Текст книги "Владыка ядов"

Глава одиннадцатая

Фарен эс-Вебларед, третий сын Халдора, покойного герцога Браша, возился с бумагами в кабинете отца, когда слуга доложил о прибытии леди Тиэны. Фарен велел впустить ее и встал из-за стола, когда гостья вошла. Он чмокнул кузину в щеку и удостоился ответного поцелуя, его вопрос «Как дорога?» прозвучал почти одновременно с ее «Как ты, Фари?». Тиэна улыбнулась, прикрыв рот рукой в белой перчатке из тонкой кожи, Фарен против воли ответил на ее улыбку, хотя радоваться было особенно нечему. Жестом он предложил ей присесть, предложил вина – она отказалась, он вспомнил, что она всегда серьезно относилась к практикам дежьён, строго регламентировавшим все аспекты человеческой жизни, позвонил в колокольчик, вызывая слугу, и отправил того за катеранским чаем.

– Надо же, ты помнишь мой любимый сорт. – В голосе Тиэна прозвучали теплые нотки.

– Как я мог забыть?…

Они часто виделись в детстве и юности – до тех пор, пока Фарен не отправился в Лебергский Университет, расположенный в небольшом городке под Дангилатой. Ему оставалось отучиться еще год, когда в Университет приехала Тиэна. Он очень удивился тогда: невозможно было поверить, что граф Нагремон, ее отец, согласился отпустить свою дочь «в это гнездо разврата и ереси». Как выяснилось позже, Тиэна заключила с отцом сделку: Нагремон позволяет ей уехать и оплачивает ее обучение в самом престижном учебном заведении Ильсильвара, а она, по возвращении, ровно через пять лет, выходит замуж за того, на кого ей укажут родители, без споров и ссор. Фарен был рад видеть ее в стенах Университета, но уже и тогда сомневался, что Тиэна сдержит обещание, сейчас же, спустя пять лет после встречи в Леберге, его сомнения лишь усилились. Тиэна сидела перед ним – изящная, стильная, элегантная… Она всегда была красива, но теперь, кажется, достигла совершенства во всем – в одежде, манерах, в пластике движений, в умении подавать себя. Ею невозможно было не любоваться. Она была немного выше Фарена и в детстве дразнила его «коротышкой», хотя он никогда не был низкого роста – нет, это она всегда была высокой и хрупкой.

– Что случилось, Фари? – Спросила она. – Я слышала о твоем отце… и братьях. Мне очень жаль. Энтикейцы вернули тела?

Фарен отрицательно покачал головой.

– Они призвали демонов, которые все уничтожили. Думаю, нечего было уже возвращать, даже если бы они и захотели это сделать. Островитяне хотят войны, а не мира. Я отправлял посланников королю, бургомистру Терано, Пяти Орденам в Асфелосту – все бесполезно. Половина гонцов не вернулась… зато мне прислали их головы.

– Проклятые дикари…

– Нет, – Фарен покачал головой. – Дело не в дикости. Мы ведь знаем их не первый день. Они варвары, но собственные понятия о чести у них есть… или были до последнего времени. Посланников прежде не трогали, даже в периоды войны… и с демонами не заигрывали. Тут что-то другое. Либо дух энтикейцев внезапно переменился, либо то, что они делают – это расчетливая, осознанная пощечина. Им не нужен мир. Ни на каких условиях.

Взгляд Тиэны стал тревожным.

– Что же они хотят? Войны? Но мы столько раз воевали на море, и все заканчивалось ничем. Хотят разграбить север? Но мы запремся в крепостях, которые им не взять, а вглубь материка они сунуться не посмеют.

– Я боюсь, – негромко сказал Фарен. – Что на этот раз все будет иначе. Пять Орденов с ними.

Графиня долго молчала.

– Они самоубийцы? – Произнесла она наконец. – Они так быстро все забыли?

– Возможно, – Фарен пожал плечами. – Но нам-то от этого не легче. Одно донесение хуже другого…

Кивком головы он показал на отцовский стол, заваленный бумагами… Фарен все еще называл этот стол и кабинет «отцовскими», хотя уже было ясно, что теперь это – его стол и кабинет.

– Часть наших кораблей они захватили и теперь будут использовать их против нас. Они собирают большую армию – кланы, Ордена, королевская армия Энкледа, пираты с запада…

В этот момент раздался стук в дверь: слуги принесли чай. Накрыли столик, разложили приборы, разлили чай по чашечкам и ушли. Катеранский чай полагалось пить из крохотных чашек, которые можно было осушить (будь в них налита холодная вода, а не кипяток) за один-два глотка. Тиэна добавила себе капельку меда, Фарен положил половину ложки – он всегда был сластеной.

– Зачем дядя напал на них? – Спросила Тиэна. – Что он хотел?… У нас ведь был мир… Или они опять что-нибудь разграбили и требовалось преподать им урок?… И эти демоны вдруг… твоего отца как будто ждали.

Фарен кивнул.

– Вот именно.

Она пила чай и смотрела на кузена, ожидая более подробного ответа. Фарен медлил, не зная, что говорить, а о чем умолчать. В конце концов, он решил рассказать все.

– Морхан уплыл с отцом, и, вероятно, погиб вместе с ним. Ты знаешь, что случилось с Анкалем?

– Скоротечная болезнь, – она внимательно посмотрела на третьего сына герцога. Допила чай. – Я слышала, он был… не в себе.

– Отчасти, так и было. – Фарен привстал, чтобы наполнить чашку кузины. Сделав это и вернувшись на свое место, он поставил чайник на стол и сказал:

– Я убил его.

– Что?!

– У меня не было другого выхода. Послушай… когда я приехал в Браш из своего поместья, прослышав о безумной затее отца, то надеялся еще застать его здесь и отговорить от атаки по острову. Увы, я опоздал. Отец и Морхан уже уплыли, поспешно собрав все корабли, что могли и толком даже не подготовившись к походу. Анкаль был здесь. Он руководил Брашем всего лишь два дня, но уже успел прикончить по меньшей мере двенадцать человек, большинство из которых занимало, скажем так, не самое низкое положение в замке. Он напал на меня и хотел убить. Мне пришлось защищаться. Мы разнесли несколько комнат этажом ниже. Стража благоразумно не лезла. Пайр пытался разнять нас – Анкаль сжег его так… так, как будто это был не человек, который когда-то качал его на руках, а надоедливая муха…

– Не может быть. – Тиэна покачала головой. Пайра она хорошо помнила. Когда ей было тринадцать, одна из фрейлин застукала ее в саду, целующейся с молодым рыцарем. Фрейлина рассказала отцу. Рыцаря отослали, а ее посадили под замок на три дня, на хлеб и воду. Еду ей приносил Пайр, и он, в обход приказа, каждый раз, украдкой, кроме хлеба и воды, брал с собой что-нибудь еще – пирожное, или куриную ножку, или кусок пирога…

– Я бы тоже не поверил. – Фарен мрачно кивнул. – Если бы не видел собственными глазами… Я просил брата опомниться, спрашивал о причине нападения – он ничего не отвечал. Безумно улыбался и смотрел на меня так, как будто я был его смертельным врагом – хотя перед тем мы не виделись, наверное, с полгода и расстались как обычно… – Фарен встряхнул головой, словно пытаясь отогнать мучительные мысли. – В общем, мне пришлось защищаться… Я дрался в полную силу и убил его – иначе бы он убил меня. О настоящих причинах его смерти не стали объявлять публично, но в письме, которое я отправил королю, все события изложены точно.

– Ты не пытался пленить его? – Спросила Тиэна.

– Нет. Я бы не смог. Он закончил Университет, как и мы с тобой, и всегда имел самые лучшие оценки по боевому чародейству.

Тиэна обхватила чашечку своими тонкими пальцами так, как будто хотела согреться. С Анкалем у нее были не такие хорошие отношения, как с его младшим братом, но смерти ему она бы никогда не пожелала. Последний раз она видел его более шести лет назад, но до сих пор хорошо помнила: среднего роста, с изящной бородкой, всегда безупречно одетый, надушенный, остроумный, любимец женщин… и мужчин. Ходили слухи, что он очень любвеобилен и не особенно разборчив в связях.

– В темнице обнаружилось множество людей. – Продолжал Фарен. – И ни одного – по хоть сколько-нибудь разумным причинам. Я вытащил их оттуда. Половина оказалась больна странной хворью, от которой тело покрывается язвами и гниет, а кровь становится густой и дурно пахнет. Та же болезнь поразила и других людей в крепости – кого-то в большей мере, кого-то в меньшей. Более того, этим же оказался поражен и мой брат – я знаю это, потому что осматривал его тело после смерти. Определить, что это такое, нашим лекарям не удалось. Я сам изучал кровь больных в лаборатории и, уверяю тебя, видел такое впервые. Все это было больше похоже не на болезнь, а на редкий яд.

– Что за яд?

– Мне не удалось точно определить его вид, но зато я выяснил, когда они были отравлены. Пятого сентября, в тот самый день, когда отец вдруг объявил о рейде на север и стал созывать вассалов.

Тиэна поставила пустую чашку на стол и он вновь налил ей чаю – а заодно и себе.

– Ты выяснил, что произошло в тот день? – Спросила молодая графиня.

Фарен отрицательно покачал головой.

– Не знаю. Но очень хотел бы знать. Отравлены оказались все, кто был в этот день в крепости во второй половине дня – тех, кто отбыл утром или прибыл уже не следующий день, хворь не коснулась. Замок огромен, тут три колодца и две кухни, солдаты, слуги и придворные питаются отдельно друг от друга. Не думаю, что дело в еде или в питье… разве что кто-то отравил сразу все три колодца. Все это больше напоминает какую-то извращенную магию. Еще я выяснил, что заболели и умерли почти все животные – лошади, собаки, куры, овцы… большую часть из них заменили еще до моего приезда.

– Предположу, что ты попытался проверить свою теорию насчет извращенной магии. Удалось что-нибудь узнать?

– Я провел несколько церемоний, но ясновиденье ничего не дало. В одном случае вода в чаше стала темной и мутной, а вонь от нее поднялась такая, как от отхожего места. В других случаях я просто ничего не увидел. Ясно одно: что-то произошло в этот день, и оно повлияло на всех по-разному, но в наибольшей мере – на моего отца и братьев. Я опросил людей и узнал, что отец и Морхан также вели себя до отплытия… не слишком-то разумно. Они упрятали кучу людей за решетку по совершенно надуманным причинам, а иногда и вовсе без причин.

– Ты думаешь, эта болезнь… или яд… или порча… как-то повлияла на них таким образом, что они потеряли разум и поэтому решили атаковать северян? – Спросила Тиэна, посмотрев кузену в глаза.

– Думаю, они утратили не столько разум, – ответил он, – сколько волю. Я полагаю, что некая сила поработила их и заставила предпринять эту атаку, а затем она же уничтожила атаковавших. А язвы и гниение тел – побочный эффект от присутствия этой силы.

– Что за сила?… И для чего?

– Для чего? Для того, чтобы дать энтикейцам повод напасть на нас.

– Раньше они не слишком нуждались в этом поводе.

– Когда речь шла о пиратских набегах – да. Но полная мобилизация, привлечение Орденов, кланов и союзников… это нечто другое. Нужен достаточно яркий и вызывающий повод. Кроме того… Ордена помнят, что Безликие сделали с ними тут в прошлый раз. На примере войска моего отца им продемонстрировали, что на этот раз захватчикам также будут помогать сверхъестественные силы. К сожалению, некоторых эта демонстрация впечатлила и убедила. В том числе самого, как нам казалось, разумного из Магистров – Элгара Атфитрита.

– Бессмертного?

– Да.

– Все это очень тревожно и странно. – Рассеянным взглядом Тиэна скользнула по кабинету покойного герцога – по коврам, шкафам с книгами, стойке с оружием, мистическому глобусу Сальбравы, географическим и астрологическим картам, столу, заваленному донесениями…

– Это уже не просто война. – Сказала она. – Ты говорил со своим духовным наставником?

Фарен криво усмехнулся и отпил чаю для того, чтобы не отвечать сразу.

– С чего ты решила, что у меня он есть?

– Брось, Фари. Наставники теперь есть у всех. – Она не скрывала иронии. – Даже последний торговец на рынке скажет тебе по большому секрету, что ночью во сне он получает сообщения от своего наставника, а если ты ему еще и приплатишь – поведает тебе содержание этих откровений и пообещает замолвить перед своим духовным отцом словечко, чтобы тот слал мистические откровения и в твои сны тоже.

– Лже-философы и шарлатаны – настоящий бич нашей страны…

– Ну я же не спрашиваю, истинный у тебя наставник или ложный. Я спрашиваю, рассказал ли ты ему все то, что сейчас поведал мне и что сообщил в письме королю.

Фарен едва заметно покачал головой и сделал еще глоток, осушая кружку.

– Ти, ты ведь знаешь не хуже меня, что о таких вещах не говорят. Есть наставник или нет – то, что происходит между ним и учеником, должно остаться только между ними.

– Значит, говорил. – Произнесла она утвердительно.

Фарен молча усмехнулся. Чайник остыл, и он поинтересовался у кузины, не послать ли слугу за новым. Она сделала отрицательный жест.

– Известно, когда начнется вторжение? – Спросила она.

– Не раньше, чем через неделю, я полагаю.

– И теперь обороной крепости руководишь ты?

Фарен кивнул.

– Формально, король еще должен утвердить мое назначение, но не думаю, что тут возникнут какие-то сложности. Веблареды были герцогами Браша три столетья подряд. Мы всегда верно защищали север страны и не слишком активно лезли в столичную политику. Со стороны Теланара было бы глупостью назначать кого-то другого с учетом того, что наши вассалы более преданы нам, чем короне. Тем более сейчас, когда по государству готовится атака с севера.

– Что ты предпринимаешь для нашей защиты?

Фарен вздохнул.

– Много всего, уж поверь… Тебе действительно интересно?

– Конечно. Я хочу помочь тебе.

– Лучше бы тебе уехать в дядино поместье.

– Неужели? И что я там буду делать? Выслушивать сообщения о том, что вас обложили и гадать, как скоро в поместье появится орда варваров для того, чтобы разграбить все наши кладовые и изнасиловать всех женщин старше десяти лет и моложе шестидесяти? Спасибо, мне что-то не хочется. Если уж ты правда так обеспокоен моей безопасностью, надо убеждать меня уезжать не в поместье, а дальше на юг. Скажем, в Дангилату. Уж с ней-то точно ничего не случится.

– Кстати, да. – Фарен одобрительно кивнул и легко коснулся предплечья кузины. – Насчет столицы – прекрасная идея. Поезжай туда, Ти.

– И не мечтай. Я останусь здесь и буду помогать.

– Ти… не будь ребенком.

– Хочу вам напомнить, ваша светлость, что как и вы, я закончила Университет, созданный Королем-Еретиком для Одаренных. – Холодным, строгим и донельзя формальным тоном произнесла Тиэнна. – Неизвестно, когда вмешаются бессмертные хранители Ильсильвара и вмешаются ли вообще. Но до того, как это произойдет, у вас на счету каждый чародей.

Фарен помолчал. Она была права. Он призвал всех более-менее значимых вассалов – одни из них приехали или вскоре приедут в Браш, другим было поручено оборонять иные крепости – и среди них были не только мужчины, но и женщины. Умелая колдунья стоила роты солдат. Физическая сила и выносливость переставали иметь первостепенное значение, когда речь шла о волшебстве.

– Я бы не стал называть Лекхана – Еретиком, – заметил он. – Это прозвище дали ему гешские дармоеды, после того он выгнал их из страны.

– А мне нравится. Звучит гордо и с вызовом.

– Но непатриотично.

– Ты думаешь, патриотично было бы называть его верным слугой Геша и блюстителем традиционной морали? Его наследники уже давно пытаются «облагородить» образ единственного приличного монарха за последние триста лет таким образом, чтобы смазать все острые углы в его отношениях с Гешем… а точнее – в своих отношениях. Пройдет еще лет десять и мы узнаем, что настоящий смысл Лекхановых реформ состоял в том, чтобы верно служить богам, а жрецы, которых он выгнал, всего-навсего, допускали отдельные злоупотребления на местах – за что и были наказаны – но в главном, конечно же, Лекхан был с ними абсолютно согласен.

Тон молодой графини стал откровенно язвителен, и Фарен против воли залюбовался ею. Она ему нравилась такой – надменной, острой на язык, беспощадной…

– Ты преувеличиваешь, Ти. – Миролюбиво сказал он.

– Ах, если бы…

Некоторое время они молчали.

– Мне вернут мои прежние апартаменты? – Поинтересовалась графиня.

– Вернут.

– Это хорошо.

– Все для тебя.

– Вот как?. Хммм… Тогда мне потребуется еще кое-что.

Фарен вопросительно посмотрел на нее.

– Точнее, кое-кто. – Она провела кончиком указательного пальца по ободку чашки. – Партнер для Дежьёна Двух Начал. Нельзя забрасывать практику. Среди твоих людей найдется кто-нибудь, с достаточно сильным и развитым Тэннаком и с чистым Шэ?

Ожидая ответа, она посмотрела в глаза кузену совершенно спокойно, как будто речь шла о танцах или музицировании. Фарен, застигнутый вопросом врасплох, почувствовал, как кровь приливает к щекам и едва сдержался, чтобы не издать нервный смешок.

– Эээ… кхе… – В горле запершило, он откашлялся и продолжал. – Даже не представляю. Меня ведь не готовили к управлению герцогством… Далеко не всех вассалов я знаю лично. Наверняка многие практикуют этот дежьён, но понятия не имею кто из них достиг в нем достаточного мастерства, чтобы подойти лично тебе.

– О небо! – Тиэна закатила глаза. – Эта крепость выстроена по законам дежьёна, а ее главнокомандующий даже не знает, кто из его людей владеет дежьёном, а кто нет.

Фарена позабавил этот упрек.

– Дежьён Опор и Проемов и Дежьён Двух Начал – это, все-таки, разные дежьёны, моя дорогая.

– Дежьён – это порядок, – возразила она. – И тот, кто соблюдает порядок, соблюдает его во всем. Как давно ты сам практиковал Два Начала?

Фарен задумался.

– Университет… да. Потом как-то стало не до того. Отец поручил мне управление одним из своих поместий, женил на дочери графа эс-Мильна… появились дети. Хозяйство. То одно, то другое. В общем, эту практику я забросил.

– Ты очень беспечен, – упрекнула его Тиэна. – Вот что. Раз ты не знаешь хорошего практика, моим партнером станешь ты. По крайней мере, твой Тэннак силен, а Шэ более-менее чистое… насколько я могу судить.

Фарен открыл было рот, чтобы что-нибудь сказать, но ничего вразумительного ему в голову не пришло, и рот он поспешно закрыл.

– Мне нужно привести себя в порядок, – сказала Тиэна, вставая. – И подготовить комнату. Часа через три-четыре я пришлю за тобой.

– Хочу напомнить, что на мне висит оборона крепости и свободного времени, которое можно было бы потратить на… кхм… практику дежьёна… у меня нет.

– Будучи магом, ты сам являешься оружием, – возразила она. – Дежьён развивает Дар и упорядочивает энергии Шэ и Тэннака. Очень плохо, что ты забросил практику. Плохо не только для тебя, но и для всей крепости, энергией которой тебе придется управлять, когда сюда приплывут энтикейцы. Плохо для всех нас. Поэтому речь не идет о том, чтобы потратить на Два Начала «свободное время», которого у тебя нет. Это твоя обязанность как командующего, и ты найдешь время и для нее, и для всех предварительных медитаций. Постарайся закончить свои дела к тому моменту, когда я за тобой пришлю.

Тиэна вышла, а Фарен остался сидеть на своем месте, тупо глядя на закрывшуюся за ней дверь. И почему он никогда не мог ей отказать? Обычно он вел себя достаточно разумно, но Тиэне никогда не составляло большого труда убедить его присоединиться к любому из тех безумств, что она затевала. Она всегда была особенной… и сама по себе, и для него.

Фарен тяжело вздохнул и потер лоб. С тоской посмотрел на письменный стол. Как бы там ни было, а кое-какие дела следовало решить до наступления ночи, и ему придется поторопиться, чтобы успеть все. Фарен позвонил в колокольчик, вызывая слугу, а когда тот пришел – отправил его за баронами Зелгаса, за графом Этцером, и тремя баннеретами. Они беседовали около часа, обсуждая позиции, которые следовало занять каждому из них, и размер подкреплений, на которые можно было рассчитывать со стороны родственников зелгасских баронов, живущих ближе к центральным областям страны, к югу от границ Брашского герцогства. После их ухода Фарен написал полдюжины писем и разослал их вместе с гонцами; некоторые сообщения Фарен не стал доверять бумаге и гонцам следовало передать их лично своим адресатам. Он велел слугам приготовить ванну, наскоро помылся, вернулся к себе – но не в кабинет, а в комнату, в которой его семья занималась церемониальной магией, расстелил коврик для медитаций и несколько минут созерцал висящее на стене изображение космического Человека, голову которого, подобно нимбу, окружало пылающее Солнце, в груди сияла серебристая Луна, а в паху, подобно сумрачной звезде, один из лучей которой совпадал с половым членом, чернел Горгелойг. За это изображение в Геше и Эйнаваре людей сжигали заживо, подвергнув предварительно множеству мучительных пыток в застенках Белого Братства, и даже в Ильсильваре, «стране еретиков», в эпоху реакции, наступившей после смерти Лекхана, знатным людям не рекомендовалось публично вывешивать такие изображения – новых анафем и дипломатических скандалов королевская власть старалась избегать.

После того, как мистический настрой овладел его духом, а ум очистился от мелких и случайных мыслей, связанных с повседневными заботами, Фарен перевел внимание с рисунка на узлы и каналы своего Шэ. Он стал дышать в определенном ритме, манипулируя потоками энергии, заставляя их двигаться теми путями, которыми ему было нужно, выводя из Шэ скопившиеся в нем шлаки и насыщая жизненное тело свежей силой. Сложно сказать, сколько именно он пробыл в медитации – ощущение времени, как и всегда в таких случаях, сделалось другим. Потом в дверь осторожно постучали – он откликнулся, сказал служанке, присланной Тиэной, подождать его несколько минут, оделся и спустился вниз, в покои графини. Ее комнаты уже прибрали; телохранителей разместили на том же этаже, но в другом крыле; единственную фрейлину, сопровождавшую графиню в путешествии, Тиэна отослала. Она открыла Фарену сама, провела его в спальню и заперла двери.

«Надеюсь, жена об этом не узнает…» – Подумал молодой герцог, снимая камзол и рубашку и наблюдая, как Тиэна, легко избавившись от одежды, поставив ногу на скамеечку рядом с кроватью, втирает масло в свою кожу. У Фарена было немало женщин, но сейчас он чувствовал себя как в первый раз – сердце учащенно билось, член напрягся так, что, казалось, был готов порвать штаны, а в глубине души притаился страх. Он сделал несколько дыхательных упражнений, заставляя себя успокоиться, окончательно избавился от одежды и помог Тиэне втереть масло в спину.

– О, ты уже готов… – Сказала она, поворачиваясь и легко проводя рукой по его члену – не столько лаская, сколько дразнясь. Фарен ощутил волну мучительного наслаждения. Затем Тиэна натерла партнера маслом и увлекла на пол, в центр магического узора, который начертила еще до прихода герцога. Фарен сел, она села напротив, их ноги скрестились. Когда они принялись ласкать друг друга, ему стало трудно удерживать внимание на потоках Шэ и Тэннака, на правильном выполнении дежьёна, детально регулирующего все стадии обмена энергией между любовниками, захотелось подхватить ее, отнести на кровать и там овладеть ее телом, забыв о правилах, о предписанном состоянии Шэ, Келата и Тэннака – целиком отдаться животной страсти, не думая ни о чем… Фарен сдержал порыв, сосредоточился на дыхании, заставил себя думать о происходящем только как о мистической практике, конечной целью которой была сублимация сексуальной энергии, присущей человеку, в энергию более высокого порядка. О том, что он много лет влюблен в Тиэну, следовало забыть – равно как и о том, что из-за близости родства он никогда бы не смог добиться согласия на брак ни у ее отца, ни у своего.

Опираясь на его плечи, Тиэна приподнялась и приблизилась к нему; затем, рукой направляя его член, она опустилась вниз и Фарен почувствовал, как входит в нее. Тиэна начала медленно двигаться, постепенно учащая ритм, он поддерживал ее за ягодицы, а ее небольшие груди с твердыми, набухшими сосками, скользили вверх-вниз перед его лицом, искушая схватить и сжать губами один из сосков. Фарен вновь заставил себя сконцентрироваться на обмене энергиями, на ощущении того, как потоки ее Шэ вливаются в него и наоборот. Нельзя было растворяться в страсти, следовало контролировать влечение от начала и до конца, осознавать его и управлять им. Затем их энергетические узлы, расположенные вдоль позвоночника, стали приходить в гармонию; их Шэ и Тэннак сплелись друг с другом настолько тесно, что в большей степени напоминали духовное тело одного существа, чем двух разных. Энергия, представлявшая собой в нижней части их тел безрассудное чувственное желание, поднимаясь вверх, становилась чище, ясней и прозрачнее; член Фарена оставался напряжен, но возбуждение слабело – он ощущал его так же, как ощущал бы напряженную руку или ногу, сжавшиеся мышцы которой не приносят никакого особенного удовольствия. Их тела всего лишь были устроены таким образом, чтобы соприкасаться именно так, а не иначе; центр внимания и обмена энергиями в это время поднялся на уровень солнечного сплетения и продолжал двигаться вверх, однако и узлы, оставшиеся внизу, они не выпускали из виду – узлы вибрировали на одной ноте, вращаясь и направляя вверх потоки силы. Потом соединились их сердца, затем узлы, связанные с волей, с умом и духовным восприятием, последним был узел, выводящий человека в сферу надсознательного, связующий индивидуума с бисуритами мира и с духовными законами, установленными Изначальными и их Князьями. Фарен почти перестал ощущать собственное тело, он даже не мог бы сказать, продолжает ли двигаться Тиэна или замерла неподвижно – это не имело значения, потому что движение и покой стали одним целым также, как одним целым стали мужчина и женщина, сидящие в центре колдовского узора. Их чувства сплелись и переходили друг в друга – то, что ощущал он, чувствовала и она, и наоборот. Они испытали оргазм, но не отдельно друг от друга, а став как бы двумя полюсами расцветшего в их духовных телах сияния. Свет окружил их и поглотил все; они пребывали в этом сиянии и друг в друге неопределенное время… затем Фарен ощутил, как колебание воздуха холодит вспотевшую спину и как соски прижавшейся к нему Тиэны трутся о его грудь. Тиэна чуть отстранилась. Усталая и удовлетворенная, она взглянула ему в глаза, затем поднялась и стала одеваться. Член Фарена оставался напряжен – что часто случалось после практики дежьёна Двух Начала, во время которой семя не покидало мужчину, а испытываемый в итоге оргазм носил не столько телесную, сколько духовную природу. Фарен взял какую-то тряпицу и вытер пот. Затем начал одеваться и он. Его Шэ и Тэннак были насыщены силой, которая текла спокойно и ровно, не встречая препятствий, текла от окружающего мира к нему и возвращалась обратно.

– Слишком много посторонних эмоций, – критически констатировала графиня. – Видно отсутствие практики. Тебе надо больше тренироваться.

Фарен только вздохнул.

– Будем практиковаться каждый вечер. – Решила она. – Твоя жена здесь, в Браше?

– Да, – Фарен кивнул. – Вызвал ее из поместья вместе с детьми, когда стало ясно, что будет вторжение. Руфоринкейн слишком близок к побережью…

– Я знаю. – Она подняла руку, останавливая его излияния. – Как давно ты спал с ней?

– Неделю назад или больше. Было совершенно не до…

– В тебе слишком много семени, – она вновь прервала его речь. Теперь ее тон сделался задумчивым. – Я думаю, в этом основная причина лишних примесей во время дежьёна… Вот что. Иди к жене и избавься от того, что в тебе накопилось.

Фарен – в который уже раз за сегодня – ощутил себя слегка шокированным ее словами и действиями. За последние годы, управляя Руфоринкейном, он привык командовать, а не подчиняться; сверх того, после смерти отца и братьев на него свалилась огромная ответственность и он, фактически, уже сделался следующим брашским герцогом – на фоне всего этого та уверенность и твердость, с которой Тиэна распоряжалась его действиями, была невыносимо притягательной.

– Что, прямо сейчас? – Спросил он, издав нервный смешок.

– Да, прямо сейчас. – Твердо ответила кузина. – Завтра весь день ты будешь занят, а к вечеру ты мне снова понадобишься. Иди.

Фарен оделся и вышел. Чувство легкой нереальности происходящего не оставляло его. Он дошел до конца коридора, поднялся по лестнице… еще один коридор. Все спали, и он постучал в дверь негромко, чтобы не поднимать лишнего шума. Заспанная служанка открыла дверь и сообщила шепотом:

– Госпожа Мадлена уже спит…

Фарен сделал жест, веля служанке отойти в сторону; в комнате, у кроватки с его годовалой дочерью, дремала кормилица, девочка также спала. Фарен тихо прошел в спальню жены, закрыл за собой двери и подошел к пышной кровати с балдахином. Мадлена посапывала во сне. Он разделся и лег рядом. Стянул с нее ночную рубашку – поначалу она пыталась возражать, но быстро сдалась, так и не проснувшись окончательно. Фарен перевернул жену на спину, занял положение сверху и вошел в нее; Мадлена что-то пробормотала в полудреме, затем вновь погрузилась в сон и даже стала похрапывать. Фарен двигался в ней, к своему удивлению чувствуя, что вся эта ситуация странным образом его заводит: выполняя распоряжение властной любовницы, он овладевает телом спящей жены, отдающейся ему безропотно и беззаветно. То, что разумная часть ее души, пребывая во сне, бродит где-то далеко, было не так уж и плохо, как могло бы показаться: неразумная, животная часть души Мадлены по-прежнему была здесь; ее тело принимало Фарена и в какой-то мере отвечало ему. Не нужно было думать о том, хорош ли он как любовник или плох, осталась ли жена удовлетворенной близостью или нет, сравнивает ли она его с теми любовниками, что были у нее прежде, до замужества (а возможно, имелись и сейчас) или же целиком поглощена настоящим моментом… Все это сейчас его не беспокоило. Фарен пользовался ее телом как вещью, и в каком-то высшем смысле то, что он делал, наверное, было совершенно неправильно, но именно поэтому он ощущал жгучее желание, ведь человека всегда влечет к тому, что запретно. Он участил ритм, кончил и, тяжело дыша, лег рядом. Мадлена перевернулась на бок. Фарен обнял ее, подумал о том, что кормчие, способные управляться с силовыми лучами Браша для третьего северного и второго северо-восточного уровней так до сих пор и не подобраны, пообещал себе заняться этим завтра же, после получения и прочтения утренних докладов, закрыл глаза и заснул.