Текст книги "Бледнее бледного"

Глава одиннадцатая

Очнулась Осси, когда солнце уже давно перевалило за полдень и жить ему в этом небе оставалось уже всего – ничего.

Все тело горело, истерзанное тысячами холодных, как льдинки, иголочек, а руки и ноги затекли до такой степени, что не двигались вовсе. Где-то глубоко шевельнулась даже подленькая мыслишка, что Ришша, покидая этот мир, решила снова ее обездвижить. На прощание, так сказать, и шутки ради.

Но прошло немного времени, и все образовалось. Просто, за те полдня, что Осси провалялась в глубоком беспамятстве, никто так и не удосужился поворочать ее с боку на бок. Хотя, – в тень отволокли, и на том, как говорится, спасибо. А то – лежала бы сейчас у фонтана небольшой кучкой серого пепла и развеивалась бы потихонечку по ветру.

Осси подняла голову и глянула туда, где предположительно должна была быть рассеяна горстка ее праха.

Фонтан был на месте. Плиты тоже. Слегка, правда, постаревшие и потрескавшиеся, но это их ничуть не портило, а только добавляло колорита и ценности в глазах будущих исследователей.

А вот чего на пласе не было, так это – портала.

Ни следа.

Будто и не творилась тут ночью, замешанная на крови магия, и будто не было тут никогда заблудившейся в складках времени и мироздания ларонны. Будто привиделось все… В голодном и горячечном бреду.

Про голод Осси зря вспомнила. Хотя, как не вспомнить, когда это было единственным, что она чувствовала, кроме полного опустошения. И не известно, чего в ней сейчас больше было – бессилия и пустоты или сводящего с ума и жадно пожирающего эту самую пустоту голода.

Чтобы как-то отвлечься, а заодно и прийти в себя Осси принялась заново осматривать площадь. Все равно перед глазами ничего больше не было… За это небольшое время солнце чуть сдвинулось, и…

– Что это блестит там?

У фонтана на парапете действительно что-то лежало, и действительно блестело. Вчера еще ничего там не было, а сегодня – вот вам, нате, пожалуйста…

«Точно. Блестит», – подтвердила Хода.

– Сама вижу, что блестит. Я спрашиваю, что это?

«Не знаю. Не вижу отсюда. Подожди», – Хода метнулась к фонтану, прочертив в воздухе ядовито желтый дымный след, – пока леди Кай пребывала в беспамятстве, она, похоже, без устали трудилась над новым своим обликом.

Зависнув на мгновение у фонтана над колющей глаза искрой, Хода так же стремительно вернулась обратно.

«Ты не поверишь…»

– Поверю, – вполне серьезно пообещала Осси. – Мне так хреново, что я сейчас во все поверю. Тем более, тебе.

«Это – гребень».

– В смысле… ее гребень? – Сказать, что Осси была удивлена, это значит – не сказать вам ничего.

«Ее».

– А как же… – Осси попыталась представить себе ларонну без гребня, но у нее ничего не получилось. Закрыла глаза и попробовала еще раз – опять не получилось, настолько неразрывно они были связаны в ее сознании. – Я не понимаю…

«Я тоже… – задумчиво протянула Хода. – Хотя…»

– Что – хотя?

«Мне кажется… – Хода опять замолчала, прикидывая, видимо, различные варианты, а потом, придя, очевидно, к какому-то решению, продолжила, и на этот раз уже абсолютно уверенно: – Она его специально оставила… Точно, специально. Помнишь, говорила тебе, что в долгу не останется?»

– Ну?

«Вот и не осталась».

– Так это, что – подарок, что ли? И мне теперь, что – этот сувенир из Вуали на стену повесить?

«Ну, можешь, конечно и на стену… Но мне кажется, – ему применение и получше найти можно…»

– Ага, – ухмыльнулась Осси. – Буду им пакли свои расчесывать. Их правда лет сто растить надо, чтобы хоть чуть-чуть соответствовать… Ну, да мы ведь не торопимся. Теперь, когда у нас такая штука есть, что нам – сто лет подождать…

Интесса вздохнула и посмотрела на кота, который развалился на ступенях, подставив свое мертвое пузо, покрытое призрачной шерстью, последним лучам уходящего солнца.

– Мей, голубчик, принеси-ка мне это… – Осси мотнула головой в сторону блестящей штуки. – И спасибо тебе, родной, что меня сюда в тень приволок. И как бы я без тебя…

Выслушав эту густо концентрированную и ничем не прикрытую лесть, Мей чинно поднялся, встряхнулся и вразвалочку, по-хозяйски направился к фонтану. При этом он всем своим видом демонстрировал полное согласие с тем, что без него, действительно, – никуда, а вот с его помощью, как раз напротив – куда хочешь и в любое время.

Неспешно продефилировав по площади, он вернулся обратно с блестящей штуковиной в зубах, и штуковина эта – таки да – оказалась гребнем. С другой стороны, кто бы сомневался – Хода же это самое и говорила…

Надо сказать, что гребень Осси в руки брала с некоторым трепетом. Каким-то невероятным образом благоговейное отношение плакальщицы к этому незатейливому, в общем-то, аксессуару передалось и ей.

Впрочем, «незатейливый» – это было явно не про него. Чего-чего, а всевозможных затей, в виде сложной и тонкой резьбы, неизвестных рун и просто каких-то непонятных финтифлюшек было тут в избытке. И это притом, что был он, действительно, серебряным и очень даже массивным. Как только ларонна не уставала его все время в руке держать – оставалось загадкой.

Покрутив его и так, и эдак, и рассмотрев со всех сторон, леди Кай сделала лицо, подобающее и соответствующее, по ее представлению, важности момента и провела гребнем по волосам.

Ничего особенного и никаких новых дивных ощущений она при этом не почувствовала. Гребень – как гребень. Во всяком случае, расчесываться снова и снова ее пока не тянуло.

– Спасибо, конечно, – хмыкнула она и потянулась за рюкзаком. – Вещица красивая – спору нет, да и происхождение у нее – знатное… Пусть будет…

Теперь хмыкнула Хода:

«Эх ты, искатель, убереги тебя Странник, ты что, правда, ничего не видишь? Сияния магического ты не видишь, вампир ты недоделанный?»

Осси смутилась. Сияние она, конечно, видела, но значения этому не придала, списав все на блеск гребня… Хотя, если подумать, – с чего ему в тени-то блестеть…

– Ну, вижу…

«Ну, вижу, – передразнила Хода. – Дай мне Странник так сверкать, как этот гребень. Та еще, штуковина! И я думаю…»

– Для вызова нужна? – Догадалась Осси.

«Скорее всего. Так что, поздравляю, ваше вампирство, ты, кажется, только что обзавелась своей собственной и совершенно ручной плакальщицей!»

В ответ Осси улыбнулась и, аккуратно уложив гребень на самое дно рюкзака, затянула завязки потуже.

Что леди Кай в этих своих походах любила (помимо удовлетворения природного любопытства и финансовой стороны, конечно), так это – такие, вот, «подарки судьбы». Многие из них стоили целое состояние, а то и два. И это, если не считать их невероятной практической значимости и пользы. Правда, и платить за них порой приходилось дорого. Иногда кровью. Иногда, вот как сейчас – расставанием и несостоявшейся дружбой…

И если те немалые деньги, которые приносили удачные экспедиции, можно было смело и, не задумываясь, заносить в статью «доходы», кровь, пот и боль – как неизбежную плату – в «расходы», то для таких вещей, как гребень или перстень следовало изобрести новую графу – «находы».

Перстень…

Удивительно, все-таки, какими беспечными иногда мы бываем, как легко забываем о самом главном и с удовольствием отвлекаемся на пустяки… Хотя, конечно, с другой стороны, – и гребень пустяком не назовешь, и перстень уже, вроде как, крепко сидел на пальце и деться никуда, скорее всего, не мог. А вот то, что неожиданно для всех заблестело подле фонтана – могло вполне. Бывало такое уже… Поблестит – поблестит, и нету больше, как и не было…

Итак, перстень. Когда леди Кай, завершая обращенный гримуар, надела кольцо со змеей на палец, это несложное действо имело два последствия.

Первое было последствие запланированное и, собственно говоря, являющееся целью, – портал, выстроенный интессой на собственной крови, открылся, выпустив томящуюся в заключении ларонну на свободу, и отправил, как очень хотелось в это верить, – прямиком домой.

Второе последствие тоже, в общем-то, было вполне ожидаемым, потому как нечто подобное Осси уже проходила, причем, не так уж давно. Едва только перстень Тифетта оказался на пальце интессы, как тут же безо всяких раздумий, сомнений и прочих проволочек слился с тем, что этот пальчик уже украшало. В результате, как совсем нетрудно догадаться, леди Кай получила нечто новое и образованное взаимопроникновением теперь уже трех магических предметов.

Само собой, действо это сопровождалось всеми непременными атрибутами: полыхнуло аж до самого неба, и ночь на два взмаха ресниц превратилась в день, а громыхнуло при этом так, что с окружающих потерянную долину гор сошла, наверное, не одна лавина. И даже не две…

А если учесть, что вся эта веселуха самым естественным образом совпала по времени с открытием портала, то размеры этого светопреставления в одном отдельно взятом уголке мира можно представить без особого труда. И нам ли с вами осуждать леди Кай, которая, оказавшись в самом центре локальной элиминации[28]28
  – гибель неприспособленных особей в процессе борьбы за существование. Конец света (перносн.).


[Закрыть], осела наземь, измученная непомерным напряжением оскудевших сил и окончательно изнуренная голодом…

Что же касается самого кольца, – а точнее того, что получилось в результате, – то оно в этом катаклизме замечательнейшим образом уцелело и теперь очень уютно чувствовало себя на указательном пальце правой руки леди Кай, устроившись там так удобно и естественно, что сама Осси до поры о нем и думать забыла.

А теперь вот, видно, пора эта наступила, потому как, размышляя о вещах посторонних и от некромансерского уклада жизни весьма и весьма далеких, леди Кай о нем вспомнила, а, вспомнив, сразу же руку свою подняла, чтобы рассмотреть, что же из кольца получилось, и чем же она, собственно, теперь владеет.

Как и следовало ожидать, перстень леди Кай, чудесным образом впитавший в себя кольцо Тифетта, поглотил его не полностью, а видоизменился, сохранив некоторые змеиные черты, то ли в угоду вновь приобретенному собрату, то ли – будучи не в силах противостоять смертельному шарму тик-палонга. Иначе говоря, меж двух острых как иглы клыков Мейла-куна теперь высовывался язык ядовитой рептилии, а сам череп был чуть приплюснут и покрыт узором из шестиугольных чешуек. Вот такие дела…

– Интересно, – задумчиво сказала Осси, поворачивая руку с перстнем и так и эдак и любуясь чарующими переливами змеиной кожи. – А если, вот, несколько десятков перстней собрать то, что в итоге получится?

«Ты в итоге получишься, – хмыкнула Хода. – С клыками своими, желтыми глазищами и растрепанными паклями. Надо только побольше насобирать».

– Ты думаешь? – улыбнулась Осси, продемонстрировав клыки, размеры которых скоро вполне могли бы соперничать с Мейевскими. – Ну, что ж – тоже неплохо… А еще вопрос…

«Такой же умный?»

«Нет. Просто вопрос. Вот ты говорила… – Осси опустила, наконец, руку и повернулась к Ходе, желтым дымным клубком парящей неподалеку. – Когда мы кошачье кольцо забрали, а потом Мей появился, ты говорила, что у меня теперь связь с наследием Лерда…

«Ну?» – Хода явно не понимала, куда клонит ее подружка.

– А теперь вот – змеиный череп… Так, что – теперь тик-палонга ждать?

«А… вот ты о чем, – поняла, наконец, Хода. – Не знаю… Может быть… Но, вообще-то, не думаю. Тут надо глубже смотреть…»

– Еще глубже? – усмехнулась Осси. – Куда уж нам уж…

«Я думаю – кольцо тебе не власть над ними дает. Это как-то уж слишком примитивно… Мне кажется, что Мей, в этом смысле, – случай особый, и к кольцу он имеет отношение достаточно косвенное».

– А что ж тогда кольцо дает?

«Ну, не знаю… – протянула Хода, – Знания какие-нибудь, там… умения…»

– Да? Я что-то ничего такого не чувствую.

Хода несколько раз мигнула и выпустила густой клуб дыма, что в ее случае, наверное, было равносильно пожатию плечами:

«Может, просто не проявились еще?»

– Может, не проявились, – согласилась Осси. – Ладно, разберемся. Всему, как говорится, свое время.

«Это уж точно!»

– А теперь, – Осси глянула на низкое предвечернее небо, – время собираться и идти измерять лучи звездлявой площади в поисках самого из них наидлиннейшего…

Конечно, камень бы нашли и так. Но когда знаешь, что он – именно четвертый, именно от угла, и искать его надо не абы где, а около храма Аи, то жить становится легче и намного проще. Ориентир был простым и заметным – мимо, что называется, не пройдешь, виден был отовсюду, и загородить такую громадину не могло в этом мире ни что. Кроме гор, конечно. Но их на пути стараниями заботливого Странника и тысяч безвестных строителей не было.

Две с половиной баклажки тоника, хоть и не смогли заменить бокал свежевыпущенной крови, но все же дело свое сделали, и силы, основательно подорванные событиями последних дней, восстановили. По крайней мере, частично. А поэтому продвигалась к своей воистину высокой цели леди Кай быстро, уверенным шагом, и на всякий случай, держа наготове обнаженный меч.

На каждом перекрестке и развилке, – а их в этом запутанном лабиринте проулков и переходов было больше чем предостаточно, – она останавливалась и внимательно озирала пустые окрестные улицы, сверкая по сторонам горящими в ночи желтыми глазами.

При этом один только вид ее должен был вселять ужас, и заставлять дрожать от страха все живое и неживое, включая и видавшие виды камни древней мостовой. Пылающий кровью меч, возложенный на плечо интессы на манер идущих боевым порядком королевских легионеров, полыхал в ночи холодным мертвым огнем, озаряя нервными всполохами грубые камни близлежащих строений. Острые, торчащие чуть не до самого подбородка клыки ярко сверкали в свете почти полной луны, а оттого казались еще большими и опасными, и были готовы разорвать в клочья любого, кто по неосторожности или скудоумию окажется на пути. В довершение всего маленький аккуратный и ровный носик девушки под воздействием враждебных ее нежному телу миазмов и нарастающей ночь от ночи белесой луны, также претерпел мерзкую метаморфозу, сплющившись, съежившись и превратившись в тупое рыло с вывернутыми наружу ноздрями. Подрагивавшие время от времени широкие крылья этого отвратного нюхала ловили многочисленные, даже самые слабые ночные запахи, но не улавливали пока ни малейшей для себя опасности.

Мей, неторопливо трусящий сзади, время от времени искоса поглядывал на свою сопутницу, по всей видимости, теряясь в догадках, отчего та постоянно задирает голову, пытаясь что-то высмотреть в редких просветах между тесно стоящими строениями, а иногда даже подпрыгивает. Резонно рассудив, что раз такое поведение его попутчице раньше свойственно не было, зато теперь – вполне очевидно и даже нарочито, он сделал единственно возможный в этой ситуации вывод и с удовольствием включился в предложенную игру.

Таким образом, со стороны этот ночной поход смотрелся совершенно умопомрачительно и являл собой зрелище пугающее и комическое одновременно, но в любом случае – безусловно, незабываемое.

Леди Осси подгоняемая луной и нарастающим голодом стремительно рвалась к храму Аи, то и дело сворачивая с одной улочки на другую, и периодически останавливаясь, чтобы осмотреться и определиться с направлением. После чего продолжала свой стремительный бег сквозь ночь, изо всех сил наверстывая потраченное на остановку время.

Следом за ней галопом летел Мей, гулкий топот которого разносился, казалось, по всему храму, намного опережая и его самого и оторвавшуюся далеко вперед леди Кай. При этом мертвый кот изо всех сил старался, как можно точнее повторить все маневры бегущей впереди Осси, но постоянно тормозил и запаздывал, а оттого останавливался, когда девушка уже начинала бежать, и бежал, когда она останавливалась. Чтобы как-то избавиться от этого досадного несоответствия он принялся подпрыгивать и крутить головой по сторонам прямо на ходу. При этом он умудрялся отталкиваться от земли сразу всеми четырьмя лапами, что сразу же сделало его похожим на объевшегося пьяных ягод рогача мархура, скачущего под луной под воздействием забродившей крови и просто от избытка чувств.

Видимо для того, чтобы добавить в этот карнавал безумия толику здорового идиотизма Хода предпочла всем возможным видам передвижения спиральную траекторию и теперь ввинчивала в ночные улицы тугой дымный штопор, сыпля шипящими искрами во все стороны, словно взбесившийся огонь святого Ферта.

В общем, ничего подобного, потерянный Храм на своем веку еще не видал, и запомнить эту ночь должен был надолго, если не навсегда.

Как ни внимательна была леди Кай, но поплутать ей все же пришлось.

Казалось, вот он храм Аи – за тем поворотом, еще чуть-чуть и пришли, но тут улочка делала незапланированный зигзаг и стремительно уносилась прочь от торчащего совсем рядом шпиля. Будто издевалась, насмехалась, и расставаться с леди Кай не желала ни в какую. Вообще, топография храма была запутана до крайней невероятности, никакой логике не поддавалась и в нормальные схемы не укладывалась. По всему, строили здесь действительно, как бог на душу положит, а, учитывая, что богов было трое, причем один другого веселее – понятно, что получилось…

В любой другой день леди Кай, наверное, с удовольствием погуляла бы – побродила по старым пустынным улочкам, где каждый камень был историей, а каждый барельеф на стене – памятником. В любой другой… но не сегодня.

А сегодня она неслась сломя голову, не видя и не замечая ничего вокруг, одержимая страстным желанием поскорее убраться отсюда подальше, и отягощенная злобой на этот клятый лабиринт узких улиц, на себя и свихнувшихся вконец соратников.

Мей, полностью освоивший новый способ передвижения, развил тем временем привычную для него скорость, продолжая скакать бесноватым мархуром, и с трудом вписываясь в крутые повороты. Хода жужжала над головой, дымя и врезаясь в нависающие над головой стены где-то на уровне второго этажа, а Осси все никак не могла вырваться из цепких объятий потерянного Храма.

Пару раз пришлось возвращаться назад. Выбранные проулки, которые, казалось, должны были вести прямо к цели и никуда больше, самым неожиданным образом заканчивались глухими тупиками, выхода из которых не было.

Во время одного из таких возвращений Осси и заметила в стене узкую щель между двумя строениями, которую до этого, по всей видимости, просто проскочила. Засунув туда свой нос, а за ним и все остальное, она с трудом протиснулась сквозь этот, так и не развившийся зародыш улицы и оказалась на широкой, изломанной частыми углами площади, а прямо над ней, упираясь в небеса, высился храм Аи. Величественный и бесподобный.

Площадь перед храмом действительно имела форму звезды, правда, для того чтобы это понять пришлось потратить некоторое время, ибо звезда эта была довольно кособокой, а лучей у нее было девятнадцать – «по числу смертных грехов», – как попыталась сострить Хода.

Острота ее, впрочем, не особо удалась, потому, как очень скоро выяснилось, что так оно и есть, и каждый угол площади имеет уложение, должное, по замыслу ее создателей, напоминать паломникам о долгом и тернистом пути благочестия. Причем, если выступающие на площадь углы, приближенные, так сказать к храму, содержали в себе упокоения праведников и святых, знаменующие собой грани добродетели, то углы, удаленные от «центра мироздания» были отданы порокам, и захоронены там, надо было полагать, личности премерзостные и при жизни ничем хорошим не отличившиеся. Таким вот нехитрым образом каждому было воздано по делам его и помыслам, а краткий миг бытия запечатлен в назидание потомкам самым наглядным образом. Впрочем, как это обычно бывает, потомков это нисколько не напугало и ничему толковому не научило.

Найти среди всех представленных здесь пороков самый низкодушный и наиподлейший, то есть – предательство, было для Ходы – раз плюнуть, и вообще – нечего делать. Осси даже не успела пересчитать этажи возвышающейся над ней башни, как та, уже завершив разведывательный облет примыкающих территорий, вернулась с исчерпывающим докладом.

Сбившись в третий раз, но так и не добравшись в своих подсчетах даже до половины башни, Осси оставила эту затею до лучших времен и отправилась вслед за Стражем туда, где обнаружилось уложение, означенное руной Аманте – отступник.

Руна действительно была, и действительно – та самая. Выбита она была глубоко, – как вечное проклятие, которое не должно было стереться и затеряться в веках, и красовалась она над дверью, в общем-то, ничем не примечательной, если бы не одна маленькая деталь. А вот деталь эта меняла если не все, то многое, и заставляла остановиться и дважды подумать, прежде чем что-то непоправимое в безграничной своей глупости совершить.

Деталью этой, заставившей леди Кай притормозить в своем неуемном рвении поскорее покинуть эти места, была большая церковная печать, замыкающая тяжелый и нимало не потревоженный временем засов. И то, что печать эта принадлежала не Пресвятому Апостолату, а церкви давно уже в веках почившей, значения никакого не играло, и роли ее зловещей нисколько, поверьте, не умаляло. Скорее даже, напротив.

Как водится, одним только бордовым сургучом предки, которые уж если что-то делали, то делали это хорошо и обстоятельно, не ограничились, и для надеги, а то и просто так – на всякий случай, подкрепили остерегающий знак, печатью магической, сулящей настырному и непонятливому много чего нехорошего. На это достаточно красноречиво и очень недвусмысленно намекало легкое лазурное свечение двери, – веселое и беззаботное, как весенняя песня пастушка, но от этого не менее опасное.

– Вот так, вот. Шли – шли и пришли, – подытожила леди Кай. – Нашел, безголовый, где портал упрятать.

Раздражение ее можно было понять вполне, ибо печать на двери означала, прежде всего – задержку, а может, что и похуже, потому как, обычно – что в стародавние времена, что в новейшей, так сказать, истории – церковники знаками такими просто так не разбрасывались, а раз уж на сургуч да на заклятие разорились, – значит, оно того стоило.

«А может, это он сам? – Робко спросила Хода. – Ну, в смысле – некромансер… Чтобы, значит – не лезли сюда».

Осси глянула на нее с сомнением.

– Сам, говоришь? – Она нагнулась к печати. – Да, нет – не сам… Все по – настоящему. Церковная печать.

«Жаль».

– И не говори, – Осси вздохнула и сбросила рюкзак на землю. – А мне-то как жаль…

Убрав меч и отпихнув в сторону рюкзак, мешающийся под ногами, леди Кай присела на корточки, чтобы рассмотреть кругляк получше.

От печати ощутимо несло жаром. Так сильно, что очень скоро лицо начало гореть, а опаленные зноем глаза защипало, и Осси пришлось отодвинуться подальше. Удивительно, как сургуч-то не плавился…

Она сидела долго – аж ноги затекли. И все рассматривала, разглядывала церковную метку – только что пальцем не поколупала. Рукой, правда, над печатью поводила. Не касаясь.

Наконец осмотр был закончен, и Осси поднялась на ноги.

«Ну, что там?» – Все это время Хода была необычайно терпелива и под руку в отличие от Мея не лезла, но теперь отчета все-таки потребовала.

Осси пожала плечами:

– Да, ничего… Печать – как печать. По центру – глаз Ресса, вокруг него – надпись. Больше ничего. Вообще ничего. Сургуч тоже, вроде, самый обычный… Не знаю… Но шпарит от нее как от жаровни.

«Надпись, говоришь? И что написано?»

– «Милосердие воздается за веру». Бред какой-то…

«Да, уж, – усмехнулась Хода. – Маловато конкретики для столь эпохального назидания… Ладно, не переживай, откроем – все узнаем. И про веру, и про милосердие».

– Ты думаешь? – Осси еще раз глянула на печать. Все, что только можно было выжать из визуального осмотра, она уже выжала, – да и не так уж много мог поведать о том, что тут происходило много лет назад, кусок окрашенной суриком смолы. – Ну что ж, давай, открывать, – и Осси потянулась за мечом.

– А вот я бы этого не делал, – тихий вкрадчивый голос прозвучал, как ласковый удар грома, застав вампиршу врасплох и заставив замереть на месте. – И ты, это… не балуй… Меч-то брось…

Положение леди Кай к спорам не располагало. Лицом к стене, точнее – к двери, и, не очень понимая, что там за твоей спиной происходит, – особо не покуражишься и характер, знаете ли, не покажешь… Мей тоже был вне игры – застыл у ног, зажатый в углу, так что о прыжке и речи не было. Это не говоря уж о полноценной атаке…

Леди Кай подчинилась, и сталь лязгнула по гулким плитам.

– Вот и хорошо, – одобрил голос. – Меня Иффой звать. А ты кто? Да ты повернись уже… Тока медленно…

Осси повернулась. Как и было велено – медленно…

Незнакомец, назвавшийся Иффой, стоял в пяти шагах, перекрыв своим широким телом выход к площади и направив на интессу внушительного вида арбалет.

Личностью он был достаточно колоритной. Невысокого роста, плотный и с пузиком, что выдавало в нем человека, привыкшего к жизни спокойной, обстоятельной и размеренной. Растительности на лице не было никакой, но зато там были щеки. Румяные и большие. Просто пышущие здоровьем и благополучием. Не щеки, а мечта любой мамочки.

Но все же не они были главной деталью на этом лице. Не они, а глазки.

Маленькие, хитрые, быстро бегающие по сторонам и все вокруг замечающие. От шустрого цепкого взгляда их укрыться не могло ничего, и, уж тем более, – не Мей, начавший потихоньку, и как, наверное, он сам полагал – очень незаметно, выдвигаться из-за спины леди Кай, громко при этом цокая когтями по камню.

– Эй, алеоуу… Ну-ка хорош там… – Говорок у него был чудной – гласные он тянул сверх всякой меры, так что получалось именно «алеоуу».

Осси сделала успокаивающий жест, попридержав Мея, и тот, ни мало не обескураженный провалившейся попыткой поучаствовать в переговорах, уселся рядом.

Иффа стоял – как стоял, только маленькие колючие глазки под светлыми мохнатыми бровями быстро прыгали с кота на девушку и обратно. Все, значит, у них было под контролем…

Румяную щекастую морду его венчали небольшие редкие кудряшки, произрастающие только на самой макушке, но зато в полном беспорядке и сообразно каким-то очень своим представлениям о красоте.

Одет пришелец был в зеленую куртку и – вы не поверите, – в ярко оранжевые порты!

На лямках!!!

У Осси аж дыхание перехватило, когда она такую красотищу разглядела. Хорошо еще в свете луны буйство и великолепие красок несколько скрадывалось и размывалось, но днем… Это даже представить себе было трудно…

И все же, глядя на эту нелепую фигуру, невесть как возникшую на площади потерянного Храма, смеяться не хотелось. Совсем не хотелось. И виной тому был арбалет, который держал в руках этот несуразный мужичок с хитрющими глазами. Да и не арбалет, это был, а скорее – полуторный балестард[29]29
  – разновидность арбалета, отличающаяся большими размерами, а соответственно, и убойной силой.


[Закрыть] в пол-мужичкового роста. Гасил он как-то, знаете, улыбки. Прямо в зародыше гасил.

Причем, держал Иффа эту громадину в руках легко и уверенно, даром, что ладошки у него были хоть и маленькие, но видно, что сильные и крепкие. Такие камень, как хлебушек накрошат, а потом в муку изотрут.

Пока Осси разглядывала этого красавца, вооруженного словно для небольшой войны, тот, в свою очередь, не таясь, и с нескрываемым любопытством изучал интессу. И, понятно, что от взора его пристального и внимательного такая необычная и приметная деталь, как клыки, укрыться никак не могла.

– Вот оно значит как… – протянул Иффа и перехватил арбалет поудобнее. – И давно ты это?.. – Двумя пальцами левой руки он изобразил клыки, а затем, чтобы придать этой конструкции максимальное сходство с оригиналом, потряс ими у рта.

– Шестой день, – ухмыльнулась Осси, потихонечку продвигая руку к жезлу на поясе. – А что? Тебя это смущает?

– Да, нет, вроде… – мужичок задумчиво почесал в затылке. – Не особо. Мне до этого дела как-то нет. Стой, где стоишь, и все ладно будет. И руку… – он дернул арбалетом.

Сдвоенное жало толстого как кол арбалетного болта качнулось и вновь вернулось на место, нацеленное, как и прежде прямехонько в грудь вампирши. Промахнуться с пяти шагов коротыш не смог бы, даже если б очень постарался, а двузубый стальной дрын, выпущенный с такого расстояния пришпилил бы леди Кай к стене раньше, чем та успела бы «мама» сказать.

Ко всему, от двузубого острия вверх тянулся тонюсенький дымочек. А поскольку железо, как известно, не горит, то и дыма от него никакого быть не должно. А коль так, – значит, было там помимо стального сердечника еще что-то…

Проверять же на собственной шкуре, во что там такое добрый человек Иффа арбалетный болт макнул, перед тем как его снарядить и в живот леди Кай нацелить, пока не особо тянуло… А ну, как были там не витамины, а что-нибудь вредоносное и для здоровья губительное. В общем, Осси послушно замерла и смущающие собеседника помыслы о жезле на время оставила.

– Во-во, и руку-то подальше… А то, не ровен день, сорвется болт-то… Знаешь, как оно бывает?

Осси кивнула – «знаю, мол, – у самой сколько раз арбалет сам палил, я и хотеть-то – не хотела…»

– Вот и ладненько, – ухмыльнулся, обнажив неровные желтые зубы, мужичок. – Хорошо, что ты понятливая…

В разговоре наступила пауза.

Она повисла в воздухе, никем и ничем не нарушаемая, постепенно обретая силу предвечного положения вещей и превращаясь в хин-хлиф[30]30
  – патовая позиция при игре в серклеш, когда все мыслимые ходы сторонами уже сделаны, ни к чему хорошему не привели, и изменение позиции уже невозможно.


[Закрыть].

Первым из этой неловкой ситуации выбрался Иффа. Причем, сделал это способом для леди Кай несколько неожиданным.

– Продай мне, – он качнул арбалетом в сторону Мея.

– Что? – Не поняла Осси.

– Продай, говорю… Этого…

Осси оглянулась на Мея, посмотрела, будто видела в первый раз, а затем повернулась и изумленно уставилась на владельца умопомрачительных оранжевых портов.

– Зачем?

– Как зачем? – удивился Иффа. – А что я, по-твоему, тут делаю?

Это был вопрос вопросов. На пятак золотом был вопрос. А ответ на него тянул, надо полагать, на десяток таких кругляшков – не меньше. Вот только ответа этого Осси не нашла, а посему тупо, как эхо повторила:

– А что ты тут делаешь?

Теперь обомлел Иффа. Даже арбалет опустил.

– Ты что, серьезно?

– Серьезно что? – Разговор все больше походил на беседу двух тихопомешанных в приюте для дураков…

– Серьезно меня не узнаешь? И не знаешь кто я?

Осси помотала головой, судорожно примеряя оранжевые порты на всех своих знакомых, начиная от соседского шалопая Заха и заканчивая – помилуй Странник великодушный – его величеством Норвиком II Бросс. И никому, они, что примечательно не шли. А вот на Иффе, душу его грешную, смотрелись они совершенно естественно, органично, и в другом наряде его представить было, пожалуй, что уже невозможно.

Проделав эту напряженную мыслительную работу, Осси замотала головой с удвоенной силой.

– Нет. Не знаю.

Мужичок пробормотал что-то себе под нос, закинул арбалет за спину, – причем, дымок, что характерно, тут же куда-то исчез, – выставил вперед правую ногу, и важно выпятив нижнюю губу, церемонно поклонился:

– Иффа Тас – торговец мертвецами. К вашим услугам. – Застыв на несколько мгновений, которых, к слову сказать, леди Кай не хватило, чтобы переварить это откровение и прийти в себя, он расслабился, закатал губу обратно и уже обычным для него тоном прогундосил: – Тока ты это… не балуй все ж таки…