находятся военнослужащие парашютно-десантного батальона, которые воевали на стороне «вовчиков». Они взяты в плен, и теперь их ждет неминуемая казнь. Кочнев попросил меня связаться с Сайгаком Сафаровым и сделать все возможное, чтобы этого не произошло. А еще лучше добиться передачи этих горе-десантников официальным властям. Я вылетел в Курган-Тюбе, встретился с Сайгаком Сафаровым. После тяжелейших переговоров мне удалось освободить пленников и доставить в Душанбе.

Дружба с Сафаровым не раз помогала решать сложнейшие задачи, но следовало постоянно помнить, что мы находимся на Востоке, поэтому бывали периоды, когда наши взаимоотношения находились на грани фола. 28 июля 1992 года, когда в Таджикистане было объявлено очередное прекращение огня, Сафаров заявил, что его люди не сложат оружие, пока правительство Рахмона Набиева не уйдет в отставку. В сентябре Сафаров продолжил активные боевые действия и даже пытался развить наступление на Душанбе.

7 сентября Набиев ушел в отставку. Исполняющим обязанности президента Республики Таджикистан стал коммунист Акбаршо Искандаров. Однако Сайгак Сафаров не успокоился. В один из дней его боевики захватили правительственный вертолет Ми-8, на борту которого находилась высокопоставленная делегация из Душанбе, и стали угрожать расстрелом пленных, если не будут выполнены некие требования Сафарова. Поскольку происшествие случилось в зоне ответственности Московского пограничного отряда, мне и моим подчиненным пришлось спешно разрабатывать и проводить специальную операцию, включавшую обман и полную дезинформацию руководства противостоящих сторон.

Резерв отряда во главе с начальником штаба подполковником С. Ф. Игнашевичем провел отвлекающие действия. А я возглавил основную группу, которая с риском освободила пленных, в число которых входили: и. о. президента Искандаров, председатель правительства, председатель КГБ Таджикистана, несколько членов правительства – депутатов Верховного Совета Таджикистана (в том числе и нынешний президент Республики Таджикистан – Эмомали Рахмонов), члены экипажа.

Позже, 29 марта 1993 года, Сангак Сафаров и его бывший сподвижник – полевой командир Файзали Зарипов (Саидов) погибли при невыясненных обстоятельствах в Бохтарском районе. Согласно распространенной версии, Сафаров в ходе беседы с Зариповым вспылил (что для меня не было новостью) и неожиданно застрелил его, после чего охрана последнего открыла огонь. В результате начавшейся перестрелки погибли 17 человек, в том числе и Сафаров.

31 марта в Таджикистане объявили днем траура. Похоронили Сайгака Сафарова в одном из местечек Бохтарского района Хатлонской области. На церемонии прощания присутствовали председатель Верховного Совета Эмомали Рахмонов и премьер-министр Абдумалик Абдулладжанов.

Именем Сайгака Сафарова был назван Таджикский высший военный колледж (в 2002 году переименован в Военный институт Министерства обороны).