Текст книги "И опять Пожарский 5"

Что можно сказать? Монеты были великолепны. Как впрочем, и любое изделие из Пурецкой волости. Есть люди, которых нельзя купить? Вряд ли. Есть религиозные фанатики. Есть люди, готовые умереть за свободу. Но ведь никто не покушался на свободу и религию. Только смена того кто платит.

– Сколько бы вы не получали от Вест-Индской компании удвойте сумму, – вбил последний гвоздь в гроб надеждам голландцев так и не представившийся слуга «Сатаны».

Только десяток солдат отказались подписать договор и даже попытались во главе с офицером, оказать сопротивление. И были обезоружены и связаны всего тремя такими же молодыми русскими. Такого второму директору Вест-Индской компании Виллему Верхюлсту видеть, ещё не доводилось. Выстрел из пушки по недостроенному дому разрушил как дом, так и последние крохи надежд. Одно такое попадание и самый большой корабль разлетится в щепки. Не только вазы и шоколад умеют делать в Пурецкой волости. Не только.

Событие семидесятое

В это время Сечь находилась на «Чортомлыцком Днеприще» – на острове Базавлуке. Остров был сухой. Весеннее половодье никогда не затапливало его. Густые плавни окружали его чащей тростника, трав и даже небольших лесов. В этом зелёном переплетении протоков, лиманов и рек легко было заблудиться даже живущему здесь человеку. И не раз погибали, высланные падишахом вселенной, турецкие галеры, запутавшись среди островов, под метким огнём Запорожского войска.

Этот лабиринт ниже острова Базавлука назывался военной казной, потому что казаки прятали там пушки, деньги и другие ценности, добытые в походах. Здесь же неводами и сетями ловили рыбу. Сотнями бочонков курили они её, солили, вялили или мариновали. Ловили рыбу бедняки, которых нанимала казацкая старшина на свои лодки за часть улова.

Ежедневно к пристани острова приходили и уходили чёлны, груженные рыбой или разным товаром. Подходили к пристани и турецкие фелюки, и, молдавские дубы, а иногда и итальянские и далматские шхуны. Совсем не маленькую торговлю вело Запорожье со многими странами и водой, и степью. Богатела военная казна от пошлины за торговлю и платы за проезд через мосты и паромы – во всех местах запорожских земель, во всех, куда дотягивались руки казаков и куда не смели пока сунуться мытники Сигизмунда. А так как пути были очень опасны, никуда ведь не исчезли татары, то приставляли к каждому каравану конвой с булавой, а чаще с прикреплённой к булаве военной печатью. Давали такой конвой каждому, без различия, просил он его, или нет, и взимали за него плату. Но проезжие и сами не скупились, да ещё и от себя добавляли своей охране «сыт ралец», то есть подарок.

Шли из Крыма на Сечь ковры, шёлковые ткани, доспехи, олово, орехи, и сушёные фрукты. А главное – соль. Из Турции, кроме табака и шелков, шли прекрасные черкесские седла, оружие, олово, квасцы, лошадиная сбруя, кофе, благовония и пряности. Выгрузив все это на Сечи, уходили заморские корабли, наполненные воском и мёдом, льном, сырыми кожами, шерстью, икрой и рыбой, пшеницей, конопляным маслом, пенькой и лесом.

Жизнь сечевиков проходила чуть ли не все время под открытым небом, и даже тучи насекомых – настоящее бедствие днепровских плавней – не могли загнать их под крышу.

На берегу всегда было шумно и людно. Здесь загружали и разгружали корабли и лодки, здесь разделывали и солили только пойманную рыбу. Здесь же рядом строили чёлны и маленькие лодочки и большие морские чайки, на которых ходило казачество в Чёрное море. От зари и до самого позднего вечера стучали топоры, рубя и обтёсывая сухое смолистое дерево, визжали пилы, скрипели канаты, кипела смола в огромных котлах, подвешенных на цепях над кострами. Полуголые запорожцы, бронзовые и медно-красные от загара, быстро и ловко работали и пересыпали работу или крепким словом, или шутками или песнями. Приезжего человека поражало то, что в этом кипящем скоплении людей и кораблей не было ни одной женщины.

Чуть выше по берегу начинался пригород.

Здесь расположились палатки «базарных людей», кузницы, бондарные, слесарные и другие мастерские, без которых Запорожская Сечь не могла существовать. Коренастые кожемяки мочили в красниках и мяли шкуры, оружейники ковали копья, сабли и ножи, кузнецы подковывали лошадей. Здесь останавливались чумацкие обозы и караваны чужеземных купцов, стояли волы, ревели верблюды и ослы, толпились люди в живописных одеяниях или в лохмотьях, но центром всего пригорода были кабаки, где после похода некоторые казаки спускали за кварту мёда или водки кабатчику все, вплоть до последней рубашки.

Конечно, большинство казаков, погуляв после похода несколько дней, и протрезвев, верные своему крестьянскому прошлому, понемногу экономили и накапливали добытое саблей, ибо мечтали о собственном хуторе и семейном гнёздышке где-то в зелёной беспредельности Дикого Поля. Зря надсмехались и глумились над ними кабацкие завсегдатаи, неисправимые пьянчуги, звали скупердяями.

Сама Сечь расположилась в верхней части острова и была окружена земляным валом и довольно глубоким рвом. Кое-где на валах стояли пушки и мортиры, чтобы отбивать возможные нападения врагов.

Центром же военной жизни был большой четырёхугольный майдан, где собирался совет. С трёх сторон окружали его длинные одноэтажные курени, в которых жили казаки.

Лет двадцать назад был на острове Базавлуке посол от цесаря Рудольфа, Эрих Лесото, который подробно описал жизнь запорожских казаков, но за эти двадцать лет Сечь во многом изменила свой облик. Во времена Лесото курени были плетённые из хвороста, обмазанные глиной и крытые шкурами от дождя. Только с того времени выросла и разбогатела Сечь. Вместо нищих полуземлянок появились крепкие бревенчатые здания, саженей по двадцать длиной и шесть шириной. С передней стороны каждый курень имел четыре окна, а с боковой стены – два узеньких окошка и двери с полукруглыми перекладинами и резными косяками, окрашенными в зелёный или красный цвет. Высокая трёхъярусная крыша низко надвигалась на окна, и три дымохода заметно возвышались над ней.

С четвертой стороны площади расположились военные сооружения: дом гетмана или кошевого, канцелярия (или писарня), суд и склады с оружием, пороховые погреба, кладовые с конской упряжью и всяким припасом и сокровищница, где хранили военные знамёна и трофеи. За ними шли дома для чужеземных послов и путешественников, для почтенных купцов Востока и Запада, различные мастерские и мелкие хозяйственные постройки.

И этот полный жизни остров манил к себе, как магнит, десятки тысяч народа. И чем дальше жили они от Сечи, тем заманчивей и прекрасней казалась она охолопленному крестьянину, голодному подмастерью или безземельному шляхтичу, что жил у магната вместо лакея, и монастырским хлопам, что отрабатывал «ради спасения души» лишний день барщины на монастырских полях, и тем более полунищему люду, ютящемуся в городах, и добывающему себе кусок хлеба подённой работой…

Для всех этих людей Запорожская Сечь была символом свободы. Это не была крепость с каменными стенами, железными воротами и глубокими рвами вокруг, но каждый знал, что это надёжное убежище, где можно чувствовать себя в полной безопасности и откуда никакие цепкие и когтистые лапы не могут выдрать его, чтобы причинить ему новое горе и новые притеснения. Здесь каждый мог выбрать себе дело или работу на свой вкус и по своим способностям.

Но и на Сечи не было равенства, как это казалось издалека. Не было и полной свободы, о которой мечтали тогдашние рабы. И все же была бездна между сечевой жизнью и тем, что было в деревнях, сёлах и городах. На Сечи каждый мог чувствовать себя человеком. Новичку сначала казалось, что здесь можно делать всё, что придёт ему в голову: работать, спать или рыбачить, охотиться или валяться на палящем солнце, если есть что на обед…

Однако новички быстро начинали понимать, что надо браться за какую-то работу, потому что никто не будет кормить его на халяву. И, отдохнув немного после долгого опасного путешествия, шёл товарищ наниматься на лодью казацкого старшины рыбачить, или в сечевые мастерские ремесленничать, или куда-то на хутор, к тому же старшине, потому что все земли и охотничьи и рыболовные угодья были давно распределены между знатью и богатыми степенными казаками, которые садились на землю.

И ещё вскоре они начинали понимать, что не стоит болтать всё, что думаешь, так как старшинские подхалимы пристально прислушивались по кабакам к казацким разговорам, и слишком болтливому новичку приходилось иногда испытать немало бед за лишние слова.

Старшина нарочно распространяла слухи о сечевой воле, про весёлую гульбу по кабакам, о беззаботной и сытой жизни, чтобы сманить на Сечь больше народа, ибо беднота нужна и пополнять военные потери от походов, и ловить рыбу и пасти несметные старшинские и военные отары и табуны, и ковать, и делать седла, сапоги и разную одежду, делать бочки и бочонки для рыбы и мёда, строить дома и лодки.

На бумаге Сечь подчинялась Польше, была частью Речи Посполитой, а на самом деле Запорожье жило своим государством. Руководила ею старшина и, вместо писаных уставов, были неписаные обычаи с жестокими карами в духе своего времени. И хоть голь и здесь иногда голодала, но она дышала свободнее, после барского поместья, после душных грязных мастерских, после суровых монастырских келий.

Росла Сечь и стала грозной военной силой.

Во времена Сагайдачного почти удесятерилось число казаков. Сагайдачный закалял казацкое войско в боях и походах, но при этом оставался верен на словах королю Сигизмунду. Опирался он на старшину, но не порывал и с беднотой, ибо понимал, что голытьба – большая сила. И голытьба выбирала его своим вожаком, уходя в опасный, но заманчивый и полезный поход на турецкие и татарские берега.

Теперь гетмана Сагайдачного не стало. В 1623 году Старшим Войска Запорожского был выбран Михайло Дорошенко. Новый гетман был далеко не молод. Скорее он был совсем стар. Ему уже перевалило за седьмой десяток. Во времена похода на Москву в 1618 году он был в должности походного «отомана». Под предводительством Михайло Дорошенко были в августе взяты города Лебедянь, Данков, Епифань, Скопин и Ряжск. Уже после смерти Сагайдачного неожиданно разразилась война между османами и крымскими татарами. Послы от хана Мехмеда III Гирея прибыли на Сечь и заключили с казаками договор о взаимопомощи. Вот, соблюдая это соглашение о взаимопомощи, заключённое между Запорожской Сечью и Крымским ханством в 1624 году, Дорошенко и организовал поход казаков в Крым для поддержки хана Мехмеда III Гирея и калги Шахина Гирея, боровшихся с турками и протурецкой группировкой в Крыму. И пусть посланное войско было не таким и большим, всего чуть менее трёх тысяч казаков, но дело было не в этом, дело было в том, что гетман отбыл с этим войском. Вот в это время на Сечь и вернулись казаки, что принимали участие в шведском походе Петра Пожарского.

На Сечи всегда была часть казаков, которые выступали за то, чтобы просить царя Михаила принять их под свою руку. Только москали терпели одно поражение за другим, и никто из казацкой старшины всерьёз этих желающих сменить правителя не слушал. Теперь было другое дело. Теперь Российская империя была силой. Она легко расправилась со шведами и по дороге уничтожила войско гетмана Сапеги, да и самого гетмана. Такого большого куша, что привезли, поддавшиеся на уговоры молодого полковника Лукаша Сагайдачного даже ветераны, не то что не упомнили, но даже и не слышали. Да, с Петром Сагайдачным была масса удачных походов и на османов и на крымчаков, но чтобы по нескольку тысяч злотых на брата. И к тому же деньги были впервые разделены поровну. Не львиная доля старшине и что останется рядовым казакам, нет. Поровну.

Сечь загудела. На волне кутежа и различных слухов из казацкой старшины выдвинулся Марко Жмайло-Кульчицький. Был Жмайло человек на Сечи известный, не раз руководил морскими походами казаков на Турцию и крымчаков. Выбрав нового гетмана, реестровые казаки и запорожцы в конце 1624 года отправили своих депутатов на сейм в Варшаву и потребовали: признать законными духовных лиц, посвящённых патриархом Иерусалимским, убрать униатов из церквей и отобрать у них церковное имущество, незаконно захваченное ими у православных, уничтожить все постановления польского правительства, направленные против казаков, и не ограничивать их количества.

В подкрепление своих требований они привезли с собой внушительный список самых разных притеснений, которые в Польше и Литве приходилось терпеть православным русинам (украинцам) и литвинам (белорусам), особенно упирая на то, что повсеместно власть отнимала у православных храмы, неправедно их засуживала под разными предлогами, не допускала до цеховых ремёсел, сажала в тюрьмы и избивала священников. Казаки обвиняли польские власти в том, что православные дети остаются без крещения, люди живут без венчания и отходят в мир иной без исповеди и святого причастия.

Польский сейм совершенно не принял во внимание петицию малорусского казачества, и тогда небольшое войско, возглавленное Жмайлом двинулось на север, казаки ворвались в Киев, убили киевского войта Фому Ходику, ревностного униата, ограбили католический монастырь, умертвив его священника, и отправили к московскому царю Михаилу Фёдоровичу посольство с просьбой принять их в своё подданство.

В начале февраля 1625 года король Сигизмунд III послал на них 30-тысячное войско во главе с коронным гетманом Станиславом Конецпольским, которому велено было усмирить «бунтовщиков» оружием. Поляки, сейчас не ведя войн с соседями, видимо, перестали нуждаться в казачьих отрядах и потому решили, что пришло время наказать их за прежние проступки и независимое волеизъявление и призвать «к порядку».

Ещё не зная обо всём этом, на Сечь прибыли и посланники Петра Пожарского. Эти уговаривали казаков вместе с донскими казаками ударить по татарам. Опять лилось рекой вино и мёд в кабаках, опять с утра до вечера орали на майдане. В результате гетманом выкликнули и Лукаша Сагайдачного. И он начал формировать войско. Легко набралось более десяти тысяч желающих. Ждали весны. Но тут вернулся Марк Жмайло с известием, о том, что Сигизмунд хочет объявить Посполитое Рушение, а на казаков летом двинется войско под предводительством гетмана Станислава Конецпольского. Не зная, что делать Лукаш Сагайдачный отправил гонцов к Петру, а сам принялся в собранном войске наводить порядок. Учить молодых стрелять и владеть саблей. Цифра в тридцать тысяч впечатляла. А запорожцы разделились на три войска. И объединить их всех даже под угрозой польского нашествия было некому. Слишком разные цели. Слишком разные гетманы.

Событие семьдесят первое

Пётр Дмитриевич Пожарский выехал в Москву в самом начале февраля 1625 года. Всю дорогу от Нижнего до Владимира мела метель. Еле пробивались по засыпаемой снегом дороге от одной ямы до другой. Хоть после Владимира чуть полегче стало. Ветер переменился и теперь не в лицо бил колючим сухим снегом, а завернул откуда-то с юго-востока и хлестал липким снегом в спину. У Петра с собой было несколько новых книг, и за две недели неспешной езды он их все осилил. Наконец-то перевели и литературно обработали «Илиаду» Гомера. Молодец профессор Арнольд Швайцер, не зря зарплату получает. В той, прошлой жизни, Афанасию Ивановичу довелось в детстве эту книгу прочесть. Там приходилось после каждой строчки обращаться к сноскам. Половина слов была непонятна и язык явно тяжеловат. Эта Илиада была лучше. Читалось легко, хоть пафосный язык древних греков был сохранён.

Второй книгой был «Судебник». Христиан Литке создал этот великий труд. Не без помощи Петра, но создал ведь. Сейчас книга была не надуманной галиматьёй, что выдал первым вариантом профессор из Тюбенгена, а чем-то близким к «Уголовному кодексу РФ». Наказания, понятно, другие. Больше всего деяний для лиц, их совершивших, заканчивались пожизненной высылкой в Сибирь вместе с семейством. Нечего тюрьмы строить, людей не хватает осваивать новые территории. Пусть строят светлое будущее, своё в том числе.

Ещё одной интересной книжицей была «История Руси» Копыстенского. Монах с помощью присланных патриархом помощников летописцев написал вполне приличную вещь. Может, не Соловьёв и Ключевский. Ну, пусть родятся и улучшат. Подождём.

Следующая новинка была, бесспорно, долгожданной. Её ещё только писать знаменитый тандем начал, а люди уже ходили и спрашивали, когда будет продолжение про девочку Лену и Волшебную страну. Теперь книг пять: «Волшебник Изумрудного города», «Деревянные солдаты Урфина Джуса», «Семь подземных королей», «Жёлтый туман» и «Огненный бог марранов». У профессора Волкова была и шестая книга, но там было про прилёт в Волшебную страну инопланетян, всякие бластеры и ядерное оружие, не поймут, решил Пётр. И что делать? Всё просто. Когда Афанасий Иванович прочитал младшей внучке все шесть книг, она потребовала продолжение. И где его взять? Замечательная все же вещь интернет. Оказалось, что, во-первых, сам автор «Удивительного Волшебника из Страны Оз» Баум Л. Ф. написал несколько продолжений, а во-вторых, уже в начале перестройки другой русский писатель Сергей Сухинов выдал ещё не меньше десятка приквелов и вбоквелов. Тогда генерал целый месяц читал все эти продолжения, пока и внучке и ему это не надоело. Вот перед выездом в Москву Пётр и рассказал Осорьину один из таких приквелов «Корина – ленивая чародейка». Материал был похуже и запомнил Афанасий Иванович с пятое на десятое, но… Не зря же эти двое получили от царя батюшки дворянство. Пусть отрабатывают. Тем более что всё меньше и меньше приходилось Петру лезть в их труд с исправлениями. Растут. Должны вытянуть шестую книгу.

Кроме этих книг пролистал Пожарский и учебники новые. Порадовали математики. Учебник по геометрии теперь есть за четвёртый, пятый, шестой и седьмой классы. Теперь осталось только закончить семь учебников по арифметике и алгебре, но Пётр три из них уже видел в печати, успеют к сентябрю. Ещё бы, всё, что есть лучшее в Европе, он собрал в Вершилово. Недавно ещё один прикатил, в будущем Афанасий Иванович даже вроде бы слышал эту фамилию – Пьер Гассенди. Товарищ возглавлял кафедру философии в университете в Экс-ан-Провансе, во Франции, но как все современные учёные был к тому же и математик и астроном и физик. Ничего и этого научим. Тем более, не старый ещё, всего чуть больше тридцати.

Кроме книг Пётр вёз в столицу и двух турчанок. Пример Марты оказался заразителен. И Айсу – лунный свет, и Берку – душистая, тоже захотели себе второго ребёночка. А что, решил Пётр, почему бы и нет. Но ведь они сейчас вдовы. Ну, вот и замечательно. Нашли им в первый раз умирающих дворян, а теперь найдём умирающих князей. Из худородный и бедных, понятно, но князей. А значит, их дети будут уже княжичами или княжнами. Пётр посоветовался с давно переехавшим в Вершилово незаменимым советчиком по местным бюрократическим нюансам Замятием Симановым. А тот и присоветовал обратиться с просьбой к судие Поместного приказа князю Андрею Васильевичу Жекла Сицкому, тем более, что и узнать про князя Александра Фёдоровича Жирово-Засекина, что был при Борисе Годунове послом в Персии проще всего у него же. И подыскать номинальных руководителей экспедиций отправляющихся весной на поиски Магнитогорска опять же проще всего в Поместном приказе. Конечно, нужны князья. Только не спесивые бояре, ничего не умеющие, а совсем бедные и молодые, которые согласятся за не малые деньги делать вид, пока экспедиции идут по обжитым местам, что они там главные, а потом не лезть поперёд тех, кто на самом деле возглавит экспедицию. Одним словом, все пути лежали в Поместный приказ. Пётр с помощью Замятия написал боярину Сицкому письмецо с тремя просьбами и отправил его за пару недель до своего отъезда. Пусть попробует, не отреагирует правильно, императору пожалуемся. Ну, и подарков несколько взял для боярина. Если всё узнает, о чём Пётр просил, не грех и отблагодарить. Пусть одним «другом» будет больше.

Событие семьдесят второе

Кристиан IV король Дании и Норвегии шёл с заседания Государственного совета в крайней степени раздражения. Ему не разрешили. Даже хуже. Государственный совет встретил предложение начать войну с католиками однозначным отказом, сославшись на то, что союзники ненадёжны. Голландия и Англия предложили Дании крупные суммы денег, в случае если Кристиан вступит в войну с императором Фердинандом. Война в немецких землях шла уже семь лет без малого. В 1618 году чехи, в большинстве своём протестанты, подняли восстание против своего государя, венского императора – убеждённого католика. Вместо него они провозгласили своим королём протестанта – Фридриха, курфюрста Пфальца. Однако силы католиков имели явный перевес. Они покорили Богемию, захватили Пфальц и стали добиваться того, чтобы и другие территории вернулись в лоно католической церкви. Это грозило нарушить баланс сил не только в Германии, но и во всей Европе.

Но всё это время Кристиан был занят другими вопросами. Будучи сам одним из протестантских государей Германии, Кристиан IV видел для себя непосредственную угрозу в растущей мощи императора и католиков. Однако вплоть до 1624 года усилия короля были направлены главным образом на утверждение своих юных сыновей князьями-епископами в различных областях Северной Германии. В 1623–1624 годах оба его сына получили по немецкому княжеству, сохранив ещё на три неплохие виды. Тем самым королю удалось обеспечить сыновей материально, усилив при этом свои стратегические позиции. Император, не желая войны с королём Дании, вынужден был согласиться на подобный расклад. Потом была непонятная война со Швецией.

С одной стороны главная цель этой войны достигнута. Швеция сейчас маленькое тщедушное королевство, к тому же качественно ограбленная этим новым русским Македонским – герцогом Пожарским. С другой, Дания не получила ни одной крепости, ни одного города, даже ни одной самой маленькой деревушки. Всё забрали новые родственники. Ну, как бы и ладно. Шведов теперь точно можно не опасаться, в спину не ударят. Не до ударов им, выжить бы. Плюсом можно считать и семь новых линейных кораблей, отобранных русскими у шведов, и подаренные Дании. Правда, было два незначительных условия. Русские корабли получали право беспошлинного прохождения проливов. Вот только у родственничков нет практически судов, так проходят несколько кораблей из Испании и Португалии. Не обеднеем. Второе условие хоть и было обузой, но семь новых кораблей того стоили. Сейчас они сопровождают четыре русских корабля с переселенцами к берегам Нового Света. Сопроводят и вернутся. Уже, наверное, и назад плывут.

Так ещё ведь и шесть больших торговых кораблей герцог Пожарский передал Ост-Индийской компании. Теперь и оттуда денежки потекут.

Вот ведь, самое время начать войну против Католической лиги. Тем более на чужие деньги. Можно нанять шотландских наёмников. Придётся пойти на хитрость. Он всё же вступит в войну – в качестве герцога Гольштейна. Неплохим подспорьем будет и тысяча русских мушкетов с батарейным замком, что он выторговал у Михаила при дележе шведского пирога. Да, ещё Пожарский обещал и старые отремонтировать. Две тысячи хороших мушкетёров вооружённых русскими новинками стоят как бы и не пяти обычных. Нужно отправлять послов в Англию к Якову и в Голландию к Морису Оранскому. И чем быстрее, тем лучше.