Текст книги "Суворовец"

Глава 6

Лето 1773 г. Туртукай – Гирсово

Ляшин узнал Бояну даже сейчас, в сумерках, в неясном трепетном огне разноцветных светильников, рассыпающих желтые, красные, зеленые тени. Светофор… Или просто – цирк. Впрочем, нет, цирком здесь и не пахло. Все «клоуны» – парни и старик, что зажег фонарики, – были отправлены прочь. Чтоб не подглядывали. Чтоб не мешали… Не мешали – чему?

Сняв тюрбан, Весельчак Керим забрался на ложе, уселся на ноги лежавшей навзничь девчонке. Обширная лысина блеснула в полутьме желтым… красным… зеленым. Беседка находилась прямо под Алексеем, роль крыши играли ветки росших внизу кустов и самого карагача. Ложе, девчонку и лысую голову Керима Гюллера молодой человек видел очень хорошо, так, что даже захотелось швырнуть в нагло сверкающую лысину что-нибудь… орех там или небольшой камешек.

Оп-па! Погладив Бояну по талии, Керим вытащил из-за пояса нож! Нет, слава богу, плешивый Весельчак не вонзил острое лезвие в девушку, просто разрезал кофту… Или, скорее, тоненькую сорочку… Аккуратно так сделал у шеи разрез… затем рванул руками, обнажив худощавую спину… всю испещренную шрамами – недавними следами плетей. Еще раз погладил… что-то сказал… И стянул с девчонки шальвары… Вскочил тут же, выхватил плеть… Стегнул… Раз… другой… Дернулось в светильниках разноцветное пламя. На нежной девичьей спине вспухли кровавые полосы. Пока только две…

Бояна же не издала ни звука… Лишь что-то спокойно сказала. То ли просила, то ли обзывалась… Наверно, все-таки просила…

Отбросив плеть, объятый похотью садист отвязал девушке левую руку… Та перевернулась, и похотливец с рычанием набросился на несчастную жертву… Задергался, впился зубами в упругую девичью грудь…

Бояна словно бы комара пришлепнула. Просто махнула рукой…

…и Весельчак Керим вдруг затих, жирное тело его обмякло, на лысине возникло какое-то темное пятно… кровь!

Так она его камнем, что ли? Похоже, что так. И?..

Девушка быстро освободилась от пут, натянула шальвары и разорванную на спине сорочку… Осторожно выглянула из беседки… Ну, и куда теперь?

– Бояна! – скрывавшийся в ветвях карагача Ляшин протянул вниз палку. Ту самую, что прихватил для отвода глаз. – Хватайся… Лезь! Живее!

Бояна не стала долго думать – видать, деваться-то ей все-таки было некуда. Ухватившись за палку, подтянулась и… едва не сорвалась. Хорошо, спаситель успел схватить ее за руку…

– Давай, давай… оп… Молодец!

– Алексей! – округлила глаза дева. – Ты… Ты как здесь?

– Потом расскажу… Давай вниз. Быстрее!

Вечерний намаз уже закончился, солнце зашло за горами, селенье и крепость погрузились во тьму. Лишь у ворот неровно горели факелы ночной стражи.

– Как спина?

– Терпимо.

Взяв девушку за руку, Ляшин повел ее по узенькой тропке, спускающейся к реке меж крутых утесов. Шагал уверенно, быстро – знал, куда идти, навострился за время подачи сигналов «огненной азбуки».

Бояна шла молча, не стонала, не выказывала никаких опасений. Наверное, ей теперь было все равно, куда и с кем идти. Лишь бы подальше от дома убитого… Хотя не факт, что она убила Весельчака Керима. Скорее, просто оглушила. Тем не менее, что так, что эдак – для беглецов никакой разницы! Поймают – кожу сдерут с обоих. Или камнями побьют.

Позади, в селении, вдруг послышались крики. Похоже, слуги обнаружили тело хозяина. Грянул пистолетный выстрел! Залаяли цепные псы. Да уж, если пустят собак – совсем плохо дело. Впрочем, вряд ли собак смогут спустить с утесов к реке. Да и до грота не доберутся… Грот…

В крепости, на башнях, запылали факелы, также вспыхнули факелы у пристани, по берегам вдоль реки.

– Никуда мы не убежим, – обреченно прошептала Бояна. – Там караулы везде…

Эх, слишком быстро все! Слишком уж быстро опомнились турки, слишком быстро обнаружили Весельчака… Выходит, слуги все же подсматривали иногда!

– Сюда!

Беглецы свернули к гроту. Затаились, переводя дух. Алексей осторожно выглянул, посмотрел вниз, на реку… С ближних мостков донеслись возбужденные голоса, задрожали, отражаясь в воде, оранжевые отблески…

– Сейчас не уйдем, – негромко пояснил Ляшин. – Надо выждать… чуть-чуть…

Бояна, впрочем, не согласилась:

– Они не уйдут. Будут всю ночь караулить. А на рассвете прочешут все.

Однако же беглецы не дождались рассвета. И вовсе не потому, что сумели бежать. Снизу, слева, справа, в трех, в пяти шагах от грота вдруг вспыхнули факелы!

Все-таки обнаружили!

– Только не надо метать в нас ножи, господин капрал! – прозвучал чей-то знакомый насмешливый голос. Говорили, между прочим, по-русски. С небольшим таким акцентом. По-французски – растянуто-картавое «р», и чуточку в нос.

– Да, да. Это я – Рауль. А вокруг мои люди. У меня к вам предложение… Можно мы войдем? Ну, в грот.

– Что, все? – Ляшин уже понял – влипли по полной. Необходимо было как-то выкручиваться. Все равно как. Тем более Рауль Мустафа-бей что-то там обещал. Какое-то имелось у него предложение… Наверняка шпионское.

– Нет, не все. Только двое. Ну, еще на всякий случай прихватим охрану. Чтоб держали факелы. Не в темноте же сидеть!

– Ну, заходите, – подумав, столь же светским тоном отозвался Алексей. – Не на пороге же гостей держать.

– Что ты делаешь? – в ужасе зашептала Бояна. – Они же нас… мы бы могли…

– Они прекрасно знают, где мы, – Ляшин ободряюще сжал девушке руку. – Могу лишь предположить – от кого. Ничего, прорвемся! Выше голову!

– Ага…

– Ну, здравствуйте! Так сказать – бон нюи. Добрый вечер!

Хитрый турок-француз не обманул. В грот влезло четверо. Двое дюжих сипахов с горящими факелами, сам Рауль Мустафа-бей и…

В первый момент Ляшин глазам своим не поверил, узнав в сопровождавшем бея мальчишке…

Ну да – она же! Она.

– Иванна?

– Вообще-то меня зовут Ивонна, – коварная красотка сверкнула белозубой улыбкой. – Но ведь и Иван-на – тоже красиво, да?

– Так ты… – Алексей невесело усмехнулся. – Нет, ты не пленница, нет… Это же ты все специально… В плен сдалась, попала к нам… Подбросила деньги, акче!

– Ивонна – очень умная и сообразительная девушка, – похвалил Мустафа-бей. – Да, она – мой человек. И не стоит ругаться – каждый делает свою работу, ведь так? Вы ведь тоже, мон шер ами, не зря разноцветными огоньками светили. Их неплохо видно с того берега.

Ляшин не стал спрашивать, откуда туркам известно об «огневой азбуке». Оттуда же, откуда и о гроте. Мурад, да! И винить его не в чем – каждый делает свою работу. На благо своей страны… либо на собственное благо. Вот о собственном благе неплохо было бы сейчас и подумать. Вернее, думать уже было поздно – соглашаться на все предложения, и все тут. Для начала – выбраться из тупика. А там – поглядим…

– Эти доблестные сипахи совсем не понимают по-русски, – Мустафа-бей положил руку на рукоять пистолета, отделанную узорчатым серебром. – Так что вы можете не стесняться.

– Да мы и так не очень-то, – буркнув, молодой человек хитровато улыбнулся. – Так что вы хотите нам предложить? Хотя я немного догадываюсь…

– Вам предложить, – тоже улыбнулся Рауль. – Вам, мой друг, а вовсе не девушке. Девушка останется у нас. До какого-то времени.

– Ну да, ну да, – Ивонна тут же поддакнула и негромко засмеялась. – Ты ведь не зря выручил ее из беды? А, Алекс? Ведь так? Впрочем, можешь не отвечать. Я – женщина, я чувствую.

Алексей закусил губу. Похоже, турки знали всё. И это нервировало. Ну, Рауль-Мустафа, ну, хитрован! А Иванна-Ивонна… вот ведь, сучка та еще! Хотя – каждый работает на свое благо. Вот и она…

– Девушка останется у нас, а вы, мон шер… Будете делать то же, что делали здесь, – Мустафа-бей хищно ухмыльнулся. – Только не огоньки, нет. Мы вас все же ценим! Будет курьер. Я бы даже сказал – личный курьер. Мальчишка-водонос не вызовет никаких подозрений.

– Мурад?

– Пусть он. Или вы против, мон шер ами?

– Да нет. Не против, – молодой человек повел плечом и тоже улыбнулся. – Шеф сказал – пусть будет уголовник.

– Что за шеф? Что за…

– Пустое. Просто шучу.

* * *

Между тем начинало светать. Суета – внизу, у реки, и наверху, в крепости и селении – как-то сама собою стихла, стражники-факельщики угомонилась… Нет, не само собой все – наверняка по приказу Мустафы-бея. Поймали ведь всех – чего теперь бегать-то?

– И вот еще что… – начал было Рауль…

Начал и не успел закончить, прерванный артиллерийской канонадой! С того – с русского! – берега внезапно загрохотали пушки. Ядра со свистом перелетали реку! Весь берег дрожал, несколькими точными попаданиями в щепки разнесло мостки и стоявшие рядом лодки.

Турки всполошились – тоже начали отвечать огнем, по большей части попадая в воду. Все вокруг в один миг занесло пороховым дымом, кислым и плотным – не проглянуть.

– Бежим! – шепнув, Ляшин схватил свою спутницу за руку и потащил в кусты.

– Мы куда? – опомнилась та.

– Пока вон за тот валун… подождем наших!

– А…

– А они обязательно высадятся и пойдут на штурм! Второй «поиск»! Уж можешь поверить. И за нами никто не погонится и не будет искать – не до того. Сама видишь.

– Вижу… И все же надо было хоть кого-нибудь убить. Забрали бы оружие… Вдруг да русские не…

Громовое «ур-ра!» загремело вдруг от реки. Затрещали ружья. Один залп… второй… третий…

Алексей разжал пальцы и улыбнулся:

– Теперь – в штыковую! А у турок только берег пристрелян… И оружия мало. Я сообщал!

Словно призраки, появлялись из дыма зеленые мундиры. Покачивались треуголки, блестели штыки. Офицерские эспадроны грозно указывали направление атаки. Свистели над головами ядра.

– А ну, братцы! Не посрамим Россию-матушку! На шту-у-урм!

– Ур-ра-а-а!

Поднимаясь по кручам, бежали к турецкой крепости солдаты Астраханского полка, рядом с ними – казаки, драгуны, егеря в куцых мундирах.

Бой барабанов, рев труб! Громовое «ура» сотрясало воздух.

Вот это солдаты! Вот это да! Поистине – чудо-богатыри! А впереди, на лихом белом коне, сам командир, его превосходительство генерал-майор Александр Васильевич Суворов!

Не выдержав, Ляшин выскочил из-за валуна и, подхватив брошенное кем-то ружье – тяжелый турецкий мушкет – бросился в атаку.

– Ур-ра-а! Александр Василич! Господин генерал-майор…

– Ого! – командующий обернулся на крик. – Алешка, тебя ли вижу?

– Точно так, господин ге…

– Ну и молодец! Ну и славно! Да все мы нынче молодцы. Мы – русские, какой восторг! А ну, чудо-богатыри – в атаку, ура!

– Ур-р-а-а-а! – снова покатилось по всему берегу.

Бедолаги-турки, не в силах сопротивляться в очередной раз, дружно покинули крепость. Бежали, не чуя под собой ног! Кто-то из егерей, первыми ворвавшихся в селение, водрузил над минаретом полковое знамя. Белое, с золотым крестом.

– Вот уж точно, восторг! – радостно завопил Ляшин.

Ударил прикладом одного, второго… Утер пот. Устал. Упарился. Мушкет турецкий – штука тяжелая, не намахаешься!

Какой-то турок вдруг кинулся из кустов… Его тут же проткнули штыком! Господи, кто?

– Бояна! Ты что…

– Тоже ружьишко подобрала! – радостно улыбнулась дева. – И камзол – видишь.

Да уж, короткий турецкий камзол прикрыл голую спину – сорочка-то разорвана, не зашьешь.

– Ну, что стоим? Ур-ра! В атаку! Смотри-ка… – девчонка вдруг прищурилась. – Кто-то нам машет… Бежит… Мундир вроде русский…

– Так и русский… – бросив мушкет, Алексей распахнул объятия. Узнал. Еще бы не узнать…

– Ну, здоров, Прохор!

– И ты, господин капрал, будь!

– Как Никодим Иваныч?

– Эвон, в селеньи уже. Да и нам бы поспешать надобно. Кажись, бежали турки-то. Все!

– Да, надо в селенье, – поспешно покивала Бояна.

Прохор скосил глаза:

– Это кто еще? Пленник?

– Проводник… Со мной, короче. Ну, так в селенье-то идем?

– Мне там надо забрать кое-что… – на ходу бормотала девушка. – В доме Керима… Я только свое возьму – мне на память когда-то подаренное.

– А что подарили-то?

– Тунику.

– А, ну правильно. Эта-то изорвана вся.

– Да и та изорвана. Но – молитвы на ней. Помогают. Мне вот помогли. Тебя встретила…

– Вместе пойдем, – решительно заявил Ляшин. – Присмотрю. Чтоб не обидел кто.

Да уж! Разве такую обидишь?

* * *

Семнадцатого июня одна тысяча семьсот семьдесят третьего года генерал-майор Александр Васильевич Суворов осуществил свой «второй поиск на Туртукай». Крепость была захвачена вновь, несмотря на численное превосходство турок – около четырех тысяч человек против двух тысяч русских. Успеху наших войск во многом способствовали сведения, предоставленные капралом Алексеем Ляшиным, который и был за свои заслуги произведен в офицерский чин – сразу в поручики (или, как тогда говорили – «порутчики»), или, если на французский манер – в лейтенанты. Что ж, теперь и Ляшин мог именоваться «эфенди». Сам же Суворов за победы в Туртукае был награждён орденом Святого Георгия второй степени. А ведь могли и наказать за своевольство! Однако, как сказала матушка-царица Екатерина: «Победителей не судят!» Так вот и сам Александр Васильевич молвил Ляшину, да строго наказал «прошлым парня не корить», тем более что Алексей не преминул представить доказательства своего облыжного обвинения в потакании туркам. Доказательства, правда, вышли хиленькими – один «свидетель», да и тот – косвенный – Бояна. Тем не менее. Дальше никто разбираться не стал. Оправдали так оправдали – «Победителей не судят!»

* * *

По пути к дому Весельчака Керима Бояна, наконец, рассказала о том, что с нею произошло. Так, в двух словах, видно было – вспоминать об этом девушке неприятно. Обычная по тем временам история. Дядюшка Хашим-хаджи оказался подлецом и работорговцем! Племянницу он сделал своей наложницей почти сразу, та пыталась бежать и сопротивляться… И Хашим-хаджи счел за лучшее избавиться от нее – просто продал, не за такую уж и малую цену.

– Вся шайка Кривого Абдуллы – это люди Хашима, – сворачивая за мечеть, хмуро заметила дева.

– Та-ак… – покачав головой, Ляшин зло сплюнул. – Значит, и смерть Тимофея и прочих всех – на его совести. Не забуду.

– И я не забуду, – тихо промолвила Бояна. – Убью.

Серо-голубые глаза девушки вспыхнули ненавистью, в тихом голосе ее сквозила такая уверенность, такая твердость, что Ляшину стало ясно: эта – убьет! Отмстит, что бы ни случилось. Сказано – сделано.

Сорванные с петель ворота, ведущие на подворье Керима Весельчака, валялись рядом, в траве. Двор выглядел пустынным, все обитатели дома, похоже, что разбежались… или, скорее, прятались где-то, вряд ли успели сбежать. Хотя… кто их знает?

Переглянувшись, Ляшин с Бояной заглянули в пустую беседку и, не сговариваясь, повернули к дому. Просторный, в два этажа, дом Керима тоже казался пустым, как и все здесь. Такие дома – по сути, два дома под одной крышей, соединенные галереей – именовались конаки, в отличие от тесного жилища простолюдинов – эва. Первый – каменный – этаж, предназначался для слуг и хозяйственных целей, тут все уже перевернули, непонятно, кто – то ли русские, то ли сами слуги. Распахнутые сундуки, брошенная на пол одежда, россыпи круп и муки – что смогли, то унесли.

Поднявшись по резной деревянной лестнице на второй этаж, незваные гости очутились в селямлике – мужской половине дома. На женскую половину – «ха-рем» – как раз и вела галерея.

Тоже – полный разгром. Поваленные шкафы, распахнутые сундуки, опрокинутые табуреты. И тоже – непонятно. То ли свои похозяйничали, то ли хозяева как можно быстрей уносили ноги, прихватив все ценное. Бардак всюду, пух от подушек и перин, и – так же пусто. Хотя…

Алексей вдруг насторожился, услышав какой-то скрип. Кто-то ворочался под длинной широкой софою, идущей вдоль стен на манер наших российских лавок. Кто-то поскребся… Крыса? Мышь… Тьфу ты, черт! Кошка!

– Кис-кис, – позвала Бояна. Присела, погладила… кошка довольно замурлыкала, принялась тереться об ноги…

– А кошечка-то сытая, – посмотрев на своего спутника, девушка улыбнулась… И скосив глаза, указала взглядом на край софы у самого выхода на галерею. Похоже, там кто-то прятался!

Вот тут Алексей пожалел, что бросил трофейный мушкет. Хоть и тяжел, зараза, и зарядов нет, однако прикладом можно было хватануть всякого! И мало бы не показалось. Что ж, если что, придется ножом…

Словно бы невзначай подойдя к софе, молодой человек рванул край плотного покрывала…

– Sakın öldürme! – по-турецки попросили из-под проломленных досок. Для верности тут же добавили и по-русски: – Не убивай!

– А ну, вылезай! – немедленно распорядился Ляшин. – Ты кто вообще?

Из-под софы, кашляя и кряхтя, выбрался согбенный старик в старом халате, чалме и с растрепанной бородою.

Вылез, поклонился, прижав руку к сердцу:

– Я Хаким, управитель… Ой, и ты здесь, Юртик Кеди?!

Узнав девушку, старик испуганно попятился.

– Сам ты кошка драная! – возмущенно бросила Бояна. – Ах ты ж…

– Пощади, гюзель киз! – управитель бухнулся на колени и, сняв чалму, принялся биться лбом об пол. – Девушка-красавица, пощади-и-и! Я же ничего тебе не делал, да. Только светильники зажигал…

– И еще подсматривал, старый черт… Ладно, – фыркнув, Бояна махнула рукой. – Где все, рассказывай!

– Ну-у… Старшие жены и сам хозяин – сбежали, еще как обстрел начался. Погрузили, что смогли, на ишаков – и сбежали.

– Так он не умер?

– Нэ-э, нэ умерь. Отлежался, всталь… – старик неожиданно засмеялся. – Хароший шишка, ага.

– Вы все мои вещи выбросили? – девушка глянула в сторону галереи, ведущей в харем.

– О, это надо у Кичик-ханум спросить, у старшей жены…

– Так она ж, ты говоришь, сбежала!

– Ой, и правда! Ой, так, – управитель стукнул себя по лбу. – Тогда, может, кто остался там… Наложницы, служанки. Может, они знают, да…

– Я пошла, – направляясь на галерею, Бояна обернулась и подняла ладонь на уровень груди, как бы запрещая Алексу следовать за ней. – Нет, нет, не ходи. Там же харем все-таки… Я сама.

– Но…

– Не беспокойся. Самые ядовитые змеи уже уползли. Остальные не причинят вреда. Наоборот – помогут.

Девушка скрылась на галерее… Вскоре из харема донесся приглушенный… то ли визг, то ли смех… Нет, все-таки смех…

– Радуются! – пояснил управитель.

Он уже оправился от первого потрясения, надел чалму, выпрямился и даже осмелился спросить:

– Что теперь со всеми нами будет, если теперь Туртукай – под Россией.

– Не бойся, старик, не убьют! – расхохотался Ляшин. – Мы, русские, народ отходчивый. – Чай, хозяева-то не все добро прихватили… На жизнь кое-как хватит, а?

– А дом? – не отставал управитель. – Он чей теперь будет?

– Гм… – молодой человек задумался. – Наверное, наследникам отойдет… если тут есть такие.

– Есть, есть, – обрадованно закивал старик – едва чалма не свалилась. – И младшим женам… и мне кое-что отписано… А… может, какой русский эфенди здесь возжелает поселиться?

– Может быть. Но только временно…

На галерее послышались чьи-то легкие шаги, и в комнату вошла Бояна с небольшой замшевой котомкой на плече… и с обнаженным ятаганом в руке! Позади шагали еще три женские фигурки, закутанные в покрывала так, что виднелись одни лишь глаза. Одна из девушек была чернокожей. Или просто давно не умывалась?

Бояна махнула ятаганом:

– Это наложницы и младшие жены. Хотят спросить – что теперь с ними будет?

– Уже спросил один, – хмыкнув, Алексей кивнул на ятаган. – Нашла? Или отобрала?

– Рашида отдала, – девчонка кивнула на негритянку, и та тут же поклонилась, приложив руку к левой груди. – И еще кинжал, и – видишь – пояс. Хороший, кожаный. Такие солдаты носят.

– Тебе бы еще сорочку сменить.

– Сменю. Успею, – Бояна сняла с плеча котомку. – Я свои вещи нашла. Самое главное – кофту с молитвами… Подарок Джамили. Была у меня такая подружка еще там, в Кючук-Кайнарджи… Да, вот еще – всем девушкам Керим шелковые шнурки оставил. Подарочек на прощанье. Чтоб удавились.

– Не, не, не! – замахал руками молодой человек. – Давиться не надо. Надо жить. Переведи…

– Они понимают.

– Тем более!

Молодой человек подавил улыбку и, вспомнив незабвенного товарища Сухова, обратился к остаткам гарема напрямую:

– Девушки! Вы теперь не чьи-то там жены, а свободные женщины Востока! Сами по себе теперь будете жить.

– Ой! – наложницы разом вздохнули.

– Обижать вас никто не будет, а вот насчет жить… Хозяйство, я вижу, имеется. Сад, огород, овцы… Проживете!

Повернувшись к Бояне, молодой человек понизил голос:

– Как у них со стариком?

– Он их побаивается, – девушка едва сдержала улыбку. – Особенно Рашиды. Она тут – заместо капрала. Все слуги – в кулаке. Но так она хорошая, добрая…

– Ну так и живите пока вот так – общиной, – уходя, громко провозгласил Ляшин. – Ну а потом, кто знает… Может, кто и мужа себе найдет. Одного, вот так-то!

– Ляксей Василич! – громко позвали со двора.

Глянув в окно, капрал увидел Прохора. Тот помахал рукой:

– Никодим Ивыныч, сказавши – ты сюда подался…

– А что случилось-то? – Ляшин распахнул окно, выглянул. Хорошие были дома у турок – светлые, окон полно! От солнца жгучего – занавески, плотные или – чаще – полупрозрачные. Чтоб на улицу во все глаза смотреть, себя особенно не показывая. Для многих жен в хареме – единственное доступное развлечение.

– Да тут, рядом. Соседи… Говорят, тебя знают. Видели уже.

– А, это мои! Сейчас…

Молодой человек обернулся:

– Бояна, ты пока тут или со мной?

– Пока тут останусь. Еду вам приготовим… Зайдете ведь?

– Зайдем!

– И вот еще… – Бояна протянула Ляшину ятаган. – Возьми вот… Осторожно только, пальцы не обрежь. Я потом научу, как обращаться…

– А у меня – вот! Кинжал. Хороший, от известного мастера из самого Истанбула. Раньше я его у Кичик-ханум видела. Теперь – мой. Как ты говоришь – трофей.

Гордо поведя плечом, девушка вытащила из-за пояса… обыкновенные ножницы! Нет, красивые, конечно, золоченые, с инкрустацией и вязью. Но – ножницы. Особенно – по рукоятке заметно. Кольца для пальцев, ага.

– Так это же…

– Да, ножницы, – довольно засмеялась Бояна. – Ими можно ногти подстригать или волосы. Однако лезвия заточены с двух сторон. И очень хорошо заточены. Да и метать удобно – центр тяжести выставлен отменно.

Алексей удивленно покачал головой:

– К чему такие сложности?

– Это – женское оружие, – девушка убрала ножницы за пояс, вернее – подвесила на особой цепочке. – В гареме ведь ножи и кинжалы запрещены.

– Ах, да, да… Ладно, пойду я.

– Удачи тебе, Алексей. Так ждем…

* * *

Во дворе уважаемого хаджегяна Исмаила-аги собрались все обитатели дома… и русские солдаты во главе с самим ротным – франтоватым капитаном с обычной русской фамилией, кою все постоянно путали. То ли Иванов, то ли Петров, то ли Сидоров. Ой, нет – Цветков! Имя такое еще было затейливое… тоже все забывали, да и к чему – ротный и ротный. Господин капитан или ваше благородие. К чему в армии фамилии-имена?

Ах, да – Елизар! Елизар Цветков – вот как франта-то петербургского звали, из самой столицы за дуэли сосланного… но командир бравый, боевой, и человек справедливый – за то ротного и уважали.

Кроме ротного, еще были все свои из полуроты – плутонга – и даже из ляшинского «взвода» – тот же Никодим Репников.

– А, капрал! – узнал ротный. Еще бы не узнать – именно капитан и заведовал приемом «огненной азбуки». – Так это ты здесь, значит, проживал? Что за люди? Сразу их расстрелять или пусть живут себе?

– Да пусть живут, вреда от них нету.

Турки молча стояли, переминались с ноги на ногу, гадали: убьют или жить позволят? Исмаил-ага в порванном плаще, старшие писцы – Али с Ибрагимом, мальчишки. Все бюрократическое воинство!

Глянув на бывших своих коллег, Алексей вдруг улыбнулся и подмигнул испуганному Мураду:

– Ну что, братцы, задумались? Будете теперь под Россией жить… как раньше под Стамбулом жили. Веру вашу менять никто заставлять не будет. Хотите Аллаха, мечеть – пожалуйста. Что же касаемо государственной службы… Добрые чиновники и российской канцелярии пригодятся!

Махнув рукой, Алексей обернулся на ротного:

– Так я говорю, господин капитан?

– Так, так, подтверждаю, – ротный засмеялся и, подкрутив усы, добавил уже несколько тише – для своих и для Ляшина: – Ты, капрал, лучше водки найди… ну, или вина какого-нибудь. Подпоручика твоего обмывать будем… иди даже бери выше – поручика. Там сам господин генерал-майор наказывал… Ну а с этими… Пускай пока живут себе. Понадобятся – вызовем.

– Живите, – глянув на турок, рассмеялся Алексей. – Пока свободны все. А вас, Штирлиц… А вот тебя, Мурад, я попрошу остаться!

С мальчишкой говорили с глазу на глаз. Уселись в укромном местечке, у бани. Ротный даже караул приказал выставить – чтоб случайно не помешали. Мурад сначала боялся, а потом ничего, очень даже разговорился, особенно, когда понял, что Али-Урус зла на него не держит, не гневается.

Что знал, рассказал, ну, а чего уж не ведал – увы. Главное Ляшин и капитан уяснили – по всему выходило, что Рауль Мустафа-бей был здесь главным турецким шпионом, резидентом, если уж можно так сказать. Иванну-Ивонну Мурад раньше не видел, что и понятно – женщины-мусульманки лица свои никому, окромя родного мужа, не показывали. Не имели такой дурной привычки, держали себя в скромности.

– Кроме Туртукая, он еще какие-то города называл? – поинтересовался ротный. – Ну, может быть, случайно или звал туда соглядатаем?

Мальчишка задумался:

– Ну-у, звать – покуда не звал… А вот разговор заводил. Мол, нет ли у меня знакомых иль родичей где-нибудь в Силистрии, Кючук-Кайнарджи, Гирсове…

– Только про эти городки говорил? – дотошно уточнил капитан. – А про Негоешти, Журжу – не спрашивал?

– Не-е, про эти не спрашивал.

– Ага, – понятливо покивав, ротный перевел взгляд на Ляшина. – Значит, на нашей стороне мальчишку использовать не собирались. Только здесь. Ладно…

Отпустив Мурада, капитан Цветков еще долго расспрашивал капрала о турецкой жизни, о работе в канцелярии, о том, как тут все вообще.

Алексей отвечал обстоятельно, не торопясь, а турецкое «присутствие» вообще описал во всех забавных подробностях, так, что ротный смеялся до слез.

– Курьер, говоришь, казенный? Срочно! Важно! Вчера?! А они отчеты верстами шпарят да знай себе врут… Ну-ну! У нас, кстати, точно так.

* * *

Относительно дальнейших планов главнокомандующего графа Румянцева в суворовском полку никто ничего не знал. Армия Румянцева в ходе наступления разбила полевую армию противника во всех боях, однако не смогла развить успех и взять важную турецкую крепость Силистрию. Румянцев вынужден был отвести войска обратно за Дунай, оправдываясь нехваткой сил и недостатками снабжения.

Что же касаемо Александра Васильевича Суворова, то Румянцев перевёл его в резервный корпус – «чтоб излишне не геройствовал», а затем назначил комендантом в Гирсово, город, занятый русскими на правом берегу Дуная. Туда же последовал и весь Астраханский полк, и казачки-донцы тоже.

По прибытию в Гирсово Александр Васильевич принялся укреплять местную крепость, а в небольшом отдалении от нее, в устье неширокой речки Боруй, на возвышении, велел строить временные укрепления из земли из всех подручных материалов – шанцы. Укрепления получили заковыристое название «Московский ретраншемент» и должны были прикрыть переправу. Другие подходы к гирсовский крепости – или, как именовал сам генерал-майор – замку, прикрывали редуты – отдельно стоящие укрепления сомкнутого вида, вполне серьезные, с валом и рвом, предназначенные для круговой обороны.

Под команду Суворова поступили Первый Московский и Выборгский пехотный полки, а также еще один отряд казаков, на этот раз – запорожцев. И все равно – сил было маловато! Говорили, что старый граф (Румянцев) всегда был скуповат на подкрепления, по примеру прусского короля Фридриха стремясь достигать успеха наименьшими силами.

Правда, все же послал на подмогу бригаду Андрея Милорадовича. Сам Милорадович в те дни хворал, и его замещал грузинский князь полковник Давид Мачабелов, отличавшийся недюжинной храбростью на поле боя.

Всю присланную помощь – два пехотных полка, три эскадрона гусар, артиллерию – Суворов разместил на правой стороне Боруя, создав манёвренный резерв.

Солдаты зря времени не теряли, все время что-то строили, учились взятию крепостей. Все это Александр Васильевич контролировал лично – «Тяжело в учении – легко в бою!» – так, и никак иначе.

Что же касаемо новопроизведенного поручика Алексея Ляшина, то в Гирсове для него нашлась несколько иная роль, впрочем, давно лелеянная Суворовым.

Командующий, а ныне – комендант, занимал в Гирсове просторный турецкий дом, куда Ляшина и вызвал. Нижний этаж дома был сложен из камня, а верхний – из дерева. По всему второму этажу выделялись выступающие балконы, по-турецки именуемые джумбалар, из-за этого жилые помещения становились более просторными.

Подходя к дому, Алексей машинально глянул в окна, а затем, передав письменное приглашение часовым, прошел во двор, куда выходило большинство окон. Посреди двора бил небольшой фонтан, рядом с которым в тени располагалась резная беседка. Именно там и расположился Суворов. Именно туда и провел посетителя суворовский порученец дюжий рыжебородый казак Епифан, хорунжий.

– Ваше превосходительство, поручик Ляшин по вашему приказанию явился!

– А-а, заходи, заходи, Алексей! Хочу тебе поручить одно дело… Важное, и не для чужих ушей.

Алексей, в принципе, догадывался, о чем пойдет речь. Все о том же. О разведке, черт ее побери, или теперь уж – о контрразведке. Вот ведь, все дела, дела – бегаешь целый день, словно запряженная лошадь, о своем, о главном – как выбраться отсюда?! – подумать некогда. Ну, раз уж впрягся в гуж, не говори, что не дюж – это правило работало и здесь, в конце восемнадцатого века.

– Вчера на редуте оползень случился, – пригласив поручика сесть, командир начал с полной конкретики. – Дюжину солдат в реку снесло. Дюжину! И вот что… Не оползень это был – взрыв! Кто-то заложил пороховую мину. Кто?

Нервничая, Суворов вскочил на ноги – маленького роста, однако же – жилистый, ловкий.

– Ах, подлецы… Кто это, Алексей, без тебя уже ищут. Как найдут – доложат. Ты же главным заняться должен… Чем?

Прищурив глаза, Александр Васильевич пристально посмотрел на Алексея. Тот спокойно выдержал взгляд и, спрятав усмешку, высказал мысль:

– Думаю, у тех, кто заряд подложил – хозяин, командир есть. Вчера – редут, позавчера – шанец, третьего дня – вообще в крепости пушка грохнулась. Все само по себе? Нет. И не отдельные это группы.

– Верно говоришь, Алексей! – хлопнув Ляшина по плечу, Суворов вновь присел рядом. – Хозяин! Всей этой мерзости – господин. Вот ты мне его и отыщешь. Разворошишь осиное гнездо – всех выкурим! Иначе… Иначе несладко нам придется. Есть, есть слабые места – и много. Да и маловато людей. Так что ищи, Алексей, да не теряй времени даром. Такой тебе будет нынче мой приказ.

– Слушаюсь, ваше превосходительство!

– Слушаться потом будешь. Пока обскажи-ка, с чего начать думаешь? Мысли-то у тебя ведь имеются, а?

Ну, а как же? Имелись мысли…

– С каптенармуса думаю начать…