Текст книги "Владыка ядов"

Глава двенадцатая

В десятый раз прошептав заговор, который должен был сделать ее незаметной, Химей осторожно выглянула из-за угла. Сколопендровый демон шевелил лапками и усами и, кажется, что-то подозревал. Химей спряталась обратно и прижалась к стене. Какой же он огромный! Просто ужас. Она еще ни разу не сталкивалась с такими чудовищами. А все из-за этой Прей, которая расчистила одну Складку слишком тщательно и привлекла внимание демона из другой Складки, более глубокой. Теперь демон вылез на ближайший к замку уровень и шарился тут, ища проходы дальше. Если эта тварь выберется в мир людей – будет настоящая катастрофа! И главное, все будут винить ее, потому что Прей-то давно укатила обратно в замок Ханельта вместе со своим глупым бароном. Если демон вылезет к людям, набедокурит, а то и съест кого-нибудь, все будут презирать ее, начнут показывать пальцами и говорить: «фуууу, эта юми ничего не умеет! вместо того, чтобы вычистить Трещину, она только сделала ее шире и привлекла зло в дом, который должна была защищать! фуууу, кто только пустил в замок эту неумеху?!» Воображение Химей рисовало ужасные картины, подпитанные воспоминаниями из рассказов наставницы, любившей припугнуть маленьких юми, если те ленились и не хотели тренироваться. Нельзя было допустить, чтобы страшные истории, которыми ее пугали в детстве, стали правдой. Она вздохнула, закрыла глаза и прошептала заговор увеличения силы:

 
Сила тело наполняет,
Сила в лапки залезает,
Быстро мой кулак летит —
Злобный демон будет бит!
 

Когда она открыла глаза, то обомлела: демон стоял прямо перед ней. Шевелил жвалами, разглядывая маленькую юми. Со жвал на пол падала ядовитая желтая слюна и тут же начинала дымиться. Как он сумел так быстро и незаметно подобраться? А может быть, заговор отвода глаз все еще действует и демон разглядывает не ее, а стену? Химей сделала осторожный шажок в сторону… Демон зашипел и ударил головой так быстро, что она едва успела увернуться. Стало ясно, что все-то он прекрасно видит.

Завопив от ужаса, Химей побежала по грязным коридорам Складки, а смертоносный кхаду устремился за ней. Две большие передние конечности то и дело выстреливали вперед, норовя уцепить юми за хвост, а множество ног двигались синхронно и четко.

Недалеко от выхода в мир людей Химей сумела взять себя в руки, развернулась и дала демону бой. Увы, все закончилось совершенно бесславно. Демон был быстр и легко отразил почти все ее атаки, а когда ей все-таки удалось его задеть, выяснилось, что особого вреда ему юми причинить не способна: хитиновый панцирь надежно защищал кхаду от любых повреждений. Атак демона Химей удавалось избежать, однако было очевидно, что единственная ее ошибка будет стоить ей жизни. Брызги его слюны, попав на Химей, проели дыру в одежде и немилосердно жгли кожу.

Улучив момент, Химей юркнула в дыру в завале из старых досок, отодвинула старые пыльные вещи… затем другие вещи, не столь пыльные… и вылезла из шкафа в мире людей. Она услышала, как демон ломится за ней, разбрасывая доски и срывая с вешалок платья и плащи, взвизгнула, захлопнула дверцы шкафа, уперла один конец посоха в ручку на двери, а другой – в стык между каменными плитами на полу и навалилась на посох всем своим весом. Может быть, демон увидит, что тут заперто, и просто уйдет?

Мощный удар в дверь, едва не отправивший Химей в свободный полет по комнате, показал ей, что вряд ли теперь демон куда-то уйдет. Он явно понял, что это не тупик, а просто преграда, и теперь проверяет ее на прочность.

Он ткнулся в дверь еще пару раз – дверцы трещали, грозя в любую секунду уступить его напору – и завозился, расчищая для себя пространство и прощупывая стенки. Химей с ужасом ждала новой атаки. Она тихо заныла, взывая к Кубоду, ибо в такой отчаянной ситуации только божественная помощь и могла бы ее спасти.

Скрипнула дверь комнаты. Быстро оглянувшись, Химей увидела женщину со странной аурой – Химей уже знала, что эту женщину зовут Мальварин и что она является женой военного инструктора Айдефа.

– Это ты кричала? – Поинтересовалась женщина.

– Аааааа!.. Тут демон!.. Спасииитеее!..

– Где демон?

– В шкафу!

Мольвири с любопытством посмотрела на шкаф, потом выглянула в коридор и позвала:

– Эдрик! Иди сюда! Тут какой-то демон.

Продолжая налегать на посох, Химей с опаской поглядела на дверцы – как там запертая тварь? Что поделывает? Кхаду, однако, притих – то ли прислушивался к голосам в комнате, то ли готовился к новой атаке.

– Что еще за демон? – Скептически поинтересовался Эдрик. Зайдя в комнату и увидев висящую на посохе Химей, пренебрежительно отмахнулся. – Да она выдумывает все… – И развернулся, чтобы уйти. Мольвири положила ладонь ему на плечо, останавливая бессмертного.

– Аааааа!.. Я ничего не выдумываю!.. – Завопила Химей. – Там правда демон!.. Очень большой и страшный!

– Вот такой? – Издевательским тоном поинтересовался Эдрик, наклоняясь и ставя горизонтально ладонь над полом на расстоянии вдвое меньше роста юми.

– Нет!!! Больше!!!

– Вот такой? – С издевательской улыбкой Эдрик поднял ладонь на дюйм выше.

– Нет!!! Ааааа!..

Она заорала, потому что дверцы шкафа содрогнулись от нового мощного удара. На этот раз доски не выдержали и переломились в двух местах, а посох выгнулся так, что чуть не сломался.

– Большой, значит? – Переспросил Эдрик уже своим обычным голосом, без ехидства. – Убери свою палку и отойди.

Химей так и сделала, потому как было ясно, что новой атаки ей все равно не сдержать. Подхватила посох с колокольчиками и шмыгнула в противоположный конец комнаты, где спряталась за юбку Мольвири. Она была так напугана, что даже не стала обижаться на тупого инструктора, не желавшего верить ей на слово, да еще и назвавшего ее великолепный посох с колокольчиками «палкой»! Ничего, все счета можно будет предъявить позже. После того, как каким-нибудь чудесным образом рассосется проблема со сколопендровым демоном, готовящимся вылезти в мир людей.

Новый удар клешнеобразных отростков вышиб дверцы наружу – одна из них отлетела и ударилась о подоконник, другая повисла на единственной петле, жалобно скрипя и раскачиваясь. Кхаду, длиной тела превосходивший человека в полтора, а то и в два раза, скользнул в комнату.

Все последующее произошло так быстро, что Химей едва успела понять, что случилось. Хамовитый инструктор шагнул вперед и схватил демона за один из усиков левой рукой, наклоняя его голову вниз, и действуя при этом с такой силой и скоростью, каких Химей никогда бы не ожидала от человека. Одновременно с этим его правая рука пошла вверх, на замах. Фиксируя левой рукой положение головы кхаду, Эдрик ударил ребром правой ладони между сочленениями панциря. Раздался хруст. Эдрик опустил голову кхаду еще ниже, уперся сапогом в шею, взялся обеими руками за голову и рванул вверх. С противным чавканьем голова отделилась от туловища – истекая кровью и какими-то неприятными слизистыми жидкостями, совершенно отвратительными как по виду, так и по запаху. Тело дергалось и сучило лапками, но Эдрик удерживал его ногой до тех пор, пока агония кхаду не прекратилась. Болезненно скривившись, он отбросил голову демона в сторону и стал разглядывать собственные руки – в тех местах, куда попала кровь демона, кожа лопалась и разъедалась, словно руки Эдрика кто-то облил кислотой.

Мольвири подошла и взяла его руки в свои.

– Мой герой, – нежно сказала она. – Благородный спаситель маленьких пушистых существ.

Эдрик рассмеялся и поцеловал ее, и Химей увидела, что руки, которыми он обнимал жену, вновь каким-то чудесным образом стали здоровыми и неповрежденными.

– Я же говорила, что это большой демон! – Недовольно заявила она, выходя, прихрамывая, на середину комнаты и косясь на тело кхаду – почти затихшее, но все еще изредка вздрагивающее.

Эдрик с иронией посмотрел на нее, но промолчал. Химей насупилась.

– Знаешь, сколько времени я с ним дралась?! Я билась с ним в Складках и в Нижних Мирах, в опасных темных коридорах, и комнатах, заполненных обглоданными костями! Если бы я его не измотала, тебе бы ни в жизнь его не одолеть!

– Да, ты молодец, – Мольвири присела на корточки рядом с юми и расправила ее помятую одежку. Там, где она проводила рукой, мятая ткань становилась ровной, а порезы и дырки исчезали. – Не каждый способен противостоять такому страшилищу. Прости, что мы тебе не верили.

Когда она прикоснулась к распухшему от яда бедру Химей, юми ощутила прохладу. Боль ушла, кожу перестало жечь.

– Спасибо. – Сказала Химей. Она посмотрела на женщину, надеясь, что та погладит ее по голове (Химей знала, что людям нравится это делать), но женщина просто встала и лишь один раз, легко и рассеяно провела рукой по волосам Химей – в большей мере, как показалось юми, откликаясь на желание самой Химей, чем по каким-либо иным причинам.

Теперь Химей окончательно убедилась в том, что эта женщина – не человек. Она хотела спросить у женщины, кто она такая, но тут в комнату ввалились рыцари и слуги, подняли шум, разглядывая мертвого демона, стали расспрашивать Эдрика и его жену о том, что произошло – и случай был упущен.

* * *

Мангус Краснозуб и Хангер Секира пожадничали и не ушли вовремя из замка Фальне. Рыцари под предводительством Синвора эс-Цагара, которых направил герцог Гэйбар, блокировали замок и перебили часть банды, грабившей окрестные поселения. Началась осада – довольно вялая, поскольку укреплен Фальне был хорошо, а осажденные прекрасно понимали, что никакой пощады к ним проявлено не будет и стояли насмерть. После пары попыток взять замок штурмом, во время которых осаждающие понесли существенные потери, все затихло. Синвор решил не терять людей, а взять замок измором.

В Айдеф привезли убитых – двоих рыцарей и четырех оруженосцев. Тела еще одного рыцаря и двоих солдат забрали родственники прежде, чем они попали в Айдеф, и еще около десятка умерших солдат схоронили недалеко от осажденной крепости. В Айдеф привезли только благородных.

Послали за жрецом в храм Солнца, расположенный в южной части острова, а поскольку прибытия жреца не ждали раньше, чем через три дня, то тела умерших положили в один из погребов, предварительно освободив его от лишних продуктов – там, в прохладе, тела должны были сохраниться в целости.

Гуляя по замку, Мольвири увидела пожилую женщину, горько плачущую на скамье в дальнем конце коридора; она присела рядом и спросила, что случилось. Оказалось, что это мать одного из умерших; у женщины было пятеро детей, но двое умерли еще во младенчестве, старший сын отправился в море и погиб во время бури; дочь вышла замуж и несколько лет тому назад умерла во время родов; теперь женщина оплакивала своего последнего ребенка. Мольвири почувствовала жалость и боль, ей захотелось сделать что-нибудь, чтобы утешить несчастную мать, но что она могла? Люди смертны и должны умирать, таков порядок вещей; и чем прекраснее и чище любовь, тем большее горе принесет потеря. Мольвири сидела как на иголках: чем больше говорила женщина, тем яснее Белая Богиня ощущала, что находится не на своем месте. Ум говорил ей, что порядок вещей должен сочетать в себе свет и тьму, прекрасное и отвратительное, манящее и ужасающее, но сердце твердило, что так быть не должно. Можно допускать необходимость зла и страдания до тех пор, пока не столкнешься с ними сам – но как только это происходит, чувство того, что так не должно быть, затопляет душу, вытесняя все доводы разума.

Она могла исцелить рану или сделать черный от копоти котел вновь сверкающим и блестящим, но знала, что если попытается повлиять своей силой на женщину, то сделает ей только хуже. Ее любовь – и горе – станут чище, избавившись от различных посторонних мелочей, эгоистичных мотивов и случайных мыслей, и осознание потери сделается яснее. Она отодвинулась от несчастной матери подальше, а затем, улучив момент, встала и ушла, направившись в подпол, где лежали тела – для того, чтобы понять, может ли она что-нибудь сделать с умершими. Увы, ей удалось только избавить их от следов разложения, закрыть их раны и убрать с их одежды следы крови и грязи – но умершие так и не ожили. Их души находились в других мирах, может быть в Аду, а может быть на Небесах, но скорее всего – в стране мертвых, куда отправляется большинство людей для того, чтобы забыть свое прошлое и когда-нибудь родиться на земле заново. Она пыталась найти души умерших, но не смогла – ее теперешних сил для этого было недостаточно. Кроме того, она вновь ощутила, как тает и теряет себя, и на этот раз поняла, что является причиной ее состояния: ее культ имел собственную силу, которой не следовало пренебрегать, и если, находясь в заточении на вершине Мирового Столба, в точке абсолютного равновесия, она не могла ни влиять на культ, ни быть объектом его влияния, то теперь ситуация изменилась. Она располагала небольшим количеством сил, связанных с той индивидуальностью, которой принадлежали ее Холок, Шэ, Тэннак и Келат, но при попытке выйти из рамок индивидуального существования, при попытке перейти к божественной жизни, включавшей в себя множество персоналий, потоков сил и даже целых миров – она теряла себя, потому что ее божественная сущность включала в себя теперь бисурит ее культа, а образ Мольвири, формируемый культом, слишком отличался от нее самой. Она ощутила себя в положении королевы, чьи министры взбунтовались, заперли королеву в башне и стали править от ее имени: со временем они даже нашли похожую на нее женщину, усадили на трон и показывали народу и придворным так, как будто бы это была настоящая королева. Из башни королеве удалось бежать и скрыться в трущобах под видом нищенки, но стоит ей объявить о себе – как ее вновь схватят и на этот раз не запрут, а казнят, как самозванку.

Стоя в погребе, Мольвири поежилась, но не от холода, исходившего от расположенных за тонкими перегородками блоков льда, а от озноба, пробравшего ее изнутри. Понимали ли ее братья, что творят, когда запирали ее в недрах Слепой Горы? В это было невозможно поверить. И все же Гайгевайс сказал: «Придет время, и ты поймешь, что мы были правы» – неужели он именно на это и рассчитывал? Но что насчет их собственных культов? Ведь прошло столько лет, и они уже могли понять, что такое количество слуг, министров и придворных делает королей и королев не только могущественными, но и абсолютно беспомощными в том случае, если вся эта масса людей вдруг перестанет им подчиняться. Или, быть может, они полагали, что с ними ничего подобного никогда не сможет произойти?

В безусловной власти бога над своими бисуритами (в естественных условиях, а не будучи насильственно изолированным от них) прежде не сомневалась и Мольвири, и это была одна из причин, побудивших ее отвергнуть идею собственного культа: она не желала безусловной власти над смертными. Но теперь она усомнилась. Если есть условия, при которых «духовное тело» бога может отказаться следовать воле своего божества, и даже противоречить этой воле, то власть ее братьев, Солнечных Князей, вовсе не была столь незыблемой, как казалось им самим. Напротив: в самой их силе заключался изъян.

Первым ее порывом было обратиться к кому-нибудь из братьев, рассказать то, что она поняла и предупредить их, но разум возобладал и она удержалась от этого шага. На ее предупреждение не обратят внимания также, как и прежде не обратили внимание на ее нежелание создавать собственный культ. Они полагают, что знают лучше нее, как нужно действовать, и, что хуже всего – Пресветлое Солнце, отец и господин богов Света, на их стороне, а не на ее.

Погруженная в свои мысли, она возвращалась назад и вздрогнула, услышав плач женщины, потерявшей последнего из своих детей. Женщина бессвязно молила всех богов, и среди прочих упоминала имя Белой Богини Мольвири. Но Мольвири не могла ей помочь. Она не могла помочь даже себе.

Глава тринадцатая

Наблюдательная башенка возвышалась над крепостью лишь самую малость; издалека же она была и вовсе незаметна, сливаясь с выступами и балконами в верхней части цитадели. Брашская крепость сама по себе была слишком огромной, чтобы имелась необходимость в наблюдательной башне, значительно превосходящей ее высотой – при желании, все необходимые наблюдения за морем и сушей можно было бы вести, оставаясь на верхних площадках Браша. Однако, в башенке находились большие подзорные трубы, а также приборы, способные улавливать колебания мирового эфира, и герцог Фарен счел это обстоятельство достаточной причиной для того, чтобы, пройдя более четверти мили по верхним площадкам замка, подняться по спиральной лестнице, примыкавшей к внутренней стороне стен наблюдательной башни, на самый ее верх. Неделю назад из Дангилаты пришло письмо, подтвержающее его право на наследство, а третьего дня состоялась церемония, во время которой Фарен и знатные люди, прежде служившие его отцу, обменялись клятвами верности. Все формальности соблюдены, он надел корону герцога, а Нардэн, муж его племянницы Ализии, также претендовавший на титул хозяина Браша, оставшись в меньшинстве, уехал в свое поместье еще до начала церемонии. Локур, муж его второй племянницы, на коронации присутствовал и клятву верности принес.

Вместе с ним наверх поднялись двое из четырех сопровождавших его рыцарей, а также Халлен эс-Халг, барон Катеор и тот молодой посыльный, из-за сообщения которого Фарен вообще забрался так высоко. Завидев герцога, капитан дозорных рявкнул на своих подчиненных, заставляя их отвлечься от подзорных труб и эфирных линз, вскочить и поклониться сюзерену.

– Возвращайтесь к работе, – отмахнулся Фарен. Вопросительно посмотрел на капитана. Капитан отогнал от самого большого телескопа одного из своих подручных, едва успевшего вернуться на привычное место и предложил герцогу взглянуть самому. Телескоп был обращен на северо-восток, Фарен знал, что ничего хорошего он там не увидит.

Море чернело от кораблей. Фарен осторожно повернул трубу, оценивая размеры флота. Корабли были и к западу от того места, которое он увидел изначально, и к востоку.

– Сколько их? – Спросил он у капитана.

– Уже насчитали более двух сотен, ваша светлость, – ответил тот. – Будет еще больше. Не все пока еще видны.

– Понятно. – Фарен поджал губы. Все в точности так, как писали шпионы. Весь королевский флот, корабли кланов и западные пираты. Ну, и конечно же, боевые ладьи Пяти Орденов. А ведь это еще не все. На Эн-Тике осталась немалая часть вражеской армии, дожидаясь, пока пустые корабли вернутся в Терано для второго рейса.

– А что с эфиром? – Спросил он, кивнув в сторону двоих звездочетов, колдовавших над эфирными линзами.

– Докладывайте! – Велел им капитан.

– Очень много чар, ваша светлость, – ответил пожилой звездочет. – Сложно разобрать. Гора и лилия, и образы зверей – это проявляется чаще всего. Но бывают, хотя и редко, также семиконечная звезда и три кинжала.

– А полумесяц? – Спросил Фарен. – Элгар должен быть там, это совершенно точно.

По понятным причинам бессмертный магистр Ордена Полумесяца беспокоил брашского герцога больше всего.

Звездочет пожал плечами.

– Полумесяца мы не видели, ваша светлость…

– Смотрите лучше. – Велел Фарен. Толку от этих наблюдателей – никакого. Все, что они ему сказали, он уже и так знал. – Это все?

Он уже поворачивался, будучи уверенным, что ничего нового не услышит, когда звездочет произнес:

– Нет. Есть еще кое-что странное, ваша светлость.

– Что же?

– Капли.

– Капли?

– Да, капли. – Звездочет показал на прибор, представлявшую собой нагретую сферу, внутри которой расплавленные куски воска принимали фантастические очертания. – Воск странно себя ведет. Он поднимается вверх, а затем льется вниз множеством капель. И от этих капель появляются дыры в том воске, что остается внизу.

Фарен несколько секунд размышлял.

– И что бы это значило? – Спросил он звездочета.

Тот вновь пожал плечами.

– Теряюсь в догадках, ваша светлость. Возможно ли, чтобы варвары готовились обрушить на нас падающие звезды? Другого объяснения у меня нет. Нужно сильное возмущение, чтобы эфир показал такую сложную картину, да еще и несколько раз… а волшебство, позволяющее обрушивать звезды, очень сильное.

– Не может быть. – Сказал Фарен. – Это волшебство под запретом со времен Стханата. Боги поставили могучих стражей стеречь пятое небо, где расположены звезды, да и сами заклятья давно забыты…

Но внутренний голос шепнул ему, что лунный бессмертный мог найти способ обойти стражей также, как ранее эти способы находили Небесные Избранники, что он мог разыскать старые заклятья или разработать новые… конечно, далеко не каждый мог этими заклятьями воспользоваться, требовалось высокое мастерство и высокий уровень Дара, но ни в мастерстве, ни в магической силе бессмертного второго поколения Фарен не сомневался. Он процедил ругательство и поспешил вниз. Браш был превосходно защищен от всех видов атак, однако прямого попадания метеорита мог и не выдержать.

Герцог приказал Халлену следовать за ним, а Катеону – вывести своих людей из цитадели и расположить их в восточном бастионе. Это противоречило тактике, о которой они договаривались ранее, Катеон начал задавать вопросы; Фарен жестом руки отмел все слова и возражения и послал барона выполнять приказ. Он сам почти бегом пересек верхние площадки Браша и добрался до лестницы, ведущей во внутреннюю Башню Лучей – место, из центра которого осуществлялось управление всей крепостью. Если смотреть сверху, своими очертаниями Браш напоминал звезду с короткими лучами или колесо с изломанным ободом; в самом центре находилась внутренняя башня – невидимая со стороны, скрытая стенами, бывшими выше нее на четверть, и внешними башнями, бывшими выше в полтора раза. Внешние башни достигали в высоту тысячи футов, стены – шестисот; однако внешние башни, будучи вынесенны далеко вперед, опирались на более низкую поверхность, чем стены и внутренняя Башня Лучей, стоявшая точно на вершине скалы, что стала основанием для крепости. И если сверху Браш напоминал колесо, то со стороны он казался исполинским пауком, усевшимся между двух высоких скал на третьей, уступавшей им в высоте, расположивший свои длинные передние ноги у прибрежных камней, вцепившийся другими ногами в свою скалу, раскинувшись бастионами по скалам справа и слева и протянув задние ноги к началу Иладейской равнины. Вдобавок ко всему, три верхних уровня крепости были подвижными: двадцать четыре чародея управляли тремя уровнями Лучей, расходящихся в восьми направлениях; а тот, кто находился во внутренней Башне, управлял всем.

Фарен отдал приказ о приведении крепости в боевую готовность еще раньше, как только посыльный из дозорной башни передал ему сообщение о приближающемся флоте; однако, подчиненным ему чародеям требовалось время, чтобы занять свои позиции – сейчас же, он надеялся, на своих местах должны были оказаться уже все и ему не потребуется тратить время, посылая солдат разыскивать опаздывающих и тащить их в узловые комнаты силком. К сожалению, он не мог быть целиком уверен в их подготовке и дисциплине – половина чародеев заболела той же хворью, что поразила и его брата: некоторые из них были еще живы, но совершенно невменяемы, другие давно умерли, третьи, кажется, шли на поправку, но все равно не могли еще управлять Лучами. Выбывших пришлось заменять дублерами, но дублеров не хватило, и пришлось привлекать старших учеников. Халлен был учеником Морхана, старшего сына герцога, а сам Морхан – дублером отца. К счастью, управлению Лучами Браша традиционно обучали всех детей правящего герцога, независимо от их числа – это делалось на случай внезапных смертей, дабы магическая цитадель никогда не оставалась без хозяина. Теперь Халлен, второй сын графа Канэра эс-Халга, стал дублером молодого герцога; Фарен подумал, что если он переживет этот набег, непременно нужно будет завести себе ученика, а лучше двух.

Он вошел в Башню Лучей, центральная часть которой представляла собой исполинскую круглую залу с терявшимся где-то далеко вверху потолком. В центре залы находилось возвышение с каменным столом с вырезанными на нем рунами, в центре же стола, на две трети утопая в камне, покоилась светящаяся хрустальная сфера с перемещающимися внутри нее тенями и сияющими бликами. Фарен поднялся на возвышение и положил руки на сферу; Халлен молча занял место за его левым плечом – в его задачи входило оттащить герцога от сферы и самому занять его место в случае, если Фарен, переоценив свои силы, потеряет сознание и упадет на стол: если этого не сделать, центральный узел Башни Лучей просто убьет командующего, и довольно быстро.

Фарен почувствовал, как его Тэннак соединяется с Тэннаком Браша – этот процесс напоминал сразу и растворение плошки воды в полной почти до краев бочке, и всадника, оседлавшего норовистого жеребца. Крепость стала его телом, камни – его мясом, проемы – артериями, пустые залы – легкими, башни – конечностям, а расходящимся от центра Лучам в человеческом теле не было соответствий. Вдали от себя, на второстепенных узлах Лучей Фарен ощутил присутствие двадцати четырех чародеев – все были на месте, напряженные, собранные и готовые к бою. Крепость, выстроенная по правилам дежьёна Камней и Проемов, собирала их силы воедино и умножала их во сто крат; Фарену оставалось лишь надеяться, что этого хватит, чтобы одолеть бессмертного и лидеров других Орденов.

Он сотворил заклятье виденья, посылая импульсы по одним Лучам и не касаясь других, пользуясь Тэннаком Браша и своим собственным, воспринимая прочих чародеев сразу и в качестве членов своего огромного тела, и в качестве отдельных сознаний, способных как выполнить приказ, так и воспротивиться ему; кроме того, от их мастерства и пристрастий зависело то, как именно приказ будет выполнен. Когда-то, когда он только начинал учиться управлять крепостью и отец описал ему взаимоотношения между командующим и баннеретами Лучей, Фарен подумал, что схожие чувства, вероятно, испытывает каждое из Светил, чьи энергии-Князья, наделенные разумом и волей, могли как проявлять покорность, так и поднимать мятежи, и даже в том случае, если они следовали воле Светила, их поведение могло быть чрезвычайно своеобразным.

Вот и сейчас каждый из тех, кого задействовал Фарен в этом заклятьи, выполнил свою часть работы по-своему – некоторые лучше, другие хуже, а некоторые добавили к заклятью такие свойства, которых Фарен в первоначальном варианте не предполагал. Его восприятие и восприятие его подчиненных увеличилось взрывообразно – теперь Браш остался где-то внизу, а Фарен видел перед собой море, смотря на него с разных ракурсов и сторон, часть его «глаз» даже погрузилась в воду и наблюдала за происходящим на глубине от десяти до пятидесяти футов. Он увидел и флот, хотя и смутно – часть кораблей, хорошо укрытая чарами, как бы ускользала от его взора. Но это было неважно – он знал, где приблизительно они находятся, и этого было достаточно.

«Возможно, они собираются сбить с неба звезду и обрушить ее на нас, – беззвучно сказал Фарен своим помощникам. – Поэтому прежде, чем атаковать, нам следует позаботиться о защите».

Баннереты Лучей откликнулись на его команду и три верхних уровня Браша пришли в движение. Послышался лязг металла, грохот и гул. Часть нижних и средних Лучей поднялась наверх, некоторые верхние, наоборот, опустились. В качестве основных стихий для творимого заклятья Фарен выбрал Землю и Воздух, кто-то из его помощников добавил Огонь и Воду для того, чтобы усмирить пламя, которое принесет с собой звезда – в идеале, впрочем, огонь и не должен был достигнуть крепости: звезда врежется в магический щит, в котором соединялись свойства воздуха и земли, и пламя растечется по нему, а частицы звезды упадут по сторонам от крепости, но не на нее.

После того, как щит был закончен, Фарен вновь обратил внимание на вражеский флот – корабли еще немного приблизились и уже можно было не опасаться, что заклятье ослабнет из-за большого расстояния. Фарен отдал приказ, и части Браша вновь пришли в движение. Теперь нижние Лучи опустились, вернувшись на свои места; средний подвижный уровень, поворачиваясь влево, сместился на четверть оборота, часть его Лучей немного поднялась, другие опустились; Лучи верхнего уровня также изменили положение.

Подул северо-западный ветер, небо потемнело, сгустились тучи. На море началось волнение, возраставшее вместе с движением кистей рук Фарена, легко покачивавшихся у хрустальной сферы, то нажимая на нее, то чуть отстраняясь. Он собирался устроить адскую бурю – такую, чтобы пенные валы поднялись выше гор и погребли под собой вражеский флот; однако очень скоро ощутил сопротивление. Чародеи Ордена Свинцовой Горы делали волны тяжелыми и непослушными, заставляя море успокоится, чародеи Лилии пытались вмешаться в работу Фареновского заклятья. Фарен побеждал: равный по силе и мастерству любому из магистров, кроме бессмертного Элгара, он находился в несравненно более выгодном положении, а мощь, даваемая ему Брашем, была слишком огромна, чтобы ей мог противостоять даже магический Орден, собранный воедино.

Изначально он и не предполагал, что Ордена осмелятся идти прямо к Брашу: хотя ни разу еще крепость не использовалась на всю мощь, попытки взять ее случались и ранее, и ничем хорошим для атакующих они не заканчивались. Фарен думал, что Ордена решат высадится восточнее, попытаются блокировать крепость с суши, и далее либо сразу двинутся вглубь страны, либо пришлют сюда отряд Крылатых Теней с тем, чтобы Тени незаметно проникли в крепость, перебили охрану и захватили внутреннюю башню – во всяком случае, он бы поступил именно так. Но Ордена решили атаковать в лоб, и теперь, сметая их жалкие потуги противостоять мощи колдовской цитадели, он поражался тому, насколько Ордена оказались уязвимы и насколько легко он может уничтожить сейчас сразу два Ордена – не говоря уже о сопровождавших их пиратах и воинов варварских кланов… он почти уверился в том, что все закончится легко и просто, когда что-то вдруг изменилось. В действие его магии вмешалась сила более высокого порядка – властно и всеобъемлюще она подчинила себе Воду и Воздух, и заклятье, созданное Фареном, потеряло всякое значение. Лучи Браша продолжали работать, энергия уходила в воду и в небеса, но заклятье больше не встречало отклика: волны и ветер целиком покорились иной силе, гораздо более могущественной. Точное местоположение источника этой силы Фарен не мог определить, но не сомневался, что она пришла с того корабля, на котором плыл бессмертный. Удручало то, что не было даже борьбы, какого-либо противостояния: Элгар просто отнял у него власть над морской стихией, и Фарен, сколько не пытался, не мог вернуть себе хотя бы часть этой власти.