Текст книги "Владыка ядов"

– Поговаривают, что он что-то не поделил со своими дружками, – продолжал Эдрик. – Утаил часть добычи или что-то вроде этого, и когда об обмане стало известно, они решили его наказать. Два вольных капитана с острова Энгеу – отчаянные, говорят, ребята.

– И что будет с бароном теперь? – Спросила Мольвири.

– Барон, скорее всего, уже мертв, – ответил Эдрик.

– А его придворные?

– Часть разделит участь барона, другую ограбят, но, может быть, пощадят.

– А другие люди на его земле?

– Полагаю, молодых женщин и мужчин заберут в рабство, прочих оставят в покое и уплывут восвояси.

– Это ужасно, – тихо сказала богиня. – Зачем вы делаете друг с другом такие вещи?

– Ты знаешь ответ, – произнес Эдрик. – Такова природа людей. В нашей… – Он вспомнил о том, что уже около десяти лет не принадлежит к роду людей и поправился:

– В их природе есть добро, но есть и зло.

– Иногда я думаю о том, что смешение добра и зла – это хуже, чем просто зло.

Эдрик не сразу ответил. В ее словах что-то было…

– Возможно, все дело в том, как их смешивать.

– Я не понимаю, как можно совмещать ненависть и любовь, жестокость и милосердие, трусость и благородство. Что-то всегда будет ложным, а что-то истинным. То есть, если на душе образуется накипь из злобы, а внутри душа чиста… или наоборот, когда кто-то, кто зол и жесток, принужден изображать хорошего человека и даже сам верит в эти идеалы умом, но не сердцем… это я могу представить и понять. Но если так, хорошо бы найти точный и простой способ отделять хороших людей от плохих. Хороших, пусть даже души их осквернены, можно было бы очистить и исцелить, а плохих… отвести куда-нибудь подальше… на какой-нибудь большой остров или может быть даже в другой мир – и пусть грызут там друг друга, от перерождения к перерождению становясь все больше похожими на своих создателей, Темных Князей.

– Знаешь, я читал одну книгу, – Эдрик перевернулся на спину и посмотрел в потолок. – Написанную хальстальфарским философом Ангером эс-Даульваром. Там высказывались очень схожие мысли. О том, что есть души, изначально порожденные Князьями Света, а есть те, которые порождены Князьями Тьмы… ну, и еще небольшая доля душ, порожденных Лунными Князьями. И все они должны понять, к какому источнику силы принадлежат, избавиться от лишнего груза и вернуться к нему. Есть люди, которых привлекает эта система мысли, потому что она дает простые ответы на вечные вопросы, но по существу она лишает выбора: человек со злой монадой не может стать добрым, человек с доброй монадой – злым… они могут лишь заблуждаться и обманываться относительно своих истинных намерений, но рано или поздно правда откроется. Я полагаю, это полная ерунда. Может быть, природа самих Князей определена и они не способны переменить ее, но каким быть человеку – зависит преимущественно от него самого. Обстоятельства рождения, воспитание и условия жизни имеют некоторое значение, но их власть не абсолютна. Даже если человеку кажется, что жизнь – это поток, который несет его куда-то, всегда есть выбор: сопротивляться течению или плыть в согласии с ним. Другими словами, мы можем стать и хорошими, и плохими, и никакими, и сохранять в себе оба начала вечно. И я думаю, что последний вариант, предполагающий сохранение и того, и другого – это и есть настоящий путь людей. Потому что первые два пути ведут в конечном итоге на Небеса или в Преисподнюю, где природа человека со временем теряется, замещаясь природой ангела или демона.

– А третий путь, который «никакой»?

– Этим путем пошла Школа, – Эдрик вздохнул и посмотрел на обнаженную женщину, лежащую рядом с ним. – Бесстрастие и пустота. Ни добра, ни зла, ни морали, ни страсти.

Он протянул руку и погладил Мольвири между грудей… ниже… по животу… внутренней стороне бедра.

– Не слишком-то ты бесстрастен, – она захихикала и стала отбрыкиваться, когда Эдрик принялся щекотать ее.

Он поймал ее и прижал к себе.

– Я все чаще думаю о том, что Школа ошибалась, – прошептал Эдрик. – Нам стоило принять сразу и зло и добро, а не отвергать и то, и другое.

– Но тогда бы ты не стал бессмертным, – возразила она. – Не освободил бы меня и не обнимал бы сейчас. Ты был бы слабым человеком, мучающимся от того, что он совершенно не контролирует свою жизнь.

– Может быть, – сказал Эдрик и поцеловал ее.

Они целовали друг друга, ласкали и занимались любовью почти до самого утра.

Глава десятая

Вниз и вниз, по белым ступеням Аннемо, по мрамору Фойдана, по стершимся ступеням Лестницы Совершенств. Древние статуи хранителей Лестницы смотрели в спину Кадану, когда он спускался на первое небо. Там Лестница станет призрачной и неверной, будто бы состоящей из стекла, изогнутой и запутанной, с многочисленными площадками и ответвлениями, уводящими в миры стихиалей. Потом он пройдет по воздуху мира людей и, вероятно, опустится на какую-нибудь гору; Лестница решит сыграть с ним в прятки, и если он позволит ей провести себя, то убьет час или два, разыскивая вход в подземный мир, а если не позволит – спустится туда сразу же, едва заметив, что пересек землю. Он будет двигаться по спиральному пути, расположенному вдоль внутренней стены пустой горы или потухшего жерла вулкана, все ниже и ниже, а из глубины будут доноситься глухие стороны и вопли отчаянья. Лестница начнет становиться все хуже, вместо некоторых ступенек будут зиять провалы, по стенам будут скользить тени, и, может быть, какой-нибудь теневой демон зашипит ему вслед – но не посмеет напасть. Он минует унылые серые пустоши первого ада, пойдет наперекор ветру, беспрестанно дующему в одном направлении, унося души покойников, ничем не отличившихся на земле, во владения Князя Мертвых. Из-под серой безжизненной земли будут торчать мутные стеклянистые скалы, обращенные в том же направлении, куда дует ветер; потом равнина кончится, он окажется на краю исполинского провала, вдохнет запахи серы и дыма, и отыщет ведущую вниз полуразрушенную лестницу. Здесь ее уже называют не Лестницей Совершенств, а Лестницей Страстей, ведущей на самое Дно, где пребывают в своих наивысших формах, невыносимых для смертного взгляда, источники всякой страсти – также, как в конце небесной лестницы пребывают источники всех совершенств. Но так далеко Кадану не надо. Он пройдет сквозь разрушенные башни и мрачные города, где на крышах домов дремлют горгульи с кожей из обсидиана, минует подвесные мосты, скрытые клубами поднимающегося из Преисподней дыма, убьет нескольких глупых демонов, не способных отличить человека от бессмертного, и достигнет врат Сожженного Города Фо. Перед вратами будет мост, и на этом мосту ему предстоит тяжелый бой, а если он допустит оплошность, то и смерть.

Дым налетал то справа, то слева – бессвязными мутным клубами окутывая то каменный мост, то врата Сожженого Города. Из дыма вышел бессмертный страж Ласагар – пребывая в человеческой форме, он был похож на мрачного, совершенно лысого воина, облаченного в кожаные штаны и куртку, обутого в тяжелые, подкованные металлом сапоги. Трепетал на ветру длинный плащ – почти такой же, как у Кадана, но более грубый и местами истершийся. Посередине мост был разрушен; Кадан остановился у левого края провала, воин преисподней – у правого; они поклонились друг другу почти синхронно. Когда Ласагар выпрямился, в его правой руке появилась сабля – немного более тонкая и длинная, чем талвар Кадана. Кадан обнажил оружие в тот момент, когда Ласагар прыгнул, ушел от атаки кувырком влево, отбил следующие десять выпадов, стремительных, как взгляд, и атаковал сам. Клинок из звездного серебра, выкованный на втором небе, столкнулся с клинком из черной стали, выкованным во втором круге Преисподней. Ветра взревели, грянул гром, из-под моста вверх устремились потоки дыма и пепла. Они сражались на краю обломанного моста, и ни один не мог взять вверх над другим. Техника и скорость были на стороне Кадана, ведь некогда его тренировали те, кто знал стиль Души Меча – воплощенные в облике людей бессмертные мечи-оборотни; но его противник был сильнее и изобретательнее. Каждый раз, когда Кадану казалось, что еще чуть-чуть, и он достанет Ласагара, тот выкидывал совершенно неожиданный и непредсказуемый финт, нисколько не стесняясь пользоваться подручными предметами и особенностями рельефа. Но также и каждый раз, когда Ласагару казалось, что вот еще чуть-чуть и он дожмет заносчивого гостя, загонит его в угол, как Кадан успешно менял положение, оставляя себе вдоволь пространства для маневра.

С течением боя сила их ударов все нарастала, а магия, которой обладал каждый из них, все отчетливее проявляла себя в нападении и защите. Столкновение клинков вызывало снопы молний в пепельных облаках, а отведенный в сторону выпад мог пробить дыру в стене башни справа или слева от моста. Темп нарастал, множились производимые сражающимися разрушения, ревели небеса и содрогался ад, выплевывая пыль и пепел. И вот, вдруг, они застыли – серебристый клинок Кадана был приставлен к шее противника, а черный клинок Ласагара упирался Кадану в нижнюю часть живота. Секунду или две они стояли неподвижно, затем убрали оружие в ножны, коротко поклонились другу другу и, взойдя на поверхность призванной Стражем Фо летающей раковины, отправились в башню для медитаций. Иного гостя Ласагар провел бы в пиршественный зал, но он знал, что бессмертный обитатель неба не станет есть пищу преисподней – даже такой, как Кадан: мертвая плоть, насыщенная болью и отчаяньем, осквернила бы его, заставив по возвращении длительное время проходить процедуры очищения.

В башне было тихо и пустынно. По мановению руки Ласагара три бледно-зеленых огня вспыхнули в темноте и полетели над полом, на несколько секунд выхватывая из темноты черепа, геометрические узоры, камни странной формы и даже пыточные устройства – все это могло использоваться для медитаций теми, кто приходил в башню. Наконец, огоньки высветили ковер и подушки – Кадан направился туда и уселся на ковре, скрестив ноги; огоньки покачивались вокруг занятого им места; Ласагар же остался в темноте – сел на такой же ковер, или, быть может, прямо на пол. Кадан не столько увидел, сколько услышал и почувствовал, как страж второго круга принимает свою демоническую форму: едва слышный тягучий звук растягивающихся костей и мышц, клацанье когтей по полу, шелест крыльев, горящие красным огнем глаза, дуновение горячего ветра…

– Ты стал неосторожен, – сказал Ласагар. – Я мог убить тебя три раза.

– Это было до того, как я едва не отрубил тебе руку, или после? – Приподнял бровь Кадан.

– И до, и после. Школа сделала тебя воином, но небеса расслабляют.

– Возможно, – Кадан улыбнулся. Они знали друг друга давно и сражались не раз – обычно все заканчивалось ничьей, но бывало и так, что либо Кадан, либо Ласагар заканчивали бой с явным преимуществом над соперником. Во время их первого боя Кадан был убит, позже он возродился и убил Ласагара – который, будучи бессмертным, в свою очередь также возродился через некоторое время. После этого они старались избегать убийств и серьезных увечий – однако, случалось, что в горячке боя убивали или калечили друг друга. Происходило это, впрочем, не слишком часто – раз в сто или в двести лет, встречались же они намного чаще.

Ласагар не был воспитанником Школой Железного Листа, но знал о ней более чем достаточно, поскольку некогда он, будучи Небесным Избранником, сражался с Безликими масками и разыскивал Монастырь Освобожденных для того, чтобы истребить всех, кто там обучался. Ласагар нашел монастырь, но был побежден Алхассой – бессмертной, мечом-оборотнем, которая искалечила его, но не убила. Ласагар провел в плену около года, пока другие Избранники не обнаружили монастырь, не убили Алхассу и Безликих, не перебили детей и не освободили своего пленного брата. Однако, камеру покинул совсем не тот Ласагар, который был заточен в нее. Долгие беседы с Алхассой и настоятельницами зародили в нем сомнения; стоя посреди двора, залитого кровью и усеянного детскими трупами, Ласагар вдруг осознал, что перестал понимать, ради чего ведется эта война и, главное, ради чего он сам участвует в ней. Идеалы, внушенные теми, кто его послал, потеряли значение, а сами пославшие вместо любви и преданности стали внушать отвращение. Потом были долгие годы мучительного одиночества и пустоты; ненависть росла в нем, как ядовитая змея, и жгла его сердце сильнее раскаленного металла. В конце концов он отрекся от света и предал свою душу Готлеасу, Темному Князю, властвующему над подземным огнем. Готлеас принял его в свою свиту, многому обучил, но главное – утраченные смысл и цельность вновь вернулись в душу Ласагара. Он осознал, что свет есть ложь, и боги алчны, а служба Князьям Тьмы достойнее службы Князьям Света хотя бы потому, что Темные не скрывают своей природы. Он убил нескольких Избранников, своих бывших братьев, потом сам был убит, но Хозяин Подземного Огня не позволил Князю Мертвых забрать его душу. Готлеас забрал павшего героя с собой, в глубины Преисподней, погрузил его в Огненное Озеро, в котором смертная природа Ласагара сгорела без остатка, и вознес наверх, в новом облике – в облике жестокого бессмертного демона, навечно связавшего свою судьбу с Нижними Мирами. Ласагар был отправлен в Фо, и поставлен там стражем. С тех пор он убил множество светлых созданий, пытавшихся проникнуть в Преисподнюю для того, чтобы наполнить ее своей ложью: оказать милость падшим, дать напиться изнывающим от жажды, накормить пытаемых голодом, исцелить раны подвергаемых бесконечным истязаниям в Сферах Боли, и, может быть, даже вывести несколько душ наверх, дав им возможность прожить еще одну жизнь на земле, либо прямо отведя на ближние небеса. Создания Света постоянно нарушали договоренности, некогда заключенные Князьями: они полагали, что их мотивы – благородство, милосердие, жалость и сострадание – каким-то образом оправдывают их поступки, что древний договор обязаны соблюдать лишь создания тьмы, а они, прекрасные и возвышенные создания, могут быть избавлены от этой необходимости в случае, если в преисподней оказался их родственник, друг или возлюбленный. Любая попытка демонов своровать или соблазнить душу на первых небесах вызывала скандал, небесные канцелярии негодовали, правители райских миров делали угрожающие заявления и созывали войска, и иногда эти войска вторгались в верхние круги Преисподней, уничтожая всех подряд во имя мести за нарушение договора. В то же время, освобождение мучающихся в Аду душ или облегчение их страданий не только не рассматривались небесами как преступление, но и воспринимались как нечто естественное и само собой разумеющееся, вызывая в среде высокопоставленных обитателей Ада гнев и возмущение. Ласагар был поставлен охранять Сожженный Город Фо именно для того, чтобы создания света не чувствовали себя в Преисподней слишком вольготно, и порученная Готлеасом работа темного бессмертного вполне устраивала.

– Три года назад мы не закончили партию, – напомнил Ласагар. – Принести шахматную доску?

Кадан отрицательно покачал головой.

– Нет настроения, – сказал он. – У нас наверху возникло… определенное беспокойство. Признаться, оно проникло и в мои мысли.

– Ну, что там еще у вас? – Недовольно скривился демон. – Готовится очередное вторжение? Как же вы мне надоели! Когда-нибудь мы пресытимся этим бесконечным унижением, прекратим на время склоки между собой и сожжем несколько ваших миров, вот чего вы в итоге добьетесь.

– А потом Старшие Боги сожгут несколько ваших, а Князья Тьмы принесут извинения и сдадут нам ваших зачинщиков, – усмехнулся Кадан. – Все это мы уже проходили, и не раз…

Он замолчал, подумав о том, что в этот раз все может обернуться иначе. Далеко не всех обитателей Ада удовлетворяло существующее положение дел. Им было даровано множество льгот – в отличии от обитателей Луны, которых просто изолировали от основной части Сальбравы, и обрекли на вырождение и вымирание – но само зависимое положение, как таковое, казалось многим порождениям Горгелойга бесконечно унизительным. Заключившие договор Князья Тьмы были мудры и осторожны – но как знать, не наскучили даже им тысячелетия мира, купленного ценой унижения? О молодых бессмертных и демонах, населяющих средние и верхние круги Преисподней, и говорить не приходилось. Мысли, озвученные Ласагаром, бродили в головах многих из них и уж наверняка идея глобальной войны увлечет их и вдохновит…

– Ты знаешь, что произошло на Слепой Горе? – Спросил Кадан. – Слышал о том, что один из Последышей – на свободе?

– Конечно. – Ласагар с усмешкой кивнул. – Он восстановил свою власть над Сферами, которые некогда ему принадлежали и воплотил множество созданий – в основном, тех, кто был уничтожен и развоплощен после его смерти, но есть и совсем новые. Сейчас демоны восстанавливают столицу его королевства, возводят укрепления и бастионы.

– Столицу? – Переспросил Кадан. – У Князя Лжи никогда не было своей столицы. Он всегда предпочитал жить в чужих.

– При чем тут Лицемер? – Темный страж Фо пожал плечами. – Я говорю об Отравительнице… О нем. Об Отравителе, Владыке Ядов. Теперь он предпочитает являть себя в виде мужчины. Что порождает странную коллизию в связи с другим известным титулом, который он… она носила в свой женской ипостаси: Мать Демонов.

– Вот как… – Негромко произнес Кадан. – Значит, она тоже…

– Что значит «тоже»? – Спросил Ласагар.

Кадан покачал головой, показывая, что ему нужно подумать. Помолчав некоторое время, он вновь взглянул на стража Фо.

– Расскажи о нем. Что известно о его планах? В конце Войны Остывших Светил он поссорился с остальными мятежниками и отделился от них. Что он собирается делать теперь?

Теперь головой покачал Ласагар – Кадан почувствовал его движение, несмотря на скрывающую стража темноту.

– Я задал вопрос, – сказал Ласагар. – Что значит «тоже»? Если тебе нечего на него ответить, можешь уходить.

– Ты сказал, что знаешь, что произошло на Слепой Горе.

– Нет. Я сказал, что знаю о возрождении одного из Последовавших за Темным Светилом. Предполагаю, что на Горе была заварушка – его не хотели пускать в мир, но он все же прорвался.

– Все так, – согласился Кадан. – За одним исключением: на Слепой Горе возродился Лицемер. О том, что вернулся еще и Отравитель, я узнал от тебя. Это усложняет картину. Почему они возродились одновременно? Прежде они были в ссоре, но какие у них отношения сейчас?

– Мне об этом ничего не известно, – ответил Ласагар. – Я не знал про Лицемера, пока ты не сказал. Он нигде не появляется открыто – что вполне естественно для него, согласись. Думаю также, что искать его вам надо не у нас, а у себя дома – если верить легендам, он всегда обожал воровать лица у светлых созданий и затем пафосно вещать от их имени. Странно даже, что вы вообще узнали о его возрождении. Куда разумнее ему было бы восстановиться как-нибудь незаметно и обделывать свои дела втихаря.

– Он так и действует, – сказал Кадан. – За исключением того, что пройти незамеченным через Слепую Гору не смог. Где он сейчас – неизвестно. Властителей нижних небес – в том числе и моих сюзеренов – Князья призвали на девятое небо и объявили о случившемся; многие обеспокоились, потому что Князь Лжи может пробраться в любой мир и принять любой облик.

– Я думаю, обеспокоились! – Демон захохотал низким утробным смехом. – Хотел бы я посмотреть, что теперь у вас начнется! Будете подозревать и обвинять друг друга, смещать правителей, в поведении которых вам почудилось нечто необычное, а то и начнете междоусобную войну!..

– Я не удивлен тем, что тебя забавляет происходящее, – сказал Кадан. – Я знаю, что ты ненавидишь Свет потому, что Свет оказался не так хорош, как бы тебе хотелось…

– Какой еще «Свет», мальчишка? – Рявкнул Ласагар. – Твои Небеса в тысячу раз более фальшивы и лицемерны, чем сам Отец Лжи! Вы не можете обойтись без зла – даже объявляя злу войну, вы не можете не прибегать к злу для того, чтобы достичь победы! Но какая же это победа? В итоге, зло всего лишь меняет форму. Так почему бы просто не признать это и не дать тьме ее долю? Но нет – вместо этого вы лжете себе и лжете всем остальным, утверждая, что зло не должно существовать, что это некая ошибка, некий дефект, который можно исправить – но это не ошибка и не дефект, это то, без чего перестает существовать и добро. Оно вам жизненно необходимо, и когда-то ваши Князья и само Солнце признали это, не став добивать детей Горгелойга, утвердив в договоре их власть над Нижними Мирами и попытавшись установить баланс между Небом и Адом, Светом и Тьмой. Но тогда вас по-настоящему припекло: ваши господа уже чувствовали, как ткань Сальбравы расползается у них в руках. Прошли тысячи лет – и что? Обитатели Небес все позабыли. Теперь вы отрицаете действительность и лжете себе и другим, рассказывая об исправлении ошибок и искуплении грехов. Был момент, когда вы понимали, что чаши весов должны уравновешивать друг друга, иначе обвалятся сами весы – но теперь вы об этом забыли и постоянно пытаетесь сделать одну из чаш более весомой, более значимой, более настоящей, чем другая. Проклятье! Да, я рад, что непокорившиеся вам Князья возрождаются! Они заставят вас немного встряхнуться и припомнить несколько простых истин!

– Ты закончил? – Спокойно поинтересовался Кадан. – Это была проникновенная, зажигательная речь, признаю. Я бы даже поаплодировал, если бы не очевидные пробелы в логике в твоем выступлении. Никто не «очнется». Наоборот: возвращение Последовавших возродит старые страхи. Они-то уж точно не захотят никакого баланса. А страх – плохой советчик: множество Нижних Миров будет выжжено Светом в новой войне. Ты этого хочешь? О балансе никто и не вспомнит, когда речь пойдет о самом существовании – и еще меньше будут думать о том, что нарушение баланса представляет для существования угрозу не меньшую, чем победа Последовавших и освобождение Убийцы. Ты также будешь радоваться, когда из-за нашей оплошности начнет разрушаться все мироздание? Какая в этом случае разница, кто виноват, а кто прав? Да, равновесие не соблюдалось идеально – но до сих пор мир, по крайней мере, существовал. Реакция же Небес на возвращение Последышей может стать такой, что весы действительно упадут – и я почему-то уверен, что тебе, также как и мне, этого бы совсем не хотелось. А теперь расскажи мне о том, чем занимается Владыка Ядов и что тебе известно о его намерениях.

– Он готовится к войне, – произнес Ласагар после длинной тяжелой паузы. – Это невозможно скрыть. Конечные ее цели не объявляются. Неясно даже, будет ли эта война, по его замыслу, преимущественно оборонительной или наступательной. Возможно, об этом станет известно позже. Еще я знаю, что он рассылает демонов в различные миры на верхних и средних уровнях Ада с настойчивыми предложениями союза и покровительства. Один из таких посланников прибыл в Фо: мы отрезали ему голову, налили в череп раскаленной лавы и отправили обратно, показывая тем самым, что служим Хозяину Подземного Огня, а не предателю, поднесшему Горгелойгу кубок с отравой. Но даже у нас это решение вызвало недовольство: некоторые полагают, что мы могли бы заключить союз и добиться определенных преимуществ, отобрав у Небес спорные территории и часть потоков энергии в мире людей. Схожим образом, я знаю, поступили в Гхенгесе, в Албере и в Башне-Игле. Но есть и такие властители, которые склонили слух к сделанному им предложению, и есть такие, которые размышляют над ним.

– А что ваши Князья? – Спросил Кадан. – Как они восприняли возвращение одного из своих? Вряд ли им понравится деятельность Отравителя по переманиванию их вассалов.

– О чем думают Возлежащие на Дне, никому не известно. Никаких сообщений от них не поступало. Возможно, их раздражает Отравитель… а возможно, они выжидают, наблюдая, кто из их подданных соблазнится предложениями со стороны Последовавшего, а кто останется верен своим господам: возможно, они не против избавиться от слишком горячих голов, не понимающих, к чему может привести новая война. Идиотов полно не только у вас, но и у нас, и Князья, я думаю, понимают это не хуже меня.

– Я был бы признателен, – сказал Кадан, поднимаясь. – Если бы ты держал меня в курсе того, что у вас происходит. Если Фо не намерен присоединяться к Последовавшим, если вы понимаете, что их деятельность в конечном итоге никому не принесет пользы – значит, наши интересы совпадают… по крайней мере, в этом вопросе.

Темный бессмертный кивнул и, поднявшись, проводил небожителя до выхода из башни. Он не стал менять облик – и когда темнота башни для медитаций отступила, Кадан увидел перед собой жуткую крылатую тварь с телом, покрытым чешуей, с лысым черепом, лицом без носа и ртом, полным острых зубов.

Восходя на небо по Лестнице Совершенств, Кадан размышлял, каков был бы его собственный демонический облик, если бы волею судьбы он стал бы служить одному из властителей Нижних Миров, а не Верхних. Этим мысли перемежались с другими – он думал о том, что услышал от Ласагара и будущее беспокоило его все больше. Последовавшие один раз уже проиграли. Что могло заставить их думать, что новая война окажется более успешной, чем предыдущая? Впрочем, могло быть и так, что Отравитель готовился к войне не с Небом, а со своими соседями или даже с возлежащими на Дне братьями. Возможно ли, что он примет установившийся порядок вещей и присоединится к договору? Это казалось достаточно разумным, с учетом старой ссоры между ним и другими Последовавшими. Однако, оставался еще Лицемер – может быть, худший из всех Последышей. Можно было не сомневаться, что он станет искать способы вернуть к жизни остальных братьев. И почему-то Кадан не сомневался, что такие способы Лицемер со временем найдет.