Текст книги "Владыка ядов"

– Я уничтожу эту Школу, – произнес Лицемер, и слово его прозвучало как приговор.

– А что насчет пути меча? – Спросил я. – Как он возник, тебе известно?

– Тем же способом. Для меча они использовали силу Гедкая Оружейника. Значительная ее часть была отделена от Гедкая также, как в свое время это было проделано с нашим братом.

Я помнил Гедкая. Когда-то он, как и я, входил в число заговорщиков, желавших отодвинуть Изначальных от власти. Он был Лунным Князем, возможно – лучших из тех, кого породила Серебряная. После поражения наши пути разошлись. Каждый вернулся в свой лагерь и все стало так, как есть…

– Почему его сила оказалась отделена?

– Слишком упорно сопротивлялся заточению в лоне своей Прародительницы. – Ответил Истязатель. – Слишком хорош в бою, слишком искусен. Он представлял угрозу. Поэтому, когда Солнечные нанесли удар по Серебряной и ее детям, всех, кто мог оказаться опасен, они расчленили или искалечили. Живые алмазы некоторых из них были брошены в Озеро Грез, но лишь немногих – чем больше Князей удалялось таким образом с поля игры, тем активнее становилось само Озеро. Никто не знал, к чему в конце концов все это может привести. Поэтому ограничились расчленением сил и заточением. А мои неверные дети нашли часть Гедкая и превратили эту часть в новый путь бессмертия. Так рук, означающих низшие виды бессмертия, у Картваила стало три. Полагаю, их могло бы появиться и больше. Скорее всего, для любого Князя при определенных условиях и большом везении можно найти рецепт, который позволит использовать эссенцию его силы для обретения бессмертия, и, таким образом, создать новый путь в Сферах Анка.

– Тогда можно лишь удивляться, что до сих пор они нашли только два пути помимо тех, что существовали прежде, – заметил я.

– Это действительно нелегко сделать. Нужна удача, достаточное количество нашей силы, высокое мастерство…

– Да и само бессмертие они воспринимают как поражение, – напомнил мне Лицемер.

Я кивнул.

– Наверное, так. Но я подозреваю, с тех пор они очень желают получить в свои руки эссенцию силы одного из Солнечных.

– Для чего? – Спросил Лицемер.

– Я – Владыка ядов. Я был одним из тех, кто стоял у истоков самого искусства духовной алхимии – в его темной ипостаси. Поэтому я хорошо понимаю дух и логику тех, кто практикует это искусство. Наверняка у них остались ингредиенты и от твоей силы, мой брат, и от силы Гедкая. Если они получат ингредиент от силы Солнечного Князя, то могут попробовать создать универсальное зелье, в котором соединятся ингредиенты от сил всех божественных родов. По крайней мере, будь я на их месте, я бы попробовал. И невозможно даже и представить себе, что тогда произойдет.

Глава шестая

Ежик сердился, фыркал и ощетинивался колючками, когда девочка по имени Дийпи тыкала в него палкой. Дийпи загнала ежа в узкое пространство между корнями деревьев, откуда ему было не сбежать, и наслаждалась своей властью, забавным поведением ежа и собственным испугом, когда еж фыркал или шипел особенно угрожающе. Два раза он чуть ее не укусил… по крайней мере, ей так казалось.

Она не услышала шагов – женщина, которая подошла к Дийпи, была босой и ступала легко. Девочка заметила ее лишь когда та оказалась совсем рядом, остановилась и чуть наклонилась вперед, разглядывая Дийпи и ежа. Дийпи узнала ее: это была жена рыцаря Эдрика, которого герцог Гэйбар сделал военным инструктором. В замке все только и говорили, что об этой дикарке.

Мольвири несколько секунд разглядывала ежа.

– Ему не нравится то, что ты делаешь, – сообщила она девочке.

– Знаю, – Дийпи ожесточенно ткнула зверюшку еще раз. – Пусть помучается…

– Тебе нравится его мучить?

Дийпи с опаской поглядела на странную женщину. Обычно за этим вопросом следовала порка или оплеуха. Месяц назад, таская ее за волосы и отвешивая тумаков, мать с дюжину раз повторила «Нравится?», прежде чем отпустила Дийпи. Девочка ненавидела мать. Почему та вымещала зло на ней? При отце она и пикнуть не смела. И что такого сделала Дийпи? Подумаешь, сбросила беременную кошку со стены замка!.. Кошка расшиблась и так смешно пыталась ползти… Дийпи была в центре внимания, а мальчишки, на глазах которых она проделала все это, смотрели на нее опасливо и удивленно. Не надо было им ничего показывать. Кто-то из них донес взрослым, а те рассказали матери, и тут началось то, что начиналось всегда, когда Дийпи делала кому-то больно…

Она ждала подвоха, но подвоха не было. Женщина спрашивала без осуждения, и не было чувства, что после ответа Дийпи – каким бы он ни был – Мальварин ударит ее или нажалуется матери.

– Ага, – кивнула Дийпи. Неужели она, неожиданно для себя, нашла товарища по играм? Мальчишки слабаки, но если эта женщина понимает ее, они смогут весело провести время.

Мольвири прикоснулась к руке ребенка.

– Это ненастоящая ты. – Негромко произнесла она.

Дийпи испытала странные чувства. Мир как будто стал больше и глубже. Миропорядок, в котором ее отец избивал мать, а мать жестоко наказывала ее за любую оплошность, а иногда и без всякой причины; миропорядок, частью которого она должна была стать и уже становилась – перестал иметь прежнее значение. Теперь этот миропорядок казался не чем-то естественным и единственно возможным, а темным углом, из которого ее вывели на свет; Дийпи почувствовала себя так, как будто жила среди мусора и грязи, но поднялась волна и смыла весь мусор, оставив ее на чистом и тихом островке, а следом за волной налетел ветер, принесший на смену привычной вони запахи моря, запахи цветов и трав…

Дийпи пораженно смотрела на странную женщину. Мольвири села на корточки рядом с ней и протянула к ежику руку. Тот обнюхал ее пальцы, а затем залез на протянутую ладонь. Мольвири переместила руку так, словно хотела показать ежика Дийпи. Или девочку – ежику. Но ежик смотреть на Дийпи отказывался: богиня ему нравилась намного больше. Мольвири попыталась повернуть его мордочку в другую сторону, но безуспешно.

– Прости меня, – сказала Дийпи зверюшке, чувствуя себя немного глупо.

Ежик никак не подал виду, что ее услышал. Мольвири опустила руку и аккуратно спихнула животное на землю. Ежик некоторое время побродил рядом, а затем скрылся в траве.

Дийпи переполняли чувства, которые хотелось бы как-нибудь выразить.

– Как было бы хорошо, если бы в мире не было никакого зла! – Сказала она.

– Да. Но так не будет.

– Почему?

Мольвири замешкалась с ответом. Конечно, можно было бы сослаться на Темных Князей, являвшихся рассадниками зла, но ведь дело не только в них. Слишком многих устраивало текущее положение вещей. Даже ее отец, блистающий и всемогущий Изначальный, изменился… Тьма оттеняла его великолепие, наличие побежденных демонов делало его победителем, зло становилось антитезой, благодаря которой появлялось понимание того, что есть его противположность, добро.

«Я рассуждаю как Эдрик», – вдруг подумала Мольвири. – «Он слишком сильно на меня влияет…»

– Не знаю, – произнесла она вслух, обращаясь к девочке. – Так все сложилось с самого начала и продолжает складываться. Я не вижу силы, которая могла бы преобразить мир, сделать его иным.

Дийпи смотрела на нее и молчала. При всем обаянии женщины поверить ее словам было трудно, потому что сила, существование которой отрицала женщина, все же была, и ее действие девочка на себе только что испытала.

* * *

– Эй!.. – Эдрик легонько коснулся ее плеча. – Ты не спишь?

– Я богиня, – ответила Мольвири, протирая глаза и садясь на кровати. – Боги не спят.

Взгляд Эдрика стал ироничным.

– И для чего же боги бормочут что-то бессвязное и мечутся по кровати?

Мольвири недовольно посмотрела на него, потом перевела взгляд на окно. За окном была ночь, шумел ветер и пели цикады. В это время суток они либо разговаривали, либо читали, либо гуляли по замку и окресностям. Но иногда они не делали ни того, ни другого, ни третьего: Мольвири лежала или сидела на кровати, поглощенная своими мыслями или воспоминаниями, а Эдрик медитировал, сидя на коврике в углу комнаты.

– Может быть, это и был сон, – неохотно признала она. – Но не мой. Я видела страшные вещи. Остывающие миры. Погасшее Солнце. Бесконечные безжизненные ледяные равнины. Мир казался раненым зверем, из которого вытекала жизнь. Я бы хотела вылечить его, но не могла…

– Хм. Похоже, это был не сон, а кошмар. Я был прав, разбудив тебя.

– Мне кажется, я подсмотрела чей-то чужой кошмар. Но теперь он стал и моим. – Тихо пожаловалась Мольвири.

– Ты слишком много думаешь о Последышах, – уничижительное прозвище, данное людьми девяти проклятым Князьям, из уст Эдрика прозвучало особенно пренебрежительно. – Вот и видишь всякую муть.

– А если это правда?

– Послушай, люди за свою жизнь видят множество снов. – Он сел на кровать рядом с ней. – Если бы мы придавали значение каждому из них, мы бы уже сошли с ума.

– Богам не нужно спать, – сказала она сердито. – Но что такое сны, я знаю. Я видела множество снов, пока лежала под Слепой Горой.

– Ну вот и не нужно беспокоится еще об одном.

– Это другой сон.

– Другой?

Мольвири кивнула. Золотистые кудри упали вниз, почти скрыв ее лицо, а затем она тряхнула головой, откидывая их в стороны.

– Чем он отличается?

– Сны не требуют сил, – сказала она. – А я чувствовала, что человек, который его видит, напряжен. Сон забирал у него много сил. Но он был готов их отдать, как будто бы он хотел видеть этот кошмар… – Она помолчала. – Нет, не так. Ему не нравилось то, что он видит. Но он хотел видеть.

Эдрик покачал головой.

– Очень загадочно звучит. А что это был за человек?

– Не знаю.

– Он где-то здесь, в замке?

– Не знаю.

– Ну хоть что-то ты можешь о нем сказать?… Это мужчина или женщина?… Возраст? Настрой, характер?

Мольвири долго молчала.

– Я думаю, это женщина. И мне кажется… она не стара. По крайней мере, ее душа не стара. О ее характере я ничего не могу сказать. Она была как зеркало, в которое, когда смотришь – не видишь материала, из которого оно сделано, а видишь только собственное отражение.

Взгляд Эдрика перестал быть расслабленным. «Если это одна из настоятельниц… если они обнаружили Мольвири…» – бессмертный скривил губы. Такого поворота событий он желал меньше всего.

Он мягко сжал плечо девушки, постаравшись не напугать ее и ничего ей не повредить. Просто хотел приободрить.

– Если… если увидишь кого-то странного… или поймешь, что происходит что-то странное… дай мне знать.

Эдрику не хотелось убивать настоятельниц, но если они действительно тут, иного способа защитить богиню он не видел. Будучи тел-ан-алатритом, никаких чувств вроде «я воспитан Школой, поэтому я должен блюсти интересы нашей организации, а не свои личные» он не испытывал. Большинство людей находит смысл жизни, растворяя личное начало в групповом: «мой клан», «моя страна», «моя религия»; некоторые доводят это растворение до логического финала, становясь безумными патриотами или религиозными фанатиками – но Школа в процессе воспитания нового ученика делала все, чтобы растворения личного в общем не происходило. Даже в отношении самой Школы.

– Но ведь тут все странное, – пожаловалась Мольвири тоном потерянного ребенка.

Эдрик легонько провел тыльной стороной пальцев по ее щеке. Она не уклонилась, а наоборот – потерлась щекой о его руку, словно ласкающаяся кошка. При первой встрече он показался ей холодным и бесчувственным, но сейчас она ощущала исходившее от него тепло. Тепло было слабым и едва заметным, но главное было в том, что это тепло было чистым. На фоне людей, души которых казались ей грязными и мутными (ей удавалось очистить их в какой-то мере, но в полной мере – ни разу), душа Эдрика была чистой и свежей, как и его тело. Мольвири вдохнула запах его кожи, смешанный с запахом Шэ и Тэннака, и позволила поцеловать себя и увлечь на постель.

Они долго любили друг друга, и то, что прежде казалось Мольвири духовной грязью и нечистотой, обернулось чистой, пронзительной чувственностью, лишенной какого-либо порока. Они измучили друг друга и лишь когда совсем рассвело, и слуга осторожно постучал в дверь, зовя рыцаря Эдрика и леди Мальварин пожаловать к завтраку за герцогским столом – лишь тогда они прекратили любовную игру и, утомленные, замерли на кровати – Эдрик слева, Мольвири справа – держась за руки и глядя друг другу в глаза.

Мольвири слабо улыбнулась.

– Хелах был прав, – тихо проговорила она.

– В чем именно?

Ее улыбка стала шире, а на щеках появились ямочки.

– Во всем.

* * *

Юми Химей прибыла в замок Айдеф во второй половине дня, проехав большую часть дороги от порта на крестьянских телегах, останавливаясь во всех поселках, рассказывая истории и подкрепляя свои рассказы ударами медных тарелок друг о друга в особо драматических местах. Химей – впрочем, как и любую другую взрослую юми – можно было бы легко спутать с ребенком десяти-двенадцати лет, если бы не пушистый серый хвост с черными полосками и белым кончиком, и не симпатичные (и столь же пушистые) заостренные ушки с кисточками, делавшие юми похожей на полупревратившуюся в человека огромную белку. За плечами Химей находилась котомка с разнообразным миниатюрным барахлом, а правой рукой она сжимала посох немногим длиннее ее самой, украшенный разноцветными лентами, в которые были вшиты крошечные колокольчики. Три основных чувства, которые юми постоянно испытывают на протяжении своей жизни – озорство, удивление и любопытство – пребывали в гармонии и уравновешивали друг друга. Химей была обута в красивые замшевые сапожки с застежками, носила пышные желтые шаровары, белую сорочку, жилетку с завязочками и зеленую куртку. Еще имелся непромокаемый плащ, но поскольку погода стояла ясная и теплая, плащ Химей свернула и прикрепила к котомке.

Стражник Нэб на воротах Айдефа задержал ее. Не далее как вчера молодому стражнику хорошенько намылили шею за то, что он пропустил каких-то бродяг, и пригрозили лишить жалования, если оплошность повторится – и вот теперь он исполнял свои обязанности тщательно, даже слишком.

– Куда? – Спросил Нэб, заступая юми дорогу.

– Туда! – Химей показала вперед и попыталась обойти стражника.

– С какой целью? – Он опять встал на пути. – Ты к кому?

Юми недовольно посмотрела на стражника.

– Тебя что, не предупредили?

– О чем? – Взгляд Нэба сделался недоуменным.

– О Таинственных Событиях, о которых нельзя говорить.

– О каких еще событиях?!

– Ты что, не слышишь меня? – Юми недовольно притопнула ножкой. – Об этих событиях нельзя говорить!

Стражник опешил.

– Что за ерунда?

– Не ерунда, а Секретное Послание, – заговорщическим шепотом сообщила юми. – Те, Кто Знает Что-к-Чему, меня уже ждут. И они не будут довольны тобой за эту задержку!

– Какое еще послание?!

– Секретное!

– Пропусти ее, Нэб. – Пряча улыбку в густых усах, велел сержант Рейдаф. – Это же юми. Она тебе сейчас столько лапши на уши повесит – потом год снимать будешь.

Гордо задрав подбородок, Химей обошла Нэба и вступила в замок Айдеф. Весть о ее появлении распространилась мгновенно. Дети высыпали во двор, женщины отвлеклись от работы и прильнули к окнам, и даже мужчины нет-нет да поглядывали на юми, посетившую замок. Многим хотелось погладить ее или хотя бы прикоснуться, но они не решались, ибо Химей имела вид неприступный и гордый.

Когда достаточное, по мнению Химей, количество любопытных детей собралось во дворе, она совершила театральный взмах посохом и легко вскочила на пустую бочку, которую заранее приметила.

– Я расскажу вам Удивительную Историю, – заговорщическим тоном сообщила юми людям, окружившим ее полукругом. – Эту историю слышали до сих пор лишь Немногие Избранные, но они не расскажут о ней никому! Хотите ли вы узнать эту историю?

– Даааа! Хотим! Хотим-хотим! – Немедленно закричали дети и юми в ответ на их крики важно наклонила голову, как бы принимая во внимание их согласие.

– А почему те, кто слышал, о ней никому не расскажут? – Крикнул Зеган Целиенот, сын одного из вассалов Гэйбара. – Они что, умерли?

Вопрос погрузил двор замка в напряженное молчание.

– Нет! – Решительно отвергла юми эту версию. – Они не расскажут, потому что понимают ее Значение. Ведь эта история не для Профанов, а лишь для тех, кто Готов.

Сообщив это, юми выдержала долгую напряженную паузу.

– Рассказывай! – Закричали дети со всех сторон.

Юми сделала витиеватый жест свободной рукой, после чего легко и изящно повернулась вокруг своей оси, приподнявшись на носке левой ноги.

– Эта история началась на Далеком Острове, – заговорила она, понизив голос и тем самым заставив всех подвинуться ближе и внимательнее прислушиваться к ее словам. – Остров был удивительно красив. Там имелись горы, и речки, и долина в центре, и разные грушевые, и яблочные, и персиковые и всякие другие деревья. А в центре этой долины находился старый храм, увитый плющом. Храм был посвящен Беззаботному Богу Кубоду. О храме заботился небольшой, но дружный клан юми, а подношения приносили люди, жившие в деревне на берегу. Но потом люди ушли, и храм пришел в запустение, как и сады, окружавшие его. Поначалу юми поддерживали порядок, но со временем их становилось все меньше и меньше… – Во время короткой паузы Химей внимательно и строго оглядела зрителей, как бы взвешивая еще раз, достойны ли те услышать ее таинственную историю. – И вот, настал день, когда их осталось совсем мало. И все они были очень печальные и грустные от того, что храм запустел и скоро, по всей видимости, не останется уже никого, кто смог бы в нем убираться. И тогда одна из юми – самая красивая, самая отважная, самая юная из них, вообще самая лучшая, – Химей поправила прическу и покрутила хвостом, нежась от мысли, какая хорошая эта юми, – обратилась к Кубоду с просьбой сделать что-нибудь такое, чтобы все опять стало радостным и беззаботным. Бог ей ничего не ответил, но когда, устав от горячей молитвы, юми заснула у алтаря, ей приснился Вещий Сон… – Химей опять оглядела слушателей, выдержав на этот раз более долгую паузу. – В этом сне маленькой хрупкой юми открылось ее Особенное Предназначение. На следующий день наша героиня собрала котомку, – Химей продемонстрировала всем свою котомку, – взяла свой любимый посох, – Химей ловко покрутила посохом в воздухе, – и отправилась в путь. Ее подстерегало множество Скрытых Опасностей и Непредвиденных Трудностей, – в голосе Химей появились суровые нотки. – Но она все преодолевала, движимая верой в свою особенную миссию. Когда она терялась в незнакомых местах, то упорно продолжала идти вперед и в конце концов находила дорогу! Когда на нее нападали враги, она не отступала, а поражала их всех ударами своего посоха! – Химей выполнила несколько акробатических трюков, нанося посохом внезапные и быстрые удары по всем сторонам света. – Но с каждым днем наша отважная героиня, несмотря на все свое упорство и волю, постепенно слабела. А все потому, что юми – особый народ, который не ест что попало. Чтобы поддерживать духовные и телесные силы, юми должны кушать орешки и конфеты, преподнесенные в дар с чистым сердцем. Но откуда, в этих тяжелых скитаниях, могли появится подношения у нашей маленькой юми? Ее запасы медленно, но верно таяли… – Голос Химей предательски дрогнул, а глаза увлажнились. – И перспектива умереть голодной смертью день ото дня становилась все ближе. И вот, уже совсем ослабнув, она решила сойти с корабля на какой-нибудь остров, чтобы найти нескольких людей, которым можно было бы поведать эту печальную историю. Наша юми была слишком горда, чтобы просить их о чем-либо, и хотела только рассказать о случившемся и о своей Особой Миссии, которую она – увы! – так и не смогла исполнить…

На этих словах, произносимых угасающим голосом, Химей, держась обеими руками за посох, стала сползать вниз – сначала опустилась на колени, как бы все еще борясь со смертью, затем, сдаваясь, легла на бок, свесив с одной стороны бочки пушистый хвост, а с другой – голову с не менее пушистыми ушками. Ошеломленные дети наблюдали за ней, раскрыв рты. На несколько секунд во дворе повисла абсолютная тишина…

– А в чем заключалась ее миссия? – Зеган пожалел о том, что открыл рот раньше, чем закончил фразу. На него, посмевшего вопросом нарушить трагедию, стали возмущенно оглядываться. На лицах девочек читалось особенное недовольство: «вот же грубиян! Ничего он не понимает!» Зеган покраснел.

– Об этом повествует вторая часть истории, – слабо прошептала Химей, приоткрывая один глаз. – Но увы… кажется, эта история уже никогда и никому не будет рассказана… Если только не отыщется кто-то, достаточно бескорыстный, кто подарит одинокой, умирающей юми немного орехов и конфет… Но нет, нет! Надеяться на это в свой последний день было бы слишком наивно…

Не успела она – одними губами – закончить последнюю фразу, как двор будто взорвался. Дети очнулись и поняли, что могут спасти несчастную. Часть ребятни бросилась к мажордомам – выпрашивать ключи от амбаров, другие побежали на кухню, третьи стали требовать от матерей, теток и бабок оказания немедленной помощи в благородном деле добывания той единственной пищи, которая могла вернуть к жизни умирающую. Некоторые женщины прониклись, и отправились за сладким вместе с детьми, другие, более циничные и немного знакомые с юми, пытались образумить детей, но те ничего не хотели слушать – скандалили, плакали, ныли и всеми другими способами старались побудить взрослых сделать хоть что-нибудь.

Вскоре начали появляться первые дары. Дети несли мешочки с орехами, леденцы, карамельки и пирожные. Химей оживилась, села на бочку, слопала пару пирожных, а остальные начала упаковывать в котомку. Леденцы и карамель отправились туда же. Орешки она распихала по внутренним и боковым карманам курточки. Некоторые дети видели, что карманы Химей и без того буквально забиты различными орехами, но впечатление от ее рассказа было настолько сильно, что этому обстоятельству никто не придал значения.

Дети все еще продолжали нести подарки, когда к бочке подошел пожилой мужчина с изрядной проседью в волосах.

– Уважаемая юми, – сказал он, слегка поклонившись. – Мой господин, герцог Гэйбар, узнав о вашем появлении, пожелал видеть вас сегодня за трапезой: он послал меня сказать, что надеется, что вы примите его приглашение и порадуете всех, кто будет присутствовать, какой-нибудь занимательной историей.

Химей спрыгнула с бочки и оценивающе посмотрела на слугу, как будто размышляя, принимать ей приглашение или нет. Наконец с важным видом она кивнула и была уведена мужчиной в центральное здание под разочарованное мычание собравшихся во дворе ребятишек.

Однако, юми не была бы сама собой, если бы просто ушла. На пол-пути она развернулась и с таинственным видом приложила палец к губам.

– История еще не закончена! – Прошептала она заговорщическим тоном, после чего скрылась из виду, оставив своих заинтригованных слушателей обсуждать: чтобы это все значило, какое место в ее истории занимает замок Айдеф и на что она намекала своей последней репликой.

Эдрик и Мольвири стояли у открытого окна, выходившего во двор. Лучший, чем у простых смертных, слух позволял им слышать рассказ Химей, не спускаясь вниз.

– Поразительный талант, – констатировал Эдрик. – Накрутить целый эпос на сообщение о том, что она приплыла со своего острова на наш и по дороге немного проголодалась.

– А как же ее миссия? – Нахмурилась Мольвири.

– Миссия?! – Эдрик засмеялся. – Она, наверное, еще даже не успела придумать, в чем же состоит эта самая «миссия».