Текст книги "Железо. Книга 1"

– Парень, тут и половины наших нет, – прошамкал дедушка, лежащий в волокуше. – Мы еле добираемся досюда. Но скоро и мы не сможем. Простаиваем в очереди за тех, кто уже не способен встать на свои две и выйти за порог вигвама самостоятельно… Но эта сволочь не дает, кланяться ей, видите ли, нужно… Вот и приходится своей порцией делиться со слабыми, хоть так… Глядишь, протянем…

– Чего это ты так про Приручившего Грома? Если бы не он, наши печени бы уже сожрали… Война идет!.. Кланяйся Отцу усерднее, что хотя бы так кормят, задаром…

– Точно, не надо так про вождя!.. – поддержал пожилой мужчина, опиравшийся на костыль из двух скрепленных бедренных костей и ступни. – Не ему же кланяемся!.. Он сам из простого народа… Видели же его недавно, как он компост сам вез? Помните, ну?..

Старики в очереди заспорили. Поу-Воу отчетливо помнил эту картину. Вождь шел в своем пышном роуче и длинной меховой накидкой на плечах, а его живот вываливался за ремень шерстяных леггин. Его руки тянули за собой волокушу отборного компоста, что скопился за целую луну под общим нужником вперемешку с ботвой и торфом. По бокам от волокуши медленно вышагивали его верные гвардейцы, внимательно косясь на случайных зрителей из прорезей своих страшных железных шлемов и напрягаясь от каждого их резкого движения в сторону пыхтящего от натуги вождя.

– Да не существует никаких Пожирающих Печень, дурачье!.. – воскликнул согбенный дедушка в длинной робе земледельщицы. Кто-то из очереди от него отмахнулся.

– Нигляд опять сейчас наворотит брехни, лучше закройте уши…

– Я уже говорил, – продолжал Нигляд, – за границей нет людоедов. Там растет настолько вкусная еда, что пересекшие границу сразу наедаются до смерти, и их внутренности взрываются от сытости. А наша Путеводная Искра, зная, к чему может привести чревоугодие, кормит нас байками про Пожирающих Печень… Но это он любя. Чтоб хоть как-то сдержать нас от неминуемой смерти. А Смотрящие в Ночь выкопали ров, чтобы пища валилась туда, если надумает сама настичь наше племя… Голодание – это единственный способ выжить!.. Мы должны прятаться от избытка пищи и влечения к ней, вождь-то об этом знает, но как убедить такой глупый и нетерпеливый народ, как у нас? Жрать-то хочется, попробуй сам себе запрети… Так что только и остается, что врать про людоедов…

– Нигляд, – покачала головой чья-то бабушка в волокуше, – у тебя в голове шлак… Замолкни лучше, тут ведь дети…

– Дети? – оживился Нигляд, и его вытаращенные глаза нащупали Поу-Воу. – Мальчик!.. А ты знаешь, что Говорящий с Отцом вам на просвещениях врет, и на самом деле чары Танцующих на Костях реальны?..

– Я уважаю тех, у кого старые кости, – сдержанно процедил мальчик. – И не посмею их тронуть. Но не вздумай больше оскорблять при мне Говорящего с Отцом… Он никогда не врет!..

– Глупый мальчишка, – фыркнул Нигляд и оглянулся на крики у прилавка. Один старик орал на другого.

– Ты уже уходил отсюда с кашей сегодня, я тебя видел!..

Кухарь щурил свои заплывшие глазки.

– Пришел за кашей во второй раз? Самый умный здесь нашелся?

– Да не приходил я!..

– Я точно его видел, – заверил возмущенный старик кухаря. Обвиняемый к нему злобно развернулся.

– Ну да, был! А тебе-то что? Он бы меня не узнал, мы ведь для него все на одно лицо!.. У них там еда в амбаре пропадает зря!.. Тебе жалко?..

– Ах ты, старая гнида… – прогремел кухарь. – Дулбадан!..

Из-за амбара вышел нескладный мужчина в неухоженной кирасе, растерявшей половину железных пластин, с шишковатыми руками, сложением больше смахивающими на ноги, и темными дырками на лысой голове, вместо ушей. Кухарь кивнул на пройдоху.

– Этот пытался обмануть железные мощи!.. Веди его к алтарю, там пусть решают, куда его упечь…

Воин без лишних слов схватил старого соплеменника под локоть и потащил за собой. Сосед по очереди, что его узнал, провожал пройдоху отчаянным и немного виноватым взглядом.

– Мне не жалко. Но ты ничем не лучше нас, – поучающе прокряхтел он ему вслед. – Мы тоже хотим есть!.. Каждый брал бы сейчас себе больше порций, но мы ведь сдерживаемся, не звери же…

– А зачем вы сдерживаетесь? – донеслось от пройдохи, за что Дулбадан тряхнул его за плечо так, что едва не вывихнул.

Когда очередь дошла до Поу-Воу, он уже успел и сам проголодаться. Вытянув руку, мальчик раскрыл запотевшую ладонь, приковывая всеобщее внимание к серьге. Кухарь насмешливо щурился.

– Что это?

– Отличительный знак героя карьера, моего отца!..

– А сам он где?

– Он не смог прийти за своей порцией, поэтому послал меня, своего сына…

– А когда ему приспичит помочиться, он на нужник тоже тебя отправляет вместо себя?

Поу-Воу рассвирепел.

– Мой отец – герой карьера!.. Ему должны приносить еду домой!..

– Железные мощи никому ничего не должны, – ухмыльнулся кухарь. – Пусть приходит, и кланяется им… Тогда все и будет.

– Но у него ноги болят!.. Он таскал на них железо на карьере!.. Он отдал долг Отцу!..

– Мой поклон ему передавай, – зевнул кухарь, звучно щелкнув челюстями. – А каши не дам, пусть сам за ней приходит…

Поу-Воу хотел было броситься на эту толстую, раскормленную тварь, ни разу не державшей на плечах железо, но оставшиеся в очереди старики заблаговременно повлекли его назад.

– Тише, парень. Подожди, пока мы получим свои порции. Мы ведь поделимся с ним, каждый понемногу, да?

Другие согласно закивали. Даже кухарь был не против. Преклонившие колени перед мощами получали свою дневную кормежку, а дальше могли уже делать с ней что заблагорассудится, хоть соек ей подкармливать. Горшок Поу-Воу наполнился быстро, и он уже хотел было возвращаться, но старики расчувствовались, и дружно навалили ему еще один котелок остывшего варева. Мальчик горячо пообещал передать своему отцу, что его заслуженное геройство помнят и ценят все почтенные старцы их племени.

Поук ждал его уже вместе с матерью. Та сидела у его лежака и массировала его больные ступни.

– Чего ты так долго? Я уж собирался сам идти… Поди бегал по девчонкам, хвастался им моей серьгой? – зашелся смехом отец, но не надолго. Смех причинял ему страдания.

– Я ее не заслужил, – сказал Поу-Воу и вернул ему серьгу. – Пока что. А у Кормящей Ладони была очень длинная очередь… Когда услышали, что я от тебя, то захотели пропустить вперед, но я…

– Ладно-ладно, – отмахнулся Поук. – А зря не бегал по девчонкам… Козырнул бы серьгой, пока была на руках, эх ты… Ты хоть присмотрел себе уже кого?

Сын, помедлив, нерешительно кивнул. Воунана заинтересованно повернулась, отвлекшись от ног отца. Но тот толкнул ее ступней, велев не прекращать.

– И кто она?

– Дура Андра, – выпалил Поу-Воу.

Отец посмеялся.

– Это которая дочь Доша? Это ведь ее мать уже не раз приходила к нам с просьбой, чтобы ты перестал колотить ее дщерь на просвещениях, да? Она ж старше тебя на несколько зим…

– В ней слишком много от земли, – оправдался мальчик. – Но она красивая. Я выбью из нее весь шлак и сделаю своей женщиной!..

– Что ж, это я одобряю, сынок, – усмехнулся отец. – Только не прозевай девицу… А то пока ты ее колотишь, другие могут уже и…

Воунана сжала ногу Поука, заставив того воскликнуть от боли.

– Что творишь, женщина?! Как вмажу сейчас!..

– Не надо ему знать, что там могут другие, Поук… Не надо.

Отец рассерженно поглядел на свою благоверную, но спорить не стал. Вместо этого он велел сыну тащить горшок с кашей.

– Целых два теперь дают? – довольно присвистнул он, заглядываясь на второй котелок с кашей. – Новое распоряжение вождя?

Поу-Воу покачал головой и мрачно поведал отцу, как кухарь высмеял его серьгу и отказался выполнить свой единственный долг – передать положенный паек для героя. Но очередь из стариков сжалилась над ним, и каждый отсыпал в его горшок от своей порции, да так щедро, что вышло аж целых два. От услышанного отец будто состарился еще сильнее.

– Это они нас должны кормить. Не старики должны с нами делиться, а эти скоты из Скального дворца обязаны отдавать то, что так всем нам обещали… – огорошено пробормотал он. – Мать, неси сюда обеденные чашки…

Воунана принесла три глиняных миски и навалила в них выстраданной каши. Поу-Воу разложил вокруг три лопаточных кости для хлебания.

Семья взяла по лопаточной кости и принялась хлебать варево. То было клейким и пропитанным какой-то слизью. Поук брезгливо сплюнул и демонстративно отбросил свою миску, забрызгав всю стену.

– Провались они в жерло матери! – зло проревел он. – Кукурузы в племени навалом, но почему же выходит так, что половину мы отдаем соседям, а нам остается разве что эта тухлятина?..

Поу-Воу не знал, что на это ответить. Он мужественно подавлял в себе рвотные позывы и продолжал пихать кашу себе в рот. Отец с горечью наблюдал за ним.

– Не будь мной, – вдруг выдохнул он. – В жерло этот карьер, в жерло Отца… Нам пообещали славу и почести взамен на наши жизни… Я выжил, но все равно что уже мертв… Да, мертв!.. – рявкнул он Воунане, и та расстроено пошла собирать осколки разбитой чашки. – Теперь лежу здесь, как мертвец, а мне даже пожрать не могут дать… Не стоит оно того, сынок!.. Не будь мной… Выброси из головы этого Отца – он со мной так ни разу и не заговорил, хотя я заслужил как никто другой услышать от него хоть какую-то благодарность… Иди в кожевники, к Магону, там тебя уже хорошо знают, бери эту Андру в охапку и живи… Просто живи!.. В жерло Отца, карьер и это сраное железо…

Поу-Воу швырнул свою миску в стену, последовав примеру отца, и издал протяжный, яростный вопль. Прежде чем мать успела схватить его за ухо, он стремглав покинул хоган.

* * *

– Вот такая у него штука между ног, – похвастался Ратари, выведя угольком на камне фигурку человечка.

Дирлек хрюкнул от смешка.

– У моего отца она больше.

– И что?! А у моего она зато острее и заточеннее, – разозлился Ратари. – Он не забывает ее точить перед каждым сном!.. Так что он легко проткнет ей твоего отца и все!.. И убьет…

– Эта штука – не акинак, – промолвил Поу-Воу. – И она не отнимает жизнь, а вдыхает ее.

Мальчишки недоуменно уставились на него.

– Говорящий с Отцом мне по секрету все рассказал про эту штуку…

Ребята торчали у Прощающих Холмов, на самом краю уступа. Это было их излюбленным местом, а все потому, что взрослые строго запрещали им приближаться к муравейникам.

– Годди? – мальчик протянул другому уголек, но тот покачал головой. – Чего ты боишься? Что Танцующие на Костях спляшут на лежаке твоей мамаши?

Годди с размаху заехал шутнику в лоб, но тот успел частично увернуться, потому кулак протаранил его щеку. Между ними завязалась схватка.

– Бей его, бей!.. – болели за них другие мальчишки, выпучивая в азарте глаза. Поу-Воу с мрачным удовлетворением наблюдал за катающимися на песке драчунами.

Годди ловко подвернул ногу и сумел столкнуть с себя Ратари, отчего тот сорвался с уступа и покатился к муравейникам. Ребята в ужасе и в предвкушении застыли – никто из них еще не осмеливался спрыгивать во впадину, где провожали мертвых. Дирлек помянул жерло матери и кинулся разматывать цепь с колышка, чтобы сбросить ее другу, но Поу-Воу его остановил.

– Тащи сюда муравьев! – велел он. Ратари вылупился на него, как на ужаленного в голову.

– Ты рехнулся? – крикнул он, пытаясь взобраться на уступ, но ему недоставало роста, чтобы ухватиться за край. Поу-Воу держал в руках цепь. – Бросай ее уже!..

– Я не дам тебе подняться, пока ты не прихватишь муравьев, – раздельно повторил Поу-Воу. Другие мальчики переглядывались, но будто вросли в песок – никто не понимал, чего добивается их заводила.

Ратари сыпал ругательствами, уже почти срываясь на визг, пока наконец Поу-Воу не кинул ему цепь. Мальчик вскарабкался на уступ и, быстро дыша, завалился на спину.

– Наши младшие братья, – возвестил Поу-Воу, наклонившись к ногам лежащего друга, и выцепив пальцами толстого черного муравья. – Говорящий с Отцом как-то сказал мне, что избавляя нас от плоти, они оставляют в человеке больше от мужчины, чем от женщины… Я заклинаю каждого, – он угрожающе навел зажатого в пальцах муравья на побледневших мальчишек, – вытянуть мне руку и дать младшему брату укусить вас.

Подав пример, Поу-Воу поднес насекомое к своему плечу и то, к ужасу друзей, вцепилось своими жвалами в смуглую кожу. Юный проповедник даже не поморщился. Сжав ногти добела, он оторвал туловище муравьишки, оставив его черную головку торчать в плече.

– На ноге Ратари еще есть… Берите! – властно произнес он.

Никто не хотел прослыть трусом. Ребята окружили лежачего Ратари, выискивая на его худых ногах младших братьев. Сам Ратари тоже закопался в полотнище, что обвязывало его пояс.

– Ау! – воскликнул он. На его щеке уже красовалась большая припухлость. – Поу!.. Один уже впился мне прямо в зад!..

– Этот не в счет, – отрезал Поу-Воу. – Младший брат должен укусить тебя не по своей воле, а по твоей. Только так Отец оценит твой поступок…

Ратари грязно выругался и нащупал между ног нового муравья. Тот кровожадно впился в его плечо. Кто жмурился, а кто с любопытством – друзья проходили инициацию один за другим. Остался только Годди.

– Я не буду. Муравьи кусают только мертвых.

– А ты, значит, считаешь себя живым? – спросил Поу-Воу с нехорошей ухмылкой. Прежде чем Годди сострил в ответ, в его подбородок снизу прилетел локоть. Мальчик оглушительно лязгнул зубами и прикусил себе язык.

– У меня кровь! – душераздирающе прокричал Годди, стоя на четвереньках и глядя на струйку красной слизи, что стекала с его полураскрытого рта на песок.

– Это не кровь, а шлак, – поправил Поу-Воу, добавив ему сильного пинка по ребрам. Мальчик скрючился, стараясь защитить живот. Поу-Воу остервенело запинывал его, свирепея с каждым новым жалобным вскриком Годди.

– Почему вы стоите? – вдруг зло повернулся Поу-Воу к оцепеневшим ребятам. – Если вы не помогаете железу очищаться от шлака, значит, и вы тоже не мужчины!..

Друзья неохотно подтянулись к избиению Годди. Бедолага сжимался и сворачивался от пинков и оплеух, но тех было слишком много и они сыпались на него неумолимым градом. Каким-то чудом мальчик выкарабкался из круга сомкнувшихся над ним ребят и, глотая слезы, он захромал от уже бывших друзей, что есть прыти обратно в племя.

Глава 7. То, что валит с ног не хуже выстрела

Пока городок спал, Льюис и его бравые ребята суетились у навесного моста. Ночной ветер покачивал канаты над пропастью, в которой далеко внизу неслась река, и облупленную табличку с перечеркнутым костями черепом между береговыми пилонами.

Мужчины ежились от холодка в своих фланелевых и фетровых рубахах, кожаных джинсах и сапогах. На некоторых были подбитые мехом жилетки и даже заплатанные плащи с онучами поверх обуви, но это не спасало. Земля эта казалась суровой до сих пор, даже для старожилов Мелфорд-сити и тех, кто был с Льюисом с самого начала – чего уж было говорить про недавно приезжих…

Днем их пыталось убить солнце, а если не дотягивалось до спрятавшихся в тени, то начинало гадить им по-другому – морило скот, бесило лошадей в общественных конюшнях, пересушивало колодцы и доводило до слез постройки из свежей древесины, а почву заставляло трескаться, отчего фундаменты новых жилых домов пьянели, будто накатив стопку Потного Гарри, и начинали плыть вместе с несущей стеной.

Ночью же, как только солнце скрывалось за дальним горизонтом недоброжелательных прерий, на смену ему приходили убить уже неизвестно откуда взявшиеся холодные ветра и ядовитые твари. Тем не менее не такой уж большой список врагов и опасностей, как в тех злополучных местах, которые в свое время решили оставить здешние горожане, навсегда перебравшись в процветающий и набирающий обороты, словно паровоз на железных путях, Мелфорд-сити.

Все мужчины были вооружены, кольты и винтовки с рычажным взводом нервно поигрывали в их чумазых ладонях. Но кому-то повезло меньше, и им достались старые однозарядки Спрингфилд, уже вышедшие из моды, а кому-то и вовсе заржавевшая Бесс.

– Льюис, а что мне с ней делать-то, если вдруг начнется? Прикладом, что ли, бить?

Мужчина в соломенной шляпе и белой рубашке с закатанными до плеч рукавами с черной жилеткой поверх шагнул к спросившему и рывком поднял оружие в его руках и ткнул ему в самую грудь.

– Никакой стрельбы не будет!.. Просто стой с ружьем, как гребаный завоеватель, и молчи… – проворчал он и прошелся вдоль остальной своей свиты. – Это касается всех вас!.. Никакой стрельбы. Если хотите, можете им строить глазки сколько угодно, но ни слова, ни действия!.. Когда встречают дома гостей, наводят убранство, украшают стол и расставляют мебель. А сейчас моей мебелью будете вы… Том, Лоу, Фрэнсис… Вы уже не в первый раз, что делать – вы знаете. Ни-че-го!..

Льюис еще раз внимательно осмотрел мужчин. Те отвечали ему суровыми взглядами. Это его удовлетворило.

– Дадли, Филип, – он щелкнул пальцами двум крепко сложенным ребятам в грубых штанах с подтяжками. Те с готовностью вытянули шеи. – На складе место расчищено?

– Еще вчера, сэр, – отчитался Дадли.

– Тогда ждите своего часа, – наказал Льюис. – Поможете им заносить, как и всегда…

По ту сторону навесного моста послышался лязг. Он повторялся и становился все громче. Льюис перепроверил свой кольт и подвинул кобуру на ремне так, чтоб та бросалась в глаза еще сильнее. Эллиот, державшийся рядом с ним, прочистил горло кашлем, а затем и глотком горячительного из фляжки. Все напряженно всматривались в темное ущелье на другой стороне.

Первым там показался огонек в чьей-то руке, а с ним стали появляться тусклые очертания дрезины и работающих на ней дикарей. Рельсы натужно скрежетали, парочка тянула поочередно мускульный привод, рывками таща за собой два чем-то загруженных вагона. Поверх настилов сидели другие дикари, а в их руках мерцали светочи. Льюис щурился из-под своей соломенной шляпы, пытаясь ничего не упустить.

Наконец дрезина уткнулась в тупик. Обвешанные в глупые железки дикари спрыгнули с нее и шагнули к вагонам. Щеколда громко лязгнула в ночи, чуть не разбудив полмира. Откидные борта грохнулись об песок, обнажая привезенный груз. Блики от факелов запрыгали на ровных стопках длинных железных заготовок – те возвышались до краев. Другие дикари поспрыгивали с настилов и помогли спуститься с них последнему, самому жирному из них. Льюис даже отсюда видел колыхания перьев его роуча. По его жесту дикари принялись проворно разгружать вагоны, а он сам отряхнул свой меховой плащ и направился к мосту, ведущему в Мелфорд-Сити.

Льюис подал знак, и Филип быстро сбегал на склад за масляной лампой. Вождь решительно шагал по навесному мосту, держась за канаты, шатающаяся опора его нисколько не смущала – было видно, что по нему он проходил уже множество раз. Его нагнал дикарь, больше смахивающий на вола в железном панцире. Тот всегда его сопровождал, угрожающе пялясь на собеседников своего хозяина через кривую прорезь своего нелепого ведра, нахлобученного на голову.

Пу-Отано был ниже Льюиса Мелфорда на голову, но пышный роуч создавал впечатление, что не более чем на палец.

– Скажи, что я жду его уже неделю как, – первый подал голос Льюис, чуть повернувшись к Эллиоту. Эллиот кивнул и прокурлыкал что-то на их наречии.

Вождь завел речь на своем нелепом языке.

– Говорит, случились непредвиденные обстоятельства, что застопорили добычу и производство, и, как следствие, у него не было достаточного объема железа для осуществления нашей ежемесячной сделки в срок, – перевел Эллиот.

Льюис покосился на дикарей, что уже попарно, друг за дружкой, тащили заготовки через мост прямо в хранилище. Дадли их провожал, освещая дорогу лампой.

– Значит, можно не сомневаться, со своей частью его люди справились, как и всегда, – пробормотал Мелфорд. Отшагнув к задрапированному фургончику, отбуксированному сюда Филипом еще до наступления ночи, он поманил вождя. Тот последовал за ним.

Льюис сдернул тент с повозки и расстелил его прямо на земле, придавив светильником. Пу-Отано неотрывно следил, как бледнолицый раскладывает на покрывале шкатулки из олова и меди и резные из редкого дерева, в которых были соль, заморские специи и полный резервуар кофейных зерен. Далее шли наборы разноцветных платьев из Европы, ворох панталон, пара изящных сапог со шпорами, стальная фляжка с выгравированным на ней орлом, шторы, ящик с финиками, яблоками и крокодиловой грушей, чугунный канделябр и одиночные подсвечники с охапкой восковых свечей. Льюис между делом поглядывал украдкой на вождя, в надежде узреть на широком лице улыбку, но то оставалось каменным. Достав из повозки огниво, он скрежетнул им, осыпав предложенные дары снопом искр. Вождь что-то недовольно выдавил из себя.

– Мы дарили ему огниво еще в прошлом году, – перевел Эллиот.

Льюис разрядил обстановку болезненной улыбкой и еще раз чиркнул кресалом.

– А в этом еще не дарили, – сказал он и бросил его на стопку платьев. Сунувшись в фургон чуть ли не до пояса, он извлек оттуда длинное ружье и с торжественным видом протянул его вождю аборигенов. Гребаный завоеватель, что стоял позади со старенькой и ржавой Бесс усмехнулся и звучно сплюнул на песок – в его руках была та же модель.

В тусклых глазках Пу-Отано наконец зажегся тот самый огонек, который до этого тщетно пытались высечь огнивом. Приняв оружие, он с немым трепетом пробежался своими короткими пальцами по стволу, а затем прижался щекой к прикладу и прицелился в одного из своих воинов, что нес железную заготовку на плече.

– Наверное, для такого замечательного дела понадобится патрон? – Льюис ухмыльнулся сквозь усы, смахивающие на перевернутую подкову. Наклонившись в фургон еще раз, он вытащил кулек со свинцовыми снарядами и порохом. Пу-Отано приставил ружье к бедру и сунул нос в кулек.

– Кажется, он хочет казнозарядную винтовку, – предположил Эллиот, глядя на жестикуляцию вождя, подкрепленную его сбивчивыми объяснениями. – Говорит, такие ему нравятся больше, потому что удобнее стрелять…

– Я бы не дал тебе и рогатки, красная ты рожа, – пробормотал Льюис. Эллиот покосился на него и решил такое не переводить. – Объясни ему – это все, что удалось раздобыть…

Услышав слова Эллиота, Пу-Отано надулся от ярости.

– Он желает напомнить, что ваш последний договор шел об одной винтовке за каждый вагон…

– Да, да… А ты объясни ему, что списывать оружие из арсеналов континентальной армии – это не перья на лоб лепить…

Пу-Отано неверяще выкатил глаза и повел ладонью вдоль молчаливой свиты Мелфорда. Его последующая тирада напомнила Льюису кваканье лягушки.

– Он сказал, что не верит, так как у каждого твоего мужчины при себе ружье.

– Да, черт его дери, так и есть!.. – горячо выдохнул Льюис. – Скажи ему, что у каждого, мать его, у каждого моего жителя есть пушка!.. – с нажимом произнес он.

Пу-Отано слушал Эллиота, и его грубые черты лица задвигались, будто перемалывая камни внутри себя. Льюис щурился, пытаясь понять, что у того на уме.

– А зачем ему ружья? Спроси!.. Мне страсть, как хочется послушать, что он сейчас сочинит…

Пу-Отано окатил Мелфорда холодом своих тусклых глаз и стал неторопливо объяснять.

– Его соседи, племя Закрытые… нет, Укрытые Небом, – транслировал Эллиот. – Завидуют его отношениям с тобой и твоим городком… Они хотят занять его место и присвоить его земли с залежами железа, чтобы самим поставлять его тебе…

– Кто бы ни были эти Накрытые Небом, у них вряд ли это выйдет… – тихо пробубнил Льюис так, чтобы его слышал только Эллиот. – Таких энтузиастов, как в племени этого толстяка, еще надо поискать. Кто ж еще будет копать руду почти задаром?.. Стоит тут и лжет мне прямо в глаза, и даже не краснеет, краснорожий…

– Поэтому ему пришлось заключить договор с Троицей в их племени, – продолжал переводить Эллиот, подавляя усмешку от комментариев Льюиса, – регулярно поставлять им большую долю выращиваемой в каньоне кукурузы, а также другие полезные в быту поделки в обмен на… территориальный суверенитет…

– А знаете, зачем вы так много работаете, мои дорогие соплеменники? Чтобы соседям не было выгодно вас от этой работы спасать, – снова фыркнул Льюис. – Пусть так и продекларирует своим дикарям…

– Но кто знает, когда им это покажется недостаточным… Поэтому в любой момент Укрытые Небом могут на него напасть, задавить своей численностью, а потом начать запрашивать у тебя в обмен на железо намного больше, чем он требует от тебя сейчас…

Пу-Отано закончил речь, ожидая, когда переводчик озвучит Льюису его последние слова. Льюис стянул с головы соломенную шляпу и почесал взмокшие кудри.

– Соседи не дураки, чтобы делать черную работу вместо него. Вряд ли им сдался карьер… Если они и в самом деле все это время сидят на его кукурузных подачках, то черт меня дери, если при таком раскладе им удастся выбить сделку еще лучше той, что у них уже есть… Лжет и не краснеет. Ружья ему необходимы против них, о да… – Мелфорд пожевал клочок своих усов, – скажи ему, что раз хочет пострелять в соседей, то у меня есть кое-что, что валит с ног не хуже доброго выстрела…

Пока Эллиот переводил навострившемуся вождю, Льюис залез в повозку целиком и с кряхтением выкатил из него три бочонка пшеничного пива. Сверху на них он выставил с дюжину бутылей вина. Каменное лицо вождя расплылось в хмурой улыбке. Мужчины рассмеялись.

– Говорит, его советники очень любят этот дивный напиток, – разобрал слова Эллиот сквозь смех Пу-Отано. – И им вечно его не хватает. Не расскажем ли мы, наконец, как его изготавливать самим?

Льюис сокрушенно покачал головой.

– Не, не… Это продукт из дальних земель, и нам ничего неизвестно, как и всегда, мы просто торговцы, – незаметно подмигнул он Эллиоту, и тот его понял. – И вообще пшено здесь не растет, пусть найдет его для начала, а там поговорим…

По знаку вождя его громила с ведром на голове и еще пара дикарей в железках связали тент с дарами в узел, взвалили бочонки на плечи и потащили все добро обратно к дрезине. Обнявшись с Мелфордом, Пу-Отано подобрал свою винтовку с кулем снарядов и, опираясь на нее, как на посох, направился к мосту.

Льюис щурился из-под полей своей шляпы, наблюдая, как вождь аборигенов ковыляет по волнующемуся мосту, придерживаясь рукой за толстый трос. Ему очень нравилась мысль, что он может перерубить отношения с этим дикарем всего несколькими ударами мачете по канату.

– Хорошо, что ты ничего не говоришь ему про уход за ружьями, – промолвил Эллиот, отпив из фляжки. – Страшно подумать, какой арсенал у него уже там скопился… Если бы хотел на нас напасть и обезвредить, уже давно бы это сделал… Видимо, половина подарков у него уже щелкает вхолостую…

– А зачем ему нападать, когда его люди пашут, а он сидит себе в своем первобытном дворце да попивает наше пивко? – хмыкнул Льюис. – Но кто знает, что стрельнет ему в голову завтра?.. Или вдруг его дикари устроят саботаж, и кто знает, во что это выльется, особенно если в руках у них будут пушки… Даже не хочу об этом думать. С этим уже давно пора что-то делать, тут ты прав… Надо завязывать его вооружать… Филип!..

– Сэр?

– Завтра готовьте новые возы с углем, ссыпайте их прям у моста на той стороне, все как и всегда, – распорядился Льюис. – Лоу и Фрэнсис, продолжайте дежурить, сменяйте друг друга, как сами договоритесь, но чтоб денно и нощно без моего ведома никто на мост не ступал… Уголь будут грузить в вагоны, на это внимание не обращать… Будут что-то орать, да хоть причиндалами своими дразнить – не реагировать!.. Ступят на мост – предупредительный выстрел в небо, и пусть кто-нибудь из вас бегом ко мне…

– Мы все это знаем, ты уже в тысячный раз это повторяешь, Льюис, – зевнул Фрэнсис.

Мелфорд хотел его осадить, но передумал. Пожевав кусок усов, он зашагал в хранилище проверить груз.

Светильник уже дотлевал. Схватив его, он прошелся вдоль заготовок. Прокаленная на много раз сталь местами казалась неровной, волнистой, но в гонке двух гигантов железнодорожных компаний качество давно вышло из моды, уступив место скорости. А кто еще на этих землях мог столь задешево предлагать свои услуги добытчика и литейщика в одну физиономию? Все было схвачено. Все ради его маленького, но уютного городка, Мелфорд-сити.

Если бы не этот краснорожий, так страстно желающий усидеть в своей ненаглядной пещере, вытесанной трудолюбивыми обезьянами пару веков назад, то ничего бы из этого дела не выгорело. Он со старателями прогнал бы его из пещеры и рудных залежей вместе с его племенем, возможно, ценой больших потерь среди его тогдашних ребят. А может быть, и вовсе не прогнал бы, и вся его команда бы полегла от стрел и копий… Смог бы он тогда с горсткой старателей обустроить хотя бы одну шахту? Даже если бы каким-то чудом смог, то удалось бы удержать ему свою находку и не быть сметенным какой-нибудь крупной рудодобывающей компанией с армией рабочих и наемников? Его бы сожрали живьем…

Но этот Пу-Отано оказался жадным малым. А Льюис обожал иметь дело с жадными – ведь с ними всегда можно выгодно договориться. И вот теперь жадный дикарь сидит в вырезанной скале, глушит со своими дружками Мелфордово пойло и стреляет из мушкетов по стенам, а взамен его одураченные соплеменники по сей день с большой самоотдачей отрабатывают немаленькие деньги за подряды, ежегодно выдаваемые Льюису железнодорожной компанией Рэдвэй.

На первые деньги он тогда основал торговый пункт неподалеку от угольной шахты, вокруг которого год за годом плодились хижины, бараки, загоны с крупнорогатым скотом для перегона, а потом и для разведения. Стали появляться добротные коттеджи, салуны, магазины со складами и, конечно же, отстроилась внушительная ратуша, в которой на втором этаже заседал он – исполнительный орган городского управления.

Количество приезжих росло, для каждого находились и комната, и работа, и развлечение в пределах его самодостаточного городка. Деньги циркулировали в его пределах, и их оборот рос необъяснимыми скачками, которые было сложно оправдать одной лишь активностью заскакивающих на огонек торгашей да солдат из регулярной армии, что тратились на виски, азартные игры и девок в кабаке. Но плотники строгали дерево, шахтеры добывали уголь, проститутки задыхались под потными и волосатыми телами, а ковбои перегоняли скот – мало у кого хватало сил и времени задумываться над всякими экономическими премудростями, обычно не просачивающихся за стены ратуши. Тут каждый второй даже не умел толком складывать в уме цифры.

Конечно, Льюиса порой мучила совесть, что ни пенни не достается его реальной рабочей силе, которая даже не в курсе, что он ее нанял. Но совесть утихомиривала здравая мысль, что если бы не он, Льюис, с его предприимчивостью, дикарей вместо рабства ждала бы вообще смерть. Если бы не он, рано или поздно нагрянули бы другие старатели, не настолько хитрые как он, которые попытались бы прогнать дикарей с их земли, а те бы дали отпор и, конечно же, все бы до одного погибли. Гиганты рудодобывающей индустрии стерли бы их с лица земли вместе с их первобытным дворцом, даже не моргнув глазом. А Льюис им позволил жить. Пусть и ничего, кроме работы, они не видят. Просто надо признать – дикарям банально не повезло однажды сделать эти рудные залежи своим домом.