Текст книги "Перезагрузка"

Глава 7

Игоря не наказали за то, что он не убил Грызуна. Игорь догадывался почему: вряд ли Кузнецов действительно желал, чтобы Маслов прикончил Боброва. Приказ «Убей» был всего лишь последней проверкой – к этому времени Игорь уже приобрел репутацию человека, не способного убивать. Отлупить кого-нибудь – это пожалуйста, сколько душе угодно, а вот так, чтобы насовсем, насмерть – ни за что. Игорь подтвердил свое реноме: мягкосердечный громила, слабодушный культурист, беззубый бунтарь. И это сыграло ему на руку – кажется, его перестали бояться. И даже милостиво решили оставить в живых.

Блохин, вопреки ожиданиям Игоря, не пострадал нисколько – не понес расплаты за провалившийся эксперимент. Наоборот, ходил гоголем, посматривал на Гошу с вызовом – мол, не хорохорься, Маслов, подкину я тебе еще немало неприятных сюрпризов. Ну и черт с ним, с Блохиным. Плохо было то, что исчез доктор Петров. Совсем исчез, и никто не давал Игорю ответа, куда его убрали. Жаль было доктора Петрова – оказался-таки хорошим человеком в стае гнусных пауков. Пострадал доктор Петров из-за личной симпатии к Игорю. А с Игорем стал работать лично Шабалин – человек безусловно гнусный, но в обращении вежливый. Временами – патологически вежливый. Невероятно эрудированный. И в довершение всему – индуктор.

Да-да, самый настоящий индуктор! Игорь разинул варежку и остолбенел минут на десять, когда Шабалин сообщил ему об этом. Вот в чем все дело! Обвели Гошу вокруг пальца. Он думал, что неуязвим, что почувствует присутствие другого креатора в первые же секунды его появления. Не тут-то было… Шабалин был креатором, который умел маскировать свою особую ауру – об этом он также сообщил открытым текстом. И этим объяснялось многое – и то, что Гоша не засек его сразу, и то, что сканируя его мысли, слышал безобидный набор фраз (само собой, специально подготовленный), и то, что повязали Гошу на конспиративной квартире – не нужно было гоняться за ним по всему городу, Шабалин выловил все явочные адреса в потоке гошиных мыслей.

Шабалин оказался неплохим телепатом. Он не объявил об этом официально даже сейчас, но догадаться было несложно. Понятно, что источником его телепатии стали индукторские способности. В набор стандартных способностей обычного креатора телепатия не входила, и до сих пор Игорь считал, что он единственный может шарить по чужим мыслишкам. Вероятно, умение читать мысли было развито Шабалиным при помощи специальных методик (Гоша знал, что в ФСБ временами интересуются паранормалкой, экстрасенсорикой и прочей тому подобной дрянью). И это делало Шабалина очень опасным – не хватало только, чтобы он узнал о возможности перезагрузки.

И все же в этой ситуации существовал положительный момент. Телепатические способности Шабалина можно было использовать. Для чего? Для дезинформации, конечно.

Нельзя читать чужие мысли все время. Когда Игорь стал креатором, то обнаружил, что в голове его стоит ужасный шум. Сперва он решил, что что-то случилось с ушами, но вскоре выяснилось, что назойливые голоса – мысли окружающих людей. Ничего интересного в этом не оказалось, постоянный вокзальный рокот донимал и сводил с ума, находиться в присутствии большого количества людей стало просто невозможно. Гоша научился справляться с этим. Поставил в свою управляющую систему тублер. Рычажок вверх – есть телепатия, рычажок вниз – нет оной. Он был уверен, что у Шабалина было нечто подобное – иначе он давно бы уже находился в психбольнице.

И это еще не все. Даже если ты сканируешь мышление всего лишь одного человека, невозможно слышать всё одновременно. Мысли лежат слоями. Точнее, не лежат – текут, вихрятся, бормочут и шепчут, матерятся и поют, временами взрываются оглушительным ором. И четко разобрать можно только самый верхний, самый акцентированный слой, в котором проговорены каждая буква, каждое слово.

Очень трудно не думать о том, о чем запрещено. Эффект белой обезьяны. Запретная мысль прорывается наружу и норовит перейти из слоя невнятного бормотания в слой акцентированный. И все же это возможно. Игорь знал, как это делается, читал он пару интересных книжечек. Методика есть методика – сперва кажется, что сложна невероятно, что никогда ее не освоить, а потом – гляди-ка ты, получается! Сейчас Гоша был лишен возможности читать мысли Шабалина, но вот с собственными думками разобрался. Упорядочил их, разложил по полочкам, и спрятал в отдельный сундук с навесным замком самое заветное.

Про перезагрузку – ни-ни.

Почему он не перезагрузился сразу же, как только снова обрел индукторские способности в ходе боя с Грызуном? Почему вместо того, чтобы лупить по башке марсианского монстра, не стер неудавшийся вариант реальности и не прыгнул в прошлое?

Да потому что не смог. То, что неожиданно пробудилось в нем, было лишь слабым отголоском прежней энергетики, сопливым чихом взамен двенадцатибалльного урагана, пальчиковой батарейкой вместо шести тысяч вольт линии высокого напряжения.

Основная цель – перезагрузка – вовсе не отменялась. Просто Гоша продолжал собирать в рукаве козыри, чтобы метнуть их на стол разом. Игорь знал, что сможет сыграть только один раз, больше ему не дадут. Пока карт для победной игры отчаянно не хватало.

Мамино яблочко: новый ритуал – новый козырь. Карта нехилая, уже не шестерка, что-то вроде дамы. Но где же туз? Где туз, господа? И будет ли он вообще?

Где моя любимая шоколадка?

* * *

Игорь работал каждый день. Работал вместе с Шабалиным. Помогал конструировать универсальный киберспейс.

Как некогда объяснял Милене Игорь, универсального, общего для всех индукторов киберпространства не существовало. Каждый методом проб и ошибок создавал для себя личный мирок – полукомпьютерный, полувоображаемый. Да и не было необходимости в существовании универсальной, подходящей для всех схемы. У проекта "Спасение" такая необходимость появилась. В жестко систематизированном проекте не было места личным дурацким фантазиям рядовых исполнителей-креаторов. Необходимо было всё стандартизировать и сделать удобным для централизованного управления.

Каждого индуктора попросили изложить суть его виртуального мира. Прошел через это и Игорь – рассказал как на духу про свое подземелье, населенное чертями, – не было смысла скрывать. Гошин киберспейс оказался самым лучшим. Его-то и решено было взять за основу.

В группе работало трое – Игорь как генератор идей, Веб-дизайнер Жора – короткий плотный грузин с парой недостающих передних зубов, и сам Шабалин – руководитель, отсеиватель лишнего, приструниватель не в меру разгулявшейся фантазии. Группе надлежало сделать матрицу для трехмерной игры, расчерченную на четкие координаты – то, что потом предстояло просмотреть, изучить и вбить в свою башку каждому из индукторов. Конечно, никто не мог отменить индивидуальные мирки креаторов, но для общей связи, делающей возможным эффективное управление и командование, предполагалось использование именно этой схемы. Она получила кодовое название "Универсальное пространство". Или, сокращенно, Универсум.

Само собой, чертей-импов послали к черту – не подобают серьезным людям мультяшные юниты. Вместо них появились сигарообразные капсулы – блестящие, никелированные, с выскакивающими при необходимости конечностями-манипуляторами. Субстрат изменили – убрали лишние текстуры, никаких фиолетовых камней, серая монотонная обшивка с разноцветными надписями, маркирующими всё и вся. Как и в киберспейсе Игоря, в Универсуме была сохранена главная планировка объема – ровная поверхность, в которой вырезаны каналы, пересекающиеся между собой. Жора даже не поленился найти в Интернете древний "Dungeon Keeper II", чтобы использовать его в качестве основы графики Универсума. Максимальная простота – вот что было главным принципом.

Работа спасала Игоря от тоски. Хотя не нравились ему ни Жора с его образом мышления, инфантильным во всем, что не казалось Веб-дизайна и программирования, ни, само собой, Шабалин, посвятивший жизнь установлению всеобщего нового порядка. И все же работа была каким-никаким созиданием, актом творчества. Порою они втроем раскочегаривались не на шутку, спорили до хрипоты, причем Гоша крыл оппонентов вульгарным русматом, Жора изощрялся в сложных кавказских идиомах, а Шабалин упорно сохранял приличия и призывал к порядочности.

– Надеюсь, когда новый порядок установится, вы сами увидите, насколько он хорош, – говорил Шабалин Игорю. – И тогда вы сами придете к выводу, что мы – не звери, не фашисты. Мы – созидатели новой генерации. И вы, Игорь, займете достойное место в новом мире. Добровольно, подчеркиваю. Но пока вы для этого категорически не готовы. И ваше предложение нарисовать корзины для стертых файлов в виде деревянных сортиров с настоящим запахом субстанции на букву "Г" – это просто непозволительное, несерьезное хулиганство. Мы создаем, если хотите, в корне новую конструкцию мира, а том числе и новую его идеологию, и нужно относиться к этому крайне тщательно…

А Гоша его – русматом! Стерпит, гад, куда денется…

Универсум получался. На его создание и отладку ушло всего десять дней. Дальше начались прогоны.

Пока универсум был всего лишь программой. Но должен был стать для всех индукторов средой обитания – обширной, постоянно расширяющейся, и все же удобной и комфортной. Родной средой.

 
Пусть мне твердят, что есть края иные,
Озера и леса чужой земли,
А я люблю свои края родные –
Каналы Универсума и Веб-его-узлы.
 

Иногда Игорь ловил себя на том, что не верит в реальность происходящего. Здесь, в этой закрытой, без окон, душноватой лаборатории они втроем создавали то, что должно было могло в корне изменить мир. Прямые реминисценции с Гибсоном – куда ж от них деться? Глобальное, всеобъемлющее киберпространство. Только у Гибсона оно не было создано кем-то, представляло собой коллективную галлюцинацию, переживаемую миллиардами операторов по всему свету и включенных в общечеловеческую сеть. А здесь Творец Игорь конструировал матрицу собственными руками, собственной головой, стоял, так сказать, у истоков. Вот, значит, как оно начинается на самом деле – не с какого-нибудь там Муравейника на столичной оси Бостон-Атланта, а с родного Нижнего Новгорода. Господи… Рассказать кому – не поверят.

А еще Гоше временами становилось страшно. Универсум был невероятно хорош. Слишком хорош. Идеальное средство для массированной атаки на электронные сети. И все неуклонно шло к тому, что такая атака осуществится. Единственным способом предотвратить ее была перезагрузка. А Игорь был все так же далек от возможности осуществить перезагрузку, как и раньше. А вдруг он не сможет сделать это никогда? Вдруг у него ничего не выйдет?

Все выйдет. Все получится. Иначе и жить не стоит.

Все, что ему пока оставалось – добросовестно трудиться, работать на проект и зарабатывать себе хорошую репутацию.

Универсум – это вам не "Боги Марса", доступные любому геймеру. Войти в Универсальное пространство мог только человек, в полной мере обладающий индукторскими способностями. Гоше эти способности, само собой, не вернули – наоборот, увеличили дозу транквилизатора после того, как он в ходе боя с Грызуном проявил неожиданную прыть. Поэтому по Универсуму носился лично Павел Сергеевич Шабалин. Жора выступал в качестве охотника. А Игорь давал Шабалину советы. Иногда – умные.

Самым умным стало то, что он привлек в группу четвертого участника, Фрица – посредственного индуктора и талантливого программиста.

Можно ли было создать программы, выявляющие присутствие в сети креаторов? Да раз плюнуть! О том, что программисты ФСБ создали такую программу, Игорь знал еще до перезагрузки. Теперь он увидел ее работу воочию. Действовала она не слишком эффективно: перекрывала креаторам вход на защищенный сервер, но не наносила им никакого вреда. Игорь также хорошо помнил ловушки, убивающие креаторов, расставленные Фрицем, работавшим на Боброва. Такие программы существовали в переигранном прошлом, в этой реальности их еще не написали. И их следовало создать, потому что в том, что создадут их противники проекта "Спасение", сомневаться не приходилось.

Игорь объяснил это Шабалину и тот понял с полуслова. Согласился. Игорь рекомендовал для работы Фрица. Попробовал бы сейчас Игорь проговориться о том, что некогда он уже убил Фрица собственными руками, что когда-то уже научился преодолевать созданные им программы… Игорь молчал об этом даже в мыслях.

На самом деле Фрица звали Геной. Был он здоровенным детиной с грубым голосом, еще более грубыми лапищами и неистребимой привычкой к сквернословию. До ареста имел длинные волосы – белые, обесцвеченные перекисью. Здесь же, на базе, вдруг постригся наголо, стал похож на скинхеда, и, понятно, стал еще больше соответствовать своему немецко-фашистскому прозвищу. Впрочем, на внешности Фрица все заканчивалось – не был он ни наци, ни скином ни в малейшей степени. Представлял он собой задвинутого программиста-сетевика со всеми сопутствующими причиндалами – компьютерным сленгом, сутулостью, привычкой бодрствовать по ночам и спать днем, красными воспаленными глазками и презрением ко всему материальному.

Фриц создал ловушки. И щедро расставил их в каналах учебной модели Универсума.

Итак – тренировка. Индуктор Шабалин двигается по каналам Универсума, а Жора имитирует охоту на него. Именно Жора – потому что он не индуктор и понятия не имеет, что значит чувствовать в сети присутствие другого индуктора. Сейчас он – обычный (скажем так – государственный) программист, занимающийся защитой сети. Он знает, что креаторы существуют, он вооружен программами, наносящими креаторам вред не только виртуальный, но и физический, он досконально знает принципы действия этих программ. Они сидят в разных комнатах – Жора и Шабалин, они не должны видеть друг друга ни в коем случае. Рядом с Шабалиным сидят Игорь и Фриц. Фриц хранит молчание – он уже выполнил свою работу. Игорь вмешивается в действие, когда понимает, что сейчас Шабалина может пристукнуть насмерть. Он учит его преодолевать ловушки.

На вопрос, откуда он знает, как справляться с ловушками, Игорь ответил просто: "Чувствую. Интуиция подсказывает". Ответ вполне устроил Шабалина.

Модель Универсума – очень даже реальная. Защита действует убойно. Шабалина может угробить в долю секунды – выпарить его мозги или раздербанить их в кашеобразное месиво, в зависимости от конструкции ловушки. И Игорь, кстати, ничего против не имел бы – бывает… Допрыгался плохой дяденька… Ничего, кроме того, что Шабалина – последнего его защитника на этой базе – после этого не станет. Ну нет, фигушки! Игорь нужен самому себе живым, и, значит, Шабалин тоже нужен ему живехоньким, и смерти его Игорь не допустит.

– Ловушка, – сдавленным голосом произносит Шабалин. Он сидит перед экраном в перчатках, в сенскостюме, ноги на педалях футшутера – словом, при полной амуниции. – Что делать?

Хочет жить, дрянь. Страшно ему. Поставить бы его безоружным против Грызуна-Онтурави…

– Как она выглядит? – спрашивает Гоша. Он видит значок ловушки на карте Универсума, но это всего лишь маленькая фиолетовая загогулина, ему нужно знать, как это смотрится в киберспейсе, вживую, глазами креатора.

– Ну, как сказать… – Шабалин мнется. – Собственно, почти ничего не видно. Я просто чувствую, что что-то не так. В потолке и стенах – какие-то необычные участки. Они темнее, чем все остальное. И слегка мигают.

– Это лезвия, – сразу догадывается Гоша. – Фигня! Они одноразовые. Надо создать что-нибудь живое и пустить перед собой.

– Что – живое?

– Да все равно что! Кролика, или, к примеру, курицу. Да хоть гиббона! Нет, гиббона не надо. Гиббоны – они почти как люди. Они лучше людей. Они умницы.

– А как это сделать?

– Павел Сергеич, – говорит Гоша укоризненно, – я же вам сто раз объяснял: только вы знаете, как вы это можете сделать. Вы – индуктор! Вам это – как два пальца обосс… Пардон. Придумайте какую-нибудь вербальную формулу – свою собственную. Например: "Именем коммунистической партии, авангарда трудящихся всего мира, раз-два-три, зверушка, оживи!" Ну, чему вас там в партшколе учили?

– Не учился я в партшколе, – ворчит Шабалин.

– Вчера мы с вами создали кибера-жука. Это вы уже забыли?

– Ну, так он не был живым. Он – механизм.

– Курица тоже не живая. Она виртуальная.

– Ладно, попробую.

Курица получается с третьей попытки – однокрылая, кривошеяя, почему-то жирафьей клетчатой расцветки. Отчаянно хромая, она идет вперед и склевывает с пола несуществующие зернышки. Достигает ловушки. Метровые лезвия сияющей стали выскакивают из стен, рубят куру на грудку, крылышки и окорочка, и исчезают. Шабалин в кресле вздрагивает.

"Редкостный ты трус, Шабалин, – думает Игорь. – И, значит, не лазить тебе по сетям. Это будут делать другие индукторы – подставлять под ловушки свои шеи. А ты будешь сидеть здесь и помогать осуществлять общее руководство. Это, ты, кажется, умеешь – помогать осуществлять. Что ж, каждому свое".

– Молодец, Палсергеич, – говорит он. – Видите, как у вас все просто получилось. А вы боялись…

– И что дальше?

– Идите вперед.

– А она того… Не шарахнет снова?

– Не шарахнет, – успокаивает Игорь. – Гарантирую.

* * *

Игорь недооценил способности острожного Павла Сергеевича. Через две недели Шабалин носился по Универсуму как заправский геймер, даже не без некоторой лихости. Он начал получать откровенное удовольствие от умения мчаться торпедой по каналам, взмывать в пространство над субстратом, мгновенно ориентироваться на карте и находить нужные узлы. Сервера вскрывал пока плохо, оставлял следы, многому еще предстояло научиться. Зато ловушки уничтожал быстро и сноровисто – в основном, как ни странно, при помощи кривошеих куриц, раскрашенных в клетку.

На удовольствии и поймал его Игорь.

Шабалин только что справился со свежей, лишь вчера изобретенной ловушкой – сложной, представлявшей собой целый туннель, напичканный циркулярными пилами, плитами, уезжающими из-под ног и падающими на голову, плазменными шарами и прочими гадостями. Шабалин превзошел самого себя. Он создавал кур размером с носорога и таранил ими ряды колючей проволоки, куры его плевались струями жидкого азота и огненными болидами, носились в воздухе как реактивные истребители… Павел Сергеевич шел позади своего пернатого войска – гордый и непобедимый куровод-селекционер. Скалы содрогались под его ногами.

Все правильно, так и должно быть, думал Игорь, одобрительно покачивая головой. Куры – универсальное оружие Шабалина. Он нашел свой стереотип ритуала, дальше идут лишь его модификации. Если у него так хорошо получаются цыпы, пусть будут они.

И все же Шабалин прокололся сегодня. Один раз. Всего лишь один, но и его было достаточно, чтобы заработать ожог третьей-четвертой степени. Игорь спас его. Снова спас.

Шабалин едва не провалился в колодец, заполненный азотной кислотой. Крышка колодца не реагировала ни на что, кроме человека. Куры были здесь бесполезны. Это место нужно было просто перепрыгнуть.

Когда Шабалин уже почти наступил на люк, Игорь бешено заорал: "Стой!" Шабалин остановился. "Теперь прыгай вперед!" Прыгнул. Как просто спасти человека…

Шабалин уже стащил с головы шлем, улыбался счастливо, эйфорично. Лицо его блестело от пота.

– С вас причитается, Павел Сергеич, – сказал Игорь. – Я регулярно спасаю вашу драгоценную жизнь, а вы даже вульгарный пузырь мне никак не выставите. Западло получается.

Фриц с Жорой деликатно хрюкнули. Сами они, хоть и отпускали изредка острые словечки, откровенной фамильярности с Шабалиным себе не позволяли. А Гоше что – он же отморозок…

– Пузырь? – Шабалин смутился. – Что вы имеете в виду?

– Как что, водку! Кому, как не вам, это знать. С вас пузырь водки, Пал Сергеич. В смысле – поллитра. Раздавим ее вместе с вами, на двоих. Этих, – Игорь махнул рукой в сторону Фрица и Жоры, – с собой не возьмем. Молодые еще.

Молодые снова хрюкнули.

Намек совершенно очевидный, в некоторой мере даже грязный. Пинок в больное место.

Алкоголиком Шабалин, пожалуй, все же не был. Не срывался в многонедельные запои. Но вот бытовым пьяницей был точно. Уже несколько месяцев он не пил, держался героически, даже пива себе не позволял. И все-таки хотелось ему выпить, сильно хотелось.

– Перестаньте, Игорь! – сказал Павел Сергеевич, строго сдвинув брови. – Вы прекрасно знаете, какой режим у нас на базе. Пиво вам разрешено. Вот и пейте свое пиво.

– Пиво – это фигня, – заявил Гоша. – Не хочется мне его, надоело. Согласен на бутылку портвейна, даже самого дешевого. А то не будет вам счастья.

– Какое еще счастье? – Шабалин, изрядно суеверный, несмотря на образованность, забеспокоился. – Послушайте, Маслов, специалист вы грамотный, но вот ваш невоздержанный язык…

– Объясняю, – перебил его Маслов. – Мы ведь в России живем, правильно? У нас каждое удачное дело принято спрыскивать, так ведь? Это не я придумал – это так оно и есть. Не обмоешь дело – развалится оно к чертовой матери. Пока у нас получается все хорошо, но я чувствую, что мы уже на грани – по причине необмытости. Я еле успел сегодня, Пал Сергеич. Опоздал бы на секунду – и растворились бы вы в кислоте, как медный пятак. Так дальше не пойдет – честно предупреждаю. Придется проставляться, Пал Сергеич. Выхода нет.

– Ладно, – сдался натиску Шабалин. – Запугали вы меня, Игорь. Сделаем так. Вечером, после работы, принесу вам бутылку шампанского. Обмоете. Без меня. Мне нельзя.

– Сейчас, – неумолимо сказал Гоша. – Только сейчас. В интересах дела.

– Вечером.

– Согласен на пиво! – сдался вдруг Игорь. – Только сейчас – хоть по бутылочке. Непременно сейчас. И чтоб холодное. Иначе счастья не будет – жопой чувствую. Это тоже ритуал – поймите, вы, Павел Сергеич. Ритуал не менее важный, чем то, что вы проделываете в Универсуме. Все в этом мире взаимосвязано.

– Вот так вечно вы, Маслов, – недовольно сказал Шабалин. – Артачитесь, извините, как ишак, а потом даете обратный ход. На пиво, видите ли, они согласны. Ладно, пиво разрешаю, но только по одному стакану. Жора, сходите за пивом – оно в третьей лаборатории, в холодильнике.

– А закусь? – взвился Гоша, словно вспомнив вдруг нечто очень важное. – Без закуски, опять же, счастье неполное.

– И чего же вы хотите? – язвительно поинтересовался Шабалин. – Крабов? Лобстеров-с? Или просто воблы? Предупреждаю – ничего такого у меня нет.

– Шпротов хочу, – сказал Гоша. – Просто шпротов. Люблю их жутко. Соскучился по ним страшно, а у вас почему-то их не дают. Банку шпротов – целую банку мне, для личного потребления. В качестве премии – я заслужил. Возможно такое?

– Возможно. Жора, подождите. Вот вам записочка, отдадите ее охраннику. Он принесет шпротов.

– И я шпрот хочу, – заныл Жора. – А этот ведь все сам сожрет, не поделится. И вина хорошего, грузинского…

– Шпрот там написано две банки, – прервал его Шабалин. – Хватит вам. А без вина обойдетесь. Идите. И прошу вас – побыстрее.

– Черного хлеба прихвати! – крикнул Фриц.

* * *

Вот оно, зацепило. Гоша отчаянно придавливал, топил сокровенные мысли, не давал им вылезти в верхний слой, чтоб не подслушал Шабалин. Шпроты. Ради них и устраивался весь этот спектакль.

Можно было попробовать попросить в качестве премии шоколадку. Нет… Нельзя просить шоколад, Шабалин просек бы фишку моментально. Он знал, что шоколад обнаружили в холодильнике гошиной квартиры в огромном количестве. Все обломилось бы сразу же.

Существовал еще один продукт, стимулирующий креаторскую силу почти так же мощно, как шоколад. Продукт, найденный Игорем экспериментально, путем долгих опытов по поеданию разнообразной жратвы.

Шпроты!

Гоша обливался слюной. Хочу шпрот, хочу шпрот, хочу шпрот, думал он громко, чтобы Шабалин ясно слышал его мысли. Хочу вкусненьких шпрот! С черненьким хлебушком!

Долго думать, впрочем, не пришлось. Жора слетал туда-сюда молнией – видать, его сильно воодушевила идея попить холодного пивка в разгар рабочего дня. И вот уже сидят они за столом, потягивают холодного "Бочкарева" и закусывают жирными золотистыми рыбками.

А вот сидим мы как-то с друзьями, пьем пиво…

Шабалин, впрочем, не пил – держался. Гоша на пиво тоже не налегал – по своим, секретным причинам. Сделал пару глотков из стакана и приступил к шпротам.

Он ел не спеша. Старался не показать своей заинтересованности. Медленно, с чувством и расстановкой, употреблял в пищу свой главный козырь. Новый шулерский прием – прячьте туза в желудке, господа, никто и никогда не догадается, что он сможет оказаться у вас на руках. Вот она, последняя карта в раскладе. Можно приступать к игре. И нужно приступать – прямо сейчас, как бы страшно ни было. Сегодня судьба благоволит к Игорю. Обитатели Верхнего Неба улыбнулись ему усато-бородатыми физиономиями, помахали божественными дланями. Вперед, мол, коллега Гоша. Да и шпрот надолго не хватит, если не использовать их быстро по назначению…

Игорь прикончил банку. Успел даже уцепить пару рыбешек из банки Фрица и Жоры. Вытер хлебушком масло – до последней драгоценной капли. Облизал пальцы. И сказал:

– Страшно люблю шпроты, господин штабс-капитан. Просто жуть, до чего я это дело люблю.

Шабалин нервно поглядывал на часы. Не то чтобы на сегодня предстоял напряженный график работы, просто не нравилась ему пирушка, учиненная недисциплинированным Масловым прямо в лаборатории. За это можно крепко схлопотать по шее от начальства, думал Павел Сергеевич. Неуправляемый тип этот Маслов, думал Шабалин, страшно с ним работать, никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту, и все же работать приходится – лучше специалиста, чем Маслов, нет, и наверное, не будет никогда. Откуда Маслов знает так много, откуда такая его невероятная осведомленность обо всем, что касается индукторов и киберпространства? Такое впечатление, что он когда-то уже проходил все эти ловушки сам. Откуда такая гиперчувствительность к виртуальным явлениям – он должен быть полностью нейтрализован трициклогалоспирином, однако распознает опасность в Универсуме быстрее, чем я. В экспериментальном файтинге с Бобровым он проявил себя как супериндуктор чистейшей воды, почти резистентный к нейтрализации… Таких трудов стоило потом отстоять его, оставить в живых, добиться отсрочки его расстрела. Отсрочка кончается через четыре дня. И это значит, что Коля придет надоедать уже сегодня – напоминать, убеждать, что нельзя оставлять Маслова в живых, что это смертельно опасно. Будет ссылаться на мнение Кондюрина… прошу прощения, доктора Кузнецова. Чертова конспирация – хоть в мыслях-то можно этого не делать?! Кондюрин сильно нервничает в последнее время. Ужасно нервничает. Психует. На базу не приезжает – и слава Богу, замучил уже своими придирками! Обложили его со всех сторон – уголовные дела, пока еще не по основным компаниям, по мелким дочерним предприятиям, но намек, в общем-то, ясен. Думаю, пора ему исчезнуть. Зря мы устранили Ядринского – это погнало большую волну. Большую и мутную. Кондюрину нужно уходить на конспиративный режим. Надо будет опять сказать об этом Коле. Исчезнуть ненадолго – месяц, полтора, а потом мы выступим. Все уже почти готово, осталась самая малость. И Маслов, кстати, уже не нужен. Запас прочности, который он создал – стопроцентный. Да нет, какое там – трехсотпроцентный. Такой трап-каскад, через который я сегодня прошел, не создадут и через пять лет. А через пять лет это не будет иметь значения. Одного года должно хватить нам с лихвой. И даже через полгода можно уже рассчитывать на стабильность. Нет больше сил терпеть бардак, хаос. Навести порядок. Порядок во всем… Никто даже не представляет, насколько быстро можно его навести. А насчет Маслова все очень просто. На этот раз не буду сопротивляться. Пусть даже завтра. Пусть Коля забирает его. Только надо жестко сказать ему – никаких издевательств. Коля, конечно, не совсем нормальным становится, когда дело доходит до его личных врагов…Сказать еще Иванову – пусть проконтролирует. И лучше даже без расстрела. Да, Маслова нужно убрать – что поделать. Инъекция в шею. Зарядить туда вместо трициклогалоспирина достаточную дозу аминазина с галоперидолом – и вполне достаточно. Гуманнее надо быть, гуманнее…

Так думал Павел Сергеевич Шабалин, а Игорь слышал его мысли. Слышал отчетливо. Шпроты начали действовать – сами по себе включились в креаторский метаболизм Игоря, помимо даже его воли. Заработала его телепатия.

Он узнал название спецпрепарата – трициклогалоспирин. Но это было уже неинтересно. Гораздо интереснее то, что, оказывается, пощадили его лишь временно, и отсрочка истекала. И, стало быть, отступать некуда и некогда – либо перезагрузка сейчас, либо завтра на тот свет.

– Ну всё, – сказал Игорь. – Спасибо за магарыч, Пал Сергеич. Теперь счастье будет, точно говорю. Теперь можно работать. Что там у нас дальше?

Он знал, что дальше. Слышал в мыслях Палсергеича. Дальше – самое оно.

– Поработайте с Универсумом, Игорь. Завтра – последний прогон, послезавтра будем демонстрировать наши достижения доктору Кузнецову. Посмотрите там всё, может забыли мы что-то, не предусмотрели. Геннадий и Жора, вы на второй станции протестируйте еще раз трап-каскад номер восемь, не помешает. А я… А я, пожалуй, в Универсум сегодня больше входить не буду. Отдохну, посмотрю, как вы трудитесь.

Ага, зацепило. Струхнул-таки Шабалин, запали ему в душу слова о несчастье. Ну и отлично. Твое рабочее место, Шабалин, займу я. Будет тебе сейчас несчастье по полной программе.

Игорь сел в кресло перед экраном станции Универсума, одел сенсперчатки, опустил на голову шлем. Шлем – это хорошо, потому что никто не увидит, как меняется его, Игоря, лицо. Креатор в силе и креатор без силы сильно отличаются внешне. Это подобно разнице между двумя воздушными шариками – надутым, пружинистым, довольным собой, и сдутым, противно сморщенным.

Игорь увидел себя внутри Универсума – стереоочки превращали изображение в реально трехмерное. Все, я уже создаю видимость работы. Пустим моего юнита бродить по каналам в автоматическом режиме – пусть Шабалин лицезреет его на экране и не тревожится. А сами займемся работой настоящей.

Игорь не спешил, действовал планомерно и тщательно – не было у него права на промах, даже малейший. Он выкладывал козырные карты. По одной, начиная с самых больших и заканчивая малыми. Итак, туз – он уже выложен, точнее съеден, шпроты уже переварились и превратились в запал для термоядерной бомбы. Инициализация начата, но для продолжения процесса необходимо больше энергии. Нужно включить подпитку от компьютера. Транквилизатор не дает это сделать – именно для того он и создан. Но барьер транквилизатора можно преодолеть, в этом поможет ритуал – нащупанный интуитивно и один раз уже выполненный. Во второй раз все должно пройти как по маслу. Ритуал называется "Мамино яблоко".