Текст книги "Суворовец"

Алексей этой развязки не видел – выбравшись через заросли в город, улепетывал со всех ног следом за своими спутниками.

– Стойте, – державшийся впереди бородач резко замер и, обернувшись, махнул рукой. – Осмотреться надоть. Никита и загребные где?

– До, видать там, у моря остались… Поплыли.

– Ну, да Господь им в помощь, – перекрестился коренастый. – А нам, робяты, ждать некогда. Не ровен час – стража. Тако мыслю – потихоньку пойдем. Токмо бы никто не заприметил.

Ну да, компания трех полуголых мужиков, пробирающаяся по ночному городу, выглядела на редкость странно. Впрочем, как и сам город. Ни одного фонаря, даже самого завалящего, ни мигающего неона рекламы! Хотя… вон там, за углом, кажется, свет… Неровный такой, дергающийся… Реклама!

Фиг! Просто два горящих факела, вставленные в стены! Небольшая площадь, глухие заборы с воротами, журчащий фонтан.

– Недалеко уже, – бородач держался спокойно, как и следовало старшему. Никодим и Ляшин безоговорочно ему подчинялись. Раз уж человек знает, что делает – так пусть ведет.

– Меня Тимофеем кличут.

Ну, наконец-то познакомились!

– А я – Алексей.

– Тсс! – настороженно прислушавшись, Никодим приложил палец к губам.

Где-то за углом вдруг послышались голоса. Молодые, веселые…

Не сговариваясь, беглецы бросились кто куда. Никодим и бородач укрылись в какой-то темной нише, Ляшин же схоронился за фонтаном, в кустах. Неплохое оказалось место – мягкая травка, акации… Вокруг чем-то пахло, одуряще сладко, приятно… Сирень цветет, господи!

– А-ха-ха! – с молодецким смехом на площадь вывалила компания, трое парней и одна девушка с открытым лицом и сильно подведенными глазами, что было заметно даже при свете факелов. Одеты все были… ну, Алексей уже ничему не удивлялся. Пусть хоть голые ходят, а так… На парнях заправленные в высокие сапоги штаны, короткие куртки с кожаными поясами, а за поясами – сабли! И – кое у кого – пистолет с серебряной рукоятью! А еще у парочки – бердыши! Самые настоящие, будто бы из музея. Девчонка же – на вид лет шестнадцати-двадцати – была без оружия. Правда, одета… точнее, лучше сказать – раздета… Полупрозрачные шаровары с заниженной талией и короткая жилеточка-лиф оставляли обнаженной значительную часть живота и бедер, так что выглядело все вполне эротично, несмотря на то что девчонка была не очень-то и стройна, скорее даже – в теле. Да и грудь – ух, и грудь! Даже под жилеточкой выпирала!

Один из парней – с пистолетом, рыжеватый такой или, скорее, шатен, с небольшой хипстерской бородкой, отчаянно жестикулируя, рассказывал что-то смешное. Настолько смешное, что все остальные держались за животы, а девчонка беспрестанно хохотала. Ржала, можно сказать, словно кавалерийская лошадь! Даже заикала от смеха, склонилась над фонтаном – попить. Остальные тоже напились. Шатен погладил склонившуюся над фонтаном девчонку по голой спине, что-то сказал приятелям… Те понятливо закивали, снова засмеялись… и не торопясь ушли – куда – бог их знает. Наверное, в ночной клуб. Один на углу обернулся – у самой ниши – погрозил шутливо пальцем:

– Э-э, Карим! Якши!

Карим хмыкнул и, как только приятели скрылись из виду, потащил девчонку в кусты. Та и не думала сопротивляться – еще бы, этакий-то красаве́ц! Парочка уединилась как раз в том месте, где прятался Ляшин. Вот ведь черт! Не заметили бы!

Где-то рядом взъярился, залаял пес – видать, почуял чужих, гад ползучий! Теперь уж…

Ага, заметили, как же. Не до беглецов этой молодежи было, вовсе нет! Друг другом занялись, очень даже активно. По-хозяйски нагнув девчонку к фонтану, юный охальник Карим спустил с нее штаны и хлопнул по попе. Потом погладил по спине… пристроился сзади… Девушка тяжело задышала… очень быстро дело дошло и до стонов… очень даже довольных, эротично-радостных!

Удовлетворив первый позыв, Карим усадил девчонку на край фонтана и деловито снял с нее лиф, принялся целовать грудь – действительно, большую, упругую, такой, какой можно было бы и гордиться.

Парочка занималась любовью с такой активностью и страстью, что едва не зацепила прятавшегося рядом Ляшина, так, что тот едва успел отшатнуться. И даже хотел было прибрать к рукам пистолет или саблю – наверное, от плохо сдерживаемой зависти! Хотел, да не успел – кто-то потянул его за локоть… Никодим!

Потянул, кивнул… Пошли, мол.

Беглец осторожно покинул свое укрытие, проскользнув буквально в полшаге от страстно дергающихся любовничков. Напрасно осторожничал! Судя по стонам и крикам, те сейчас не заметили бы и взвода.

– Завел девку из лупанара, – ныряя в темный проулок, хмыкнул Тимофей. – Повезло.

Алексей тоже усмехнулся:

– Да уж, с такими-то титьками – точно свезло!

– Да не ему, – ускорил ход бородач. – Не ему повезло – нам. А что, если бы ночная стража, как уставы велят, службу несла? Бдила бы без всяких веселых девок? Небось, живо бы нас заметили, ага.

– У магометан праздник сегодня, – Никодим тихонько хохотнул. – Пятница. У них каждую пятницу праздник. В мечеть пойдут, опосля разговеются… Так и называют – благословенная пятница. Вот и на галере тоже… празднуют… И стража службу несет черт-те как!

– Так, а кого им бояться-то? Варна – турецкий город, можно сказать – дом родной. И все море – турецкое. А наши – на правом берегу Дуная-реки. У города Букурешта – три дня пути! И везде – турецкие крепости. Рущук, Туртукай, Силистрия…

Пояснив, Тимофей замедлил шаг и осмотрелся:

– Тут древняя статуя должна быть… Ага, вон! С ромейских еще времен. А вот и дом… Нам с вами, к слову сказать, меж всеми этим крепостями пробираться нужно. Ну, да мыслю, помогут, ага. Свет не без добрых людей.

И впрямь, на углу дома виднелась мраморная римская статуя, рядом тянулась глухая стена с воротами, над которой виднелось два верхних этажа с закрытыми ставнями окнами.

Бородач замолчал и некоторое время прислушивался, после чего решительно подошел к воротам и стукнул в них кулаком, вызвав истошный собачий лай, казалось, по всему кварталу!

– Кого дьябл принесе? – сонным голосом выругались за оградой.

– Скажи – Тимофей Сыч, курский торговый гость. К хозяину, купцу Василу.

– Гости торгови по ночам не шастают!

– Вот ведь вредный старик! – похоже, Тимофей хорошо знал не только хозяина дома, но и ночного сторожа. – Благой. Это ведь ты, старый?

– Ну-у… я-а… – озадаченно отозвались со двора. – А ты, что ль, и вправду… Господи Иисусе! Цыц!

Цыкнув на собак, привратник завозился с засовом… Левая створка ворот приоткрылась…

– Заходьте, да. Хозяин почивает сейчас. Разбужу. Проходите вот в дом. Вы что нагие-то?

– Так уж вышло…

– Ну, дальше – по лестнице. Давайте, вон.

Сторож зажег свечку…

Осторожно обойдя парочку лохматых цепных псов, беглецы поднялись по лестнице на второй этаж не особенно-то просторного дома, уселись в кресла у еще не остывшего с вечера очага, блаженно вытянув ноги. Сторож Благой – согбенный, но вполне еще проворный старик – зажег свечи в массивном серебряном канделябре…

Алексей с любопытством осмотрел помещение, оценив и добротный старинный стол с бархатным зеленым покрытием, и серебряные канделябры, и камин… Да! Еще и картина на стене в резной позолоченной раме. Не Вермеер ли? «Девушка с жемчужной сережкой». Да нет, просто похожая девушка… А еще она очень похожа на…

Скрипнув, отворилась дверь, и в комнату вошла…

Катя!

Ну да, она!

Стройненькая, длинноногая красотка, с упругой грудью и роскошными темно-русыми волосами, нынче забранными зеленой, с серебристою вышивкой, лентой. Милое и такое родное лицо с тонкими чертами, небольшая родинка над верхней губой… справа. М-м… да, справа. А у Кати-то была слева… нет? Да точно – слева. У этой же… Ага, так и на картине – она! Вот эта самая девушка… так сильно похожая на Катерину. Увы, просто похожа.

– Я велю принести вам одежду, – поздоровавшись, улыбнулась дева. – Отец сейчас придет.

– А как вас зовут, прелестное создание? – Ляшин уже совершенно пришел в себя, так сказать – оттаял, и теперь без стеснения разглядывал незнакомку во все глаза. Так похожая на Катерину девчоночка одета был соответствующе – как, наверное, и все в этом городе. Этакий старинный покрой – перстни на тоненьких длинных пальцах, бордовое, в талию, платье с широкой юбкой, голые плечики скромно покрывала шаль.

– Я – Бояна, – улыбнулась дева. – Дядя Тимофей знает меня…

– Знал! – бородач громко расхохотался. – Когда ты еще такой малой была. Дитя! А ныне? Красавица, невеста! Небось, у родителей уже и жених на примете есть?

– Ну-у… – девушка засмущалась, покраснела даже – надо же!

В этот момент в комнату, вернее, в небольшой зал или гостиную, вошел высокий мужчина лет пятидесяти, с седой, непокрытою головою и худощавым приятным лицом.

– О, друг мой Тимофей, я так рад!

– Васил! Ах, поседел, поседел…

– Про тебя уж и молчу… Вы что такие? Неужто…

– Бежали! – сумрачно кивнул бородач. – Только что. С турецкой галеры. Нам повезло… иным – нет.

– Вас должны искать, – отправив дочь, Васил задумчиво нахмурился и покачал головой. – Сложно будет выбраться из Варны. Но… что-нибудь придумаем.

– Можно, мой господин?

Все тот же старик-сторож принес одежду. Беглецы тут же начали ее разбирать, примерять, прикидывать – что кому подходило. Алексею достались узкие штаны из плотной, напоминающей джинсу, ткани, белая полотняная сорочка с залатанным рукавом и черная, тоже штопаная, куртка. Окромя того, еще синий матерчатый пояс – кушак – и кожаные башмаки с обмотками. Слава богу, башмаки пришлись впору.

Обрядившись таким образом, молодой человек уселся к столу – Бояна уже принесла ужин. Печеную рыбу, козий сыр, лепешки, кашу из проса… О, как на все это накинулись беглецы! Что и говорить, на галере-то оголодали.

– Кушайте, кушайте, – улыбался хозяин. – Вот и ракия! Отведайте, только сильно не налегайте. Фрукты вот берите. Яблоки нынче уродились. И вот, инжир…

Улыбался, а глаза-то были невеселые.

– Султан наш, Абдул-Хамид, да продлит Господь его годы, нынче издал много худых законов, – купец разлил ракию по бокалам из толстого синего стекла. – Все законы – против нас, христиан. Мало того что мы платим подать, так еще сейчас запретили выходить на улицу после захода солнца. Разорили всю торговлю, все привилегии – только магометанам, своим. Я вынужден был продать свой корабль и все рыбачьи лодки! Ты слышишь, друг? Васил Найделов, именитый торговый гость и арматор, нынче гол, как сокол!

– Ты? Беден? – Тимофей хватанул стопкой по столу.

– Скорей, разорен, – махнул рукою торговец. – Ступай спать, Бояна. И ты, Благой, ступай… мы тут посидим, поговорим. Дела наши обсудим.

– Да, разорен! – дождавшись, когда все ушли, продолжил хозяин. – И причина тому не указы султана! Отнюдь. Не только они одни. Есть у меня враги и завистники среди ренегатов, предавших нашу веру и принявших ислам.

Странные были речи. Словно все тут посходили с ума.

– Правда, можно было бы поправить дела выгодным браком… Нет, нет, Тимофей, дружище! Не я жениться – дочь хочу выдать замуж. За кого-нибудь из наших. Однако, увы… Сам Курбан Хашим-вали, наместник вилайета Варны, положил глаз на мою дочь.

– Вот и поправишь дела! – цинично прищурился бородач.

– Если бы! – Васил горестно вздохнул и снова наполнил бокалы. – Вы знаете, сколько жен в гареме у вали? А мою дочь он возьмет даже не младшей женой – просто наложницей. А какая у наложницы власть? Какое влияние? Тем более, Тураки-ханум, старшая супруга вали, известна своим склочным нравом. А уж какие там евнухи, я вообще молчу! Негодяй на негодяе.

– Да уж, – покачал головой Тимофей. – Не знаю, что тебе и посоветовать… Честно – не ведаю, ей-богу, не ведаю, друг мой Васил! Так ты поможешь нам?

– Конечно, – купец отрывисто кивнул и вновь потянулся к бокалу. – Выпьем! Чтоб удача… чтоб все… Войска графа Румянцева нынче заняли весь правый берег Дуная. Вам ведь к ним надобно? Так вот… я и думаю – как бы пробраться, как бы…

Задумчиво почесав затылок, торговец сунул в рот кусочек сыра, пожевал…

– Приятель мой, Карим Ясав, везет завтра мед в Кючук-Кайнарджи – это большое селенье. Примерно в той стороне, куда вам надо. Лучше туда не доезжать, пробраться к реке меж Силистрией и Туртукаем. А там уж как повезет! Увы, я больше ничего не смогу для вас сделать. С Каримом поговорю, он, хоть и магометанин, но хороший человек. Думаю, не откажет. В своем обозе вас и довезет.

– Благодарствую, друг! – поднявшись на ноги, Тимофей поклонился.

То же самое сделали и Никодим с Алексеем. Ляшин уже ничему не удивлялся – всем этим странным разговорам, обычаям, одежде… Кораблям, городам… Невероятно, но…

– А какое сейчас число, уважаемый Васил? – улучив момент, поинтересовался молодой человек. – Какой год, месяц?

– Вот парень дает! – засмеялся Никодим. – На этой чертовой галере все месяцы попутал. Немудрено!

– Октябрь месяц нынче идет, – хозяин особняка отозвался совершенно серьезно. – Точнее, двадцать пятое октября, года от Рождества Христова одна тысяча семьсот семьдесят второго.

Глава 4

Октябрь 1772 – май 1773 г. Варна – Туртукай

Какого-какого года? Тысяча семьсот семьдесят второго? Двадцать пятое октября. Они тут что, все с ума сошли? Хотя нет… скорее с ума-то сошел он, Алексей Васильевич Ляшин! Даже не сошел, нет… Значит, что же – взаправду все? Что ж, можно было предположить…

Дикая эта новость не сильно-то поразила Ляшина, что-то подобное он давно уже предполагал. Даже полегчало как-то – все вдруг встало на свои места: и все эти странные люди, старинный облик городов, корабли, полное отсутствие автомобилей и современных средств связи. Теперь понятно, в чем дело… Можно было догадаться и раньше. Так Алексей и догадывался, просто догадку эту от себя гнал, боялся, что все окажется правдой. Вот, оказалось… Что же, это вот те подростки с «гиперболоидом» натворили? А черт его знает. Может, и они, а может, и само собой все сложилось, просто какой-то природный катаклизм. Это уж теперь не так и важно, гораздо важнее придумать – как отсюда выбраться? И вообще, можно ли это?

Гостям постелили на первом этаже, в чулане. Двери не имелось, завешенный плотной бархатной шторой проем выходил прямо на кухню. Было довольно тепло, значительно теплей, чем на улице. Как видно, каменные стены дома нагрелись за день на солнце, да и печь еще не остыла – из кухни несло теплом.

Спутники Ляшина тут же и захрапели, прямо на полу, на сундуках, на подстеленных циновках. Алексею же не спалось – попробуй теперь усни тут! Вот и не спал – ворочался, думал. Если дело обстояло так, если… То, верно, возможен и обратный процесс. Скорее всего. А что для этого надо? Попасть обратно в Аланью… или как этот город сейчас называется… назывался… тьфу!

Ну, попал – и что? Что там делать-то? Шляться по берегу, вызывая подозрения местных жителей? Долго не погуляешь, да и не попадешь просто так – нужен какой-то статус. А как этот статус получить? Для начала вообще хоть как-то выжить, закрепиться, а уж потом, когда все устаканится, можно будет и подумать. Даст Бог, что-нибудь да придумается. Пока же постараться просто выжить. Вот ведь, сбежали – хорошо. Теперь куда? В какой-то там полк… Пусть так, там все-таки свои, русские. Там поглядим… Похоже, другого-то выхода нет – турки рано или поздно достанут, не будешь же вечно в беглецах!

Не спал Алексей, думал – вот и услышал какой-то странный звук. Словно бы кто-то спрыгнул с ограды… Ну да! Даже собаки пару раз гавкнули… и тут же заскулили, жалобно так, нехорошо…

Почуяв неладное, молодой человек вскочил на ноги… и сквозь щель в занавеси увидел каких-то людей, проскочивших мимо чулана к лестнице, ведущей наверх. Двигались незваные гости бесшумно, как тени! Так тенями они и казались в ночной полутьме. Призрачный лунный свет проникал на кухню лишь через распахнутую дверь.

С лестницы доносились крадущиеся шаги… скрипнула дверь… Наверху кто-то вскрикнул…

– Эй, парни! – Ляшин поспешно разбудил своих сотоварищей. – Тут это… неладное что-то… Кто-то в дом проник!

– Точно видел?

– Ну да!

– Может, разбойники-лиходеи? – покусал губы Никодим. – Таких везде полно.

– Может, – старшой, Тимофей, прошептав, двинулся на кухню. – Глянем-ка, что тут…

Беглецы вышли на кухню, выглянули во двор… И опешили. Посреди двора валялось распростертое тело привратника Благоя! Руки раскинуты по сторонам, у головы – черная лужа. В широко распахнутых мертвых глазах отражалась луна. Рядом лежали псы. Тоже мертвые.

– Голову пробили… – тихо молвил старшой. – А собак – ножами… Точно – лиходеи… Что, братцы, поможем хозяевам?

– Так что ж…

Стараясь не шуметь, беглецы вернулись на кухню. Тимофей с Никодимом прихватили ножи, Ляшин же вооружился большой и тяжелой скалкой – уж что осталось, что подвернулось под руку. Искать что-то другое не было времени.

Не говоря больше ни слова, Тимофей двинулся по лестнице вверх. За ним – остальные.

На втором этаже, в гостиной, дрожаще горела свеча. Двое налетчиков деловито шарили по шкафам и комодам, методично скидывая на стол всякое добро: отрезы тканей, серебряную посуду… даже пара пистолетов нашлась! Вот бы их бы… но наверняка не заряжены.

Черт!

На полу, у стола, лежало мертвое тело хозяина с торчащим в груди ножом… Эх, Васил, Васил…

– А ну, упыри! Стойте!

Ночные тени оторопели, обернулись – один сразу же бросился на Тимофея… И получил ножом в грудь! Застонав, осел на пол, зажимая ладонью кровящий живот… Второго уже скрутил Никодим…

– Я – наверх! – услыхав донесшийся сверху крик, Алексей бросился к лестнице.

…Наверху, похоже, располагалась девичья спальня. Неярко горела свеча. На широком ложе под голубым шелковым балдахином лежала полуголая Бояна. Там же примостились и двое разбойников. Один держал девушку за руки, второй, усевшись несчастной на бедра, охально разорвал ночную сорочку, обнажив трепетно-юную, совсем еще девичью, грудь. Девчушка попыталась вырваться, закричала… Негодяй с размаху ударил ее ладонью по щеке…

– Ах ты ж, сволочь! Получи!

Прыгнув к ложу, Ляшин изо всех сил ударил охальника скалкой по голове. Налетчик упал навзничь, придавил мощным торсом юную деву. Второй тут же спрыгнул с кровати и выхватил длинный сверкающий нож. Или то был ятаган – черт его знает… Что бы то ни было, Алексей сейчас был в гневе! Он вообще терпеть не мог, когда обижают женщин. Что бы те ни творили, какая разница? Мужик должен оставаться мужиком в любой ситуации, тот, кто ударил женщину – ой, она меня сама довела! – не мужчина, а маменькин сынок, вечный мальчуган с большим членом, говоря иными словами – неисправимый моральный уродец.

Ляшин все же был парнем не слабым, тем более – турист, постоянно в походах. Какой там, к черту, ятаган? Напрасно скалил зубы этот смуглявый хрен, напрасно глаза пучил! От скалки-то он, гадина, уклонился… Но Алексей, не будь дурак, схватил стоявшее у двери кресло. Схватил, да ка-ак врезал! Впечатал поганца в стену! Разбойник так вдоль стены и осел, съехал на пол. Звеня, вывалился из рук нож… Его тут же подобрал Ляшин. Взял, повернулся к Бояне:

– Ты как?

Девчонка заплакала, сев на кровати и стыдливо прикрывая грудь руками.

– Ты это, не реви… Лучше оденься!

Молодой человек деликатно отвернулся, подождал… Осторожно поддерживая девчонку, спустился в гостиную… И тут только, на лестнице, осознал – он же убил человека! Или тяжело ранил… Да, что называется, в состоянии необходимой обороны, но все же… Ощущение было не из приятных.

– О, боже! – увидев бездыханный труп отца, Бояна пошатнулась, и Ляшин, подхватив несчастную на руки, осторожно уложил на софу-оттоманку.

Между тем здесь, похоже, все уже было кончено. Один налетчик уже истек кровью, второй же, наоборот, выглядел вполне бодро, нагло и даже весело! Рыжий, в левом ухе – золотая серьга, на голове – тюрбан, сбившийся набок.

Ухмылялся, пес, словно не было ему никакого дела до своих убитых – или раненых – сотоварищей. А, похоже, и не было!

Тимофей как раз и допрашивал эту разбойную рожу. Точнее сказать, беседовал… Налетчик от навязанной беседы не отказывался, что-то отвечал, нагло скаля зубы. Старшой время от времени переводил.

– Говорит, этот дом – уже не дом купца Васила. Утром его выставят на торги за долги. Также за долги продадут дочь. Все по указу вали Хашима, наместника вилайета Варны.

– Ничего себе дела! – покачал головой Ляшин. – А этот хмырь не врет, часом?

– Не думаю. С чего ему врать? – Тимофей повел плечами. – Говорит, что сам видел фирман. Знакомый кади показывал. Вот он и решил, пока дом не продали, хорошенько тут пошарить. Может, да у купца что-то еще осталось, что-то еще припрятано. Завтра тут все продадут – и никто никого искать не будет. Подумаешь, убили купца. Он же не турок! А дочка его завтра уже не девушка, а просто вещь. Подстилка в гареме вали.

Выслушав все, что надо, Тимофей оглушил турка – просто стукнул кулаком по башке. Обернулся:

– С утра уходим, не ждем. Ждать тут уже нечего! Думаю, моего бедного друга похоронят без нас. Эх, Васил, Васил…

Бояна всхлипнула. Старшой повернулся к ней:

– Душа моя, ты все слышала?

– О, да… – Слезы на щеках девушки давно уже высохли, лишь остатки их прятались в уголках больших чувственных глаз. – Больше скажу – я это все уже знала. Просто не торопилась говорить отцу. Думала, у нас еще есть время! Да, я уеду с вами – здесь мне уже нечего ждать… В Кючук-Кайнарджи у нас живет двоюродный брат отца… сводный… Он примет меня, как родную. Жаль вот только отца…

Бояна все же не выдержала, разрыдалась, и Ляшин, присев на край софы, ласково погладил девушку по спине…

* * *

Рассвет наступил быстро. Едва забрезжило, беглецы и Бояна покинули гостеприимный дом убитого купца, направляясь на окраину города, к подворью Карима Ясава, торговца медом и фруктами.

Купец – румяный здоровяк с круглым, простоватым с виду, лицом типичного лавочника – встретил гостей приветливо, а Бояну так и вообще расцеловал:

– Ты что такая грустная?

Девушка быстро рассказала все, и Карим Ясав, погрустнев, обнял несчастную, приголубил, погладив по голове:

– Ничего, ничего… Так бывает. Коли уж случилось, так случилось – на все воля Аллаха. Да, тебе нужно уезжать, дева… Об отце не беспокойся, мы похороним его достойно. А вот дом – да, скорее всего его отнимут.

– Да и черт с ним, с домом!

Тут же, с утра и тронулись. Сам Карим Ясав по всякой торговой мелочи не ездил, препоручив беглецов приказчику, до чрезвычайности смуглому горбоносому парню с иссиня-черной шевелюрой и сверкающими белками глаз. Звали парня Серкан, что в переводе означало – «прирожденный правитель».

Неизвестно, как насчет правителя, а с воротной стражей приказчик разобрался на раз. Что-то сказал старшему – рассмешил – да, деловито сунув монету, отлил меда в большую миску, тут же принесенную кем-то из стражей.

– Э, Серкан, якши! – облизав сунутый в мед палец, начальник стражи довольно покивал и, пожелав приказчику счастливого пути, предупредил о возможных проблемах.

– По пути много войск, – шепотом перевел Тимофей. – До самого Дуная полно караулов, разъездов. Все берут мзду. Так что вполне можем остаться без меда. Да и красивыми мальчиками могут не побрезговать. Особенно – башибузуки.

Мальчиком была Бояна. Они так решили с Керимом Ясавом. Сам торговец и предложил девчонке переодеться. Для безопасности, чтоб по пути никто не заглядывался. Да и вообще, если будут искать – так девчонку.

Бояна согласилась, переоделась, даже немного обрезала волосы – спрятала под шапку. Небольшая грудь ее из-под просторной рубахи с жилеткой вовсе не выпирала – мальчик и мальчик, чего ж.

Как сказал Серкан, от Варны до Кючук-Кайнарджи было четыре дня пути, учитывая, что запряженные медлительными волами повозки делали в сутки никак не более двадцати – двадцати пяти километров. Таким образом, около ста километров до Кючук-Кайнарджи, а от него до Силистрии до Дуная – еще километров двадцать пять – тридцать. Дня два, если пешком… Следовало еще учесть турецкие разъезды.

– Там в лодку – и вверх по Дунаю, к своим, – на ходу прикидывал многоопытный Тимофей.

Никодим Иваныч покачал головой:

– Не лучше ль к обозу какому прибиться? Уж куда быстрей.

– Так нам в Силистрию-то не надо, – резонно возразил бородач. – Нам ее все одно обходить. А так-то да – дойдем до селенья – посмотрим.

Первый привал сделали часов через пять, составив повозки в кружок, расположились у ручья, у крутояра. Было довольно тепло, не то что ночью или даже поутру, когда зуб на зуб не попадал в легонькой-то одежде. Приходилось кутаться в куцые плащики, подаренные сердобольным купцом. При всем при этом на галере-то полуголые гребцы как-то не очень мерзли! Так ведь гребли, ухайдакивались, а потом дрыхли без задних ног, не чувствуя никакого холода. Так же и совсем недавно – ночью. Ну, тут на нервах все.

Перекусив сыром и фруктами и дав немного отдохнуть волам, вновь уселись в телеги. Караван состоял из трех больших повозок, крытых рогожками. Кроме меда в пузатых деревянных бочонках, еще везли соль и вяленую морскую рыбу. На обратном же пути приказчик рассчитывал взять яблок и слив, такая вот выходила негоция.

Кроме смуглолицего приказчика Серкана и беглецов, при каждой повозке еще имелись погонщик с помощником, то есть еще полдюжины человек. Погонщики в большинстве своем уже возраста пожилого, лет по сорок, помощники же – совсем еще юные парни, подростки.

Никодим ехал в первой телеге, с приказчиком, Алексей с Бояной – во второй. Старшой же, Тимофей – фамилию он тоже назвал – Углов – все время перемещался от первой повозки ко второй и обратно. То там посидит, поболтает, то тут…

Болгарский язык немного похож на русский, и Ляшин беседовал с девушкой, вернее сказать, пытался – после всего пережитого Бояна была не очень-то склонна болтать. Тем не менее о чем-то ведь говорили! О погоде, о дороге, о городах… Благо погонщик попался молчаливый, а его помощник – худющий хитроглазый пацан самого цыганистого вида – усвистал на последнюю телегу, к друзьям; и теперь оттуда то и дело доносился хохот! Серкан даже оглянулся, погрозил кулаком… Ребята успокоились… но ненадолго. Не прошло и пяти минут, как опять послышались громкие голоса и смех. Приказчик больше замечаний не делал, просто махнул рукой, бросив что-то типа «смех без причины – признак дурачины».

– Э, тебя как зовут? – спрыгнув с последней повозки, цыганистый вернулся на свое место. Уселся, свесив ноги, толкнул девчонку локтем: – Ты что, немой? Язык отрезали?

– Меня зовут Бо… Боян.

– У тебя родичи в Кючук-Кайнарджи, Боян? А у меня вообще никого нет. Слушайте-ка! Я тут рассказывал Гоцке один случай, что с нами вышел. Как раз в пятницу, да… Или то была суббота? Бог знает. Не помню уже. Сидели мы себе у фонтана, и тут вдруг видим – дервиш!..

Мальчишка болтал без умолку, и так быстро, что Ляшин мало что понимал – вот уж, поистине, язык без костей! Слава богу, парнишка оказался из категории тех не столь уж и редко встречающихся людей, что совершенно не нуждаются в собеседниках. Не собеседники им нужны – слушатели, болтают без умолку, никому не давая вставить и слова. Вот и этот парень… Зато хоть в душу не лез, не приставал с вопросами, только себя любимого слушал.

– Ах. Какие яблоки в Кючук-Кайнарджи, какие яблоки – слаще меда! Нет, не слаще, конечно, нашего, а вот их меда – слаще.

– Ты на той телеге-то про мед расскажи, – не выдержав, хмыкнул вислоусый возница. – А то ведь, поди, и не слыхали.

– Да рассказывал я им уже, – парнишка отмахнулся и вдруг подпрыгнул. – Ай! Ведь не все рассказал, ага!

Выпалил – и был таков. Словно ветром сдуло. Снова на последней телеге послышался смех – как видно, там были благодарные слушатели.

– Интересно, почему мы без охраны едем? – глядя на синие горы, задумчиво промолвил Алексей. – Что, разбойники все повывелись?

– Разбойники-то не вывелись, – погонщик неожиданно расхохотался, глухо так, надтреснуто, словно заезженная пластинка на старом патефоне. – Только мы-то – христиане, оружие нам нельзя. Не полагается!

– Да, турки запрещают христианам носить оружие, – пояснила Бояна. Видать отходила потихоньку бедолага, надоело молчать. – А против разбойников есть посты янычар! На каждой почтовой станции. Скоро сам увидишь.

К вечеру караван добрался до Козлуджи, небольшого городка с яблоневыми садами и крепостью, сложенной из больших светло-серых камней. За крепостью маячила башенка минарета – мечеть, у ворот чинно прохаживалась стража – трое усачей с пистолетами и саблями, у одного, кроме сабли, еще был ятаган. Так сказать – вооружены до зубов, никакой враг не страшен, тем более какие-то там разбойники!

Пронырливый Серкан с поклоном показал старшему стражу подорожную грамоту, к коей присовокупил несколько серебряных монеток – акче. Еще раз поклонился, что-то спросил. Убрав монеты в объемистую мошну – большой кожаный кошель на поясе, – турок что-то милостиво пояснил, повозки же проверить не соизволил. Вот еще – проверять телеги! Такому-то важному господину – ага!

Даже Бояна хмыкнула:

– Однако ж обленились тут все.

И впрямь обленились. А зря! И пары лет не пройдет, как генерал-поручик Суворов задаст тут всем жару! Козлуджу же уже в двадцатом веке переименуют в Суворово. Так сказать, на память.

Ничего этого Алексей не знал, и не потому вовсе, что совсем не интересовался историей. Просто целая череда русско-турецких войн всегда вызывала у школьников изжогу, да и преподавалась весьма поверхностно, а словосочетание «Кючук-Кайнарджийский договор» доводило бедолаг обучающихся до нервного срыва. Мало кто выговорить мог. А надо бы! Ведь уж есть чем гордиться!

Постоялый двор для христианских купцов располагался на самой окраине города, возле небольшой церкви, почему-то не срытой басурманами до основания. Аккуратная церквушка с белыми каменными стенами и золоченым куполом почему-то не вызывала у местных магометан праведного гнева. Похоже, вообще никаких эмоций не вызывала – привыкли, что ли?

– Это чтоб молились, чтоб верили, – слезая с телеги, неожиданно пояснила Бояна. – Нельзя же людям без веры. Это даже турки понимают.

– А в мусульманство разве всех не загоняют? – Ляшин тут же поддержал разговор, вовсе не скрывая радости. Все ж вроде бы отошла девочка, отошла! Вон, говорить стала… даже попросила попить.

– Силой – нет, – отрывисто бросила девушка. – Кто хочет – сам их веру принимает, но сложно это. Не так-то и просто.

– И почему же так? – Алексей удивленно приподнял брови. – Вроде бы наоборот должно бы.

– Все деньги.

– Деньги?

– Видишь ли, все христиане платят особый налог в султанскую казну. Потому, чем меньше христиан – тем меньше денег. Нет, если ты хороший воин или врач, или там, оружейник, пушкарь, то принять ислам – запросто, но простым людям – нет.