Текст книги "Перезагрузка"

Истина в вине. Расслабиться, стать хоть ненадолго собой, а не кем-то. Ненадолго – всего лишь до завтрашнего похмельного утра. С утра, конечно, будет тяжело, головная боль с бодуна – единственная, которую не снимает креаторское воздействие. Ну и черт с ней, с болью, она будет завтра, а сейчас – счастливое отупение, блаженное ощущение собственной слабости и несовершенства.

Игорь давно открыл, что алкоголь временно отключает его креаторские способности. Иногда баловался этим – глушил мозги водкой. Это было опасно. Он не должен был забывать, что постоянно находится под угрозой, что на него могут напасть в любой момент, что ему нужно всегда быть во всеоружии…

Мало ли чего он должен, не должен… Еще полстакашки, месье. У него сегодня праздник. Правда, отмечает он его в одиночестве, наедине с собой, но что ж тут поделать – Милке сейчас полезнее дрыхнуть, чем квасить водку. Великое событие – воссоединение с милой Милкой. Когда он станет властелином вселенной, он сделает этот день всенародным праздником, нерабочим днем. Совсем нерабочим, за всякий труд будет назначаться наказание в виде усекновения головы. Декапитация. Хорошее это дело. Почему вот, к примеру, у меня есть голова?. Все беды – от головы. Нет ее – нет проблем…

Еще пять капель, мессир. И занюхать рукавом.

Алкоголик? Если бы… Шоколадоголик. Сколько он уже не пил водки? Месяца два. Где ж тут пить, когда ж тут расслабиться? Навалилось все разом – креаторы вдруг поперли изо всех щелей, стали гадить по-крупному, на Милку наехали, сволочи. Пришлось нарушить конспирацию, а так не хотелось…

Зато теперь у него есть Мила. О телевидении ей, конечно, придется пока забыть – пусть и не мечтает. Полная и безоговорочная конспирация, господа.

Боже мой, как он по ней скучал…

Он вдруг понял, почему смог сегодня расслабиться – впервые за черт знает сколько месяцев, расслабиться еще до того, как начал пить водку. Именно из-за нее, из-за Милы. Он осознал, что его посетило давно забытое чувство спокойствия.

Мила. Хрупкая девушка с фигурой подростка, выглядящая моложе своего возраста, хотя душой, увы, намного старше. Невзгоды не молодят душу… Чем она могла помочь Игорю? Почти ничем. Не то, что она была глупа – совсем наоборот. Она была интеллектуалкой – эссенциальной, можно сказать, прожженной… Ну и что? Не это грело его.

Она любила его, и это было самым главным. Действительно любила.

Он мог бы купить любовь самых лучших, самых утонченных и дорогих… баб. Ну зачем столь грубо? Женщин – пожалуй, так лучше. И даже покупать было ни к чему – вполне вероятно, что многие из них полюбили бы его бескорыстно и даже искренне. В конце концов, совершенное тело, гармоничное сочетание запахов-феромонов и бешеная энергетика – это то, что стоит дороже любых денег. Сила и нежность в одном флаконе. И что дальше? Что будет через несколько лет? Путаные объяснения, что он козел, что она шлюха; что пошел бы ты подальше, только вот на определенные бабки, как свидетельствует мой адвокат, ты просел; а не пшла б ты на хрн, дорогая, вместе со своим жирным адвокатом, уйди отсюда, дорогая блдь… Роскошные женщины, как правило, выставляют требования по верхней планке. Да и что с ней делать, с этой роскошью, если нет любви?

Милена, Мила, Милка. Милая моя Милка – человечек, которого я знаю как свои пять пальцев. Любимая стервочка, готовая в любой момент закатить высококачественный скандал. Единственный человек, не способный на предательство – во всяком случае, в отношении меня. Это нельзя проанализировать, нельзя аргументировать. Можно только однажды понять, почувствовать, поверить в это, несмотря ни на что, и подумать – как тебе повезло.

Почему он так долго мариновал ее, держал в тоске и неведении? Почему не объявился раньше, сразу как только снова стал самим собой?

Креаторы. Все из-за них, проклятых. Вначале, когда он гнил, заживо похороненный в гиппокампе Иштархаддона, то мечтал только об одном: восстановить контроль над своим телом, а потом немедленно отравиться, застрелиться и вдобавок повеситься. Завершить незаконченное дело, избавить мир от себя, Творца – самозваного, ненужного бога. Бога лишнего в пантеоне богов давно существующих и давно придуманных. Он боялся… да что там боялся – был почти уверен, что может оказаться на этой земле богом единственным . Кому, скажите, нужна такая общественная нагрузка?

Потом, когда он снова смог шевелить своими руками, гулять собственными ножками и самостоятельно мочиться в унитаз… Что было потом? Он испугался? Ну да, само собой, разумеется. Вынырнуть из полусмерти, чтобы сразу же уйти в смерть настоящую – это слишком сильные эмоции. Он дал себе отсрочку – насладиться, нагуляться, надышаться перед кончиной, перестать ощущать свое тело как ежесекундный праздник, привыкнуть к нему, надоесть самому себе, разочароваться… А тогда уж и можно – давайте-ка, ребята, закурим перед финишем; здравствуй, моя смерть, я рад, что мы говорим на одном языке…

Не надоел, не успел. Он дико, до дрожи, испугался, когда обнаружил, что в сети есть другие, похожие на него – креаторы. Душа его выла от ужаса. А тело радовалось. Оно понимало, что появился повод для новой отсрочки.

И повод был действительно серьезным. Серьезнейшим. Откуда взялись виртуальные мрази, скачущие по просторам Интернета как блохи и сосущие кровь везде, где можно напиться? Породил их Ашшур во время своих предварительных экспериментов или появились они сами, в результате непредвиденных мутаций? Игорь не знал. Пока не знал… Выяснить это предстояло непременно, потому что надлежало справиться с креаторами полностью и тщательно – не только найти их и убить (увы, так вот негуманно, более того – уголовно), но и вырвать с корнями источник их возникновения.

Он должен был убить креаторов. Такова была его миссия, придуманная, осознанная и озвученная им самим. Чтобы потом, когда все кончится, сделать новую попытку убить себя, радикально избавить мир от этой заразы? Да-да, конечно, монсеньор.

Еще стопку – и все. Конец.

Водка кончится.

Придется идти за новым пузырем.

Вы что-то говорили о смерти, милорд? Ах, батенька, о чем вы говорите? Какая еще смерть, что за глупости? Существует определенное сочетание вспышек, и даже если мы изничтожим всех, кто смог подцепить эту болезнь, всех, кто стал креатором, то нет гарантии, что какая-нибудь гениальная сволочь не воспроизведет эту комбинацию снова. И снова со смертью придется подождать. Подождать до самой смерти, простите за банальность.

Он, как цербер, будет сторожить сети от креаторов. Кусать зубастой пастью всех, кто может воздействовать на виртуал посредством мысли, вырывать у них глотки. Он никогда не снизойдет до того, чтобы стать богом в настоящей реальности, попытаться построить живых людей и заставить их производить продукты, добывать минералы, размножаться и воевать во славу себя. Пусть живые живут так, как они умеют – это не его удел. Удел Игоря, его маленькое удельце – разбираться с подобными себе.

С креаторами, сэр.

Так точно, сэр. Кстати, где у нас водка?

А! Знаю, где она! Она кончилась!

Значит, пошлем гонца.

Не вздумай, идиот. Ни шагу на улицу. Ты же пьян в жопу. Тебя сейчас не то что профессионал – любой придурок обидеть сможет.

И что же?

Спать.

Скоко время?

Полпервого ночи.

Тоды да. Спать.

Спокойной ночи, реб-решши.

Сам ты такой…

Глава 12

Утром Мила обнаружила Игоря спящим в ванне, заполненной водой до краев. Спал он, позвольте заметить, в одежде и даже в тапочках. Спертый, концентрированный дух водочного перегара заполнял ограниченную кубатуру санузла.

– Фу! – громко, с выражением сказала Милена. – Гоша, ты что вытворяешь?

– Лежу, – просипел Гоша.

– Вижу, что лежишь. Пьянь! А почему в одежде?

– Чтоб не замерзнуть, – объяснил Игорь, начиная сильно дрожать. – Бы-бы-блин, х-холодно-то как!

– Еще бы. Вода уж сто лет как остыла. Давай помогу вылезти.

– Н-не надо. Гы-гы-гырячую воду пусти. И пробку вы-выдерни.

– И часто ты так?

– Ры-редко!

– Сумасшедший!

Мила удрученно покачала головой и приступила к реанимационным процедурам. Наполнила ванну горячей водой, согрела окоченевшего Гошу и с руки скормила ему два десятка конфет. Через полчаса Игорь сменил цвет лица с синего на относительно розовый.

– Башка болит, – пожаловался он.

– И шоколад не помогает?

– Не-а.

– Зачем же ты такое изуверство над собой устраиваешь?

– Чтоб душа не болела. Это еще хуже, чем башка.

– Бедный ты мой, бедный. – Мила бултыхалась руками в ванне, пытаясь стащить с Гоши штаны. Штаны прилипли к ногам и не поддавались. – Как ты вообще живешь?

– Хреново. – Игорь схватил Милу за отворот халата, потянул на себя, и она с громким плеском свалилась в ванну, вытеснив, по закону Архимеда, половину жидкости на пол. – Тело, сунутое в воду, выпирает на свободу, – сказал Гоша. – Масса выпертой воды равна впёрнутой туды.

– Пусти! – крикнула Милка, лежа сверху на Гоше. – Надо пол вытереть, мы так соседей снизу утопим.

– Полежи со мной, Милка. Согрей меня. Мне с тобой хорошо. Я тебя очень люблю.

– Правда?

– Правда. А соседей не люблю. Они все время жалуются, что я их заливаю водой. Ну не сволочи ли?

– Сволочи, – согласилась Мила, сдирая с себя мокрый халат. – Не надо их любить. Люби меня. Заливай меня чем хочешь.

* * *

Гоша вел джип уверенно, но аккуратно, не лихачил. Левой рукой крутил баранку, а правую держал на коленке Милы. Время от времени его рука вспархивала к полке, отламывала кусочек от шоколадной плитки, лежащей там, кидала оный кусочек в гошин рот, после чего снова возвращалась на милкину ногу.

– Ты что, все время шоколад лопаешь? – спросила Милена.

– Нет. Только когда проецирую.

– А сейчас – проецируешь?

– Угу, мням (невнятное чавканье).

– А что проецируешь?

– Машину. Этот самый джип.

– Так он что, не настоящий?

– Настоящий. Только внешность у него сейчас фальшивая. Это дорогущий "Мерседес-Гелендваген" редкой серебристой масти, но для окружающих он выглядит как вульгарный "УАЗ", по габаритам они сходны.

– Это еще зачем?

– Я живу в условиях конспирации, – пояснил Игорь. – Ты интересовалась, как это мне удается? Очень просто. Изменяю свою физиономию. Приблизительно вот так, смотри.

Милка едва не взвизгнула – на водительском сиденье вместо брюнета-Игоря оказался толстощекий блондинистый дядя с типично "бычьей" внешностью. Он повернул раскормленную морду к Миле и усмехнулся, продемонстрировав пару сияющих золотом зубов.

– Въехала, телка? Крутые понты?

– Ага, – Мила робко кивнула головой. – А машине внешность зачем менять?

– Потому что «Гелендваген» – слишком круто. Как-то неохота мне с каждым встречным гибэдэдэшником общаться. Можно было бы, конечно, пересесть на какую-нибудь "Ниву", но вот нравится мне эта машинка, и все тут. В наследство от незабвенного Иштархаддона досталась. Любил Хадди роскошные вещички.

– Куда мы едем?

– В мою загородную резиденцию. С человечком одним встретиться, поговорить.

– У тебя и резиденция есть?

– Есть. У меня много чего есть. Я человек богатый.

– А бассейн там есть?

– Нет. Только сауна.

– О, здорово! Попаримся?

– Не получится, – сурово сказал Гоша. – Дома в тазике помоешься.

– А долго туда ехать?

– Да нет, совсем чуть-чуть. Часа три.

– Три?!

– Ну да. Может, чуть побольше.

– Что-то очень уж далеко, – усомнилась Мила. – Там уже не дачные места, там тайга сплошная.

– Зато природа красивая, – веско сказал Игорь. – Тебе понравится.

* * *

Мила проспала вторую половину пути – притомил ее однообразный вид сосен и елей, мелькающих в окне машины. Проснулась она от дикой тряски и обнаружила, что джип пробирается по лесной чащобе, прыгает колесами по тому, что и дорогой-то назвать нельзя.

– Гош, ты куда забрался? – спросила она, клацая зубами. – Заблудился, что ли? Тут не на машине – только на танке ехать. У меня уже все кишки друг на дружку намотались.

– Потерпи немного, – ответил Гоша, выкручивая баранку и вписываясь в просвет между деревьями с сантиметровой точностью. – Сейчас широкая просека будет, а там всего два километра до моей виллы останется.

Действительно, скоро дорога стала шире, а еще через несколько минут деревья расступились и джип поехал по полю, пересеченному темной лесной рекой. Игорь остановился у обширных развалин, заросших высокой лебедой и полынью.

– Пойдем, прогуляемся, – сказал он. – Такого ты еще не видела.

Милена брела по густому клеверу, задумчиво покусывала сладкий стебелек. Солнышко припекало затылок, цвиркали кузнечики, в воздухе висел запах разогретой травы. Уродливый полусгнивший забор лежал на земле, оплетенный рядами ржавой колючей проволоки. Рыжие руины бараков, провалившиеся крыши, мертвые горбы обрушившихся стен. Миле стало не по себе.

– Ну и местечко ты выбрал, – сказала она, зябко поводя плечами. – Здесь что, тюрьма была?

– Не тюрьма, а зона, – пояснил Игорь. – Колония строгого режима. В пятьдесят шестом ее закрыли за ненадобностью. Когда Сталин сдох, много людей на волю повыпускали – оказалось, видишь ли, что невиновны. Много зон тогда закрыли. Вон, видишь, дом на пригорке? – он показал рукой вперед. – Там поселок надзирателей был. Теперь только эта изба и осталась.

– Это и есть твоя резиденция? – догадалась Мила.

– Она самая. Я ее за семь ящиков водки купил.

– Да там, наверное, и жить-то нельзя!

– Можно. Еще как можно. Поехали.

Еще полкилометра немыслимых прыжков по едва видным в траве кочковатым колеям, и джип наконец-то достиг цели. Высоченный сплошной забор из толстых досок. Колючка по периметру. И басистый лай собак с той стороны ограды.

– Гош, мне страшно, – сказала Мила. – Это не вилла, это действительно тюрьма. Зачем ты так забаррикадировался? От кого? От воров?

– От всех. От всего мира. Люди слишком любопытны, Милка. Суют нос не в свое дело. Сюда нос не сунет никто. А сунет – без носа останется.

– Я туда не пойду. Там собаки, я их боюсь.

– Не бойся, солнышко, тебя они не тронут. Смотри.

Игорь снял замок, сдвинул засов и распахнул ворота. И тут же две гигантских лохматых бестии кинулись на него – не с лаем даже, с оглушительным ревом. Милка взвизгнула и закрыла лицо руками.

Лай внезапно смолк, перешел в дружелюбное поскуливание. Мила открыла глаза и увидела, что две огромные псины радостно лижут Игорю руки. Две кавказских овчарки, каждая размером чуть ли не с медведя. Мила инстинктивно сделала шаг назад, готовясь броситься к джипу и спрятаться в нем.

– Не бойся, Милка. Иди сюда. Познакомься, это Сильвер и Карма. Милейшие ребятки.

– Это ты их в честь Дивова назвал? – спросила Мила, вспомнив вдруг древний культовый роман "Мастер собак".

– Ага, в честь него, родимого.

– А Дивов не против?

– Не знаю, не спрашивал. Надо будет у него поинтересоваться. Думаю, что не против. Пойдем в дом, Милка.

– Не пойду. Они меня съедят.

– Не съедят. Они сытые.

– А кто их кормит?

– Лесник. Он тут рядом живет, в трех километрах.

– Ладно, – сдалась Мила, и пошла к воротам. Каждый шаг давался ей с невероятным трудом. Кавказцев она боялась до одури.

Собаки оказались существами нейтральными – лизать Миле руки не стали, обнюхали ее, покосились исподлобья, – поняли, мол, хозяин, что это твоя девчонка, употреблять ее в пищу непозволительно, – махнули мохнатыми хвостами и поплелись восвояси, лениво переступая широкими лапами. Ну и слава Богу. Не слопали – уже счастье.

– Никогда не замечала в тебе склонностей собачника, – заметила Мила. – Здорово ты с ними управляешься.

– Да какой я, к черту, собачник? Это первые собаки в моей жизни. И вовсе я с ними не управляюсь – тупо их обманываю. Проецирую абстрактный хороший образ, приятный именно для них. Некогда мне познавать особенности нежной псиной психики. Других дел хватает.

– И с людьми ты так можешь – обмануть, заставить себя полюбить при помощи креаторских способностей?

– Легко.

– И со мной так же?

– Нет. С тобой – все настоящее.

– Чем ты можешь это доказать?

– Ничем. – Игорь улыбнулся – неожиданно добро, беззащитно, близоруко. Развел руками. – Ничем, солнышко. Придется тебе принять мои слова на веру. Пойдем, покажу свою избушку.

Избушка впечатляла размерами. Восемь окон по фасаду – по четыре с каждой стороны от центрального входа, выполненного в виде выступающей ротонды с башенкой наверху.

– Знатный домище, – сказал Гоша, с любовью проводя пальцами по потемневшим бревнам сруба. – Когда делали, дерево самое лучшее брали. Лиственница. Такая изба триста лет простоит, не сгниет.

– Очень уж большая изба.

– Это не просто изба. Это больничка была – целых шесть комнат. Заключенных здесь от болезней лечили, и доктор здесь жил, сам из расконвоированных, известный профессор Лев Самуилович Гительсон, сперва – англо-японско-американский шпион, а в последние годы – еще и космополит, врач-вредитель. Слава Богу, уцелел дом. Все остальные повывозили да на дрова разобрали.

– И всего за семь ящиков водки?

– Ага. Просили шесть, но я проявил невиданную щедрость. Что мне, жалко? В правлении лесхоза все напились как свиньи, да что там правление… полдеревни напилось. Потом неделю похмелялись.

– А электричество здесь есть?

– Нет, конечно. И телевизора нет, и Радионета. Никаких технических штучек-дрючек. Все сугубо натуральное.

– Чтобы креаторы не достали?

– Креаторы меня и в городе не достанут, – зло сказал Игорь. – Кишка у них тонка. Кстати, это – моя сауна, – он показал на покосившуюся черную баньку в углу огорода. – Ты, кажется, хотела посетить?

– Уже нет.

– Это правильно, – кивнул головой Гоша. – Все равно туда не зайти – пол провалился.

– И часто ты тут бываешь?

– По мере необходимости, – загадочно сказал Игорь.

– Гош, мне здесь не нравится, – призналась Мила. – Страшно здесь как-то.

– Просто ты городской человек. Непривычно тебе все. Привыкнуть надо.

– Нет, не в этом дело. Аура здесь нехорошая. Вроде бы лес сосновый вокруг, чистая природа, а дышать нечем. Ты сам подумай – десятки лет люди жили здесь, лишенные свободы, в ужасных условиях, многие – невинно осужденные. Мучились, ели баланду, спали в вонючих бараках, работали на износ за пайку хлеба. Болели, умирали. А ты здесь дачу устроил. Ненормальный ты, Гоша.

– А кто говорит, что я нормальный?

– Я хочу домой. Мы сюда надолго?

– Пока не знаю. Смотря как человек себя поведет.

– Какой человек?

– Я же тебе говорил – я приехал встретиться с одним человечком. Поговорить по душам с ним нужно.

– Он тоже сюда приедет?

– Он давно уже тут. Ждет нас не дождется.

– Здесь он? – Мила опешила. – Да ведь замок на двери!

– А это специально. Чтоб человечек дождался и никуда не ушел.

Игорь повернул ключ в скважине, снял огромный замок с колец. За деревянной дверью оказалась дверь стальная – судя по всему, даже бронированная. Игорь набрал комбинацию цифр, вставил ключ в скважину, повернул. Ригели сработали с громким металлическим щелчком, дверь открылась.

– Добро пожаловать, – сказал Гоша и первым шагнул внутрь.

Мила шла по коридору и растерянно озиралась. Сперва, когда сегодняшнее путешествие только начиналось, она была уверена, что в "резиденции" Гоши все будет отделано с новорусской роскошью и оснащено самой современной техникой. Потом, увидев темную лиственничную избу, решила, что увидит внутри слегка подремонтированную разруху и минимальные удобства. Все оказалось не так, как она ожидала. Стены, обшитые деревянными рейками – светлыми, пахнущими сосной. Некрашеный пол – ровный, без единой щелки. Чистые окна. Хорошая мягкая мебель. Большие керосиновые лампы, свисающие с потолка на бронзовых цепях. Камин с чугунной решеткой в центральном зале. Все обновленное, никаких следов и запахов старой лагерной больницы. Строгая, без барских излишеств красота, и, безусловно, комфорт. Пожалуй, жить в таком просторном, хорошо обихоженном доме действительно было удобно.

– Я тебя брошу минут на двадцать. Подождешь здесь, – Гоша показал на просторный диван напротив камина. – Кушать не хочешь?

– Нет…

– Может, позагораешь во дворе? Солнышко сегодня хорошее.

– Нет уж. Боюсь я твоих псин. С тобой еще туда-сюда, а без тебя я с ними не останусь.

– Тогда сиди тут. Или лежи. Читай журналы.

– А ты куда?

– Я скоро вернусь.

– Ты держишь этого своего человека как пленника, да? Где-нибудь в подвале, связанным? Сейчас будешь его пытать, выбивать признания?

– Не угадала.

– Тогда почему ты не хочешь взять меня с собой?

– Это конфиденциальный разговор. Свидетели нежелательны.

– Зачем же ты потащил меня с собой в такую далищу?

– Теперь ты всегда будешь со мной. Куда бы я ни поехал. Во всяком случае, в ближайшие недели, пока я не разберусь в ситуации.

– Так нельзя. Я не хочу бегать за тобой, как собачка на поводке.

– Придется. Иначе собачка не проживет и дня. Пристрелят ее.

– Кто меня пристрелит?!

– Есть кому. Запомни – мы в глубоком подполье. Когда все устаканится – отпущу тебя на свободу. Обещаю.

– Ладно, иди. – Мила грустно вздохнула и повалилась на диван. Извлекла из кипы журналов на столике номер "Космополитена", начала рассеянно листать. Бросила, взяла "Плейбой". Красивые девочки, глянцевые фотографии, блестящие тела… Все не то. Мила рассеянно пробегала строчки глазами, не понимая смысла текста.

Она избежала смерти. Игорь спас ее и вылечил. Теперь он богат. Он на подпольном положении разбирается со своими врагами – этакий граф Монте-Кристо. Очень романтично…

Во что она вляпалась на этот раз? Она так мечтала снова увидеть своего Игоря, и вот это случилось. Почему она не чувствует себя счастливой? Почему Игорь пугает ее все больше и больше?

Он какой-то другой, намного жестче того, прежнего Игоря. Он ведет себя по-другому. И она не понимает логику его действий.

Мила уронила журнал на пол, положила руки за голову и уставилась в потолок. Желтые сосновые доски, свисающая нить паутинки. Ага, и маленький суетливый паучок здесь же. Тишина, абсолютный покой…

Сдавленный вопль, полный ужаса и боли, донесся до Милы, пробился сквозь стен. Мила вздрогнула. Что-то мерзкое происходит в этом доме. И она должна знать, что.

Милена поднялась на ноги и тихо, на цыпочках, вышла из гостиной. Коридор, дубовые двери. Где тут у нас пыточная? Ага, вот что-то подходящее – отверстие в полу, лестница, ведущая в подвал. И снова вопль оттуда – как сигнал маяка, не дающий заблудиться. Боже, как страшно кричит-то… Что ему там, иголки под ногти втыкают?

Она спустилась в подвал и обнаружила еще одну бронированную дверь, на этот раз очень похожую на тюремную, с "амбразурой" – небольшим окошком, закрытым заслонкой. Вот где держат пленников. Мила осторожно приоткрыла оконце и заглянула внутрь.

Двое людей было там – в кабинете, неожиданно нестрашном, не облитым кровью, не увешанным орудиями пыток, больше похожим на дешевый гостиничный номер. Один из людей сидел на стуле, второй стоял перед ним на коленях. Она сразу же узнала обоих. В кресле сидел пластилиновый негр с маленькой тусклой короной на лысой башке. Тот, что стоял на коленях, был Алексом – недавним ее мучителем, ее несостоявшимся убийцей.

– О великий Принц!!! – завопил Алекс. – Прошу тебя, отпусти меня, недостойного раба! Ибо еще раз клянусь я, что не являюсь тем, кого называешь ты креаторами, и не смогу причинить тебе ни малейшего вреда!

– Еще раз тебе говорю – встань с коленей, придурок, – сказал Игорь, он же Принц Англии. – Сядь на стул, и поговорим по-человечески.

– О, не убивай меня, великий Принц! Я преклоняюсь пред твоею мощью и величием…

При этом Алекс попытался облобызать ноги Игоря. Принц отпихнул его носком ботинка, нечто вроде брезгливости исказило его пластилиновую физиономию.

– Насрать мне на то, преклоняешься ты или нет. Я хочу получить от тебя информацию. Ин-фор-ма-цию – знаешь такое слово? Информацию, и больше ничего. Я хочу получить от тебя ответы на несколько вопросов, а ты разыгрываешь кретинский спектакль.

– А если я отвечу, ты отпустишь меня? – Алекс неожиданно впал в душевное здравие и даже, похоже, решил поторговаться. – Отпустишь, да?

– Конечно отпущу, ублюдок. На кой ты мне здесь нужен?

– Но ты же убил Костяна.

– Он напал на меня. У меня не было выхода.

– А как я буду объясняться?

– С кем?

– С родителями Костяна. С его корешами. Он же не сам по себе, он из молитовской команды…

– Это меня не волнует. Скажешь что-нибудь.

– Что скажу?

– Скажи все как есть. Что вы похитили Милену Серебрякову, и переломали ей кости, уроды, и собирались ее убить, но нарвались в лесу на крутого креатора, самого Принца, и он выпустил из Костяна кишки, и закопал его в землю в двух километрах от костяновой дачи. А тебя, придурка этакого, отвез в свою резиденцию, и усыпил, оставил на несколько дней, потому что некогда ему было тобой заниматься. А потом приехал, разбудил, чтобы расколоть, и получить информацию, и расколол, и вытряс все, что нужно, а потом довез в багажнике до города, дал хорошего поджопника и отпустил восвояси.

Мила облегченно вздохнула. Похоже, Игорь не собирался ни убивать Алекса, ни даже избивать его. Правда, выяснилось, что он отправил на тот свет Костяна. Но садист Костян заслуживал этого – Мила сама убила бы его, если бы могла, после того, что он с ней сделал.

– Они меня пристукнут, – обреченно сказал Алекс. – Они мне Костяна не простят.

– Сам напортачил – сам выкручивайся. Отвечать будешь? Считаю до трех.

– Буду, – поспешно сказал коротышка.

– Сядь на стул.

Алекс сел. Маленькие его глазки подслеповато моргали за разбитыми очками. Выглядел он очень испуганно, но видно было, что работает мозгами изо всех сил, пытаясь найти хоть какую-нибудь уловку и вывернуться. На месте Игоря Мила не стала бы верить такому типу ни за что.

– Ты – креатор? – спросил Игорь.

– Да.

– Как ты стал креатором?

– Это было еще перед Вторжением. Я – программист, работал в одной конторе, денег не шибко много зарабатывал. Потом мне предложили классную работенку – в системе закрытых баттлов. Я согласился, понятно.

– Суппортером?

– Ага. Дали мне в аренду суппорт-станцию, отработал я на ней три гейм-цикла. Ну, сперва показалось, что ничего особенного там нет. Колбасятся богатые придурки в "Эпоху Империй", в "Героев" и прочие простецкие игрушки, а я за ними как бы подглядываю в щелочку. Но потом я во все это дело крепко въехал. Понял, что если уж такие лузеры могут выиграть, то я, ас, вообще там всех с полпинка поубиваю. Деньжата у меня к тому времени накопились, я купил станцию, внес пай и вступил в очередной гейм-цикл, на этот раз как участник.

– Выиграл?

– Проиграл, – скривился Алекс. – Вначале вроде резво шел, шибко ни на кого не нападал, в основном ресурсы копил, технологии развивал. Пару раз ко мне сунулись, я им понавтыкал как следует, от меня отстали. Все шло нормально, я уже ручки потирал: думал, скоро всех уделаю. Ни хрена! Напали на меня оставшиеся двое – одновременно, сразу с двух сторон! Причем друг друга они не трогали! Ты понял? Это сговор был! Они между собой договорились, хотя по правилам такого нельзя! Ну и вышибли меня, естественно. Пропали мои бабки! Я потом жаловаться ходил в контору этого самого клозета, а они мне: "Вот, пожалуйста, после вас было большое сражение между оставшимися участниками, один убит, другой победил, все нормально, все как положено, ни о каком сговоре речи быть не может". Скоты! – Алекс стукнул себя кулаком по коленке. – Они там выигрыш между собой поделили, суки, точно говорю! Потому что по отдельности я их точно бы раздолбал…

– Не уходи от темы, – прервал его Игорь. – Зубы мне не заговаривай. Как ты стал креатором?

– А, это… Ну, снова поработал суппортером, еще деньжат надыбал. И в новый гейм-цикл записался. Не стоило, конечно, соваться, но зацепило меня уже крепко, азарт пошел. И что ты думаешь – держусь, одного вышибли, другого, а я чувствую, что опять все идет по прежнему сценарию. Потому что последнего вылетевшего топтали вдвоем! И, значит, на меня тоже вдвоем набросятся! Все, думаю, хана, плакали мои денежки. Тут меня и шарахнуло.

– В каком смысле?

– Прямо во время сеанса. Играем мы себе, играем, и тут какие-то помехи пошли, а потом раз – и вспышки такие синие. Ну я и вырубился. Прямо в кресле. Так три дня в этом кресле и провалялся. Я один живу, никто меня не хватился. По телефону звонили – решили, что я уехал куда-то. Потом очухался.

– Сам?

– Сам. Смотрю – сижу перед компом, вонища от меня жуткая, пить хочется до смерти, башка болит… Еле до кухни дополз. Потом еще день отлеживался. Ну а там и следующий сеанс баттла наступил. Думаю – играть надо, один сеанс я, получается, уже пропустил, это разрешается, а второй пропускать уже нельзя – из игры вылетишь. Включил я станцию, пальцами еле шевелю, со стула чуть не падаю. Все, думаю, сейчас точно проиграю. И тут вдруг чувствую – мне лучше становится. Причем резко так – словно я электрический, и к розетке меня подключили. Именно такие вот ощущения – не вру! Я начинаю понимать, что подпитка ко мне из компьютера идет. Ну ни фига себе, думаю, классно, надо этим воспользоваться. Раз – и сожрал половину своих пищевых ресурсов. Натурально так сожрал – как будто это не компьютер, а натуральная еда! Представляешь?

– Представляю, – флегматично сказал Игорь.

– А потом смотрю – что ж я наделал-то, своих юнитов без жратвы оставил. Они тут же с голодухи дохнуть начали. Я ломанулся поля засевать – и смотрю, получается у меня это необычно резво, раза в два быстрее, чем раньше. Вот бляха-муха! Энергии у меня хоть отбавляй, пальцами шевелю так, что дым из перчаток идет. Как будто десять рук у меня. Ну я и попер вперед! За один сеанс продвинулся так, как за пять! Чувствую, что прямо лопаюсь от мощи!

– А как твой напарник на это отреагировал?

– А не было у меня напарника. Я один играл – и за бога и за богиню. Два пая внес. В клозетах так часто делалось – кому охота выигрышем делиться? В общем, в тот день на меня так и не напали. А на следующем сеансе началось – сунулись сразу двое, как я и предчувствовал. Ну тут вообще такое началось… В общем, я прямо в комп влез! В виртуалку попал! Когда рубка пошла, я смотрю – один юнит, военачальник, на меня чем-то похож. Я и думаю: вот бы мне прямо в него переселиться, я бы там такого натворил… Бабах! Вижу – я уже там, на поле брани, все вокруг натурально живое. И в то же самое время я все поле как бы сверху вижу, и понимаю, что сейчас в сражении происходит. Гляжу – а на нас с правого фланга нападают. Ну, я ору: "Воины мои, я ваш бог, сошедший на землю! Все за мной! Пуля дура, штык молодец! Тяжело в учении, легко в бою! Сумеем кровь пролить за СССР!" И все такое… И бегу вперед, и кошу врагов как сено, великий и непобедимый. А все мои охламоны мчатся за мной организованными фалангами и наносят врагу невосполнимые потери. Короче, победили мы… то есть я. Всю деньгу загреб.