Текст книги "Суворовец"

– С… чего? – Александр Васильевич изумленно вскинул брови.

– Со снабженческой должности, – невозмутимо повторил Ляшин. – Не оружие, не порох, не ядра. Боже упаси. Интендантство. Сапоги там, шанцевый инструмент, телеги, упряжь… Неприметная такая контора…

– Что?

– Присутствие. Ну, примерно такое, в каком я в Туртукае служил. Там и будем нанимать наши глаза и уши. Туда же и врагов приманивать.

Выслушав, Суворов задумчиво почесал затылок и решительно махнул рукой:

– Что ж, интендантство так интендантство! Так тому и быть. Денег тебе особых выделить не смогу – предупреждаю сразу. Как и работников. Однако дом будет и кошт казенный. Дела для виду какие – сам придумаешь. Ну и работников… Девка какая-то там у тебя была? Цветков рассказывал – фехтовать тебя учила.

– Не фехтовать, Александр Василич! С ятаганом турецким управляться и ножи метать.

– Ну, я и говорю – наша девочка. Ты ее к делу пристрой. Хотя что я такое болтаю-то? Ты ведь у нас хоть куда хват – сам все знаешь.

Командующий немного помолчал и продолжил:

– Здесь вот, на рынке, всякие слухи ходят. Ну, как везде. Город мы взяли. А жизнь-то продолжается, да. Кто возчиков ищет, кто печника, кто еще кого. Служанки в зажиточные дома тоже требуются. Что заугрюмился-то? Девку жалко? Так я же сказал, не наложницы – служанки. Да слышишь ли ты меня, господин поручик?

Ляшин отвлекся от мыслей, вскочил:

– Так точно! Слышу, ваше превосходительство.

– Вот на рынок-то и пойди. Потолкайся. Там наших много – подозрений не вызовешь. Ой, что я тебя учу-то! Все, иди уже, иди… Действуй! В неделю пару раз будешь докладывать. Скажу, когда…

* * *

Мощенные булыжником тенистые улочки то спускались вниз, с крепостного холма, то вновь карабкались к стенам. Кое-где было так круто, что мостовую заменили лестницей – так любили играть местные ребятишки. В пристенок, в «труба-на-баню», в «чижа». Или как там все на турецкий манер называлось? Собственно турок (и мусульман) в городе было немного, основную массу населения составляли христиане – болгары, валахи, сербы. Еще были евреи, они жили своим углом, наособицу, занимались торговлей и банковским делом – при османах их никто не трогал, а вот как будет под Россией – пока никто не знал.

При всей своей показной жестокости и централизме, Османская империя (она же – Оттоманская или Блистательная Порта) довольно лояльно относилась к иноверцам. Никаких реальных попыток обратить в свою веру немусульманских подданных не предпринималось. Более того, турки приняли евреев после того, как те были изгнаны из Испании. И тоже – никакой дискриминации! Высшими имперскими чиновниками большей частью были албанцы и греки. В Гирсове (бывшем римском Карсиуме) имелись роскошная мечеть, небольшая православная церковь и синагога. Не сказать, чтобы все три храма уживались на одной площади, но все же располагались невдалеке друг от друга – не очень-то и большим городом был Гирсово. Население всего-то тысяч шесть, много – десять.

Добравшись до базара, Ляшин купил на обед печеной рыбы и сыра, да еще поискал хорошего вина, попутно слушая сплетни. Он, конечно же, не очень-то хорошо понимал по-турецки, однако тут многие говорили по-болгарски, а уж этот язык можно было понять. Правда, тоже кое-что, но вполне хватало. В конце концов, не о высшей же математике шла речь… и не об усилении воспитательного процесса в образовательном учреждении!

Служанок искали многие: почтенные негоцианты, писцы, даже вполне еще молодые неженатые парни. Многие жили отдельно, заводили свой собственный дом – пусть это и была пока что несуразная маленькая хижина – эв. А в собственном доме требовалась и прислуга: кто будет для того же приказчика стряпать, обслуживать дом, стирать? Жены у такого рода людей пока что нет, да и не скопилось еще денег для брака. А вот от смазливой служанки никто бы не отказался!

Правда, вот Ляшин все подобные предложения отметал сразу… слишком уж похожа оказалась Бояна на Катю-Катерину, юную возлюбленную, оставшуюся далеко… там… Нет, вот бывает же! Одна фигурка, одно лицо. Только что родинка – на другой стороне. Словно зеркальное отображение.

Вырученная из тяжкой неволи девчонка пока что жила с маркитантами, где всегда было много женщин, да и жизнь казалась веселой. Да и чего не жить-то? Почти каждый вечер песни, танцы, вино!

Выбрав время, Ляшин решил навестить девушку, поговорить о жизни вообще, о дальнейших планах, ну и – пожалуй, самое главное – предложить ей поработать на матушку-Россию. Что взамен? Суворов лично обещал Алексею деньги и хороший дом – не для него, для Бояны, ежели та окажется настолько полезной. Молодая девчонка, наложница, и – что куда хуже – бесприданница, ну, кто такую возьмет замуж? Ладно – не девственна, черт-то с ней, с девственностью… но без приданого? Нет, не поймут люди такого вот жениха!

– Ты-то, Леша, еще, может, и до генерала дослужишься, ну – до полковника или бригадира – точно, войны на наш век хватит, – сказал как-то Александр Васильевич. – А вот молодой деве без приданого никуда. Так что – ты все правильно спросил. Пусть Бояна эта нам помогает… а уж мы – ей! Тем более, ежели возьмем Варну… Ну, а не возьмем – приставим на казенный постоялый двор, хозяйкою. Это и дело – и деньги. Пущай пока скажется вдовой, а уж потом – может, и замуж.

Граф Суворов рассуждал вполне цинично и здраво. И впрямь ведь неплохо придумал с постоялым двором! А куда еще бедной девке податься? Не все же при армии быть… Война – она для мужиков, а уж бабам – что зайцу курево.

Маркитанты встали лагерем невдалеке от строящихся редутов, на заливном лугу близ Боруй-реки. Хорошее местечко выбрали – зелень кругом, деревья, трава да залитое солнцем плесо. Водичка в Боруе всегда теплая, под ногами – песочек мелкий, да и рыбы полно. Рядом, совсем невдалеке, лес, а, если пройти с полверсты на запад – там Дунай, кряжи. Лодки стоят, караулы, пушки. На случай, ежели вдруг турок надумает чего учудить.

Разноцветные шатры маркитантов были видны издалека. Вечерело. Плавился золотистым солнышком уходящий день, светлый, спокойный и теплый. Пахло полынью, свежей рыбой и медом из ближайших дубрав. Пару солдатиков уже покусали дикие пчелы, хоть вообще запрещай за медом лезть!

У реки и между кибитками горели костры, варилась в котелках ушица. Рядом, у рощицы, паслись стреноженные кони. Хорошо!

Подходя ближе, Алексей потянул носом запах вкусного варева. Умм! Аж слюнки потекли, хотя вроде бы только что пообедал. У себя во «взводе». Третьего дня паек да фураж выдали, Никодим Иваныч кашу сварганил да щи. Не хуже ушицы! Хотя ушица конечно же – да. Особенно если налимья или из форели.

В те времена рыбу в ухе как попало не мешали, варили из какой-то одной. Щука так щука, налим так налим, хариус так хариус. Ну, а окуней костлявых никто за рыбу не считал. Не рыба, а так, шушера.

– Здоров будь, дядько Влах! – завидев знакомого торговца, Ляшин помахал рукою.

Дядько поднялся на ноги:

– Эвон, Ляксей! И тебе здорово. Садись с нами, ушицы…

– Да только поел… Мне бы Бояну…

– Так с Радмилой она… Иль у телеги, Радмила вроде как в гостях.

Радмила – это была цыганка, торговка ушлая и на язык вострая. Однако – не злая. К ней-то Алексей и определил Бояну. Попросил на время пригреть по совету Никодима Иваныча. Наверное, за три-то дня оттаяла, отошла девчонка… Теперь можно и за дело, нынче отдыхать некогда.

Алексей обнаружил Бояну за самой дальней телегой, у рощи. Девушка сидела, привалясь спиной к теплому камню, и… Нет, не плакала, но похоже, грустила. Уставилась куда-то в одну точку и так сидела, не шевелясь, только лишь иногда что-то про себя шептала. Молитвы? Или – проклятия?

– Я не хочу жить, – девушка искоса посмотрела на присевшего рядом парня. – И не знаю, что делать. Он… он насиловал меня каждый день… Все правильно – я же была наложница, рабыня… А рабынь используют. Всегда. Вот и Хашим-ага использовал… Ты, верно, тоже хочешь того же?

Пушистые ресницы дрогнули, глаза сверкнули грозою… Вспыхнули и тут же угасли… Бояна снова ушла в себя… вернее, хотела бы…

– Кое-кто обещал научить меня обращаться, – Ляшин вытащил из-за пояса ятаган. – Без твоей помощи – точно пальцы порежу.

– Порежешь, – девушка невольно улыбнулась. – Ты неправильно держишь. Дай, покажу.

Пожав плечами, молодой человек протянул клинок.

– Держи, видишь, как? – показала Бояна. – И вот так – бей!

Ударила, с ходу смахнув верхушки росшей рядом смородины. Быстро, но не торопясь. Без всякой суеты, спокойно…

– Главное – только наметить удар, – девчонка вернула оружие. – Дальше клинок сам пойдет. На, пробуй…

– Ага… Так?

Молодой человек размахнулся, ударил…

– Не так. Зачем такой сильный замах? Это же тебе не сабля, а просто большой и длинный нож.

Ну, это Алексей знал и так – солдаты рассказывали. В Османской империи не принято было ходить по городу с саблей… вот янычары и выкрутились. Ножи-то разрешались.

– Так… Еще раз пробуй! Ага…

Ляшин усмехнулся – похоже, ведь вытащил-таки девчонку из черной меланхолии. Вон, и глаза заблестели, и порозовели щечки – вот уж дева-краса! Бояна уже переоделась на местно-турецкий манер – узкие коричневые шальвары, узорчатый полукафтан тонкого темно-голубого сукна с глубоким вырезом и широкими рукавами, из-под кафтана выглядывала беленая полотняная сорочка. Местные христиане-девширме именно так и ходили, турчанки же надевали сверху еще один кафтан – с широкими разрезами и подлиннее, его подпоясывали шелковым поясом. Пояс был и у Бояны, только не шелковый – желтенький такой, дешевый. А вот покрывала – марамы, скрывавшего почти все лицо, – не имелось. Да и зачем оно христианской девушке? Не было покрывала, зато имелись красные башмачки из сафьяна. Тоже недорогие. Все вместе, впрочем, смотрелось довольно красиво, да сама Бояна была настоящей красавицей, правда не на турецкий манер – там любили женщин грудастых, дородных.

Бледное лицо, тонкие брови, сияющие синевой глаза, небольшая родинка над верхней губой, темно-русые волосы – по плечам – лишь на лбу стянуты зеленой узорчатой лентой.

Ну, вылитая Катя-Катерина! Одно и то же лицо, одна и та же фигурка. Даже взгляд – похож. Если бы вместо шальвар и кафтана – шорты-майка-кеды – ни за что от современной девушки не отличишь.

– Ты что так смотришь? – неожиданно покраснела Бояна.

Ляшин хитро прищурился:

– Использовать тебя хочу. Сама же предложила!

– Я-а?

– Ну да, только что, – расхохотавшись, Алексей погладил девушку по плечу и вдруг стал сама серьезность: – Знай, поручение мое опасное. Можешь отказаться. Тогда и разговора не будет – зачем?

– Нет уж! – девчонка явно обиделась, аж губки задрожали. – Уж говори, коли начал. Ну!

– Короче, надо в служанки пойти… – оглянувшись по сторонам, Ляшин понизил голос, да так потом и продолжал – почти шепотом.

– В служанки-и-и?! Опять?

– Да ты не агрись, ты послушай. Тут в турках все дело. Понимаешь, они тут своих людей оставили – диверсантов, шпионов. Ну, соглядатаев.

– Я понимаю, – спокойно кивнула Бояна. – Думаю, недавний взрыв на редуте – их рук дело. И это еще начало только!

– Вот! – молодой человек радостно всплеснул руками. – Верно мыслишь, девочка.

– И людей этих турецких надобно отыскать, – между тем задумчиво продолжала девчонка. – Может быть, тут даже сам Мустафа-бей объявится… или эта его…

– Правильно! Потому – тебе немножко измениться надо. Все-таки они тебя видели… вдруг да узнают?

Здесь Ляшин не кривил душой: знал, люди в старину были приметливые, один раз увидят – могут и через пять лет вспомнить. Очень часто от этой приметливости зависела жизнь.

– Измениться… хм… Ну, волосы могу хной покрасить. Рыжая стану – ага!

Кажется, девушка уже согласилась – Алексей ликовал в душе и не пытался скрыть радость.

– И вот, кожа у тебя слишком белая…

– Так, чай, взаперти держали.

– Тебе бы пару деньков позагорать… В каком-нибудь укромненьком месте. И еще надо придумать, как ты будешь передавать сведения – встречаться-то мы не должны. Вернее – никто не должен видеть, знать…

– Я понимаю. И место такое знаю, да…

Вдруг вскочив на ноги, Бояна сверкнула глазами и протянула руку:

– Идем! Ну, что сидишь? Идем же.

* * *

Место и впрямь оказалось укромным – на вершине утеса, средь зарослей тиса и ясеня, небольшая такая полянка с мягкой травой и цветами. Анютины глазки, ромашки, одуванчики… шиповник еще…

– Хорошее местечко, да.

– Ты побудешь со мной?

– Д-да…

Без всякого стеснения девчонка скинула кафтан и шальвары, стянула рубашку, упала в траву, раскинув в стороны руки… Юная нагая нимфа…

Вот приподнялась, махнула рукой:

– Ну, иди же сюда! Эй!

– Сейчас…

– Э-э! Чего в одежде-то?

Наверное, она давно этого хотела. Забыться, ощутить в себе мужчину, которому… по крайней мере не противна, который знал о ней все… и не брезговал… Да, наверное – так…

Улегшись рядом. Ляшин осторожно погладил девушку по плечу, поцеловал грудь, накрыл губами губки…

Распахнув глаза, Бояна тяжело задышала… Дрогнули одуванчики и ромашки… Колыхнулось небо…

Они долго лежали рядом, в мягкой зеленой траве посреди пряного разноцветья. О чем-то негромко говорили, смеялись… и снова любили друг друга.

На спине девушки еще оставались белесые шрамы – следы плетей. На левом бедре ее, у самого лона, красовалась небольшая татушка – надпись золотисто-коричневой арабской вязью.

– Здесь написано – «На счастье», – Бояна перехватила взгляд. – Это мне Заира сделала… еще там, в Кючук-Кайнарджи… О, боже, боже! Где же оно счастье-то? Где?

– Может быть, совсем рядом… Точней – уже скоро…

– Ты, может быть, замуж меня возьмешь?

– Я – солдат… А вот стану хотя бы полковником…

Алексей замялся – такого прямого вопроса он вообще-то не ожидал. Еще поди пойми – в шутку она спрашивает или всерьез? Глаза вроде серьезные… и чуть подрагивают губы…

– Не такое уж и счастье быть женой воина… – приподнявшись на локте, Ляшин чмокнул девчонку в нос. – Знаешь, я же еще не закончил по поводу поручения.

– А я еще и не согласилась!

Фыркнув, Бояна потянулась в траве… потом снова прижалась к любовнику, положила голову на грудь… заглянула в глаза:

– Ну? Что ты там хотел сказать-то?

– Дом… Сам граф Суворов обещал помочь. И потом, хозяйка постоялого двора – это ведь тоже неплохо?

– Хозяйка постоялого двора? – девчонка задумалась… улыбнулась. – А ты знаешь, пожалуй – да. Как-то неожиданно все… Я об этом не думала…

– Дело опасное, еще раз говорю, – погладив Бояну по спине, снова предупредил Ляшин.

– Ну уж, не опаснее того, что со мной было! Когда начинать надо?

– Вчера… И это еще – срочно, важно!

* * *

Через три дня Бояна превратилась в рыжую смуглянку. Так что вряд ли хоть кто-то мог сейчас признать в ней драную кошку Юртик Кеди. С раннего утра, облачившись в свой скромный наряд, девушка вновь подалась на рынок. Послушать базарные сплетни, местечко себе подыскать. Следовало быть осторожной – несмотря на русское войско, нравы в Гирсове царили дикие, одинокую девушку вполне могли украсть и продать. Бояна об этом помнила.

– Служанки нужны, да, – достопочтенный Фарух, торговец тканями и посудой, почесал свое толстое пузо и, склонив голову, внимательно осмотрел девушку.

Бояна невольно попятилась – слишком уж хорошо она знала подобные взгляды. Так обычно смотрели работорговцы или главные евнухи – оценивали.

– Вах, вах, – горестно поцокал языком достопочтенный Фарух. – Тоща ты больно.

– Так я в служанки хочу, а не в любовницы! – синие очи взъярились гневом.

– Ну, дева… Одно, знаешь, другому не мешает, вах! – торговец принялся расчесывать бороду узорчатым костяным гребнем. Беседуя с девушкой, он, однако же, не упускал из виду и возможных покупателей:

– Э, ханум! На шторы, на скатерть бери! Настоящий шелк, смотри, как переливается! А? Хочешь парчу? Парча есть. Да и сукно у меня, сама знаешь, хорошее. Вах, вах, Валик-джан! Не проходи мимо. Знаю, день ангела у супруги скоро… Вот, смотри какой поднос! Все подносам поднос… Ожерелье? Ну, это к Рашиду… А поднос возьми, не пожалеешь! Так, о чем это я?

Достопочтенный Фарух вновь повернулся к Бояне:

– Одно другому не мешает… А помогает! Только тебе откормиться надо, да.

– Да как же я откормлюсь-то, дядюшка Фарух? Коли на службу никто не берет?

– И то правда, – снова оценивающий взгляд. – Сирота, говоришь? И родичей нету?

– Так да. Пока вот с маркитантами мыкаюсь.

Бояна сделала горестное лицо – вот-вот заплачет.

– Я бы тебя к себе взял, хоть ты и тощая, – понизив голос, откровенно признался торговец. – Да только жена у меня больно ревнивая. И служанки у нее – старушки сорокалетние. Я же христианин, мне гарем не положен. А так бы…

– Так, если скажете, дядюшка Фарух? Я уж отслужу.

– Скажу, скажу… Ты заходи, дева. Тебя как звать-то?

– Бо… Тамия.

Такая же история вышла и с зеленщиком, и с торговцем коврами. Правда вот, рыбник кое-что подсказал – мол, искали тут служанку в гарем.

В гарем, откровенно говоря, не хотелось. Хотя там ведь можно было что-то разузнать. Постоялый двор – это ведь очень даже неплохо! Хоть так свою судьбу сделать… раз уж одна совсем. Алексей еще есть… Если вдруг… дай Бог, и с ним все сложится. Хотя – нужна ли ему такая жена? Одно дело – любовница, а жена – это ведь совсем другое…

Повезло на третий день, ближе к концу недели. Кажется, это была пятница. День у магометан – праздничный, у христиан же – постный. Заглянув в церковь, Бояна-Тамия помолилась на удачу и на обратном пути заглянула на рынок. Поздно уже дело было. Уже сворачивались все, подсчитывали выручку, убирали товар, складывали в возы да в тележки.

Монеты тут по-прежнему ходили турецкие – маленькие серебряшки-акче, они же по-гречески – аспры. На одну такую монетку… дня три прожить вполне можно было, а то и больше.

– Эй, Тамия, эй! Не видишь, дева, ага!

Отвлекаясь от дум, девушка обернулась на зов и быстро натянула улыбку:

– Ой! Здравствуйте, дядюшка Фарух.

– И ты будь здрава! Ох, думаю, повезет тебе, дева.

– Неужто кому-то срочно служанка понадобилась?

– Понадобилась. И еще как!

Служанку искала одна еврейская семья. Не местные, появились недавно. Купили вот дом месяц назад, еще до появления русских. Кажется, из Трапезунда приехали… или из Адрианополя-Эдирне. Ай, нет – из Смирны, что в империи именовался – Измир.

– Так из Смирны или из Эдирне? Или…

– Так какая разница, Тамия? Главное, чтоб на службу взяли. Знаешь, сколько обещают платить? В неделю – два акче! Янычары столько получают… правда, не в неделю – в день. Ну, так ты и не янычар, тебе воевать не надо.

– Два акче! Да не шутишь ли ты над бедной сиротой, дядюшка?

– Говорю ж, нет! Так сказать тебе, кто?

– Ну конечно же!

– А ты помнишь, что мне отплатить собиралась?

Маленькие, заплывшие жиром глазки торговца похотливо сощурились, рука его погладила девчонку по спине и чуть ниже…

– Ну, думай, думай, дева…

А что тут и думать-то? Еще бы год назад… ах, не посмели бы предлагать такое, да и сама бы Бояна, дочь почтеннейшего негоцианта, лучше бы приняла смерть… Год назад. Однако нынче… после того, что с ней произошло в Кючук-Кайнарджи, и дальше…

– Я готова на всё… дядюшка…

Фарух тут же засуетился, заоглядывался, холеная борода его задрожала…

– Там, в развалинах, место укромное есть… Ты, верно, знаешь. Ну, старая крепость… Ромейских еще времен… Ступай туда, а я сейчас, сейчас…

Что же делать? Пришлось идти. Правда, по пути Бояна попыталась выведать информацию у рыбника и зеленщика – те лишь пожали плечами. О еврее никто из них не слыхал. Что ж…

Выстроенная римлянами крепость Карсий ныне превратилась в развалины, и за колоннами, за поросшими густым кустарником остатками стен можно было найти достаточно укромное место. Если знать, что и где искать.

Поднявшись на холм по узкой, мощенной булыжниками улочке, Бояна в некоторой растерянности остановилась…

– Ты – Тамия? – откуда ни возьмись, подбежал какой-то оборванец, мальчишка. – Иди за мной. Хозяин ждет, да.

Ну, согласилась так согласилась – что уж теперь? Еврейское семейство – те, что искали служанку – казалось девушке странным. Как это так – неизвестно откуда взялись? Эдирне, Трапезунд, Измир… Три места! И всякий по-разному говорит. Само собой так не сложится, люди бы все равно знали. Значит – специально так сказали, распустили слухи, ага. Зачем? А шайтан их знает…

Развалины какой-то базилики, кусты… и впрямь – укромное место.

– Э, дэвушка! – Фарух нетерпеливо ждал. – Раздевайся, э…

Бояна не заставила себя долго упрашивать – что уж теперь ломаться-то? Мигом скинув одежду, подошла к толстяку…

Тот оказался никаким любовником, лишь ощупал всю да обслюнявил… Немного противно, да, как назло, смех еще разбирал, так, что девчонка закашлялась…

– Э, Тамия! Вах… Улица Медников иди, там спросишь бывший дом Равшана-заде.

* * *

Не обманул старый греховодник! На узкой улочке когда-то селились медники и колокольных дел мастера, нынче же к ним привалились и ювелиры. Бывший дом Равшана-заде выглядел, как истинный конак – двухэтажный, с нависающими закрытыми балконами и крышей. Балконы – все сплошь окна с распахнутыми ставнями, изнутри забранные жалюзи – поддерживали большие деревянные балки, подобно тому, какие имелись и в Варне в старинных домах, сохранившихся еще со времен Ромейской империи. Дом был выкрашен в цвет кирпича, на одной из труб свил гнездо аист. Как принято у турок, во двор вели двое ворот: одни в харем, другие – в селямлик, в мужскую половину дома. Впрочем, у евреев, наверное, было принято по-своему.

Еще подходя к дому, Бояна заметила у ворот трех девушек. Бедновато одетые, примерно так же, как и сама Тамия-Бояна, они, как видно, явились сюда за тем же. Получить место!

Соперницы, ага… Подойдя, Тамия вежливо поздоровалась и принялась исподволь осматривать конкуренток. Двое были уже старые, лет к тридцати, одна – молоденькая, но на лицо не очень.

Чу! За окнами, на балконе, вдруг промелькнула чья-то быстрая тень. Похоже, что женщина. Хозяйка?

Створка ворот со скрипом распахнулась.

– Это вы служанки? – хмуро вопросил чернокожий слуга в длинной турецкой накидке ферудже и сером тюрбане. Таких здесь, на рабский манер, именовали зинджами. Чернокожие рабы ценились.

– Так вы?

Он еще и недалекий, оказывается! Ну, а кому еще-то тут ошиваться?

– Мы, мы, – нетерпеливо махнув рукой, Бояна, а следом за ней и остальные девушки, направились следом за зинджем.

Ворота выходили на большой двор, вымощенный булыжником, так что телеги или кареты могли свободно доехать до двора, помещающегося под большой залой второго этажа. От маленького мраморного крыльца отходили лестницы, так, что хозяин дома может легко сесть на лошадь.

На первом этаже располагались комнаты для слуг, носильщиков кушаний, поваров, управляющего и для всех прочих, включая главного евнуха. По крайней мере, именно так было заведено у турок в богатых домах-конаках. В небольшом саду размещалась кухня, а чуть в отдалении – конюшни, бани, бочки с водой. Баня, как водится, примыкала к стенам харема. Примерно такое же расположение было и в доме недоброй памяти Весельчака Керима.

На второй этаж вела широкая деревянная лестница, именно там и располагалась зала, где обычно пребывал хозяин дома.

Хм… Интересно будет на него посмотреть! Подобное любопытство испытывали сейчас все четыре девушки, поднимающиеся вслед за чернокожим… на мужскую половину дома! Женщины… на мужскую… Ну да, хозяева точно – не магометане, нет! Так похотливый Фарух и сказал – евреи. У них ведь своя вера, да.

– Ожидайте…

Зиндж отвел девушек в небольшую комнатку и вышел, притворив за собой дверь. Впрочем, он почти сразу же вернулся, заглянул, поманив пальцем первую попавшуюся деву.

– Идем!

Оставшиеся барышни переглянулись и принялись терпеливо ждать. Бояна исподволь осматривалась. На первый взгляд, комната была как комната. Ниша для зеркала, рядом – маленькие ниши для кружек с водой и для фарфоровых ваз. Вдоль стен – подставки для трубок и каллиграфические надписи с тщательно вырисованными буквами во врезных деревянных рамках. В углу – этажерка для головных уборов, на полу ковер, в другом углу – жаровня. Еще имелись два больших шкафа для постели, матрасов и одеяла.

Вроде бы все как везде, но… Как-то все запущенно, пыльно. В любом уважающем себя доме в нише для трубок сейчас бы красовались длинные чубуки из жасминного, розового или какого-нибудь другого ценного дерева, дорогие чубуки с янтарными мундштуками – похвастаться перед гостями. Еще и красивые светильники… И рамки, вон, все потускнели, пылью покрылись… Видать, давно тут никто не прибирался. Так ведь для того служанку и ищут! Странно – почему одну?

* * *

Снова распахнулась дверь. Зиндж ткнул пальцем в ту, что помоложе:

– Идем!

– А где же другая? – удивленно хмыкнула Бояна. – Что ее там, съели, что ли?

– Верно, выпроводили через другой вход, – тридцатилетняя покачала головой. – В этих богатых домах всегда так много лестниц. Замучаешься убирать.

– Вот и я говорю – замучаешься…

Следующей чернокожий позвал Бояну. Наконец-то! А то тянут, как кошку за хвост.

Они прошли в обширную залу, с покрывающим весь пол ковром. Золоченые люстры со свечами, маленькие табуреты для еды. На табуретах стояли круглые луженые подносы из меди или бронзы, вокруг – подушки. Как в лучших турецких домах. Будто ждали гостей к обеду.

– Спасибо, Давид… Кто ты? Расскажи о себе, дева.

На широкой софе у затянутого жалюзи-кофессами окна сидела женщина! По всей видимости – хозяйка. Уже не первой молодости, лет тридцати, но очень красивая. Изящная, смуглая, с темными как смоль волосами, перевязанными широкой зеленой лентой с серебристой вязью. Шелковый узорчатый полукафтан ярко-бирюзового цвета, с широкими рукавами, белая шелковая рубашка с глубоким вырезом, открывающим ложбинку груди. Грудь высокая, большая. Тонкий, украшенный серебром, кожаный пояс, кисейные штаны, мягкие туфли. Бояна даже разглядела татуировку с изящной арабской вязью на левом запястье. Дорогие румяна на щеках, длинные накрашенные ногти, тоненькая ниточка бровей… Изящная избалованная красавица. Хозяйка!

– Ну, ты так и будешь молчать? Я смотрю, вы все тут такие неразговорчивые.

– Я не очень хорошо говорю по-турецки, любезная госпожа, – соврала Бояна. – Больше понимаю валашский… или болгарский.

– Болгарский? Это славно.

Красавица-ханум тут же перешла на родной для будущей служанки язык:

– Твои родители – болгары?

– Я их не помню. В моем окружении все слуги говорили по-болгарски…

– Так ты служила в богатом доме?

– Да, моя госпожа. В богатом турецком доме. В… Кючук-Кайнарджи.

Бояна не хотела называть Варну, других же городов не знала. Кроме Туртукая и Кючук-Кайнарджи. Оба – не к ночи будь помянуты. Вот и назвала… Вдруг да будут проверять?

– Ты умеешь вести хозяйство? – продолжила расспросы хозяйка дома. – Можешь готовить, рассчитывать продукты – что и где купить?

– Да, это все я умею.

– Давно ты в Гирсове? Кто знает тебя?

– В Гирсове недавно. Хозяин мой разорился – война. Я и ушла. Прибилась, вон, к маркитантам…

– К своим единоверцам.

– Ну да.

– Это хорошо, что ты не врешь и ничего не скрываешь, – не спуская с девчонки внимательных глаз, сдержанно похвалила красавица. – Ну, ушла и ушла. Всякое случается. Значит, ты здесь чужая… и совсем одна?

– Да, так, моя госпожа.

– Называй меня Рашель. Госпожа Рашель.

– Поняла, госпожа Рашель, – Бояна низко поклонилась, приложив руки к груди. – А я – Тамия.

– Хорошо, Тамия. Знаешь ли, не люблю, когда у служанок целый ворох родственников и знакомых. Это так отвлекает!

– Понимаю, госпожа Рашель.

– Подойди…

Бояна послушно подошла ближе…

– Сядь рядом… вот так…

Погладив девушку по плечу, госпожа Рашель заглянула ей прямо в глаза… и неожиданно улыбнулась:

– А ты – красивая. Нет, нет, не возражай. Да, немного тоща – так ведь и я не толстая. Ты сможешь приступить к обязанностям прямо сейчас? Скажу по секрету, за тебя один человек замолвил словечко…

– Господин Фарух?

– Ну вот! А говоришь – никого здесь не знаешь.

– Ну, это разве знакомство? Так…

– Это хорошо, что ты умеешь располагать к себе людей, – хозяйка испытующе посмотрела на будущую служанку. – Ты будешь делать все, что я прикажу.

– Так.

– Отлучаться из дому – тоже только по моему приказу.

Подтянув на софу правую ногу в изящной туфле, госпожа Рашель говорила серьезно и строго:

– Возможно, появятся поручения… не совсем связанные с домашним хозяйством. Ты должна их исполнить. За особую плату, не просто так.

– Очень хорошо, госпожа!

– Небось, хочешь скопить на приданое? – неожиданно засмеялась хозяйка. – Скопишь. Если все будешь делать, как надо.

– О, госпожа…

– Платить тебе буду… три акче в неделю. И это – пока. Так, что еще… – госпожа Рашель задумчиво покусала губы. – Ну, и последнее. Вот что, Тамия… Ну-ка, пройдись-ка. Вот просто здесь, по зале – пройдись…

Бояна послушно поднялась на ноги, неторопливо прошлась из угла в угол…

– Экая мальчишеская походка! – скривила губы хозяйка. Потом тут же рассмеялась. – Ничего, исправим. Раздевайся!

Бояна несколько опешила:

– Э… Что, госпожа?

– Сними с себя одежду, – подтвердила Рашель. – Хочу посмотреть на твое тело. Ты что, такая стеснительная?

– Да нет…

Девушка быстро развязала кушак, сняла кафтан, туфли… сбросила на ковер шальвары, а следом и рубашку. Оставшись голенькой, улыбнулась как ни в чем не бывало…

Лишь бы не попросили повернуться спиной! Шрамы еще не зажили – могут возникнуть вопросы. Надо срочно что-то придумать, срочно…

– Одевайся! Ты принята… Ты молодец, Тамия. Будешь так себя и дальше держать – скопишь себе на приданое. Скопишь!

Служба на новом месте оказалась не такой уж и тяжелой, даже, уж если начистоту говорить – и совсем легкой. С утра нужно было брать большую корзину, отправляться на рынок – покупать свежие овощи, рыбу, мясо – что заказывала госпожа Рашель. После этого – готовить легкий перекус, а также обед или, верее сказать, ужин – обедала хозяйка довольно поздно, обычно уже вечером. С готовкой тоже особых трудностей не возникло – не так то и много было в особняке обитателей. Кроме самой Бояны и ее загадочной госпожи, еще чернокожий слуга Давид, старая Салима – еще одна служанка, да немой великан Аббас, все время проводящий в саду. Он же и топил баню.

Вроде бы и немного людей, однако каждый день в дом кто-то пробирался, даже лучше сказать – прошмыгивал. Мальчишки-водоносы, артельщики-плотники, землекопы – такое впечатление, что прямо со стройки – мелкие торговцы, стряпчие, мастеровые… Кого только не было! Кто только ни заходил. Почти с каждым очаровательная господа Рашель вела весьма продолжительные беседы, никого не прогоняла, всех внимательно выслушивала. Правда, и не кормила – вот еще. А то бы бедная Тамия совсем упарилась!