Текст книги "Суворовец"

Взрыв ахнул в полночь! Он был такой силы, что казалось, задрожала земля. Проснувшиеся обыватели в страхе выскакивали из своих домов… Никто их не резал, не грабил – разбойники из шайки Кривого Абдуллы были перебиты еще вечером. Где их искать – узнали у чернокожего Давида и тетушки Салимы при вдумчивом разговоре. Ну, и в очередной раз спасибо Бояне – она ведь про них напомнила, и про разбойников, и про слуг. Так что никакой резни в городе не случилось.

Что же касается засады, устроенной в подвале восточной башни, то туда так никто и явился. Видать, настоящий взрыв – сигнал к наступлению турок – был запланирован на куда более позднее время. Завтра, послезавтра… через неделю – но это крайний срок.

Турок ждали. Аккурат там, куда те, ничтоже сумняшеся, и явились – к обрыву у реки Боруй. Встретили как родных!

Как только доложили о появлении врагов, полковник Андрей Милорадович, высокий, с суховатым лицом, от души хлопнул Ляшина по плечу:

– Ага-а, поручик! А ведь вышло! Как там турки, идут?

– Идут, ваше благородие!

– Артиллерию к бою!

Артиллеристы были готовы еще к вечеру. В свете луны было хорошо видно, как высыпали к реке янычары! За ними поспевали сипахи. Готовились к переправе. Вот спешились, притащили заранее приготовленные плоты…

В ожидании схватки янычары нетерпеливо скалили зубы… Речка узкая. Можно и на конях… Ждали команды… И вот дождались!

– Вперед, сыны Аллаха! С нами имя султана! Вперед!

Командир в белой чалме махнул саблей… Янычары завыли и бросились в бой, с ходу форсировав узкую речку. Вот сейчас… сейчас они заберутся на кручу, не такую уж и крутую… Ворвутся в полуразрушенную крепость… а потом весь город – их!

– Ай иль-Алла-а-а-а!!!

В ответ грянул залп. Легкие полковые пушки – все сорок штук – били на крики. В ночи жутко засвистела картечь, круша черепа и ребра, выдирая глаза, челюсти, кишки. Атака захлебнулась, так толком и не начавшись. Первые шеренги янычар превратились в кровавое месиво.

– Заряжай! – размахивая шпагой, лично скомандовал Милорадович.

Полковник Давид Мачабелов, храбрый грузинский князь, уже готовил конницу в контратаку. Обойти овраг, вырваться на простор – ударить вражину с фланга! Знаменитый «косой» удар, как действовал прусский король Фридрих, а он не последний был талант.

– А ну братцы… залпом на крик… Пли!

Ахнули ружья! Поручик Ляшин, как и все, был нынче на передовой, командуя пехотною полуротой – плутонгом. Уж пришлось, иначе зачем бы он был поручик, по-французски – лейтенант?

– Заря-жай… Залп!

Заряжай…

Залп! Залп! Залп!

Свистели тяжелые пули, рвали тела врагов. Турки отстреливались, но как-то безрадостно, вяло. Уже было ясно, что ночная атака врага захлебнулась, никакого внезапного удара не вышло!

К утру турки отступили на пушечный выстрел. Встали, выстроились в несколько линий, по французской системе. Их было хорошо видно…

– Господи, многолюдство какое! – высунувшись над краем редута, покачал головой Никодим Иваныч.

Прохор Анцыферов тоже выглянул, усмехнулся:

– Ничего, дядя Никодим. Мы им посейчас наваляем! Ужо намнем бока. Сам Александр Василич с нами, ага!

И впрямь, на левом фланге, верхом на белом коне появилась знакомая фигурка Суворова в окружении свиты. Все перешептывались, приободрились. Ждали: командующий вот-вот отдаст приказ, скажет свое знаменитое: «Вперед, братцы! Русские мы али кто?»

Однако Суворов нынче не торопился. Действовал расчетливо, хитро. Знал, хоть ночная атака и сорвана, но турок-то еще до черта! В три раза больше, чем русских.

– Есаула ко мне!.. Турок видишь?

– Вижу, ваше превосходительство! Так точно.

– Атаковать! Но только на расстоянии выстрела. Постреляйте и сразу назад.

– Но, ваше пре…

– Пусть чуток ободрятся! Надутого индюка легче бить. Задача ясна?

– Так точно!

– Вперед!.. Полковник… Андрей! На шанцах там держитесь… Панику не сеять, на огонь врага не отвечать!

* * *

Такой вот приказ и принес вестовой на шанцы. И еще было приказано зарядить пушки картечью, да и пехоте быть готовыми к залпу.

– Не стрелять и в атаку не бросаться, – разъяснил своим Ляшин. – Сидеть, ждать.

– А чего ждать-то, господин поручик?

– Чего мы все ждем? Приказа! Понял, Проша?

– Ага…

Ждали. Хорошо видно было, как, вырвавшись на простор, с громовым «ура» и молодецким посвистом понеслась на врагов неудержимая казачья лава! Сверкнули на солнце сабли и казачьи пики… Казалось сейчас… вот-вот и…

– Э-э, – наивно протянул Прохор. – Этак они и без нас обойдутся.

Однако не обошлись. Атака вдруг прекратилась. Сабли перестали сверкать, прогремели ружейные выстрелы… Турки выстрелили в ответ. Казаки сделали крутой разворот… и с той же резвостью понеслись обратно, под защиту крепости, шанцев, редутов…

Прохор растерянно посмотрел на Алексея:

– Что же это делается-то, господин поручик? Казачки наши труса празднуют?

– Не верь глазам своим, Проша! Только сейчас и начнется все…

Началось!

Враги, уже чувствительно битые по носу, стали куда осмотрительней, осторожней. Не бросились сразу преследовать отступавших казаков, а, осмелев, выкатили на передовую пушки и открыли огонь… Били туда, до чего ядра долетали. До шанцев!

Первое ядро подняло столб земли прямо перед носом Ляшина! Вторым убило Маромойкина. Давно воевал и вот… жалко, эх… Впрочем, такова уж судьба солдата. Не в этом бою убьют, так в другом…

– Не стрелять! – придя в себя, закричал поручик. – Все в укрытие. Залечь!

Опытные солдаты давно уже повалились наземь, на дно, под защиту насыпи. Молодежь замешкалась, и Ляшин подогнал их едва ль не пинками. Залег и сам. И даже не хотелось выглянуть, посмотреть – ничуть! Вражеские ядра сотрясали укрепления с остервенелостью фашистского пикировщика «Юнкерс-87», «Штука». И, слава богу, что не с такой же меткостью.

Вой, грохот, пороховой дым, истошные крики раненых. Содрогалась земля. Казалось, вот-вот – и оторвет голову! Сделалось очень страшно. Всем. Кто говорит, что не боялся – врет.

– Вот ведь супостат! Лупит! – Никодим Иваныч выплюнул изо рта землю. Черный, как черт!

Так и Алексей выглядел ничуть не лучше. Как и все здесь. Букли да косы, да золоченые пуговицы – они только на парадах нужны. А здесь… Ну, точно черти!

Обстрел кончился так же внезапно, как и начался. Похоже, турки собирались в атаку. Ну да, дело к тому…

– Приготовились! – Ляшин подполз к насыпи, выглянул… Ага! Вот он, враг! Наступает тремя шеренгами, залпы дает… По флангам конница пошла… Теперь, пожалуй, можно и ответить…

Тут же появился и вестовой, совсем молодой парнишка, лет, наверное, пятнадцати, с нервно дергающейся щекой и круглыми от только что пережитого глазами.

– Приказано подпустить врага ближе – и картечью, залпами.

– Ясно! Эй, братцы, эгей!

Повернувшись к своим, поручик махнул рукой и, высунувшись из-за насыпи, принялся внимательно вглядываться в наступающие шеренги врага. Теперь все зависело не от Суворова, не от полковника Милорадовича, а лично от него, поручика Алексея Ляшина, командира плутонга. Что значит – «подпустить ближе»? Насколько это – «ближе». Тут все должен был решить Алексей. И не мешкать!

Враги не просто шли – стреляли. Останавливались, давали залп, перезаряжали ружья и шли дальше. Перли неумолимо, как танки. Вот уже видно, как блестят азартно глаза.

Повернув голову, Алексей махнул командиру батареи. Тот понятливо кивнул и прищурился. Ай, не повезет кому-то сейчас!

Солдаты Ляшина уже давно приготовились к залпу, бумажные патроны с порохом и пулями были загнаны в стволы… осталось лишь взвести курки… насыпать затравочный порох…

Ну, вот они, вражины! Идут открыто, ничего уже не боясь. Думают, всех тут их ядра повыбили. А вот, шалишь, брат, шалишь!

– Приготовились… Залп!

– Пли!

Разом ахнули пушки и ружья. Пронеслись пули, засвистела, завыла картечь, густой пороховой дым, зеленовато-белый и кислый, затянул шанцы. Кто-то закашлялся…

– Зар-ряжай!

Когда дым рассеялся, дали еще один залп и были готовы к контратаке.

– Эй, братцы, гляньте!

На поле боя, верхом на белом коне, вновь появился Суворов! Подняв коня на дыбы, взмахнул шпагой:

– В атаку, братцы! Пуля – дура, штык – молодец! Вперед, братцы. Ура!

– Ура-а-а-а!

Ведомые командирами солдаты выскакивали изо всех укреплений, добивая ошеломленного врага. Бригада Андрея Милорадовича ударила по правому флангу, конница – казаки, гусары, егеря, сверкая саблями, понеслась в центр.

– Ур-ра-а-а!

Ляшин бросился в атаку вместе со всеми. Убрав шпагу, подхватил ружье, выпавшее у кого-то из раненых…

– Ур-ра-а!

Бежал… Кричал… Колол безо всякой жалости. И чувствовал при этом самую невероятную радость! Вот уж поистине – мы русские, какой восторг!

– Ур-ра-а-а!

Турки дрогнули и бежали. Бежали панически, бросая все: оружие, боеприпасы, обозы, потеряв убитыми около двух тысяч человек. Наши же потери составили человек двести. Что и говорить, Суворов действовал в Гирсове очень даже осмотрительно, хладнокровно, осторожно и хитро. Войска в преждевременные атаки не посылал, без нужды не геройствовал, все планировал четко – и столь же четко все исполнялось. Вот и результат… коему конечно же весьма поспособствовали Ляшин, Круглов и Бояна. После всех перипетий девушка жила у Ляшина, в маленьком доме старого грека Харитона. Жила под видом служанки, Харитону на радость – готовила, убиралась, стирала. И все время молилась, подумывая в конце военной кампании уйти в монастырь. По всем здешним понятиям, что ей еще-то оставалось делать? Правда, у Алексея имелись на этот счет свои далеко идущие планы… Правда, он их пока не озвучивал. Рано! Контрразведчик он или кто?

* * *

Турок разбили. Победу отпраздновали, в местной восстановленной церкви отслужили молебен. Видя, что магометан больше нет, а русские здесь всерьез и надолго, христианское население приободрилось и осмелело. Впрочем, мусульман тоже никто не примучивал. Хотите жить своими обычаями – живите, и никто вам не указ.

Уже очень быстро вновь расцветали торговля и ремесло, зашумел рынок, потянулись купцы. Пускали всех, кроме работорговцев – те занимались своими гнусными делишками контрабандно.

* * *

Мадам Рашель по-прежнему томилась в своем комфортабельном узилище в просторном доме коменданта. Узницу не обижали, предоставили заботливую служанку и обширный сад для прогулок. Иногда и сам командующий составлял ей компанию за ужином… Правда, дальше этого дело не шло, Александр Васильевич, когда надо, был очень воздержанным и хитрым и разводить любовные шашни с вражеской шпионкой вовсе не собирался.

Что очень обижало госпожу Рашель… точнее, даже не Мари, а… мадемуазель Люси Люньер, дочь разорившегося булочника из Ниццы. Самозваная дворянка и аферистка, она еще в девичестве потеряла невинность, устроилась служанкой в богатый дом, где крутила амуры с хозяином, но попавшись на краже, вынуждена была бежать с очередным любовником – молодым и красивым савойским офицером… на поверку оказавшимся турком! Это и был Рауль Мустафа-бей, поручения которого Люси… или, лучше уж звать ее, как привыкла – Рашель… исполняла все последующие годы. Исполняла – и кое на что рассчитывала. На особняк в Стамбуле, а еще – на замужество. Ах, Рауль, Рауль… Как жаль, что он магометанин… но что делать? Однако жить в гареме – не самая лучшая идея. Куда лучше считаться полноправной вдовой, а Рауля иметь любовником. Да-да, именно так! И не следует делить его с этой драной кошкой Ивонной! Не стоит… И не надо! Есть ведь много способов… оговор, яд, стилет… Посмотрим, какой выбрать. Но для начала надо как-то выбраться отсюда… или хотя бы дать знак. Хотя бы пустить слух на базаре… Мол, некая господа Рашель томится в узилище, в комендантском доме, что некогда принадлежал почтенной турецкой семье. Ну да! Так и следует поступить, ведь Мустафа-бей всегда тщательно следит за слухами, и на базаре еще остались его люди! Неприметные, не известные никому… кроме самого Рауля.

Как и всегда, госпожа Рашель сидела в бывшем ха-реме, на закрытом балконе и пялилась на улицу через затянутое невесомой тканью окно. Сидеть у окна и смотреть на улицу – любимое развлечение богатых турецких жен. Да еще сплетни сводить. Скучища!

На рынок, конечно, не пустят – посматривая на улицу, рассуждала красотка. Тогда нужно послать служанку… Нет, не эту противную старуху! Надо другую служанку попросить, помоложе, порасторопнее…

Узницу не очень-то стерегли – бежать она не пыталась, да и вообще, вела себя смирно. Вот и просьбу выполнили. А чего ж? Дорого-то не стоит.

Новая служанка, правда, особой расторопностью не отличалась, зато была молода и энергична. Правда, не слишком умна, но это ведь и на руку!

– Пойдешь на базар, купишь пахлавы… – госпожа Рашель подробно инструктировала служанку. – Да не у кого-нибудь, а у иранца Гельми, у него самая лучшая пахлава, да… Скажешь, что для меня. Для госпожи Рашель – так и скажешь. И чтоб, если что – пусть он по этому адресу через своих приказчиков и доставит. То же самое скажешь и в винной лавке… и – зеленщику Абдулле… И… торговцу тканями Фаруху. Все поняла? Ступай.

* * *

Смеркалось. Зажигались на небе первые звезды, над старым минаретом повис тонкий серп месяца, в окнах богатых домов загорелись свечи. Жители Гирсова заканчивали земные дела, мусульмане только что сотворили намаз, христиане выходили из церкви, отслушав вечерню. Хорошая была в Гирсове церковь, храм Святого Николая, епископа Мирликийского, покровителя моряков и путешественников. Хороший храм, однако же небольшой, невысокий. Турки выше мечети строить не разрешали. Теперь перестроить бы… нехудо бы, да.

Так вот судача, выходили люди из церкви. Прощались, расходились по домам… На город опускалась сонная вечерняя тишина. На подворьях иногда нет-нет да и загремит цепь, залает пес, закричит на нерасторопных служанок хозяйка, жена затиранит мужа аж до скандала на потеху соседям… мало ли? А так, да – тихо кругом, благодать!

Правда, не везде. В той части города, где еще и при турках селились христиане – болгары, валахи, греки, армяне, – обычно располагались таверны. Это ведь правоверным мусульманам запрещено пить сок виноградной лозы… и прочие радости. Христианам-то в скоромный день выпить не грех! Вот и нынче день был скоромный… Вернее сказать, вечер уже.

Вот и на Греческой улице, на окраине, у старой крепостной стены, располагалось одно злачное заведение, сочетавшее в себе таверну, постоялый двор и публичный дом – лупанарий. Подобные заведения в Османской империи были везде, даже в Стамбуле, и никаких подозрений не вызывали. Веселыми девками становились болгарки, гречанки и даже турчанки – и такое бывало. Услаждали господ постояльцев и посетителей, и дело не обязательно шло о продажной любви. Обитательницы лупанария пели песни, шутили, играли на лютнях и в кости – а в любую игру! Оттого ведь и «веселые девки», не зря звали так.

Одна из таких – юркая фигурка, закутанная в темное покрывало с головы до пят – ловко пробралась сквозь спорящих пьяниц, нырнула внутрь. Кивнув хозяину, крючконосому греку, быстро вбежала по лестнице на третий этаж, в гостевые покои. Постучалась особым стуком: сначала два раза подряд – тук-тук… потом, через паузу – три – тук-тук-тук. Дверь открыли без всяких вопросов…

– А, это ты, Ивонна… Ну как?

– Я нашла ее, Рауль. Доложил наш человек, Фарух, торговец с рынка.

– Присаживайся… Вот, выпей вина. И – говори, говори, да… Так где она? В плену у Красной Руки?

– Вовсе нет, – сбросив покрывало, Ивонна уселась в кресло и устало вытянула ноги. Длинная юбка, передник, скромная сорочка, отороченный мехом жилет из козлиной шкуры – нынче шпионка изображала служанку из почтенного дома. Правда, осветленные белокурые локоны, скорей, говорили о другом. Как и наглый шальной взгляд! Не-ет, служанки-скромницы так вот не смотрят! Разве что эти, из лупанара…

– Госпожа Рашель – в русском плену. Содержится под арестом в доме коменданта! Думаю, многое могла рассказать. И еще расскажет. И покажет… Опознает, когда заставят… Было бы только кого.

– Не сомневаюсь ничуть. Ах, Мари, Мари…

Мустафа-бей заходил по комнате. Стройный, подтянутый, мускулистый, он чем-то напоминал испанского гранда, идальго. Тем более в черном камзоле, в черных узких штанах-кюлотах, в черных чулках. Ах, какой же изысканный кавалер! Ивонна незаметно вздохнула, но тут же взгляд ее стал прежним, внимательным и холодным – как у змеи.

– Что ж… – зябко потер руки Рауль. – Коли так, ты знаешь, что делать.

– Да, господин, – шпионка опустила глаза, скрывая радость. – Ожидаю только приказа.

– Считай, он получен.

– Хорошо… Разрешишь использовать нашего друга?

– Да.

Порывисто вскочив на ноги, девушка подошла к мужчине и обняла его за плечи:

– Ах, Рауль! Как я рада видеть тебя!

В амурных делах оба давно уже были на «ты», но в делах служебных продолжали соблюдать субординацию. Так было надо. Обоим. Зачем? Бог весть.

Не говоря ни слова, Муустафа-бей снял с коллеги-любовницы жилет, а затем и длинную юбку. Сорочку девушка сбросила сама…

Подслушивавший под дверью хозяин-грек не понимал по-французски… но донесшиеся из покоев звуки его полностью удовлетворили. Охи, вздохи… стоны… А вот уже и ложе заскрипело, ага-а!

* * *

Люси Люньер (или все же лучше – госпожа Рашель, поскольку ее все так и называли), как обычно, скучала, сидя на балконе. Балкон выходил на улицу, не шибко многолюдную, но все же можно было на людей посмотреть, себя особенно не показывая, помечтать или, наоборот, предаться милым воспоминаниям…

Ага! Вот опять этот молодой русский черт, поручик! Поглядеть, так красавец-мужчина – высокий, подтянутый, мускулистый. Русые волосы, серо-стальной взгляд… Изображал из себя Джелала Кирмизи Эл – Красную Руку. Надо же, и русским вовсе не чужда алчность. Пограбить под видом разбойников богатые дома – почему бы и нет? В этом что-то было… такое, что вызвало самое искреннее восхищение Люси… пардон – мадам Рашель.

Пленница как-то рассказала про этот случай Суворову. Так, как бы невзначай, за обедом. Комендант и глазом не повел. Значит – сам был в доле. Что ж, ничего в этом такого странного нет!

Ах, какой все же мужчина! Жаль, что тогда так с ним ничего и не склеилось… Да и не могло – явившихся за водкой русских просто убили бы. Так, на всякий случай, чтоб не слишком сюда шлялись. Убили бы и поручика… Ну, и убили бы – так кто-нибудь нашелся бы вместо него, всего-то и дел.

Проводив взглядом вошедшего в дом Алексея, госпожа Рашель потянулась и продолжила свои мечтания-наблюдения, или, как сказали бы много-много позже – релакс. Точно так же обычно проводили свое время и знатные обитательницы харема – старшие жены. Ну, или жены любимые. Точно так же сидели, смотрели, переговаривались-пересмеивались, прячась за тонкими занавесками. Если присмотреться, то с улицы их вполне можно было увидеть, правда, вот лица сложно было бы разглядеть – занавески, шторы, жалюзи. Так, общий контур. Видно, что кто-то сидит у окна, видно, что женщина… Лицо и волосы никто из жен и наложниц в хареме не закрывал, кого там стесняться-то? Волосы лишь перетягивали широкой лентой.

Потянувшись, Рашель глянула на улицу…

Вот две подружки-служанки с большими корзинками. Видно, пошли на базар. Как всегда – простоволосые, да и ведут себя ужасно! Громко переговариваются, хохочут… и ни одного мужичка не пропустят взглядом! Вон они, мужички-то… Вон, толкает свою тележку зеленщик с рынка, а вот торговец рыбой тащит тяжелые корзинищи. Рыба-то, видать, свежая – трепещет, переливается живым серебром… Вот артельщики, молодые парни. Землекопы? Да нет, судя по засунутым за пояс топорам – плотники… Ой, как они к этим служанкам! Ущипнули, одну даже по попе хлопнули… А те и рады! Ну, что с простолюдинок взять?

Пленница усмехнулась; как все же хорошо, что она сумела пробиться в знатные дамы! Знать – всегда знать, не какое-нибудь там простонародное быдло. Вот если бы она была служанкой, а не госпожой – жила бы так вот в плену? Нет конечно же! Кто бы стал церемониться с простолюдинкой? Давно бы били плетьми, бросили бы в подвал… или отдали бы солдатам. Впрочем, последнее, наверное, не очень и страшно… скорее сладко… ах, солдаты, солдаты… Интересно, как это, когда ты одна, а их – двое, трое… Не, больше не надо. Вполне достаточно троих. Интересно, один бы… а другой… а тем временем третий…

От жарких своих мыслей госпожа Рашель невольно покраснела, зарумянилась – хотя никакого стыда не испытывала. Она вообще была женщина не из стыдливых…

Внизу, в доме, послышались голоса – видать, встречали вошедшего поручика. К господину коменданту с докладом пришел, зачем же еще-то? Может, все же соблазнить генерала? Старичок, конечно, сорокалетний, но… живчик, живчик! Водой по утрам обливается – бесстыдник! И хохолок у него такой забавный, седоватый уже – ну, так ведь сам-то господин и не молод. Сама-то уже не молода, тридцать три года, а уж этот… Говорят, у него в России семья. Ну и тут пусть будет женщина… Чем плохо-то? Для него – ничем. А вот чем сие для госпожи Рашель хорошо? В чем ее-то выгода? Из плена освободят? Вот уж вряд ли. Скорей, Рауля дожидаться надобно. Уж всяко с базара доложили уже. Теперь ждать только осталось. Мустафа-бей своих не бросает!

Напротив комендантского дома располагалось заброшенное строение, небольшой двухэтажный дом с такими же выступающими галереей балконами. Правда, окна были закрыты ставнями, даже забиты. Кто-то ведь их заколотил – значит, не совсем дом заброшен, просто на время оставили. Может, сбежали от русских, надеясь со временем вернуться – военное счастье переменчиво, сегодня – русские здесь, завтра – опять турки. Ну да, и ворота, вон, заперты, правда сад разросся – ухаживать некому, но балконы разглядеть можно.

Да, похоже, ненадолго домик забросили. Хозяева все же надеялись вернуться. Впрочем, не такой уж и богатый дом. Хотя… И не бедный – средненький. Не конак и не эв, а что-то между. Даже замок на водостоке висит, не украли! Такие водостоки имели почти все турецкие дома, из тех, что победнее. В камне ограды вырезалось углубление в виде ящика и запиралось висячим замком. Ключ отдавался водоносу, чтобы тот в любой момент мог прийти и налить воду. Вода стекала по трубам во вкопанные в землю кувшины, здесь же, во дворе. В богатых же домах вместо кувшинов имелся огромный резервуар…

Ага! Вот и водонос! Странный какой-то – светлокожий. Может, из бывших рабов? Полян или русский… Узница навострила глаза – все какое-то развлечение. На чужих мужичков посмотреть – чего бы и нет-то? Этот вон мужчина хоть куда! На вид лет тридцать, грудь широкая, усики, длинный нос, лицо вытянутое и чуть-чуть смуглое… или это просто загар? Не-ет, все равно – светлокожий, это заметно. Местные жители все куда как темнее, но красавец, да… Ишь, остановился. Лицо зачем-то тряпицей прикрыл… Оглядывается! Чего оглядываешься-то – воровать пришел? Да нет, с виду – водонос как водонос, ничего особенного. Длинный суконный кафтан, башмаки-черевики, серая посконная рубаха, круглая шапка из кожи. За плечами – кожаный мех, кирба – там воду и носят. Кроме кирбы в руках – что-то длинное, завернутое. А, пила лучковая! Вон, ручки торчат. Х-ха, он что же, еще и плотник? Со скуки – на все руки мастер? И… Ага, вот что-то вытащил. Верно – ключ… Ну да – ключ. Сейчас воду лить будет…

Однако нет! Ключ-то водонос вытащил, вот только водосток открывать не стал, просто отпер ворота! Туда же и проскользнул, прямо во двор, даже кирбу не снял. Точно – вор! Надо бы сказать… А вдруг не вор, его просто хозяева за домом присмотреть попросили?

Так ведь и правда! Вот он, водонос-то! Вышел, кирбу на плече поправил… пошел… А пилу забыл, что ли? Да, верно, просто оставил – потом что-нибудь по дому поделать, да. Ушел… Снова служанки прошли, на этот раз – с рынка. В корзинках – зелень, фрукты, рыбка… еще и сыра изрядный кусок.

А вот эта, верно, мусульманка… Идет, вся закутанная, одни глазищи сверкают. Вот остановилась прямо напротив, у заброшенного дома. Подошла к воротам… Приоткрыла… Шмыг! Ого! Что ей там надо-то? А посмотрим! Или сама скоро выйдет… или тот водонос зайдет! Тайное любовное свидание – вот что это. Ай да водонос, ай да девка – не боится, что камнями побьют?

* * *

Поднявшись по узкой лестнице в дом, Ивонна сбросила балахон и осмотрелась. Тайный друг – тот, что в небольших чинах, но с большими связями – приказ дотошно исполнил, доставил все, что нужно для предстоящего дела. Хм… Девушка невольно хмыкнула – зачем он пилу приволок? А, верно, просто маскировал оружие – хитер. И оружие хорошо – то, что надо! Нарезное короткое ружье – карабин – какие используют егеря и – иногда – казаки. Это вам не тяжелая фузея – только залпами лупить, иначе – в белый свет как в копеечку! Не-ет, из такого можно белку в глаз бить. Ах, какой же он весь из себя красивый… И матово блестевший ствол, и приклад, и цевье…

Вытащив шомпол, шпионка забила в ствол бумажный патрон с зарядом пороха и тяжелой свинцовой пулей. Пришлось, конечно, повозиться – все же ствол-то не гладкий, с нарезами. Чтобы пуля на лету закручивалась и метко била.

Усмехнувшись, Ивонна насыпала на полочку мелкий затравочный порох. С металлическим отзвуком щелкнул взводимый курок…

В закрытых ставнях уже было проделано отверстие… Пара дощечек оторваны. Как раз для ствола, ну и – чтобы прицелиться, цель разглядеть. Вот она… госпожа Рашель! Та самая «фуфыра», про которую давно уже доложили служанки, каждый день специально прогуливающиеся мимо комендантского дома. Господин Фарух, торговец с рынка, их туда и направил… ему и донесли. Ну, а теперь – дело за малым, стрелять Ивонна умела.

Выставив ствол, девушка приникла к карабину щекою, прикрыла левый глаз, правым же прицелилась, мысленно проводя прямую линию от целика через мушку – в голову сидевшей на балконе даме.

Ивонна чувствовала себя вполне спокойно. Здесь темно, там – светло, вряд ли кто чего и заметит. Тем более – с закрытого-то балкона. Ну, блеснет ствол – и что? Поди, разбери, что там блестит? Да и разбирать-то времени уже не будет.

Действовала, как учил когда-то Рауль Мустафа-бей, даже голос его припоминала…

«Не старайся застыть, как статуя, девочка. Не получится, даже если дыхание на миг затаишь. Сердце не остановишь, да и ружье – вещь тяжелая. Знай, руки всегда будут дрожать – в такт биению сердца. Пусть дрожат. Пусть дрожит ствол, описывая круги вокруг цели… Главное, верный прицел. Целишься и одновременно тянешь спусковой крючок… очень и очень нежно. Главное условие меткого выстрела – его неожиданность для стрелка. Если выстрела будешь ждать, будешь подгадывать – обязательно дернешь ствол, и пуля улетит вниз… или вверх. А нам ведь это не надо…»

Ивонна все сделала, как надо. Не дергала ствол и выстрела не ждала. Просто целилась и тянула спусковой крючок, не выпуская из виду голову цели… Да, можно и в голову бить. Здесь ведь не очень-то и далеко – шагов тридцать…

Тихо хрустнула пружина… Щелкнул курок, зажатый в нем кремень высек искры, воспламенив затравочный порох… бухх!

Грохот, огонь, дым!

Тяжелая пуля вышибла стекла… и мозги…

* * *

Ну, пожалуй, все. Бросив карабин в угол, шпионка спустилась во двор и, пробравшись в дыру в стене, выбралась на узкую безлюдную улочку. Прошла быстрым шагом, свернула в густые заросли, в кусты… вышла к старому эву, там, рядом с развалившейся хижиною, в сарае, отыскала сундук со стоявшей на нем корзинкой да горстью углей. Переоделась, мазнула углями лицо – этакая стала замарашка!

И пошла себе спокойненько на базар! Длинная темная юбка, передник, серенькая сорочка, кафтан, на голове круглая суконная шапка. Корзинка в руках. Служанка на рынок отправилась. Видать, хозяева срочно послали, некогда было и лицо умыть. Замарашка-простушка, чего уж. Таких девчонок – полно и цена им на базаре, как редиски пучок.

Мимо пробежали русские солдаты с ружьями. Озабоченные! Останавливали прохожих, расспрашивали… Ивонну тоже остановили, спросили, не видала ли кого подозрительного? Не слыхала ли?

– Не-е, ничего такого, нет. А что случилось-то? Убили… Вот те на! Вот горе-то!

* * *

Голова госпожи Рашель оказалась расколотой, как орех! Выпущенная кем-то пуля угодила пленнице прямо в лоб, энергией выстрела тело просто отбросило с балкона в покои…

– Видать, с близкого расстояния били, – покачал головой Суворов. – Эх, сволочи. Такую красу погубили. Жаль.

– Думаю, во-он из того дома стреляли, – Ляшин вышел на балкон, всмотрелся. – Ну да, больше неоткуда. Не с улицы же бить! Я схожу, гляну, ваше превосходительство?

– Давай. Людишек с собой возьми… Да солдатушек прямо сейчас по окрестностям отправим… – Александр Васильевич горестно скривился и снова глянул на распростертое на полу тело. – Эх… Хоть и пленница… а такая краса. И поговорить с ней приятно было. Сразу видно – дама, не кто-нибудь. Эх…

* * *

Ворота оказались заперты изнутри! Перемахнув через ограду, Алексей сразу же вытащил шпагу… Кто-то из полезших следом солдатиков, отворив ворота, впустил остальных. Сразу стало как-то веселее, уверенней! Вряд ли, конечно, убийца станет здесь дожидаться, его, скорее всего, уже и след простыл, но… Все же приятно, когда у тебя за спиною полдюжины солдат с ружьями, с примкнутыми штыками!

– Ваш-бродь… Вроде нет никого, – осмотрев двор, шепотом доложил капрал.

– Двое со мной, – Ляшин покусал губу. – Остальные – здесь осмотритесь.

– Слушаюсь, ваш-бродь… Сутин, Маскаев – за господином поручиком. Остальные – здесь.

Заброшенный дом казался пуст, зато место преступления обнаружилось сразу, на втором этаже. Полутемные покои, закрытый ставнями балкон. Свет проникал лишь через проделанное в ставнях отверстие…

– Через него и стреляли…

– Ваше благородие… Карабин!

Распахнув ставни, Алексей внимательно осмотрел оружие, еще пахнувшее пороховым дымом. Ну да, совсем недавно стреляли, и полчаса не прошло. А так – карабин как карабин, обычный… с нарезным стволом.

– С таким надобно уметь обращаться…

– Видать, кто-то сумел…

– Ваше благородие…

Ляшин и сам уж заметил брошенную в углу пилу. Длинную, лучковую… Наверное, от хозяев осталась, не убийца же приволок. Ему-то зачем пила?

– Тут еще…

Балахон женский. В таких мусульманки по улицам ходят. Ни лица, ни фигурки не видать, одни глазищи сверкают. Тоже, верно, от прежних хозяев… Хотя дом-то, похоже, христианский. Тогда откуда этот балахон? Да мало ли…

В бытность свою в прежней эпохе Алексей, как и любой российский обыватель, с полицией прямо не сталкивался и о работе следователей и оперативных служб знал только из кинофильмов. Как и все, следователя с опером мог запросто перепутать, как судмедэксперта с техником-криминалистом. Одно только знал – от сидения в кресле с трубкой преступления не раскрываются. Людей надо искать! Свидетелей. Обязательно кто-то что-то видел, что-то может рассказать – место-то людное. И время преступления известно. Наверняка и выстрел многие слышали, а может, кого и видали. Кого? Кто под подозрением? А поглядим. Сначала бы – с людьми поговорить. Тут ведь рынок рядом… кто-то туда мог идти… или уже оттуда. Торговцы, покупатели…