Текст книги "Железо. Книга 1"

Глава 6. Обманутый Отец

Поу-Воу обхватил Дирлека за туловище, обездвижив его руки по бокам, и, приподняв, резко прогнулся в пояснице, перебросив мальчика через себя. Тот с размаху влетел головой в земляной пол.

– Ну что же вы, ребята, – протянул Матаньян-Юло. – Нельзя так.

Дирлек схватился за ушибленную голову и зарыдал. Поу-Воу проигнорировал возмущение духовного наставника и равнодушно отнесся к заливающемуся слезами другу. Размахнувшись, он пнул его, метя в лоб.

Дирлек получил удар вскользь и истошно закричал. Вскочив, он набросился на обидчика с кулаками, молотя того по лицу, словно мельница лопастями. Поу-Воу шарахнулся назад, защищая глаза, и врезался спиной в подвешенные на вагу остатки скелета Арно.

– Мальчики, вы же сейчас обрушите павильон нам на головы, – укоризненно воскликнул Говорящий с Отцом и повернулся к другим детям. – Все видят, как дети Железа рвутся освободить друг друга? Их кости полны сырого шлака, но Отец велит им выколачивать его под любым предлогом… Кто я такой, чтобы вмешиваться в это божественное проявление?

Матаньян-Юло выглядел почти что довольным. Его раскосые глаза умильно щурились, глядя на дерущихся ребят. И только когда Поу-Воу оседлал Дирлека и начал выдавливать тому глаза большими пальцами, он подбежал к победителю и поднял его за подмышки.

– Ну все, мальчики, довольно… – примирительно сказал он. Подняв второго, он заботливо отряхнул с его спины и ног пыль. – Драчуны вы мои… Садитесь по местам!..

Поу-Воу шел к своему месту с видом триумфатора. Он свысока поглядывал на притихших и испуганных сверстников. Каждый тут был знаком с его крутым нравом и с божественным рвением, которым одарил его Отец.

Подойдя к своему месту, он не обнаружил перед собой Андру. Та сегодня предпочла сидеть в дальнем углу, подальше от него. Громко выругавшись, мальчик подхватил тюфяк с волосами героев, что отбывали свой долг на карьере, и демонстративно перебрался в тот же угол, усевшись позади нее. Андра брезгливо поджала губы и хотела было снова пересесть, но оклик духовного наставника пригвоздил ее к месту.

– Довольно беготни, – холодно процедил он. – Сыновья не должны ждать дочерей. Будущие освободители не медлят на своем пути к просвещению из-за какой-то прихоти земляного детища…

Все дети расселись на своих подушках, и Матаньян-Юло занял свое седалище из протертого камня. Позади него высились железные мощи – валун необработанной руды, главная достопримечательность Железного павильона.

Сам павильон представлял собой круглую постройку из восьми кирпичных колонн и округлого свода из глинобитной смеси. Пространство между колоннами перекрывали плотно перетянутые шкуры и плетеные жерди. Треножник с жаровней поддерживал в помещении загадочный красноватый полумрак, а вдоль стен тянулись постаменты из вытесанных плит, на которых покоились различные реликты и прочие значимые для племени Кланяющихся Предкам предметы. Фрагменты костей старика Арно, используемые для всевозможных измерений. Пара железных обручей, используемые Говорящим с Отцом для чтения грязных и неугодных мыслей. Обломившаяся кирка, что застряла в куске камня – ярчайший символ извечного противостояния отчаявшегося Отца и ненасытной земли. Железные серьги героев карьера. Чугунная болванка. Ломоть застывшей зашлакованной крицы. Культовые изобретения из человеческой кости, такие как крик, традиционно выдаваемый каждому Смотрящему в Ночь или пимак с железным мундштуком и сердцевиной.

Но здесь, как ни старайся, нельзя было найти гербарий из высушенных растений, полезных и ядовитых, их наглядных образцов. Не было чучел животных – каких надо ловить и каких надо избегать. На постаментах отсутствовали ступки и пестики с порошками, из которых бы учили делать клей, целебные припарки или консервировать питательную смесь по рецептам дряхлого Котори, которого уже заждались на Прощающих Холмах. Тут не было кулемок, растяжек и прочих ловушек, устройство которых смутно помнили лишь старики да позабывшие свое ремесло охотники. И, конечно же, никаких рисунков, узоров и изображений.

– Выпари из моих костей шлак!.. – раздался неровный хор детишек, и удары костяшками пальцев посыпались на голени и лбы. – Вынь из-под моих ногтей грязь!.. Заткни мою плоть!.. Дай услышать тебя, Отец!..

– Он слышит вас, дети мои, – с придыханием отозвался Матаньян-Юло.

Его полублаженный взгляд скользнул поверх голов, проверяя, все ли на месте. Он насчитал свыше трех хребтов Арно, – один хребет насчитывал двадцать четыре костяшки, – детишек, на чьих плечах было не менее шести рубежей. С появлением четырнадцатого ребенок покидал Железный Павильон зрелым и просвещенным, обученным правильному поведению и ясным представлениям о том, как все должно быть.

Однако, несмотря на столь долгий срок просвещения, знания, подносимые Говорящим с Отцом, от лета к лету свежее не становились. Скорее закреплялись из раза в раз старые. Закреплялись и смаковались на разный лад, а порой и забивались в голову в прямом смысле кулаками, как это только что произошло между двумя мальчишками. Но дети прихотливы не были.

Многие, особенно мальчики, обожали переслушивать легенду о железе и земле, с которой и брала свое начало история возникновения людей и уготованного им великого предназначения. Они давно знали эту легенду, полную предательства и героического самопожертвования, уже не хуже самого рассказчика, но им страсть как нравилось переживать ее снова и снова, раздувая внутри своих юных сердец праведные и будто клокочущие доменным огнем чувства.

– Говорящий с Отцом, расскажи нам про железо!.. – взмолились дети.

– Да, про то, как его предали, расскажи!.. – громко подхватил Поу-Воу, посасывая нижнюю губу, из которой сочилась кровь.

Матаньян-Юло еще какое-то время понаслаждался уговорами, прежде чем воздеть руки, показывая, что сдается. Дети радостно завопили.

– Наши мудрые предки высекли здесь Скальный дворец неспроста, и вы это знаете, – начал духовный наставник, когда все притихли. – Здесь кроются необъятные залежи железных руд. И нашим предкам было известно, что однажды железо и земля были порознь. Земля гнила, становилась то пылью, то грязью, то ядовитым цветком… А вот железо оставалось неизменным, потому что оно Бог, оно бессмертно. Но в один прекрасный день, земля… обманула его…

Поу-Воу не сдержал чувств и, издав сдавленный, полный ярости и досады крик, отвесил впереди сидящей Андре затрещину. Та зашипела на него и замахнулась своей ладошкой, но рассказчик сурово рявкнул на них.

– Тихо!.. Земля жестоко обманула его… Она прельстила железо, соблазнила его своей податливой почвой, в которую так легко входили твердые предметы и тем, какие чудесные порой из нее вырастают цветы и сладкие растения… И тогда железо захватила мысль о продолжении своего рода. Оно согласилось смешать свою нетленную силу с лоном коварной земли. Оно погрузилось в нее до основания, обогатило ее своим семенем и захотело было выбраться наружу, обратно, в небеса. Но земля не отпустила его. Коварная женщина вцепилась в него, и вместо того, чтобы разродиться от него железными детьми, она сама стала делать из него уродливого ребенка. Свою послушную игрушку.

Железо перестало быть похожим на само себя, оно перестало быть цельным, сильным, красивым. Все, что от него осталось, это божественная сущность – оставаться вечным. Но толку от такой вечности, если оно стало рыхлым, уродливым, похороненным под пластами земли, жирными и заплывшими, как отвратительная и расслабившаяся на шее мужчины женщина?! – взвизгнул Матаньян-Юло, всем своим лицом выказывая отвращение. Андра и другие девочки невольно съежились от его крика и захотели стать незаметнее.

– …Но даже от столь противоречивого союза смогли появиться дети… – в который раз удивился наставник. Он властно поднялся с седалища и медленно двинулся вдоль ряда постаментов. – Такие же противоречивые, как и союз их родителей. Хрупкие и смертные, но с духом настоящих богов, не признающих смерть. И это мы, люди.

Глядя на первых сыновей земли, в которых не было еще так много божественного от железа, люди уподобились им и стали перенимать их привычки – бегать босыми, лазать по деревьям, есть себе подобных, убивать друг друга, вести себя недостойно сынов железа. И только наши предки, жившие прямиком на останках нашего Отца, смогли услышать его зов. Он сказал им…

– А останки Отца только в нашем каньоне и нигде больше? – не выдержала Андра.

Матаньян-Юло поперхнулся от негодования. Девочка посмела его перебить.

– Разумеется!.. – выплюнул он. – Наши мудрые предки вытесали в красной скале настоящий дворец, а его придворную площадь украсили скульптурами из железных мощей, через которые смогли расслышать его голос… И он сказал им – освободите меня от этой безобразной женщины и я сделаю вас богами…

– Но разве вождь не спас нас от выходцев с неведомых земель? – снова перебила его Андра. Эти вопросы давно назрели в ее голове, но она все не решалась задавать их нервному духовному наставнику. Но утром мать перевернула ее жизнь с ног на голову, а ее тайная любовь уже который день не объявлялась на просвещениях, и бедной девочке казалось, что терять уже нечего. Еще и этот невыносимый задира позади нее, что никак не оставит ее в покое…

– Спас, – отчеканил Матаньян-Юло. Его голос прозвенел от напряжения так, что, казалось, пламя в жаровне задергалось в тревоге.

– А разве вождь не присвоил себе трофей предводителя наших врагов с неведомых земель – длинную палку из железа, что разит молнией любого, на кого он ее наведет?

Губы Говорящего с Отцом еле разжались для ответа.

– Присвоил.

Андра всплеснула ручками.

– Но если этой железной палкой до нашего вождя владели выходцы с неведомых земель, не значит ли это, что Отец погребен не только в нашем каньоне?

Глаза Матаньяна-Юло сверкнули от неудовольствия. Он разжал рот для ответа, но оттуда ничего не вышло. Поу-Воу подался к ней с перекошенной от ярости физиономией.

– Заткнись!.. Заткнись, заткнись!.. Слушать мы должны голос Отца, а не твой!..

– Поу-Воу, – мягким голосом одернул мальчика Говорящий с Отцом, – дочь железа задалась вопросом, где Оно могло бы лежать еще… Конечно же, и в ее интересах, как и в наших, мужских, чтобы Оно было освобождено отовсюду без остатка… Я отвечу на твой меткий вопрос, дщерь… Эти бледнолицые, по всей видимости, были в нашем каньоне уже очень давно, еще до наших предков и, возможно, сумели извлечь из недр земли некоторую часть Отца, чтобы смастерить из нее эту нехорошую палку. Кто знает, может, поэтому у наших предков и развязалась война с ними – бледнолицым понадобились новые нехорошие палки, а предки не стали подпускать их к священной земле…

Между бровками на лбу Андры пролегла недетская складка.

– Но ведь только Ил-Резона сумел показать, как правильно освобождать Отца, – вспомнила она. – Его ведь потому и прозвали Высвобождающим Отца, мальчиком, высеченным из искр. Никто до него не знал, как это делать. Железные мощи у Скального дворца высечены предками из сырой руды. Не было даже кирок. Никто даже не знал, какого настоящего цвета Отец. Цвета грозовой тучи. А у выходцев с неведомых земель нехорошая палка цвета грозовой тучи была уже задолго до того, как ваша мудрость услышала зов Отца…

– Довольно, – оборвал ее Матаньян-Юло и повернулся к другим детям. – Это в точности про то, что я вам и говорил… Наша плоть – дар Матери-земли. От нее нам досталась эта мягкость, уязвимость, слабость, подлость, гордыня и нехорошие желания… И вот она, кость, – он сжал в пальцах бедренную кость Арно и вознес ее над головой, словно факел, – вот она, правда. Тверда и неизменна. Дар Отца-железа, делающего плоть живой… И костям не нужна эта изворотливость и копошения в вопросах, подобно червям, что наводняют землю… Это только она, прародительница гнили и разложения, блаженствует, когда они в ней ползают…

Поу-Воу схватил Андру за кудри и прошипел ей в ухо.

– Клятые черви!.. Если мы видим их, то сразу топчем ногами, вот так!.. – Рн хотел было лягнуть ее, но девчонка взвизгнула и, извернувшись, полоснула его по щеке ногтями.

– Хватит! – воскликнул Матаньян-Юло, повелительно взмахнув костью. – Ты дикий зверь, что разговаривает когтями? Или дочь железа, у которой есть язык?

– Но почему вы ему не скажете, чтобы он ко мне не прикасался?! – обиженно пропищала Андра.

– Ну вот, видите? – обратился к детям духовный наставник. – Она опять изворачивается. Она так и будет, такова ее природа… Вот я ее схвачу, а она протечет у меня сквозь пальцы, как вода, понимаете?.. А вода – это соки земли, она есть и в растениях, и в снеге, и в нашем теле… Кровь тоже вода. Плоть сковывает нашу кость и прячет ее от глаз, будто свой очередной грязный секрет. Держит ее в своих крепких объятиях. Но стоит только воде вытечь из плоти, как ее объятия слабеют и она опадает, слезает с костей, освобождая их от своего томительного плена…

Доставайте железо из земли, дети мои!.. Очищайте его от шлака. Освобождайте его. И оно взамен будет освобождать от шлака вас. Если человек успел отдать свой долг Отцу в течение жизни, то его кости, молчаливые без плоти, но вечные и с божественной искрой, белые, как облака и его помыслы, будут служить в руках живых и продолжать вместе с ними великую работу…

И только когда последний кусочек нашего Отца освободится от коварных объятий Матери, все, кто его освобождал, включая предков, будут удостоены высшей награды. Какой? Никто не знает, потому что это вне понимания… Но нет сомнений, что щедрость ее будет приравнена к божественной…

– Как это может быть вне понимания, если ваша мудрость напрямую разговаривает с Отцом? – снова рискнула спросить Андра.

Матаньян-Юло демонстративно вздохнул и перевел взгляд на Поу-Воу позади нее, будто тот знал ответ. И мальчик его действительно знал.

– Я же сказал тебе заткнуться, женщина!.. Или это вне твоего понимания?

Духовный наставник довольно рассмеялся и проказливо подмигнул Поу-Воу.

– Достойный пример привел наш достойный железа сын, каково это – пребывать вне понимания… Однако я попробую разъяснить, – раздобрился он, все еще посмеиваясь. – Когда я завожу с Отцом речь о награде, мне в голову идут захватывающие видения и неописуемые ощущения, неподдающиеся обычным словам. До тех пор, пока мы обременены плотью, нам не дано понять, что обещает Отец своим сыновьям… Мы слишком скованы землей и ее низменными мерилами, отвечающими за наши чувства… И только избавив от последнего кусочка шлака Отца и самих себя, только тогда мы станем открыты пред пониманием сущности божественной награды…

А до тех пор не стоит забывать, что железо – это мужчина, и оно не требует с ним нянчиться. Единственное, что оно требует от сыновей – это его освобождение. Как только оно станет слитком чистой силы, оно разрешит с ним делать все, что вздумается, разве что не сливать обратно с безобразящей землей. Мужчины делают из него оружие, чтобы защищаться от старших сыновей земли, таких как пума, койоты и змеи, а также и от тех сыновей, что к ним приблизились и уподобились… Так нас соседи и защищают от богомерзких Пожирающих Печень, с помощью Отца, которого мы для них освободили…

– Если железу все равно, что из него сделают оружие, тогда почему наши предки в свое время не подпустили бледнолицых к останкам Отца? Бледнолицые ведь тоже бы его сначала освободили…

Говорящий с Отцом хватил костью Арно по постаменту, чуть ее не сломав.

– Я устал терпеть твои выходки, глупая девчонка!.. Знай свое место!.. – оскалился он, высокий, худой и жуткий в своей багровой хламиде.

– Да!.. – поддакнул позади нее Поу-Воу, выглядевший почти счастливым. – Мы устали!..

– Мы с сыновьями терпим тебя только потому, что в тебе тоже есть кость, – разжевал ей провидец. – А значит, ты тоже дитя железа, пусть и в незначительной мере. В вас, женщинах, слишком много от земли, – коршуном повернулся он к другим девочкам. – И вы будете погребены в нее, если не будете слушаться сыновей. Знайте свое место и свой долг!.. Вы не способны освобождать железо, но вы способны рождать его новых освободителей… Вы нужны Отцу, и он не обделит вас благодарностью, если будете выполнять свой единственный долг… Будьте покорны мужчинам, потому что отдаться им – это единственное, что вы можете предпринять для спасения Отца…

Поу-Воу переполнили чувства. Медленно поднявшись с тюфяка, он рухнул на спину Андры, пытаясь ее забороть.

– Покоряйся!.. Покоряйся мне!.. – ревел мальчик, захватив ее шею в удушающее кольцо рук. Андра хрипела, а ее лицо раскраснелось. Она размахивала кулачками, пытаясь попасть в лицо обидчику. Другие дети гомонили, но ничего не предпринимали, не зная, какой поступок в этой ситуации будет одобрен Говорящим с Отцом, а какой нет. А провидец и сам стоял, ничего не предпринимая. Он внимательно следил за борющимися, готовый вмешаться только в случае угрозы жизни. Только одной жизни.

– Да как ты смеешь? – рассвирепел он, подскочив к Андре и оттащив ее за ухо от Поу-Воу. У того был расквашен нос, и кровь струилась с подбородка ручьем. – Напомни мне имена твоих родителей!.. Ну же!.. Я приговорю их к исправительным работам на две луны, пусть благодарят за это свою несносную дщерь!..

Девочка в ужасе заверещала и со змеиной изворотливостью вырвалась из цепких пальцев духовного наставника.

– Стой!..

Андра выбежала из Железного павильона и скрылась в племени. Матаньян-Юло еще какое-то время стоял в проходе, тяжело дыша и рассерженно глядя ей вслед.

– Просвещение на сегодня закончено, – гаркнул он детям. – Ступайте по домам…

– Нет, мы пойдем в кожевенную яму, топтать шкуры, – воскликнул один мальчик по имени Ратари. Провидец деланно удивился.

– А зачем вам это? Разве не хотите вздремнуть после занятий? Или, может, порисовать угольками на камнях, где никто не видит?

Ратари скорчился.

– Я лично оторву руки тому, кого застану за рисованием, – пообещал он. – Пойдет он у меня потом ногами железо выкапывать… А если я усну, вместо того, чтобы помочь Магону подготовить шкуры для мехов в плавильню, Отец пролежит в земле на день дольше, чем если бы я… И-и… Если бы уснул, то я… – мальчик запутался в слишком сложном для него предложении, но Матаньян-Юло прекрасно понял о чем речь и звучно поцеловал его в лоб.

– Бегите, мои проказники… Отцу без вас никогда не освободиться. А ты, Поу-Воу, останься…

Железный павильон быстро опустел, и только мальчик с разбитым носом остался стоять у жаровни, не переставая шмыгать кровью. Говорящий с Отцом поднял свою длинную руку с вытянутым перстом и указал на свое седалище.

– Присаживайся.

Мальчик повиновался.

– Ох, Поу-Воу… – пробормотал провидец, бросив на один из постаментов кожаную суму. Из нее посыпались различные травы, свистелки из тростника, курительная трубка из ключицы, вложенная в чехол из шкуры броненосца, ожерелье из клыков животных и высушенной головы кондора, маленькая кукла в форме человечка, утыканная иглами дикобраза, мешочки с порошками и табаком и связка плотно сжатых листьев кукурузы. Взяв один из них, он шагнул к мальчику и осторожно отер тому кровь с лица. – Поу-Воу, – повторил он, с наслаждением проговаривая его имя вытянутыми губами. – Это же твой отец – герой карьера?

– Да, мой, – гордо ответил мальчик. Провидец достал еще один лист, разорвал его пополам, скрутил кусочки в пробки и заткнул ими обе кровоточащие ноздри. Поу-Воу задышал ртом.

– Тебе не больно?

– Мне хорошо!.. – заверил мальчик. – Чем меньше во мне влаги, тем меньше во мне земли. Тем больше во мне остается железа…

– Верно, мой мальчик, – просюсюкал Матаньян-Юло, поглаживая того по волосам. – Но ведь влага тебе еще пригодится, чтобы ты успел как можно больше железа освободить… Не торопись расставаться с плотью, она сама успеет тебя предать и бросить, когда придет время… А до тех пор используй ее нещадно, во имя Отца… Но не разбрасывайся почем зря…

– Ерунда, – отмахнулся Поу-Воу. – Муравьиный укус и то сильнее, чем удар этой… Этой…

Мальчик гневно надул щеки, не в силах подобрать слов, но отчего-то вдруг смутился. Провидец склонился к нему и смачно поцеловал его в лоб.

– Это слова настоящего мужчины!.. – сказал он ему. – Порой мне кажется, что среди остальных детей, что посещают Железный павильон, ты больше всех понимаешь, насколько важно быть мужчиной… А настоящий мужчина всегда выбирает только добычу железу, и ты это прекрасно знаешь… От близости железа на карьере и ударов по костям из них выпаривается весь шлак, и мужчина становится крепким и непобедимым… Куда там нашему Побеждающему Всегда? Придет время, он тебе и в подметки не сгодится…

Лицо мальчика, обезображенное высохшей кровью, расплылось в широкой сконфуженной улыбке.

– Я не воин… Но мой отец – герой карьера…

– Знаю, знаю, – промурлыкал провидец. – Дак ты уже почти как воин… Ты видел, какие у тебя ручищи?

Говорящий с Отцом сжал пальцы на плечах мальчика и стал их жадно ощупывать. Поу-Воу смущался от близости лица своего духовного наставника, никогда то еще не было настолько рядом. Раскосые и будто разного расположения глаза блестели, как застывшая смола, и практически не мигали. Сам Говорящий с Отцом удостоил его особого внимания. Будет чем похвастаться его герою-отцу.

– Вон какие руки, – прохрипел Говорящий с Отцом. – Крепкие и сильные… И ноги, что ли, тоже?

Ухоженные ладони провидца возлегли на ноги мальчика, и так же их алчно прощупали. Поу-Воу смутился совсем.

– Знаешь, мой дорогой железный сын, – выдохнул Матаньян-Юло. – Знаешь ли ты, что у настоящего мужчины со временем появляется и другой, крепкий, как само железо, орган?

Кривые глазки испытующе вглядывались в лицо мальчика, ожидая отклика.

– Не знаю, – пожал плечами Поу-Воу. – Акинак, как у воина? Побеждающий Всегда говорил, что акинак уже давно стал частью его тела, как орган, как продолжение руки…

Матаньян-Юло прыснул и затрясся от смеха. Его руки отцепились от ног мальчика и сцепились в замок за спиной.

– Он похож на акинак, но только… сильнее. И он не отнимает жизнь, а дарит ее… Вдыхает ее… Как-нибудь, в другой раз… Я расскажу тебе про это больше, – Говорящий с Отцом будто с усилием отвернулся от него и уставился отрешенным взглядом на висящий скелет Арно, – а теперь беги домой и передавай мое благословление своему достойному отцу…

* * *

Поу-Воу стучал в дверь, но отец ему не открывал. Из глубины хогана в ответ на стук доносились недовольные выкрики, но стены, щедро пропитанные глиной, заглушали их.

– Па, это я!.. – кричал Поу-Воу и снова бил кулаком в дверь. Та была из редкого в племени дерева, с чугунным засовом – таким могли похвастаться лишь единицы, ведь редко кому преподносит дар сам Говорящий с Отцом. Но сейчас эта дверь была лишь досадной помехой. Мальчик прижался к ней ухом.

– В окно лезь, говорю, – невнятно донеслось изнутри. Поу-Воу просунулся в отверстие в стене, больше походившее на амбразуру, и скатился на земляной пол. В углу за занавешенными шкурами лежал его отец, Поук. Герой карьера.

Чтобы стать героем карьера, нужно было отбыть там безукоризненных тринадцать зим. А их племя освобождало Отца уже целых пятнадцать. Но героев были единицы. А все потому, что дотягивали до конца срока в этом аду лишь счастливчики, а по возвращению эти счастливчики были хоть и моложе стариков, но чувствовали себя, откровенно говоря, хуже самого дряхлого деда.

Вот и Поук, со своими пятнадцатью белесыми шрамами и тринадцатью угольно-черными отметинами на плече, растянулся на слежавшихся шкурах и вымученно улыбался своему сыну. Колени его при ходьбе сильно тряслись, суставы распухли и покраснели, как спелые фрукты из садов Материнского Дара. Спина не сгибалась. Глядя на него, Поу-Воу с яростью подавлял в себе неизвестно откуда взявшиеся слезы и молча радовался, что из костей его отца выпарена вся гниль.

– Что с носом? Чихнул с раскрытыми глазами? – спросил отец и зашелся надорванным смехом. Веселье оборвал тяжелый кашель. – Мать еще в полях работает, а я сегодня что-то разленился совсем… Не хочу идти к Кормящей Ладони!.. Давай-ка ты, сынок…

– Я не герой карьера, я не смею там появляться, – возразил Поу-Воу.

– А я дам тебе мою серьгу, – отец протянул немощную руку к уху и вынул из мочки свой заслуженный знак отличия. – Скажи им, что ты сын Поука, и пусть передадут через тебя мою сегодняшнюю долю…

Поу-Воу сжал в ладони серьгу чуть не изо всех сил, боясь, что та случайно выпадет, затеряется, выкрадется прямо из его пальцев…

– Но ведь чтобы получить дар, нужно поклониться железным мощам, – вспомнил мальчик.

– Иди, говорю, не трясись, – успокоил отец. – Я не какой-то старик, я герой карьера… Просто покажи им эту клятую серьгу, и они не смогут устоять… Я уже вдоволь накланялся Отцу, видишь, как спина теперь не гнется, ха-ха… Они не посмеют отказать!.. И горшок с собой не забудь…

Поу-Воу плелся к Кормящей Ладони, захлестнутый мрачными думами. В детстве он заглядывался на других детей с их отцами, на то, как те их учат ставить силки для соек или разводить костер вращением палочек над трутом, или просто катали их на своих шеях, на что Воунана, его дурная мать, сердилась и кричала ему, что это не повод теперь садиться на шею ей вместо отцовской. На шее его отца каталось железо, и сын не должен был ревновать Поука к своему Богу.

Прошло время, и зависть обернулась презрением, которое ко всему прочему одобрял сам Говорящий с Отцом. К моменту, когда Поук вернулся к удивлению всех остальных с карьера, Поу-Воу уже затесался чуть ли не главным топтуном в кожевенной яме. Топтал он усерднее и выносливее остальных мальчишек, представляя, как под его ногами расплющиваются лица этих маленьких девчонок, называющих себя мужчинами, что избрали вместо карьера гончарное ремесло, ткацкий промысел или вообще какую-нибудь резьбу по кости. К возвращению своего отца он и сам уже был все равно что отец для целой оравы мальчишек. Он цитировал наизусть наставления Матаньяна-Юло и закреплял их самым непонятливым ударом кулака по лбу. Впрочем, удары по лбу в их шайке происходили и по менее значительному поводу. Мальчики обожали проверять на прочность кости друг друга, устраивая бесконечные драки, с целью выяснить, в ком же из них шлака осталось меньше. Но, к сожалению, в голове одного из них шлака оказалось слишком много, и при ударе тот навсегда застрял в его глазах – от неудачного пинка по затылку ребенок ослеп. После этого племя жужжало, словно рой оголодавшей саранчи. Почти всех друзей из шайки Поу-Воу позабирали их родители и настрого запретили с ним водиться. Остались только самые верные друзья, ну или, точнее, те, у кого семьи толком и не было.

Отец, когда впервые увидел Поу-Воу, схватил его мать за волосы и как следует приложил ее головой о стенку – вмятину замазали глиной, но при желании там все еще можно было разглядеть и даже прощупать пальцем слепок, оставшийся от лица несчастной женщины. Это поступок вписывался в то, к чему духовный наставник склонял мальчишек в отношении к дщерям, поэтому поначалу Поу-Воу даже распирало от улыбки, что его отец с порога учит сына, как надо себя вести. Но чуть позже выяснилось, что, таким образом Поук усомнился, что Поу-Воу ему сын.

Мальчик готов был броситься на Прощающие Холмы, но мудрый Матаньян-Юло успел вмешаться. Разговор с Отцом позволил выяснить, что Поук заблуждается. Сын принадлежал ему, просто Поуку еще необходимо было его заслужить у Отца, чего он и сделал, проявив рвение на карьере в первые три лета.

И в качестве закрепления союза двух повздоривших сердец, не прекративших биться в унисон по прошествии стольких одиноких зим, их сына переименовали в честь родительских имен – Поу-Воу.

Прежнее имя мальчика, с которым он бегал в племени уже девятое лето, было дружно забыто. Старое имя в обмен на отца? Поу-Воу был счастлив такой неслыханной сделке.

Проснулась его старая мечта – прокатиться на отцовских плечах. Но плечи Поука не держали уже даже сами себя – они опали и скрючились. Земля тянула и влекла к себе его героические кости, жаждая вновь залить в их поры шлак.

Поу-Воу приближался к Кормящей Ладони. Та располагалась достаточно далеко от жилого массива племени – в тесном ущелье, к которому еще нужно было взойти по отлогому склону. Длиннющая вереница старых мужчин и женщин стояла в узком коридоре между скал и ежилась от сыплющегося сверху песка и мелкого камня – вместо камешка вполне мог свалиться на голову древесный скорпион. Встречались и помоложе – они сжимали в пальцах поводья от волокуш, на которых скрючились их престарелые родные. Железные мощи требовали личного поклонения от каждого, кто жаловал к ним за дармовой едой. За прилавком брюзгливо щурился кухарь, помешивая толстой ручищей тягучее варево в здоровенном бочонке. Прилавок был пристроен к амбару с кукурузным зерном – советники почему-то решили, что зерну лучше храниться в тени ущелья, а не под солнцем, как неоднократно рекомендовал им кравчий Котори, дабы избежать излишней влаги и размножения мелких вредителей. Но в совете решили, что амбар на видном месте станет легкой мишенью для Пожирающих Печень.

– Но ведь Пожирающие Печень пожирают печень, а не зерно, – недоумевали люди. Но советники только поднимали их на смех и отмахивались, предлагая не лезть в стратегию ведения войны.

Поу-Воу, к слову, знал, как залезть в этот амбар – однажды они пробрались с друзьями в брешь под свесом кровли и вдоволь насытили свои животы. Однако в последующие дни их мучила неукротимая рвота – съеденная кукуруза оказалась заплесневевшей.

Мальчик встал в конец очереди и начал сконфуженно кривиться под любопытствующими взглядами оборачивающихся к нему стариков.

– А ты что здесь делаешь? Ты же вон какой молодой, – продребезжал ему один из них. Сморщенный, как черепаха, он был облачен в неряшливый пончо из кукурузных листьев, что вдевался и закреплялся на плече в пустой черепаший панцирь. Второе плечо было оголено и на нем почти не осталось живого места – дряблая кожа была исполосована рубежами избыточной мудрости.

– Мой отец – герой карьера!.. – с вызовом ответил Поу-Воу. – Я пришел за его долей.

Старики уважительно закивали, а некоторые даже посторонились, приглашая мальчика пройти вне очереди. Но Поу-Воу твердо отказал.

– Это я должен уступать вам, а не вы – мне.

– Ух ты, какой!.. – одобрительно протянул старик с черепашьим панцирем. – Вот бы все молодые так рассуждали, эх…

– Да все молодые уже на карьере!.. Только мы, старые телеги, все скрипим и скрипим потихоньку себе… Никого больше в племени не осталось. Что ж наш вождь творит-то?..

– Таких, как я, много, – возразил им Поу-Воу. – Мои друзья тоже уважают старых и наших предков. А те, кто не уважают, мы выколачиваем из них шлак, вот так, – он потряс своим кулачком со сбитыми и вечно содранными костяшками. Очередь заулыбалась ему беззубыми ртами.