Текст книги "Перезагрузка"

Глава 4

Бой шел в полной темноте и Мила не видела, сколько человек уложил Игорь на своем пути. Она плохо понимала, что происходит. Только видела вспышки автоматных очередей, слышала грохот пальбы и вздрагивала, когда приходилось наступать во мраке на лежащие тела – то ли мертвые, то ли еще живые. Игорь бежал, останавливался и стрелял, а потом снова бежал и тащил ее за руку за собой.

Рассвет выполз на улицы города, обволок их серым призрачным сумраком. Изувеченные, сплющенные, разодранные невероятной силой автомобили. Провалы взорванных стен. Черные глазницы окон, ощерившиеся острыми краями разбитых стекол. Мертвые люди на улицах. По городу прошлась дикая орда, не жалеющая никого и ничего. То, что еще вчера было уютным микрорайоном, за ночь превратилось в кладбище, с квартирами-склепами, полными трупов.

Игорь шагал вперед, с остервенением кромсая на ходу собственную бороду тупым ассирийским кинжалом.

– Суки, – бормотал он на ходу. – Суки эти ассирийцы. Изгадили, засрали все. Убили всех. Суки. Но самая главная сука – не ассириец. Он наш. И он устроил все это! Милка, когда я буду его убивать, ты отвернись. Ты не должна это видеть. Потому что убью я его очень грязно. Я заставлю его откусить собственные пальцы – один за другим. Я размажу его, натру его как морковку на терке, с чесноком…

Мила едва успевала бежать за Игорем. Она не узнавала его. Это был он, ее любимый Игорь. И в то же самое время – совсем не он. Он произносил жестокие слова. Он был полон ненависти. И он только что убил множество людей. Плохих людей, конечно… Но он убивал, не задумываясь ни на секунду.

Миле было страшно. Страшно настолько, что она едва сдерживалась от крика. Страшно за Игоря. То, что происходило с ним, то, что корежило его, превращая его в монстра, убивающего без малейших раздумий, не поддавалось никакому объяснению.

То существо, что вышагивало сейчас перед ней, не было уже ни человеком Игорем, ни боевым юнитом Иштархаддоном. Не было оно и средним арифметическим между этими персонами. Оно представляло из себя нечто принципиально новое.

Бог. Он не хотел называть себя богом. Он предпочел название «креатор», услужливо подкинутое тварью по имени Ашшур. Но было ли «креатор» лучше чем «бог»?

И то и другое было ужасно.

Они прошли еще полквартала и остановились. Несколько часов назад здесь, на улице Усилова, шел бой. Теперь все было кончено – «УАЗ», подбитый гранатой, упирался развороченной мордой в стену. Вокруг него лежало два десятка тел. Четверо наших в камуфляжной форме, остальные – убитые ассирийцы.

Игорь встал на колени рядом с мертвым русским парнем, расстегнул молнию его куртки.

– То, что нужно, – пробормотал он. – Бронежилет. Прости, друг, – шептал он, стаскивая с непослушного окоченевшего трупа одежду. – Тебе это уже не нужно, а моей девчонке понадобится. Я не хочу, чтобы ее убили. Она должна жить…

Он поднялся, пошел к Милке, неся в вытянутой руке окровавленный бронежилет. Девушка дрожала, обхватив себя руками, смотрела на Игоря остекленевшим взглядом.

– Одень, Мила.

– Он же с мертвого снят, – Мила отстранилась, отступила назад. – Нет, я не одену…

– Кончай ерепениться! – Игорь досадливо качнул головой. – Будь умницей, девочка. Ты же не хочешь так вот валяться?

Он поддел носком сапога руку ассирийского авелу, лежащего на асфальте лицом вниз в луже крови.

Мила, громко стуча зубами, полезла головой в вырез бронежилета.

– Хорошо, Мила, – сказал Игорь. – Вот, еще курточку теплую накинь, чтобы не мерзнуть. Молодец, девочка. Тебе очень идет. Красотулечка моя.

Он обнял ее, она прижалась к нему, спрятала мокрое от слез лицо на его груди. Огромная зелено-коричневая телогрейка спускалась ниже ее колен. Пахло от куртки гарью и смертью.

Она не верила, что это происходит с ней. Такого просто не могло быть. Ни с ней, ни с Игорем. Это всего лишь страшный сон.

Но что-то подсказывало – могло быть. Могло.

* * *

Мила, сонно перебирая ногами, добрела до кухни. Налила в чашку воды. Зубами содрала крышку от баночки с симералганом и кинула в воду таблетку. Дождалась, когда лекарство растворится, изойдет шипучим газом. И припала к краю чашки со стоном, с болезненным наслаждением.

И опять – дежа вю. Ощущение, что когда-то такое уже было с ней, – эта вот банка с таблетками, этот стон, – что это действие уже описано в словах, строчках. Описано кем-то, подглядывающим за ее жизнью.

Почему кто-то, почему это написала не она сама? Она должна сама. Своей рукой. Слова и строчки не слушаются ее, но она научится. Она справится. Ей бы только в снах разобраться, и сразу все пойдет на лад.

Опять ей приснился Игорь. Странный Игорь, совсем не похожий на того Игоря Маслова, которого она знала. Страшный Игорь в неправдоподобно жуткой ситуации. Нижний Новгород, разгромленный ордами древних людей. Бред… Систематический бред, повторяющийся из ночи в ночь. Каждую ночь – новый сон, как новая серия затянувшегося триллера. Ассирийцы, Ашшур, Иштархаддон из рода Иштар, Слепое пятно, – она уже усвоила, выучила наизусть терминологию своих ночных кошмаров. И Игорь Маслов – главный участник происходящего. Креатор, почти бог. Не желающий быть ни богом, ни креатором.

Все это в снах. А здесь, в реальности 2004 года, Гоша Маслов пропал. Исчез, не вышел на работу – ни в университет, ни в Управление водоснабжения, где работал вместе с Милой оператором транскомпа. Милена сто раз звонила ему домой, хотела узнать, что случилось. Телефон отвечал бесконечными длинными гудками. Она даже приходила в его подъезд, спрашивала у соседей, не появлялся ли Игорь, соседи отвечали, что не появлялся уже давным-давно – уехал, наверное. Мила хотела было пойти в милицию, заявить об исчезновении человека, но позвонила на кафедру в университет, и там ей сказали, что Маслов, прогуляв неделю во время сессии, неожиданно появился и написал заявление на отпуск. В отпуске сейчас Маслов, сказали ей, так что звоните не раньше, чем через два месяца, девушка. Спасибо, сказала Мила, большое спасибо.

Неизвестно, что больше выбивало ее из колеи – эти сны или исчезновение Гоши. Сны, наверное. Там, во снах, Гоша называл ее любимой девочкой. Там они бегали, дрались с кем-то, постоянно находились на грани, разделяющей жизнь и смерть, но все же были вместе. В реальности любовь Милены к Игорю оставалась безнадежно безответной.

После таких снов она не могла придти в себя до полудня. На работе еще туда-сюда – вяло следила за работой транскомпа, почитывала книжку, о программировании не шло и речи. Тем более, что наклевывающаяся работа в клоузнет-баттле ухнула к чертям собачьим – все клозеты погорели в одночасье синим пламенем, убитые крутейшим вирусом. Знать бы, кто придумал это вирус, открутить бы головенку сволочи хитромудрой… А вот намечающееся писательство Милы застопорилось напрочь. За месяц она не написала ни строчки. Это ж надо – повесть ее брали в приличный толстый журнал, один из лучших в Европе, главный редактор А. Ройфе лично одобрил, дал согласие, даже назвал сумму гонорара, а Милена никак не могла переделать три неудачных абзаца… Проклятые сны.

Таблетка начала действовать, головная боль стихла. Мила заварила чай, вяло нарезала сыр и хлеб, включила телевизор. Утренние новости.

– Уникальная геологическая аномалия обнаружена в Шарангском районе Нижегородской области, – сказала ведущая. – Она расположена в глухом лесу, на территории бывшей колонии строгого режима "Зорьки", и занимает около пяти гектаров. Как уверяют местные жители, появилась аномалия около двух недель назад.

На экране появился мужичонка в пятнистой телогрейке – плюгавый, рябой, в клочковатой бороде. "Николай Тишкин, лесник" – гласила надпись внизу экрана.

– Ну как это выглядит?.. – протянул мужичок. – Как сказать… А никак не выглядит. Хоть скоко смотри, все равно ничо не видно. Как ослеп все равно что. И пройти через это дело нельзя. Не пущает эта стена. Конечно, место это заброшено было, считай, никому не нужно, но все равно непорядок. К тому же там у этой штуки внутре дом жилой был, а в ём человек жил, теперь он вроде как от мира отрезанный. Так что я думаю, МЧС туда должна приехать, место оглядеть, а человека спасти. И еще ученых туда надо. А нам в Шарангу денег надо в сельсовет, чтобы котельную они отремонтировали, а еще надысь у нас два мужика водкой из магазина насмерть отравились, правда, потом выжили…

– Для новой геологической аномалии еще не придумано названия, – произнесла ведущая, вытеснив собою изображение лесника. – Но специалисты говорят, что ничего подобного до сих пор в мире не наблюдалось. Как ни странно, официальная наука не спешит провести исследования…

– Я знаю, как эта штука называется, – сказала Мила. – Это Слепое пятно. Маленький слепун. Он самый.

Глава 5

Мила решила, что этот пригорок ей подходит. Да если бы и не подходил, она все равно не смогла бы идти дальше без отдыха. Ноги ее ныли от непривычно долгой ходьбы, подошвы горели. По ее приблизительным подсчетам, она отмахала от поселка уже пять километров, три километра еще осталось. Самое время для привала.

Мила села на бурую земляную проплешину, покрытую редкой жухлой травой, расшнуровала кроссовки, сняла их и поставила рядом. С наслаждением пошевелила пальцами ног. Новые кроссовки – не лучший вариант для дальней лесной прогулки, но что поделать, подходящей обуви у нее не нашлось, пришлось покупать. Рюкзачок тоже купила, а вот штормовку одолжила у подружки Лизы. Экипировалась как могла.

Комары налетели сразу же – не городская мелочь, крупные таежные кровососы. Мила достала из кармана баллончик с "Анти-Москитом", прыснула на носки, потом намазала лицо, руки и шею. Хоть не надолго, но помогает. Кусачий гнус кружит-жужжит вокруг, но на кожу не садится. Как здесь можно жить, в этом лесу? Ужас какой-то.

Хотя, если не считать комаров, все просто здорово. День теплый, славный, сосны тянутся мачтами стволов к небу, шумят кронами в вышине. Пихты и ели пришипились этажом ниже, растопырили пушистые лапы, ловят остатки солнечного света. Дятлы выбивают дробь со всех сторон, соревнуясь в залихватской звонкости. Поляна рядом с дорогой поросла клевером и иван-чаем. Толстые шмели деловито носятся в воздухе, приземляются на розовые головки цветов. Кузнечики лениво выпрыгивают из-под ног. Выводок крупных подосиновиков выглядывает из бурой перепревшей хвои. Запах разогретой травы. Хорошо…

Давненько Мила не ходила так вот по лесу. Со студенческих времен. Доехала электричкой до Шаранги, дальше – пёхом. Дорогу к слепуну узнала в лесничестве. Это она так сказала – "слепун", а там сразу же поняли о чем речь, закивали головами, бросились объяснять, показывать по карте, поверили ее байке о том, что она – ученый из института, предложили даже возничего на мотоцикле – рыжего и нетрезвого. Мила с трудом отбрыкалась, не нужен ей был возничий, она знала, что идти нужно собственными ножками. Грунтовая дорога к бывшим "Зорькам" вела одна – хоть и петлястая, заросшая полынью, но вполне отчетливая. Мила не боялась заблудиться – она чувствовала, как слепун зовет ее к себе, держит за руку, ведет, не давая свернуть в сторону.

Милена достала банку консервов, хлеб, бутылку минеральной воды. Открыла банку. "Сельдь в масле". Никогда не думала, что будет есть непрезентабельную консервину с таким зверским аппетитом. Умяла рыбу за пять минут, еще и масло хлебушком вытерла, отправила в рот. "Вот бы еще и шпрот сейчас", – мелькнула в голове мысль – странная, вроде бы даже не своя, чужая, навеянная непонятно чем – не соснами же этими. Запила минералкой из пластикового стаканчика. И довольно упала на спину, затылком в рюкзачок, улыбнулась, засмеялась, залюбовалась небом – фотогенично голубым, испещренным безупречно белыми барашками облаков… Прикрыла глаза… Господи, как хорошо… И комары куда-то делись… унялись, бессовестные кровопийцы… земля такая теплая, прогретая солнышком…

– Люблю… – пробормотала Милка, засыпая. – Я тебя люблю. Слышишь ты, обормот двухметровый?

Она повернулась на бок и подложила ладошку под щеку.

* * *

Игорь лежал на кровати – голова, обмотанная бинтами, тощие руки, грудная клетка с выпирающими ребрами.

– Милена, – сказал Игорь, близоруко щурясь. – Я рад видеть тебя, госпожа моя. Я совсем плохо вижу. Кажется, теперь мне придется носить очки.

– Гоша, – Мила присела на краешек кровати и погладила его худосочную руку. – Милый мой. Как ты, Гошенька?

– Я слаб. Очень слаб. Мне не нравится это хилое тело.

– Зачем ты это сделал?

– Это не я. Это он. Он не захотел быть богом и убил себя.

– Не понимаю… – Мила вздрогнула, наклонилась ближе к Игорю, пристально вгляделась в него. – О чем ты, Гоша?

Он положил руку на ее шею, притянул ее ухо к своим губам.

– Я не Игорь, – прошептал он едва слышно. – Я – Иштархаддон.

Она вырвалась, отпрянула.

– Перестань дурачиться!

– Я – Хадди, – сказал он, устало прикрывая глаза. – Я знал, что ты не поверишь. Но тебе придется поверить, и побыстрее, дабы не подвергать меня опасности. Стражники Дикой страны интересуются мной. Они уже приходили. Я обманул их, я назвал себя Игорем. И еще я сказал им, что ничего не помню, что у меня плохо с головой. Ты не выдашь меня, Милена?

– Нет, нет… – Мила облизала губы, соленые от слез, текущих по лицу. – Ты будешь со мной, Хадди… Игорь. Мой Гоша. Я научу тебя жить в нашем городе.

– Он не обманул меня, – Хадди слабо улыбнулся. – Он в самом деле оказался богом. И он выполнил свое обещание. Я буду жить в вашей стране. Больше я не стану называть ее дикой. Теперь это моя страна.

– Ты… Ты – креатор?

– Нет. – Хадди качнул головой. – Креатором был Игорь, но он ушел. Ушел туда. – Хадди махнул здоровой рукой. – Ушел на Верхнее небо. Там, среди богов – его место. Он не захотел оставаться здесь.

– Почему?

– Ты сама знаешь почему. Он был хорошим человеком. Очень хорошим. Но он не знал, сможет ли стать хорошим богом. И он ушел.

* * *

– Он ушел, – прошептала Мила и проснулась.

Слезы – те, что выступили во сне, еще стояли в глазах. Мила смахнула их пальцами, пахнущими репеллентом. А вдруг на самом деле все так плохо? Вдруг Игорь-Игорь на самом деле умер и остался только Игорь-Иштархаддон?

Нет, быть так не может.

Все будет хорошо, – кивнули ей зелеными головами сосны.

* * *

Милена ни разу в жизни в жизни не видела слепуна, представить даже не могла, как он может выглядеть. В воображении ее рисовалось нечто белесое, мерцающее, холодное, отталкивающее, чуждое человеческому восприятию.

Она увидела это сразу, как только вышла на открытое пространство. Стена, уходящая ввысь и теряющаяся в небесах, перерезающая деревья и излучину реки. Вовсе не белая, но и не черная – скорее, опалесцирующая приятным зеленоватым светом. Гигантский занавес, созданный рукой титана.

Она шла к стене не спеша. Да и трудно было здесь спешить – ржавая колючая проволока выступала из травы там и сям. Истлевший, поваленный на землю забор. Насквозь проржавевшие агрегаты непонятного назначения. Обрушившиеся стены бараков из рыжего, плохо обожженного кирпича. Жутковатое местечко… Бывшая колония строгого режима.

Что будет, когда она дотронется до призрачной стены? Ее убьет разрядом электричества? Перенесет в другой мир? Или ЭТО просто оттолкнет ее руку?

Милена глубоко вдохнула, полуприкрыла глаза (хотелось изо всех сил зажмуриться) и медленно повела пальцами к зеленому облачному киселю, клубящемуся в воздухе.

Ее кисть прошла сквозь стену слепуна. Мила не почувствовала ничего. Просто ничего.

Она выдернула руку, придирчиво осмотрела ее. А потом шагнула вперед.

Шум сосен стих за спиной.

* * *

Отсюда, изнутри слепуна, стена не была видна. Но все же она существовала – приглушала звуки леса, сглаживала бег ветра, незримо делила весь мир на то что внутри и то, что снаружи.

Дом стоял на пригорке – большой, основательный, красивый, сверкал на солнце новой металлической крышей. Мила поправила рюкзак и зашагала вперед.

Кузнечики стрекотали под ногами как ни в чем не бывало – не зная, что живут в особом, необычном месте. Птицы парили в вышине и пересекали границу слепуна безо всякого труда. Интересно, видели ли они эту границу? Может быть, она существовала только для людей?

Мила остановилась шагах в двадцати от дома. Издали послышался собачий лай. Мила вздрогнула, оцепенела – этого еще только не хватало, сожрут ее сейчас. Откуда у Игоря собаки? Он никогда не имел с ними дела…

– Игорь! – испуганно крикнула она. – Игорь, где ты?! Это я, Мила!

На поляну перед домом выкатились два больших щенка, поросших нежно-кремовой шерсткой. Довольно тявкая, они бросились к Милене, запрыгали вокруг нее, приглашая к игре. Мила осторожно протянула руку, один из щенков немедленно тяпнул за палец – не больно, играючи, но Мила взвизгнула и отпрыгнула в сторону. Собачки остановились и уставились на нее блестящими коричневыми глазами, дружно высунув языки.

– Эй, пёсики, пёсики, – сказала Милка, переводя дыхание, – где ваша мама, пёсики? Она где-то здесь? Сейчас придет наводить порядок, кушать меня на обед? И где ваш хозяин?

Пёсики пыхтели и молча виляли хвостами.

Мила решительно надвинула на лоб козырек кепки и двинулась к дому. Будь что будет, никто ее не сожрет. Если Гоша хороший, то и собаки у него должны быть хорошими

Дверь оказалась незапертой. Мила вошла внутрь, втянула ноздрями воздух. Пахло строганой сосной, новой краской, едва заметно – дымом печки. Свежие, приятные ароматы.

– Гоша! – негромко позвала Мила. – Гоша, ты здесь?

Тишина. Только жужжание толстых черных мух, бьющихся о стекло.

Милена вышла из дома и пошла к реке. Щенки носились вокруг нее, гоняясь друг за другом и норовя попасться под ноги.

* * *

Она увидела его сверху, с небольшого обрыва. Игорь сидел на берегу, на старой коряге, и следил за поплавками двух удочек. Река лениво двигалась между берегов, покачивая листья кувшинок.

– Игорь! – заорала Мила. И бросилась вниз, по глинистой тропинке, неловко подворачивая ноги.

Игорь медленно повернул голову, увидел Милу, встал и пошел ей навстречу.

Корень, подло выступивший из тропы, не дал добежать Милене, подставил ей подножку. Она споткнулась и полетела вперед. Упасть не успела – Игорь поймал ее и поставил на ноги.

Так они и стояли – в полуобъятии, глядя друг другу в глаза. Игорь улыбался, Мила молча сопела. Сердце ее оглушительно колотилось. Она не знала, что сказать.

Игорь был одет в клетчатую рубаху, пахнущую костром, и старые джинсы – линялые и мешковатые. Лицо его сильно загорело, волосы отросли почти до плеч. Он был красив – ее Гоша.

Или все же не ее?

– Привет, Милка, – шепнул он наконец, разорвав невыносимое молчание. – В гости решила зайти?

– Да (тоже шепотом).

– Молодец. Хорошо. Очень хорошо.

– Ты ждал меня?

– Ждал тебя. Звал. Ты услышала?

– Да.

– Спасибо, Милка. Спасибо, что пришла.

Он взял ее за руку и повел за собой, забыв об удочках.

Поплавки отчаянно задергались – оба одновременно.

* * *

Игорь сидел на кровати – широкой, двуспальной, Мила стояла перед ним. Игорь крепко обхватил ладонями бедра девушки, смотрел на нее снизу вверх. Морщинки залегли в уголках его глаз – еще недавно их не было. За те месяцы, что Мила не видела его, он стал старше на несколько лет – впрочем, не постарел, скорее, возмужал.

– Для кого такая роскошная кровать? – спросила Мила.

– Для тебя, солнышко. И для меня. Для нас с тобой.

– Игорь, нам нужно объясниться… Нельзя вот так, сразу…

– Это не сразу. Мы уже делали это. Мы любили друг друга – каждый день, много раз в день, месяц за месяцем. У нас неплохо получалось. Мы хорошо знаем друг друга…

– Странные слова. Ты и дальше будешь говорить загадками?

– Здесь нет загадки – только жизнь. Наша с тобой жизнь. Наша общая.

– Для меня этот раз – первый. Первый с тобой.

– У меня есть шрамик в виде креста, – сказал Гоша. – Где он?

– Не знаю.

– Где он? – настойчиво повторил Гоша. – Скажи.

– На груди слева, – смущенно произнесла Мила. – Прямо над сердцем. Там, да?

– Откуда ты это знаешь? – Игорь смотрел на Милу с хитрым прищуром.

– Наверное, из сна… Ты мне снился.

Игорь отстранился, стянул через голову рубаху. У него было удивительно красивое, мускулистое тело. На загорелой коже четко выделялся бледный крестик рубца.

– Ты любила целовать этот крестик, – сказал он. – А я любил облизывать твою рыбку. Рыбку на твоей попке. Ты никуда ее не дела, Милка? Я хочу снова ее увидеть.

– Откуда ты знаешь о рыбке? Тоже из снов?

– Для меня это не сны. Это жизнь, которую я прожил. Настоящая жизнь.

– А почему я не прожила ее?

– Ты тоже прожила, вместе со мной. Конечно, я мог бы смолчать, так было бы проще. Не говорить ни слова о том, что однажды ты погибла по моей вине, а потом угодила в застенок… тоже из-за меня, разумеется. Но я не хочу, чтобы нас разделяла недосказанность. Противно начинать новую жизнь со лжи.

– Эти сны… Откуда они взялись? Странное ночное кино. Страшное кино. Это ты крутил мне его? Ты – киномеханик?

– Я.

– Мне было больно, страшно до слез. Я боялась спать. Я думала что схожу с ума. Слепые пятна, мушкены, поедающие рабынь, жестокий Иштархаддон. Безумный, извращенный мир. И ты – его творец?

– Выходит, я. Сваливать все на Селещука бессмысленно – после его смерти все не исправилось, только усугубилось. Иногда мне кажется, что Селещук – фантом, Deus ex machina, что я специально придумал его, чтобы было на кого сваливать собственные ошибки.

– Так он существовал в самом деле, этот Селещук?

– Трудно сказать, Милка, – Игорь покачал головой. – Теперь уже трудно. Что было в том мире мною, моей фантазией, а что реальным, не зависящим от меня?.. Сразу не разберешь. Все это в прошлом, Милка. В несостоявшемся прошлом.

– Что ты сделал?

– Я исправил прошлое. Стер его, начал сначала. Перезагрузился.

– И ты можешь гарантировать, что все это не произойдет в будущем? Что не будет рецидива болезни?

– Любую болезнь можно лечить, – сказал Игорь. – Только нужен хороший доктор, хорошее лекарство. Доктор – это я, лекарство – ты. У меня хорошие шансы на выздоровление.

– Ты уверен, что я – то, что нужно?

– Никаких сомнений, – Игорь улыбнулся.

– Почему ты сбежал? Почему построил эту стену? Судьба дала тебе такие способности… ты мог бы сделать для людей очень многое, а вместо этого сидишь в лесной глуши.

– Я учусь. Учусь быть добрым.

– Ты и так добрый.

– Я никогда не был добрым, – сказал Игорь, – я даже не подозревал, что это такое – доброта. Не знал, что это может быть нужно. Теперь я учусь этому – медленно, шаг за шагом. И пока я не пойму, что готов выйти в мир, сидеть мне взаперти. Я слишком опасен.

– И для меня опасен?

– Надеюсь, что нет.

Игорь расстегнул пуговицы на рубашке Милены, притянул ее к себе. Положил руку на ее грудь. Почувствовал, как твердый сосок упирается в ладонь. От Милки пахло чем-то странным… Игорь втянул воздух носом. Репеллент. Таежные духи.

– У тебя маленькая грудь, Милка, – сказал он. – Хочешь, сделаю тебе большую?

– А ты этого хочешь?

– Нет. Мне нравится то, что есть. Ты красивая девочка, Милка.

– Я похожа на обезьянку.

– Тогда я люблю обезьянок.

– Ты извращенец.

– Зоофил!

Милка захохотала и свалилась на Игоря.

* * *

Серый спокойный туман сумерек плыл в окне. Игорь сидел за столом и смотрел на спящую Милу. Девушка уткнулась носом в подушку, размеренно сопела, одеяло сползло с нее, обнажив ровную, тонкую спину.

Вот и все, думал Игорь. Конец этой истории. Конец.

А как же увлекательное продолжение? Где подразумевающееся многосерийное действо? Новоявленный добрый бог шествует по земле, раздает хлебы, совершает чудеса. Супербюджет, миллионная массовка, лучшие актеры Голливуда в качестве апостолов, чуваки из «Роллинг Стоунз» лабают рок-н-роллы, Бритни Спирс и Кристина Агилера на подтанцовках…

Это так просто – по максимуму, со спецэффектами, он уже привык этому. Куда сложнее научиться жить просто человеком. Просто жить.

Вот оно, настоящее чудо – дрыхнет себе, раскидалось на кровати ручками-ножками. Чудо живое, теплое, искреннее. То, ради чего стоит существовать.

У него не получилось быть богом. Можно не сомневаться, что не получится и в дальнейшем.

В детстве Гошка не сомневался ни на минуту, что когда-нибудь встретит золотую рыбку. Он строил планы на будущее, исходя из этого факта, продумывал диалог с рыбкой с небывалой для маленького человечка прагматичностью. Он рассчитал, что ему хватит всего лишь одного желания. «Рыбка-рыбка, – бормотал он детское заклинание, – я хочу стать волшебником». На самом деле, как все просто – раз, и ты можешь делать все, что захочешь. Например, создать себе сто килограммов мороженого. Или не ходить в школу. Или весь день смотреть телевизор. Или сделать маму снова живой…

Если бы он встретил рыбку теперь, он попросил бы ее об одном. Рыбка-рыбка, я НЕ ХОЧУ быть волшебником.

Милка завозилась, повернулась на спину, сонно приоткрыла глаза.

– Добрый вечер, принцесса, – сказал Гоша. – Кушать хочешь?

* * *

– Это вино из голубики, – Гоша похлопал ладонью по пузатому боку бутыли. – Я сам его сделал. Попробуешь?

– Давай.

Звон стаканов. Терпкий вкус, окрашенный дымкой тайги.

– М-м, здорово, – Мила причмокнула губами. – И хлеб вкусный. Сам печешь?

– Да.

– У тебя тут натуральное хозяйство, да?

– Натуральнее не бывает.

– А электричество есть?

– Пока нет. Наверное, поставлю генератор… попозже. Я привык обходиться тем, что есть.

– Теперь ты не отпустишь меня? Будешь держать внутри слепуна?

– Нет, – Игорь качнул головой. – Слепун – клетка лично для меня. А ты свободна. Ты не представляешь, насколько ты свободна по сравнению со мной. Можешь уйти прямо сейчас…

В глазах Игоря появилась вдруг такая тоска… Мила испугалась. Она схватила огромную руку Игоря своими тонкими ручками, сжала изо всех сил.

– Ну что ты, милый, я останусь. Конечно, останусь.

– Спасибо, – хрипло сказал Гоша.

– У меня месяц отпуска. Месяц я буду жить здесь, с тобой. Только чем я буду заниматься? Мне может скоро наскучить.

– Ты будешь писать книгу. Ты ведь пытаешься писать, Милка? Хочешь стать писателем?

– Да… – Мила почему-то засмущалась, порозовела. – Откуда ты знаешь?

– Глупый вопрос. Просто знаю.

– Я не могу писать без компьютера.

– Можешь.

– У меня вообще ничего не получается.

– У тебя все получится. Просто до сих пор ты писала всякую белибердень, тебе самой было противно это делать. Все дело в сюжете, Милка. Я помогу тебе, дам отличный сюжет. Расскажу о событиях, которые нормальному человеку не могут придти в голову. Хватит на пару романов. Ты напишешь книгу, назовешь ее «Слепое пятно». И второй том – «Перезагрузка».

– Сюжет – этого мало. Недостаточно для того, чтобы сделать хороший текст.

– Ты не будешь делать текст. Ты напишешь книгу. Напишешь ее сердцем, болью и радостью, своей кровью, моим вином. По вечерам ты будешь писать при пламени свеч, в красных отблесках камина, а я буду сидеть и смотреть, как ты пишешь. Это будет лучшая в мире книга, я обещаю. Во всяком случае для меня – лучшая. Я не дам тебе написать плохо.

– Странно все это, – сказала Мила. – Никогда не могла представить, что выйдет именно так. Но наверное, это не так уж и важно, как именно. Главное – что я люблю тебя, Гоша.

Гоша засопел, заморгал, полез за сигаретой. Никогда Мила не думала, что он настолько сентиментален. Или стал сентиментальным?

– Гоша, ты забыл сказать мне что-то важное, – сказала Мила.

– Я сейчас… секундочку… – Гоша прикуривал, прятал взгляд от Милены. Слезы блестели в уголках его глаз.

– Скажи.

– Люблю, – сказал Игорь. – Я люблю тебя, Милка.

 
Как славно вечером в избе,
запутавшись в своей судьбе,
отбросить мысли о себе
и, притворясь, что спишь,
забыть о мире сволочном
и слушать в сумраке ночном,
как в позвоночнике печном
разбушевалась мышь.
Как славно вечером собрать
листки в случайную тетрадь
и знать, что некому соврать:
«низвергнут!», «вознесен!».
Столпотворению причин
и содержательных мужчин
предпочитая треск лучин
и мышеловки сон.
С весны не топлено, и мне
в заплесневелой тишине
быстрей закутаться в кашне,
чем сердце обнажить.
Ни своенравный педагог,
ни группа ангелов, ни Бог,
перешагнув через порог
нас не научат жить.
Иосиф Бродский