Текст книги "Суворовец"

Визитеров было двое. Один – здоровенный бугай с рыжей бородой и длинным кинжалом за поясом – здорово походил на разбойника, второй…

Второго Бояна узнала. Солидное брюшко, тонкий, с небольшой горбинкою, нос, вислые усы, тщательно выбритый подбородок. Цепкий, как у лошадиного барышника, взгляд. Одет солидно: синие шелковые штаны-«дзагшин», кафтан, кожаный пояс…

Хашим-хаджи! Двоюродный дядюшка из Кючук-Кайнарджи. Испортивший племяннице жизнь. О, как же она его ненавидела…

– Это – кошка! – Хашим тоже узнал девчонку. Отпрянул, выхватывая кинжал… и сразу же бросился:

– Убить ее! Убить!

Уж точно, он вмиг раскромсал бы племяннице горло… Да вот только та оказалась проворнее! Схватила висевшие на поясе ножницы. Те самые, что в гаремах используют, как стилет… Воткнула насильнику в сердце! Собаке – собачья смерть.

– Хватайте ее! – тут же приказала хозяйка. – В чулан. И приберите труп, живо.

Слуги – Давид и Аббас – схватили служанку за руки, повели… Та не сопротивлялась – смысл? У таких бугаев не вырвешься.

* * *

Чулан, как ему и полагается, располагался на первом этажа дома, рядом с комнатами для слуг. Небольшая комната, заваленная всяким хламом – старой посудой, кусками ткани, мешками, матрасами, подушками, одеялами… Объемистый ларь для муки, подвешенные на поддерживающем крышу столбе связки овощей и трав.

Затворив дверь, заперли снаружи на большой висячий замок. Ключи от него всегда были у тетушки Салимы… но нынче их взял Аббас, у такого здоровяка – отбери попробуй. Да и кто будет отбирать? Некому.

Жалела ли Бояна о том, что сделала? Нисколько. Хашима нужно было убить. Обязательно! Такая мразь просто не должна была жить.

Девушка разложила на полу одеяла, уселась… задумалась. Ну вот, наконец, отомстила. Сподобил Господь, но почему-то радости особой нет. Может, не стоило так торопиться? Хотя Хашим-хаджи ведь ее узнал. Рассказал бы… Так что все равно бы оказалась дева в чулане – хоть так, хоть эдак. Теперь как-то бы нужно выбираться… Или весточку о себе подать. Алексею, Алексу… верному другу – в это хотелось верить.

Но как подать? Да никак, никто не поможет, даже тетушка Салима. Значит, нужно выбираться… Как? Маленькое оконце забрано ставнями… их ведь можно открыть, однако – узковато, только кошке пролезть. Кошке… Так она, Бояна и сама – Дикая Кошка. Зря, что ли, прозвали? Может, пролезет все же? Хм… а если еще и раздеться? Да смазать плечи и спину маслом. Вон оно, в кувшине… Оливковое.

Встав на ноги, узница подошла к окну и попыталась распахнуть ставни. Распахнула! Сквозь узкий проем ворвалось в узилище терпкое тепло южной сентябрьской ночи.

Сбросив одежду, девушка попробовала пролезть… Узко! Даже голова не пролезает. Вот ведь незадача-то! А если попробовать расширить проем… ну, вот хоть этой медной тарелкой… Нет, края мягковаты. А вот тут кувшин…

Снаружи загремели ключи. Девчонка быстро натянула одежку. Что уж успела – сорочку, штаны…

– О! Она уже и окно открыла!

В чулан вошла госпожа Рашель в сопровождении слуг – Давида с Аббасом.

– Бежать собралась, дрянь? – левой рукой хозяйка взяла девчонку за подбородок, правой же больно хлестнула по щеке. – Привяжите ее к столбу. Да понадежней!

Слуги поспешно исполнили приказание. Схватив узницу, привязали к столбу за поднятые кверху руки.

– Ноги тоже вяжите… Ударит еще… Да, и принесите мне плеть!

Бояна презрительно скривилась: ишь ты, сама пытать собралась! Ну-ну…

– Я смотрю, у тебя совсем совести не осталось, – выпроводив слуг, госпожа Рашель подошла к привязанной узнице ближе. – Плохо ли тебе у нас было, а? Всегда сыта, одета… При деньгах! Не ценила, тварь. Ничего, сейчас ты все про себя расскажешь…

Рывком разорвав сорочку, Рашель обнажила бедолагу до пояса, ухмыляясь, спустила с нее штаны… И взялась за плеть! Размахнулась, ударила – обожгла, рассекла нежную кожу в кровь.

Узница лишь закусила губу – бывало и хуже.

– Ну, будешь рассказывать?

– Буду. Но что говорить-то?

– Всё!

Отложив плеть, хозяйка уселась на ларь.

Бояна взглянула на нее с явной укоризною и обидой:

– Вы бы, госпожа, сначала сказали, что хотите узнать. Я бы и сказала. А то сразу бить. Да еще словами разными обзываетесь.

– Ну… ты же человека убила! Между прочим, нашего друга, – голос хозяйки звучал как-то растерянно.

– Ха! – фыркнула узница. – Это потому, что он сам меня чуть не убил! Вы же сами видели.

– Так расскажи, почему так? Откуда ты знаешь… знала почтеннейшего Хашима-хаджи?

– Этот человек – мой дядя, – Бояна не стала кривить душой. – Он предал и продал меня.

– Твой дядя? Ой, как мало я о тебе знаю, оказывается…

Снаружи послышались шаги и в дверь постучали:

– Приехал господин Мустафа-бей, госпожа.

– Сейчас иду…

Обрадованно хмыкнув, хозяйка вдруг погладила служанку по плечу:

– Ну, жди, милая. Вдвоем-то мы тебя и допросим…

– Так, может, пока развяжете? Руки-то затекли совсем.

Глава 8

Осень 1773 г. Гирсово. Добруджа

Бояне все же удалось развязаться. Руки тонкие, веревки – так себе, гниловатые. Сначала одну руку вытащила, а дальше уж дело пошло веселей. Развязалась… Подтянула штаны, надела сорочку… Шмыгнула к двери, прислушалась. Вдруг подумалось – может быть, хозяйка забыла запереть замок?

Девушка дернула ручку… Да нет, ничего эта змея не забыла! Что же делать-то теперь, что? Ну, развязалась… А дальше? Через окно не пролезть, дверь закрыта. Что остается-то? Да стукнуть того, кто войдет, по башке чем-нибудь тяжелым. Вот хоть этой старой сковородой. Вещица для такого дела вполне подходящая!

Взвесив сковороду на руке, пленница мстительно прищурилась, прикидывая дальнейший план действий. Ну, допустим, удастся кого-то огреть. Дальше? А дальше – выскочить да уносить ноги! Что еще делать-то? Ничего другого, похоже, не остается.

Во дворе послышались голоса – приглушенные, мужские. Целый гомон! Бояна осторожно выглянула в окошко и выругалась. Показалось, будто весь двор был полон людьми! Луна, зависшая над соседней мечетью, выхватила из темноты заросшие бородатые лица. Господи, откуда здесь взялись все эти люди? А, это, верно, разбойники из шайки Кривого Абдуллы! Да уж… теперь не убежишь, просто и во двор-то не выйдешь. По крайней мере – пока. Ну да – пока. Придется ждать, улучить удобный момент и дать деру. Не вечно же они тут ошиваться будут?!

Внезапно гомон затих – на крыльце появилась стройная фигура Мустафы-бея. То есть самого бея Бояна не видела, зато голос узнала.

– Вот что, братцы, – негромко начал главный шпион. – Уже очень скоро мы поднимем восстание. Сигналом к нему будет сильный взрыв – вы его услышите. Как только услышите – врывайтесь в первые попавшиеся дома, вытаскивайте на улицу жителей и начинайте резать! Не важно, кто перед вами – мужчины, женщины, дети. Режьте, и пусть они громко орут, стенают, плачут! Аллах простит вас. Мало того! Вас ждет благодарность самого султана.

Тут Мустафа-бей сделал паузу, и разбойники одобрительно загудели. Через какое-то время речь продолжилась:

– Кто спросил сейчас – можно ли грабить? Можно и нужно. Но! Не тащите никуда добро, не прячьте! Все это и так будет вашим. Да, не надо поджогов… без приказа. Ну, если кому-то понравится хорошенькая дева – можете не стесняться! Аллах простит. Сегодня заночуете здесь, во дворе. Завтра укроетесь в тайном месте. И будете ждать. Заверяю вас – недолго.

Во дворе… Понуро усевшись на корточки, узница положила сковородку на пол. Побег пока что откладывался. На неопределенное время.

Снаружи заржала лошадь. Кто-то уезжал – Мустафа-бей? Если так – не повезло хозяйке. Она-то, верно, надеялась…

За дверью послышались шаги. Загрохотал замок. Немой великан Аббас вошел в помещение первым, держа в руке горящую свечку. Следом шагала госпожа Рашель…

– Так и знала, что эта кошка развяжется. Аббас, поставь свечку…

Великан схватил пленницу за руки, потащил к столбу. Приподнял, подвесил, связав так крепко, что девушка закричала.

– Осторожно! Раньше времени не пришиби, – недовольно пробурчала хозяйка. – Дай плеть! И подожди за дверью.

Госпожа Рашель выглядела рассерженной и печальной. Ну да – любовник-то уехал, ага…

– Что смотришь? Н-на!

Удар!

Девушка дернулась.

Еще удар, еще…

На этот раз хозяйка не рвала с Бояны сорочку, не стягивала штаны и ничего не спрашивала – просто била, срывая злость. Впрочем, силы истязательницы очень быстро иссякли. Бросив плеть в угол, она повернула голову:

– Аббас! Развяжи ее… А то и впрямь окочурится. Завтра вечером она – твоя. Делай с нею, что хочешь. Только, смотри, не убей.

Великан почтительно поклонился, в узких глазах его мелькнуло что-то звериное, на тонких губах заиграла ухмылка…

– А ты… – подойдя к узнице, госпожа взяла ее за подбородок. – Подумай-ка хорошенько, время еще есть. Правда, немного. Может, стоит все рассказать? И про портного на рынке, и… и много чего еще. То, что нам было бы интересно… Ну, а если ничего такого и нет, если ты просто честная дурочка, то тем хуже для тебя. Просто тебе не повезло, так иногда бывает.

После ухода хозяйки и сопровождавшего ее слуги Бояна расплакалась. Навзрыд. Нужно было выплакаться – слишком уж много всего навалилось за этот день.

Ну, почему? Почему так несправедлива жизнь? Она ведь была послушной дочерью, не грешила, даже вина почти не пила. И вот на тебе! Погиб отец, двоюродный дядя, на которого так надеялась, оказался подлецом и мерзавцем. Алекс… Алексей – пожалуй, единственное светлое пятно, да и тот, если уж честно, ее просто использует. Ах, вот, если бы все стало, как раньше, когда был жив отец! Жила бы себе и жила, спокойно, без всяких лишений. Вышла бы замуж, нарожала детей… Какая разница, у кого власть – русские, турки? Лишь бы давали жить. Однако вон оно как все обернулась-то! Теперь… теперь даже и непонятно, как и вообще… Хотя как раз понятно. Особенно – про завтрашний день. Может, лучше лишить себя жизни, хоть это и грех? Ну да, вон веревка – удавиться можно вполне…

А вот пошли все к дьяволу! Удавиться – ага… Не дождетесь! В конце концов, Гирсово-то принадлежит русским. Надо только подать о себе весть! Как? А вот это надо придумать. Еще только вечер, еще целая ночь впереди… Думай, Бояна, думай! На то тебе и голова дана.

Так ведь… Красный кушак! О нем ведь и говорил Иван Андреевич! Мол, если совсем туго придется… Сейчас ведь как раз так и есть! Значит, срочно повесить красный кушак. На бельевой веревке, у ясеня. Повесить, привязать… Вот только как? Да и кушака нет… ни красного, никакого… Однако вот… Веревка-то – вот она. Только не красная…

Вскочив на ноги, девчонка одним движением сбросила сорочку. Подошла к оконцу, встала в свете луны, осмотрела себя… Кровавые шрамы уже запеклись… До спины не достать, да и не видно… а вот на боках, на бедрах… Всего-то и остается разбередить раны!

Ах, больно-то как, господи-и-и…

Бояна едва не завыла от резкой боли! Однако, стиснув зубы, продолжила… Капли крови упали на пол… Не-ет, не на пол надобно, а вот веревочку смочить…

Х-ху-у-у!

Наконец, выдохнув, девушка надела сорочку. Подошла к двери, решительно пнула ногой:

– Эй, есть тут кто?

Ну да, а то она не знала! Здесь, на первом этаже, кроме чулана еще располагались комнатки для слуг. В одной из таких она и сама спала-проживала.

– Чего орешь?

Ага! Это, похоже, Давид, больше некому. Не немой же Аббас начал вдруг разговаривать?! Конечно – зиндж.

– Пить хочу! И еще это… в уборную.

– Выпускать госпожа не велела.

– Говорю же, в уборную надо! Ну… и там мой кафтан еще на веревке… холодно здесь.

– Хм… – слуга нерешительно затоптался. И вдруг понизил голос до шепота: – В уборную, говоришь? Я б, конечно, тебя бы и отвел… Да вот ты мне – что?

– Все, что хочешь…

– Я много чего хочу!

– Ну так давай… действуй! Или так испугался госпожу?

– Э, не болтай зря! Давид никогда не был трусом.

– Только вот ключи… они, похоже, у Аббаса… или у госпожи… – вдруг вспомнила пленница.

В ответ послышался лишь приглушенный смех:

– Ты забыла, кто главный слуга в этом доме?

Загремел замок. Дверь распахнулась.

– Идем. Только тихо. И накинь что-нибудь на голову. У нас во дворе нынче много чужих.

Вот и уборная. В углу двора, у ясеня. Заскочив в резную дощатую будочку, обсаженную кустами роз, девушка почти сразу и выскочила. Подбежав к ясеню, сняла с веревки халат – там еще много чего сушилось, недавно стирали. Оглянулась… Давид нетерпеливо переминался с ноги на ногу совсем рядом… Бояна быстро сняла кушак… вернее сказать, обрывок веревки, выкрашенный собственной кровью. Не совсем, конечно, красный, но… уж как смогла. Насколько хватило крови.

– Ну, все… Попить принесешь?

– Конечно…

Войдя в узилище, девчонка сбросила с себя всю одежду, встала нагая в свете луны. Почувствовала за спиною шаги… Потные от накатившей похоти руки жадно облапали талию, помяли грудь, спустились к пупку… ниже…

Только представить все это года два назад! Тогда бы казалось – уж лучше смерть, но сейчас… Сейчас было все равно. Только как-то противно все, гадко.

– Нагнись, да… Вот так, так… та-ак…

Не плакать! Эй, не плакать, нет… Завтра будет хороший день! И жизнь, и удача… будет…

* * *

О красном кушаке Ляшин узнал почти сразу же, утром, от Круглова. Тот заглянул с утра на базар, прошелся мимо дома госпожи Рашель – там и заметил кушак. Не совсем красный, но… Знак беды!

– Ну, что, господин поручик? Выручать девку надо. Думаю, с дюжину солдат хватит с лихвой.

Секунд-майор хмыкнул и почесал щеку. Лицо его, видно, со сна, выглядело неопрятным и хмурым, однако глаза смотрели решительно и твердо.

– Да, надо, – согласно кивнул Алексей. Поднялся на ноги, заходил по двору – думал, соображал, рассуждая вслух и лишь иногда советуясь с Кругловым. Хоть тот и был старше по званию, однако ж по должности и задания ради должен был подчиняться поручику… что бравого майора ничуточки не смущало. Должен так должен – чего уж? Тем более Алексей Васильевич – человек тактичный, не какой-нибудь там держиморда малосольного разлива, каким хоть самую малейшую власть над людьми дай – так потом вовек не расхлебаешь!

– Солдаты – да… Сейчас сразу же к коменданту и зайдем, попросим. Тут уж времени терять нельзя – раз кушак красный. Видать, раскрыли девчонку.

– Что сделали?

– Ну, разоблачили, да. Только вот… – Ляшин остановился и покусал губу. – Как бы так сделать, чтоб и Бояну из-под удара вывести, и чтоб шпионское гнездо не разворошить. Ну, не спугнуть вражин раньше времени.

– Экий ты хват! – присвистнул напарник. – Это, как у нас говорят – и на елку влезть, и…

– Да знаю я, как у вас говорят, – поручик задумчиво посмотрел в небо, ясное и высокое, как и всегда в эту раннюю осеннюю пору. Сентябрь в Добрудже – лето еще!

Что-то вертелось в голове, какая-то мысль, и очень хорошая мысль, толковая… только вот никак не ухватить ее было! А надо бы… что же…

– Красный кушак, – негромко повторил Ляшин. – Кушак красный… Красный… Ха! Красная Рука! Этот, как его – Кирмизи Эл! Ну, разбойник.

– Да знаю я разбойника. При чем тут разбойник? Хотя… – секунд-майор вдруг с азартом хлопнул себя по ляжкам. Недоуменная гримаса на красном лице его сменилась самой широкой улыбкой:

– Ну ты, Алексей Василич, хитер! Ишь, что удумал… Только надобны лошади… одежонка турецкая… И… дюжины солдат, думаю, хватит.

– Драгун попросим. Они и на лошадях… и рожи у них свирепые. Особенно если с похмелья.

– Ох уж эти драгуны! – хохотнул Круглов. – Сущие разбойники, да уж! У местных всех кур покрали. Обыватели не раз уж самому Александру Васильевичу жаловались.

– Главное, чтоб языками потом не трепали.

– Ну, уж это мы их обяжем! Пущай только попробуют где вякнуть! Так идем уже?

– Идем, Иван Андреич! Идем.

Накинув форменный кафтан с вензелями Астраханского пехотного полка, Алексей прицепил шпагу и решительно зашагал со двора. Следом поспевал напарник. Шли быстро, понимали, Суворов мог запросто уже быть в крепости или на ретраншементе. У кого тогда солдат брать? Ну, разве что на свой страх и риск…

Так и пришлось! Суворова-то дома не оказалось. Как пояснил личный генеральский повар, его превосходительство еще в пятом часу утра отправился проверять караулы, да потом еще хотел провести рекогносцировку местности сразу за рекою Боруй. Турок-то в октябре уж точно ждали! Ну, в ноябре. Уж во всяком случае – до зимы. Зимой зарядят дожди, распутица – особо не повоюешь.

Драгун поблизости не нашли – нашли казаков, запорожцев. У тех тоже физиономии были – что надо! Зверовидные. Тем более секунд-майор хорошо знал есаула, так что дюжину человек отрядил сей же миг, правда, предупредил, чтоб ненадолго.

– Да недолго, – усаживаясь на предложенную лошадь, Круглов махнул рукой. – Часа за три управимся. А, Алексей Василич?

– Да за пару часов даже! Что там и делать-то?

Ляшин едва взгромоздился в седло – вот уж чего не любил, не жаловал! Однако же делать нечего, приходилось учиться. Слава богу, хоть ехали не быстро, и Алексей успел пояснить казачкам, что от них требуется. Турецкие кафтаны и сапоги нашлись у маркитантов, среди трофеев отыскались и сабли, и ятаганы, даже перья – тюрбаны украшать.

Впрочем, до старой площади доехали в обычном своем виде – дабы не смущать свои же разъезды. А уж там, за углом, переоделись быстренько, дальше уж времени зря не теряли – действовали нагло и быстро, тем более, пока то да се – уже и время-то приближалось к обеду.

– Ну, с Богом, – благословил Круглов. Самому-то ему соваться в знакомый дом пока что было не с руки. Он и не совался.

Стучать в ворота не стали. Парочка ловких молодых казачков перемахнули через забор – прямо вот так, с лошадей! Перепрыгнули да отворили ворота… Рванувшийся было к ним хмурый великан Аббас тут же и был отоварен палицей по башке. Так и повалился в пыль – изумленный.

Чернокожий Давид оказался хитрее – завидев чужих, проворно схоронился за кучей кизяка, в лопухах. Даже хозяйку не предупредил – так ведь и некогда было! Вон, чужаки-то распоясались… Виданное ли дело – среди бела дня! Э-эх вот бы чуть бы раньше явились, когда тут еще были люди Кривого Абдуллы! Вот тогда бы… Ну, что уж теперь гадать да рядить? Пока просто переждать надобно.

Особого шума чужаки, впрочем, не делали. Не палили в небо из пистолей и ружей, не орали. Просто спешились, порубали бросившихся с лаем собак… аккуратно заперли ворота и, оставив парочку часовых, один за другим вошли в дом. Никто им и слова супротив не сказал – да и некому было. Тетушка Салима – тоже, чай, не дура – отсиживалась в летней кухне, за печкой.

Бояну нашли сразу же – просто уже на первом этаже открывали комнату за комнатой, с азартом вытаскивая все более-менее ценное добро. Ну, одеяла да подушки без надобности, а вот за курительные трубки да за серебряные подносы маркитанты хорошую цену дадут.

С замком не возились – просто вышибли дверь. Думали добро… а там – девчонка!

Вскочила на ноги:

– Кто вы? Ой…

Узнав, бросилась Алексею на шею, разрыдалась, аж плечи тряслись…

– Ну-ну, не плачь, – неумело утешал Ляшин. – Теперь уж тебя никто не обидит.

Поручик покраснел от внезапно нахлынувшего стыда: видно было, что Бояне хорошо досталось. Осунулась вся, побледнела…

– Ну-ка, давай на двор… Ага…

Поручив девушку казакам, Алексей вновь вернулся в дом и во главе своего небольшого отряда поднялся на второй этаж. Хозяйка, конечно, заподозрила что-то неладное, выглянула из комнаты…

– Ой…

Они с Ляшиным встретились глазами. Алексей Васильевич сразу же узнал красотку Мари, ту самую, что встретил как-то в болгарской деревне. И эта встреча едва не стоила ему жизни. Хорошо, свои подоспели.

Рашель тоже узнала:

– В-вы? Что вы здесь…

– Берите ее, – обернувшись, поручик махнул рукой.

Казаки обрадованно накинули на голову красотке мешок, связали. Дюжий хорунжий легко перекинул упиравшуюся пленницу через плечо, ухмыльнулся:

– Куда ее?

– К господину коменданту. Пока под арест! А там видно будет. Да! И заткните ей рот.

Вот так вот, жестко. На всякий случай.

Вот оно как получается-то! Выходит, хозяйка шпионского гнезда госпожа Рашель – эта та самая болгарка! Старая знакомая, ага. Эх, знать бы раньше! Хотя, может, и к лучшему…

– Берите все золото, серебро. Все, что найдете! – распорядился Ляшин. – Треть – ваша, две трети – в полковую казну. Поспешайте – времени у вас немного.

Казачки с разбоем управились быстро, слава богу, какой-никакой опыт имелся. По мелочам нынче не шарились, но не прошло и получаса, как все, что представляло значительную ценность, было вытащено из дому и аккуратно сложено в переметные сумы. Драгоценные украшения, шелковые кафтаны, штаны, пояса, отрезы бархата и парчи, трубки, дорогая посуда… и даже сама красавица-хозяйка!

– Что ж… – осмотрев двор, Ляшин уселся в седло. Голову его покрывал тюрбан, вымазанное сажей лицо напоминало древнюю погребальную маску. Впрочем, узнать было можно… тому, кто знал. Ну, а кто уж остался…

На голову Бояны тоже накинули мешок – так было нужно. По знаку поручика один из казаков сунул ладонь в лужу собачьей крови, хлопнул по воротам – оп-п! Отпечаток кровавой длани готов. Чуть повыше засова. Чтоб боялись. Чтоб знали – Кирмизи Эл, Джелал Красная Рука, вовсе не погиб, зря надеялись! Вот он, здоров и счастлив, со всей своей шайкой. Как в старые добрые времена.

Да. Еще оставили надпись. Собачей кровью, на воротах, чуть пониже кровавой руки. По-болгарски… Или – по-гречески… Арабской вязью никто писать не умел.

* * *

После того, как налетчики покинули усадьбу, первой покинула свое укрытие тетушка Салима. За ней вскинулся из лопухов чернокожий Давид. Пришел в себя и немой великан Аббас. Уселся, недоуменно покрутил головой… и неожиданно улыбнулся. Слава Аллаху, не добили! Уже хорошо, и даже очень.

– Да, могло быть и хуже, – наклонившись, Давид подпоясался шелковым кушаком – разбойники второпях обронили.

– Смотрите-ка – Красная Рука! – тетушка Салима подошла к воротам. – Однако же поговаривали, будто Кирмизи Эл убит. Выходит, врали.

– Да, выходит, врали, – согласно кивнув, Давид прочел и надпись – тетушка Салима грамоты не знала, а Давид вот, оказывается, умел читать по-болгарски… или – по-гречески. Ну, где жил.

– За девушку и госпожу – триста аспр!

– Триста аспр! – ахнула тетушка Салима. – Ай, вай! Янычары столько не имеют, ва, Алла! Совсем совести у этого Кирмизи Эл нет.

– Нам, что ль, с тобой платить, тетушка? – цинично заметил Давид, потянув носом воздух. – Ты там мясо, что ли, жаришь.

– Ну да, барашка. И рис еще.

– Так, может, поедим? Или сначала поглядим, что тут еще осталось? А, Аббас?

Окончательно пришедший в себя Аббас радостно закивал и поднялся на ноги. Так втроем слуги и пошли в дом. Прибрать к рукам то, что осталось. А что еще делать-то? Да пользоваться моментом, ага. Убитыми горем слуги как-то не выглядели. С чего бы? Ну, украли разбойные морды хозяйку – шайтан с ней! О служанке никто даже не вспомнил… Правда, тетушка Салима украдкой вздохнула – Тамия-то неплохая девчонка была.

Кое-что в доме осталось, чего уж скрывать. Все в пользу слуг и ушло. Котомочки-то набили все! Сели обедать да заодно думать – как дальше быть. Тетушка Салима по простоте душевной предложила ничего такого не думать, а просто взять да разойтись, начав новую жизнь.

– Э, не-ет! – опасливо оглянувшись по сторонам, Давид погрозил пальцем. – Далеко мы с вами не уйдем. Забыли про Мустафу-бея? Он ведь нас и на дне моря сыщет. Так что уж лучше его тут подождать да доложить все, как есть, по правде. Думаю, не сильно он нас и накажет. Чай, даже таким господам верные слуги нужны.

Услышав такое предложение, великан Аббас довольно закивал – поддерживал. Согласилась и тетушка Салима, правда – с опаскою. Вдруг да что? Вдруг да именно их виноватыми сделают?

Явившийся ближе к вечеру Мустафа-бей выслушал всю историю совершенно невозмутимо. Даже бровь не дернулась. Лишь только губы… и то в ухмылке.

– Что ж, на все воля Божья – иншалла!

– Иншалла, – спешилась приехавшая вместе с молодым господином дева – Ивонна. Красивая, стройная… и опасная, как змея!

– Иншалла! – слуги разом повалились на колени.

– Может, оно и к лучшему, – заходя в дом, задумчиво пробормотал Рауль. – Куда хуже было бы, если бы Кирмизи Эл встретился вдруг с шайкой Кривого Абдуллы. Тогда бы вышел шум! А оно нам надо? А так… спокойно все… тем более скоро все закончится. Что же касаемо Мари… госпожи Рашель…

– Думаю, нам вовсе не нужно ее выкупать, – негромко засмеялась Ивонна. – Зачем? Дело ведь вроде как сделано…

– Не нужно, да, – Мустафа-бей направился к лестнице, ведущей на второй этаж. – Если она и впрямь у Красной Руки. А если – нет? Если она попадет к урусам?

– Так теперь уж все равно. Что они успеют-то?

– Теперь – да. А если с нашим наступлением что-то пойдет не так? – Рауль обернулся. – Если придется все начинать снова? Ты разузнай. И, если что…

– Я поняла, господин, – пряча змеиную улыбку, покорно поклонилась Ивонна.

Мустафа-бей не испытывал никаких горестных чувств. Абсолютно! Какое дело восточному мужчине до каких-то там женщин? Правильно – никакого. На все воля Аллаха. Иншалла.

* * *

Подвал восточной башни использовался как арсенал. Повсюду стояли бочки с порохом, вдоль стен были аккуратно сложены ядра. Отдельно простые – каменные и чугунные, отдельно разрывные – так называемые «гранаты» или «бомбы». Еще в достатке имелась картечь для легких полковых пушек.

– Однако тут опасненько! – Круглов поднял свечку повыше. – Не взлететь бы на воздух, ага.

– Так осторожнее надо… Тсс!

Подняв вверх указательный палец, Ляшин прислушался – и явственно услыхал приглушенные голоса, доносившиеся откуда-то из-под земли, словно бы из самого ада!

– Слышишь, Иван Андреевич?

– Ага… – затаил дыхание напарник.

Оба застыли, как статуи. Стекающий с горящей свечи воск падал на каменный пол крупными горячими каплями.

Вот снова голоса… Напарники переглянулись – кажется, есть! Ну, вот он, подземный ход, вот они – супостаты. Только копни, ударь парочку раз киркой. И можно брать… А потом допросить с пристрастием!

* * *

К обеду обо всем доложили Суворову. Выслушав, комендант Гирсова усмехнулся и, склонив голову набок, с хитрецой посмотрел на Ляшина:

– Так, говоришь, таки взять?

Алексей отрицательно кивнул, как делали местные болгары, у которых кивок означал «нет», а мотание головой – «да».

– А что, что тогда? – заинтересовался начальник. – Да ты щи-то хлебай, а то Иван Андреич вон как наяривает.

Отец-командир нынче пригласил напарников отобедать, «чем бог послал да доброхоты местные поделились». Александр Васильевич всегда любил простую солдатскую пищу, вот таковою и потчевал. Щи из свежей капусты с говядиной, каша да печеная рыба. Еще кисели да пироги – с белорыбицей, с капустой, с грибами. Все вкусное, только что сготовленное, как говорят – с пылу, с жару.

После недавнего «налета» на шпионское гнездо его хозяйку, госпожу Рашель, поместили под арест в резиденции коменданта. Конечно, не в подвале заточили – предоставили отдельную комнату на втором этаже, в бывшем хареме. У двери выставили часового, навесили на окна решетки, на том и порешили – все. Никуда пленница не сбежит, даже если очень захочет. Кормили хорошо – опять же, вот этой простой пищей, да еще Александр Васильевич прислал узнице ящик шампанского – подарок от местных купцов. Сам-то Суворов шампанское не жаловал – кисло, желудок с детства больной. А вот шпионка пусть пьет, коли хочет, не жалко. Тем более – дама все-таки, не из простых крестьян.

Кое-что Рашель все-таки рассказала. Поначалу-то с ней не церемонились, припугнули по полной программе: притащили в подвал, одежку сорвали, на дыбу вздернули… Палач вышел с кнутом…

Сомлела шпионка, да, в себя придя, рассказал, что знала. И о Мустафе-бее с помощницей Ивонной-«змеей», и о шайке Кривого Абдуллы, что должны были поднять мятеж по условному знаку, коми, и был бы большой и громкий взрыв! Что же касаемо предателей, то Рашель с легкостью «сдала» Круглова, с которым была знакома лично, а вот дальше дело не пошло. Просто она больше никого конкретно не знала, лишь слышала от Рауля о каком-то фортификационном инженера и о «верном человеке в небольших чинах», координирующем всю систему турецких соглядатаев в гарнизоне.

Собственно говоря, все это Ляшин с Кругловым знали и раньше и уже практически вычислили «иудушку» инженера, коим оказался некий Петровский Кузьма Лукич, вольнонаемный из бывших чиновников. Именно за «его» шанцем и наблюдали. Скорее всего, именно оттуда турки рыли подземный ход к восточной башне. Рыли, рыли – в этом как раз сегодня и убедились, с чем на доклад и пришли.

– Думаю, Александр Василич, не стоит вражин раньше времени трогать, – хлебнув обжигающие щи, осторожно промолвил молодой человек.

Суворов удивленно приподнял левую бровь:

– То есть как это – не стоит? Любоваться прикажешь на них?

– Да нет, – облизав ложку, Алексей положил ее на стол. – Думаю, сначала нам надо свой подкоп подготовить, свою «мину» завести… Ложную!

– Так-так-та-ак! – комендант тоже бросил есть и азартно потер руки. – Ну-ну, говори, говори давай!

– Мы же знаем, что взрыв – сигнал к турецкому наступлению. Так пусть и наступают… В то время и в том месте, что мы им своим вот этим взрывом укажем. Заодно – и разбойников прижмем.

– Славно! Ай, братцы, славно! – чуть подумав, господин комендант велел денщику принести водки. – А лучше, братец, наливки. Той, сливовой… Ага… Ну, с ложным взрывом понятно. А что с этими?

Тут вступил Круглов:

– А как все будет готово – так тех и взять! С двух сторон – с башни нашей и с шанца…

– А ежели там не будет никого?

– Тогда порох весь вытащить и засаду устроить. Все одно ведь придут!

– Славно… – комендант вновь задумался, пригладив непокорный седоватый вихор. – А разбойники? Их нашли уж?

– Ищем, ваше превосходительство! – встав, вытянулся секунд-майор. – Бояна нам в этом помогает не-худо.

– Бояна? А дева та… Вы ее берегите, ага.

* * *

Бояну и так берегли, что и говорить. Поселили здесь же, на комендантском подворье, в отдельных хоромах. Деньжат подкинули. Не так, чтобы очень, но на полдома уже хватило бы! Или на какой-нибудь маленький «эв». По совету Ляшина девушка вновь изменила внешность – закрасила рыжину басмой, превратившись в эффектную брюнетку, да переоделась в «болгарское платье»: длинная юбка, передник, платок. Родинку над верхней губой белилами забелила, нарумянила щеки… Теперь уж никому не узнать… если пристально не вглядеться.

Предосторожности сии казались Алексею ничуть не лишними. Слуги госпожи Рашель, правда, сидели тихонько в доме, но ведь был еще и Мустафа-бей. И Ивонна…

С Суворовым, в принципе, договорились обо всем. А уже назавтра…

* * *

День четырнадцатое сентября одна тысяча семьсот семьдесят третьего года Ляшин запомнил надолго. Уже к вечеру была готова «ложная мина» – на обрывистом берегу речки Боруй, где с недавних пор было сосредоточено огромное количество самой разнообразной артиллерии и личного состава.